Электронная библиотека диссертаций и авторефератов России
dslib.net
Библиотека диссертаций
Навигация
Каталог диссертаций России
Англоязычные диссертации
Диссертации бесплатно
Предстоящие защиты
Рецензии на автореферат
Отчисления авторам
Мой кабинет
Заказы: забрать, оплатить
Мой личный счет
Мой профиль
Мой авторский профиль
Подписки на рассылки



расширенный поиск

Религиозный фактор современного политического процесса Станкевич, Галина Викторовна

Религиозный фактор современного политического процесса
<
Религиозный фактор современного политического процесса Религиозный фактор современного политического процесса Религиозный фактор современного политического процесса Религиозный фактор современного политического процесса Религиозный фактор современного политического процесса Религиозный фактор современного политического процесса Религиозный фактор современного политического процесса Религиозный фактор современного политического процесса Религиозный фактор современного политического процесса Религиозный фактор современного политического процесса Религиозный фактор современного политического процесса Религиозный фактор современного политического процесса Религиозный фактор современного политического процесса Религиозный фактор современного политического процесса Религиозный фактор современного политического процесса
>

Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Автореферат - бесплатно, доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Станкевич, Галина Викторовна. Религиозный фактор современного политического процесса : диссертация ... доктора политических наук : 23.00.02 / Станкевич Галина Викторовна; [Место защиты: Пятигорский государственный лингвистический университет].- Пятигорск, 2012.- 417 с.: ил. РГБ ОД, 71 13-23/13

Содержание к диссертации

Введение

ГЛАВА I. Политизация религии: теория и методология исследования проблемы 27

1.1. Политизация религии: понятие, сущность 27

1.2. Религиозный фактор современного политического процесса как отражение модернизационных волн 43

1.3. Религиозная составляющая динамических процессов современного политического пространства 70

ГЛАВА II. Религия в политическом процессе стран традиционного и мусульманского востока

2.1. Религиозный фактор в восточном политическом процессе 96

2.2. Религия как актор политического процесса в странах традиционного Востока

2.3. «Исламский мир» как актор современной политики 131

ГЛАВА III. Религиозный фактор в структуре западных политий: институциональный и неинституциональный аспекты анализа 169

3.1 .«Религиозный ренессанс» в контексте западных политических практик

3.2. Западноевропейский ислам: региональные измерения исламского фактора в политической жизни Европейского Союза 195

ГЛАВА IV. Религиозный фактор современного российского политического процесса

4.1. Христианство в политической жизни современного российского общества 212

4.2. Ислам в структуре политической жизни современной России 239

4.3. Буддизм в контексте российского политического процесса 268

Заключение

Введение к работе

Актуальность проблемы диссертационного исследования определяется тем, что в ситуации социально-экономической неустойчивости, политической нестабильности, вызванной трансформационными процессами во всех сферах жизни современного общества, актуальным становится поиск и политологический анализ факторов, несущих в себе как дестабилизирующий, так и стабилизирующий эффект. К таковым факторам автор относит конфессиональный.

В ХХ веке, когда религия начинает стремительно сокращать свое влияние на жизнь людей, по крайней мере, в странах Западной Европы и в странах социалистического лагеря, тем не менее, связь между политической и религиозной сферами не утрачивадась. Более того, в конце двадцатого столетия стал наблюдаться так называемый «религиозный ренессанс». Связь политики с религией заметно усилилась как в тех странах, где позиции религии никогда не ослабевали (в странах «исламского мира» или буддизма), так и в тех, в которых положение религии было в той или иной степени подорвано (в первую очередь, в постсоциалистических странах, в том числе в России). Выявление причин «религиозного ренессанса» и политизации религии актуализируют тему диссертационного исследования.

Религиозный фактор, взаимодействуя с политическим процессом, выступает катализатором как стабилизации политического пространства, так и его дестабилизации. Выявление механизмов и технологий политизации религии с целью выработки мер по обеспечению социальной и государственной безопасности так же актуализирует тему исследования.

Приведенная аргументация позволяет говорить о теоретической и практической значимости диссертационного исследования и считать проблему выявления роли и места религиозного фактора в современном политическом процессе актуальной.

Степень научной разработанности проблемы. В работах М.В. Данилова, А.В. Митрофанова, А.Н. Савельева, А.Л. Стризое, К. Шмитта и др. можно найти идеи о соотношении политического и неполитического, об их взаимном влиянии как в плане реальной политической жизни, так и в сфере специальных научных исследований.

Феномен религии, сущность религиозного фактора с философской точки зрения рассматривались Ф. Вольтером, Г. Гегелем, Т. Гоббсом, И. Кантом, К. Марксом, Л. Фейербахом, Ф. Энгельсом. В России эти проблемы стали специально изучаться К.С. Аксаковым, Н.А. Бердяевым, С.Н. Булгаковым, В.С. Соловьевым, С.Л. Франк, А.С. Хомяковым. Со второй половины ХХ века до начала XXI века феномен религии изучался Л.А. Воловой, В.И. Гараджой, М.П. Мчедловым, Н.П. Медведевым, Е.С. Токаревым, И.Н. Яблоковым.

В трудах М. Вебера, Э. Гиденса, Э. Дюркгейма, П. Козловски, Л. Леви-Брюля, Т. Парсонса, Э. Тайлора, З. Фрейда, М. Элиаде, К. Юнга рассмотрены социологические, этнографические и культурологические аспекты религиозного фактора социальной и политический жизни.

Проблемы секуляризации и политические аспекты данного процесса рассматривались П. Албрехтом, В. Гараджой, Х. Коксом, В. Мартьяновым, Ю. Нисневичем, Л. Паем, Ю. Хабермасом, Ж. Эллюлем.

Теоретические исследования генезиса, роли и места религиозного фактора в политической жизни представлены в трудах В.Н. Белогорцева, Ю.Г. Волкова, К.Г. Гусаевой, И.Г. Каргиной, А.А.Красикова, С.Д. Лебедева, А.В. Логинова, Р.А. Лопаткина, М.М. Мчедловой, М.П. Мчедлова, А.А. Нуруллаева, Ал.А. Нуруллаева, Д.В. Поспеловского, Н.Н. Поташинской, Е.Н. Руткевич, Ю.Ю. Синелиной, А.Н. Ситникова, Т.С. Саидбаева, Я.И. Соломатина, Ж.Т. Тощенко, Д.Е. Фурмана, С.Б. Филатова, Е.А. Филипповой, О.Н.Четвериковой, О.А. Шмаковой.

Проблемы политической религии изучены Э. Фёгелином, Ван дер Веером, Х. Линцем, Х. Майером, А.В. Митрофановой, Н.А. Ковальским.

Среди зарубежных работ, посвященных рассмотрению общих вопросов взаимовлияния религии и политики, отметим исследования Э. Абрахамяна, П. Бергера, И. Валлерстайна, Ж.-П. Виллиам, Б. Дюрье, Ж.-И. Кальвеза, Х. Казанова, П. Капель, Н.Р. Кедци, А. Побста, Д. Сюро, Ф. Фукуямы, С. Хантингтона, Ю. Хабермаса, П. Хилса, Ш. Эйзенштадта, М. Юргенсмейера и др.

В свою очередь, Ф. Петито, С. Сандлер, Д. Фокс, Х. Хатцопоулос доказывали, что религиозные акторы в политике можно спокойно игнорировать вследствие их коллективной неопределенности.

Особый интерес представляют работы М.П. Мчедлова, в течение многих лет проводившего мониторинг религиозной ситуации в стране и давшего подробный анализ религиозной идентичности. Труды З.А. Жаде, М.М. Мчедловой, С.А. Ляушева посвящены политическому анализу проблем религиозной идентичности.

Российские ученые Ю.И. Авдеев, С.А. Баранов, С.А. Горбунова, А.В. Дмитриев, А.В. Журавский, М.Ю. Зеленков, З.Л. Коган, А.Г. Залужный, А.А. Красиков, А.И. Кудрявцев, Л.М. Митрохин, С.А. Семедов, О.А. Колобов и зарубежные М. Гюлен, А. Гюнеш, Э. Чапан рассматривают проблемы религиозного экстремизма, религиозной толерантности, взаимодействия и его политического оформления представителей разных конфессий.

Религиозные организации становятся крупными политическими акторами, роль которых на политической арене именно как акторов в настоящее время недостаточно изучена. Можно отметить работы Н.А. Баранова, П.И. Касаткина.

Политическое пространство, в котором действуют религиозные акторы, выявление его основных закономерностей и специфических характеристик было изучено в трудах И.А. Василенко, И.А. Гобозова, Дж. Пискатори, Р. Робертсона, С. Рудольфа, Ж. Таранюка Э.О. Хансона. Институты и механизмы религиозной политики анализировали Ю.В. Гераськин, С.Г. Кирдина, Г.А. Михайлов, Ю.В. Сластилина, Л.И. Сосковец.

Вопросы, связанные с влиянием религиозного фактора на внешнюю политику, рассматриваются в работах В.М. Бобровой, М.В. Вагабова, М.А. Васильевой, М.Н. Гусева, Т.В. Зоновой, М.С. Мамаладзе, А.Т. Маджида, А.В. Малашенко, А.В. Митрофанова, У.Р. Мида, М. Олбрайт, Д.А. Пузырева, Й. Ратцингера, С. Хантингтона, О.Л. Церпицкой, В.С. Ягьи и др.

Российское исламоведение имеет давнюю историю. Оно связано с В.В. Бартольдом, А.Е. Беляевым, М.А. Батунским, Г.М. Керимовым, А.Е. Крымским, Л.И. Медведко, М.Б. Пиотровским, Т.М. Степанянц, Л.Р. Полонской.

Проблеме политизации ислама посвящен значительный объем исследований. Так, зарубежные исламоведы и востоковеды А. Массэ, Г.Э. Грюнебаум, С.Х. Наср, Ф. Роузентал, Д.С. Тримингэм, М. Ходжсон рассматривали влияние причины привнесения в ислам политических коннотаций. В работах А.А. Алиева, Е.Ю. Барковской, Р.И. Беккина, Г.Д. Джемаля, Н.В. Жданова, А.А. Игнатенко, Г.В. Косова, Г.И. Мирского, Р.М. Мухаметова, С.А. Модестова, В.В. Наумкин, Л.Р. Сюкияйнена исследуются различные аспекты политический концепции ислама.

Отдельно отметим работы, посвященные политизации исламского мира и «исламскому фактору» на уровне отдельных стран, как российских авторов С.Э. Бабкин, В.Е. Донцов, Т.С. Кондратьева, Е.М. Кокожин, Б.Г. Койбаев, В.И. Комар, А.К. Магомедов, Д.А. Нечитайло, В.Н. Панин, К.И. Поляков, О.В. Плешов, Р.Р. Сикоев, В.А. Ушаков, М.С. Хак, Р.Г. Шамгунов, так и зарубежных П. Колева, М. Брил Олкотт, О. Рой, Б. Тиби, М.З. Хусейн, В. Чуков, Д.Л. Эспозито исследователей.

Вопросы, связанные с распространением идеологии исламского радикализма на постсоветском пространстве нашли отражение в работах А.А. Игнатенко, С.И. Грачева, О.А. Колобова, И.В. Кудряшова, Р.Г. Ланды, А.В. Малашенко, Л.Р. Сюкияйнена.

З.С. Арухов, В.Е. Донцов, И.П. Добаев, Н.В. Жданов, Д.Б. Малышева, С.А. Мельков, А.В. Малашенко, Д.В. Мухетдинов, Д.В. Микульская, С.А. Модестов, Р.Г. Ланда, З.И. Левин, К.И. Поляков, О.Г. Пересыпкин, Р.А. Силантьев, Д. Сюкияйнен, З.Д. Тодуа, А.Ю. Умнов, В.Р. Чагилов и др. изучают проблему политизации ислама на общероссийском и региональном уровнях.

Работы по проблемам религиозного экстремизма на Северном Кавказе в основном ограничены проблемами исламского радикализма и экстремизма. Среди них выделяются труды В.А. Авксентьева, М.А. Аствацатуровой, В.Х. Акаена, Л.А. Баширов, С.С. Белоусова, В.О. Бобровникова, А.К. Боташевой, А.А. Вартумяна, А.В. Дмитриева, И.П. Добаева, Д.Г. Котеленко, А.В. Кудрявцева, А.Л. Игнатенко, П.Л. Карабущенко, Ю.Ю. Клычникова, С.И. Линца, А.В. Малашенко, И.А. Миронова, Д.В. Макарова, С.А. Раздольского, В.Н. Шевелева, Р.Х. Усманова, М.Ю. Филиппова, А.А. Ярлыкапова и др.

Роль и место религиозного фактора в политических процессах традиционного Востока нашли отражение в работах А. Агаджаняна, В. Белокреницкого, Ф. Бергстена, В. Волгина, И. Глушковой, Б. Гилла, Б. Диксона, Б.Б. Кнорре, Н. Ларди, В. Малявина, Д. Митчелла, П. Наварро, Е. Островской.

Политические коннотации христианства рассматривают В. Белогорцев, С. Бурьянов, Л. Зидентоп, С. Калывас, Р. Лункин, А. Митрофанова, Г. Робертс, С. Филатов, А. Щипков.

Роль и место русской православной церкви (РПЦ) в политической жизни России, сущность политического православия рассматривались Л. Андреевой, Г. Андриановым, А. Аникиной, А. Верховским, В. Вигилянским, К. Ерофеевым, А. Красиковым, В. Лурье, Н. Митрохиным, А. Макаркиным, С. Передерием, Д. Поспеловским, В. Сычевым, М. Смирновым, Г. Широкаловой. Ф. Юзликеевым.

Международная деятельность РПЦ изучалась Г.В. Адриановым, К.Ю. Пашкиной, Е.С. Суздальцовым, О.Л. Церпицкой.

Институты «новых религий» как инструменты управления конфликтами, влияния на политическую жизнь рассматривались Е. Балагушкиным, А. Баркером, В. Колотовым, Е. Лансдалом, И. Матвеевым, А. Мак-Коем, К. Поевым, И. Сидоровым, Б. Фуллом, Д. Хексрамом.

Процесс политизации религии стал предметом изучения диссертационных исследований П.Н. Беспаленко, С.С. Давыденко, М.С. Зинченко, Н.Ю. Желнаковой, С.С. Иванова, М.С. Мамаладзе, А.В. Митрофановой, М.М. Мчедловой, С.А. Семедова, М.С. Топчиевым, Н.В. Тузова, М.В. Шульженко.

Автор настоящей работы принял во внимание тот факт, что многие важные аспекты проблемы до сих пор остаются мало изученными в России и за рубежом, и стремился максимально учесть именно данное обстоятельство при осуществлении комплексного научного исследования, анализа механизмов, технологий взаимовлияния религиозного фактора и политического процесса.

Объектом диссертационного исследования является современный политический процесс.

Предметом диссертационного исследования является религиозная составляющая современного политического процесса.

