Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Мировоззренческая основа формирования индивидуально- авторской системы творчества С. Клычкова 22
Глава 2. Христианские и языческие начала прозы (религиозно- философский и художественно-эстетический аспекты) 43
1 Христианские и натурфилософские идеи: суть противоречий 43
2 Язычество и панпсихизм как основа книги «Златые Уста» 71
3 Философский смысл образа-символа Смерти в романе «Сахарный немец» 85
Глава 3. Онтологические начала прозы С.Клычкова 106
1 Концептуальная многозначность авторской «дьяволиады» в прозаических текстах 106
2 Идея «мужичьего рая» в индивидуально-авторской мифологии 144
Заключение 163
Библиографический список 170
- Мировоззренческая основа формирования индивидуально- авторской системы творчества С. Клычкова
- Христианские и натурфилософские идеи: суть противоречий
- Язычество и панпсихизм как основа книги «Златые Уста»
- Концептуальная многозначность авторской «дьяволиады» в прозаических текстах
Введение к работе
Данная работа представляет собой исследование творчества С. Клычкова в контексте рассмотрения процесса формирования индивидуально-авторской романной системы. Индивидуально-авторская система романных образов-символов, сложившаяся в поэтическом и общелитературном языке, претерпела изменения в творчестве Клычкова в связи с его эстетическими и мировоззренческими установками. Именно поэтому определенный интерес вызывает соотношение традиционного и индивидуального в процессе формирования мировоззрения и, соответственно, поэтики романов Клычкова.
Актуальность исследования обусловлена недостаточной изученностью романов С. Клычкова в мифопоэтическом контексте, а также необходимостью выявить закономерности воплощения писателем христианских и языческих начал в субстанционально-онтологических аспектах прозаических текстов.
Творческое использование писателем фольклора, старообрядческих преданий, святоотеческой и художественной литературы на уровне мотивов, образов и сюжетов формирует новый крестьянский миф. Для С. Клычкова бережное отношение к слову равнозначно прославлению Духа. Деформация слова - это деформация человеческой души. О падении соборности, о пришествии нечистого в образе западной техногенной цивилизации на Русь и пишет Клычков, широко вводя в свои романы мифологические и языческие символы и противопоставляя родную природу техническому прогрессу.
Стереотипное восприятие Клычкова как проповедника «крестьянской», как полагали символисты или «кулацкой», по мнению О. Бескина[107], идеологии на целые десятилетия во многом предопределило негативное отношение к творчеству С. Клычкова, оставив его непонятым и неизвестным широкому читателю. В более детальном исследовании литературного наследия С. Клычкова и заключается, на наш взгляд, актуальность данной работы.
Объектом исследования являются романы С. Клычкова «Сахарный немец», «Чертухинский балакирь» и «Князь мира», созданные в 1920-1930-х годах и рассмотренные с точки зрения формирования индивидуально-авторской художественной системы: образов-символов, мифотворчества, концептуальной многозначности.
В «Сахарном немце» писатель заложил религиозно-философский фундамент, на котором будут базироваться остальные романы.
В «Чертухинском балакире» уже в полной мере раскрывается «крестьянский космос» (Н.М.Солнцева). Концептуальной установкой, которая обнаруживает себя для персонажей на разных уровнях, здесь является достижение гармоничного мира. Она формирует и определённый, сказовый, образ повествователя, разворачивающего свой рассказ в дидактических целях, призывая читателя к установлению гармоничного диалога с миром и собой. Философское осмысление судьбы русского крестьянства должно было выразиться в задуманном автором девятикнижье, из которого
вышли только «Сахарный немец» (1925), «Чертухинский балакирь» (1926), «Князь мира» (1928).
В последних двух романах назревает кризис, являющийся проекцией авторского видения мира. Падение соборности, экологический кризис, связанный с «пришествием Дьявола» -западной техногенной цивилизации - на Русь.
Степень изученности темы. Вокруг прозы Сергея Клычкова во второй половине 1920-х годов велась достаточно бурная литературно-философская полемика. Три романа - «Сахарный немец» /1925/, «Чертухинский балакирь» /1926/ и «Князь мира» /1928/, которые он успел написать и издать (это части задуманного Клычковым девятикнижия «Живот и смерть» - привлекли внимание критики, сразу же разделившейся в своих оценках. «Князь мира» был охарактеризован А. Луначарским «замечательным явлением 1928 года - и в художественном отношении, и по глубине анализа некоторых явлений нынешнего времени» [6. С. 325]. По мнению В. Полонского, к Клычкову следует относиться как к «самому крупному и замечательному художнику, выдвинутому русской деревней» [7. С. 264-294].
Следует сказать, что критику в романах Клычкова привлекала прежде всего художественная сторона - богатство и метафоричность языка, афористичность слова, совершенство формы. В этом плане весьма высоко оценили прозу Сергея Клычкова, в частности, В. Правдухин, Д. Горбов, Г. Горбачёв, А. Воронский. Последний, к примеру, в статье «Десятилетие Октября и советская литература» - отозвался о «Сахарном
немце» и «Чертухинском балакире» как о «ювелирной работе настоящего мастера». Он же - в статье «Лунные туманы» -отметил и то, что в «Чертухинском балакире» автор «удачно сочетал поэта с художником-прозаиком. Это очень редкое сочетание. Клычков показал, как можно, оставаясь поэтом, стать прозаиком» [63. Т.2. С. 487].
К идейным аспектам романов критика отнеслась весьма противоречиво. Так, нашли понимание интерес автора к здоровым многовековым духовным ценностям крестьянского «миросозерцания от сохи» [44], тоска по духовности, всеобщей гармонии, неприятие войн. И вместе с тем получили осуждение идеи, которые казались тогда неактуальными, отжившими, политически вредными. Отмечалось, что Клычков будто бы чрезмерно идеализирует деревню и крестьянскую общину, прославляет косность, отвергает прогресс, неправильно понимает социально-классовую борьбу. Так, А. Лежнёв увидел в клычковской прозе «фантастику с ножом в сердце» [79].
