Содержание к диссертации
Введение 2
Глава I. Автобиографические аспекты мемуаристики декабристов: жанровое своеобразие
Мемуары декабристов: история изучения 26
Развитие автобиографизма в истории русской словесности 31
Эволюция декабристской мысли как основа мемуарной литературы декабристов 52
Жанровое своеобразие автобиографической прозы декабристов 62
1.5 Осмысление исторической памяти в «Письмах из Сибири»
92
М. С. Лунина и автобиографических записках А.В. Поджио
Глава П. Автобиографическая проза Г. С. Батенькова
2.1 Записки и письма Г.С. Батенькова после 1825 года как выражение
109
творческой и мировоззренческой эволюции писателя
2.2 «Данные. Повесть собственной жизни» Г.С. Батенькова. Про
блемы поэтики
2.3 Поэтика видения и проблема художественной реальности в ав
тобиографических записках Г. С. Батенькова
Заключение -до
Библиография 198
Введение к работе
Обращение к творчеству Гавриила Степановича Батенькова обусловливает актуальность темы данного исследования, направленного на изучение поэтики автобиографической прозы декабриста. Записки, создаваемые после 1825 года, занимают особое место в творческом наследии писателя, перекликаются с его поэзией и критикой. Отражение документальных событий в дневниковых записях периода тюремного заключения, размышления Батенькова на страницах автобиографических сочинений 1840-50-х гг. о проблемах бытия, о судьбах России, о месте и роли личности в истории государства - все это представляет научный интерес. Корпус автобиографической прозы Батенькова не только целостно не изучен, но и не опубликован полностью. Без понимания наследия этого писателя невозможна интерпретация историко-литературного процесса XIX века. Насущной проблемой современного литературоведения является изучение жанровой трансформации русской прозы, поэтому научно оправданным и целесообразным является обращение к жанровой природе прозаических произведений Батенькова.
Степень разработанности проблемы. Впервые автобиографические записки Батенькова «Данные. Повесть собственной жизни» и другие материалы опубликовал П.И. Бартенев в журнале «Русский архив» в 1881 го-ду. В 1889 году в журнале «Русская старина» И.И. Ореус напечатал первый историко-биографический очерк о Батенькове. Работа носит источниковедческий характер и не затрагивает проблему зарождения и развития философских, эстетических, религиозных поисков декабриста. В ней освещены факты биографии поэта, обобщены источники, позволяющие установить степень и характер знакомства Батенькова с деятелями тайных обществ.
Общая характеристика творчества Батенькова, его личности, сочине-
1 Русский архив. 1881. Т.Н. С. 251-276.
2 Русская старина. 1889. № 8. С. 301-362.
ний неоднозначна. М.О. Гершензон, опубликовавший в 1916 году записки и письма декабриста, писал, что «Батеньков принадлежал к числу тех редких людей, которым дана способность с чрезвычайной силой ощущать в себе и созерцать стихийные движения своего духа».3 В автобиографических сочинениях Батенькова исследователь увидел документ, отразивший, прежде всего, действительный процесс нравственных, философских исканий декабриста, процесс самовыражения и самосовершенствования. Иного мнения об автобиографических записках Батенькова был Б.Л. Модзалев-ский. В статье «Декабрист Г.С. Батеньков. Новые данные для биографии» ученый назвал все произведения декабриста периода тюремного заключения в Алексеевском равелине Петропавловской крепости «плодом больного мозга и расстроенного воображения».4 Модзалевский высказал убеждение, «что несчастный узник был если не вполне умалишенным, то, во всяком случае, умственно ненормальным, психически больным человеком...»,5 и, следовательно, его автобиографические сочинения и письма с эстетической и литературной точки зрения не представляют ценности и могут рассматриваться, да и то с оговорками, лишь в качестве историко-фактографического материала. В 1933 году во втором томе «Воспоминаний и рассказов деятелей тайных обществ 1820-х гг.» автобиографические сочинения Батенькова опубликовал С.Н. Чернов. В качестве специального предисловия к автобиографическим запискам писателя Чернов поместил свою статью: «Г.С. Батеньков и его автобиографические припоминания». Ученый отметил сложность духовного облика декабриста, «отсутствие естественности и простоты», и «рядом с этим сильный, тонкий и глубокий ум, проникновенно вступающий в самые сокровенные тайны своей и чужой души...».6
В 1950 - 60-е годы актуальной сферой научных изысканий в изуче-
3 Русские пропилеи. Материалы по истории русской мысли и литературы. М., 1916. Т.П. С. 23.
4 Модзалевский Б.Л. Декабрист Г.С. Батеньков. Новые данные для биографии // Русский исторический журнал. 1918. Кн. 5. С. 153.
5 Там же.
6 Чернов СМ. Г.С. Батеньков и его автобиографические припоминания // Воспоминания и рассказы деятелей тайных обществ
1820-х годов. М., 1933 . Т.Н. С. 68.
ний декабристского наследия, в том числе и Батенькова, стал биографический подход, а также анализ жизни и творчества писателя с привлечением идеологического контекста. В 1947 году Е.П. Федосеева защитила кандидатскую диссертацию на тему: «Г.С. Батеньков (опыт биографии)»; в диссертационной работе она писала о Батеньков как о необыкновенно талантливом ученом, философе, политике.7
Биография писателя представлена в монографических исследованиях: Бородавкин А.П., Шатрова Г.П. «Декабрист Г.С. Батеньков»; Карцев В.Г. «Декабрист Г.С. Батеньков».8 В.Г. Карцов в книге, посвященной жизни и деятельности Батенькова, охарактеризовал духовный путь декабриста, рассматривая наиболее подробно его общественно-политические убеждения. В соответствии с задачами научной работы, в записках Батенькова периода тюремного заключения ученый вычленял, прежде всего, социальную и политическую тематику.
Достаточно освещена в отечественной научной литературе роль Батенькова в период подготовки декабрьского восстания 1825 года (научные работы М.В. Нечкиной, А.В. Семеновой и др.).9 В 1984 году В.А. Западный опубликовал материалы следственного дела Г.С. Батеньков, сопровождая их специальными комментариями.10
Авторы работ биографической направленности прежде всего уделяли внимание, формированию и развитию эстетической позиции писателя и, следовательно, историко-культурным влияниям, а также обращались к источникам, которые могли предоставить фактографический материал о взаимоотношениях Батенькова с современниками, родными, друзьями. Реалии собственной жизни декабриста, судьбы близких ему людей становились в иных случаях приоритетными.