Цель диссертационного исследования заключается в комплексном рассмотрении религиозного фактора современного политического процесса в РФ, странах Европейского Союза, традиционного и мусульманского Востока с учетом возможностей технологического обеспечения процесса социально-политической стабильности и потребностей политической прогностики.

В число основных задач входят:

- информационно-методологическая характеристика разрабатываемой автором проблемы;

- формулирование авторского понятия «политизация религии»;

- доказательство того, что одним из итогов современной модернизационой волны является актуализация в политическом процессе религиозного фактора;

- выявление места религиозной составляющей в динамических процессах современного политического пространства;

- определение закономерностей развертывания религиозной составляющей политического процесса в восточной и западной цивилизационной проекциях;

- обоснование специфики религиозного фактора в политическом процессе стран традиционного и мусульманского Востока;

- выявление причин «религиозного ренессанса» в странах Европейского Союза;

- конструирование прогностической реальности, связанной с исламским фактором в политической жизни ЕС;

- выявление векторов и степени воздействия религиозного фактора на современный российский политический процесс;

- предложение лицам, принимающим решения в Российской Федерации, рекомендаций о применении на практике научных результатов, полученных автором исследования.

Методологическая база исследования. Теоретические выводы, касающиеся политизации религии, нами были сделаны на основе классических работ К. Шмитта о «понятии политического», работ Э. Фёгелина и Х. Линца о политических религиях и тоталитарных идеологиях и монографии Л. Росса, Р. Нисбета, в которой рассматривается проблема политизации неполитических факторов.

В основу диссертационного исследования была положена теория эволюционного изменения религиозных систем Р. Белла, в рамках которой эволюцию на любом системном уровне определяется как процесс возрастающей дифференциации все большей сложности, который позволяет организму, социальной системе или какому-либо другому организованному целому совершенствовать способность приспособления к среде, в результате чего это целое (система) обретает большую автономию в отношении к своей среде, нежели менее сложное предшествующее образование. С возрастанием сложности социальной организации, религия претерпевает эволюцию, в ходе которой она обнаруживает способность не только укреплять существующие социальные структуры, но, изменяя сложившиеся нормы и ценности, может способствовать дальнейшему развитию общества. Это относится и к секулярному обществу. Более поздние стадии эволюции религии свидетельствуют о возрастающей ее автономии по отношению к социальной среде и возрастающем влиянии на социальное развитие.

Методологической основой изучения феномена религиозного радикализма, являющегося формой проявления как политических идеологий, так и политических организаций, послужили концепции К. Мангейма и 3. Баумана. Организационные аспекты феномена политизации религии истолкованы в контексте общих теорий организации и политического институционализма (Дж. Гринберг, Р. Бэйрон, Д. Норт, Дж. Марч, Й. Ольсен).

Автором использованы следующие научно-исследовательские методы: системный анализ при таких взаимосвязанных подходах, как структурно-функциональный и вход-выход; компаративистские оценки, основанные на категориях тождества и различия, с целью выявления схожих, идентичных или различающихся характеристик сравнительных политических институтов или процессов; «кейс стадиз» как инструментарий, позволяющий выявить закономерности и получить необходимое обобщение, значительно обогащающее теорию политики; исторические характеристики: синхронные, предполагающие изучение явлений в контексте исторической обстановки; хронологические, нацеленные на последовательное рассмотрение исторических событий; диахронные, сфокусированные на периодизации и исторических параллелях, историческом моделировании применительно к политологии в целом, политическим процессам, технологиям, институтам.

Кроме того, в исследовании применены: системно-функциональное измерение; контент-анализ документов; дескриптивные и корреляционные характеристики; политико-прогностический инструментарий.

Эмпирическую базу исследования составили:

документальные материалы: Основы социальной концепции Русской Православной Церкви, Устав РПЦ, Концепция миссионерской деятельности РПЦ, материалы и документы по истории отношений между государством и церковью, материалы и документы, характеризующие исламскую политику советского государства;

официальные документы правительств Российской Федерации, Великобритании, США, Германии, Франции, Турции и других стран, непосредственно относящиеся к регулированию взаимоотношений государства и религиозных организаций и неразрывно связанные с религиозным фактором в политической жизни этих стран;

документы текущего архива Института стратегических исследований Пятигорского государственного лингвистического университета (1992 – 2011): документы ООН, ЕС, НАТО, ЛАГ, ОИК; законодательные акты; международные соглашения; мемуары государственных и политических деятелей; свидетельства прессы; Интернет-ресурсы.

Разнообразные документальные сведения, составившие эмпирическую базу политологического по жанру научного исследования, позволили автору выявить главные тенденции процесса политизации религии и клерикализаци политики. Весьма объемный массив источников способствует увеличению надежности прогнозных характеристик на различный срок упреждения.

Следует подчеркнуть, что многие оригинальные источники введены автором настоящей диссертации в научный оборот впервые, что существенно повышает вероятность коррекции сложившихся стереотипов восприятия политического процесса лицами, принимающими решения, и институтами современного гражданского общества.

Научная новизна и основные результаты исследования, полученные лично автором, определяются принципиально новым теоретическим ракурсом, совмещающим современные научные подходы при определении новых закономерностей политического процесса и оценке качества политических институтов и технологий, что способствует с одной стороны выработке рекомендаций для институтов государственной власти и гражданского общества по использованию стабилизирующего и созидательного потенциала современных религий, а с другой созданию механизмов, минимизирующих дестабилизирующие последствия воздействия религиозного фактора на социальную и политическую системы. При этом особо выделены обстоятельства, которые действительно способствуют активизации религиозного фактора в политической жизни современного общества и появлению многовекторного поля его воздействия на социально-политические процессы от стабилизации, модернизации, до дестабилизации и инверсии ряда политических и социальных институтов.

Научная новизна и основные результаты диссертационного исследования состоят в следующем:

- представлена авторская концепция, согласно которой в современном мире происходят политизация религиозного фактора и клерикализация политики как части этого явления, что отражается в превращении религиозной составляющей политического процесса в неотъемлемый элемент с одной стороны обеспечения политической и социальной стабильности, с другой, социально-политической дестабилизации;

- доказано, что политизация религии связана с одной стороны с использованием религиозных идей политическими акторами для реализации своих целях, а с другой со стремлением религиозных институтов использовать политические конструкты для отстаивания своих позиций в рамках традиционного политического пространства и осуществления прозелитистской деятельности;

- выявлено, что религиозные институты служат весьма мощным регулятором политической пассивности и активности, что существенно влияет на становление, трансформацию, модернизацию политической системы;

- доказано, что современные политические пространства имеют релятивистский характер и обосновано, что такие динамические процессы как миграционные волны, демографические изменения, конструирование (конституирование) нового политического дизайна детерминированы в том числе и религиозным фактором;

- обосновано, что политический процесс в восточных странах связан с вычленением и поддержкой в политической и социальной жизни имманентного, естественного, устоявшегося, проверенного на основе религиозных ценностей;

- выявлено, что религиозный фактор в политическом процессе традиционного Востока проявляется как в использовании религиозных лозунгов и чувств верующих для реализации целей тех или иных политических акторов, так и в укреплении позиций религиозных институтов, использующих политические методы и ресурсы политических акторов;

- доказано, что религия являлась важным аспектом политического развития и демократизации в Западной Европе в XIX – XX веках, а в «исламском мире» она остается основным направляющим элементом политической жизни XXI века.

- в процессе институционального и неиснституционального анализа религиозного фактора в структуре западного политического процесса выявлена взаимосвязь «религиозного ренессанса» с европейскими политическими практиками, которая проявляется в возможности, опираясь на принципы мультикультурализма и идеи «общества меньшинств», создавать религиозные партии и общественные организации, консолидировать представителей миграционных волн на религиозной основе;

- на основе регионального измерения политической жизни стран Западной Европы составлен их «конфессиональный портрет» и выявлены тенденции политизации западноевропейского ислама;

- доказано, что в российском политическом процессе институты традиционных религий выступают акторами, что проявляется в клерикализации политики, то есть использовании религиозными институтами политических средств в своих целях, с другой стороны, религиозный фактор становится одним из основных в процессе политической мобилизации в ряде регионов РФ, что позволило сделать вывод о политизации религии в современной России.

Элементами новизны обладают:

комплексное рассмотрение проблемы политизации религии на примере стран традиционного и мусульманского Востока, государств Западной Европы и Российской Федерации, выделение клерикализации политики как составного элемента данного процесса;

прогнозные оценки политической ситуации в ряде государств традиционного и исламского Востока, Западной Европы и России, с учетом религиозного фактора и возможных институциональных трансформаций.

Кроме того, автором посредством перевода с иностранных языков, систематизации и комментариев впервые в России введено в научный оборот множество оригинальных документов, несущих действительно новое знание по проблеме политизации религии и клерикализации политики.

При громадном количестве опубликованных работ по тематике исследования настоящая диссертация восполняет определенный пробел в отечественной и зарубежной политической науке, синтезируя ретроспективное изучение различных аспектов проблемы с поиском конкретных ответов на вопросы о реальных возможностях улучшения качества управляемости регионов, представляющих жизненно важный интерес для российской политической элиты.

Личный вклад автора в разработку проблемы определяется самостоятельным изучением особенностей и закономерностей влияния религиозного фактора на современный политический процесс, конфликтогенез и эскалацию кризисных явлений в ряде стран Востока, Европы и РФ. Все результаты настоящего научного исследования получены автором лично в процессе целенаправленного творческого поиска ответов относительно прошлого, настоящего и будущего в регионах, представляющих интерес для современной России.

Обоснованность и достоверность работы определяется авторским комплексным политологическим изучением базовых оснований такого явления как «политизация религии» с учетом деятельности как государственных институтов, политических акторов, так и религиозных структур.

Изучение и сопоставление многих важных документов, не введенных до этого в научный оборот, позволили автору достичь значительного уровня достоверности при том качестве концентрации обобщений, которое непременно должно лечь в основу экспертно-аналитической оценки любого политического процесса.

В качестве основных положений на защиту выносятся:

1. Политизация есть процесс обретения политического статуса процессами, явлениями, проблемами изначально таковым не обладавшими, связанный с невозможностью решения проблемы традиционными способами; высокой общественной значимостью проблемы; искусственной политизацией. Политизация религии есть сложный, мультифакторный, комплексный процесс, связанный с использованием религиозных идей в политических целях, оправдании политических действий, мобилизацией людей в нерелигиозных целях.

2. «Условия постмодерна», атмосфера возрастающей экономической, социальной и политической нестабильности, феномен «геополитики хаоса» создают условия и возможности для различных религиозных акторов связанные с усилением влияния на политическую область социальной жизни, включая вопросы социальной справедливости, влияния на политическую систему, систему властных отношений. Коммуникационная революция, как элемент глобализации и результат модернизации является фактором социально-политической активности широких слоев населения, связанной с отстаиванием своих прав, в том числе и на религиозную свободу.

3. Механизмы старта «религиозного ренессанса» середины XX века связаны с попытками политической элиты переустроить политическое пространство с максимально выгодными для себя последствиями; с процессом освобождения колониального мира и стремлением этнической элиты перераспределить финансовые потоки и властные ресурсы. Данные процессы обострили противостояние пространств-цивилизаций по оси сопряжения метафакторов. Одним из факторов конфликтов по линии разлома являются религия и демографические изменения, связанные с миграционными процессами. Консолидирующим фактором местных мигрантских сообществ зачастую выступает религия.

4. Религиозный фактор присутствует в политическом процессе ряда стран Востока в качестве основного элемента социального устройства (Умма, Сангха), что позволило политической элите превратить религиозную идентичность в доминирующую политическую категорию, которая используется политическими партиями на традиционном Востоке в своих стратегических интересах. Электоральные системы Шри-Ланки, Мьянмы и др. государств создали для политиков канал использования религиозных и этнических символов в политических целях, что в свою очередь ослабило секулярную природу государства и поддержало экстремистские организации.

5. Политический ислам есть совокупность движений мусульманского мира, которые руководствуются шариатом, - от умеренных исламских партий до экстремистских групп. Популярность политического ислама в Умме заключается в том многообразии функций (политических, социальных, психологических и экономических), которые он играет в жизни исламского мира. Под «исламизмом» понимается радикальные политические движения, цель которых установить исламское государство в противовес государству западного типа. Его отличительной чертой является направленность на активное политическое действие. Движение за возвращение к первоначальному исламу представляется реакцией на неспособность элиты в исламских странах установить легитимный общественный порядок в рамках жизнеспособной политической структуры. Политический ислам резко активизировался в определенном социально-политическом контексте, отмеченном социальным крахом развития, проявившимся в резком усилении неравенства, росте угнетения со стороны властвующих элит в подавляющем большинстве мусульманских стран; в отчуждении и утрате жизненных ориентиров, возникающих в результате подражательной, имитирующей модернизации.

6. В государствах Западной Европы наблюдается тенденция вовлечения во властные отношения представителей различных религиозных конфессий и использования религиозной идеологии в борьбе за достижение, сохранение и поддерживания власти. В современной Европе наблюдается резкое увеличение числа не традиционных для данной территории конфессий, вокруг которых происходит объединение выходцев-мигрантов из иных государств, регионов и начинает выстраиваться новая идентичность – не столько национальная, этническая, сколько конфессиональная (религиозная) в рамках одного государства, религиозные партии приобретают популярность, что позволяет социальным меньшинствам активно влиять на политических процесс, трансформировать политическую систему. Деятельность официальных государственных структур по интеграции «общества меньшинств» в европейское сообщество, по минимизации влияния на политические ценности, традиции, институты не эффективна, что привело к появлению «феномена Брейвика».

7. В российском политическом процессе РПЦ, будучи отделенной от государства, выступает актором, что проявляется с одной стороны в клерикализации политики, а с другой стороны наблюдается использование политическими институтами церковного авторитета и религиозных идей для реализации своих политических интересов. Политизация ислама в РФ происходила на разных уровнях и в разных формах. С одной стороны, предпринимались попытки встраивания ислама в политическую макросистему через создание мусульманских общественно-политических организаций, с другой - спонтанная политизация, в том числе и радикализация ислама в малых социальных группах. Политизация буддизма в современной России была связана с борьбой между элитами с целью получения первенства в деле возрождения «традиционного» буддизма для выстраивания выгодных региональным элитам отношений с федеральными властями.

Теоретическая значимость исследования определяется, прежде всего, привлечением автором существенных результатов отечественной и зарубежной политической мысли, предусматривающих оригинальное толкование политизации религии и клерикализаци политики как составной ее части, механизмов стабилизации и дестабилизации политической ситуации, страхования политических рисков. Кроме этого, значимость исследования определяется возможностью использования полученных теоретических и методических положений, предложений для рационализации политического процесса в современных условиях. В диссертационной работе впервые проведено комплексное политологическое исследование религиозной составляющей современного политического процесса, обоснована правомерность синтеза современных гуманитарных теорий и подходов к анализу политической реальности, к рассмотрению религиозной составляющей политического процесса, что может быть использовано для совершенствования понятийного аппарата политологии и других наук, а также в последующих исследованиях проблем как мирового, так и российского политического процесса.

