Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Наглядные образы и менталитет как социально - культурные феномены 16
1. Творческий потенциал наглядных образов 16
2. Определение менталитета в разноречивости его трактовок 50
3. Менталитет и его образы в контексте социального пространства и времени 84
Глава II. Культурно - образные предпосылки революционного переустройства российского общества
1. Образно - ментальные аспекты осуществления революционного "переворота"
2. Реалии и перспективы формирования облика нового общества 133
Глава III. Место и роль искусства в становлении культурной "голограммы" советской эпохи 154
Глава IV. Образность и менталитет в исторической судьбе эпохи 203
1. Противоположность образности советской эпохи и германского социума при нацизме 203
2. Стиль молодежной культуры в западном мирен советском обществе 229
3. Образно - ментальный слом и проблема его преодоления в современной России 254
Заключение 278
Литература 283
- Творческий потенциал наглядных образов
- Образно - ментальные аспекты осуществления революционного "переворота"
- Место и роль искусства в становлении культурной "голограммы" советской эпохи
- Противоположность образности советской эпохи и германского социума при нацизме
Введение к работе
Актуальность темы исследования. В анализе той или иной исторической эпохи, включая эпоху советскую и современный постсоветский период, нельзя, с нашей точки зрения, обойти проблему взаимовлияния определенного общественного строя, с одной стороны, и некоей модели жизнечувствования, мировосприятия членов данного общества - с другой. Как нельзя при рассмотрении формирования этой модели мировосприятия, мироотношения обойти вниманием роль духовной атмосферы общества, образов его культуры, облика всей окружающей субъекта среды. Наглядные, или наглядно-чувственные, образы жизненного мира социального субъекта требуют сегодня в означенном ракурсе особого исследовательского внимания. Отнюдь не потому, что с нашей точки зрения важнее этого проблем не существует, а потому, что так проблема ни в философских, ни в политологических исследованиях до сих пор специально не ставилась. Тогда как в протяженной череде судьбоносных факторов истории, в том числе отечественной, образный фактор, мы предполагаем, занимает далеко не последнее место.
Весьма актуально поэтому философское исследование наглядных образов сознания, культуры как выражения и осуществления менталитета общества, исследование их роли в жизни общества, в его функционировании и развитии. В такого рода исследовании целостная духовная жизнь эпохи выступает на уровне коллективного сознания, традиционно принятых способов чувствования и мышления живущих, действующих в данном обществе людей.
Выходившая сравнительно недавно из-под пера советских исследователей и их многочисленных коллег из социалистических стран обществоведческая литература важное внимание уделяла категории "образ жизни" и многоплановому рассмотрению содержания данного феномена. В обстановке имевшего место в то время напряженного идеологического противоборства двух мировых систем,
4 сверхдержав, актуальность обращения к образу жизни общества представлялась
несомненной. Противники советской, социалистической модели общества обращались к проблеме образа жизни в отстаивании своих ценностей и принципов. В свою очередь, политики и идеологи, обществоведы и другие деятели науки и культуры у нас и в других социалистических странах настойчиво стремились доказать непреходящие достоинства и преимущества социализма (в советском или родственных ему вариантах).
В новейший период, с крахом биполярной модели мира, интерес отечественных ученых и политиков к социокультурной, идеологической проблематике "образа жизни" вдруг угас, сменившись резким неприятием. Но, надо полагать, не навсегда, поскольку никакая большая страна не может обойтись без внутренней и внешней пропаганды своей политики, своих принципов и ценностей. В этом обязательное, хотя и недостаточное условие роста ее авторитета. По нашему мнению, категория "образ жизни" настраивает на зримые представления об обществе, рассмотрение его облика и менталитета, сравнение данной социальной реальности с другими, на демонстрацию достоинств и недостатков общества, моделирование социальных перспектив.
Стратегия и тактика любой пропаганды, а тем более пропаганды, влияющей на воспроизводство и изменение сложившейся в мире геополитической ситуации, на духовное самочувствие миллионов людей, нуждались и впредь будут нуждаться в научном обосновании и обеспечении. Отрицание такой необходимости политиками, государственными деятелями и т.д. означает либо отсутствие политического опыта, либо попытку сокрытия отрицающими своих корыстных устремлений. Кроме того, уже в новых общественных условиях возрождается актуальность исторического спора о путях и моделях российского и мирового развития. Менталитет нашего народа нередко сопротивляется механическому наложению схем зарубежного жизнестроительного опыта на российскую действительность. Растущая роль в современном информационном обществе субъективного фактора актуализирует вопросы культурного, ментального суве-
5 ренитета социума, отдельных социальных групп, поднимает проблемы границ
вторжения во внутренний мир людей, направленности и характера общественных стремлений.
Развитие в обществе пропаганды его образа жизни, представленного в наглядных образах культуры помогает обществу и государству укреплять свое международное влияние, обретать союзников, добиваться укрепления внутренней поддержки и опоры, развивать экономические и культурные связи, что имеет, в свою очередь, новые общезначимые следствия.
Обращение к наглядным образам сознания, культуры в связи с особенностями менталитета членов общества имеет и намного более нейтральную по отношению к политике, идеологии научную значимость. Это самопознание общества во всей полноте, включая выработку социумом адекватной самооценки, дальнейший анализ пройденного исторического пути, определение методов нейтрализации негативного опыта, выявление общесоциальных перспектив культурного развития.
Состояние разработанности проблемы. Тематика работ, посвященных роли наглядных образов в общественно-политических процессах, образу жизни общества как наглядно-чувственному образу, еще ждет своих исследователей в лице философов и политологов. По менталитету на сегодняшний день уже существуют весьма интересные идеи, наработки зарубежных и отечественных авторов, но при этом не исследуется связь формирования, функционирования менталитета с образами культуры, сознания членов общества.