1960 - 80-е гг. - качественно новый этап в осмыслении батеньков-
7 Федосеева Е.П. Г.С. Батеньков (опыт биографии). Дис. на соиск. уч. ст. к.ф.н. М., 1947.
"Бородавкин А.П., Шатрова Г.П. Декабрист Г.С. Батеньков. Томск, 1960; Карцов В.Г. Декабрист Г.С. Батеньков. Новосибирск, 1965.
' Нечкииа М.В. Движение декабристов. М., 1955. T.I; Семенова А.В. Временное революционное правительство в планах декабристов. М, 1982. 10 Западный В.А. Следственное дело Г.С. Батенькова // Вестник Московского ун-та. Сер. 8.1984. № 4.
ского дарования, связанный с пониманием его как писателя-философа, в произведениях которого открывается своеобразный мир художественно-философских идей.
На литературной деятельности Батенькова впервые сосредоточил свое внимание Т.Г. Снытко в работе «Г.С. Батеньков - литератор», опубликовавший статью Батенькова, обращенную к Гоголю (1956 г.).11 Поэтика стихотворного наследия декабриста стала предметом научных изысканий в работах В.Г. Базанова, Б.С. Мейлаха, А.А. Илюшина.12
Впервые изучение философских взглядов Батенькова на материале его автобиографических записок и писем предпринял В.М. Зверев в научной работе «Декабристы и философские искания в России первой четверти XIX века», отметив, что всем автобиографическим сочинениям Батенько-ва присуща особого рода нервозность. По мнению исследователя, ба-теньковское миропонимание складывалось из противоречивых начал: личное - общее, человек - общество, явления внешнего мира - внутренние переживания личности. Как полагает Зверев, Батеньков, не всегда последовательно, иногда с трудом выражая свои мысли, прописывает собственное перерождение духа, кризис и перелом, который довелось пережить в годы тюремного заключения, перелом, в ходе которого открылась возможность особого синтеза - неразрывного единства материального и духовного в мироздании, «материализма и идеализма»: «Батеньков явно колеблется между материализмом и идеализмом».14 Его не удовлетворяет «абсолют» материализма. Мысль отказывается принять все материалистические посылки, собственное осмысление человека, часто обусловленное религиозным настроением, противится материалистическому объяснению человеческой природы. Нервозность в батеньковских записках, по мысли
11 Снытко Т.Г. Г.С. Батеньков-литератор //Литературное наследство. М, 1956. Т. 60. Кн. I.
12 Базанов В.Г. О стихотворении «Одичалый» // Очерки декбристской литературы. М. - Л., 1961; Мейлах Б.С. «Тюремная песнь»
Г.С. Батенькова - поэма мужества и любви к Родине // Декабристы и русская культура. М, 1975; Илюшин А.А. Поэзия декабриста
Г.С Батенькова. М., 1978.
" Зверев В.М. Декабристы и философские искания в России первой четверти XIX в. (Некоторые аспекты изучения) // Декабристы и русская культура. Л., 1975. 14 Там же. С 56.
В.М. Зверева, это и внутренняя нервозность, болезнь души и тела, и нервозность внешняя, нашедшая выражение в писательской манере Батенько-ва. Внутренняя правдивость, предельная откровенность, исповедальность, глубококопание в собственной душе и желание выплеснуть, вылить все накопившееся в ней (высокое и низкое) наружу - вот причина, которая объясняет (с точки зрения исследователя) эту нервозность: мировосприятие особого рода заставляло Батенькова по-особому мыслить и писать по-особому. В то же время (по наблюдению В.М. Зверева), когда от философско-религиозных проблем Батеньков переходит к изложению своих идей социально-политического содержания, мысль узника работает четко.15
В.Н. Топоров писал о записках Батенькова как о необычайно трудных для восприятия текстах, отмечая при этом особенности их пространственно-временной организации. Исследователь делает акцент на индивидуальной неповторимости, глубоком своеобразии философского и художественного мышления Батенькова как феномена русского сознания - его особого типа. Топоров убежден, что «факт участия Батенькова в декабрьских событиях 1825 года, если не вполне случайный, то, уж во всяком случае, совсем необязательный в логике его жизненного пути, < .. .> катастрофа, случившаяся с Батеньковым, <...> не зачеркнула тот «генетический» жизненный план, который был заложен в нем, но создала новые, поистине уникальные условия для реализации этого плана».16 По мысли ученого, «этот план и сам этот человеческий тип могли осуществить себя только в крайней - «пороговой» - жизненной ситуации; но, каковы бы ни были сложности этой ситуации и какие бы изменения они ни вызывали, исходный жизненный план и человеческий тип осуществили именно себя».17 Исследователь подчеркивает: «Батеньков действительно был странным человеком - в своем зрении, слухе, языке и стиле, в своих мыслях и жизни души, в своем отношении к пространству, к друзьям, в своем внеш-
15 Там же. С. 53.
16 Топоров В.Н. Исследования в области мифопоэтического. Миф. Ритуал. Символ. Образ. М, 1995. С. 449.
" Там же.