Теоретико-прикладное значение диссертации обеспечивается выявленными религиозными основаниями современного политического процесса, тенденциями его развития, знание которых позволяет вырабатывать адекватные меры эффективной государственной политики.

Практическая значимость работы заключается в возможностях привлечения сделанных автором выводов при исследовании и прогнозировании развития политической ситуации в ряде стран Востока, Западной Европы и РФ с учетом религиозного фактора. Ее основные положения могут быть применены непосредственно различными департаментами Министерства иностранных дел России, Федеральной миграционной службой, Службой внешней разведки Российской Федерации, Федеральной службой безопасности Российской Федерации, Управлением делами Президента Российской Федерации, Комитетом Государственной Думы РФ по делам молодежи, .

Вводятся в научный оборот и политическую практику новые сведения о сущности, специфике современного политического процесса. Полученные данные могут служить научной основой для подготовки законопроектов Российской Федерации и ее субъектов в области конфессиональной политики, программ взаимодействия государственных органов и институтов гражданского общества в решении проблем обеспечения политической стабильности.

Материалы диссертации могут использоваться в качестве информационной базы для последующих социально-политических исследований, служить основой региональных разделов учебных программ образовательных учреждений, программ спецкурсов и курсов по выбору, разработки учебников и учебных пособий.

Апробация результатов исследования. Диссертация обсуждалась на заседании кафедры философии и истории ГОУ ВПО «Невинномысский государственный гуманитарно-технический институт» и была рекомендована к защите по специальности 23.00.02 – Политические институты, процессы и технологии.

Автор неоднократно в 2000–2011 гг. выступала с научными докладами по теме работы на различных международных, всероссийских, региональных, межвузовских и вузовских конференциях, форумах, конгрессах, школах политологии в России и за рубежом. Она посетила с научными целями Турцию, Египет, Францию, Чехию, внедрив полученные результаты в учебный процесс при чтении студентам лекционных курсов «Конфессиональная политика современных государств», «Политология».

Результаты экспертно-аналитических исследований автора легли в основу ряда собственных учебных пособий по теме настоящей диссертации.

Основные положения и выводы диссертации отражены в 50 публикациях общим объемом 66,3 п.л., в том числе 10 статях, опубликованных в ведущих рецензируемых научных журналах, рекомендуемых Высшей аттестационной комиссией Министерства образования и науки РФ.

Структура диссертации. Работа состоит из введения, четырех глав, заключения, библиографического списка использованной литературы, состоящего из 418 наименований, приложения «Конфессиональный портрет Юга России».

Архитектоника диссертации построена таким образом, чтобы логически увязать теорию политики, сравнительную политологию с науками о политическом процессе, институтах, технологиях в единое концептуальное целое.

Во Введении обосновывается актуальность темы диссертационной работы, анализируется степень научной разработанности различных аспектов проблематики исследования, формулируется объект и предмет, цель и задачи, определяется научная новизна диссертационного исследования. Автором излагаются положения, выносимые на защиту, отражаются теоретико-методологическая и информационная основы работы, дается теоретико-практическое значение диссертации, а также формы ее апробации.

В первой главе «Политизация религии: теория и методология исследования проблемы», состоящей из трех параграфов, выстроена категорийно-понятийная матрица диссертационного исследования.

В первой параграфе «Политизация религии: понятие, сущность» раскрывается сущность такого процесса как политизация неполитических факторов, дается авторское понимание феномена «политизация религии».

Для понимания специфики современного политического процесса приобретают актуальность новые ракурсы политологических исследований. Одним из них является исследование механизмов преобразования неполитических практик в политические. Доказывается, что в современной политической жизни имеет место процесс политизации общественных отношений.

Политическим является такое социальное целое, которое способно объединить различные интересы разных субъектов, противостоящее всему остальному. Политичность социума состоит в стремлении сохранить себя в качестве единого и суверенного, а бытие его проявляется как практическая деятельность в этом направлении. Содержание политической деятельности заключается в производстве и воспроизводстве социальных структур (институтов, базовых институтов) с целью поддержания существующего целого, разрешения противоречий, которые могут его разрушить. Политизация есть процесс обретения политического статуса процессами, явлениями, проблемами изначально таковым не обладавшими. Причинами политизации выступают (по М.В. Данилову) невозможность решения проблемы традиционными способами; высокая общественная значимость проблемы; искусственная политизация. Политизация сопровождается появлением сети альтернативных общественных институтов, имеющих двойное назначение: реализация тех социальных функций государства, с которыми оно не справляется; пропаганда и организация политической деятельности. Данные институты оказывают более сильное влияние на политические процессы, чем постоянно находящиеся в центре внимания прессы радикальные группы. Они «выполняют задачу по «ресоциализации» городских и сельских районов, выпавших из поля внимания государства» (О. Руа).

Соотношение между сферами религии и политики изучал М.Вебер, полагающий, что именно религиозные принципы являются определяющими в политической и экономической деятельности общества. Т. Парсонс, П. Козловски считали, что религия часть надстройки гражданского общества и призвана поддержать в обществе социальный порядок.

Развивая мысль Я.М. Рымкевича о том, что и религию, и политику можно рассматривать как идеологические системы; что массы являются и для религии, и политики объектом воздействия; что представители религиозных конфессий, с одной стороны, лоббируют свои интересы через политиков, а с другой стороны, политики используют религиозные компоненты в своих целях; что появляющиеся новые религиозные течения являются катализатором политических отношений в современном обществе, доказывается, что связь политики и религии существовала на протяжении обозримого исторического периода и будет существовать в среднесрочной и дальнесрочной перспективах.

Развивая идеи Я.И. Соломатина, обосновывается, что религия реализует ряд функций по отношению к политике: функция легитимации, представительная функция, функция раздела границ сфер влияния различных религий.

В настоящее время можно говорить о феномене политизации религии и клерикализации политики как о составном его элементе. Политизация религии есть использование религиозных идей в политических целях (религиозные идеи как элемент политических технологий – Б. Тиби, Д. Мартин, Дж. Хейнс, С.Э. Бабкин). В данном случае происходит использование религиозных идей для оправдания политических действий или для мобилизации людей в нерелигиозных целях. С другой стороны политизация религии есть процесс «проявления» политической составляющей религии (С.А. Семедов), то есть процесс клерикализация политики (использование политических средств в религиозных целях).

Доказывается, что политизация религии есть сложный, мультифакторный, комплексный процесс, который не может быть осмыслен лишь в линейной прогрессии.

Во втором параграфе «Религиозный фактор современного политического процесса как отражение модернизационных волн» делается акцент на том, что и ученые, и политические деятели достаточно долго игнорировали религиозные акторы в политике, мотивируя это их коллективной неопределенностью, маргинализацией, приватизацией религии (Х. Казанова), наступившей вследствие процесса секуляризации. Более того, модернизация политической, экономической и социальной системы также является результатом процесса секуляризации. К. Маркс, М. Вебер, З. Фрейд, Г. Спенсер считали секуляризацию интегральной частью процесса модернизации, глобальным трендом движения к обществу модерна. Разочарование в научном рационализме западного мышления воспринимается исследователями (П. Бергер, Д. де Гучи) как следствие секуляризации. «Условия постмодерна» создают возможности для различных религиозных акторов усиливать влияние во многих областях жизни, включая вопросы социальной справедливости в атмосфере возрастающей экономической, социальной и политической нестабильности. Одним из наиболее важных аспектов постмодернизма является его культурное измерение с религиозным фундаментализмом как ключевой манифестацией в виде евангелического возрождения в Латинской Америке или различных проявлений исламизма. Коммуникационная революция, которая характеризует процесс глобализации, также побуждает все более широкие слои населения отстаивать свои права, в том числе и религиозную свободу.

По мере перехода человечества от модерна к постмодерну секулярное общество сменяется постсекулярным (Ю. Хабермас). Поскольку современный мир темпорально многослоен, то можно утверждать, что параллельно сосуществуют досекулярное, секулярное и постсекулярное общества, в которых этнические, расовые, религиозные субкультуры являются не только квинтэссенциями исторически сложившихся ситуаций, но и мощными современными детерминантами поведения людей.

Появление после Второй мировой войны в Западной Европе больших сообществ выходцев из мусульманских стран также оказывает заметное влияние на процесс перехода от секулярного к постсекулярному обществу. Взаимоотношения коренного населения и мусульман приобретают особое значение в условиях обострения политической и социальной конкуренции социальных групп, имеющих различную религиозную идентификацию. В этой связи возникло представление о внутриевропейском христианско-мусульманском пограничье, где происходит взаимодействие религий, правовых и политических культур, образов жизни. Следствием этого является то, что «собственные, свои конфессии» (Ю. Хабермас) обретают вес в силу в окружении «чужих» религиозных общин.

Механизмы старта «религиозного ренессанса» середины XX века были связаны с попытками политической элиты переустроить политическое пространство с максимально выгодными для себя последствиями; с процессом освобождения колониального мира и стремлением этнической элиты перераспределить финансовые потоки и властные ресурсы.

В третьем параграфе «Религиозная составляющая динамических процессов современного политического пространства», опираясь на теоретические построения П. Сорокина, П. Бурдье политическое пространство определяется как релятивная реальность, детерминированную традиционными и нетрадиционными основаниями (которые и порождают политические пространства, и определяют их границы) и образующуюся вследствие автономной деятельности как политических, так и неполитических агентов. Доказывается, что конфессионально детерминированное пространство есть цивилизация. Представляется, что любая цивилизация по своей сути имеет стохастический, нелинейный характер. Поливариантность ее развитии заключена в наличии в ее базисе факторов, которые в определенных условиях могут давать нелинейные эффекты, создавать точки бифуркации, эффект непредсказуемости. Основы взаимодействия пространств-цивилизаций проходят по оси сопряжения метафакторов. Важным фактором конфликтов по линии разлома являются религия и демографические изменения. Например, в начале 1960-х годов сербы составляли 43 %, а мусульмане – 26 % населения Боснии и Герцоговины. Через 30 лет доля мусульман увеличилась до 44 %, а численность сербов упала до 31 %. В начале 1960-х годов население Косова было на 67 % албано-мусульманским и на 24 % православно-сербским. Через 30 лет край стал на 90 % мусульманским. Межцивилизационная конкуренция (М. Делягин) характеризуется отсутствием у ее участников общего языка и общей системы ценностей и мотиваций, мировоззрения, образа жизни и образа действий. Цивилизационная экспансия неминуемо сталкивается с противостоянием и носит внеэкономический характер.

Получая постоянный импульс фрустрации, подпитанный, в том числе, извне (геополитический фактор), определенное, достаточно большое количество мигрантов разных поколений людей уходит в религию и этничность. Ситуация зачастую усугубляется тем, что, помимо этничности, консолидирующим фактором выступает религия. При таком развитии событий отношения между прибывшими иммигрантами и принимающем обществом принимают форму латентного конфликта, и появляется риск его актуализации. Так, сохранение своей идентичности рассматривается мигрантами как способ выживания в чуждом им обществе. С другой стороны, изменяется социально-психологический климат коренного населения, причем почти везде эти изменения уже приобретают политическое значение (В. Дахин).

Во второй главе «Религия в политическом процессе стран традиционного и мусульманского Востока» рассматривается специфика влияния религиозного фактора на политический процесс ряда стран Востока.

В первом параграфе второй главы «Религиозный фактор в восточном политическом процессе» доказывается, что Восток крайне не однороден, хотя попытки сформулировать некоторые общие черты восточных (незападных) цивилизаций предпринимались не раз. Так, М. Вебер говорил о нерациональных аспектах этих цивилизаций; Д. Эптер, выделил несколько типов неевропейских (традиционных) сообществ (ценностных систем), В.Я. Белокреницкий уточняет его концепцию; Л. Пай сформулировал черты присущие незападному политическому процессу.

Согласно положениям востоковедения доантичные западные и восточные политические структуры были идентичны. Начиная с античности, произошло разделение политических структур на западные и восточные. В обществах западного типа структурирующий характер имеют частнособственнические отношения, доминирует товарное производство, отсутствует централизованная власть, исходно существовавшее демократическое самоуправление общины переросло в структуру, которая в дальнейшем получила название «гражданского общества» (Д. Ландес, Л. Васильев, Г. Косов).

Политический процесс в восточных странах – это не процесс производства власти, как на Западе, а вычленение и поддержка имманентного, естественного, устоявшегося, проверенного в политической общинной жизни. Там главенствует теократический принцип, в соответствии с которым государство является постоянно мобилизованным носителем ценностных, нравственно-религиозных критериев, стремящихся контролировать все социальные практики. Такое понимание государства основано на традиции, в соответствии с которой город есть воплощение государственной власти, а народ – духовная общность, скрепленная традицией (общностью культурной памяти) и надеждой на грядущее воплощение «правды-справедливости».

Помимо базовых параметров на Востоке существуют специфические черты, детерминированные религией, в частности исламом. В отличие от христианства, ислам с момента своего возникновения был государственной религией, он обосновывал концепцию власти и намечал контуры идеальной общины, члены которой должны быть одновременно верующими и гражданами. Ислам продолжает оказывать влияние на формирование системы социально-политических, экономических и различных форм государственного правления в странах Востока.

Доказывается, что в основу западного варианта глобализации лег (или был положен) экономический принцип представленный в форме неолиберализма («корпоративного капитализма» Д. Макинти), а в основу исламского - религиозный фактор. Развивая мысль Э. Геллнера, доказывается, что ислам способен стать глобальной политической системой и предложить альтернативный вариант глобализации. События в Боснии, Алжире, новые трудности, с которыми сталкиваются Турция и Малайзия, свидетельствуют о неустойчивости модернизационных достижений в исламских странах.

Отталкиваясь от концепции И. Валлерстайна, формируется мысль о том, что на место разрушенной мировой системы социализма могут быть поставлены конфуцианство и ислам. Включая в число субъектов трансформации страны Юго-Восточной Азии, Индию, возможно говорить о сценарий незападной (азиатской) глобализации.

В свою очередь суть исламского сценария глобализации можно увидеть в исламском взгляде на мир: «дар уль ислам» (место нахождение Ислама), «дар уль харб» (местонахождение войны) и «дар уль курф (сульх)» (местонахождение мирного сосуществования, мир неверия).

Китайский вариант глобализации помимо экономической экспансии, включает и «тихую экспансию», то есть медленное заселение соседних территорий китайцами. Так, Дэн Сяопин заметил, что в перспективе 500 тыс. китайцев выплеснутся в Гонконг, 10 млн. - в Таиланд, 100 млн. - в Индонезию. О том, сколько китайцев устремятся в Сибирь, российский Дальний Восток, центральную Россию, а также страны Западной Европы, Дэн Сяопин не сказал. Хотя, стремясь обеспечить реализацию своего проекта глобализации, в декабре 2002 года правительство КНР приняло решение об отмене порога деторождения в северных провинциях страны, приграничных с Российской Федерацией.

