Электронная библиотека диссертаций и авторефератов России
dslib.net
Библиотека диссертаций
Навигация
Каталог диссертаций России
Англоязычные диссертации
Диссертации бесплатно
Предстоящие защиты
Рецензии на автореферат
Отчисления авторам
Мой кабинет
Заказы: забрать, оплатить
Мой личный счет
Мой профиль
Мой авторский профиль
Подписки на рассылки



расширенный поиск

Древнерусская паломническая литература XVI-XVII вв. Решетова Анна Анатольевна

Древнерусская паломническая литература XVI-XVII вв.
<
Древнерусская паломническая литература XVI-XVII вв. Древнерусская паломническая литература XVI-XVII вв. Древнерусская паломническая литература XVI-XVII вв. Древнерусская паломническая литература XVI-XVII вв. Древнерусская паломническая литература XVI-XVII вв. Древнерусская паломническая литература XVI-XVII вв. Древнерусская паломническая литература XVI-XVII вв. Древнерусская паломническая литература XVI-XVII вв. Древнерусская паломническая литература XVI-XVII вв. Древнерусская паломническая литература XVI-XVII вв. Древнерусская паломническая литература XVI-XVII вв. Древнерусская паломническая литература XVI-XVII вв.
>

Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Автореферат - бесплатно, доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Решетова Анна Анатольевна. Древнерусская паломническая литература XVI-XVII вв. : 10.01.01 Решетова, Анна Анатольевна Древнерусская паломническая литература XVI-XVII вв. (история развития и жанровое своеобразие) : дис. ... д-ра филол. наук : 10.01.01 Москва, 2006 480 с. РГБ ОД, 71:07-10/132

Содержание к диссертации

Введение

Глава I. К истокам жанра: древнерусские хождения и греческие проскинитарии 40

1. О роли переводного путеводителя в паломнической литературе Руси XVI-VII вв 40

2. «Поклоненье святого града Иерусалима» - переводной проскинитарии XVI в 58

1. Проблемы атрибуции и датировки текста 59

2. К вопросу о компилятивной природе «Поклоненья» 77

3. Жанровые традиции проскинитария и его связь с русскими хождениями XVI в 93

3. «Повесть о святых и богопроходных местах» Гавриила Назаретского - путеводитель в русской паломнической литературе XVII в 131

1. Назаретский как историческая личность и автор «Повести о святых и богопроходных местах святого града Иеру салима» 133

2. Вопросы атрибуции и истории текста: постановка проблемы переводного и оригинального 144

3. Жанровое своеобразие памятника и его функциональное назначение 157

Глава II. Сочинения Коробейниковского цикла («Хождения» Василия Познякова и Трифона Коробейникова) - вершина паломнической литературы XVI в 187

1. «Хождение» Василия Познякова: вопросы литературной истории текста 188

2. «Хождение» Трифона Коробейникова: проблемы историко- литературного исследования текста 222

1. Исследование и реконструкция исторической основы «Хождения» Трифона Коробейникова 223

2. Рукописная традиция и история изданий памятника 246

3. Сравнительно-текстологический анализ «Хождений» Василия Познякова и Трифона Коробейникова 265

4. Паломническое хождение в XVI в.: жанровое своеобразие и особенности развития 310

Глава III. «Слово о некоем старце»- малоизученный памятник паломнической литературы XVII в 353

1. Вопросы атрибуции и датировки текста 354

2. Историческая основа «Слова»: реалии в структуре текста 359

3. Историческое и легендарное в «Слове о некоем старце» 372

1. Эсхатологический подтекст повествования в «иерусалимских» эпизодах «Слова» 376

2. «Аравийские» легенды в «Слове»: специфика образной системы и текстовых параллелей 417

4. Жанровая специфика «Слова о некоем старце» 454

Заключение 463

Приложения 481

Введение к работе

В современной литературоведческой науке жанровый подход к словесности русского средневековья признан одним из наиболее актуальных и перспективных. Исследование развития литературы с точки зрения истории отдельных ее форм, анализ жанровой специфики текстов открывает широкие возможности для понимания общих тенденций и эволюции словесного искусства Древней Руси. Вместе с тем до настоящего времени в медиевистике продолжаются теоретические и методологические дискуссии относительно восприятия жанрового мышления в качестве господствующего в древнерусской словесности и определяющего традиционность ее основ. Для этого имеется ряд объективных оснований: жанровые структуры литературы русского средневековья сложились вне кодифицированных риторик и поэтик, что связано с отсутствием целенаправленных теоретических поисков в этой области и литературно-эстетических деклараций древнерусских авторов, «незакрепленностью» на русской почве византийской родо-видовой системы в целостности ее структуры (за исключением отдельных заимствованных жанров), ориентацией книжников не на свод письменных правил, а на готовые образцы сочинений определенных типов , нечеткостью формулировок в заголовках текстов и непоследовательностью их употребления и т.п.