нем поведении. И за всеми этими проявлениями странности узревается их органичность, ненадуманность, отсутствие оригинальничания и угадывается некая общая исходная причина».18 Природная несбалансированность, противоречивость, странность так или иначе связаны с особой ролью «пространственности» в натуре Батенькова, сознаваемой им или неосознанно присутствующей в его текстах.19
Ценным трудом является книга А.А. Илюшина «Поэзия декабриста Г.С. Батенькова» (первое монографическое исследование подобного типа, включающее в себя и публикацию многих стихотворений декабриста). Впервые проведены интересные параллели между двумя пластами творчества декабриста: поэтическим и прозаическим (последнее представлено выборочно, поскольку, в сооветствии с задачами исследования, играет вспомогательную роль - углубляет представление о тех или иных мотивах лирики). Ученый убедительно доказывает, что как поэт-экспериментатор Батеньков сложился в период тюремного заключения в Алексеевском равелине Петропавловской крепости (1826 — 1846 гг.); он - «одно из важнейших «звеньев», которого остро недоставало для того, чтобы возникла реальная связь между гениальными экспериментаторами, разделенными полутора столетиями: Тредиаковским и Хлебниковым». Илюшин впервые, как серьезную научную проблему, выдвинул вопрос о разнохарактерности художественного отображения жизни в прозе Батенькова 1840 — 1860-х годов, подчеркнул переходность, промежуточность прозы декабриста: между новаторством и эпигонством. По мнению ученого, это промежуточное положение батеньковской прозы состояло в том, что широкое использование в ней «чужого слова» (в том числе и шаблонов, и общих мест) преломлялось в оригинальной, самобытной концепции писателя - в его идее о человеке как незаметной, но значимой частице в мироздании. Однако необходимо иметь в виду (как специально подчеркивает ученый),
"Там же. С. 462. "Там же. С. 450. 20 Илюшин А.А. Поэзия декабриста Г.С. Батенькова. М., 1978. С. 52.
что шаблонность и свобода от шаблонности в прозе Батенькова выглядят неоднозначно. Шаблонность, «чужое слово» органично вливается в круг художественных поисков писателя и играет важную роль в развитии оригинального, именно ему принадлежащего свободного стиля.21
Последовательность записок Г.С. Батенькова, их внутренняя взаимосвязь стали предметом исследования в книге Е.И. Анненковой «Гоголь и декабристы». Произведения декабриста-литератора анализируются Анненковой прежде всего под углом зрения определенной общности с духовными поисками Н.В Гоголя 1830 - 40-х годов. Исследовательница отметила, что проза Г.С. Батенькова в равной степени с поэзией подвергалась влиянию его философско-эстетических взглядов, формировалась в особой атмосфере «уединенного самопознания» и при всем своем жанровом многообразии производит впечатление удивительной целостности. По мнению исследовательницы, записки и письма Батенькова и интересны, прежде всего, тем, что «в них отразился философский поиск мысли, далекой от готовности вылиться в философскую систему, но оттого не менее, а даже, может быть, более интересной».
О сложной многоуровневой организации прозаического текста Батенькова и об особенностях стиля писателя писал и О.А. Ронинсон в статье «Г.С. Батеньков. Учение о слове». Предметом изучения в данной работе стала лингвистическая теория декабриста; исследователем учитывались и основные положения батеньковской теории «единого «духа». Как отметил О.А. Ронинсон, основой лингвистической теории Батенькова стало положение о тождестве слова - мысли - постигаемой сути вещества (относящегося к зримому) - действия, воплощающего мысль, - Бога, как первопричины всего сущего (при том, под Словом подразумевается у Батенькова деяние, творящее мир и человека - божественное слово). Ученый специально подчеркивает, что, по мнению Батенькова, выражение на письме
21 Там же. С. 52-54.
22 Анненкова Е.И. Гоголь и декабристы. Л., 1989. С. 129.
" Ронинсон О.А. Г.С. Батеньков. Учение о слове // Ученые записки Тартуского университета. Тарту, 1990.
произношения слов (просодия) - способствует выявлению и единого духа Слова, и национальных особенностей вербализации мысли; просодия оказывает влияние и на грамматическое построение речи и может относиться не только к словам отдельно, но и к целым фразам, а иногда и полным периодам. Таким образом, действуя в двух направлениях, просодия выявляет его субстанцию - первооснову и, в то же время, углубляет национальную, социальную, индивидуальную специфику словоупотребления, следовательно, формирует авторский стиль, создает новую иерархию значений слова. В ходе исследования О.А. Ронинсон пришел к выводу, что сохранившиеся документы декабриста ориентированы именно на звучащее слово; следовательно, центральный принцип поэтики писем Батенькова (продиктованный учением о слове): взрыв стереотипа и сохранение новизны слова, мобильности его значений.
Исследователи литературного наследия Батенькова неоднократно отмечали своеобразие его автобиографических сочинений. А.А. Илюшин специально подчеркивал, что для эстетического мировоззрения писателя характерно объединение и слияние разнородных элементов: чувство и мысль, поэзия и проза находятся в органическом единстве. Само вдохновение у Батенькова не только поэтическое воодушевление: оно и поэтический восторг, и одновременно - святое прозрение.24 По мысли Е.И. Анненковой, сочинения Батенькова, вместе взятые, какую бы они ни прини-мали жанровую форму, - это творческая и человеческая исповедь. В процессе уединенного самопознания у Батенькова возникла потребность в новом стиле, в новом эстетическом самовыражении; «Батеньков весь «обратился внутрь самого себя» - и слово отказалось от описательности и от преимущественного внимания к внешнему. Неизбежно, невольно (а не только сознательно) перестраивалась эстетическая природа в процессе самоуглубления».26 Писатель постепенно приходит к убеждению о необхо-
24 Илюшин А.А. Указ. соч. С. 52-54.
25 Анненкова Е.И. Указ. соч. С. 139.
26 Там же. С. 154.
димости для творчества авторского нравственного самостроения и исповеди.
Предлагаемая работа является первым системным исследованием жанрового своеобразия автобиографической прозы Г.С. Батенькова; прозаическое наследие декабриста исследуется в соотнесенности с его критическими работами и поэзией, а также выявляется эстетическая концепция писателя, что обусловливает степень научной новизны настоящей диссертации.
Цель исследования - изучить особенности поэтики автобиографической прозы Г.С. Батенькова, а именно: выявить, как форма «сугубо личной исповеди» в его автобиографических сочинениях сочетается с другими жанровыми формами.