Лучшее из всего того, что было написано критиками -современниками С. Клычкова о его романах, безусловно, принадлежит А.Воронскому, который сразу поставил их в контекст традиций русской классической литературы. Вот как он писал о романах С. Клычкова «Сахарный немец» и «Чертухинский балакирь»: «...народный сказ... дан в каком-то удивительном приближении к Гоголю»; «Писатель сумел показать спиридоновскую, дикую, дремучую Русь в её плоти. Она встаёт как заповедный, нетронутый, заповедный бор. Ни у Мельникова-Печёрского, ни даже у Лескова нет такого телесного ощущения этой Руси» [25. С. 264-265]. В «Лунных
туманах» осуществлён глубокий и достаточно объективный
анализ романа «Чертухинский балакирь». Для автора статьи
произведения Сергея Клычкова во всех отношениях - явление
замечательное, уникальное. Так, признавая, что
«художественные достоинства романа высоки и несомненны», он отмечает также и его «большую общественную значимость». Эту значимость Воронский связал, в частности, с постановкой и освещением очень важного философского вопроса «Человек и природа», с тревогой автора за судьбу природы, всего живого и сущего, за человеческую душу.
В целом положительно оценив прозу Сергея Клычкова,
Воронский весьма чётко высказался и о её, как он считал,
недостатках идеологического характера: «Романы Клычкова -
показатели распада нашего народничества. <...> Вместо
идеализации трудовой деревни - идеализация фольклора. <...>
Широкие общественные цели сменились религиозным
атавизмом, лунными, обманными чарами. Прибавился страх перед железным чёртом, совсем затуманились перспективы» [26. С.36].
В «Лунных туманах» Воронский привёл фрагмент из письма к нему М. Горького, который, в отличие от поэтических сборников, очень заинтересовался прозой Сергея Клычкова. Сразу же после прочтения «Сахарного немца» он послал Воронскому письмо, где с одобрением высказался о книге, в которой увидел проявление творческой, внутренней свободы автора, поставил его в один ряд с художниками честными и бескомпромиссными. В дальнейшем, однако, в ряде писем своих М.Горький дал уже несколько иные оценки роману -
достаточно критичные, так как акцент в них был уже сделан не на художественной, а на идеологической стороне произведения. В частности, он отметил, что «трогательный плач... о деревенском рае» идёт вразрез с «требованиями времени и его задачами», что Клычкову «должна быть дана... критика - и нещадная» [27]. М. Горький ждал следующих произведений С.Клычкова с нетерпением, чтобы проследить в каком направлении будет эволюционировать его прозаический дар. Опубликованный в 1926 году «Чертухинский балакирь» подтвердил репутацию Клычкова как великолепного художника слова, настоящего мастера, - и М. Горький не мог это не отметить, хотя идеологический подтекст этого произведения его огорчил. И он попрекнул Воронского, что тот в «Лунных туманах» «недостаточно разоблачил «Чертухинского балакиря» - в мировоззренческом, философском плане.
В переписке М. Горького с Ф. Гладковым и М. Пришвиным мы находим неприязненные, даже враждебные отклики на прозу Сергея Клычкова, хотя Пришвин позднее изменил своё мнение, признав в Клычкове непревзойдённого художника: «В своё время я много занимался великорусским фольклором, изумляясь, какие богатства народного творчества лежат неиспользованными литературой. Алексей Ремизов, как известно, им пленённый, зарылся в эти материалы, но не достиг цели, потому что соблазнился архивами и оторвался от народной среды. Клычков единственный писатель, которому это удалось» [33. С.57].
Анализ творчества С. Клычкова в критике и
литературоведении шел параллельно с осмыслением роли и
значения всей литературы новокрестьян. Сочувственное
отношение к Клычкову в критике 1910-х годов, осознание его
поэзии как части новокрестьянской — мощного и глубокого
потока национального искусства - сменяется с середины 1920-х
обличением «патриархальности» и консерватизма
мировоззрения писателя, а затем резким неприятием его «кулацкой» сущности, особенно со стороны рапповцев, которое завершилось в 1930-е годы вытеснением художника из литературы, арестом, смертью и длительным замалчиванием его литературной деятельности вплоть до последних десятилетий.
Но наряду с вышеперечисленными критическими замечаниями, независимо от их направленности -положительной или отрицательной - были и откровенно предвзятые, резко негативные, абсолютно нетерпимые отзывы. Принадлежали они официальной, рапповской, критике. И, к сожалению, именно эти оценки воздействовали на общественное мнение, создавали его. Особенно усердствовал в «разоблачении» Клычкова и других поэтов «крестьянской купницы» О. Бескин.
В его статьях «Россияне» /1928/, «Певцы крестьянской
деревни» /1930/, «Бард кулацкой деревни» /1930/ Сергей
Клычков представлен кулацким идеологом, поборником
суеверия и религии, отъявленным реакционером. При этом Бескин абсолютно не стесняется в выражениях: тут и «пена у рта», и «оскаленные клыки», и «мракобесие» [63. Т.2. С.504]... Обобщается же всё это следующим: «сознание Клычкова и его
соратников смертельно ранено. Но борьба продолжается. Борются кулаки на деревне, и поёт им хоть печальные, но боевые песни их бард - Сергей Клычков» [там же]. В своих статьях О. Бескин не ограничивался только словесной критикой, он призывал к применению «определённых решительных мер» к Сергею Клычкову.