Современные суждения о жанровом составе литературы средневековой Руси и критериях определения художественной формы текстов отличает противоречивость и отсутствие единого мнения. Подвергаются сомнению правомерность существования самого термина «древнерусский жанр» и употребления современного терминологического аппарата к древнерусской книжности, адекватность природе средневекового текста научных принципов разделения словесности на отдельные литературные типы . Не приходится отрицать, что жанровые категории, применяемые к Новому времени и западноевропейским литературам, неприложимы к словесному искусству средневековых славянских стран, в их границах понятие жанра имеет иное наполнение, обусловившее размежевание на литературные формы по другим признакам. Несмотря на ряд разногласий в решении конкретных теоретических и методологических вопросов, большинство российских ученых склонны признавать жанровую концепцию средневековой литературы Руси, ключевые положения которой были заложены работами филологов XIX - нач. XX в. Ф.И. Буслаева, А.Н. Веселовского, А.Н. Пыпина, Д.С. Лихачева, И.П. Еремина, Н.И. Прокофьева, В.В. Кускова, А.С. Демина, Л.И. Сазоновой и других исследователей 2. Подробный критический анализ взглядов и концепций по этому вопросу не входит в задачу данного исследования, обращение к нему обусловлено необходимостью определиться в исходной позиции по отношению к жанровой проблеме. Наиболее обоснованными и разработанными являются теории Д.С. Лихачева и Н.И. Прокофьева. Созданные в научной полемике, они в конечном итоге дополнили друг друга и обозначили принципиальный подход отечественной медиевистики к изучению жанрового развития древнерусской литературы. Согласно их суждениям, специфика родо-видовой системы древнерусской словесности и логика ее развития определяется, с одной стороны, эволюцией исторического процесса, сменяющихся историко-культурных ситуаций, с другой - соответствием господствующей мировоззренческой системе эпохи (христианское вероучение легло в основу ведущего творческого метода древнерусских текстов - религиозно но-видовые особенности, роль и функциональное значение в жанровой системе Древней Руси .

На новом этапе изучения литературы путешествий в XX - нач. XXI в. перечисленные выше труды пополняются рядом обзорных глав в историко-литературных 2 и справочно-словарных изданиях . Научные обследования данной литературной формы, ставшие важным звеном в истории ее изучения, несмотря на ряд положений дискуссионного и полемического характера, способствовали активному появлению работ, выходящих за рамки средневековой словесности Руси, в частности посвященных путевой литературе последующих столетий, трансформации древнерусского хождения в более современные для XVIII и XIX вв. жанро-образования4. Дополняют их источники, являющиеся для медиевиста-филолога вспомогательными, в них анализируется богатый фактический материал древнерусских текстов-«путников» с точки зрения его информационной ценности: сведений исторических, географо-топографических, этнографических, культурно-религиозных и пр.5

Краткий обзор того, что было сделано в области изучения древнерусских хождений как устойчивой жанровой формы древнерусской словесности, показал, что к настоящему времени выявлены литературные элементы произведений этого типа, охарактеризована их жанровая природа. Однако исследовательскую литературу, несмотря на значительное количество работ разной научной ценности и направленности (историко-географической, религиозной, литературоведческой, тек-столого-палеографической, лингвистической, справочно-библиографической и т.д.), нельзя считать исчерпывающей. Многие хождения не проанализированы как памятники своей эпохи, отсутствуют научные издания отдельных из них и полные данные о рукописной традиции и издательской жизни, нет целостного представления об историческом развитии жанра на протяжении XI-XVII вв., модификации жанровой формы в зависимости от конкретных историко-культурных условий и т.д.

Согласно вышеперечисленным критериям, хождение (его вариативные определения в рукописных источниках: «хожение», «путник», «странник», «паломник» и т.д.) является жанровой категорией с системой сложившихся традиций, четкое представление о которых имели книжники со времен появления ранних образцов путевой литературы (XII в.), хотя строгого подчинения сложившимся жанровым схемам от них не требовалось (как в случае с исключительно церковными текстами). Этот особый вид эпического повествования, входивший в круг первичных жанров, существовал на грани литературы церковной и светской, что во многом определяло его своеобразие как литературной формы и перспективы дальнейшего развития. С точки зрения объекта изображения, хождение является рассказом о реально совершенном путешествии с какой-либо целью: паломнической, дипломатической, посольской и пр., в центре которого - описание посещаемых земель и передача личных впечатлений повествователя, чаще всего являющегося alter ego путешествующего героя.

В зависимости от обозначенных в тексте целей передвижения по «иным» землям складывалось функциональное назначение памятника- восприятие его в качестве либо религиозно-поучительного, «душеспасительного» чтения, либо справочно-познавательного источника, либо дипломатического отчета и т.д. Объект повествования и назначение определяют художественно-документальную природу жанра («путешествие как объект требовало очеркового способа изображе Открытие пространственных границ, расширение и разнообразие «карты» маршрутов, повествование о пересечении обширных географических пространств, описания пути до Святой земли и возвращения назад, подробное обращение к землям «иным», «грешным» по вере, рассказ о дорожных испытаниях и приключениях, впечатлениях путешественника от нового и неизведанного - это то, что выходит за рамки хронотопа в текстах ранней паломнической литературы Древней Руси, но в качестве свидетельства интенсивной трансформации жанра становится значимым в путевой литературе с XV в. и вполне обычным в XVII столетии. Ценны в этой связи замечания В.М. Гуминского, настаивавшего на мысли о развитии хождения как процессе, неразрывно связанном с эволюцией хронотопа в различных историко-культурных системах мировосприятия: «[...] генезис жанра путешествий в русской литературе определялся перестройкой средневековой картины мира и становлением в древнерусской культуре представления о географической протяженности в духе нового времени» .

Своеобразие путевого хронотопа во многом взаимосвязано со спецификой объекта изображения в тексте. Поскольку путь древнерусского паломника - это во многом буквальное «хожение» от святыни к святыне, от реликвии к реликвии, то главным объектом повествования в произведении становились сакральные достопримечательности в пределах реальных восточных земель - подробнейшее, объективированное описание всего «инвентаря достопримечательностей», «каталог ре-ликвий» (К.-Д. Зееманн ). Каждая из них, бывшая символом событий Священной истории, обладала словесным сопровождением - библейским фрагментом, повествующим о соответствующем эпизоде. Следовательно, структурная схема паломнической разновидности хождения имеет конкретное наполнение: это множество описаний отдельных святынь, следующих друг за другом в определенной (чаще пространственной) последовательности. Специфика паломнических сочинений с позиций содержания и формы обусловливается ведущим художественным методом путевой литературы, который современными исследователями определяется как «топографический символизм».