Во втором параграфе второй главы «Религия как актор политического процесса в странах традиционного Востока» текущая политическая ситуация в Индии характеризуется двумя особенностями. Во-первых, страна вступила в постсекулярную фазу развития политики и государственности. Эра секуляризма, господствовавшая начиная с правления Д. Неру и характеризовавшаяся исключением религии из политического процесса, подошла к концу, и в настоящее время индуизм оказывает прямое политическое воздействие, отражая чаяния не только большинства индусского населения, но и неиндуистских меньшинств, включая христиан и мусульман. Вторая особенность касается проникновения в Индию постглобального капитализма, положительное воздействие которого ощущает незначительная часть населения страны.

Анализ теоретической дискуссии (Пьер Ван Ден Берг, Ашис Нэнди и Т.Н. Мэдан) о роли и месте секуляризма в политизации религии в Индии и развитии индуистского национализма в Индии позволил сделать следующие выводы: с одной стороны, реформистская политика секуляризма привела к усилению недовольства среди доминирующего индуистского населения и подготовила его к восприятию идеологии хиндутвы на фоне стремления к безопасности и национальному самосознанию. С другой стороны, способность индуистского национализма адаптировать процесс экономической и технологической модернизации усилила его поддержку со стороны растущего индуистского среднего класса, грезящего о современной и процветающей Индии, интегрированной в глобальную экономику.

Политизация религии в Индии в большой мере является результатом углубления модернистского поиска, в котором религия становится одновременно и «опиумом», и питательной средой для модернистских целей. Видение будущего направления индийской политики требует четкого понимания того, почему секулярный гражданский национализм Д. Неру переродился в этнический шовинистический национализм хиндутвы. Практика секуляризма в Индии привела к тому, что религиозная идентичность превратилась в доминирующую политическую категорию, которая используется политическими партиями в своих стратегических интересах. В этом контексте индуистский национализм стал могущественной силой по двум причинам. Во-первых, его идеологи сумели сыграть на чувствах «притесняемого» индуистского большинства страны; во-вторых, эта идеология оказалась способной адаптировать процесс технологической и экономической модернизации, приспосабливая индуизм к принятию капиталистической модернизации.

Конфессиональное и этническое разнообразие на Шри-Ланке сформировало мультинациональное и плюралистичное общество. Однако религиозный экстремизм последних десятилетий нарушил некогда существовавшую гармонию. Гражданская война между сингалами и тамилами продолжалась на острове с 1983 г. по 2009 г. и унесла около 80 тысяч жизней. Сингальское население, являющееся преимущественно буддийским, составляет основную этническую группу на Шри-Ланке (около 80 % населения). Тамилы, в основном исповедующие индуизм, - крупнейшее этническое меньшинство на острове (около 13 % населения). Мусульмане, большинство которых говорит на тамильском языке, представляют еще одну значительную миноритарную группу населения. Также в стране существует небольшое количество христиан. Сингальская идентичность базируется на двух факторах: сингальском языке и буддистской религии. Существование двух официальных языков – сингальского и тамильского,- важный элемент в создании этнонациональной идентичности и, одновременно, яблоко раздора между представителями двух этнических групп. Статус мусульман и христиан в тамильской общине достаточно высок, поэтому тамильский национализм является, скорее этническим, а не религиозным, как сингальский.

Буддизм сыграл важную роль в становлении ланкийской государственности со времен утверждения на острове тхеравады. Изучение отношений буддизма традиции тхеравады и местной политики на Шри-Ланке позволяет говорить о трех ключевых периодах их развития: первый – период укрепления сторонников учения Гаутамы Будды на острове, второй – роста и развития буддистской идентичности на Шри-Ланке, и, наконец, период развития политического буддизма начиная с колониальной эры. Реформы конца XIX начала XX вв. в монашеском буддизме традиции тхеравада привели к усилению роли мирян в жизни общины. В результате реформ традиционный буддизм стал терять свой авторитет, что сопровождалось одновременным ростом влияния новой группы религиозных интеллектуалов, которые стремились распространить высшую буддийскую этику на всех, а не только на монахов. Эта влиятельная часть монашества считала, что без официальной поддержки буддизм находится в опасности, чего они не могли допустить. Этот аргумент вывел монахов (бхиккху) на политическую арену, размыв границы между религиозной ответственностью и политическим активизмом. Отстаивалась идея, что Ланка – не мультинациональное и мультирелигиозное, а буддистско-сингальское государство. Это утверждение – ключевой источник политизации буддизма на Шри-Ланке, который стал агрессивно пропагандировать идею сингальско-буддистского теократического государства. Буддизм, провозглашающий толерантность и ненасилие, стал активно участвовать в социально-политической жизни острова.

Установление всеобщего избирательного права положило начало демократической практике и развитию многопартийной системы на Шри-Ланке. Доминирующие партии политической системы острова занимали секулярные позиции, но в борьбе за голоса избирателей использовали наиболее понятную большинству населения буддистскую символику. Манипуляция символами – главный тренд электоральной политики Шри-Ланки со времени достижения независимости. Эмоциональный лингвистический национализм, экстремистская религиозная буддистская риторика, апелляция к древним буддистским героям, нагнетание страха – ключевые выборные инструменты сингальских политических партий. Доминирующее сингальское большинство в правительстве Шри-Ланки стремилось поддержать и упрочить связь между религией и политикой, законодательно закрепить государственный патронаж над буддизмом. Однако только две политические партии были сформированы по религиозному принципу: Джаната Вимукти Перамуна, основанная в 1965 г., и Джатика Хела Урумайя, существующая с 2004 г. Они преследовали общие цели: поддержка буддизма, оправдание силового решения тамильского вопроса, оппозиция любым действиям меньшинств, в основном, тамилов. Отношение к меньшинствам породило вооруженное сопротивление со стороны.

Будучи большинством, сингалы на государственном уровне (в Конституции 1972 г.) закрепили за буддизмом статус преимущественной религии по сравнению с остальными тремя. Символическое значение буддизма проявляется в целом ряде элементов «гражданской религии», например, в ритуальном обращении вновь избранных парламентариев к монахам за благословением.

Таким образом, сингальская политическая элита намеренно политизировала буддизм для достижения своих целей. Шри-Ланкская электоральная система создала для политиков канал использования религиозных и этнических символов в политических целях, ослабила секулярную природу государства и поддержала экстремистские организации. Но политизация буддизма имела и социальные корни. Национальный ответ вестернизации, страх и беспокойство, сопутствующие общению с представителями чуждых этнорелигиозных сообществ, тоже сыграли свою роль. Наследники Драхмапалы, выступавшего против британского колониализма, применили его идеи к новой ситуации. Они выступают против неправительственных организаций, которые, по их мнению, представляют неоколониалистские интересы западного империализма. Цель НПО – секуляризовать государственную структуру Шри-Ланки, использовать экономический и политический прогресс в интересах Запада. Поддержка мирного процесса урегулирования религиозно-этнического конфликта в стране со стороны НПО объявлялась пособничеством террористам.

На Мьянме (Бирма) также распространен буддизм традиции Тхеравады. К буддистам относят себя 90 % населения страны – это бирманцы, моны, шаны, араканцы и китайцы. Среди этнических бирманцев буддизм сочетается с культом духов (натов). В правление династии Конбаунов (1752-1885) буддизм Тхеравады становится неотъемлимым элементом политической системы страны, а сангха (буддистская община) активно влияет на общественно-политический климат Бирманского королевства. Слоган «Быть бирманцем – значит быть буддистом» был впервые сформулирован Ассоциацией молодых буддистов в 1906 г. Для бирманского буддизма характерны глубокая эмоциональность и экстенсивная социальная память, которая позволяет бирманцу интерпретировать современные события через опыт прошлого, включая восстания и массовое применение насилия против государственной власти. Бирманские правительства активно использовали буддистские ритуалы для легитимации своей политической власти в периоды конституционных кризисов и внутренних национальных конфликтов. После 1988 г. бирманская политика определялась такими параметрами как отсутствие национальной конституции, неспособность проведения эффективных политических реформ, сопротивление населения военному режиму. В этот период буддистские монахи снова превратились в мощную политическую силу, мобилизуя население на широкие антиправительственные выступления. В ответ правительство в ходе ряда религиозных реформ пыталось поставить деятельность сагхи под полный контроль со стороны государства.

Авторитет буддизма или «буддификация» применялась для усиления националистических настроений среди основного населения, взращивания идеологии буддистского национализма, интеграции христиан, представителей горных племен и других миноритарных групп. Также оказывалось давление на небуддистское население с целью обращения в буддистскую веру. Буддистские националистические лозунги часто использовались для отвлечения внимания населения от других проблем (неурожаев, банкротств банков, намечающихся антиправительственных выступлений). Санкцией буддизма прикрывалось массовое насилие против «врагов бирманского народа», религиозных или этнических «других». Сложное переплетение негативных социально-экономических и религиозно-этнических факторов приводили к взрывам массового насилия, например, как в случае антимусульманских выступлений буддистских монахов в 1997 г.

Ключевая проблема рассмотренных государств – слабость государственных, политических институтов. Также в этих странах слишком часто наделяются привилегиями группы, представляющие этническое и религиозное большинство, в то время как права маргинализованных меньшинств угнетаются. Кроме этого, причины эскалации этнорелигиозного насилия в Индии кроются в отходе от норм и практики секулярной гражданской политики.

Не каждое государство видит в этноконфессиональном факторе дихотомию: условие стабильности – условие дестабилизации и рассматривает его исключительно с отрицательных позиций. Так, в конституции Китайской народной республики говорится о том, что она (конституция) является гарантом «нормальной религиозной деятельности». А в отчете Комиссии США по международной свободе вероисповедания 2005 года говорится о том, что правительство Китая «продолжает систематически и вопиюще нарушать свободу вероисповедания» и что «видных религиозных лидеров, равно как и простых верующих, продолжают лишать свободы, пытать, заключать в тюрьму и подвергать другим формам дурного обращения по причине их веры или убеждений». Хотя, нужно отметить, что КНР в ноябре 2004 года приняла закон, позволяющий религиозным организациям представлять социальные услуги обществу, принимать пожертвования из-за рубежа и проводить на определенных условиях религиозные собрания с участием представителей из нескольких провинций. Из этого делается вывод о том, что Коммунистическая партия Китая более всего озабочена религиозными группами, которые могут стать базой политической поддержки лиц или структур, находящихся вне ее контроля. Такая озабоченность наиболее велика в отношении Тибета и Синьцзяна, потому что Пекин опасается царящей там смеси религиозных верований и сепаратистских настроений. Согласно Тибетской информационной сети 135 тибетцев заключены в тюрьмы по политическим мотивам и две трети из них – монахи и монахини.

В районе Синьцзян, который находится на самом западе страны, Пекин подобным образом подавил исламскую религиозную деятельность, которая связана с сепаратизмом, особенно с 1990-х годов. В своей политике в отношении Центральной Азии Китай официально призывает к уничтожению «трех зол»: терроризма, сепаратизма и религиозного экстремизма, что показывает, насколько сильно Пекин связывает эти понятия друг с другом.

В третьем параграфе второй главы «Исламский мир» как актор современной политики» доказывается, что «исламский мир» состоит из многочисленных и очень неоднородных акторов. Всего в мире насчитывается около 1,3 миллиарда мусульман. В тридцати пяти странах мусульмане составляют большинство населения, а в двадцати девяти - влиятельное меньшинство, в двадцати восьми ислам признан государственной или официальной религией. Помимо этого, «исламский мир» представляет негосударственные субъекты. Во-первых, народы, не имеющие собственной государственности, но прилагающие все усилия чтобы ее получить: курды, палестинцы и т.д. Во-вторых, организации, обеспечивающие региональную стабильность и координирующие межгосударственные отношения: Лига арабских государств, Организация Исламской конференции, разного рода международные негосударственные организации типа Лиги исламского мира, Народного исламского конгресса. В-третьих, большое количество экстремистских мусульманских неправительственных организаций.

«Исламский мир», будучи многообразным, не теряет глубинного единства, которое проявляется в троякой реакции на вызовы времени (В.Я. Белокреницкий): стремление воспользоваться техническими и организационными достижениями мировой технической цивилизации, сохранив обычаи и веру предков, и характерные черты этнорасовой культуры; отрицание этих достижений, воинственное противопоставление им верности неизменным ценностям ислама и существующим в исламском обществе традициям; убеждение в очистительной и спасительной силе единственно верной религии, возможности и необходимости найти ответы на современные проблемы в ее истоках, в подлинной ее незамутненной сущности и вернуться на этой основе к «исламскому государству» как особой форме общественного устройства со своей экономикой, политикой, этикой и моралью.

Широкое распространение среди исламских идеологов получила идея исламской демократии, которая не сводится к парламентской системе и предполагает наличие сильной власти в лице президента.

Одним из важных моментов в учении ислама, который активно используется в современных условиях, является толкование нации и гражданства. Согласно Корану «исламская нация» - это умма (народ) – единая нация, сложившаяся в границах всех мусульманских государств. Так, Муаммар Каддафи писал, что «ислам – это фактор сохранения исламской нации, идейная основа арабского национализма», а Али Аскер Хекмет уточнял, что «у мусульман один национализм и этот национализм – ислам, ибо для мусульман национализм – символ веры». В исламе единственной определяющей нормой, в соответствии с которой может быть организована политическая жизнь сообщества, является выдвигаемая на первый план общность уз веры. Эти узы образуют основу политической интеграции, социальной солидарности, экономической помощи и духовного братства. Аллах является суверенным правителем всех государств. Аятолла Хомейни признает, что исламский мир неоднороден и, более того, ряд правителей, используя Коран, «склоняют несведущие народы на сторону сверхдержав», «используют Ислам и священный Коран для уничтожения того же Ислама и Корана». Для «исламского национализма» Хомейни характерен принцип отрицания и игнорирования «чужого мира», утверждение «своего» собственного «исламского мира» с опорой только на национальные традиции, исламское духовное наследие и исламский экономический уклад.

Ислам с самого начала был социальным движением и служил идеологическим обоснованием создания мусульманского государства. Основатель и лидер партии «Джамаат-и Ислам» в Пакистане Абдул Ала Маудуди считает: верховная власть в исламском государстве принадлежит Богу, правительство выполняет функцию заместителя (хилафа) Бога на Земле; шариат есть основной закон страны; действующее законодательство не должно противоречить шариату; государство не должно преступать «границы», установленные исламом.

Турецкие политологи считают, что исламское государство не обещает богатства и процветания мусульманской общине, а ориентирует людей на жизнь в мире с самим собой, с другими людьми, с природой и, в конечном счете, с богом. Когда ценностями станут не деньги и вещи, а добродетель и стремление жить в гармонии с природой и Вселенной, тогда могут быть решены все глобальные проблемы человечества. А это возможно только в ситуации господства исламской цивилизации. Ибо Запад одержим идеей безудержного экономического роста, беспощадно эксплуатирует природную среду, загрязняя и разрушая ее.