Меры вскоре были приняты: Клычкову запретили печатать новые оригинальные произведения. А он был полон сил, новых грандиозных замыслов: в приложениях к вышедшим романам появились книги «Китежский павлин», «Спас на крови», «Лось с золотыми рогами». Всё это осталось ненаписанным...
31 июля 1937 года Клычков был арестован, а спустя два месяца с небольшим - расстрелян. Место его захоронения до сих пор неизвестно.
После смерти Клычкова имя его не включалось в энциклопедии, и даже спустя много лет, когда произошла реабилитация многих незаконно репрессированных писателей и их книги вернулись в литературу, Клычкова отечественные критики и литературоведы с удивительным упорством продолжали считать писателем, чуждым советскому обществу.
Пересмотр оценок творчества Сергея Клычкова, бытующих в отечественном литературоведении больше полувека, начался, к сожалению, не в России. Французский исследователь Мишель Никё издал в Париже прозу и поэзию С. Клычкова, защитил диссертацию и опубликовал ряд работ по его творчеству.
В Россию «возвращение» Клычкова состоялось в 1985 году: в двух крупнейших московских издательствах вышли два сборника его стихотворений. В 1988 и 1989 гг. большими тиражами были изданы две книги его прозы, которые подготовила Н. Солнцева.
Интерес к творчеству С.Клычкова в нашей стране возник после снятия многолетнего запрета на публикацию его произведений. И, как результат, в конце 1980-х годов появились исследования Н. Солнцевой (1989), 3. Селицкой (1989), Л. Киселёвой (1990), Ю. Изумрудова (1993).
С конца 1980-х годов началось исследование
литературного наследия С. Клычкова, опубликован ряд статей и
очерков о жизни и творчестве этого замечательного поэта и
прозаика. Среди авторов наиболее значительных,
основательных работ можно выделить Н. Солнцеву, С. Субботина, А. Михайлова, В. Морозова, Г. Мурикова, Т. Пономарёву, С. Блинова, Н. Неженца, С. Копылову, 3. Селицкую, Н. Савушкину.
В своих исследованиях авторы преследуют различные цели. Так, Н. Неженец анализирует жанровые особенности лирики поэтов «купницы». А. Михайлов рассматривает творчество новокрестьянских поэтов, выявляет своеобразие их эстетических и философских идей в сравнении с творческими достижениями художников предыдущих эпох. Большую значимость представляет работа А. Михайлова, для своего времени итоговая в изучении наследия новокрестьянских лириков. Диапазон исследования Н. Неженца несравнимо уже, в рассматриваемых вопросах он, порой, слишком отходит от
тогдашней действительности, абстрагируется от реалий того времени. Он не говорит о том, как жанровые формы, выбранные «новокрестьянами» для творчества соотносились с их идеями и взглядами, в которых они явно опережали своё время и которые были признаны официальной критикой того времени реакционными.
В работе Н. Солнцевой проводится анализ содержания,
отмечается художественное своеобразие романов Клычкова.
Статьи Н.Неженца и С.Блинова носят, скорее,
публицистический характер. И именно Н. Солнцева осуществила полноценное научное исследование прозаических текстов писателя. Автор высказывает точку зрения, согласно которой Клычков выразил свою натурфилософию, основанную на идее пантеизма, противопоставляя её философии христианства. В диссертации Солнцевой подчёркивается исключительная роль Петра Кирилыча («Чертухинский балакирь») - персонажа, вокруг которого сосредоточены усилия трёх носителей различных мировоззренческих систем: деревенской колдуньи Ульяны, воплотившей идею плоти (плотского греха), мельника Спиридона, еретика и старовера, и лешего Антютика -натурфилософа и пантеиста. В этой работе творчество Клычкова рассматривается в контексте тех духовных, идейных и научных споров 20-30-х годов XX в., которые являются актуальными и сегодня.
В 1992 году вышла монография Н. Солнцевой «Китежский павлин», посвященная творчеству крестьянских поэтов. В 1993 году - «Последний Лель. О жизни и творчестве писателя и поэта Сергея Клычкова», в которой удачно сочетается
биографический метод и литературоведческий анализ текстов писателя и поэта С. Клычкова. Творчество Клычкова представлено в широком контексте эпохи: это и родная Тверская земля со своими чудесными деревенскими легендами и преданиями, и интересные знакомства в кружке Эллиса, первые печатные произведения «Песни» и «Потаённый сад» в «Альционе», близость к поэзии символистов. На фоне изменений в социальной и литературной обстановке показано становление творчества Клычкова, его самобытность, круг интересующих тем и образов: природа, жизнь, лирические напевы, мифологические персонажи.
«Пройдут годы, и Клычков вернётся к темам уже распавшихся «Скифов». Он создаст образ мужичьего пророка, будет искать оптимальный вариант мужичьего рая, но в отличие от своих предшественников расскажет о том, что этот рай не только красив, но и жесток» [136. С.44]. Автором сделано интересное наблюдение, выделяющее философскую прозу Клычкова среди творчества других писателей: предметом философских размышлений становится крестьянин.
Важным для исследователей творчества Клычкова и просто читателей стал выход двухтомника С.Клычкова, составление, подготовку текста и комментарии к которому были сделаны М.Никё, Н. Солнцевой, С. Субботиным и Г. Маквеем.
Одним из последних обращений к неомифологической прозе Клычкова стала статья Е. Скороспеловой «Неомифологизм как средство универсализации» в её работе «Русская проза XX века: от А.Белого («Петербург») до Б.Пастернака («Доктор Живаго»)» (2003). Е. Скороспелова
назвала роман Клычкова «магическим»: в нём смешиваются сон и явь, равноправно сосуществуют реальные и фантастические персонажи. Повествование переходит из бытового в философский план, что позволяет «заявить о существовании крестьянского космоса с присущими ему законами, рассказать о происхождении этого космоса и о гибели, которую несёт ему «железный чёрт» цивилизации» [131. С.69]. Отмечается влияние фольклора на формирование типа мировоззрения автора и способы его претворения в романе, с этим связывается и тип повествования - особая сказовая манера, воссоздающая «архаично-разговорную фольклорную стихию» [там же].