Вместе с тем следует отметить, что работы многих авторов позитивно повлияли на ход и результаты нашего исследования. Эти работы, так или иначе связанные с анализируемыми в нашем исследовании проблемами, можно условно разделить на несколько групп.
Первую группу составляют труды отечественных и зарубежных авторов, посвященные образному и символическому миру культуры, специфике зрительного или звукозрительного образа в человеческом мировосприятии, мыш-
лении - работы Р. Арнхейма, А. Банфи, Г.Д. Гачева, Т. Гитлина, Э. Кассирера, К. Линча, А.Ф. Лосева, М. Маклюэна, Д.В. Пивоварова, Р. Рут - Бернстейна, В.Ф. Рябова, В.Н. Сагатовского, В.Ф.Сетькова, А.В. Славина, О. Шпенглера, К.Г. Юнга и др.
Ко второй группе нами отнесены труды Л.Февра, М. Блока, А. Валлона, Ф. Броделя, Ж. Дюби, Ж. Ле - Гоффа, Р. Мандру, И.Мейерсона, освещающих менталитет как категорию исторической антропологии, а также работы представителей русской религиозной философии - Н. А. Бердяева, И. А. Ильина, Л.П. Карсавина, К. Н. Леонтьева, Н.О. Лосского, В.В. Розанова, B.C. Соловьева, Е.Н. Трубецкого, П.А. Флоренского, С.Л. Франка о духовных основах характера русского народа. И здесь же следует отметить работы современных отечественных авторов - Р.Г. Абдулатипова, Ю.Л. Андреева, А.И. Горячевой, Н.Д. Джандиль-дина, В.Д. Жукоцкого, СТ. Калтахчяна, Л.К.Карасева, КС. Касьяновой, В.И. Копалова, Р.Л. Лившица, М.Г. Макарова, 3. В. Сикевич, В. К. Трофимова, Л.А. Шумихиной о национальном психическом складе, состоянии российской духовности в прошлом и настоящем.
В третьей группе трудов, посвященных культурному своеобразию советской эпохи, образам ее художественной культуры, нельзя не отметить прежде всего работы Г.В.Александрова,, А.А. Блока, A.M. Горького, А.В. Луначарского, И.А. Фомина, В. М. Фриче, ставших свидетелями и участниками создания нового культурного мира, нового образа жизни общества. Более позднему периоду рассмотрения советского образа жизни и культуры посвящены работы С.Ф.Ануфриева, Н.М.Блинова, Л. А. Гордона, А.Г. Здравомыслова, В.И. Касья-ненко, Э. В. Клопова, В.Г. Королько, Р.И. Косолапова, Л.А. Оникова, Г.Ю. Се-мигина, В.И. Толстых, Л.С. Тупчиенко, А.С. Ципко, которые помогают лучшему постижению образа жизни нашего общества и в настоящее время. К этой же группе отнесены нами и работы Э. Канетти, М.А. Лившица, Э. Маркина, В.И Тасалова, затрагивающие наглядно - образный мир культуры германского нацизма, а также работы А.Лавровского, П.Лайнбарджера, У. Липпмана,
7 А.М.Кейзерова, Д. Майерса, В.П. Мотяшова, А.В. Перцева, О.А. Феофанова, Ж.
Эллюля и других авторов, в той или иной степени посвященные воздействию на
массовое сознание и поведение рекламы и пропаганды западного мира.
Четвертую группу составляют исследования, посвященные проблеме идеального, общекультурным процессам, проблемам художественного и научного творчества, принадлежащие перу А.И. Арнольдова, Э.А. Баллера, В.С.Барулина, Д.И.Дубровского, Л.А.Закса, М.С. Кагана, А.С. Кармина, В.В. Кима, Л.Н. Когана, Н.С.Кожеуровой, И.Я. Лойфмана, Э.С. Маркаряна, Ф.Т. Мартынова, В.М. Межуева, А.В.Медведева, Л.А. Мясниковой, С.Н.Некрасова, В.А.Панпурина, Д.В.Пивоварова, В.И. Плотникова, Ф.А.Селиванова, Э.В. Соколова, Л.Н. Столо-вича, А. К. У ледова, Н. 3. Чавчавадзе, Е. Ю. Шевцова и других авторов.
Повторим, что работы вышеназванных авторов так или иначе касаются интересующих нас в данном исследовании вопросов. Иногда ценные сведения, неизвестные факты добываются из источников, вроде бы не имеющих никакого отношения к избранной теме даже по "ключевым" словам. Но напрямую образ жизни общества как наглядный (наглядно-чувственный) образ, способный сыграть принципиальную роль в формировании общесоциального менталитета, развертывании общественно-исторических процессов, в успехе или крахе политических режимов, специальному исследованию подвергнут не был.
Даже связанный с крушением, как это принято ныне называть, "мирового коммунизма" поток публикаций ситуации не изменил. Некоторым исключением здесь можно было бы считать разве что публикации по критике соцреализма -"псевдохудожественной" культуры "тоталитарных времен". Изданные в нашей стране и за рубежом работы касаются в основном подчеркнуто критического рассмотрения соцреализма как ангажированного советской властью и ее идеологией художественного метода. Обилие современной литературы по критике соцреализма в целом так и не выходит за рамки проблем: идеологизация в ущерб эстетике, миф взамен реальности, свобода творчества и уничтожающий ее социальный заказ, компромиссы и их последствия для одаренной личности в
8 обстановке тоталитаризма, творчество "нонконформистского" меньшинства. В
остальном даже тоталитаризм как "сверхцентрализованный политический режим", подчиняющий ради неких высших ценностей и целей самые различные сферы жизни общества, остается до сих пор нетронутым в интересующем нас плане.