В соответствии с поставленной целью определились задачи исследования:
обосновать характер используемого нами в диссертации понятия «автобиографическая проза», выявив его природу и существенные содержательные признаки; определить роль и функции «автобиографического» начала в прозе Батенькова, при этом раскрыть характер его проявления на уровне идейно-тематического содержания, образной системы, жанра и стиля;
исследовать автобиографическую прозу Батенькова в контексте декабристской мемуаристики; осмыслить эстетические и философские искания декабристов и Батенькова после 1825 года, влияние на них идей православного вероучения и учения масонов; определить проблемный центр духовных исканий Батенькова, главную текстопорождающую философему, художественное осмысление которой писателем создает неповторимый синтез ирреального и реального в его автобиографических сочинениях;
выявить характерные особенности художественного мира Батенькова, ведущие к появлению произведения особой жанровой формы - «Данные. Повесть собственной жизни»;
- исследовать стилевое и жанровое своеобразие «Данных. Повести собственной жизни»; выявить, как сочетаются элементы жанра исповеди с элементами других жанров в этом произведении; рассмотреть соотношение мировоззренческого и поэтического аспектов. Предмет исследования — жанровое своеобразие автобиографической прозы Батенькова.
Материалом и объектом исследования в представленной диссертации являются автобиографические сочинения Г.С. Батенькова, созданные после 1825 года, а именно: записи периода тюремного заключения (Записки 1830-х годов: «Письма на Высочайшее имя Его Императорскому Величеству», представляемые Батеньковым в январе - феврале 1835 года; Записи, сделанные декабристом в период тюремного заключения в Алек-сеевском равелине Петропавловской крепости. Начало записей помечено самим Батеньковым январем, их окончание - октябрем 1845 года); автобиографические сочинения, написанные после освобождения из крепости (заметки, охватывающие период одиночного заключения «С ноября 1827 до 1846 года было откровение; Слово Божие...»; «Данные. Повесть собственной жизни»; «Записки о масонстве»; статьи и письма). Существенной, в рамках диссертации, выступает проблема «Батеньков и декабристы», изучением которой занимались Е.И. Анненкова, В.М. Зверев. Вместе с тем, ее отдельные аспекты, в частности, проблема жанрового своеобразия декабристской мемуаристики требует особого внимания.
Возникает необходимость обратится к научным работам М.К. Аза-довского, А.В. Архиповой, В.Г. Базанова и других ученых, посвященным изучению литературного наследия декабристов.
В центе внимание настоящего исследования находятся произведения декабристской мемуаристики (А.П. Беляева, С.Г. Волконского,
27 Азадовский М.К. Мемуары братьев Бестужевых как литературный памятник // Воспоминания Бестужевых. М. - Л., 1951; Анненкова Е.И. Гоголь и декабристы. Л., 1989; Архипова А.В. Литературное дело декабристов. М., 1988; Базанов В.Г. Очерки декабристской литературы. Публицистка. Проза. Критика. М. - Л., 1953.
В.Г.Кюхельбекера, М.С. Лунина, А.В. Поджио, А.Е. Розена, СП. Трубецкого).
Теоретической и методологической базой исследования стали труды отечественных ученых по истории и теории литературы: М.М. Бахтина,28 Г.Г.Елизаветиной,29 Л.Я.Гинзбург,30 Б.О.Кормана,31 Д.С.Лихачева32 Ю.В. Манна,33 М. Медарич,34 Н.Д. Тамарченко,35 А.Г. Тартаковского,36 Б.И. Ярхо и других. Особо значимыми для нас являются научные положения М.М. Бахтина о «памяти жанра» (понятие «память жанра» М.М. Бахтин вводит в своей книге «Проблемы поэтики Достоевского»).38 По мысли ученого существующие жанры никогда не умирают только потому, что они постоянно возрождаются: «Жанр живет настоящим, но всегда помнит свое прошлое, свое начало».39 Бахтин рассматривает жанр как «представителя творческой памяти», который способен обеспечить единство и непрерывность в процессе литературного развития».40 Сохраняющая функция памяти является основополагающей для эволюции исповеди и автобиографии, а также других жанров мемуарной литературы. «Память жанра» позволяет выявить традиционные, исторически сложившиеся приемы построения текста, способствует выявлению устойчиво закрепленных за каждым жанром способов осмысления и представления мира, так как в художественном тексте, понимаемом как эстетическое оформленное сознание исторической взаимосвязи прошлого с настоящим, неизменная сущность проступает, прежде всего, через устойчивые формы, традиционные структуры, в частности, через «архаику» жанра.
я Бахтин М.М. Эпос и роман // Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975; Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1979; Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1986; Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. М., 1986; Бахтин М.М. Автор и герой. СПб., 2000. и др.
29 Елизаветина Г.Г. «Былое и думы» А.И. Герцена и русская мемуаристика. М., 1984.
30 Гинзбург Л.Я. О психологической прозе. Л., 1977.
31 Корман Б.О. Изучение текста художественного произведения. М., 1972.
32 Лихачесв Д.С. Очерки по философии художественного творчества СПб., 1999.
33 МаннЮ.Н. Мемуары как документ//Диалектика художественного образа. М., 1987.
34 Медарич М. Автобиография / автобиографизм // Автоинтерпрстация. Сб. статей. СПб., 1998.
35 Тамарченко Н.Д. Литературоведческие термины (материалы к словарю). Коломна, 1997; Тамарченко Н.Д. Типология реалистиче
ского романа. Красноярск, 1988; Тамарченко Н. Д. Теория литературных родов и жанров. Эпика. Тверь, 2001; Тамарченко Н.Д.
Русский классический роман XIX века. Проблемы поэтики и типологии жанров. Эпика. Тверь, 2001.
36 Тартаковский А.Г. Русская мемуаристика XVIII - первой половины XIX вв. М., 1991.
37 Ярхо Б.И. Средневековые латинские видения. // Восток-Запад. Исследования. 1989.
38 Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1979.
3,Там же. С 122.
40 Там же.