В современном отечественном литературоведении интерес к С.Клычкову совпадает с пристальным вниманием к «возвращенной» литературе и к творчеству новокрестьян. В середине 1980-х впервые после двадцатых годов публикуются его поэтические сборники «Стихотворения» и «В гостях у журавлей», вслед за ними печатаются тексты романов «Сахарный немец», «Чертухинский балакирь» и «Князь мира» с предисловием Н. Солнцевой и С. Куняева.
Прозаическому творчеству С. Клычкова больше повезло в литературоведении, чем прозе других новокрестьян. Еще в 1952 году критик русского зарубежья М. Степаненко обратится к его романам. Прозе С. Клычкова посвящены диссертация и книги Н. Солнцевой, глава в кандидатской диссертации 3. Я. Селицкой, значительный раздел монографии и докторской диссертации Л. Гурленовой «Чувство природы в русской литературе 1920 - 1930-х годов» [41], а также целый ряд статей.
Авторы работ обращаются к концепции бытия в романах С. Клычкова, его натурфилософским воззрениям, отраженным в художественной ткани произведений. Это позволяет наметить иной аспект исследования и рассмотреть «Сахарный немец», «Чертухинский балакирь» и «Князь тьмы» как романную трилогию, единство которой порождено осознанным авторским стремлением к художественной целостности и к философско-мифологическому решению проблематики «человек и природа» и закреплено общими структурными признаками, различными внутрицикловыми скрепами, такими, как единство места действия (Чертухино и его окрестности, село Скудилище, которое находится «в верстах двадцати» от Чертухина, уездный город Чагодуй), сквозные персонажи, лейтмотивные образы-метафоры и символы, мотивные ассоциации, повторяющиеся характеристики предметов или явлений, стилевое единообразие и т. д.
Термин «трилогия» применительно к трем изданным романам С.Клычкова несколько условен, так как у первого романа «Сахарный немец» (1925) есть сокращенный вариант «Последний Лель», который был опубликован в Харькове в 1928 году, что не помешало писателю переиздать «Сахарного немца» в полном объеме в 1929 и 1934 годах. «Раздвоение» «Сахарного немца» на «Последнего Леля» и повесть «Двенадцатая рота» связано, очевидно, с общей эволюцией замысла эпоса о «Смерти и Животе» — от «Пятикнижия» до «девятикнижия».
Все три романа были написаны Клычковым необыкновенно быстро, но замысел большого прозаического
произведения зрел долго и впервые возник еще в 1913 году после путешествия на озеро Светлояр, тогда же было придумано и заглавие «Китежский павлин». Таким образом, общая концепция прозаического цикла романов сформировалась за десять лет до того, как писатель приступил к осуществлению задуманного.
Он не смог реализовать полностью свои творческие планы. Из девяти романов были завершены «Сахарный немец» (1925), «Чертухинский балакирь» (1926) и «Князь тьмы» (1928). Были объявлены названия готовящихся к печати романов «Серый барин», «Китежский павлин», «Спас на крови», «Лось с золотыми рогами», «Буркан — мужичий сын», «Призрачная Русь», но ни один из них не дошел до читателей.
В последние годы научного освоения творчества Клычкова в центре внимания исследователей должны стать конкретизация и более детальная, углублённая проработка вопросов, касающихся творчества С. Клычкова. Необходимо тщательнейшим образом проанализировать наиболее важные элементы его поэтики, выявить и детально рассмотреть аспекты и лейтмотивы, общие и для поэзии и для прозы. И самое главное: следует выработать единую цельную концепцию исследования творчества С. Клычкова.
Кратко обобщив всё вышесказанное, можно утверждать, что лирика и проза С. Клычкова, одного из самых талантливых «новокрестьян», в настоящее время становится всё более значимой и востребованной. Недопонятая и недооценённая современниками, она лишь сейчас, спустя почти восемьдесят лет, предстаёт перед читателями и исследователями в полном
объёме. Его литературное наследие осознаётся как явление уникальное в российской литературе. Поэтика Клычкова удивительно самобытна, неповторима. Произведения С. Клычкова много требует от читателя, но много и дают ему.
Для современной культуры, озабоченной поисками духовных и нравственных точек опоры, творчество Клычкова с полным правом может стать одной из них.
Л. Гурленова объясняет внимание литературы 1920 — 1930-х годов к мифологическому, «стремление писателей в эти годы создать на основе пантеистически трактуемых образов природы идеальную модель мира, построенную по принципу мифологической модели» [43. С.74] как выражение «несогласия с антропоцентрической идеей масштабного строительства «второй природы» [там же]. Данное утверждение справедливо и по отношению к Сергею Клычкову.
Его творчество - попытка уйти в вымышленный, «лучший» мир. Можно сказать, что фактор неприятия социальных преобразований на рубеже второго и третьего десятилетия играл существенную роль в эволюции творчества новокрестьян и создании им «идеальной модели мира».
Общество жило лозунгами о социализме любой ценой, о человеке — хозяине планеты, покорителе природы. Клычков уже тогда, на заре социалистической индустриализации, предвидел экологическую катастрофу. Он писал о том времени, когда лешие уведут из местных лесов всё зверьё и птицу, когда земля, эта зеленая чаша, станет мертвой и обезображенной. В условиях победы воинствующего атеизма и материализма он предложил читателю художественный мир русалок, оборотней,
леших, чертей, архангелов... Его герои общаются с потусторонним миром, с душами умерших, с языческой нежитью. В своих романах Сергей Клычков заявил о себе как о натурфилософе и пантеисте, размышлял о нравственности дуализма. Национальному нигилизму писатель противопоставил национальную самобытность как остов жизни, культуры, судьбы всякого народа. В условиях, казалось, уже достигнутой обществом гармонии он заговорил о разладе крестьянского мира, о дисгармонии человека и природы, о разрушении соборности.