Все, что в настоящее время посвящается именуемому "эпохой тоталитаризма" советскому периоду, предстает перед читательской аудиторией, с нашей точки зрения, в вульгарно-социологизированном, окарикатуренном виде. Резкие выпады в адрес прежней общественной системы чаще всего лишь имитируют рассмотрение данного объекта. Достижения прошлого, еще не так давно поистине потрясавшие мир, ныне искажаются или замалчиваются. На смену гневно ниспровергнутым "старым советским мифам" создаются новые. Можно утверждать, что в попытках якобы противостоять ложным идеологизированным установкам советского обществознания в последнее десятилетие выдвигались конструкции альтернативной лжи и искажений.
В недавнем прошлом понятие "тоталитаризм" дало возможность понять многие общественные явления и процессы. Но ныне само это понятие настраивает исследователя и читательскую аудиторию на негативную однозначность в отношении объекта исследования и становится, на наш взгляд, серьезным препятствием постижению "самости" данного общества и его времени. Невозможно из года в год фактически лишь тиражировать в литературе и электронных средствах массовой информации общие места антитоталитарной риторики, пренебрегая всем остальным. В такого рода антитоталитарных разоблачениях притягательность советской эпохи оказывается неисследованной, будучи как бы "невостребованной". На самом деле представители всего политического спектра в новых аспектах этого знания по разным причинам нуждаются. Обращение к образам жизненных событий, сознания и подсознания, культуры людей определенной эпохи, к особенностям их менталитата позволяет, как мы полагаем,
9 выйти за рамки клише последних лет и попытаться в некоторой степени преодолеть разорванность времен.
Цель данного исследования - раскрыть влияние наглядных образов куль-
^ туры общества и сознания его членов на формирование менталитета данного
общества, на его историческую судьбу. Автор работы стремится, отстаивая свою позицию, подробно развернуть и обосновать ее в определенном, в основном - отечественном, историческом контексте.
В ходе достижения поставленной цели автор решает следующие задачи:
выявить творческий потенциал наглядных образов и значение образного подхода в исследовании социальных, культурных явлений и процессов;
в разноречивости трактовок менталитета определить его содержание и раскрыть связь с образами культуры, сознания и подсознания социального субъекта;
- рассмотреть становление и динамику образа жизни общества в его на-
р глядной ипостаси при кардинальной перемене в данном обществе политическо
го строя;
раскрыть процесс формирования культурной "голограммы" советской эпохи под влиянием наглядных образов искусства на общественную жизнь;
выявить образные и ментальные аспекты идеологической борьбы двух мировых систем в конце XX века;
дать анализ основных противоречий в образно - ментальном состоянии российского постсоветского общества, рассмотреть возможности их разрешения на современном этапе.
Теоретическую и методологическую основу исследования составляют
ф положения О. Шпенглера от культурных эпохах, имеющих некую свою "физи-
огномию". Однако, если по шпенглеровской версии такая физиогномия есть
только выражение "души" своей эпохи, то автор работы отстаивает положение
об активном влиянии облика и образного мира культуры общества на его (об-
10 щества) дальнейшую судьбу. Существенным фактором изменения материальной действительности является развивающийся и утверждающийся в обществе его образный мир. И, словно в зеркало, в свои романтические, реалистические, героические портреты смотрящееся общество аккумулирует силы, энергию, волю к победе в своих действиях, в достижении целей. Говоря о методологических основах данного исследования, нельзя не упомянуть идеи Н.А.Бердяева. Высказанные им суждения о "пейзаже русской души ", об истоках и смысле "русского коммунизма" способствуют уяснению того, как "меесианистские" марксистские идеи нашли в мировосприятии нашего народа живой отклик и поддержку. Немаловажной составляющей методологической основы настоящей работы следует считать и положения, выдвинутые в трудах К.Г.Юнга и посвященные "коллективному бессознательному". Особое внимание автора обращено при этом на юнговскую трактовку "архетипов "как древнейших, испокон века имеющих место в человеческом подсознании, всеобщих образах. То, что на подсознательном уровне в душах людей действуют схожие модели мышления, установки, реакции, имеет принципиально важное значение. Но автор данной работы стоит на позиции, что менталитет не ограничивается подсознанием субъекта, не передается генетическим путем, а наследуется социально. И образы, укорененные в глубинах человеческой души, своим источником имеют внешний мир. В этом отношении диалектико-материалистическая теория отражения и сегодня признается автором верной. А попытки предумышленного забвения или даже изъятия его из живого философского знания представляются автору временными и, в конечном счете, обреченными на закономерное поражение.
Придерживаясь диалектико-материалистической позиции, автор, однако, в силу самой тематики исследования делает упор не столько на обусловленность базисом надстройки, сколько именно на относительную самостоятельность и активную роль последней. Не столько на зависимость общественного сознания от общественного бытия, сколько на самостоятельность и действенность обще-
ственного сознания в процессах преобразования общества. Принципиально важным для данного исследования является все касающееся роли субъективного фактора, диалектики стихийного и сознательного в общественных отношениях. В трудах классиков марксизма нам важны также попытки выявления природы культурных ценностей, раскрытие идей самореализации субъекта в социальном творчестве, трактовки подлинного человеческого богатства. Живое творчество народа, составляющих социум членов может выхолащиваться, подвергаться искажениям, но, так или иначе, в этом лейтмотив поистине достойной человека жизни. А противоположность этому - путь потребительства, стяжательства и разобщения людей.
Идеи творческого, активного отражения действительности помогли автору данной работы найти в человеческом мироотношении нечто родственное формированию и восприятию художественных образов. Образом, по мнению автора, может представать сознанию субъекта тот или иной объект реальности, продукт фантазии, взятый с точки зрения его выразительности, чувственно-впечатляющей энергии, оригинальности. В этом смысле и работы, посвященные проблеме художественных образов, психологии творчества, эстетического освоения действительности личностью и обществом, вошли как необходимая составляющая в методологическую основу данного исследования.
