Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Идея судьбы в структуре мифологического и философского знания 11
1.1. Магия и мифология как способы познания мира 11
1.2. Мифологема судьбы и концепция судьбы в философии античного мира 27
1.3. Становление рационального мышления в форме философии 52
Глава II. Возвращение к проблеме судьбы в мифомышлении ХХ века 63
2.1. Усиление внерациональных составляющих в современном мышлении 64
2.2. Миф «судьбы» в повседневной жизни 82
Заключение 98
Список использованной литературы 102
- Магия и мифология как способы познания мира
- Мифологема судьбы и концепция судьбы в философии античного мира
- Усиление внерациональных составляющих в современном мышлении
- Миф «судьбы» в повседневной жизни
Введение к работе
Актуальность темы. В современном общественном сознании обнаруживается явный перекос в соотношении научного и вненаучного познания в сторону иррациональных, эзотерических интеллектуальных и культурных форм, претендующих в наше время на социокультурную значимость. Это приводит к умалению роли и значения гносеологической рациональности, научного знания вообще. Отсюда встают важные вопросы: от чего зависит соотносительная значимость мифологического и рационального его компонентов? Как возможно сочетание собственно научных форм и методов познания с формами и методами вненаучного постижения объективной и субъективной реальности - этическими, обыденными, иррациональными и т.п. - в ходе формирования современного человека - усвоения им всего богатства культуры, выработки жизненных установок, убеждений, принятия решений относительно своей судьбы, обретения смысла жизни и чувства ответственности за избранный путь? Эти вопросы могут быть прояснены только в историко-культурном контексте развития человеческого (индивидуального и общественного) сознания вообще.
Общечеловеческие культурные ценности в XXI веке получают новое, неожиданное осмысление на стыке научного и религиозного, скептического и мистического, естественного и паранормального. Процессы стандартизации и унификации человеческих потребностей и вкусов, вульгаризация образа жизни, формирование средствами массовой информации примитивного, потребительского, пассивного и несвободного сознания, применение все более тонких и эффективных технологий внушения и манипулирования поведением людей разрушают саму способность человека различать между реальностью и вымыслом, истиной и ложью, добром и злом. Это приводит к атрофированию рационального мышления и к преобладанию мифологического.
Технический прогресс и последующее ускорение социальных процессов создало определенные трудности в адаптации человека к жизни в обществе.
Человек, стремящийся обрести чувство принадлежности, установить с другими людьми социальные связи, отождествить себя с определенной группой, ведет поиски в изменчивой среде, где все объекты, к которым он мог бы присоединиться, находятся в постоянном движении. Отсюда все возрастающее число случаев психического расстройства, невроза и просто потери душевного равновесия. Как следствие мы видим бурное возрождение мистицизма. В моду вошли всевозможные виды гадания, йога, спиритические сеансы и колдовство. Однако, проблемы человечества решаются разумом, а не магией или мантикой. Конечно, возможности разума ограничены, но кризис нужно преодолевать через расширение возможностей разума, через культивирование критического интеллекта.
История показывает, что в разные периоды имело место преобладание то рациональных, то мифологических форм сознания. Рассмотрение процесса их взаимодействия, несомненно, будет полезно для уяснения перспектив возрождения рациональной составляющей культуры в нашем обществе. В этом и заключается актуальность выбранной темы.
Степень разработанности прордемы. Проблема предвидения судьбы волновала многих философов античности (Гераклита, Демокрита, Эмпедокла, Хрис-сипа, Сократа, Платона, Аристотеля, Софокла, Фабия и др.), начиная с VI в. до н.э. по VI в. н.э.
Более двух тысячелетий назад М. Цицерон в философских трактатах «О природе богов», «О дивинации» и «О судьбе» рассматривал вопросы о возможности предсказания будущих событий. Он рассматривал дивинацию (по-гречески - мантика, гадание), как практику, обобщение которой переходит в теорию гадания.
Современные ученые Ж. Вернан, В. Горан, Ф. Кессиди изучали процесс зарождения древнегреческой науки и философии, в котором ведущее место отводилось мифологеме судьбы и ее постепенному переходу в концепцию судьбы.
В прошлом веке мифологию как целостный феномен исследовали М. Дьяконов, А. Лосев, И. Лосева, Б. Малиновский, А. Тенасе, С. Токарев, М. Шахнович и
др. В своих работах они дали сущностные определения таким понятиям как «миф», «мифология», «магия», «ритуал» и определили характер взаимодействия мифологии и магии.
Существенный вклад в изучение мифомышления внесли ученые: Л. Леви-Брюль, К. Леви-Стросс, К. Юнг, К. Мегрелидзе, Б. Поршнев и др. Их исследования убедительно свидетельствуют о том, что гадание в примитивном обществе -продолжение восприятия и поэтому абсолютно необходимо мифологическому мышлению, т. к. оно часть его внутренней структуры и один из способов его реализации.