Цели предлагаемого исследования - научное осмысление путей формирования эстетических взглядов С.Клычкова, специфики системы образов-символов романов, сопоставление христианских и языческих мотивов, выявление сути онтологических идей, пересмотр оценок творчества писателя, попытка доказать самобытность его таланта и обосновать значимость феномена его творчества в литературном процессе.
В соответствии с указанными целями работы в ней формулируются и решаются следующие задачи:
проанализировать специфику образов-символов, имеющих наиболее важное сюжетно-смысловое значение;
охарактеризовать основные христианские и натурфилософские идеи в их противоречии;
выявить суть концептуальной многозначности полифонической структуры прозаических текстов С. Клычкова;
рассмотреть индивидуально-авторскую концепцию «мужичьего рая» и «мужичьего святого».
Методологически исследование ориентировано на
принципы культурно-исторического и сравнительно-
типологического методов, кроме того в нём использовались элементы биографического и контекстуального анализа. Теоретической и методологической основой диссертационного исследования являются работы Вл. Соловьёва, А. Хомякова, Ю. Лотмана, Б.Рыбакова, Д. Лихачёва и др.
Основными источниками, на материале которых выполнено диссертационное исследование, следует назвать тексты прозаических произведений, а также эпистолярное наследие поэта и статьи, посвященные творчеству С. Клычкова. Наиболее полно творчество поэта представлено в двухтомном собрании сочинений, вышедшем в 2000 году.
Научная новизна полученных результатов. В диссертации осуществлено систематизированное многоаспектное исследование индивидуально-авторской художественной системы С.Клычкова, раскрыты механизмы художественного воплощения писателем мифопоэтических текстов, на основании чего предлагается новый подход к изучению религиозно-философских и художественно-эстетических аспектов, основанных на специфике онтологических начал авторской мифологии.
Научно-практическое значение исследования
заключается в том, что его материалы могут быть использованы в спецкурсах и спецсеминарах по истории русской литературы начала XX века, а также по изучению творчества «новокрестьян». Результаты научных наблюдений могут быть применены при рассмотрении индивидуально-авторских поэтических систем других авторов.
Положения, выносимые на защиту
Рассмотрение структурно-смысловой организации образов-символов, использования христианских и языческих мифов, фольклора, древнерусской культуры и эстетики, старообрядческого и сектантского религиозных направлений в прозе С.Клычкова позволяет говорить о том, что результатом синтеза этих культурных величин стала клычковская индивидуально-авторская художественная система, включающая самобытные образы-символы, аккумулирующие мировоззренческие идеи поэта.
Православные христианские мотивы в совокупности с фольклорно-мифологическими и языческими представлениями в романах С.Клычкова позволяют утверждать, что для автора поиск истины и веры тождественен поиску мирового лада и гармонии.
Семантика хронотопа и принцип «обратной перспективы» в идейной эволюции романов С.Клычкова ведёт к отрицанию «дьявольской цивилизации Запада», враждебной идее «мужичьего рая», ассоциирующегося в творческом сознании автора с патриархальной Россией и идеей соборности. В текстах романов это выражено через оппозицию «своего», «родного» и «привнесённого с Запада», «чужого», что и нашло отражение в концептуальной полифонии авторской «дьяволиады».
Апробация работы. Основные положения работы были изложены на межвузовских докторантско-аспирантских научных конференциях КубГУ: «Наука и творчество молодых исследователей КубГУ: итоги и перспективы» (Краснодар, 2003), «Молодые исследователи КубГУ - отечественной науке
XXI века» (Краснодар, 2004), «Актуальные проблемы современной русистики и литературоведения» (Краснодар, 2005). По теме исследования имеется пять публикаций.
Структура диссертации.
Диссертация состоит из введения, трёх глав, заключения и библиографии.
Во введении делается краткий экскурс в творчество С.А. Клычкова, обозначается его литературное кредо, описывается политическая обстановка в стране начала XX века и её влияние на литературный процесс данного периода в целом и на творчество С.Клычкова в частности.
В первой главе настоящего исследования мы раскрываем мифопоэтичность и символизм произведений С.Клычкова.
Вторая глава посвящена исследованию внутреннего, духовного мира клычковских героев, их религиозных исканий. Мы стараемся проследить эволюцию их представлений о жизни и смерти, «всемирном ладе».
В третьей главе продолжается анализ творчества С. Клычкова в контексте философского конфликта добра и зла.
В заключении мы подводим итоги нашего исследования, стараемся наиболее объективно оценить степень раскрытия темы, намечаем пути дальнейшего исследования прозаического наследия С.А. Клычкова.