Разобраться в вопросах родовой и жанровой интеграции нам помогают научные работы Д.В. Затонского.41 Интерес вызывает осмысление ученым проблемы межжанровой интеграции в рамках романной формы. Говоря о «сцеплении жанров» в рамках романного целого, исследователь рассматривает вопрос о месте внехудожественных жанров (автобиографий, мемуаров, дневников) в становлении и жизни романа XIX - XX веков (точнее было бы говорить о стилизации внелитературных элементов в рамках романной формы). Мнение Затонского не противоречит утверждению Бахтина, что введенные в роман жанры «обычно сохраняют в нем свою конструктивную упругость и самостоятельность и свое языковое и стилистическое своеобразие».42
О жанровом синтезе говорит и М.М. Гиршман. Связывая жанровое мышление с литературой до и непосредственно XVIII века, ученый утверждает, что с XIX века теряется былая действенность четкой жанровой иерархии и классификации и возрастает суверенность отдельного произведения. Исследователь отмечает, что проза может синтезировать предшествующий опыт: и фольклорный, и многочисленные устные и письменные жанры речи. Следовательно, открываются новые возможности «продуктивного взаимодействия и взимовлияния» жанров, что стало следствием процесса деканонизации жанров.43
Важное значение для настоящего исследования имеет точка зрения Н.Д. Тамарченко, заключающаяся в том, что деканонизация есть не отмирание жанров, а их рождение в новом качестве благодаря замене канона «внутренней мерой»,44 что неразрывно связано с проблемой «внутренней формы». Проблема «внутренней формы» является одной из сложных в литературоведении. По мысли Б.О. Кормана, «внутренняя форма» определяет весь строй произведений писателя. В настоящем исследовании, вслед за
41 Затонский Д.В. Сцепление жанров (место автобиографии, мемуаров, дневников в становлении современного романа) //Жанровое
своеобразие современной прозы Запада. Киев, 1989. С. 4 - 59.
42 Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. С. 134.
43 Гиршман М.М. Литературное произведение: Теория и практика анализа. М., 1991. С. 46.
"Это понятие по отношению к неканоническому жанру - роману впервые ввел в литературоведческий «обиход» Н.Д. Тамарченко; оно может быть распространено и на другие неканонические жанры. См.: Тамарченко Н.Д. Типология реалистического романа. Красноярск, 1988.
Корманом, проблема «внутренней формы» трактуется как проблема автора. При этом под автором следует понимать не только биографического автора, но и «художественного» или «концепированного», который есть «весь текст». Автор представляет некий взгляд на действительность, выражением которого является все произведение.45
В случае Батенькова автор биографический не просто сочинитель произведения, а и его главное действующее лицо, герой, самосознание которого является организующим центром повествования, что позволяет рассматривать его произведения в русле жанровых модификаций не только мемуарной, но и психологической прозы.
В ходе диссертационного исследования представлялось необходимым обратиться к работам по психологии: Е. Ф. Ивановой,46 Н.Р. Битяно-вой47 и психологии искусства Л.С. Выготского,48 Г. Башляра,49 И.П. Смирнова,50 А.Н. Осипова,51 Я.А. Альтмана52 и других. Объяснение тесной взаимосвязи памяти и мышления находим в статье Е.Ф. Ивановой; коррелирующую роль памяти в структуре сознания рассматривает Н.Р. Битяно-ва. Методологически значимо мнение Я.А. Альтмана о том, что истинно человеческая память - это память-повествование, средство овладения человеком своим собственным внутренним миром, структурно оформленным в речи.
В творчестве писателя нас интересует не столько накопление информации о реальности, сколько трансформирование этой реальности воображением человека в творческом союзе с культурной памятью. Поэтому чрезвычайно важной для понимания природы художественного творчества представляется связь памяти и воображения. Принципиально значимым для настоящего исследования станет намеченный А.Н. Веселовским меха-
45 Корман Б.О. Указ. соч.
46 Иванова Е.Ф. Об особенностях мнемонических и познавательных действий. Вестник Харьковского ун-та. Харьков, 1988. № 320.
С. 29-32.
47 Битянова Н.Р. Проблема саморазвития личности в психологии. М., 1998.
48 Выготский Л.С. Психология искусства. М., 1989.
49 Башляр Гастон. Вода и грезы: Опыт о воображении материи. М., 1998.
50 Смирнов И.П. Психодиахронология: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней. М., 1994.
31 Осипов А.Н. Библиография фантастики: Опыт историко-аналитической и методико-теоретической характеристики. М., 1990. 52 Альтман Я.А. Психофизиологический анализ поэтического вдохновения. М., 1994.
низм взаимодействия памяти и воображения, а именно: в процессе припоминания событий прошлого в нашем воображении возникает ряд определенных образов, которые, по мере личностного развития, опыта и способности умножать и сочетать вызванные образом ассоциации, трансформируются в определенные «формулы», у писателей - поэтические.53
Основополагающими для нашего исследования стали теоретические положения об истории культуры как истории человеческой памяти, истории развития культурной памяти, ее углубления и совершенствования, выдвинутые Д.С. Лихачевым.54
В ходе настоящего исследования мы также опирались на научные труды В.Ф. Сержантова в области психологии философии, изложенные в книге «Человек как предмет философского и естественнонаучного познания».55 Исследователь, опираясь на труды зарубежных и отечественных философов и психологов (И. Кант, Ф. Шеллинг) различает два противопоставленных друг другу вида бытия: «бытие в себе», заменяющее объективную действительность, и «бытие для себя», тождественное «человеческой реальности», т.е. сознанию. Сознание определяет сущность человеческого поведения; общественное сознание, в свою очередь, предстает как выражение «внутренней сущности» общественного движения в определенный исторический период времени, и - в более «широком» понимании как «бытие для себя» - сознание всего человечества. Как каждый человек способен «проектировать» себя, так и человечество способно «проектировать» модель своего развития. Это возможно благодаря памяти. Память в области индивидуального сознания предстает в качестве одной из высших мыслительных абстракций, в которой выделяется ряд слоев и которая, благодаря этому, функционирует как набор чувственно воспринимаемых признаков. В искусстве, по мнению ученого, историко-культурная память воплощается в комплексе архетипических ценностей, идей, установок, ожи-
55 Веселовский А.Н. Историческая поэтика. М., 1989. С. 295.
54 Лихачев Д.С. Русская культура. М., 2000.
35 Сержантов В. Ф. Человек как предмет философского и естественно-научного познания. Л., 1980.
даний, стереотипов, мифов и т.д., осуществляющих связи прошлого с настоящим. Они могут быть условно объединены в три большие группы: история, традиция, миф - как формы выявления «вечного». В каждой из этих форм временное не отрицается, а выявляется своей особой гранью, связанной с «вневременным». Здесь реализуются и объективно духовные аспекты памяти (как формы общественного сознания, опыт отношений) и ее субъектно-духовные, персоналистские аспекты.