На протяжении последних десятилетий наблюдается неуклонное усиление политической роли ислама как во внутреннем, так и внешнем развитии целого ряда стран. К причинам этого можно отнести: «извечность бунта» (М. Родинсон); «двойной крах либерального капитализма и огосударствленного социализма» (Ж.-Ф. Канн, Ж. Жвийяр); «экспроприация» религиозности широких мусульманских масс в пользу правящих группировок, использование идеи Ислама для политической мобилизации в ущерб подлинному духовному обновлению (Х. Буларес); реакция на имитацию западных партийно-государственных структур, системы образования, моделей экономического развития; чувство духовного и идеологического вакуума (А. Марун). Г. Джемаль связывает революционализацию ислама с тем, что «этропийные механизмы, действующие в человеческой субстанции, исказили единство воли к смерти и воли к власти. Р. Декмеджян считает, что причинами конкретного исламского возрождения может быть: затянувшийся кризис мусульманских обществ, вызванный дезориентирующим политическим, экономическим и социальным воздействием западного и советского империализма; императивы экономического развития; борьбы народов за независимость; арабо-израильский конфликт; потеря арабами Палестина и Иерусалима; возникновение западного и марксистского секуляристских движений; продолжающиеся политические конфликты в арабских странах и в мусульманском мире вообще.

Политический ислам есть совокупность движений мусульманского мира, которые руководствуются шариатом, - от умеренных исламских партий до экстремистских групп». Основная причина силы и действенности политического ислама заключается в том многообразии функций (политических, социальных, психологических и экономических), которые он играет в жизни исламского мира. Термином «исламизм» предлагается обозначать радикальные политические движения, цель которых установить исламское государство в противовес государству западного типа. Ислам для них – политическая идеология. Отличительной чертой исламизма является его направленность на активное политическое действие.

Доказывается, что движение за возвращение к первоначальному исламу представляется реакцией на неспособность элиты в исламских странах установить легитимный общественный порядок в рамках жизнеспособной политической структуры. Политический ислам резко активизировался в определенном социально-политическом контексте, отмеченном социальным крахом развития, который вовсе не обязательно связан с экономическим крахом. Определенность этого социально-политического контекста проявляется двояко: 1) в резком усилении неравенства, росте угнетения со стороны властвующих элит в подавляющем большинстве мусульманских стран; 2) в отчуждении и утрате жизненных ориентиров, возникающих в результате подражательной, имитирующей модернизации.

В третьей главе «Религиозный фактор в структуре западных политий: институциональный и неинституциональный аспекты анализа» исследуется специфика развертывания религиозного фактора в политическом процессе ряда стран Западной Европы.

В первом параграфе третьей главы «Религиозный ренессанс» в контексте западных политических практик» анализируя соотношение религии и политики, рассматривается роль религии в укреплении демократических режимов, условия этого процесса.

Доказывается, что в том числе христианское учение о духовном равенстве легло в основу европейского гражданского общества, явилось одним из источников современной демократии в Европе. Христианство с его универсализмом способствовало формированию европейских норм в категориях прав и обязанностей индивидов. Феномен христианской демократии стал одним из столпов политического развития этого региона. Стоящие у власти в Германии и Франции христианские демократы, отстаивали политику европейской интеграции, поэтапно реализовали в реальную политическую практику идеи государства всеобщего благоденствия.

Феномен христианско-демократических партий имеет локальный характер и присущ только континентальной Европе (С. Калывас). Это стало возможным вследствие религиозной мобилизации, политического религиозного процесса, в котором религия использовалась в качестве центрального инструмента.

Гражданское церковное право в Европе (право в отношении церкви и государства) основано на христианстве. В Проекте Лиссабонского договора был проработан вопрос о религии. Договор имплицитно ссылается на важную функцию религиозных общин в становлении и функционировании европейской цивилизации. По приблизительным данным конфессиональный портрет европейского сообщества выглядит следующим образом: католики – 55,4 %; протестанты – 13,4 %; англикане – 6,7 %; православные – 3,1 %; мусульмане – 2,9 %; иудеи – 0,3 %; другие деноминации и лица, не принадлежащие к деноминациям – 18,25 % (Государства и религии в Европейском Союзе (опыт государственно-конфессиональных отношений) / Сост. Г. Робберс. – М., 2009. – С. 702).

Экуменические организации (Всемирный совет церквей (ВСЦ) и Конференция европейских церквей (КЕЦ)) принимают активное участие как во внутриполитическом, так и мировом политических процессах. Так, они настаивают на том, чтобы НАТО пересмотрела доктрину устрашения, и механизмы сотрудничества в области безопасности в Европе. ВСЦ и КЕЦ считают, что эти изменения в ядерной политике НАТО уже «давно назрели». Они считают, что сокращение количества стран в мире, имеющих на своей территории ядерное оружие, с 14 до 9 позволит НАТО усилить доверие к своей политике в области контроля над вооружениями и нераспространения ядерного оружия. Призыв этих двух организаций был поддержан Национальным советом церквей Христа в США, а также Канадским советом церквей, которые также поставили свои подписи под письмом.

На современном этапе политического развития Европы наблюдается тенденция вовлечения во властные отношения представителей различных религиозных конфессий и использования религиозной идеологии в борьбе за достижение, сохранение и поддерживания власти.

В современной Европе в отличие от Европы начала – середины ХХ века наблюдается резкое увеличение числа конфессий, зачастую не традиционных для данной территории, вокруг которых происходит объединение выходцев-мигрантов из иных государств, регионов и начинает выстраиваться новая идентичность – не столько национальная, этническая, сколько конфессиональная (религиозная) в рамках одного государства, религиозные партии начинают приобретать всю большую популярность, и влиять на политический процесс, способствовать трансформации политический системы.

Мигранты, в основном выходцы с мусульманского Востока, столкнувшись с геополитическим пространством «плоского мира» (Т. Фридман) населенным «одномерными людьми» (Г. Маркузе), стали воспринимать его как духовную пустыню, подлежащую освоению.

Формулируются и анализируются следующие формы влияния исламской уммы на политическую жизнь и политические трансформации в Германии, Франции и Великобритании: непосредственное участие в работе государственных институтов европейских стран и Европейского Союза представителей мусульманской общины; формирование новых политических идентичностей; формирование и деятельность радикальных движений с «идеей революции «бедного Юга» против «богатого Севера»» (О. Рой); формирование политических предпосылок для обретения мусульманскими анклавами независимости.

Высокий уровень религиозных свобод и правовой защищенности, принцип невмешательства государства в дела религий влияет на распространение ислама в Соединенных Штатах. В настоящее время в США в противовес распространению радикального ислама реализуется проект «Создание умеренных исламских сетевых организаций» и продвижения «либеральной», «умеренной» версии ислама, под которой понимаются секуляризация, отказ мусульман от опоры на шариатские правовые положения и от концепций исламской государственности, пересмотр Корана и Сунны.

Представители политического истеблишмента США считают, что вовлеченность мусульман в общественно-политические вопросы является принципиальной для благополучия все американской нации. По итогам недавних выборов первым конгрессменом-мусульманином в истории США стал темнокожий адвокат из Миннесоты Кит Эллисон.

Исторические факты подтверждают, что обращение к религии есть широко распространенная практика при проведении внутренней политики самых разных субъектов, имеющих конкретные политические интересы. На современном этапе исторического развития наблюдается тенденция вовлечения во властные отношения представителей различных религиозных конфессий и использования религиозной идеологии в борьбе за достижение, сохранение власти.

Во втором параграфе третьей главы «Западноевропейский ислам: региональные измерения исламского фактора в политической жизни Европейского Союза» доказывается, что в европейских странах постепенно вызревает новая разновидность ислама – европейский ислам (евроислам). Это не европеизированный ислам, а радикальный, но использующий возможности и достижения западной цивилизации в своих целях. Он призывает мусульман не замыкаться в своих гетто, а получать европейское образование, активно участвовать в общественно-политической жизни Европы, тем самым, содействуя распространению ислама и нейтрализуя его врагов.

Принятие ислама коренными европейцами давно перестало быть единичными эпизодами. Так во Франции число «местных» адептов ислама исчисляется уже сотнями тысяч, и ежегодно к ним прибавляется еще порядка 50 тыс. человек. В Германии мусульманами стали уже более 100 тыс. коренных граждан, в Италии – около 50 тыс., в Великобритании – 10 тысяч. В Нидерландах живет почти один миллион мусульман, т.е. 5,8 % населения; в Швеции насчитывается до 150 000 мусульман; в Дании – от 175 000 до 200 000 или около 3,7 % от всего населения, в Швейцарии – от 152 217 до 310 806 человек, в Испании – около 1 млн. человек, в Бельгии – от 800 000 до 1 млн. человек. Все это прямая угроза самой европейской идентичности.

Если с 1950 по 2000 год доля мусульман в населении Западной Европы выросла в три раза, то в Соединенных Штатах она увеличилась в 14 раз. По данным американских исламских организаций, ежегодно в США более 100 тыс. человек принимают ислам. Можно предположить, что через семь-восемь лет ислам может стать второй по популярности религией в США.

В настоящее время мусульманская диаспора Германии не просто чрезвычайно велика, она еще и разнородна, как этнически, так и религиозно, и, кроме того, не обладает едиными религиозными структурами, но зато чрезвычайно активна – как в Германии, так и в общеевропейском политическом пространстве. Руководство «Милли Герюш» в лице ее лидера Мехмета Сабри Эрбакана преследует цель мирным путем трансформировать политический строй в Германии. Организация официально призывает своих сторонников принимать германское гражданство, стремясь, тем самым, увеличить удельный вес мусульман в германском обществе с последующим созданием своей партии исламистского толка. Другой радикальной исламистской организацией, ставящей перед собой цель изменить конституционный строй в Германии, является запрещенная группировка «Братья мусульмане», насчитывающая около 1300 активных членов.

В политической жизни Франции ислам – достаточно новое явление. Только после Второй мировой войны возник мощный миграционный поток, направленный из французской колонии Африки во Францию, с ним и прибыли мусульмане-иммигранты, принесшие ислам на территорию Европы.

Точное число мусульман во Франции неизвестно, поскольку здесь действует закон о защите личности, запрещающий интересоваться этническими корнями и религиозной принадлежностью человека. В разных источниках эта цифра колеблется от 3 до 7 миллионов человек, то есть 6-9,5 % от общего населения, при том, что 2 миллиона из них имеют французское гражданство. Свое политическое участие в стране происхождения мигранты-мусульмане Франции, как и Германии, осуществляют через посредство ассоциаций, существующих на средства правительств своих родных стран. Натурализованные французские граждане арабского происхождения довольно активны и в политических партиях. В муниципальных выборах 2007 года 7,6% кандидатов имели «иностранное происхождение», 4,6% из которых – выходцы из арабских стран. Во Франции в настоящее время существует около 1500 самостоятельных мусульманских организаций. На сегодняшний день во Франции действует более 850 арабских движений, 350 турецких, 250 азиатских политических ассоциаций.

Вплоть до настоящего момента французское государство предпринимает активные попытки (в основном по линии Министерства внутренних дел) наладить диалог с многочисленной мусульманской общиной. Однако эти попытки не имеют особого успеха не только в силу этнической, культурной и идеологической разнородности последней, но и в силу отсутствия у нее даже подобия единой структуры. Ни одна из мусульманских организаций страны (в том числе и Национальная федерация мусульман Франции) не имеет возможности говорить от имени всей общины, а значит, и служить посредником между ней и государством.

Великобритания в настоящее время по численности мусульман занимает третье место в Евросоюзе после Франции и Германии. Согласно официальным данным, основанным на переписи населения 2007 года, в стране насчитывается не менее 2 млн. мусульман. Мусульманская же община оценивает свою численность в 4 миллиона человек. Около 80% мусульман имеют британское гражданство. В отличие от всех других иммигрантских сообществ, создаваемых по этническому принципу, мусульманское формируется как сообщество религиозное, оно включает в себя выходцев из разных стран, говорящих более чем на 50 языках и в социальном, а также культурном отношении зачастую не имеющих между собой ничего общего. Британское мусульманское сообщество, несомненно, является самым политизированным и организованным среди аналогичных сообществ Европы. Мусульмане Великобритании проявляют политическую активность на нескольких уровнях. Во-первых, создание различных исламских ассоциаций и партий как умеренного, так и радикального характера; во-вторых, участие в ведущих политических блоках страны.

Общественно-политическое движение, объединение или партия становятся для мусульманских меньшинств Франции, Германии и Великобритании неотъемлемой необходимостью, как для реализации собственных политических амбиций, так и для элементарного выживания. В этих странах уже созданы исламские партии. Они являются, пусть пока и не значительной, но все более значимой общественно-политической силой. Исламская партия Великобритания, например, была учреждена в 1989 году с целью инициировать общественные дискуссии о мусульманской альтернативе. Она была первой исламской партией не только в Британии, но и во всем немусульманском западном мире. Данная партия помогла мусульманам приобрести уверенность в политических дискуссиях, сформулировать исламский ответ на проблемы британского общества в области экономики, образования, социального обеспечения, международных отношений, здравоохранения и других аспектов современной жизни западного человека. Партия предлагала всему британскому обществу достоверную информацию относительно Ислама. Многие британцы пришли в эту религию благодаря деятельности данной организации. Такие примеры встречаются и в других странах ЕС, и число их неуклонно растет.

На выборах в парламент Королевства Нидерланды 2003 году десять мест досталось представителям исламского меньшинства. В Королевстве действуют Арабская европейская лига (основана в 1993 году выходцем из Ливана), Мусульманская демократическая партия. Основными целями АЕЛ являются: защита интересов арабской и исламской мигрантской общности в Европе, улучшение социально-экономического положения мусульман-мигрантов, развитие взаимного уважения и толерантности.

В Швеции в 1973 году была создана перовая в стране Шведская национальная исламская федерация. В 2001 вокруг отколовшихся от нее Шведской исламской ассоциации и Центрального исламского культурного союза в Швеции создается объединение, получившее название Шведский исламский совет. В 2006 году лидер ШИА, швед иорданского происхождения Махмуд Дабей, направил письмо в парламент, в котором требовал принять особые нормы для мусульман (установить возможность осуществлять брак в соответствии с нормами шариата, открыть мусульманские училища и школы).

Всё это свидетельствует о том, что большая часть растущего с каждым годом мусульманского сообщества стремится как можно более полно участвовать в общественной и политической жизни Стран Евросоюза. Создавая тем самым, не только политическую и общественную, но и угрозу европейской идентичности.

Деятельность официальных государственных структур по интеграции мусульман в европейское сообщество, по минимизации влияния на политические ценности, традиции, институты не эффективна, что в итоге привело к появлению «феномена Брейвика», когда депутат Европарламента от итальянской Лиги Севера Марио Боргезио, осудив убийство людей, подчеркнул, что некоторые из идей Брейвика «просто отличные».

В четвертой главе «Религиозный фактор современного российского политического процесса» выявляются векторы влияния религиозного фактора на российскую политическую жизнь.