Идея судьбы опирается на практику предвидения, предсказания судьбы, что обуславливает переход от мифологемы судьбы к концепции судьбы, так что судьба, изначально действующая как закон и божественный промысел, в дальнейшем смещается в план индивидуального целеполагания человека. Размышления на эту тему можно встретить в работах таких философов, как Н. Макиавелли, М. Монтень, Гегель, Г. Зиммель, М. Бахтин и др.
Подробные описания различных видов гаданий и предсказаний, распространенных у народов мира, приводятся в исследованиях Э. Тайлора, Дж. Фрезера, А. Донини, М. Элиаде и др. Русские исследователи И. Сахаров, И. Снегирев, А. Афанасьев и С. Максимов описывают методы и способы предсказаний, бытующих на Руси с древнейших времен и дошедших до наших дней.
Философия XIX - XX вв. фактически признала примат иррационального в обыденном мышлении. Этому во многом способствовали идеи А. Шопенгауэра, Ф. Ницше, К. Юнга, М. Хайдеггера, И. Хейзинга и др. Разум не отвергает более бессознательное, а пытается манипулировать им.
Увлечение мистикой во все времена являлось свидетельством духовного кризиса общества. Это подтверждают исследования Д. Хефли, П. Куртца, П. Гуревича, А. Григоренко, Д. Угриновича, Ю. Давыдова.
В конце XIX - начале XX вв. миф «судьбы» в повседневной жизни глубоко и всесторонне изучали П. Флоренский, Я. Голосовкер, А. Лосев и др.
Из современных авторов проблему совершенствования судьбы через поиск смысла жизни рассматривали С. Франк, В. Франкл, А. Леонтьев, Л. Коган, И. Кон, Дж. Келли. Процесс социализации личности, рассматриваемый Г. Андреевой, Л. Гордон, Л. Иониным, Ф. Минюшевым, Э. Орловой, может быть полезен в контексте анализа идеи судьбы.
Тем не менее, обзор научной литературы по проблеме судьбы и ее предвидению позволяет сделать вывод о том, что данный аспект мифомышления изучен недостаточно. Монографий, посвященных комплексному анализу перехода от мифологического мышления к рациональному и обратно в рамках общественного сознания и в контексте предвидения человеческой судьбы, в отечественной и зарубежной литературе нет. Это и обусловило выбор темы, формулировку цели и задач исследования.
Цель исследования: на основе материала предвидения судьбы исследовать проблему перехода от мифологического мышления к рациональному. Данная цель конкретизируется в следующих задачах:
проанализировать концепции, рассматривающие мифомагическое сознание как этап и форму осознания мира человеком и обществом;
рассмотреть некоторые современные научные представления о концепции судьбы в структуре мифомышления;
проанализировать практики гадания как один из механизмов перехода от мифологического мышления к рациональному в процессе становления философской мысли;
рассмотреть причины существующего усиления мифологических составляющих в современном мышлении;
выявить особенности современного мифомышления на обыденном уровне и условия перехода от мифа к рациональным формам мышления.
Объектом исследования является взаимосвязь мифомышления и рационального мышления в структуре сознания.
* 7
Предмет исследования: отражение перехода от мифомышления к рациональному мышлению и обратно в концепциях судьбы и ее предвидения.
Метопологическую основу диссертационного исследования составляют:
системный подход как общенаучный метод теоретического и практического исследования в различных областях социального познания;
исторический подход к исследованию мифомышления в аспекте предвидения судьбы;
культурно-генетический подход, рассматривающий условия развития форм человеческого сознания в их взаимодействии.
Научная новизна исследования заключается в следующем:
взаимосвязь магии и мифа рассмотрена через идею судьбы, обеспечивающей целостность мировоззрения в условиях неопределенности;
практика гадания рассмотрена как средство уменьшения (устранения) неопределенности в ходе принятия решений;
рассмотрен переход от мифа (мифомышления) к логосу, рациональному (философскому) мышлению через изменение роли идеи судьбы и гадательных практик;
рассмотрены и обоснованы причины существующего усиления мистических (магических и мифологических) составляющих в современном общественном сознании;
5) проанализированы условия восстановления преобладающей роли рацио-
нального мышления в современных условиях.
На защиту выносятся следующие положения:
1. В магии, мифологии и философии присутствует идея «судьбы», объясняющей прошлое и предопределяющей будущее. Эта идея проходит ряд этапов развития. Первоначально это связующий элемент магического (ритуального) действия, затем - мифологема, как персонифицированная сила, и наконец, это
философское понятие - безличное и всеобщее. Но на любом этапе функцией этой идеи было обоснование средств уменьшения (устранения) неопределенности в человеческой деятельности и в ее осмыслении. Смысл этого - в сохранении целостности мировоззрения человека, возможности его самоопределения в любой ситуации (особенно трагической). В идее судьбы, во всем ее развитии, четко отражается специфика мифомышления, которое (в отличие от рационального мышления) никогда ничего не отрицает из традиционных представлений, но всегда добавляет новые, как правило, случайно-ассоциативным образом (не считаясь с законом противоречия).