Данная концепция позволяет объединить самые разные тексты: художественные и документальные, а также тексты, которые между ними занимают пограничное положение.
Объяснение идей вневременной памяти, умопостигаемости бытия, сопоставление бытия с бесконечностью сознания, целесообразностью пути личности к идеалу путем самопознания и самосовершенствования находим в работах по психологии литературного творчества и психологии религии (христианство): Т.В. Абрамовой56, Э.В. Бартеньева,57 И.В. Страхова58 и др. Нам интересна «диалектика богочеловечества» и идея «рождения Бога в человеке и человека в Боге», представленная в трудах Н.А. Бердяева.59 В диссертационной работе мы обращаемся к работам зарубежных философов: И. Канта,60 Ф. Шеллинга,61 К. Юнга,62 а также используем подходы в исследовании автобиографического начала и его составляющих, предло-женные в сочинениях В. Дильтея.
Учитывая различные научные направления в области изучения мемуаристики, в ходе настоящего исследования уточняется значение понятий «автобиографическая проза», «автобиография», «автобиографизм», «мемуарная литература», «мемуары».
Опираясь на научные положения, изложенные в трудах Л.Я. Гинз-
56 Абрамова Т.В. Космизм в русской религиозной философии. М, 1994.
57 Бартепьев Э.В. Тайна бытия человеческого. М., 1969.
58 Страхов И.В. Психология литературного творчества. Воронеж, 1998.
39 Бердяев Н.А. Самопознание. Л., 1991.
60 Кант И. Критика свободного суждения // Собр. соч. в 6-ти тт. М., 1966. Т. 5.
61 Шеллинг Ф. Сочинения в двух томах. М., 1987.
62 Юнг К. Сочинения. М, 2004.
63 Дильтей В. Сочинения. Б/м. 2004.
бург, Г.Г. Елизаветиной, М. Медарич, А.Г. Тартаковского67 и других, говорится о необходимости и возможности строгого разграничения двух начал: мемуарного - как историографического - и автобиографического).
В современной отечественной гуманитарной науке существует несколько направлений в области изучения мемуаристики: источниковедческое, историко-литературное, культурологическое.
Источниковедение рассматривает мемуарные тексты как историко-литературные источники, ценность которых состоит в «точной передаче ими действительных событий», определяя научную значимость и «полезность» мемуаров для истории литературы; превалирует отношение к мемуарным текстам как к материалу документальному; эстетическая организация текста остается вне поля зрения исследователя.68 Игнорируется автор как ценностная позиция, при этом авторская субъективность воспринимается как негативное свойство мемуаров: авторское мнение «замутняет» научный документальный источник.69 Следовательно, как считают представители данного направления, следует строго разграничивать собственно мемуары и автобиографию.70
Историко-литературное направление предполагает «прочтение» мемуарного текста как историко-литературного документа, отражающего историческое самосознание личности. С целью проследить эволюцию исторического сознания, исследуются мемуарные тексты, последовательно созданные различными поколениями в различные исторические периоды, что, в свою очередь, предполагает строгое соблюдение принципа историзма и вовлечение исследуемого текста в широкий мемуарный контекст. В отечественном литературоведении начало данному направлению положе-
64 Гинзбург Л.Я. Указ. соч.
65 Епизаветина Г.Г. Указ. соч.
66 Медарич М. Указ. соч.
67 Тартаковский А.Г. Указ. соч.
68 Бельчиков Н.Ф. Литературное источниковедение. М., 1983. С. 28.
69 Там же. 62.
70 В ряде работ (напр. Бушканец Е. Г. Комплекс мемуаров о писателе как источник изучения его жизни и творчества (на материале
воспоминаний о А.П. Чехове) // Вопросы источниковедения русской литературы второй половины XIX века. Казань,1983; Колес
никова Л.А. Народническая мемуаристика (По материалам источникового комплекса журнала «Каторга и ссылка»). Нижний Нов
город 1999; Чекунова А.Е. Русское мемуарное наследие второй половины XVII - XVIII вв. Опыт источниковедческого анализа.
М., 1995) предлагаются классификации воспоминаний писателей по жанровому признаку, но критериями определения жанра ока
зываются объем и тема мемуарного текста; вопрос об эстетике жанровой формы не ставится.
но П.П. Пекарским, Н.Д. Чечулиным, затем, в 1970 - 1990-е годы, поддержано Г.Г. Елизаветиной, Г.Е. Гюбиевой, А.Г. Тартарковским. Г.Г. Елизаве-тина исследовала мемуарно-автобиографическую литературу XVIII века в соотнесении с историко-кульурными изменениями (например, динамизм петровской эпохи и этика эпохи классицизма). Г.Е. Гюбиева проследила этапы развития русской мемуаристики XVIII века. А.Г. Татарковским в фундаментальной работе «Русская мемуаристика XVIII - первой половины XIX века» выявлена историческая эволюция мемуаристики в связи с изменениями форм сознания: прослеживается путь от летописно-аналитического способа изображения действительности к целостному мемуарному рассказу; от семейно-родового назначения мемуаров - «на па-
мять моим потомкам» — до ориентации на публичное прочтение.
Современное культурологическое «прочтение» мемуаров проблематизирует принцип достоверности - соответствие фактов, содержащихся в мемуарах, действительности; предполагает исследование мемуаров в качестве текстов, выполняющих функцию коллективной культурной памяти. Интерес вызывает не само историческое прошлое (факты, события, отраженные в мемуарах), а мемуарная интерпретация исторического прошлого.
Вопрос об особом качестве взаимоотношений автора и героя в мемуарном тексте остается на периферии научных интересов культурологического и историко-литературного изучения мемуаров.