В первом параграфе четвертой главы «Христианство в политической жизни современного российского общества» доказывается, что Русская православная церковь (РПЦ) после долгих лет поисков оптимальной модели взаимоотношений с государством (симфонии) осознало необходимость дистанцироваться от любого государственного строя, действующих политических доктрин, конкретных общественных сил, в том числе находящихся у власти. Религия и политика автономны, но не настолько, чтобы вообще не соприкасаться. У них много точек соприкосновения, ибо одна и другая призваны служить человеку. «Православие - это поиск жизни в Боге и что всякое государственное и национальное устроение жизни для нас вторично. Христиане могут заниматься политикой, но это вовсе не означает, что религия занимается политикой», - такова позиция Русской Православной Церкви (РПЦ). Постановление Священного Синода Русской Православной Церкви от 08.10.1993 года предписывало священнослужителям воздержаться от участия в выборах в качестве кандидатов в депутаты представительной власти России.

Официальное признание обеими сторонами (властью и церковью) автономии политики и церкви, даже при наличии их целенаправленных усилий на деполитизацию религиозных организаций, на практике не означает их взаимной изоляции. Указанное неучастие РПЦ как института в политической борьбе и в деятельности политических партий не означает ее отказа от публичного выражения своей позиции по общественно значимым вопросам, равно как не означает и какого-либо препятствия для участия мирян в управлении государством и в политической жизни общества.

В Социальной доктрине выстраивается иерархия возможных устройств форм власти, причем теократия и монархия объявляются «религиозно более высокими формами» по сравнению с демократией. Демократия как политическое устройство резко критиковалась отцами Церкви, ибо ассоциировалась с языческим характером античности. В современных условиях подобная критика по сути выражает сопротивление политическому секуляризму, крушению концепции христианского государства. Более того, патриарх Кирилл заявляет, что «сегодняшнее общество не зря называют «постсекулярным»…После крушения идеологий двадцатого века – фашизма, коммунизма, либерализма…» политики стали внимательнее относиться к христианским ценностям. Именно отказ от них, по мнению патриарха Кирилла, привел мир к эпохе мировых войн.

В Москве с 25 по 27 мая 2011 года прошел XV Всемирный Русский Народный Собор (ВРНС), на котором Патриарх Кирилл говорил о плюрализме и разнообразии общественных сил в нашей стране, и в связи с предстоящими выборами в декабре 2011 года Патриарх уверил соборян, что Церковь ни одну из партий поддерживать не станет, но со всеми политическими силами будет поддерживать отношения. Цель этого партнерства - внушение политикам и обществу «базисных ценностей» (основной из которых является вера), которые должны объединить россиян и служить для их национальной самоидентификации. Исходя из этого, интересным представляется попытка «Единой России» несмотря на закрепленный Конституцией светский характер российского государства, назвать православную религию «нравственной основой модернизации». 13 февраля 2011 года на заседании партийных клубов «Единой России» по вопросу нравственности был принят официальный документ «Нравственная основа модернизации», где на роль государственной идеологии было предложено православие.

Помимо государственного устройства, политического режима обращение Церкви к теме прав и достоинства человека становится все заметнее. Позитивные примеры нравственного поведения своих первоиерерахов РПЦ обнаруживает в истории «многострадальной России», пытаясь убедить общество, что этот потенциал мученичества и добродетелей все еще силен в наши дни. Так, например, в июле 2011 года Русская Православная Церковь отметила день памяти Митрополита Филиппа (Колычева). В этот день Патриарх Кирилл совершил памятное богослужение в Успенском соборе Московского Кремля, где покоятся мощи святителя. Во время литургии он произнес проповедь, а после богослужения обратился с речью к представителям социальных служб Московского Патриархата. Тема обоих выступлений – нравственный выбор Церкви в условиях тирании и социальной несправедливости. Патриарх Кирилл стойкость митрополита-мученика привел в пример нынешней Церкви, при этом, не говоря ничего о современной светской власти.

Интересным является процесс изменения состава епархий РПЦ в контексте национального политического процесса. Необходимо отметить, что с марта 2011 года число епархий РПЦ на территории России возросло с 164 до 176. Епархии, чьи границы ранее совпадали с границами субъектов Российской Федерации, дробятся на части пропорционально количеству православного населения и приходов. Одной из причин (официальных) называется стремление «лучшего окормления верующих». В работе доказывается, что данный процесс имеет и иные скрытые причины: если ранее архиерей, служа по 10–15 лет в крупной епархии, будучи связан тесными отношениями с губернатором, мэрами и крупным бизнесом, превращался в независимую политическую величину, то в ходе увеличения состава епархий они потеряли значительную часть административного ресурса, что в свою очередь привело к усилению их зависимости от Патриархии. Координировать отношения нескольких епархий в одном регионе друг с другом, а также с властью и бизнесом будет специальная инстанция, созданная по решению Синода при Межсоборном присутствии РПЦ. Кроме этого, Патриархия, снимая иерархов с кафедр, способствует росту влияния федерального центра на губернаторов, так как разрыв их связей с главами епархий снижает возможность губернаторского корпуса влиять на политическую ситуацию в регионе.

В параграфе рассматривается проблема, напрямую затрагивающую предмет исследования: миссионерская деятельность в контексте угроз национальной безопасности. Так, В Указе Президента Российской Федерации № 24 от 10 января 2000 года «Концепция национальной безопасности Российской Федерации» говорится, что «активизируются усилия ряда государств, направленные на ослабление позиций России в политической, экономической, военной и других областях», развиваются политический и религиозный экстремизм, этноэгоизм, этноцентризм, шовинизм, национализм, на территории Российской Федерации проводят свою работу иностранные специальные службы и используемые ими организации. Наиболее многочисленные и активные течения протестантизма в России - баптисты, евангельские христиане, пятидесятники, адвентисты и Свидетели Иеговы. В сорока субъектах Российской Федерации в 1999 году работало 1270 миссионеров из США, Германии, Южной Кореи, Франции, Польши, Турции, Саудовской Аравии, Ганы, Канады. Основным объектом их миссионерской деятельности выступает, в первую очередь, паства Русской православной церкви, что служит основой для межконфессиональных противоречий.

Во втором параграфе четвертой главы «Ислам в структуре политической жизни современной России» говорится о том, что точных данных о числе мусульман, проживающих на территории РФ, не существует. По мнению Ю.М. Кабищанова общее количество людей, исповедующих ислам на территории современной России составляет не менее 20 миллионов человек. На эту цифру в оценочном порядке ссылается и В.В. Путин. Согласно расчетам А.В. Малашенко численность российских мусульман в 1997 году составляла более 15 миллионов человек, на сегодняшний момент – их численность увеличилась до 18 млн. Соотношение православных и мусульман в России постоянно менялось в пользу последних: если в 1926 году оно составляло 16:1, то в 1999-м – уже 10:1.

Факт восстановления исламом утраченных за годы советской власти позиций несомненен. Косвенно о числе верующих мусульман дает представление рост числа мечетей. В 1948 году в РСФСР оставалось только 416 официально зарегистрированных мечетей, а в 1968 году - 311. На 1 января 1991 года в России было учтено 870 мечетей, в 1995 году – пять тысяч, а в 2000 году - более семи тысяч. По данным Минюста РФ, к 1 января 2000 года из 17 427 зарегистрированных религиозных объединений на долю мусульманских приходилось 3 098 (18 процентов) (против 14 процентов в 1990 году). Насчитывалось: 51 религиозный мусульманский центр, 2 933 прихода и общины, 114 образовательных учреждений. Существует два ареала мусульман – татаро-башкирский и северокавказский. Северный Кавказ сохраняет приверженность традиции как никакой регион европейской части России. Более исламизированной является его восточная часть – Дагестан, Ингушетия, Чечня, менее – западный регион.

Одним фактором, способствовавшим выходу ислама на политическую арену современной России, стала глубокая укорененность исламской традиции в обычаях мусульманских народов. Ситуация трансформирующейся России 90-х годов ХХ века не могла не сказаться на самоидентификации мусульман по религиозному признаку (чему на определенном этапе особенно способствовали кризис гражданской самоидентификации после распада Советского Союза; острый экономический кризис, связываемый в общественном сознании с насаждением прозападных, либеральных моделей развития общества; общее возрастание роли ислама в международной политике, подтверждаемое экономическим благополучием ряда мусульманских стран, а также «успехами» радикальных мусульманских организаций в борьбе с Западом). Помимо этого, в начале 90-х гг. ХХ века государство само стимулировало всплеск конфессиональной активности. Так, после принятия ряда новых законов, касающихся свободы совести, в России начался бурный рост активности многих конфессиональных объединений.

Процесс осознания мусульманами своей религиозной идентичности потребовало ее закрепления, в том числе и в политической жизни общества. При этом политизация ислама происходила на разных уровнях и в разных формах. С одной стороны, предпринимались попытки встраивания ислама в политическую макросистему через создание мусульманских общественно-политических организаций, своего рода попытки формирования нового «официального ислама», с другой - спонтанная политизация, в том числе и радикализация, ислама в малых социальных группах.

Так, для современной религиозной ситуации в Республике Дагестан характерны следующие общие тенденции: постоянная жесткая конкуренция религиозных организаций и объединений в борьбе за влияние на население и пополнение своей паствы; религиозные организации и объединения свободно, без контроля со стороны государственных органов, выполняют свои функции в своей среде и в обществе, свободно пропагандируют свое вероучение; поднялся уровень общественного престижа и реальной роли религии, религиозных организаций в общественных процессах республики; фактически исчерпан резерв для быстрого дальнейшего роста уровня религиозности дагестанцев, какой происходил в начале и середине 90-х гг. XX в., темпы роста религиозных общин большинства конфессий, за исключением протестантских (пятидесятники, свидетели Иеговы), стабилизировались.

С первых шагов религиозного возрождения, начавшегося незадолго до распада Советского Союза и крушения коммунистической идеологии, ислам стал не просто частью северокавказского ландшафта, но в большей степени приобрел инструменталистские черты, став ключевым фактором динамики политических отношений в регионе. Местные этнические элиты, особенно в субъектах с преобладающей или высокой долей мусульман стали активно использовать «исламский фактор» для обеспечения политического доминирования своих этноклановых образований. Для чего к участию в региональных, городских и районных выборах неоднократно привлекались и продолжают привлекаться мусульманские авторитеты, которые в свою очередь, организуя пропагандистскую поддержку кандидатов на местах, получают возможность создавать достаточно плотный пояс влияния вокруг руководства своих республик.

Из этого следует, что обращение к исламу тех или иных группировок фактически есть обращение к «своему» исламу, который и выдается за «истинный». Именно поэтому абсолютное большинство социальных, политических, экономических и этнических противоречий, кульминацией которых стала война в Чечне, в большей или меньшей степени носят религиозный оттенок. Он, в свою очередь, определяется не столько межрелигиозным противостоянием между православием и исламом, но, прежде всего внутриисламской дисфункцией, обусловленной сложной структурой, неоднородностью и противоречивостью традиционного для Северного Кавказа ислама. Именно закон Республики Дагестан «О запрете ваххабитской и иной экстремистской деятельности на территории Республики Дагестан» от 16 сентября 1999 г. способствовал дестабилизации ситуации в республике.

Причины возникновения радикализма в исламе позволяют определить его, прежде всего, как политическое явление. Политический радикализм в исламе имеет, по сути, нерелигиозную природу. Так, события в селах Карамахи и Чабанмахи связанные с решением жителей этих сел «выступить против господствовавшей, по их мнению, в республиканских институтах власти коррупции, и с этой целью задумали создать на территории своих сел «истинный исламский порядок» носили, прежде всего, не религиозный, а политический характер, так как явились результатом конфликта по поводу существующей практики отправления властных полномочий.

В третьем параграфе четвертой главы «Буддизм в контексте российского политического процесса» доказывается, что буддийская община России начала складываться на рубеже 1980 - 1990-х гг., когда на высшем политическом уровне в СССР был поставлен вопрос о построении правового государства и гражданского общества. Именно в тот период наметился курс на возрождение религий и этнических верований народов России, была разрешена миссионерская практика (в том числе и с зарубежным участием) и введено правовое обеспечение деятельности религиозных объединений. Отмечается, что в 1946 году на базе Иволгинского дацана было создано Центральное духовное управление буддистов СССР.

В России каноническими буддийскими территориями являются Бурятия, Калмыкия и Тува. Однако современная буддийская община далеко не исчерпывается бурятскими, калмыцкими и тувинскими компонентами. В ее состав входят многообразные НГО, созданные в различных регионах нашей страны новообращенными буддистами.

Следует отметить, что фундаментальные буддийские ценностные доминанты - отвержение любых форм насилия, религиозная, этнокультурная, расовая, социальная, гендерная толерантность, миротворчество, неприятие любых форм деспотизма, стремление к согласованию религиозной и научной картины мира, признание за человеком права на свободу выбора - вполне сочетаются с ценностями гражданского общества.

На данный момент буддийская община России фактически состоит из четырех обособленных друг от друга центров: в Бурятии – буддийская Традиционная Сангха России (БТСР), в Тыве – Объединение буддистов Тывы (ОБТ), в Калмыкии – Объединение Буддистов Калмыкии (ОБК), а также так называемый Московско-Санкт-Петербургский центр (сообщество небольших независимых общин и центров, не имеющих общего руководства и единой линии развития). При этом каждый из вышеназванных центров пытается, ориентируясь на различные силы, в той или иной степени претендовать на ведущую роль в российских буддийских кругах. Обособленно в этом списке стоит созданная датским ламой Оле Нидалом «Российская ассоциация буддистов школы Карма Кагью», включая в себя более 70 центров в России и является филиалом единой международной сети, Школы Оле Нидала также считаются самыми материально обеспеченными.

На сегодняшний день наиболее крупной, разветвленной и авторитетной российской структурой, практикующей традиционный тибетский (желтошапочный) буддизм, является БТСР. Главой БТСР с 1995 года по настоящий момент является 25-й по счету Хамбо-лама Бурятии – Дамба Аюшев, который является членом Совета по взаимодействию с религиозными объединениями при президенте и Межрелигиозного совета России, что привело к фактическому лидерству Традиционной Сангхи среди прочих общин и закреплению за ней представительских функций от имени буддийской общественности страны. Необходимо отметить, что Президент РФ в августе 2009 года посетил Иволгский монастырь, где в сопровождении Пандито Хамбо ламы Дамбы Аюшева осмотрел главный дуган монастыря Цокчен, а затем посетил дворец Пандито Хамбо ламы XII Даши Доржо Итигэлова. Во время беседы с ламой президент подчеркнул, что «российские буддисты много делают для укрепления межнационального диалога и общественного согласия». Официальная поддержка властью именно БТСР проявилась в решении именно в Улан-Удэ в 2012 году провести очередное заседание министров финансов стран Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС). Выбор столицы Бурятии был неслучаен, поскольку костяк АТЭС составляют буддийские страны.