Мировоззренческая основа формирования индивидуально- авторской системы творчества С. Клычкова
Немаловажным представляется социокультурный контекст, повлиявший на формирование индивидуально-авторской системы Клычкова, объектом которой стали народные верования и представления, вошедшие в жизнь писателя очень рано. Родился С.Клычков в семье крестьянина-кустаря, в деревушке Тверской губернии. Детство и юность выдались у него нелёгкими. Начал учиться в Московском университете, но был вынужден прекратить занятия из-за материальной необеспеченности. Писать начал рано, а в 1911 и 1913 гг. вышли его первые сборники - «Песни» и «Потаённый сад». Они были сразу же замечены, хотя единогласия в оценке критиками и читателями не было. Положительными были отклики Н. Клюева, С. Городецкого, М. Волошина, Д. Семёновского. Двойственное впечатление произвели клычковские стихи на А. Блока, Н. Гумилёва, В. Брюсова. Последний отнёс Клычкова к числу тех лириков, которые выступают «с более оригинальными подходами к темам и с более бодрыми настроениями», чем «подавляющее большинство» несамостоятельных по форме подражающих С. Есенину по содержанию «крестьянских поэтов» [64]. Сам же Есенин увидел в Клычкове «истинно прекрасного народного поэта» [там же]. М. Горький отнёсся к поэтическому дебюту Сергея Клычкова прохладно, но в целом же мнение о первых сборниках поэта было благоприятным. Вскоре Клычков выпускает ещё несколько книг: «Бову» /1918/, «Потаённый сад» /1918, второе издание/, «Дубравну» /двумя изданиями, 1918 и 1919/, «Кольцо Лады» /1919/. В 1923 году выходят сборник избранной лирики Клычкова «Гость чудесный» и книга, составленная из стихотворений, написанных в самое последнее время, «Домашние песни». В 1927 г. печатается сборник «Талисман», включающий разделы: «Дубравна», «Домашние песни», «Щит-сердце». Стихи «Домашних песен» и «Талисмана» внешне просты, в них нет стилевых импровизаций и формалистических ухищрений, чем грешила послереволюционная поэзия. Стихи 20-х годов показывают отход автора от мифологизированного мировосприятия, основу системы образов стали составлять не мифологические персонажи, а персонажи и герои окружающего общества. В сборнике «В гостях у журавлей» /1930/ Сергей Клычков показал себя выдающимся лириком-философом, достойно продолжающим традиции русской философской лирики XIX века. Но помимо яркого, самобытного поэтического таланта у С. Клычкова был талант и прозаика. Один литературный критик начала XX века говорил, что Клычкову нет равных в прозе. Романы его не основаны на других идеях, темах, сюжетах, стилях - они идут в контексте его лирики. Романы Клычкова - это продолжение и переложение его поэзии в прозе. Творчество новокрестьян, при всей уникальности и трагизме их литературных и человеческих судеб, вписывается в единое культурное пространство художественной мысли 1920-х годов. Данное утверждение относится как к содержательной стороне произведений, так и к жанровой форме. Философское осмысление проблематики, свойственное новокрестьянским писателям, приводит к актуализации в их творчестве 1920-х годов структуры философских жанров и мифа. Подобные мировоззренческие построения следует охарактеризовать как попытку уйти в вымышленный, «лучший» мир. Можно сказать, что фактор неприятия социальных преобразований на рубеже второго и третьего десятилетия играл существенную роль в творчестве новокрестьян и создании ими «идеальной модели мира».
Исследователи творчества С.Клычкова справедливо причисляют его к новокрестьянской литературе двадцатых годов. Эстетика и философия фольклора, народнические, славянофильские идеи, русский символизм, гоголевские традиции — всё это отразилось в прозе писателя, подчеркнуло его самобытность.
Христианские и натурфилософские идеи: суть противоречий
Художественная картина мира, воплощенная С.Клычковым в романах, начала складываться ещё в его поэзии. Покровитель и старший друг С.Клычкова М. Чайковский советовал: «Пиши прозой — здесь твоя сила. Стихи о Ладе и Бове — только первоначальный пунктир» [64. С. 220]. И действительно, романы были продолжением его поэтической деятельности, но вместе с тем проза открыла читателям и критике нового автора. В романах С. Клычкова 1920-х годов идеальное природное бытие противопоставляется дисгармонии реальной русской национальной жизни. Контраст «светлого Иордана» и «печальной серой сторонки» [113] — стержень романного сюжета. В первых произведениях писателя 1910-х годов гармония природной жизни человека планировалась как реальность. Можно говорить, что в душе писателя существовали две вполне сформировавшиеся личности. Клычков-гражданин принимал активное участие в первой революции 1905 года, воевал на Двинском фронте (позднее многие автобиографичные моменты войдут в его первый роман «Сахарный немец»), а уже в послереволюционные годы много занимался литературной деятельностью, работал в журнале «Красная новь». Клычков-поэт сторонился реальной жизни, существовал в замкнутом, иллюзорном мире своих стихов, воспевающих языческих Леля и Ладу, символизирующих гармонию человека и природы. По справедливому замечанию Т. Пономарёвой, «отсутствие автобиографического «я» подтверждает, что объектом поэзии С.Клычкова была не личность автора, а философия природы» [113]. В своём раннем творчестве С.Клычков тяготеет к объединению стихотворных текстов по признаку единства содержательно-структурных элементов. Разделы первой книги «Песни» (1911) представляют собой «взаимосвязанные и взаимозависимые циклы с общей идей гармонии природы, общим настроением, единой цветовой гаммой и сквозными образами, которые затем перейдут в прозаические произведения» [там же]. В основе «чертухинского цикла» лежит пантеистическая философия, идея природной гармонии.