2. Изменение представлений о природе судьбы в древнегреческой культуре
идет через выделение и обособление функции абсолютного обуславливания
сначала среди мойр (Атропос Гесиода), затем в образе Ананке (Платон), стоящей
над мойрами, но уже Фалес и Анаксимандр искали за этим образом закон, дви
гающий ими. Уже у Гераклита этот закон - часть логоса, а Демокрит оконча
тельно отождествляет судьбу со случайностью. Это напрямую связано с разви
тием демократии в Древней Греции, за счет которой сфера человеческой само
деятельности и самостоятельности сильно расширяется. На первый план выходит
проблема обеспечения удачи, а не объяснения неудачи, всемерного уменьшения
случайности, т. е. неопределенности в предвидении результатов собственных
действий. Но поскольку научные критерии практичности еще не выработаны, то
для этого используются любые средства, в том числе и гадательные практики
разного рода (Цицерон), в силу традиционного мнения об их полезности и отсут
ствия доказательств их бесполезности или вредности. Последние появились в
эпоху господства христианского монотеизма, активно боровшегося с язычеством.
Но в христианстве произошел как бы возврат к представлению о судьбе, как
непознаваемой воле божьей, проявляющей себя через непредвидимую случай
ность.
3, Таким образом, генезис греческой теоретической мысли, связанный с об
щественно-историческим развитием античных полисов, явился процессом пере
хода от мифологического отождествления субъективного и объективного к ми-
фопоэтическому сказанию (теогоническому эпосу), повествующему о рождении богов, олицетворяющих космические стихии, и от теокосмогонии к натурфилософским представлениям о «первоначале» вещей и о космосе как миропорядке, который существует сам по себе. Этот процесс сочетал в себе моменты как преемственности, так и разрыва между традиционным религиозно-мифологическим мировосприятием и зародившейся рационально-теоретической мыслью. Лишь с учения Парменида о бытии философия окончательно становится на собственный путь развития, знаменуя собой открытие понятийно-логического, рационального мышления и преобладание его над мифомышлением. Это можно прямо отнести и к становлению судьбы как понятия философии, полноценный анализ которого может быть только комплексным, междисциплинарным.
Бурное развитие науки, приведшее к триумфу рациональное мышление, однако, уже в XVIII веке привело к проблемам, расцениваемым как неразрешимые; XIX и особенно XX века усугубили всеобщее ощущение безнадежности перед их лицом и породили кризис науки и разума, воспринятый многими философами как крах. Философы-иррационалисты видели в этом лишь научную проблему, а экзистенциалисты лишь философскую, но в эпоху постмодерна, когда ощущение мировоззренческой неопределенности, потерянности и отчаяния становится обще культурным феноменом, идея непредсказуемой судьбы начинает перевешивать рациональные идеи в масштабе всей культуры, а гадательные и магические практики становятся необходимым элементом общественной жизни.
В наше время мы наблюдаем изменение отношения к этому феномену, который, как уже ясно, нельзя считать случайным и временным явлением. Так же нельзя считать это началом всеобщего краха культуры, о чем говорили философы XIX века. Рациональная и мистическая (магическая и мифологическая) составляющие человеческого мышления не исключают, а дополняют друг друга, а это значит, что их отношение преобладания один над другим, видимо, является циклическим. Из этого можно сделать вывод, что сегодняшняя ситуация хаотического возникновения новых культурных ценностей - это этап некоего естественно-культурного отбора (возможно, происходящий по синергетической схеме).
Основой этого процесса является активная и сознательная творческая деятельность человека во всех сферах общественной жизни. Результатом этого отбора, очевидно, будет постепенное установление действительно новых всеобщих рациональных культурных ценностей, регулирующих новый образ жизни.
Практическая значимость исследования. Результаты и материалы диссертации могут быть использованы в курсах по философии, культурологии, истории культуры, истории философии и истории религии.
Апробация результатов исследования. Результаты исследования докладывались на Ш-м Российском философском конгрессе в г. Ростове-на-Дону (сентябрь 2002 г.); на научной конференции молодых ученых СКНЦ ВШ в г. Ростове-на-Дону (октябрь 2003г.); на заседании кафедры философии и культурологии Ростовского государственного педагогического университета.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка литературы из 198 наименований. Общий объем диссертации 112
страниц.
Магия и мифология как способы познания мира
Исследования магии и мифологии, а также анализ их взаимодействия приобретают особую значимость в периоды идеологического, нравственного и социального кризиса, в то время, когда происходит переоценка мировоззренческих ценностей и формируются новые материальные и духовные условия человеческого существования.
Изучение магии и мифологии как способа познания мира позволит нам выявить то, что они собой представляют: а) как формы осознания и понимания мира; б) как формы познания мира.
Анализ связи магии и мифологии показывает, что в мифологии, как правило, сохраняется мистическое содержание, а основные мифологемы «вливаются» в магическую систему, оказывая воздействие на образ жизни и поведение миллионов людей.
Исследование магического компонента в структуре мифомышления предполагает рассмотрение таких ключевых понятий, как - «миф», «мифология», «магия» и т.п. Опираясь на труды А. Ф. Лосева, Б. Малиновского, Дж. Фрезера и А. Тенасе мы понимаем:
Миф - как символическую форму духовной культуры и способ познания окружающей действительности, неразрывно связанный с практическим опытом.