мично развивающегося повествовательного рассказа, усложненного приемами изобразительности, фабульной занимательностью, сюжетными подробностями.

В тоже время жанровые трансформации обусловливаются возрастающей взаимосвязью литературы с деловой письменностью, которая периодически в большей или меньшей степени вступала в подобный «контакт», пополняя и освежая русскую книжность, помогая ее сближению с действительностью- «когда старые формы перестают удовлетворять новым потребностям [...] литература вновь и вновь обращается к деловой письменности» . Нарастающему взаимодействию подобного плана способствовало развитие как публицистики, так и публицистичности текстов, предрасположенных к этому. Учитывать данный факт необходимо, исходя из прагматического характера древнерусской книжности, из признаваемого всеми медиевистами положения о деловой предназначенности средневековых текстов, зависимости между текстом, его функцией и потребностями социокультурных систем.

Особую роль сыграл XVI в. в процессе развития индивидуальных авторских концепций в произведениях, разных по жанровой определенности, которые приводили к формированию в литературе писательских стилей. Указанные свойства формирующейся в новом направлении словесности предопределили развитие авторской манеры книжников и возрастающую значимость личностного начала, приобретающего в произведении самые разные формы на уровне мировоззренческих установок, сюжетики, образности, стиля и языка.

Особое значение XVII столетия, благодаря давно сложившемуся в исследовательской практике определению его как эпохи переходной от средневековья к Новому времени, не должно умалять роли XVI в., которому уделяется в диссертации достаточно много внимания. В данном случае важна следующая теоретико-методологическая установка: «Литературы переходных периодов в истории человечества требуют пристального изучения в отношении их связей с литературными процессами им предшествующими и за ними следующими»2. XVI в. во многом важные именно для развитии древнерусской литературы путешествий, обращение к которым будет постоянно сопутствовать анализу ее конкретных образцов.

Как уже отмечалось, ранние работы по изучению хождений, в основном комментаторского и издательского характера, начали появляться еще в XIX в. одновременно с первой, а чаще всего единственной публикацией текста. Однако до настоящего времени не удалось полноценно вписать эти малоизученные и за редким исключением малоизвестные памятники в историю жанра в частности и русской словесности в целом. В современной науке нет монографических исследований, посвященных эволюции жанра хождения в XVI-XVII столетиях, истории создания отдельных произведений, их рукописной и издательской жизни, жанровым особенностям, художественному своеобразию. До сих пор ни одно из произведений, по сути, не было оценено комплексно, то есть подвергнуто серьезному целостному анализу с текстологической, источниковедческой, литературно-жанровой точки зрения.

В настоящее время медиевистика располагает диссертационными работами, обращенными к истории древнерусской путевой литературы на раннем этапе ее развития - в XII-XV вв. (докторская диссертация Н.И. Прокофьева «Древнерусские хождения XII-XV вв. Проблема жанра и стиля») - и заключительном - рубеже XVII-XVIII вв. (докторская диссертация С.Н. Травникова «Путевые записки петровского времени. Поэтика жанра»). XVI-XVII столетия из этого историко-литературного ряда «выпали», внеся таким образом «разорванность» в исследование жанрового развития древнерусской путевой литературы. Анализируемые в данной работе тексты относятся к наименее изученным путевым сочинениям Древней Руси. Подробный историографический обзор исследовательской литературы по каждому конкретному произведению содержится в начальных фрагментах посвященных им глав. Анализ подразумевает обращение к историографическому обзору имеющейся литературы о памятнике - практически все тексты входят в научный и издательский обиход в XIX в., следовательно, история их изучения начинается, а нередко ограничивается работами XIX - нач. XX столетия. Представленные материалы систематизированы по тем актуальным проблемам общего и частного порядка, которые поднимались на протяжении XIX -нач. XXI в.

науке; обнаружить возможные источники и проанализировать своеобразие их функционирования;

4) показать художественно-документальную природу древнерусского хождения на его конкретных образцах XVI-XVII вв., исследовав проявление реалий исторического характера и сопоставив историко-реалыюе и историко-легендарное начала текстов, разрешить проблему взаимосвязи документальных и литературных форм на материале паломнической литературы русского средневековья;

5) последовательно проанализировать жанровое своеобразие привлеченных к исследованию сочинений, установить, каким образом в текстах отражались мировоззренческая система эпохи, историко-литературные традиции и специфика художественной формы, определить место каждого хождения в истории развития паломнической литературы Древней Руси;

6) проследить взаимодействие жанров древнерусского хождения и греческого проскинитария, раскрыть варианты их литературных контактов;

7) выявить своеобразие связей русской паломнической литературы с устной поэтической традицией, представить характер взаимовлияния в рамках путевых сочинений религиозно-христианских представлений и мифологических воззрений;

8) определить жанровую специфику паломнической литературы в XVI-XVII вв., охарактеризовать ее разновидности и направления трансформации в свете складывающихся тенденций развития русской словесности, наметить перспективы дальнейшей эволюции, установить особенности литературной преемственности на уровне жанра.

Новизна работы состоит в комплексном исследовании малоизученных текстов путевой литературы XVI-XVII вв., которое включает в себя элементы историко-литературного, источниковедческого, текстологического анализа; отдельные памятники рассматриваются как художественное целое и как единицы жанровой системы древнерусской паломнической литературы.