В поисках человеческого и природного согласия С.Клычков, как и все новокрестьяне, обращался к миру русской деревни, но пантеистическое, отчасти языческое мировосприятие, панпсихизм Клычкова отличали его не только от сторонников материалистического взгляда на отношения человека с природным миром, утвердившегося в советской литературе уже в первом послеоктябрьском десятилетии, но и от своих собратьев по «крестьянской купнице», по наблюдениям Н. Солнцевой [135]. Основные постулаты художественной философии С. Клычкова звучат метафорично: «В мире нет ничего неживого», «Вера человека — весь мир», вся природа. Единство произведений обусловлено целостностью его художественного мира. Мифопоэтическая концепция бытия, понимаемая как идея единства мировой жизни человека и животного мира, пришла к писателю из мифологии и фольклора - «тайна всеобщей солидарности, связующая человека со всей тварью поднебесной, общение с ней в страдании и радости» [там же]. Н. Неженец охарактеризовал своеобразие мифомышления Клычкова в мифологическом сознании первой трети XX века как «позицию человека, буквально верящего в буквальное существование всех отвлеченных призраков» [106. С. 121]. Известно из биографических источников, что юный Клычков в училище Фидлера серьезно спрашивал учителя, к какому виду животных относится леший. В «Неспешных записях» начала 1930-х годов сорокалетний писатель вопрошает: «Неужели действительно нет этого волшебного слова, по которому, завороженный, засыпает мир? Неужели и вправду нет Бога? Тогда обращается все в страшную бессмыслицу!» [64. С.203]. Философский и эстетический идеал С.Клычкова основан на идее единства всех форм жизни, равенства живой и неживой материи и одушевлении природы: «Вера в человеке — весь мир». Писатель искренне верил в реальность пантеистической гармонии и с глубокой скорбью отмечал, что современная цивилизация и человек, порожденный ею, все больше уклоняются от природного идеала. «Железный чёрт» западной техногенной цивилизации идёт на Русь, неся фатальные изменения для души русского мужика, подменяя золото медью, а веру - логическими доводами. От «Сахарного немца» к «Князю мира» усиливаются сомнения писателя в возможностях обретения веры-правды, той самой «божественной правды», отличающейся от «человечьей» как крылья от посошка.
Язычество и панпсихизм как основа книги «Златые Уста»
Образ книги, как материального воплощения божественного Слова «от которого мир пошёл», занимает одно из центральных мест в трилогии С. Клычкова. Метафорическое название этой книги «Златые Уста», мифические версии её происхождения, мистическое, сакральное содержание, доступное простому человеку, призваны свидетельствовать её бесценность для верующего человека.
Все три романа С. Клычкова («Сахарный немец», «Чертухинский балакирь», «Князь мира») повествуют о падении соборности, почитаемой славянофилами за основу русской духовности, и всеобщем разладе, начавшемся еще «в первозданные времена». Суть авторской идеи в том, что непосредственно конкретный объект изображения - время действия — лишь частное обстоятельство проявления дисгармонии природного мира и человеческого общества, которые усугубляются в процессе развития цивилизации. В этих условиях спасительной опорой для автора и повествователя становятся традиционные христианские постулаты в совокупности с языческими, натурфилософскими воззрениями, чем и объясняется трансформация Библии в некую «библию природы» - книгу «Златые уста». Это возникает, по-видимому, под влиянием староверских и, отчасти, языческих воззрений С. Клычкова.
Натурфилософские воззрения писателя превращают не только священное писание в книгу «Златые уста» - некую «библию природы», по словам М. Никё, но и сам храм переносят в лес. Можно сказать, что в романах С. Клычкова природа является самостоятельным персонажем, принимающим деятельное участие в судьбах других героев. Ведь «в мире есть одна только тайна: в ней нет ничего неживого!.. Потому люби и ласкай цветы, деревья, разную рыбу жалей, холь дикого зверя и лучше обойди ядовитого гада!.. Но больше всех люби крылатую птицу!.. Ибо птица есть образ души!..» [63. Т.2. С.79].
С. Клычков находится в «мифологизирующем отношении к природе»: природа была для него «святыней» [33. С. 213], природные образы являются концептуально важными центрами повествования, с опорой на которые создаётся своеобразный космогонический миф. Важная роль в этом принадлежит архетепическим образам мифа: модели мира, создающейся природными топосами «светлого болота», леса и реки; пантеистически осмысляемого «золотого века» Руси, где демиургом и пастырем является дух природы - леший Антютик; мирового древа, в роли которого выступает Густая Ёлка; а также Книге, носящей название «Златые Уста» и в последнем романе «Князь мира» становящейся аналогом Книги Судеб.
Книга «Златые Уста» на протяжении всех трёх романов изменялась внешне, но внутренне оставалась неизменным сборником сакральной мудрости, которая несёт гармонию и лад всем читающим её. Но получить её куда как непросто: о «золотой книге» плачет «старец-черноризец»; об этой книге рассказывает Зайчику («Сахарный немец») «староверский поп»; она же фигурирует в чагодуйском предании о «славянских записях», которые попы тайно погребли в соборе в золотом гробу-сундуке («Сахарный немец»); эту же книгу нашёл на болоте Андрей Емельяныч, а брат его, Спиридон, упустил сокровище, сменяв «Златые Уста» на мельницу. Все герои, так или иначе связанные с этой книгой, рассказывают о ней по-разному, отчего она кажется особенно загадочной: не то летопись, не то сектантское таиноучение, не то языческий псалтырь... Но каждый знает, что есть в этой книге что-то необычайно важное для человека, без чего главный смысл его жизни утрачен. Слилась потерянная людьми «златая книга» с природой, и прочесть её могут разве что зайцы, да простой народ, сам того не зная, вместо куманики, клюквы, пьяники, черники, брусники и морошки ест буквы «Ягодного Букваря», -оттого «речь его проста и цветиста». Так писатель высказывает свою заветную мысль: «...в мире есть только одна тайна: в нём нет ничего неживого». Подобная натурфилософия близка С. Клычкову. Он убеждён, что человек должен, прежде всего, пересмотреть своё отношение к природе. В клычковских представлениях о природе соединяются архаическое, древнее, языческое её восприятие и современные научные концепции. Последние, однако, будучи вписанными в мифологическую картину мироздания, воспринимаются скорее лишь как её элемент. В представлениях древних славян болота, как и глухие чащи, связывались, пишет М. Киселёва, со злыми силами [60. С. 104]. У С. Клычкова природа оппозиционируется злу. С. Клычкову, как писателю пантеистической ориентации, свойственно представление о природе как универсальном источнике добра и красоты. Неслучайно Маше её сестра советует искупаться в реке, чтобы избавиться от худобы: «вода речная в луну помогает» [63. Т.2. С.110]. В романе С.Клычкова это «общее правило» для пантеистов спроецировано на мифологическое повествование. Делается акцент - в природе нет злого, безобразного и неживого, и тем самым подчёркивается образ Светлого Болота - одного из главных топонимов в творчестве писателя. На болоте живёт леший Антютик, там же находят книгу «Златые Уста», которая трактуется героями и самим автором в нескольких смыслах: узком и широком. В узком предполагается сопоставление с православной русской традицией - с переводом христианской литературы, прежде всего нравоучительных «слов» знаменитого константинопольского святого Иоанна Златоуста, получивших на Руси распространение в сборниках «Златоструй» и
«Златоуст», в которых толковалось содержание канонических церковных книг [77. С.32]. В широком смысле книга «Златые Уста» является мифологическим вариантом Книги Судеб и библейским - книг Моисеевых, прежде всего «Бытия» и других книг Ветхого Завета. Известно, что заповеди Ветхого Завета ближе языческим постулатам, нежели догмам Нового Завета.