Мифологию - как совокупность мифов и научную дисциплину, изучающую религиозно-мистический феномен культурной жизнедеятельности общества.
Магию - как совокупность приемов, посредством которых человек иллюзорно владеет реальностью; которые заключаются в ритуале и передаются традицией. Иные трактовки этих ключевых в исследовании понятий специально оговорены в тексте работы.
В историческом плане магия возникла раньше, чем мифология. Первобытный человек жил в непрерывном страхе перед тем, что мы сейчас называем судьбой. Он считал себя постоянно подверженным губительным влияниям. Большинство его обрядов усилия, направленные на нейтрализацию этих влияний.
Л. Леви-Брюль, классифицируя невидимые силы и влияния, которые угрожали или причиняли зло первобытному человеку, различал их на те, «которых он страшится, не имея средства получить предостережение о моменте их нападения на него», и те, «относительно которых некий знак предупреждает его, что они вступили в действие против него» (88. С. 392).
Средствами защиты от первых являлись амулеты, талисманы, колдовские снадобья (человеческие волосы, зубы крокодила, кристаллы, ритуальные ножи, камешки причудливой формы, кабаньи клыки, перья птицы и др.). Им приписывалась способность предотвращать несчастье и благодаря этому приносить счастье.
Предупреждением вторых являлись знамения и предсказания. К плохим знамениям относили: собаку, удачливую на охоте, считали виновницей смерти хозяина; собаку, постоянно неудачливую на охоте, называли «животное-колдун» и старались от нее избавиться; растение необычайных размеров считалось «начальником поля» и подлежало уничтожению и т.п. (88. С. 400). Приверженность первобытного человека к гаданию вытекало из его заинтересованности в том, чтобы получить предупреждение о дурном влиянии как можно раньше и полнее.
М. Элиаде считал, что «гадание само по себе является техникой, способной актуализировать духовные реальности, лежащие в основе шаманизма или облегчить контакт с ними» (192. С. 159). Аналогичной точки зрения придерживается и Л. Леви-Брюль, полагая, что «гадание и магия покоятся на одних и тех же «коллективных представлениях» о мистических отношениях: гадание занимается главным образом обнаружением отношений, а магия - их использованием» (88. С. 230). Таким образом, переход от гадания к магии совершается незаметно. Эти две категории объединены друг с другом, как две стороны одной медали, как причина и следствие, как диагноз и выздоровление.
В современных исследованиях можно выделить несколько подходов в определении понятия «магия», различающихся по двум направлениям: содержательному (выявление мировоззренческой сущности) и функциональному (определение основных функций).
Современные антропологи и историки религий (Дж. Фрезер, Б. Малиновский, А. Тенасе, А. Мень и др.) считают, что магия возникла на заре развития человеческого общества в связи с попытками первобытного человека понять и освоить окружающий мир. Ученые вскрывают не только сущность магии, но и причины, ее породившие.
Дж. Фрезер в книге «Золотая ветвь» сформировал свое отношение к магии следующим образом: психологическая основа магии - ассоциация идей, между которыми не существует реальной причинной связи; магия позволяет умному человеку доминировать над остальными, основывать королевские династии и новые государства, получать статус святого и бога после смерти; магия вырабатывает первые санкции, закрепляющие частную собственность и самостоятельность индивида (99. С. 12).
Б. Малиновский в работе «Магия, наука и религия» пришел к выводам, что магия обеспечивает уверенность в ситуациях неопределенности, создает церемониальную структуру торговли; магия часто организует коллективный труд, -действует с помощью усиления социального давления на индивида; миф является схемой магического действия, которое нередко сводится к проговариванию мифа; магия представляет собой в основном языковой феномен и использует социальный высокопарно-сакральный язык, который отличается от языка, применяемого в контексте трудовой деятельности и общественных отношений; магия -предельный случай, демонстрирующий силу и активность языка, так как всякий язык имеет магическую функцию; магия усиливает неравенство людей в примитивных обществах; магия подтверждается чудесами, порождаемыми мистической верой (99. С. 12). Рассуждая о магии И. Т. Касавин пишет: «Уже из этих выводов Фрезера и Малиновского следует, что магия, в сущности, закладывала социальную структуру первобытного общества, организовывала важнейшие формы деятельности и являлась основой развития индивидуальности и сферой приложения духовных и практических новаций» (99. С. 12).