Нельзя не учитывать, что «элементы художественного изображения присутствуют в какой-либо степени в каждом мемуарном памятнике; каждое автобиографическое повествование неизбежно выходит за пределы узко исторического рассказа, - и в редком из произведений такого рода мы не сможем обнаружить элементов художественной формы и художествен-
71 Пекарский П.П. Русские мемуары XVIII века // Современник. 1855. № 4,5,8; Чечулин Н. Д. Мемуары, их значение и место в ряду исторических источников. СПб., 1891; Елизаветина Г.Г. Русская мемуарно-автобиографическая литература XVIII века и А. И. Герцен // Известия АН СССР. Сер. лит. и яз. 1967. № 1. С 12-39; Елизавстина Г.Г. Становление жанров автобиографии и мемуаров // Русский и западно-европейский классицизм. Проза. М, 1982. С 235-263; Гюбиева Г.Е. Этапы развития русской - мемуарно - автобиографической литературы XVIII века: Автореф. дис. канд. филол. наук. М, 1969; Тартарковский А.Г. Русская мемуаристика XVIII - первой половины XIX века. М., 1969.
ного создания образа». В мемуарах такого типа, «стремление к максимальной точности в изображении подлинных событий с выражением их собственной оценки» сочетается «со стремлением прояснить ее в ряде обобщающих образов»; художественное начало представлено «не в качестве отдельных и случайных элементов», но «присутствует как основной принцип построения»; авторы таких произведений «органически сочетают в себе историка и художника, художника и историка».73
Мысль о том, что вымысел является необходимым элементом художественной формы, утверждается в исследованиях Л.Я. Гинзбург. Творчество мемуариста так же, как и литература вымысла, подчинено эстетическим законам. Особое качество мемуаристики в диалектическом взаимодействии документальности содержания и эстетичности формы: «Документальное содержание несет читателю двойное познание и раздваивающую эмоцию, потому что существует никаким искусством невозместимое переживание подлинности жизненного события».74 Важен автор - центр, организующий мемуарное повествование.
По мнению В. Дильтея, история авторского «Я» в его отношении к окружающему миру раскрывается в автобиографии. Самоанализ реальной личности в контексте реальной истории открывает способность исторического видения (проникновение в ход истории и осознание себя в ней). По определению ученого, автобиография - это высшая и наиболее поучительная форма, в которой находит выражение понимание жизни; это самоанализ жизненного пути, который на определенной ступени развития возрождается в каждом индивидууме и дает возможность исторического видения; самоанализ, который приобрел литературное выражение. Величие и размах собственной жизни, как и сила самоанализа в автобиографии, являются основой исторического видения. Только он дает возможность «влить» свою жизнь как «другую» в неживые тени прошлого. Следова-
72Азадовский М. К. Мемуары братьев Бестужевых как литературный памятник//Воспоминания Бестужевых. М.-Л., 1951. С. 622.
" Там же.
74 Гинзбург Л. Я. О литературном герое. М., 1979. С.7.
тельно, автобиография, в «широком» понимании, может рассматриваться как микромодель культуры, отражающая основные этапы пути к самому себе.75
В современной науке часто используется предложенное Филлиппом Леженом понятие «автобиографическое соглашение», что позволяет расширить рамки понятий «автобиографизм», «автобиографическая проза». По определению Филиппа Лежена, «автобиографическое соглашение» -это декларация «автобиографического намерения», зафиксированная в самом тексте в жанровом наименовании, преамбуле (введении, предисловии и т.п.), вставных пояснениях и комментариях, а также подтвержденная во внетекстовой реальности, например, в статьях и заметках автора, его ин-тервью с объяснением авторских намерений и т. д.
Опираясь на исследования по теории автобиографии Ф. Лежена, М. Медарич в своей работе «Автобиография / автобиографизм» специально подчеркивает, что в употреблении термина автобиографическая проза терминологически отражены такие понятия, как автобиография, автобиографичность и автобиографизм. Автобиография изначально задана основными требованиями жанра, она предстает как текст, ориентированный на внетекстовую действительность. Основной категорией жанра является его достоверность. Реальные события собственной жизни, документальный факт, а не вымышленный, становятся предметом изображения в данном жанре. В качестве предмета описания автобиографии выступает личность в пространстве и времени, являющаяся одновременно объектом и субъектом описания. Автор текста о себе определен и как принципиально возможный объект историографии (конкретная личность во времени и пространстве), и одновременно как субъект самопознания. Следовательно, автобиографизм имеет место там, где речь идет об историзации личной истории (автобиографической), о самовосприятии себя как другого: исто-
" Дильтей В. Указ. соч.
"LejeuneP. Le pacte autobiographique. Paris, 1975. С. 138.
рия собственной жизни является моделью как для истории чьей-то чужой жизни, так и для универсальной истории мира. М. Медарич специально подчеркивает, что неслучайно в последние годы появился целый ряд исследований, авторы которых рассматривают в творчестве различных писателей автобиографический компонент. Нельзя не заметить, что для многих ученых, чье внимание обращено не на внешние обстоятельства существования изучаемого автора, а именно на глубинные факторы его душевной жизни, характерен по сути один и тот же, так называемый психобиографический подход к изучаемому материалу. В поле зрения исследователя находятся не столько актуальные внешние процессы и явления жизни, которые оказывали очевидное воздействие на автора и служили ему объектами изображения, сколько извечная внутренняя драма. Следовательно, малосущественные (на первый взгляд) индивидуальные невротические комплексы и психологические состояния видятся как чрезвычайно значимые факторы для данной личности. Это позволяет говорить об автобиографизме особого рода - исповедальном автобиографизме. Исповедальный автобиографизм предполагает раскрытие в художественном тексте глубинных, сокровенных начал личности автора, отличаясь этим от обычного автобиографизма, который вполне может быть ограничен фиксацией внешней стороны биографии писателя (по мнению А. В. Антюхова, освещение внутренней жизни в подобных случаях носит характер самопрезентации: автор тщательно, деталь к детали, выстраивает собственный образ,
предстает перед читателем именно таким, каким хотел бы предстать ).
Многие исследователи (Г.Г. Елизаветина, Г.Е. Гюбиева, А.Г. Тарта-ковский и др.) убеждены, что предельная откровенность, которую предполагает исповедь как жанр (разумеется, не фиктивная), в принципе, почти не достижима, если речь идет о сокровенных и болезненных для автора текста персональных проблемах, переживаниях. Такого рода информация либо искажается, либо замалчивается. Предельно откровенная, подлинная
77 Антюхов А.В. Русская мемуарно-автобиографическая литература XVIII века. М, 1999. С. 115.