Изучение литературных произведений в диссертации имеет жанровую «направляющую» - каждый компонент анализа (историко-литературный, источниковедческий, текстологический) играет важную роль в уяснении своеобразия сочинения как образца определенной художественной формы. Методика такого подхо да опирается на представление о древнерусских жанрах, отличающихся спецификой содержательных и формальных особенностей в их единстве. Анализ хождений с этих позиций последовательно определяет основные характеристики их жанровой формы, обращает внимание главным образом на своеобразие объекта изображения, функционального назначения, конструкции (сюжетики и композиции) и типа повествователя, подробно не касаясь особенностей языка. Рассмотрение произведений через призму их жанрового своеобразия создает необходимые условия для выявления основных особенностей русской средневековой словесности традиционалистского типа, ориентированной на следование канонам и образцам.

Данное исследование невозможно без учета сведений, полученных в результате историко-текстологического изучения сочинений, вопрос о своеобразии их жанровой принадлежности неотделим от анализа их историко-культурного существования в силу того, что жанр в каждую эпоху имеет конкретную историческую реализацию, а его эволюционный путь всегда связан с определенными социокультурными явлениями. Это непосредственно касается древнерусской путевой литературы, поскольку составляющие ее разновидности по своей природе находятся на грани истории (церковной и общественной) и литературы (духовной и светской), меняясь соответственно одновременно с ними. Жанр хождения складывался, эволюционировал и трансформировался не в отрыве от исторически развивающейся жизни, а под непосредственным воздействием как словесно-литературных факторов, так и находящихся вне их границ (так называемой «внекнижной» реальности). При этом хождение на протяжении всего пути своего развития испытывало большее, по сравнению с другими жанрами, влияние именно внелитературных обстоятельств.

В связи с этим значимой частью диссертационной работы является исследование текстов вместе с их историко-культурным контекстом, изучение вопросов, касающихся истории их возникновения и функционирования, тех реальных обстоятельств, которые предшествовали и способствовали их появлению (включая доказательства подлинности, реконструкцию биографий авторов-паломников и т.п.). Нередко сами памятники дают незначительный и ограниченный в этом плане материал, но весь он анализируется тщательным образом - в данном случае широко используется метод герменевтического чтения текста, данные, получен приблизит к пониманию особенностей литературного влияния одного памятника на другой.

Все разнообразие имеющихся в текстах трансформаций-разночтений возможно четко систематизировать. В основе классификации лежит принцип формального разграничения всех изменений в зависимости от того, какая работа с текстом была проделана создателями хождений. Выделяются три категории, принятые в текстологии: вставки, пропуски и замены, поскольку именно «разночтения-дополнения, пропуски, перестановки, лексические замены свидетельствуют об определенных идеологических и литературных задачах редактора, помогают понять причины и цели изменения текста» . Принцип данной классификации - функциональный. Внимание акцентируется на том, с какой целью анализируемые трансформации использовались книжником, в чем их назначение и какую роль они играли в жанровом, тематическом, композиционном и образном плане сочинений. Именно они в итоге ведут к изменениям содержания и композиционным перестановкам, то есть к тем отличиям, которые изучались на предыдущих уровнях анализа.

Достижению обозначенных задач исследования сопутствует разрешение проблем теоретико-литературоведческого плана. Их выбор обусловлен, в первую очередь, спецификой сочинений, взаимодействующих в качестве текстов-источников и текстов- компиляций. Исследуемые памятники, рассмотренные с точки зрения их тесной текстологической связи, представляют собой яркий образец интертекста в древнерусской словесности; смысл его сводится к обнаружению в рамках одного произведения следов других. По сути, в силу своеобразного коллективного творческого начала средневековой письменности Древней Руси ни один древнерусский текст не чужд идее «соприсутствия» в нем на различных уровнях в более или менее узнаваемых формах текстов предшествующей и окружающей культуры. Проблема интертекстуальности как одного из важных тексто-образующих факторов древнерусских произведений может быть рассмотрена на конкретном материале данного сопоставительного анализа и в совокупности с вопросами литературной преемственности и жанрово-поэтических традиций составит существенный теоретический аспект работы.

Таким образом, теоретически и методологически все части диссертационного исследования представляют собой единое целое. Жанровый подход к древнерусским произведениям не исчерпал себя, особенно при условии его обогащения другими методами и видами анализа.

В диссертации были использованы разные методы работы с текстом. Изучение отдельных текстов древнерусской паломнической литературы, содержания и формы в их единстве, потребовало применения метода целостного анализа. Эволюционные процессы в средневековой литературе путешествий, рассмотренные в широком историко-культурном контексте, способствовали привлечению сравнительно-исторического и герменевтического методов. Историко-сопоставительный анализ сочинений основывался на сравнительно-типологическом принципе с элементами структурно-текстологического.

Исследование опирается на объемную и разнообразную источниковедческую базу; привлекается широкий фоновый материал: произведения паломнической литературы ранней стадии ее развития и позднего средневековья, переводные книги, тексты устного народного творчества, а также целый корпус известных в основном по рукописям документальных материалов XVI-XVII вв. («статейных списков», дипломатических отчетов, грамот, посланий и т.п.). Оно сопровождается текстами сочинений, подготовленными к публикации, в связи с чем была произведена их сверка непосредственно с рукописными источниками и дана характеристика их рукописной традиции и издательской жизни (Приложения 1-4).

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Паломнические тексты XVI-XVII вв. заняли особое место в эволюции путевой словесности русского средневековья, воплотив в себе гармоничное соединение традиционных, определенных ранними образцами, черт жанра хождения и зарождающихся новаций, оказавшихся перспективными для литературы путешествий последующей эпохи.

2. В процессе развития древнерусской паломнической литературы в XVI-XVII вв. наиболее актуальными ее разновидностями были проскинитарий, паломническое хождение (с активным проявлением элементов посольского отчета) и литературно-вымышленный рассказ в форме паломнического сообщения; каждый вид обладал жанровой спецификой и сложившейся историей развития, испытывал влияние разных источников: устных и письменных, переводных и оригинальных, светских и религиозных.