Концептуальная многозначность авторской «дьяволиады» в прозаических текстах
Народная демонология - неотъемлемая часть славянской культуры в целом. Её корни восходят к дохристианскому периоду, к эпохе язычества и, с приходом христианства, она не исчезла, но видоизменилась и «продолжает существовать в жизни народной, уживаясь часто с христианством, прежде всего с бытовым христианством, либо противопоставляясь ему, как мир «преисподний» или часть мира земного миру небесному» [144. С.250].
Народная демонология находит яркое отражение в фольклоре - в сказках, преданиях, пословицах, в народных космогонических представлениях, также имеющих дохристианские, языческие корни. В литературном этюде «Откуда дьяволы разные?» Н. Толстой кратко излагает славянские народные представления о происхождении «нечистой силы». Все они сводятся к одному - принцип наименования духов, а также их внешний вид и, в значительной мере, их особенности, способности и функции обусловлены местом или средой обитания. Насколько многочисленны эти «враги рода человеческого» можно судить, опираясь на те наименования и прозвища, данные нечисти в народе. По подсчётам В. Даля их набирается более сорока, а также следует учитывать диалектные варианты одного и того же прозвища: «агорянин» или «огарянин» на орловщине, «дёрт» то есть «чёрт» во владимирской области, «шишимора» - «шишимора» и многие другие наименования нечистой силы: «луканька», «хохлик», «шиш», «окаянка» или «окаяшка»... Подобное многообразие нечисти, согласно малоизвестной легенде, опубликованной Н. Толстым, является следствием борьбы дьявольской и ангельской рати: когда архангел Михаил изгнал бесов из рая, те «оттоль летели вверх тормашками - как попало и кто куда. Который упал в воду, стал называться окаянным, который - на лес, называется лешим; кой на дом, стал зваться домовым; кой упал на черту меж загонов и в борозду, стал зваться чёртом» [144. С.246]. Однако сразу следует оговориться, что подобные легенды возникли уже в христианский период. Духи природы, такие как леший, кикимора, мавка, русалка, стали восприниматься «нечистыми» только под влиянием христианского мировоззрения, наделившего их лишь отрицательными чертами.
С течением времени слово «чёрт» из конкретного образа злого духа эволюционировало в более широкое, обобщённо-отвлечённое понятие «зло». Любые негативные явления жизни, мысли, поступки людей стали приписываться козням нечистого.
Противопоставление русской народной культуры и западной цивилизации как отражение конфликта добра и зла, Бога и Дьявола центр фабульного действия в романах «Сахарный немец», «Чертухинский балакирь» и «Князь мира». Наступление на крестьянскую, «природную» Русь западной техногенной цивилизации воспринимается С.Клычковым как приход на родную землю Дьявола. Все «блага» цивилизации рассматриваются писателем как нечто чуждое, стремящееся разрушить единство с живой природой, «лад» российского крестьянина. Можно вспомнить, что для Зайчика поезд, в котором он едет в Петербург, вел «не машинист, а сам дьявол, и ехал в этом поезде человек, куда-то очень спешащий и за эту поспешность продавший машинисту, то есть рогатому бесу, ни за грош свою христианскую душу» [63. Т.1. С. 418]. Мотив спешки и продажи христианской души черту получит дальнейшее сюжетное воплощение в «Князе мира». С.Клычков сравнивает паровоз с оборотнем, а машиниста с чертом - в главке «Оборотень» появляется образ «машиниста с большими рогами» и черного кочегара - «полчерта», горящая пакля в руках которого напоминает об адской топке - чреве паровоза.
Тема города, как чёртова логова, вписана в традиционный «петербургский текст» русской литературы. В романе «Сахарный немец» реальный Петербург предреволюционных лет заменяется Питером, миражным городом «выдуманных людей», — именно так называется подглавка, описывающая пребывание Зайчика в столице.
В главе «Обращенный мир» возникают знакомые мотивы и образы русской литературы XIX - XX вв., дополненные традиционной для новокрестьян оппозицией «земли» и «железа»: «чугунное копыто» и «железная спина» сатаны, утрамбовавшего землю, «каменные корабли» -дома с железными парусами-крышами, похожими на крылья птиц, которым не подняться с земли, «красные пальцы окраин» — фабричные трубы, «выше всяких церквей и соборов», людские толпы, и на этом фоне теряется никому не нужный одинокий человек, забывший «землю» и свои корни. Даже управляет городом Сатана - «вертит всем городом из-за заставы, как шарманщик вертит шарманку», а «человек прыгает по этой земле, как резиновый шар, брошенный детской рукой» [63. T.I. С.422].
Похожие диссертации на Художественная система романов С. Клычкова в мифопоэтическом контексте