Оба ученых являются представителями социальной антропологии. Есть и несколько иная, но отнюдь не противоречащая предыдущей, точка зрения. А. Те-насе считает, что в магии выражен также донаучный опыт культурного развития человечества. В его книге «Культура и религия» мы находим следующее высказывание; «Что касается магии, то она представляет собой первоначальную форму связи человека с окружающим миром, попытку иллюзорного преодоления своей слабости перед стихийными силами природы и установления мнимого господства над ними, поиск ответа на многочисленные вопросы, которые довлели над первобытным человеком». И далее: «Магия - совокупность приемов, посредством которых первобытный человек иллюзорно владеет реальностью. Этих приемов очень много, но их можно подразделить на несколько типов, три из которых являются универсальными и поразительно устойчивы исторически: магия труда, магия врачевания и «черная» магия (магия причинения зла)» (153. С. 30-33). С помощью магии подвергалось испытанию то неизвестное, таинственное, что влияло не только на будущее человека, но и на непосредственную реальность. Поэтому наряду с элементами фантастического, искаженного отражения мы находим здесь и элементы более или менее адекватного познания. Магия с элементами реалистического познания вещей выступает как сторона общественной практики.
Мифологема судьбы и концепция судьбы в философии античного мира
Познание закономерного в изучаемых объектах входит в число важнейших целей науки. Эта особая значимость для науки категорий закона, необходимости и случайности отчетливо проявилась уже при возникновении науки, т.е. в Древней Греции в VI в. до н. э. одновременно и в органическом единстве с древнегреческой философией.
Становление и утверждение научного мировоззрения включало многоаспектное отрицание религиозно-мифологического мировоззрения, которое доминировало в общественном сознании. Из всех идей, утверждение которых знаменовало рождение древнегреческой науки и философии, именно идеи закона, необходимости и случайности — в наибольшей степени — были подготовлены древнегреческой мифологией, в рамках которой задолго до возникновения науки и философии существовали развитые представления о судьбе.
А. Н. Чанышев, сопоставив гомеровские представления о неизбежности осуществления предрешений судьбы с более ранней верой в магию, справедливо подчеркнул, что в гомеровских представлениях о судьбе отражен новый этап предыстории понятия необходимости (180. С. 57). Если связывать этот этап с прогрессом человеческого познания, переросшего тесные рамки магии, то можно говорить о гносеогенных факторах формирования мифологемы судьбы или о гносеогенной природе мифологических представлений о судьбе.
Признавая правомерность и необходимость гносеогенного подхода к вопросу о природе представлений о судьбе, следует отметить, что они не могут рассматриваться в качестве исторически первого этапа складывания представлений об объективной необходимости. Более ранний этап был связан, по-видимому, с магией. Эту связь в свое время подчеркнул Дж. Фрезер. Он отмечал, что «однообразие, всеобщность и постоянство веры в магию, по сравнению с бесконечным многообразием и изменчивостью религиозных верований, позволяет предположить, что магия представляет более раннюю и более грубую фазу истории человеческого духа, через которую все человеческие расы уже прошли или еще проходят на пути к религии и науке» (169. С. 72).
Магия предполагает веру в принудительный характер магического действия. И, несмотря на иллюзорность этой веры, для нашего исследования важно то, что сама она покоится на допущении, что связь между магическими действиями и их результатами имеет необходимый характер. В этом смысле, как справедливо подчеркнул А. Н. Чанышев, о магии можно говорить как о преднауке (180. С. 65). Этот вывод позволяет нам говорить о возможной исторической связи между отмеченной особенностью магического мировоззрения и, по-видимому, более поздним представлением об объективной необходимости, которое отличает идею судьбы. Одно из возможных объяснений самого возникновения древнегреческих представлений о судьбе и состоит, по Чанышеву, в том, что они появляются как «трансформация магической практики и соответствующей ей теории, когда магия уже изжита. Ведь если не считать гаданий, магической практики в гомеровском эпосе почти нет. Но от магии остается свойственное ей представление о безличной объективной необходимости, о которой еще можно узнать, но на которую уже нельзя воздействовать» (180. С. 85). И действительно, в гомеровском эпосе фатальная неизбежность осуществления того, что назначено судьбой, подчеркнута с особой силой. Представление о безличной объективной необходимости таково, что на эту «необходимость» уже нельзя никак воздействовать, даже если человек знает ожидающее его будущее (28. С. 212).
Вера в магию предполагает необходимую связь между магическим действием и его результатом. Однако, многое зависит от самого человека, как субъекта магического действия: производить ли действие, задействовать ли эту необходимую связь именно в данный момент, задействовать ли ее вообще. В представлениях же о судьбе, наоборот, - необходимость мыслится как реализующаяся совершенно независимо от человека. Человек не может ни отменить, ни отсрочить ее осуществление, ни вообще хоть как-то повлиять на нее.
Таким образом, в представлениях о судьбе, в той мере, в какой осуществление судьбы мыслится как фатально-неизбежное, идея объективной необходимости выражена более отчетливо, чем в рамках веры в магию. Подчеркивание в мифологических представлениях о судьбе невозможности для человека как-то влиять и на предрешения судьбы и на их осуществление, интерпретируется Го-раном В.П. так, что «мифологема судьбы, действительно знаменует новый, более высокий этап формирования понятий закона и объективной необходимости» (38. С. 81).