3. Паломническая литература XV1-XVII вв. складывалась прежде всего за счет опыта отечественной словесности, внутреннего потенциала жанра хождения; одно из подтверждений тому - история создания Коробейниковского цикла. Сочинения, его составляющие, связаны между собой текстологическим родством, в результате которого появилось «Хождение» Трифона Коробейникова - воплощение жанровых традиций, свидетельство художественно-эстетических вкусов и религиозно-познавательных потребностей той эпохи, образец популярного массового чтения для дальнейших столетий.

4. Путевая литература в XVI-XVII вв. развивалась путем обращения к переводной книжности, в первую очередь к жанровой форме греческого проскинита-рия; что доказывает история появления в словесности Руси «Поклоненье святого града Иерусалима», ставшего литературным источником для «Хождения» Василия Познякова, и «Повести о святых и богопроходных местах» Гавриила Назаретского, яркой иллюстрации адаптации переводного «путника» на русской почве, его приспособления к запросам русского читателя XVII столетия.

5. Паломническая словесность Древней Руси XVI-XVII вв. обогащалась благодаря использованию устного поэтического материала; сложившиеся в процессе историко-культурной эволюции взаимоотношения литературы и фольклора воплощались в конкретных памятниках, что подтверждает «Слово о некоем старце».

6. Изучение эволюции паломнической литературы XVI-XVII вв. перспективно в ракурсе жанрового подхода при условии обогащения его исследованиями историко-литературного, текстолого-атрибуционного, источниковедческого характера. Данный теоретико-методологический подход обеспечивает необходимые возможности для анализа специфических особенностей русской средневековой словесности традиционалистского типа, в том числе на «переломных» для нее этапах.

Практическая значимость результатов исследования заключается в возможности их использования в дальнейшем научном освоении проблемы жанровой системы древнерусской словесности. Они применимы в общих и специальных курсах по истории древнерусской литературы, мировой художественной культуры на филологических факультетах вузов. Материалы работы могут быть востребованы при издании отдельных памятников паломнической литературы XVI-XVII вв.

Специфика объекта исследования, а также особенности поставленных цели и задач определили структуру диссертации. Она состоит из введения, трех глав, заключения, библиографии и приложений, которые включают указатель-перечень рукописных списков хождений XVI-XVII вв., тексты паломнической литературы, подготовленные к изданию по рукописям.

О роли переводного путеводителя в паломнической литературе Руси XVI-VII вв

Специфика объекта исследования, а также особенности поставленных цели и задач определили структуру диссертации. Она состоит из введения, трех глав, заключения, библиографии и приложений, которые включают указатель-перечень рукописных списков хождений XVI-XVII вв., тексты паломнической литературы, подготовленные к изданию по рукописям. утверждения или ограничивались предположением связи двух жанровых форм (что чаще встречаем у издателей и комментаторов XIX в.) , или весьма уверенными заявлениями, что данное жанровое и текстологическое взаимодействие существовало и его следует тщательно анализировать, рассматривая на конкретных примерах. В.В. Данилов отмечал, что «в исследовательской литературе нет непосредственных сопоставлений какого-либо русского «Хождения» с определенным греческим проскинитарием», хотя «некоторые произведения русской паломнической литературы могут быть возведены по общему своему характеру к влиянию проскинитариев» 2. Задача эта остается актуальной и до настоящего времени3. Функциональное назначение проскинитария, жанра деловой письменности, - быть путеводителем для паломников по святым местам Востока. Дословно термин npOGKVvr\xa piov {кроокиут]тг\ рю\) следует понимать как «список (перечень, каталог) мест паломничества». Образовано оно от 7tpo jKVVCQA и означает «место, которому нужно поклоняться», «место, достойное поклонения», «богомольное место»5, отсюда его использование в качестве заглавия произведения, смысл которого - «список мест паломничества» 6. Не совсем верен русский перевод «проскинитария» как «поклонения/ья» {кросгки угцла, npoGKv vr]m = «благоговение», «поклонение», «почитание», «благоговейное приветствовапие» и в широком смысле «паломничество» ), но именно он появился в названии «Поклоненья святаго града Иерусалима» (XVI в.) и в тексте «Путника о святом граде Иерусалиме» (между 1597 и 1607 гг.), где заимствованное слово, правда, в искаженном виде («проскемет»), также толковалось как «поклонение» . Тем не менее древнерусскими книжниками для «проскинитария» в качестве перевода чаще использовался термин «поклоненье» или «поклонник»3, а также непереведенный вариант («проскинитарий» или «проскинитарион»), зачастую с дополнительными пояснениями (к примеру, к нему стали обращаться редакторы-переписчики в списках русских хождений и переводных текстов из рукописных сборников XVII-XIX вв.: «Проскинитарион, сиречь поклонник Даниила монаха, сказание о пути [...]», «Книга, глаголемая Проскинитарий (хождение) строителя Арсения Суханова», «Проскинитарион святых мест[...] Арсения Каллуды» (переведен Ефимием, монахом Чудова монастыря), «Проски ни тарион или путникъ всечестнаго иеромонаха Варлаама Леницкого» и т.п.)4. Верный перевод-«список мест паломничества»- в древнерусских текстах практически не встречается. Однако на один факт, непосредственно касающийся темы исследования, указать необходимо. Скорее всего, во вступительной части «Хождения» Василия Познякова (1558 г.), в основу которого был положен греческий путеводитель, отразились одновременно и правильное понимание греческого заглавия яроокиуцтарюу, и форма описательного перевода во фразе «колико есть месть поклонныхъ во свят мъ граде Иерусалиме и окрестных местех» .