исповедь встречается в том случае, когда автор говорит о себе не напрямую, а в опосредованной форме, в форме завуалированной рефлексии. Форма завуалированной рефлексии позволяет достичь высокой степени откровенности. Таким образом, в данном случае можно говорить о «исповедальном дискурсе». Исповедальный дискурс, как специально подчеркивает А.В. Антюхов, возникает на пересечении двух разнонаправленных тенденций: с одной стороны, автор жаждет озвучить собственные душевные тайны, с другой - скрывает или искажает, иногда бессознательно, подлинное состояние души, истинный ход событий. Подобное понимание вопроса позволяет, обращаясь к широкому спектру произведений, которые не являются в «чистом» виде ни исповедью, ни автобиографией (включая записки историографического, философского плана), осуществлять реин-терпретацию, выявляя персональные внутренние проблемы их творцов, на которых они были сосредоточены в гораздо большей степени, чем принято
думать.
Среди научных трудов, посвященных исследованию проблемы соот
ношения исповеди и автобиографии, особенно значимыми представляются
мысли М.М. Бахтина, Л.М. Баткина, Н.А. Бердяева. ,
Н.А. Бердяев полагал, что необходимо различать слово исповедальное и автобиографическое. По мысли М.М. Бахтина, исповедальное и автобиографическое слова принадлежат разным жанрам, тем не менее, у автобиографического слова есть единая историческая и художественная основа. Этой основой является исповедь. Точки пересечения, взаимопроникновения автобиографии и исповеди чрезвычайно важны: исповедальное слово должно присутствовать в автобиографии, что в принципе и отличает последнюю от жанра биографии. В понимании Бахтина, исповедь и автобиография сосуществуют как взаимодополняющие и не существующие один без другого жанры.79 В интерпретации Баткина, происходит усиле-
" Там же.
" Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1986. С. 207.
ниє Бахтинской концепции личностно-сакральной доминанты исповедального слова. В этом ракурсе «Исповедь» Августина трактуется им как урок тотальный, носящий всеобщий онтологический характер.80 Как считает Л.М. Баткин, М.М. Бахтин изначально ставит вопрос о том, что исповедь -«это никакая не автобиография, но - покаяние, исповедание веры и молитва. В такой трактовке исповедь предстает как высший акт погружения в метафизику бытия, как проявление высшей грани духовного начала в человеке,- как стирание мнимых границ между жизнью и смертью. В анализе Баткина происходит незаметная, но существенная инверсия смыслов. Она заключается в кажущемся парадоксальном отождествлении исповеди и покаяния. Однако с точки зрения христианской православной церковной морали подобное отождествление вполне возможно и даже должно быть. Путь к Богу возможен только через покаяние посредством исповеди, пока еще не ставшей покаянием - это «озвучивание» внутреннего голоса.81 Смысл исповедального слова - это «научение» проповедью, пророческим словом. Идея христианской исповеди становится обрамлением и закономерным завершением слова проповеди на пути к покаянию. Образ автора проповеди - проповедника, ставшего исповедником, - является символом отрицания ситуации разлома, распада культурных ценностей. «Ибо миро-чувствование и мировоззрение суть та индивидуально выработанная, выстраданная сторона личности, которую человек признает в себе важнейшей и несравненно большей, чем он».82 В той мере, в какой человек старается прожить жизнь в соответствии со своими обдуманными представлениями о добре и зле, «он превращает ее в упорядоченное подобие связного текста (стиль жизни). Только поэтому становится возможна и биография: в качестве обратного перевода с языка, как предполагается, общезначимой констелляцией событий и поступков - опять на язык дискурса. Автобиография - частный случай такого перевода».83 Лишь в том случае, когда история
* Баткин Л.М. Европейский человек наедине с самим собой. М., 2000. *' Православная энциклопедия: В 12 тт. СПб., 1898. Т.5. Стлб. 1114,1118. 82 Баткин Л.М. Указ. соч. С. 8. "Тамже. С. 893.
собственной жизни воспринимается как индивидуальное произведение, «автобиография предстает в виде довлеющего смыслового задания и особого жанра».8 Историк же изучает «реальную» жизнь индивида и его автобиографию, как два параллельные текста, комментируя каждый, посредством других текстов. Цель историка - открыть «тайный», достоверный текст и перевести автобиографию на «язык» историографии.
Следовательно, в автобиографических сочинениях, в отличие от текстов мемуарных (в их «узком» понимании), предметом изображения становится не «былое само по себе», а «былое» в связи с внутренним миром автора текста в его отношении к другим и миру. Только в произведениях автобиографической прозы «Я» может объективировать себя и свою жизнь художественно. Хроникально-бытовое время воспоминаний пропущено через внутренний мир вспоминающего, осложнено его личным ассоциативным фондом, текст фактически обретает прошлое, «обретает память», трансформируя былую реальность в соответствии с автобиографическим типом сознания, что позволяет говорить о особого рода поэтике автобиографической прозы - поэтике памяти.
В настоящем исследовании понятия автобиографичность и автобиографизм понимаются в «широком» смысле слова. Автобиографизмом называем «стилистически маркированный литературный прием, представляющий собой эхо жанра автобиографии; он появляется также и в текстах, которые сами по себе не являются автобиографией, не писались и не воспринимались как автобиографии».85 В этом случае область изучения может охватить ряд явлений автобиографичности как проявления авторского «я» вне жанра автобиографии.
Структура диссертации определена ее основной целью и поставленными задачами. Работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка литературы.
м Там же.
м Медарич М. Указ. соч. С.5.
Логика ГЛАВЫ I — «Автобиографические аспекты мемуаристики декабристов: жанровое своеобразие» - подчинена задаче: представить обзор научной литературы, посвященной изучению декабристской мемуаристики, уточнить значение понятия «автобиографическая проза декабристов», осветить вопрос, касающийся особенностей развития автобиографизма в истории русской культуры; в итоге: раскрыть жанрово-видовое своеобразие декабристской мемуаристики.