Научная новизна исследования выражена в авторской концепции, согласно которой наглядные образы культуры и коллективных представлений формируют в обществе его менталитет, воздействуют на образ жизни данного общества и являются не только индикатором, но и катализатором общественно-исторических процессов. В диссертации на обширном конкретном материале становления и культурного развития образности советской эпохи раскрывается социально-исторический смысл наглядных образов в утверждении менталитета эпохи, в ее исторической судьбе.
Основные положения диссертации, характеризующие ее новизну и значимость, заключаются в следующем:
12 1 .Развита трактовка наглядных образов массового сознания и менталитета
общества как социально-культурных феноменов. Наглядные образы культуры, сознания людей представлены как средство выражения и функционирования менталитета общества. Менталитет как способ чувствования, стиль умонастроений коллективного социального субъекта охарактеризован в качестве внутреннего основания определенного образа жизни, средства самоидентификации личности и социума в целом. Показано, что образ жизни общества выступает в виде наглядного образа и образно-чувственного мира живущих, действующих в данном обществе людей.
2.Рассмотрены культурно-образные предпосылки революционного переустройства российского общества. Показано, что при кардинальной смене господствующего в обществе строя возрастает влияние наглядных образов не только в политическом, идеологическом, но и в культурно-эстетическом их значении. Наглядность, демонстративность в облике наступающей эпохи достигает кульминации, увлекая за собой дальнейший ход событий.
3.Показано, что идеология и политика именно тогда обретают в обществе максимальную результативность, когда они сопрягаются с определенной культурной "голограммой", консолидирующей общество, утверждающей в сознании и подсознании людей свой катарсический "код". Наглядные образы культуры в советскую эпоху выступают фактором формирования у основной массы членов общества соответствующей модели чувствования, миропереживания, когда своего рода анфас наглядно-образного мира оборачивается определенным профилем менталитета. Неиспользование данного образно-ментального потенциала, блокирование или разрушение его могут погубить общественную систему, целую эпоху.
4. Дан анализ особенностей и итогов идеологической борьбы двух мировых систем как противодействия образно- ментальных альтернатив двадцатого века. Обоснована противоположность образности советской эпохи и германского социума при нацизме. Показано, что на историческую судьбу советского об-
13 щества в последние годы его существования повлияло отсутствие новых образных альтернатив имиджевой пропаганде Запада.
5. Дана характеристика состояния и тенденций отечественной социокультурной образности, менталитета российского общества на современном этапе радикальных общесоциальных переустройств. Преодоление образно - ментального слома в жизни, культуре российского общества раскрыто в качестве необходимого условия предотвращения дальнейшей социальной конфронтации и оздоровления общественной жизни.
В ходе осуществленного исследования автором работы, предложены свои трактовки, а также содержательные уточнения таких категорий и понятий, как "образ жизни" общества,"образ", "менталитет", "образность", "стереотип" и "имидж", "образно - ментальный слом" в обществе.
Практическая значимость исследования. Положения и выводы настоящего исследования способны не только послужить отправной точкой дальнейшей теоретической разработки данного направления, но и оказать помощь в решении таких фундаментальных практических задач, как управление некоторыми ныне спонтанными в Российской Федерации социально-политическими, культурными процессами и гуманизация современной предметно-пространственной среды.
Ряд идей и положений данного исследования был использован в программах, рекомендациях и других разработках на выборах в Государственную Думу Федерального Собрания Российской Федерации 1993, 1999 гг., а также на выборах депутатов Областной думы Законодательного Собрания Свердловской области в 2000, 2002гг., на выборах в состав Екатеринбургской городской думы, в работе клуба избирателей г. Екатеринбурга.
Материалы исследования использованы автором в работе над федеральной научно-исследовательской программой "Народы России: возрождение и развитие" ( 53/11 "Человек в контексте культуры", "Гуманизм и преодоление отчуждения человека"), а также в процессе чтения лекций, ведения семинарских заня-
14 тий по курсу философии и курсу культурологии, в преподавании спецкурсов
"Образный потенциал рекламы и пропаганды", "Менталитет общества" в
Уральском государственном экономическом университете.
Результаты диссертационного исследования могут быть использованы и в проектах Российского Фонда культуры.
Апробация работы. Основные идеи и результаты данного исследования отражены в докладах и сообщениях автора на научных и научно-практических конференциях, в том числе на Всероссийской научной конференции "Возрождение и развитие России: пути выхода из кризиса" (Санкт - Петербург, 1991); Файнбургских чтениях "Современное общество: вопросы теории, методологии, методы социальных исследований" (Пермь, 1992); Республиканской научно -практической конференции "Возрождение России: социальные и экономические аспекты ее развития" (Екатеринбург, 1993); Республиканской научной конференции "Судьба России: прошлое и настоящее " (Екатеринбург, 1994); Научно -практической конференции "Современное российское общество: осмысление прошлого, поиск достойного будущего" (Красноярск, 1995); Всероссийской научно - практической конференции "Проблемы культуры в условиях новой экономической реальности " (Москва, 1995);Всероссийской научной конференции "Судьба России: духовные ценности и национальные интересы" (Екатеринбург, 1996); Республиканской научно - практической конференции "Россия на пути реформ: проблемы социально - политического выбора" (Челябинск, 1996); Международной научно - практической конференции "Народы России: возрождение и взаимодействие культур" (Уфа, 1996); Международной научно - практической конференции "Проблемные вопросы историко - культурного наследия Урала" (Соликамск, 1996); Всероссийской научно - практической конференции "Гуманизация образования - императив XXI века" (Пермь, 1997); научно - практической конференции "Социально - экономические проблемы межгосударственных отношений" (Москва, 1998); Международной научно - практической конференции "Молодежь России на рубеже веков" (Березники, 1999); Всерос-
15 сийской научно - практической конференции "Образование - основа устойчивого развития России" (Екатеринбург, 1999); Международной научной конференции "Социально - экономические отношения в трансформируемой России" (Воронеж, 2000); Международной научно - практической конференции "Предприятие - окружающая среда - культура" (Екатеринбург, 2001); Всероссийской научно - практической конференции "Высшее образование в России: достижения и перспективы" (Екатеринбург, 2001); Всероссийской научной конференции "Конкурентоспособность территорий и предприятий - стратегия экономического развития страны" (Екатеринбург, 2002); Всероссийской научной конференции "Мировоззрение и культура" (Екатеринбург, 2002).