«Поклоненье святого града Иерусалима» - переводной проскинитарии XVI в

В актовых материалах Иосифо-Волоколамского монастыря Стефан Матвеевич Капустин («Стефан Мотвеев сын Копустин», «Степанецъ Матфеев Капустин», «Стефан Матвеев сын Капустин») назван именно писцом грамот и «послухом», в документах за 1544-1548 гг. сохранились самолично им выполненные и заверенные «отписки», «отписи», «купчие» («По сей даной грамоте яз, Степанец, послух, и руку приложил»3). Предполагаем, что Капустин из числа тех волоцких дьяков, которые были известны своей многолетней службой при монастыре. С 30-40-х гг. XVI столетия в обители начал складываться штат грамотных и опытных специалистов для ведения строгой системы учета и контроля, в чьих руках концентрировалось «все текущее монастырское делопроизводство (составление актов, ведение приходно-расходных и других книг)»4. Согласно «Книге ключей», где «с исчерпывающей полнотой, как нигде из доселе известных документов, приводится из года в год перечень всего обслуживающего монастырь персонала»5, в 1548-1558 гг. Стефану Капустину довелось побывать ключником 6. Известно, что прежде чем стать приказчиком или ключником, нужно было пройти другие монастырские службы (например, дьяка, или иконника, или повара), «ключ» (обычно это было большое село, входившее в монастыря (их хронологические рамки - кон. XV - перв. пол. XVI в.) и событиях местного характера [л. 522] . К этим произведениям в монастыре относились весьма внимательно, отсюда их частое заимствование составителями сборников друг у друга. Итак, рукописный кодекс Стефана Капустина, в котором прочитывается «Поклоненье святого града Иерусалима», выполнен в традиции волоколамских четьих сборников XVI в., предполагаемая история его создания, специфика его содержания, постатейного состава, внешние и внутренние признаки рукописи говорят о Капустине как о возможном составителе - многое указывает на то, что его роль вряд ли ограничилась лишь хранением этой книги. К тому же монастырские послушники в Иосифо-Волоколамской обители получили к тому времени прекрасную возможность иметь в своем распоряжении по несколько сборников, а следовательно, подбирать тексты из них по собственному усмотрению для создания новых 2 - достоверно известно, что к их числу относился и Стефан Капустин, на это указывалось выше.

Однако ни в самом сборнике, ни в данном списке «Поклоненья» нет никаких указаний на его создателя (впрочем, как и на редактора, переводчика, автора). Еще М.А. Голубцова заметила, что список «сделан умно», переписчик «был человек, по-видимому, книжный»; это, однако, не избавило текст от «ошибок и некоторых неясностей»3. Эти «ошибки и неясности» в основном представлены многочисленклоненья», не исключен таюке вариант, что 1531 г. - это время переписки текста в сборник. Однако чаще подобные обозначения оставляли переводчики (в том числе на ряде других рукописей той же Иосифо-Волоколамской библиотеки), следовательно, дата, открывающая текст в сборнике, есть указание на то, что «Поклоненье святого града Иерусалима» представляет собой перевод греческого путеводителя перв. трети XVI в. Имеются предположения, что его авторство, вероятно, принадлежит книжнику из близкого окружения Максима Грека . На фоне скудного репертуара ново-переведенных текстов, диспропорции между объемом оригинальной и «иноземной» литературы и общего отсутствия заинтересованности общества в новых переложениях с иностранных языков - всего, что характеризовало «беспереводной» период в истории русской переводной литературы, выделяется переводческая школа Максима Грека, специализировавшаяся в основном на греческих текстах и оставившая свое «скромное наследие» в эту эпоху2. В XVI в. Иосифо-Волоколамский монастырь не только был крупным землевладельцем и признанным скрипторием, но и пользовался громкой известностью как обитель «с особым направлением» - считался своего рода «воспитательной школой», надежным местом исправления современных еретиков и вольнодумцев3. В начале XVI столетия сюда были сосланы Максим Грек и его ученики: Михаил Медоварцев и старец Си-луан, князь Василий Иванович Патрикеев (Косой, в иноках Вассиан), Матвей Баш-кин, Василий Курицын и др. Пребывание в Волоцкой обители (1525-1531 гг.) столь авторитетной и сведущей в литературном и переводческом деле фигуры, как Максим Грек, безусловно, может породить предположения о том, что перевод данного текста принадлежит именно ему. Вопросом: «Не был ли Максим Грек автором перевода?» - задавалась и первая исследовательница проскинитария, правомерно допуская, что предпосылки для этого имелись. У Максима Грека при себе была неплохая библиотека греческих книг; памятуя о своем пребывании на Афоне, выбор проскини- тария для перевода он мог сделать удачнее, чем кто-либо («исполняя в Ватопед-ском монастыре послушание по сбору милостыни, он, вероятно, видел немало путеводителей и знал им цену» ), да и ремеслом перевода к тому времени он владел в достаточной мере. Вместе с тем факты свидетельствуют против этой версии. По постановлению церковного собора 1525 г., осудившего Максима, в ссылке ему было запрещено писать2; к тому же известные ныне сочинения и переводы Грека и «Поклоненье» очень разнятся стилистически: простой, лапидарный, не без легкости стиль последнего нетипичен для «слов» и посланий этого книжника (исследователи отмечали, что даже в позднейших произведениях ученого старца сохранились языковые особенности и синтаксические конструкции, изобличающие автора-иностранца 4). Исходя из этого логичнее было бы предположить, что авторство перевода в данном случае скорее принадлежит кому-либо из учеников Максима Грека, пребывавших там же, в Иосифо-Волоколамской обители, и сделавших перевод текста по его указанию, или под его руководством, или с его участием. Не исключается полностью версия М.А. Голубцовой, указывавшей на старца Силуана, инока Трои-це-Сергиева монастыря, одного из лучших «начетчиков» и ближайших учеников в окружении Грека (1518-1525 гг.). Силуан находился у Грека «в научении», был его деятельным помощником и способным редактором его текстов, самостоятельно перевел с греческого языка Беседы Иоанна Златоуста на Евангелие от Матфея в 1524 г., о чем оставил в рукописи помету: «Въ літо 7033 г.»,- «возможно, что этот самый инок Силуян, человек книжный, хорошо знавший русский язык и греческий, перевел Поклоненье по выбору и иод руководством Максима Грека»5.