Ренессанс калмыцкого буддизма принято связывать с президентством К. Илюмжинова. В 1988 г. в Калмыцкой АССР регистрируется первое буддийское религиозное объединение. В 1988 г. в Элисте открылся первый «молельный дом», настоятелем которого стал приехавший из Бурятии лама Туван Дорджи, а тремя годами позже, в 1991 г. возникло Объединение буддистов Калмыкии. На первой официальной Конференции буддистов Калмыкии и Астраханской области утвердили устав Объединения и избрали Тувана Дорджи верховным иерархом - Шаджин-ламой калмыцкого народа. Но легитимно избранный Туван Дорджи уже в 1992 г. был столь же легитимно смещен со своего поста. На смену ему пришел калмык Тэло Тулку Ринпоче (Эрдни Басан Омбадыков), гражданин США, «выученик» и ставленник Далай-ламы XIV. Одна из причин этого связана с тем, что возникла потребность у калмыцкой элиты дистанцироваться от дела возрождения буддизма «традиционного», то есть связанного с ЦДУБ, с целью выстраивания отношений с федеральными властями, восстановления религиозного образования, позволяющего за счет национальных кадров воспроизводить иерархию социорелигиозных статусов, актуализацией идеи религиозного воссоединения калмыков, проживающих в России и дальнем зарубежье; получения доступа в глобальную коммуникативную сеть тибетского буддизма. Кроме этого, так как Тэло Тулку Ринпоче не только единственный этнический калмык, но и вообще единственный действующий в России лама, получивший статус перерожденца это должно было резко выделить главу ОБК среди российских священнослужителей-ламаистов, тем самым, придав политический вес президенту Калмыкии в переговорах с федеральным центром.

В заключении сформулирован основной вывод исследования. Здесь же приведены некоторые теоретические обобщения, даются практические рекомендации, намечаются возможные направления дальнейшего изучения проблемы.

Комплексное политологическое изучение научной проблемы «политизации религии и клерикализаци политики» позволило суммировать полученные автором научные результаты следующим образом:

  1. Многочисленные оригинальные источники и литература, отражающие многообразие изучаемой проблемы, свидетельствуют о весьма существенной смысловой, идеологической и концептуальной заданности информационно-документального ресурса по теме, которая является важнейшей для структур государственного управления. Анализ информационной и источниковой базы позволил сделать вывод о том, что политизация религии связана с одной стороны с использованием религиозных идей политическими акторами для реализации своих целей, а с другой, со стремлением религиозных институтов использовать политические конструкты для отстаивания своих позиций в рамках традиционного политического пространства и осуществления прозелитистской деятельности.

  2. Использованные в настоящем научном исследовании научные методы были направлены на коррекцию общественно-политического восприятия детерминированных религиозным фактором процессов, протекающих в политической жизни ряда стран Востока, Западной Европы и России. Путем перевода и внедрения в научный оборот многих материалов, данные методы позволили получить новое оригинальное знание по соответствующей тематике для комплексной оценки современного политического процесса. Отправной точкой этого знания является то, что религиозная составляющая политического процесса в ситуации «текучей модерности» (З. Бауман) превращается в неотъемлемый элемент с одной стороны обеспечения политической и социальной стабильности, с другой, социально-политической дестабилизации.

3. Политизация ислама имеет, прежде всего, мировоззренческие особенности и связана с отторжением попыток практической реализации либеральных, протестантских ценностей, приведших к усугублению этноконфессиональных, политических противоречий, вызвавших протест политического ислама как в форме национально-освободительного движения, так и в самых различных технологических вариантах антизападного действия. Анализ религиозного фактора в политическом процессе восточных политий позволил сделать вывод о том, что политический процесс там связан с вычленением и поддержкой в политической и социальной жизни имманентного, естественного, устоявшегося, проверенного на основе религиозных ценностей.

4. Религиозный фактор в политическом процессе проявляется в том числе и в наличии у религиозных институтов определенных ресурсов, позволяющих им выступать в качестве мощного регулятора политической активности и пассивности, механизма политической мобилизации и рекрутирования, средства легитимации и делегитимации власти и властных отношений. Так, взаимосвязь «религиозного ренессанса» с европейскими политическими практиками проявляется в возможности, опираясь на принципы мультикультурализма и идеи «общества меньшинств», создавать религиозные партии и общественные организации, консолидировать представителей миграционных волн на религиозной основе.

5. В российском политическом процессе наблюдается клерикализация политики, то есть использование религиозными институтами политических средств в своих целях. С другой стороны, религиозный фактор становится одним из основных в процессе политической мобилизации в ряде регионов РФ, что зачастую является фактором дестабилизации как регионального, так и общегосударственного политического пространста.

На основе вышеизложенного лицам, принимающим решения в Российской Федерации, могут быть рекомендованы:

создание новых, более эффективно действующих служб мониторинга социально-политической ситуации в российских регионах с применением новейших информационных технологий, позволяющих осуществлять точный прогноз, систематизировать лучшие отечественные и зарубежные экспертные оценки внутрирегинальных и общегосударственных проблем в увязке с международными вызовами и угрозами для информационно-аналитического обеспечения различных ситуационных центров;

активизация деятельности Межрелигиозного совета России, которая должна проявляться в широкой пропаганде совместных решений с целью формирования единого понимания стоящих перед страной вызовой и угроз, единой социальной общности, сочитающей в себе как общегражданские, так и универсалистские религиозные ценности;

формирование и пропаганда на основе идеи секулярного общества общегражданских ценнностей как фундаментальных конструктов, обеспечивающих стабильность социального и политического развития, при реализации права человека на свободу совести и вероисповедения и формирования духовно-нравственных ценностей;

активизация деятельности религиозных институтов по работе с мигрантами, связанной с адаптацией их к российской социально-политической, социокультурной действительсности; по реализации идеи социального служения и деятельности в рамках благотворительсности.

С учетом всего вышеизложенного, материалы настоящего исследования могут быть использованы при подготовке студентов, аспирантов, докторантов классических университетов России, слушателей высших военных учебных заведений, а также в процессе написания научных монографий, книг, статей по диссертационной тематике.

К областям фундаментальной науки и прикладного знания, в которых целесообразно использовать полученные автором результаты, следует отнести: конфликтологию, политологию (теоретическую и практическую), политическую регионалистику, мировую политику, глобалистику.

Религиозный фактор современного политического процесса как отражение модернизационных волн

Для понимания специфики современного политического процесса приобретают актуальность новые ракурсы политологических исследований. Одним из них является исследование механизмов преобразования неполитических практик в политические. В условиях глобализации именно подобные транзитивные механизмы часто определяют динамические параметры политических отношений, а также выступают факторами трансформации элементов политической системы.

Политология как наука связана с политической, культурной, экономической, социальной сферами жизни общества. Но если с перечисленными сферами общественной жизни связь политологии очевидна, то над тем, а связана ли политическая наука с такой сферой жизни общества как религия, невозможно дать однозначный ответ. Кроме того, на наш взгляд, политологи часто преуменьшают, или совсем игнорируют влияние религиозных представлений на политическое бытие. Поэтому изучение вопроса, может ли являться религия объектом исследований политологов, представляется актуальным и своевременным.

Ситуация, когда те или иные проблемы получают актуальное звучание, а другие, напротив, деактуализируются, всегда были присущи политической сфере. Можно предположить, что в политику ряд проблем привносятся из социальной, экономической, культурной сфер жизни общества, и в них же «выдавливаются» из политической. Таким образом, мы можем, вероятно, говорить о том, что имеет место процесс политизации общественных отношений и обратный ему - процесс деполитизации.

Мы убеждены в том, что политическим являлось и является такое социальное целое, которое способно объединить различные интересы разных субъ ектов, противостоящее всему остальному. Оно (социальное целое) обладает мощным фактором объединения, отрицающим все остальное и являющееся его противоположностью (опять же по принципу «свой - чужой», или по терминологии К. Шмитта «друг - враг»1). По мнению К. Шмитта, политическое не означает никакой собственной предметной области, а только указывает на степень интенсивности соединения или рассоединения людей, оно наполняет мир своим особым смыслом. Он доказывает, что такие понятия как «друг» и «враг» являются высшей степенью интенсивности соединения или разъединения, ассоциации или диссоциации. Понятие «враг» используется им в экзистенциальном смысле и понимается как нечто иное, «не наше», «чужое», отстаивающее «собственный, бытийностный способ жизни». К. Шмитт указывает, что это не конкурент и не противник, и не результат личного пристрастия или антипатии, а это «борющаяся совокупность людей, противостоящая точно такой же совокупности людей в публичной сфере». К. Шмитт доказывал, что неверно приравнивать такие понятия как «государственное» и «политическое». Государство - это «особого рода состояние народа, которое в решающем случае оказывается наиважнейшим», это «статус как таковой», «суверенное главенствующее политическое единство».

Продолжая линию К. Шмитта, сформулируем сущность явления «политическое». Политическое - это свойство социума (или его составляющих), находящегося (находящихся) в ситуации конкретной противоположности, явного или латентного разделения на «своих» («друзей») и «чужих» («врагов»)2.

М.В. Данилов отмечает, что «политизация представляет собой процесс обретения политического статуса проблемами и явлениями, изначально таковым не обладавшими. Политизируются экономические, культурные, правовые, административные, религиозные, нравственные и иные феномены, то есть политизация означает, по сути, перетекание проблемы из какой-либо иной социальный сферы в политическую» . Таким образом, политический статус проблемы означает обостренную общественную значимость и актуальность, неспособность субъектов принятия решений справиться с ней с помощью привычных институтов, методов и практик.

В последнее время вопрос о соотношении политического и неполитического, об их взаимном влиянии с новой силой стал актуализироваться в плане реальной политической жизни. Вместе с тем, очевидно, что философские и социологические исследования в области взаимоотношений политического и неполитического проводились и ранее. Одним из удачных на наш взгляд подходов к объяснению политики была и остается концепция Т. Парсонса. Он доказывает, что общество представляет собой глобальную систему, совокупность социальных действий всех людей, элементы которой обладают специфическими функциями и статусами. Общественная система, по его мнению, состоит из четырех подсистем, каждая из которых выполняет определенную функцию: 1) экономика - адаптации к внешней среде; 2) политика - целедостижения; 3) право - интеграции и 4) культура - «латентного» поддержания стереотипов и образцов. Политика, как и остальные подсистемы, с одной стороны, является обособленной частью человеческой жизни, а с другой - включена в сложный ансамбль общественных отношений. Т. Парсонс обозначил специфику полити 1 Данилов М.В. Явление «политизации» в современном обществе: постановка исследовательской проблемы // Известия Саратовского университета. - 2009. - Т. 9. Сер. Социология. Политология, вып. 1. ческой подсистемы через ее главную задачу - благодаря своей опоре на власть, политика обеспечивает организацию людей для эффективного коллективного действия с тем, чтобы достигать общих целей . В соответствии с парсонсовской интерпретацией политической подсистемы общественной жизнедеятельности «место индивида, группы или института в социальной иерархии, с одной стороны, и выполняемые ими функции, с другой, определяют их поведенческие установки, ориентиры и цели деятельности в обществе. Изучение ролей и их изменений позволяет далее раскрыть процесс принятия решений, т.е. понять механизм функционирования власти в обществе» .

Рассмотренные выше идеи Т. Парсонса легли в основу системного анализа политической жизни и теории политической системы Д. Истона.

В современной политической науке нет однозначного определения термина «политика», что объясняется сложностью этого явления, богатством его содержания, многообразием свойств. Мы будем исходить из того, что политика - это деятельность отдельных людей или/и групп людей по производству и воспроизводству базовых институтов с целью разрешения противоречия, угрожающего существованию целостности общества. Необходимо заметить, что деятельность по разрушению такого едино целого также может быть названа политикой. Данное определение соответствует тем функциям политики, которые ей приписывают и Т. Парсонс, и Р. Дебре. Так Т. Парсонс относит к ним определение коллективных целей общественного развития, мобилизацию и принятие решений, сохранение стабильности социума и распределение ресурсов, а Р. Дебре видит главную функции политики в сохранении целостности и стабильности общества .

Религия как актор политического процесса в странах традиционного Востока

Для того чтобы устоять в политической борьбе, партии в этих странах должны выражать «свое» мировоззрение и отстаивать определенный образ жизни. В этом смысле они скорее напоминают общественные движения, чем собственно политические партии, а в самой политической жизни резко возрастает роль клик. Политическая лояльность становится обусловленной не политическими целями, а чувством идентичности с какой-либо общественной группой, и связанные с политической лояльностью проблемы разрешаются на уровне внутригрупповых интересов. Поэтому борьба за власть идет не между партиями, представляющими различные политические интересы, и не между группами, соревнующимися для доказательства превосходства своих административных методов, а между различными образами жизни.

В обществах незападного типа нет единого политического процесса, а есть несколько, практически, независимых политических процессов, связанных с различными образами жизни населения. Именно поэтому лица, занимающие политически значимые должности, нередко не имеют четко определенных границ власти, государственная бюрократия может фактически превратиться в партию (точнее - партию власти), а армия выступить в роли правительства.

Хотя в незападных странах обычно довольно много неофициальных политических организаций, они действуют или как объединения, сформированные для защиты интересов своих членов, или, в действительности, представля 1 Пай Л. Незападный политический процесс // Политическая наука. Политическое развитие и модернизация: современные исследования: Сб. научн. трудов. - М.: ИНИОН РАН, 2003. - С. 66-86. ют интересы правительства и/или наиболее влиятельной политической партии или движения, то есть мобилизуют население для поддержки господствующей группы, а не действуют как группы политического давления. Поэтому политик национального масштаба в этих странах должен прибегать к лозунгам общего характера, вместо того, чтобы формулировать четкую позицию по определенным проблемам, поскольку у него отсутствует возможность четко определить скрытые потребности населения. Соответственно, облеченный властью субъект не должен обнаруживать и решать проблемы. Ему достаточно просто находиться в центре политического («общинного») процесса, что он и делает просто из-за того, что облечен властью «свыше» .

Согласно положениям востоковедения доантичные западные и восточные политические структуры были идентичны. Начиная с античности, произошло разделение политических структур на западные и восточные. В обществах западного типа структурирующий характер имеют частнособственнические отношения, доминирует товарное производство, отсутствует централизованная власть, исходно существовавшее демократическое самоуправление общины переросло в структуру, которая в дальнейшем получила название «гражданского общества» .

Общество первого типа - западного - было подвержено быстрым структурным модификациям, что вызывало его скорую эволюцию в сторону обществ конкурентного типа с точки зрения функционирования политической и административной систем. В обществах второго типа - восточных - не было господствующей роли частной собственности, а доминировала общинная и государственная собственность.