Размышляя о причинах, побудивших «род человеческий покинуть магию», Дж. Фрезер останавливается на следующем объяснении: «Наиболее проницатель ные умы, вероятно, с течением времени, наконец, заметили, что магические обряды и заклинания не производили тех конкретных результатов, которых ожидало более наивное большинство их собратьев. Это великое открытие бессилия магии привело к коренному,,, перевороту в умах тех, у кого хватило проницательности на такое открытие... Для такого человека уже невозможно было лелеять сладкую иллюзию, что это он сам руководит движеньями неба и земли... Он уже не находил более в смерти врагов своих или же друзей доказательства непреодолимого могущества собственных или вражеских заклинаний, - теперь он знал, что друзья или враги одинаково подпадали под власть силы более могучей, чем любая из доступных ему самому, что они повиновались судьбе, которую он бессилен был направить» (169, С. 73).
Накопление реальных знаний о мире не могло не подрывать веру в магию. Формирование представлений о судьбе явилось результатом разочарования в магии древнего человека. В. П. Горан считает, что в данном случае в позиции Фрезера есть известная «доля правды». Ученый отмечает: «обнаруживаемые в мифологеме судьбы более развитые представления о необходимости и закономерности явлений окружающего мира, действительно, были подготовлены познавательными успехами человека» (38. С. 82). Безусловно, сам процесс накопления знаний о мире не был простым и легким. На это обстоятельство обращает внимание И. М. Дьяконов, указывая на две основные причины: - большинство ассоциаций древнего человека не поддаются практической проверке; - выводы отдельных людей не могут сами по себе пробиться через коллективный опыт (61. С. 15-23).Ведь «коллективный практический опыт, каков бы он ни был, накапливался десятками, даже сотнями поколений, поэтому - хотя он, конечно, содержал много невыя в ленных ошибок - лишь он был достаточно надежен» (61. С. 11). Потому-то в условиях традиционного общества выводы из практики отдельных людей не могут «пробиться через коллективный опыт», «пока накопление познания не достигает некоторого критического предела» (61. С. 23).
Но сколь бы медленным и трудным ни был процесс накопления реальных знаний о мире, нельзя, по-видимому, отрицать или даже недооценивать значение этого гносеогенного фактора для перехода от представлений о закономерности в форме магических верований к более развитым представлениям об объективной и даже универсальной необходимости в форме веры в судьбу. И в этом смысле можно говорить о гносеогенных истоках мифологемы судьбы.
Идея судьбы в той или иной ее форме оказалась присущей античной культурной традиции на протяжении всей истории античного мира. И дело здесь не только в том, что, раз возникнув, эта идея продолжала существовать просто в силу преемственности в духовной жизни античного общества. Дело в том, что социальные корни, которые питали ее генезис и развитие в период разложения общинно - родовой формации, с возникновением и утверждением античной рабовладельческой формации отнюдь не исчезли. Они только претерпели определенные изменения, в соответствии с чем изменялись и представления о судьбе. Античный человек остро «ощущал» фатальный характер власти над ним внешних ему социальных сил. Это и обусловливало, в конечном счете, усиление как безлично-фаталистической, так и иррационалистически - индетерминистической тенденции в представлениях о судьбе.
Усиление внерациональных составляющих в современном мышлении
В философии XIX - XX вв. появляются мощные течения (иррационализм, экзистенциализм, постмодерн), которые заново поднимают проблему судьбы до уровня мировоззренческой рефлексии. И хотя подходы к решению этой проблемы предлагались разные, но суть сводилась к одному - к отказу от рациональности в плане понимания человеческой личности. Многие философы (Ницше, Хайдегтер, Батай, Фуко и др.) считали, что личность выходит за рамки рационального объяснения, и поэтому ее нельзя просмотреть сквозь призму научных категорий. Философская полемика развивалась в различных направлениях, но в основе ее лежала критика разума.
С эпохи Просвещения огромные массы людей начинают на практике убеждаться, что судьбу можно изменить. Примером тому служит череда революций, которая прокатилась по всему миру. Французская революция показала, что богатый может стать бедным и наоборот.
Алексис де Токвиль одну из глав своей книги «Старый порядок и революция» назвал: «Каким образом и почему Французская революция, будучи революцией политической, происходила по образу религиозной». Отличительной чертой Французской революции Токвиль считал, что «... поверх всех национальностей она создала единое интеллектуальное отечество, гражданами которого могли сделаться люди любого государства» (156. С. 16).
Токвиль подметил существенное: мировоззренческие установки Французской революции носили рационально-абстрактный характер и могли быть восприняты любыми людьми, достигшими определенной интеллектуальной зрелости, в то время как побудительной силой, приводящей в движение революционные массы, была чувственная страсть, некий вожделенный эстетический образ мира, к которому устремлялась в неистовом порыве душа.
В эпоху Просвещения и последовавшей за ней Французской революции онтологический статус мышления резко возрос, что, в свою очередь, привело к еще большей рационализации мировоззрения. Мужественный порыв просветителей -во всем полагаться на разум, нашел адекватное отражение в мировоззренческих установках в виде провозглашения человека «продуктом природы» (П. Гольбах), отстаивания «естественного права» (Дидро, Руссо), обличения «позитивных религий» (Вольтер), просветительском материализме (Дидро, Гельвеций), концепции разделения властей и «духа законов» (Монтескье) и многом другом (164. С. 198).