«Хождение» Василия Познякова: вопросы литературной истории текста

Таким образом, исследование разнопланового взаимодействия древнерусского паломнического хождения и греческого проскинитария, их ассимиляции и расподобления по основным жанровым признакам показало, насколько явным, значимым и непростым был процесс «акклиматизации» переводной литературной формы в средневековой словесности Древней Руси. Сложившиеся взаимоотношения двух жанровых разновидностей литературы путешествий подтверждают, что их развитие и бытование происходило не только на начальном этапе складывания, но и в дальнейшем - во времена позднего средневековья. Кроме того, традиция данных жанровых параллелей и пересечений в XVI-XVII вв. в большей степени актуализируется, а памятники легче уюіадьіваются в установившиеся жанры, как воспринятые из иных литератур, так и вновь созданные в русской словесности.

Сходство греческого путеводителя и отечественного хождения, основанное на внутренних историко-типологических аналогиях и непосредственных «контактах», не означало «трансплантации» иноземного жанра на русскую почву, поскольку закономерно происходила неизбежная трансформация текстов в процессе их адаптации в иной культуре. Они могли существенно трансформироваться, переосмысляться, изменяться функционально, утрачивать исходные параметры и в принципе отходить от жанрового оригинала. Подобные содержательные, формальные и функциональные модификации сочинений при их переносе из византийской письменной культуры в восточнославянскую характеризуют, с одной стороны, особенности жизни жанра в средневековой литературе и специфику его литературной природы, его полифункциональность, а с другой - различия в исторических условиях разных культур, особенности национального сознания. зняков или кто-либо из его спутников, остается неизвестным»,- резюмировала данную проблему В.П. Адрианова-Перетц . Однако и в учебники, и в словари вошел ставший традиционным взгляд на Василия Познякова как еще на одного древнерусского книжника- опровергать его не позволяет даже компилятивный характер сочинения, его текстологическая зависимость от переводного «Поклоненья святого града Иерусалима». Время создания «Хождения», также не обращавшее на себя особого внимания исследователей, определяется историческими обстоятельствами и стереотипами, устоявшимися в отношении паломнических и посольских отчетов, - их изначальная ценность, как правило, напрямую зависела от быстроты появления. По всей видимости, этот текст был написан вскоре после возвращения путешественников в Москву (1561-1562 гг.) и не позднее паломничества Трифона Коробейни-кова (1582-1584 гг.). Исключением в исследовательской литературе является точка зрения М.В. Рубцова, который попытался доказать хронологически и фактически иную связь двух текстологически близких памятников: «[...] оба сочинения появились почти в одно время, или даже, что сочинение Трифона Коробейникова предварило появление сочинения Познякова, так как продолжительность времени между тем и другим хождением равняется всего только 25 годам». Исследователь уточнил свою гипотезу и разъяснением вопроса авторства: «Сам Позняков по отсутствию ли литературных дарований, или по каким-либо иным причинам, быть может, и не писал своего хождения, или не хотел его писать, но услужливые старые русские переписчики, знавшие об этом хождении, воспользовались уже известным, готовым текстом хождения Коробейникова [...]» 2. Тем не менее четко выверенная, доказательная база этого мнения у исследователя двух «Хождений» не сложилась, оно скорее всего является редким исключением на фоне общепризнанной датировки- хронологической отнесенности путевых записок Василия Познякова к периоду 60-80-х гг. XVI в.

Сведения о предполагаемом авторе и его путешествии немногочисленны; знакомят с ними текст «Хождения», запись в Новгородской Второй летописи и документальные источники Посольского приказа, сохранившиеся, но до сих пор не опубликованные: послания 1558 г. царя Ивана Васильевича о милостыни и «подарках» к восточным патриархам: Иоакиму Александрийскому, Герману Иерусалимскому, Иоакиму Антиохийскому, Иоасафу Константинопольскому, - архиепископу Синайского монастыря Макарию, игумену лавры Саввы Освященного Иоасафу, сопроводительные письма «о пропуске» литовскому королю Сигиз-мунду, волошскому воеводе Александру, турецкому султану Селиму и грамота в Смоленск, посланная вслед уже отправившемуся посольству; а также статейный список о возвращении Василия Познякова и ответные «благословения» в Москву с Востока от четырех православных патриархов .

Историческая основа «Слова»: реалии в структуре текста

Повествование в «Слове о некоем старце» ведется от лица «некоего» инока Сергия, на которого указывают как на возможного автора . Вместе с тем еще в XIX в. первый издатель, комментатор и исследователь «Слова» Х.М. Лопарев категорически заявил, что автор неизвестен и его анонимность уже никогда не будет раскрыта. Опроверг он рассуждения относительно упомянутого в тексте «старца» Сергия как не вполне убедительные.