По теме диссертации опубликовано более 40 научных работ, в том числе три монографии.
Автор выступал с теоретическими докладами по теме диссертационного исследования на семинаре докторантов кафедры философии и культурологии Института переподготовки и повышения квалификации преподавателей гуманитарных и социальных наук при Уральском государственном университете им. A.M. Горького, на кафедре социально - политических наук факультета политологии и социологии УрГУ, на кафедре философии Уральского государственного экономического университета.
Структура и объем работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав и заключения. Содержание работы изложено на 303 страницах машинописного текста. Список литературы включает 345 наименований.
Творческий потенциал наглядных образов
Во всем обилии вышедших в сравнительно недавнее советское время теоретических трудов, посвященных категории "образ жизни" (советский, социалистический, буржуазный и т.д.), буквальному пониманию в них образа как облика, лика, выразительно - изобразительной картины жизни общества места не нашлось. Как не рассматривался в связи с этим образ жизни общества и в качестве определенного видения мира, способа жизнечувствования людей. И по сей день в исследовательском плане, в том числе - в философских и политологических трудах, такого подхода к образу жизни не осуществлялось.
На пороге третьего тысячелетия современный западный мир заговорил о "визуальном измерении" цивилизации и вызываемой этим грядущей "новой чувственности", что, по нашему мнению, открывает в перспективе необъятное проблемное поле не только философам, но и политологам, психологам, историкам и искусствоведам. Изменение ментальных состояний миллионов людей под воздействием наглядных образов непременно должно привлечь к себе внимание исследователей. Пока, однако, о "визуальном измерении" цивилизации как картине мира и локомотиве "новой чувственности" вслед за известным канадским социологом и философом Маршаллом Маклюэном говорится лишь в контексте неуклонного развития массовых коммуникаций1. Конечно, в "эру телевидения и видео" это очень актуально, интересно. Однако недостаточно, поскольку мир экрана, видеосистем и эта проблематика не в состоянии вместить в себя полноту как внешнего, так и внутреннего "аудиовизуального" жизненного мира чело века даже в самых характерных и типичных проявлениях. Тем более, если речь пойдет о целом обществе на протяжении событийно насыщенной эпохи.
Пора, на наш взгляд, социально-гуманитарной науке в анализе присущего всякому обществу образа жизни отдать должное его наглядным аспектам, визуальной природе самого понятия. В свое время, кстати, в "Философии духа" Гегель неоднократно употреблял понятие "внешний образ жизни"1. Благодаря способности, задатками которой в большей или меньшей степени обладают фактически все люди, мир может представляться им как пестрый, яркий и объемный образ, наделенный целой гаммой разнообразных черт. Методологически верный подход к сознанию как отражению должен в большей, нежели сегодня в материалистической философии, степени учитывать данную ситуацию, чтобы не "замыкать" образ мира лишь внутри субъекта.
Как известно, материалистический подход в отношении образа традиционно связан с отражением сознанием человека окружающего мира, местом человека в этом мире и переживанием бытия последнего. Понятие "образ" выступает здесь как "субъективный образ объективного мира"2. Однако подобно тому, как "сами человеческие понятия, - по словам В.И.Ленина, - субъективны в своей абстрактности, оторванности, но объективны в целом, в процессе, в итоге, в тенденции, в источнике"3, образы имеют объективно-субъективную природу, хотя пропорция объективного и субъективного здесь может быть различной. Окружающий субъекта внешний мир, представленный в самых разных образах, обретает в тех или иных ситуациях тенденцию как к сочетанию, слиянию в единый образ, так и к разделению единого на относительно самостоятельные фрагменты. "Образ, - по определению Л.П. Гримака, - субъективный феномен, формирующийся в процессе предметно-практической чувственной и мысли тельной активности и представляющий собой результат целостного, интеграль ного отражения окружающей действительности"1. Принимая данное определе ние, считаем в то же время важным избежать однозначной локализации образов в сфере сознания, когда "не выходя из пространства... мозга"2 они отрываются от реального пространства окружающего нас мира. В непосредственном кон такте человека с разнообразием окружающего мира образы предметов и явле ний как бы с ними слиты, объемлют и отчасти содержательно "пропитывают" их. Для субъекта такой образ оказывается расположен как в его сознании, так и в физическом пространстве, где на данный момент находится отражаемый объ ект. Как нам представляется, многочисленные виды человеческой деятельности, например, архитектура основываются именно на этом. И, казалось бы, этого никто не отрицает. Однако вновь и вновь, согласно логике исследований, под разумевается, что образы есть нечто однозначно пребывающее в головах и сердцах людей. Исключением выступают, пожалуй, только образы, воплощен ные в произведениях искусства.
Не будем здесь впадать в другую крайность и оспаривать известную фор мулировку К. Маркса: "...Идеальное есть не что иное, как материальное, пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней"з: В этом высказывании Марксу важно было подчеркнуть источник идеального, материалистическое понимание его посюсторонности. Конечно, будучи идеальными, образы есть продукт сознания. Но при этом благодаря возможностям сознания и явлен-ности, выразительности самой материи, они при контактах субъекта с объективным миром могут существовать как в голове и сердце человека, так и в определенном смысле вокруг него, дистанцированно, на отлете. Так возникают и "имеют место" идеальные "вплетения" в материальное пространство.
Образно - ментальные аспекты осуществления революционного "переворота"
Взаимодействие господствующего в обществе политического строя с самим обликом общества, образами его культуры и духовной среды особенно сильно и наглядно проявилась, полагаем, именно в нашей стране, а также в странах мировой социалистической системы в советскую эпоху и современный постсоветский период.