Историософская идея Просвещения не была бы выражена последовательно до конца, если бы философскому обоснованию человека (суверенного в своих делах и поступках, «хозяина самого себя») не сопутствовала ясно выраженная концепция государства и права. Она обрела законченную форму в Декларации прав человека и гражданина, провозгласившей основным источником права не обычай, а закон. Естественное право, по существу, дистанцировалось от религиозных обоснований права и апеллировало к естественным, т. е. рациональным правам человека, производным от его разума. Это привело к разработке теории прав человека и гражданина, в основу которой были положены неотчуждаемые (сакральные) права на свободу, равенство, собственность, безопасность, право на сопротивление угнетению.
Гомогенность возникших институтов власти и гражданского общества, либеральных условий конкуренции и частной собственности, невмешательства государства в развитие «естественного порядка» и суверенитета личности - вот далеко не полный перечень условий, делающих человека хозяином своей судьбы.
В XIX веке наука продвинулась вперед. Задолго до первой подводной лодки «Наутилус» проделал 80 тысяч лье под водой в романе Жюля Верна. Полеты в космос или действие лучей лазера, прежде чем осуществиться в действительности, осуществлялись идеально на страницах «Из пушки на луну», «Аэлиты» и «Гиперболоида инженера Гарина». Литература предсказала момент торжества науки. Физика, механика, инженерия развивались стремительно. Наряду с успехами в науке возникло впечатление, что для человека нет ничего невозможного, человек может все и понятие судьбы ему ни к чему. Однако, в XX веке выяснилось, что наука не цель, а средство, так как она не может решить многие проблемы человеческого бытия. Две мировые войны снова поставили человеческий разум на грань пропасти. В результате - кризис разума.
Экзистенциалисты истолковали эту проблему в духе библейского Иова. Он был уверен в том, что его судьба прописана Богом за его праведность. И вдруг на его голову обрушились тяжелые испытания: «Нет мне мира, нет покоя, нет отрады: постигло несчастье» (15. С. 513). Такое же состояние было у человечества после 2-х мировых войн. В результате вывод о существовании судьбы не только одного человека, но и всего человечества.
Н. А. Бердяев, размышляя о духовном состоянии современного мира писал: «Долгое время технику считали наиболее нейтральной сферой, религиозно безразличной, наиболее удаленной от вопросов духовных и потому невинной. Но это время прошло, хотя и не все это заметили. Техника перестала быть нейтральной. Вопрос о технике стал для нас духовным вопросом, вопросом о судьбе человека... Техника дает в руки человека страшную, небывалую силу, которой может быть истреблено человечество... Уже одна истребительная техника войны, грозящая почти космической катастрофой, ставит духовную проблему техники во всей остроте» (12. С. 487).
Техника дает человеку власть не только над природой, но и над другим человеком; она может его убивать, а может способствовать его одухотворению. Именно поэтому техника перестала быть нейтральной.
В неклассических концепциях XIX-XX столетия доминирующими качествами, выделяемыми в человеке, стали чувство и воля. Разочарование в возможностях научного познания, справедливой перестройки социального мира и соответственно возрастающее внимание к иррациональному в жизни — характерная черта экзистенциализма XX в.
Представители экзистенциализма, развивая идею о том, что сущность человека - это не столько интеллект, сколько некая личностная экзистенция, которую нельзя выразить, но можно описать с помощью понятий страха, свободы, времени, конечности и т.п., делали упор на эмоциональную сторону человеческого сознания. Что касается бытия, как основы всего сущего, то оно тоже невыразимо, поскольку сочетает в себе прямо противоположные определения - «общайшее» и «уникальнейшее», «понятнейшее» и «всего менее понятное», «самое забытое» и «памятнейшее», «самое высказанное» и «самое умолчанное» (175. С. 173-174).
Страх перед неизвестностью и страстное желание заглянуть в будущее были непременными атрибутами сознания человека. Они-то и послужили выдвижению на первый план философской рефлексии проблемы бытия и существования человека в нем.
Миф «судьбы» в повседневной жизни
В последнее десятилетие в нашей стране довольно быстро происходит смена основ общественного строя. Разрушен государственный социализм, устанавливается система рыночных отношений, происходит переход от одной цивилизации к другой. Сдвиги носят коренной характер и вызывают кризисное состояние, отражающееся абсолютно во всем. Эти явления переходного периода определяют актуальность социальной адаптации.
По мнению Л. А. Гордон, обобщенным выражением степени адаптации может служить состояние массового сознания, общественное настроение, отражающее готовность принять (не принять) новые социально - экономические порядки, переносить или не переносить тяготы перехода к ним. Адаптация заключается не столько в принятии отдельных элементов, сколько в социальном и психологическом освоении меняющегося типа общественных отношений, а также в социальной и психологической способности пережить чрезвычайную ситуацию перехода (42. С. 3-15).