На Востоке «власть» была «эквивалентна» собственности и, наоборот, в то время как в обществах западного типа со времен Венецианской Республики произошло разделение «собственности» и «власти». Последняя могла быть 100 «просто» наемной, ее главной функцией было управление. В восточных обществах не было норм права, которые защищали бы частнособственнические отношения (римское право), там превалировала государственно-общинная форма ведения хозяйства, и государство в силу этого доминировало над обществом, а не наоборот. Хотя общество создавало альтернативные структуры противостояния государству/власти (семья, клан, община, каста, цех, секта, землячество и др.), они были отчасти вписаны в систему государства (кастовый состав государственных институтов в Индии; клан, землячество в Китае, руководители которых были тесно связаны с государственной системой или просто являлись ее низшей частью - своего рода «чиновниками»). Общества этого типа в силу специфики политической структуры стремились к внутренней устойчивости, консервативной стабильности, в них закреплялось только то, что соответствовало нормам корпоративной/общинной этики, в силу чего постоянно воспроизводились политические структуры одного и того же типа. В соответствии с объяснениями такого рода становится понятно, почему восточные общества не становятся демократиями западного типа и что нужно сделать, чтобы они таковыми стали.

На Западе двигателем новаций, в том числе и политических, являлся индивид, гражданин-собственник, на Востоке - община, которая принимала только то, что соответствовало нормам общинной/корпоративной этики или традиции (соответствовало коллективному, а не индивидуальному опыту).

В восточном мире нет «деятеля» (преобразователя) в западном смысле, там человек следует ходу вещей, великому космическому закону, в соответствии с которым, этика и ритуал слиты вместе, ритуал кодифицирует писаные и неписаные законы поведения, причем в области морали и этики творческие импровизации являются сомнительными. В этой системе социальное поведение предсказуемо, каждый должен ждать своего часа, идеал - патерналистская модель, основанная на отцовской опеке и соответствующей ей сыновней почтительности.

Политический процесс в восточных странах - это не процесс производства власти, как на Западе, а вычленение и поддержка имманентного, естественного, устоявшегося, проверенного в политической общинной жизни. Там главенствует теократический принцип, в соответствии с которым государство является постоянно мобилизованным носителем ценностных, нравственно-религиозных критериев, стремящихся контролировать все социальные практики; такое понимание государства основано на традиции, в соответствии с которой город есть воплощение государственной власти, а народ - духовная общность, скрепленная традицией (общностью культурной памяти) и надеждой на грядущее воплощение «правды-справедливости».

На Западе город выступал как частногражданская альтернатива государственной власти и основа «гражданского общества», а государство - как бесстрастный наблюдатель процессов, происходящих в гражданском обществе, вмешивающееся в его жизнь только в случае прямых беспорядков. В восточных обществах политическая власть может ограничиваться и контролироваться духовной властью в «помыслах», в высших ценностных ориентациях (А. Хомяков).

Помимо базовых параметров, одинаковых для всех стран периферии, на Востоке существуют специфические черты, детерминированные религией, в частности исламом. «В отличие от христианства, ислам с момента своего возникновения был государственной религией, он обосновывал концепцию власти и намечал контуры идеальной общины, члены которой должны быть одновременно верующими и гражданами»1. Ислам продолжает оказывать влияние на формирование системы социально-политических, экономических и различных форм государственного правления в странах Востока.

Западноевропейский ислам: региональные измерения исламского фактора в политической жизни Европейского Союза

Целый ряд функций политического ислама совпадает с функциями, которые выполняют и другие идеологии, например, национализм, коммунизм, либерализм. Вообще политический ислам образует составную часть политической жизни и политической культуры исламского мира. Ключевыми ценностями политического ислама провозглашаются социальная справедливость, укрепление морали, сохранение исламской культуры, восстановление силы и достоинства исламского мира, укрепление его мощи перед лицом внешних угроз, легитимность правительства, социальное благополучие и социальная благотворительность, экономическая справедливость, эффективное и некоррумпированное управление обществом. Практически все партии используют исламский «словарь» для формулирования своих ценностей, целей и задач. Светский «словарь» используется главным образом немногочисленной вестернизированной элитой. Выбор населения определяется в конечном счете тем, как та или иная партия или движение реализует указанные ключевые ценности и цели.

Многообразие исламистских движений, а также многообразие их социальных и политических функций наглядно свидетельствуют о том, что политический ислам не представляет собой какой-то единой идеологии, которую следует принимать или отвергать как нечто целое.

Для будущего политического ислама, особое значение имеют такие идеологические позиции, как исламский радикализм и исламский либерализм, которые автор обозначает как «исламистские полярности».

Исламский радикализм образует небольшой сегмент исламского интеллектуального и политического спектра, однако его значение определяется воинственностью и готовностью некоторой части активистов к насильственным действиям, в том числе к крупным террористическим акциям. Все исламист ские радикалы являются фундаменталистами, т.е. придерживаются узкого, буквального и нетерпимого толкования ислама. Большинство из них к тому же разделяют то или иное утопическое видение панисламского государства.

Американский исламовед Р. Дейкмейджан определяет «исламский ренессанс», «политизацию ислама» следующими признаками: во-первых, считает он, движение за возрождение ислама выглядит все-проникаемым (в смысле того, что возрожденческие тенденции затронули весь спектр социальной структуры мусульманских стран), транснациональным; во-вторых, этому движению присущ полицентризм, то есть отсутствие единого центра распространения влияния ислама; в-третьих, устойчивость этих движений . При всей своей политической неоднозначности и неоднородности у исламских движений есть нечто, что роднит их на уровне наиболее общих целей и установок. Важнейшие их требования и лозунги можно сгруппировать следующим образом: 1) антизападничество; 2) социальная справедливость, уничтожение всякого рода привилегий и неравенств.

Английский исследователь Ф. Холлидей доказывает, что центральная цель исламских движений - это государство, сопротивление репрессивному го-сударству борьба за политическую власть .

Одна из причин популярности исламистских движений — активная деятельность по предоставлению тех социальных услуг, которые не в состоянии предоставить государство. Эти движения оказывают содействие в получении образования, медицинских услуг, жилья, проведении свадеб и т.п. широкому кругу людей, прежде всего бедным слоям.

Превалирующей тенденцией в исламском движении с конца 70-х годов XX века (в известном смысле даже фоном этих движений) является фундамен 1 Анализ сделан по: Политическая культура стран исламтализм. Наиболее общим смыслом фундаментализма, как его понимает египетский историк и социолог Анвар Абдель-Малек, «являются попытки отыскать в глубоких, фундаментальных основаниях национальных культур (главным образом в религиозно-философских основаниях) точки опоры для ослабевающего национального организма»1.

Более формальное определение фундаментализма принадлежит американскому исламоведу Р. Хамфресу. Он характеризует его как «утверждение традиционных способов мировоззрения и поведения в коренным образом изме 2 нившеися социальной среде» . Мусульманский фундаментализм - это не просто слепое сопротивление всяким переменам, а это попытка регулировать перемены на основе традиционных ценностей, - считает он.

Сегодня исламистские движения — главный источник программ реформирования, социальных изменений. Установление социальной и экономической справедливости связывается с понятием «исламской экономики». Однако содержание этого понятия довольно расплывчато.

С одной стороны, исламисты не являются сторонниками интенсивного государственного вмешательства в экономическую жизнь.

С другой стороны, они, как правило, выступают сторонниками протекционистских мер и этатистской экономической модели, что вызвано опасениями неблагоприятного воздействия глобальных процессов и стремлением использовать государство для установления «справедливого» экономического порядка.

Первой радикальной, в полном смысле этого слова, исламской политической организацией стала ассоциация «Братья-мусульмане». Она была создана в 1928 (или 1929) году в Египте Хасаном аль-Банной и имела ярко выраженный фундаменталистский характер.

Программа исламского фундаментализма, ставшего, главным образом, радикальной реакцией на кризис политической и экономической системы мусульманского мира и потому не являющегося в чистом виде религиозным феноменом, предполагала возврат общества к принципам исходного ислама. В качестве же средства достижения поставленных целей предполагалась активная политическая борьба, допускающая использование экстремистских средств, оправдываемых идеей джихада. Один из крупнейших теоретиков исламского фундаментализма Сайд Кутб писал: «Когда на пути встают препятствия и появляются факторы материального воздействия, то возникает необходимость уничтожить их, прежде всего, силой» .

Однако было бы неверно ставить знак равенства между фундаментализмом и экстремизмом. Примером тому может служить эволюция уже упоминавшейся организации «Братья-мусульмане», которая прошла путь от военизированной экстремистской организации до умеренного движения реформаторского толка (хотя, по мнению некоторых исследователей, степень умеренности этого движения по-прежнему остается под вопросом). Примером также может служить вхождение партии «Хезболлах» в ливанский парламент.

Политический радикализм исламского фундаментализма проявляется, прежде всего, в форме оппозиции существующим в большинстве мусульманских стран прозападным режимам. Иными словами, фундаментализм - это больше политическое, чем религиозное движение, так как его представители не выступают с идеями реформирования собственно религии как системы догм и обрядов. Они требуют изменения места и роли религии в жизни общества, отвергая господствующую идеологию, политическую практику существующего режима и государственное устройство как не соответствующие нормам мусульманской религии. П

Исламские радикалы борются не просто со всеми разновидностями «ширка» — язычества — от коммунизма до глобализма. В соответствии со своими ксенофобскими взглядами они, используя неоднозначную оценку Кораном христиан и особенно иудеев, стремятся к безоговорочной монополизации идеи единобожия — таухида. Тем самым подпитывается теория столкновения цивилизаций. Идея столкновения цивилизаций подхватывается и мусульманами, которые трактуют как «крестовый поход» экономическую, политическую, культурную экспансию Запада. Для них «западная угроза» столь же реальна, сколь и «исламская угроза» для Европы и Америки.

Ислам в структуре политической жизни современной России

Предложения представителей мусульманского духовенства, составлявших значительную часть выступавших свелись к призыву усилить пропаганду религиозных ценностей. Как заявил первый заместитель муфтия Дагестана Ма-гди Мутаилов, «нужно провести активную просветительскую работу... использовать религиозные ценности для нравственного воспитания общества, прежде всего молодежи» . Наиболее откровенным было выступление имама Центральной Джума-мечети Махачкалы и главы Совета имамов Махачкалы Магомедра-сула Саадуева, который сказал, что «необходимо в первую очередь на уровне государственной политики поддерживать повышение уровня религиозного сознания среди молодежи». Но дальнейшие предложения имама перешли уже в плоскость не вполне входящих в его юрисдикцию аспектов общественной жизни. «В конце концов, не имеет ли наша республика в рамках современной демократии права на свою религиозную идентичность? - задал риторический вопрос имам Саадуев. - Почему на сегодняшний день мы слышим возгласы «государство светское, вузы светские, вы (религиозные деятели) - отдельно, мы -отдельно»? Надо вообще исключить из обихода подобные слова... В нашей республике около 100% мусульман... Скажите людям, что наша республика, хвала Всевышнему Аллаху, мусульманская республика!»3

Затем имам перешел к обсуждению новаций в сфере образования: «Я очень часто встречаюсь с коллективами высших учебных заведений. Как можно себе представить, чтобы в наших вузах студенты не имели возможности совершать пятикратную молитву? Во многих учебных заведениях сидят скрытые ис-ламофобы, которые считают, что ислам - это вред для Дагестана... Нужно бороться с этими исламофобами. Нужно на уровне государственной политики следить за тем, чтобы в каждом вузе предоставлялись комфортные условия для того, чтобы они смогли молиться, чтобы они смогли получать знания, чтобы туда могли приходить представители духовенства, проповедовать, обучать!»

В итоговой резолюции первого заседания Республиканского гражданского диалога подобные заявления не нашли отражения, с другой стороны - итого-вый документ содержал исключительно общие положения . Хотя в проекте были позиции, отражающие требования салафитов. Кроме общих деклараций о необходимости соблюдения закона как исламистами, так и силовиками там содержится ряд конкретных требований к власти. «Ахлю-Сунна» ожидает содействия в создании своего Исламского центра, под эгидой которого должны быть организованы детские сады, «школа невест», высшее духовное учебное заведение. Во всем этом должны участвовать «ученые из-за рубежа». Создается впечатление, что салафиты, не претендуя на представительство в официальном Духовном управлении мусульман республики, намерены создать параллельные структуры духовного управления для своих единомышленников. Ну и конечно, не обошлось в документе без слов о «финансировании социально-экономической составляющей общего проекта»3.

Салафитские деятели и правозащитники считают, что этот закон о борьбе с ваххабизмом дает возможность правоохранительным органам «бороться с неугодными власти». «Правительство республики само станет инициатором отмены антиваххабитского закона, как только салафитские алимы подпишут общее воззвание к прекращению вооруженной борьбы под исламскими лозунга 267 ми»1, - считает министр по национальной политике, информации и внешним связям Дагестана Б. Бекмурзаев.

Следующее заседание Совета должно было состояться до 12 июня 2011 года, но развитию диалога помешало убийство ректора дагестанского Института теологии Максуда Садикова, который пердложил ряд мер, по нормализации отношений с «Ахлю-Сунной». Так, представитель этого движения Аббас Кебе-дов введен в состав республиканского Совета по взаимодействию с религиозными организациями при президенте Дагестана. Еще один активист «Ахлю-Сунна» возглавил Отдел по взаимодействию с религиозными организациями Управления государственно-конфессиональных отношений Министерства по национальной политике, делам религии и внешних связей. Салафитам предложено войти в правительственную комиссию по адаптации к мирной жизни боевиков.

Помимо причин внутрироссийского порядка, на степень и формы проявления политизации оказали значительное влияние и внешние причины.

Сочетание внутренних и внешних факторов привело к тому, что политический радикализм в исламе из потенциальной угрозы безопасности Российской Федерации стал реальной. Причем если попытка создания исламского государства на территории Чеченской Республики являлась во многом следствием внешней «исламизации» сепаратистского конфликта на довольно поздней стадии, то события в селах Карамахи и Чабанмахи демонстрируют возможность вызревания внутренних причин радикализации ислама. Как пишет Д.С. Маха-нов, жители этих сел «решили выступить против господствовавшей, по их мнению, в республиканских институтах власти коррупции, и с этой целью задумали создать на территории своих сел «истинный исламский порядок». И хотя, по мнению того же автора, жители этих сел «не были радикалами», подобное изменение принципов общественного устройства означает выход этого, пусть даже небольшого, участка территории Российской Федерации из ее правового по 268 ля, что можно характеризовать как «скрытый сепаратизм». Еще раз следует подчеркнуть, что события в этих селах Дагестана носили, прежде всего, не религиозный, а политический характер, так как явились результатом конфликта по поводу существующей практики отправления властных полномочий.

Таким образом, анализ причин возникновения радикализма в исламе дает возможность определить его, прежде всего, как политическое явление. Политический радикализм в исламе имеет, по сути, нерелигиозную природу. Его причина вовсе не в том, что ислам не приемлет принципов организации современного общества.

Итак, политизация ислама в РФ происходила на разных уровнях и в разных формах. С одной стороны, предпринимались попытки встраивания ислама в политическую макросистему через создание мусульманских общественно-политических организаций, с другой - спонтанная политизация, в том числе и радикализация ислама в малых социальных группах.

Похожие диссертации на Религиозный фактор современного политического процесса