Беспрецедентные исторические потрясения, воплотившие собой великую надежду одной части населения и трагедию другой ее части, придали советскому общественному облику, образам формировавшейся материальной и духовной культуры социума особую яркость и остроту. Отчасти сходный, аналогичный по своей тектонике и драматизму исторический этап переживает наше общество и вместе с ним фактически все экс-соцстраны в нынешний период. И если сам облик и иные наглядные образы советского общества действительно явились не только индикатором, но вместе с тем и мощным катализатором утверждения нового строя, одним из самых важных факторов его дальнейшего развития, то это необходимо отследить. Анализ данной ситуации помог бы, видимо, не только разобраться в прошлом, путях и способах его преодоления и (или) сохранения, но и непосредственно постичь суть происходящих в нашем обществе и за рубежом сегодняшних процессов.
Полагаем, все характерное в облике советской действительности, образах массового сознания и культуры советской эпохи нуждается в немедленном комплексном анализе. Допустимо ли оставить без внимания, например, возможную роль советской образной эстетики в формировании определенного мироотношения, жизненной позиции социального субъекта? Изобретение в наши дни одномерных негативных ярлыков (типа "люмпенская масса", "болыпеви-зоиды", "совки" и т.д.)неоправданно закрывает обширнейший круг проблем. Пусть крайности взаимообусловлены, но нужно искать выход. Стоит ли, впадая в крайности, упиваться этим? Если же занять позицию ожидания, когда политический маятник заработает в нормальном ритме, многое попросту исчезнет безвозвратно, свежесть восприятия уйдет. И факты - отчасти тоже.
Революционный взрыв, направленный на низвержение самих основ старого строя, грозит необратимым уничтожением и культурно-образной среды предшествовавшей этому эпохи. Пресловутый лозунг "Кто не с нами - тот против нас", даже едва возникнув, несет в себе серьезную опасность стремительно перерастать в массовое отношение ко всей окружающей среде, социокультурной обстановке становящегося прошлым настоящего. Не потому ли в послеоктябрьский период идеологи ультралевого толка предприняли, помимо общеизвестных ныне акций, попытку запрещения даже новогодних елок, а под флагом борьбы с мещанством повели наступление на прежний быт (вплоть до фикусов, герани, канареек и т.д.)? Стихийный социальный гнев "низов" как реакция на нестерпимую нужду и угнетение не щадит, охватив и наполнив все общество в борьбе за новое жизнеустройство, ни господствующей культуры, ни традиций. Такое исступленное состояние от прорвавшегося гнева может принимать и крайне затяжные формы. При этом нами разделяется точка зрения Э.Фромма, что разрушительность и вандализм масс есть преимущественно результат "непрожитой жизни". "У жизни, - пишет Фромм, - своя собственная динамика: человек должен расти, должен проявить себя, должен прожить свою жизнь.
По-видимому, если эта тенденция подавляется, энергия, направленная к жизни, подвергается распаду и превращается в энергию, направленную к разрушению. Индивидуальные и социальные условия, подавляющие жизнь, вызывают страсть к разрушению, наполняют своего рода резервуар, куда вытекают всевозможные разрушительные тенденции по отношению к другим и к себе.
Само собой понятно, насколько важно не только осознать роль разрушительности и враждебности в динамике социального процесса, но и понять, какие именно факторы способствуют их усилению"1 Однако в этом лишь исходные моменты ломки общественного облика, объясняющие все на уровне стихии. Помимо этого, в развернувшемся процессе есть действительно глубокий, жестокий смысл. Люди привыкают жить, осознавать себя в определенной, в том числе вещественной, среде. Будучи "выбита" из этой привычной, сложившейся среды, личность утрачивает психологическую защиту, лишается своеобразного личностного суверенитета и вынуждена вживаться в новые условия. Конечно, такая ситуация ускоренного вхождения в иные социальные реалии пролегает через опасность новой вспышки в обществе взаимной конфронтации и ничего общего с правом человека на родной для него жизненный мир совершенно не имеет. Как верно отмечает О.М.Наумова, "старый порядок обычно так пережимает пружину народного долготерпения, что она распрямляется со страшной силой демократического хаоса, который может оказаться как залогом многовариантности и таким образом большей успешности складывающегося нового системного выбора и порядка, так и детерминатором системной неустойчиво-ста, а значит и гиперупорядоченности" . В нашей стране, помимо слома макросреды, даже весь дореволюционный повседневный антураж "непролетарского происхождения" был сначала заклеймен как таковой, а потом изгонялся из жизни приверженцами новой власти со всей категоричностью. Так, даже расставание с вуалями и муфтами обрело в некогда новой политической ситуации такой сильнейший ритуальный смысл, что расстающиеся с этим волей-неволей сами начинали твердо верить, что перешли в другую, неведомую жизнь.
Место и роль искусства в становлении культурной "голограммы" советской эпохи
Вдохновенная окрыленность новизной для рода человеческого начавшейся впервые в нашем обществе исторической эпохи и величием ее как простора претворения вековой мечты народной стала исходным пунктом зарождения и содержательного насыщения художественных образов советского искусства.
Предчувствие новой эры в мировой истории, не сравнимой ни с чем, имевшим место прежде, и другие рассмотренные нами ранее хилиастические мотивы актуализировались в отечественной художественной культуре уже до революции. Напряжение во всех социальных слоях общества, особенно в "низах" его, достигнув кульминации, аккумулировалось в мироотнощении прогрессивно настроенных деятелей культуры. Сочетаясь с верой в особую миссию нашего народа-страстотерпца, это напряжение и породило в обществе своеобразное эмоциональное биополе. Многим хотелось "сказку сделать былью". И в этом дерзновенном порыве, в ходе революционного переустройства общества устремления мастеров искусства и советской власти стали постепенно совпадать. В дальнейшем, набирая силу, этот процесс взаимодействия менял свои акценты, но сам хилиастический источник вдохновенья продолжал существовать и развиваться.