В связи с этим актуальными и важными становятся адаптационные функции культуры, способствующие социализации личности. В кратком словаре по социологии социализация определяется как процесс становления личности, обучения и усвоения индивидом ценностей, норм, установок, образцов поведения, присущих данному обществу, социальной общности, группе.
Наиболее оптимальным, на наш взгляд, представляется понимание социализации с точки зрения деятельностного подхода. При этом социализация определяется как «двусторонний процесс, включающий в себя, с одной стороны, усвоение индивидом социального опыта путем вхождения в социальную среду, систему социальных связей, с другой стороны, часто недостаточно подчеркиваемый в исследованиях процесс активного воспроизводства системы социальных связей индивидом за счет его активной деятельности, активного включения в социальную среду» (4. С. 241). При таком понимании социализации человек является одновременно объектом и субъектом социальных отношений. Как объект он испытывает воздействие социальной среды, а как субъект изменяет ее.
В процессе социализации для личности важна идентификация, позволяющая чувствовать свою принадлежность к той или иной социальной группе, общности, являющейся носителем культурных ценностей. По мнению Л. Г. Ионина, идентификация может быть утрачена по двум основным причинам: в результате кардинальных психических изменений и в результате быстрых и значительных изменений в окружающей социальной среде (65. С. 1-14).
В нашем обществе это произошло по причине резкой перестройки социально - экономических условий жизнедеятельности человека, что привело к разрушению его жизненных планов.
Важным средством идентификации являются социокультурные образцы, представляющие собой более или менее удачное решение социально - значимых проблем на уровне действий, суждений, поведения, общения. В качестве социокультурных образцов могут быть ценности, нормы, идеалы, образы отдельных личностей, мода, кумиры и т. д.
Каждое поколение на основе самоидентификации подражает сознательно или стихийно сформировавшимся представлениям привлекательности образа. В каждой культуре есть свои святые и герои. Ф. И. Минюшев делит социокультурные образцы на две категории: первые - те, чей образцовый путь может в принципе повторить каждый житель Земли - это прежде всего Иисус, Мухаммед, Будда; вторые - это гениальные или талантливые творцы в том или ином виде человеческой деятельности: в науке, живописи, литературе, музыке и т.д. (114. С. 53-59).
На два основных вида делит социокультурные образцы Э. А. Орлова. Первый - своего рода «типовой пример», который распространяют средства массовой информации. Это усредненный для большинства людей образ действия, поведения в той или иной ситуации, образ личности, решения проблемы, который помогает людям первоначально ориентироваться в трудной ситуации.
Другим видом являются образцы, которые появляются при решении новых, конкретных социокультурных проблем. Они отражают поисковое поведение людей в сложных ситуациях и указывают на то, что решения проблем возможны, хотя и требуют напряжения способностей и сил (128. С. 78).
Социокультурные образцы обычно рождаются в повседневной жизни. Сначала они появляются у отдельных индивидов или какой-либо группы людей, используются в практике, затем сфера их применения расширяется, и, наконец, они могут стать общепризнанными ценностями и нормами.
В XX веке в Европе и Америке сильно повысился уровень благосостояния народа, в результате чего судьба теряет некую трагичность и человек начинает считать, что сам может управлять своей судьбой.
В США в начале 60-х гг. появились хиппи. Ими стали студенты, молодые люди среднего класса, имевшие достаточно хорошую материальную основу и возможность получить отличное образование. Основное ядро хиппи составляли молодые люди, бросившие вузы и занявшиеся поисками исхода из технократического общества, стремящиеся к романтическому возрождению пасторальной невинности. Они хотели быть свободными от судьбы, которая была запрограммирована их рождением.
Хиппи полностью аполитичны, не агрессивны. Характерными чертами хиппизма являются пассивное сопротивление, бродяжничество, экспрессивность, субъективность, индивидуализм. Основная идея хиппи - «в мире должны править любовь и красота». Их лозунгом являются слова английского поэта Вильяма Блейка: «Дорога крайностей ведет к дворцу Мудрости». Философия хиппи заключается в нескольких фразах: «Вы свободны. Мы свободны. Создавайте! Не будьте создаваемы. Сад наш надо создавать внутри нас самих и быть в нем. Свободный человек создает свой новый мир внутри себя» (16. С. 187).
Современная молодежь хочет для себя уникальной судьбы, а общество дает стандарты, в результате чего появляется молодежная субкультура - как альтер 85 нативная существующему образу жизни и культуре. Она характеризуется попытками сформировать собственное мировоззрение, манеры поведения, стиль одежды, формы проведения досуга. Отсюда появляются разнообразные молодежные объединения: хиппи, панки, попперы, байкеры, пацифисты, ностальгисты, нудисты, оптимисты, гопники, и др. В основе их лежит отрицание традиционного. Формы протеста любые: вызывающий вид, уход из семьи и т. п. Целью является самоутверждение в среде себе подобных.
Человек является существом деятельным. Но он не просто реагирует на внешнюю среду, а познает ее в процессе практики и в соответствии с этим сознательно организует свою деятельность. Ее исходным пунктом являются объективные условия жизни, порождающие определенные потребности и интересы.