Несмотря на столь неопределенное название произведения, Сергий - фигура реальная, хотя исторические данные о нем скудны, а о его судьбе можем судить только на основании лаконичных указаний «Слова». Не случайно уже в самом начале сочинения сведения о нем конкретизируются: «Был старец, именем Сергий, Михаила Черкашенина сын, из Чернигова-града, из монастыря Елсцкаго Пречистыя Богородицы» [л. 100об.]. Действительно, Сергий- сын Михаила Черкашенина, донского казачьего атамана, жившего в сер. XVI в. «Старец» был взят в плен крымскими татарами, о чем также последовательно идет речь в тексте: «И был в Крим взят, из Криму продан бысть в Кафу» [л. 100 об.]. Впоследствии ему пришлось побывать в Константинополе («А от Бела-град морем бежат 3000 верст до Царя-град» [л. 100 об.]), Аравии («А от Кипрьского острова до Белых Арапов на верблудех ехать 500 верст, а до Черных Арапов 60 верст сухим путем на верблудех же ехать, а до гор Аравинских 30 верст» [л. 100 об.—101]), Иерусалиме и его окрестностях («А до Изосимовы пустыни от Ерданския реки 60 верст, а до Ярасимовы пустыни 20 верст, а до в ины пустыни 40 верст, а до Иван-на Предотеча гробу 70 верст итьти на ослятех. А от Иваннова гробу Предтеча до Скудел ничья села 2 верст [...] А от Скуделнична-села до Ерусолима 3 верст» [л. 101 об-102]) и в Египте («А град Египетьской за Ерусолимом 15 попьрищ, и на ослятех ехать» [л. 104]). Это можно утверждать, ссылаясь на путевые описания «Слова».

О предполагаемом авторе известно, что он был иноком Елецкого Богородского монастыря. Вероятно, именно поэтому Сергий назван «старцем», а отнюдь не из-за преклонного возраста. В противном случае он вряд ли был бы взят в плен . Сергий находился в Елецкой обители в эпоху наиболее для нее благопри-ятную (ориентировочно до 1611 г.) , отсюда он был взят в плен и отвезен в Крым, а из Крыма передан в Кафу (современный город Феодосия).

Для XVI-XVII вв. этот случай пленения весьма характерен. Данная эпоха была насыщена губительными набегами крымских татар на Московское государство 3. Нападения и, как следствие, многочисленные пленения русских людей приносили небывалый ущерб и беды Руси на протяжении столетий, начиная с царствования Василия III Ивановича. Именно «полон» (а не территориальные завоевания и не военные столкновения на религиозной почве) становился их причиной и основной целью, все чаще приобретая для татар и турок характер выгодного промысла4. Чаще всего пленники, преимущественно из России и Речи По-сполитой, не использовались в качестве рабочей силы, а сбьтвались на невольничьих базарах, где ежегодно предлагались на продажу по нескольку десятков тысяч человек. В Порте они нередко обращались в мусульманство, а порой спустя годы и десядостоверного не представляется возможным . Исторические «намеки», краткие указания на современность, сохранившиеся в тексте, становятся тем ценнее; их следует проанализировать, чтобы вписать «Слово» в контекст XVI-XVII столетий и на основе выделенных реалий попытаться прояснить проблему времени его создания и авторства.

В анализе исторической основы сочинения древнерусской путевой литературы немаловажную роль играет его заглавие, или предисловие, предваряющее основное повествование. Как правило, в древнерусских паломнических хождениях названия произведений отмечены достоверностью и точностью сведений- в них, как минимум, указывалось имя паломника, его краткий маршрут и нередко время совершения путешествия 2. От традиционных хождений, выполненных в соответствии с выработанными веками канонами, «Слово о некоем старце» отличает его неопределенное заглавие - «обманчивое, в духе Цветника», как охарактеризовал его X. Лопарев3. Замечание верное, если ко всему прочему учесть литературный конвой данного текста в рукописном сборнике. Помимо отрывков из Хождения игумена Даниила и текста с заглавием «Житие и подвизи преподобных отец наших Зосимы и Саватия соловецких чюдотворцев новоявленных [...]», сборник полностью составляют молитвословные и риторические сочинения отцов церкви: слова и поучения Иоанна Златоуста, Кирилла Философа, Св. Евфимия, Григория Антиохийского и т.д.4

Непосредственно в тексте «Слова» обнаружено два фрагмента, которые относятся к реально-историческому материалу произведения, достоверному по своей сути. Его первая часть содержит несомненный исторический факт. Дело в том, что анализируемое сочинение весьма четко структурировано; граница между отдельными его составляющими большей частью условна, но легко просматривается. Начинается текст рассказом о том, что инок Елецкого Черниговского монастыря Пречистой Богородицы Сергий был взят в плен в Крыму [л. 100 об.]. Достоверным и имевшим место в реальности можно считать «мини-сюжет», завершающий вторую часть, которая представляет собой сказание об Иерусалиме и о путях, к нему ведущих; Константинополь, Аравия, Иерусалим, Египет- основные географические пункты паломнического посещения в «Слове». Это описание включает в себя вполне исторический сюжетный рассказ о немаловажной для паломника встрече: «Из дому Давыдова придет Савина илавра, от Ерусолима за 15 верст; а в нем 4000 келей, а 10000 братов, а из одъного студенца воду пьют, а хлеб едят на одной трапезе, А гостьти цареградския, имя ему Стовах Челебин; а торговал он на Москве, в чернецех имя ему Иона, и он бедных людей откупал 50 человек на всякой день во Царе-граде и в Кафе на всякой день, и на волю спущал и отпускные грамоты им давал до Крещения! А с Крещения во Ерусолиме постригъся в Савине илавре и поскимился, а крестил его патриярх и митрополит» [л. 103 об.-104]. В связи с этим будут любопытны наблюдения над начальной (условно говоря, «исторической») частью «Слова», Именно она стилистически и по составу сообщаемых сведений сближается с многочисленными рассказами пленников тех времен, сохранившимися до нашего времени,

Похожие диссертации на Древнерусская паломническая литература XVI-XVII вв.