Получившая распространение уже с началом строительства социализма концепция нового искусства, согласно которой оно должно было стать "общественно-организующим", непосредственно связанным с всенародным созидательным трудом, с производством, утилитарными потребностями человека, самопроизвольно зародилась в среде тех мастеров культуры и критиков, которые и ранее тяготели к этому своим творческим темпераментом. Нельзя, например, серьезно утверждать, что даже Маяковский ради великих свершений нового строя действительно писал "становясь на горло собственной песне". Ведь амплуа "агитатора, горлана, главаря" еще намного раньше, задолго до победы революции заметное в его творчестве, обрело, наконец, мощный политический резонанс. В ореоле глашатая новой жизни бывший футурист из эксцентричного одиночки превратился в поэта-трибуна, заговорив для внимающих ему многомиллионных масс "во весь голос". И это был его собственный голос.
Не собираясь отрицать влияния так называемых "идеологических суперструктур коммунизма", то есть идеологических институтов советской власти в координации и общем руководстве (наряду с управлением остальным ходом общественной жизни) художественно-эстетическим процессом, обратимся все же и к внутренним побудительным причинам становления, утверждения в данную эпоху советской художественной образности. В противном случае означен-ный процесс полноценно быть раскрыт не может.
Революционно-новаторскому эстетическому освоению действительности изначально была свойственна социально-психологическая ориентированность и подчиненность главному внутреннему критерию - причастности массово-коллективным силам общества как общества людей труда, кардинального преобразования мира и самого человека. Революция глобализировала силу коллективности. Прорываясь в новые смысловые пространства изменения мира, она открывала пафос всеобщего объединения людей, коллективного потока пробужденных к жизни совокупных человеческих усилий. И в искусстве показателем состоявшегося произведения стало принято считать прежде всего отражение в конкретных художественных образах масштабных, типических (или призванных стать таковыми) явлений и процессов. В изображении определенной личности сквозь конкретные черты должно было проступать социальное содержание ее деятельности, борьбы и жизненной позиции. Когда центральным действующим лицом исторического процесса был провозглашен трудовой народ -создатель новой социальности, то и в художественных образах при жестком следовании данному подходу отдельный индивид должен представать аудитории как полномочный представитель этого народа, принимая соответствующий облик. Впервые в советское время приоритетная роль воплощения в художественной культуре социального облика была подчеркнута и стала получать свое обоснование в трудах пролеткультовских теоретиков. Они со временем пришли к тому, что вообще снимали проблему изображения в литературе и искусстве конкретных личностей с индивидуальными чертами. "Мы идем к невиданно объективной демонстрации вещей, механизированных толп и потрясающей грандиозности, не признающей ничего интимного и лирического"1, - писал из вестный публицист и критик А.К.Гастев. Возобладавший безраздельно как раз в период становления основ советской образности социоцентризм с его приори тетной ролью общего, типического стал одним из компонентов этой образности как в идейно-политическом, так и собственно изобразительном, художествен ш ном плане. Гигантский вихревой поток, в котором "каплей льешься с массами", стал одним из вдохновляющих советских мастеров эмоциональных ориентиров.
Многолюдные потоки в переломные периоды человеческой истории придают художникам дух цельности, музыкальной спаянности с судьбой народов, когда творцам новой культуры становится слышен, так сказать, событийный "гул истории". Словно из великой "оркестровой ямы" мироздания катятся мировые музыкальные волны и начинается мельканье бесчисленных стихийных образов, из которых, схватывая главное или кажущееся таковым, художники стараются "соткать ткань" своего времени. Хаотическое, неоформленное время художник, как нам представляется, стремится выразить своего рода "голограммой", обналичить, сделать это время культурно осязаемым всей нацией, всем человечеством. Именно художнику наилучшим образом удается зафиксировать в своем сознании, подсознании лучшие или худшие, а то и просто показавшиеся характерными колориты, силуэты, ритмы своего времени, удается поймать и мгновения не только самой объективной жизни, но и связанной с этим тональности своего жизнечувствования. Из хаоса рождается культурный космос наступающей эпохи как пролог гармонии грядущего объективного мира. Не можем в связи с этим не согласиться с А.А.Блоком: "В глубине человеческого духа, в глубине недоступной для слишком человеческого, куда не достигают ни мораль, ни право, ни общество, ни государство, - катятся звуковые волны, родные волнам, объемлющим вселенную, происходят ритмические колебания, подобные колебаниям небесных светил, глетчеров, морей, вулканов. Глубина эта обыкновенно закрыта "заботами суетного света"1. И художник, на наш взгляд, буквально как "экстрасенс", возымевший дар сверхчувственности, способен многое из этого ярко выразить и сделать общим достоянием. При этом ситуация художника как "экстрасенса", то есть человека глубоко, оригинально, сильно чувствующего, нам лично ближе, чем восприятие его как пророка-ясновидца. Предчувствуя грядущее, художник видит или слышит дальше, больше остальных своих сограждан, хотя и он подвержен ложным фетишам, иллюзиям своего времени, то есть в этом смысле ничто человеческое ему не чуждо.
Противоположность образности советской эпохи и германского социума при нацизме
Все рассмотренное нами в предыдущих главах не позволяет согласиться с позицией Эриха Фромма, что главная загадка социально-психологической привлекательности для широких масс социоцентрических, авторитарных, тоталитарных обществ, к числу которых, наряду с германским обществом нацистских времен, был отнесен и социум советский, заключена в так называемом "бегстве от свободы". Поскольку настоящая свобода всегда сопряжена с "бременем" ин-дивидуального выбора и ответственностью человека за свои поступки. Как нельзя вслед за Фроммом признать коллективистскую или социоцентрическую модель устройства общества исторически преходящей, устаревшей и в плане прогрессивности неизбежно уступающей место индивидуалистической модели организации общественных отношений1.
Вставшая в советскую эпоху на путь практического претворения в жизнь идеи "светлого будущего человечества", наша страна предстала в глазах как собственного народа, так и значительной части остального мира, носительницей своего рода "посюстороннего" мессианизма. "Гениальное открытие Маркса, -отмечал А.Д.Синявский, - состояло в том, что он сумел доказать, будто земной рай, о котором мечтали многие до него, - это цель, предназначенная человечеству самой судьбой. Из сферы нравственных устремлений... коммунизм... перешел в область всеобщей истории, которая приобрела с этих пор небывалую целесообразность... Все сразу встало на свои места. Железная необходимость, строгий иерархический порядок сковали поток столетий"1. Устремленность к небывалой ранее прекрасной жизни, общей для всех правде, справедливости, будучи яркой чертой русского, а затем советского сознания, обрела возможность воплощаться в активной совместной деятельности миллионов людей. Вполне очевидным преувеличением представляются нам слова Л.П.Карсавина, писавшего о душевных склонностях подавляющего большинства наших соотечественников: "Русский не мирится с эмпирией, презрительно называемой мещанством, отвергает ее - и у себя и на Западе как в теории, так и на практике. "Постепеновцем" он быть не хочет и не умеет, мечтая о внезапном перевороте. Докажите ему отсутствие абсолютного (только помните, что само отрицание абсолютного он умеет сделать абсолютным, догмой веры) или неосуществимость, даже только отдаленность его идеала, и он сразу утратит всякую охоту жить и действовать. Ради идеала он готов пойти на все, пожертвовать всем; усомнившись в идеале или близкой его осуществимости, являет образец неслыханного скотоподобия или мифического равнодушия ко всему"2. Но при всем преувеличении загадка привлекательности советской эпохи раскрывается здесь в верном направлении. В единстве смысловой устремленности социальные идеи переплелись в советскую эпоху с глубинными народными мечтами и надеждами на лучшее, образовав, как уже отмечалось нами ранее, своеобразный симбиоз общественного сознания с подсознанием, коллективным и индивидуальным бессознательным. Повторим здесь, что долготерпение многократно более свойственно нашему народу, чем нетерпение. И при всей своей несомненной важности близкая осуществимость идеала для русских, советских людей вовсе не обязательна. Намного важнее сам факт начала практического воплощения социальных чаяний. Так или иначе правда приведенного карсавинского высказывания состоит в отмеченной философом повышенной тяге наших людей к идеальному сверхценному началу, в потенциальном настрое их на перспективу общесоциального преображения жизни. При наличии духовно-идейной окрыленности переживаемые нашим народом "здесь и сейчас" трудности, беды и страдания переносятся им гораздо легче и успешнее, воспринимаются как испытание на прочность. Главное - "видеть перспективу", жить перспективой. Единение людей в массе может иметь мотивом как уход от реализации индивидуального выбора, так и участие индивидуальных усилий в общем деле практического прорыва из "предыстории человечества" в долгожданный мир "подлинной истории". В решении столь беспрецедентных исторических задач коллективный выбор, по крайней мере, не менее труден и ответственен для участников его осуществления, чем в иных социальных обстоятельствах выбор индивидуальный.
В своей работе "Восстание масс" Ортега-и-Гассет писал: "Человек массы -это тот, кто не ощущает в себе никакого особого дара или отличия от всех, хорошего или дурного, кто чувствует, что он "точь-в-точь как все остальные", и притом нисколько этим не огорчен, а, наоборот, счастлив чувствовать себя таким же, как все"1. В данной характеристике угадываются черты большинства населения едва ли не всех стран и времен, и осуждать таких людей значило бы вынести приговор человечеству. Некую закономерность, что в коллективистском общественном устройстве таких людей находится намного больше, чем в индивидуалистическом, вывести нельзя. Поскольку быть как все и быть за всех - не одно и то же. Так, даже в обстановке престижного потребления позиция "быть как все" сориентирована на определенные референтные группы, в которых можно удержаться лишь копируя облик и манеры окружающих, причем нередко установка "быть" в сознании и поведении субъекта отождествляется с "иметь". Во фроммовском подходе, согласно которому индивидуальная свобода может становиться для людей обременительной, провоцирующей желание к кому-нибудь примкнуть, есть определенная доля истины. Ив этом тоже проявляется одно из свойств человека как существа общественного. Но все-таки не "свобода от", не бегство от свободы, а стремление к простору солидарного исторического творчества и человекотворчества явилось действительным духовным, психологическим лейтмотивом, обусловившим привлекательность советского общества для большинства его членов и многочисленных сторонников во всем мире. И даже ощущая себя "такими же как все", люди советского общества чувствовали свое особое по сравнению с членами иных обществ положение и назначение. В этом смысле и так называемый "простой советский человек" принципиально отличен от вышеприведенного портрета "человека массы".
"Человек должен иметь возможность, - пишет Фромм, - отнести себя к какой-то системе, которая направляла бы его жизнь и придавала ей смысл; в противном случае его переполняют сомнения, которые в конечном счете парализуют его способность действовать, а значит, жить"1. В данном случае фроммов-ские суждения возражений с нашей стороны не вызывают. Обретение субъектом смысла социального существования и отказ его от своей свободы - явления разного порядка.
Связанные советской смыслосодержательной целостностью, миллионы наших соотечественников и людей за рубежом любили страну как идею и идею как страну. Нет дилеммы "идея или страна" в обществе, находящемся в поисках, на пути реализации большого смысла. Советская страна надолго предстала в глазах своей общественности как начавшая воплощаться идея, как единство смысла и существования. Отбросить идею преображения страны и мира и посмотреть на предстоящую жизнь всего лишь как на "способ существования сытых тел" значило бы для советского общества как такового потерю ориентации в историческом времени, утрату большей части его внутренней духовной энергетики.
