Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Бунин и русские писатели XIX века
1. И.Бунин и Л.Толстой. Историческая изменчивость традиции . 14
2. И.Бунин и Ф.Достоевский. Притяжение ненависти . 44
3. И.Бунин и А.Чехов. Обманчивость сходства. 58
ГЛАВА 2. Бунин и русские писатели XX века .
1. И.Бунин и символисты. На границе классики и модернизма . 80
2. И.Бунин и В.Набоков. Конец классики . 106
3. И.Бунин и советские писатели (М.Горький, В.Маяковский, В.Катаев). Спор об истории. 123
Заключение 140
Приложение
Список использованной литературы 144
- И.Бунин и Л.Толстой. Историческая изменчивость традиции
- И.Бунин и Ф.Достоевский. Притяжение ненависти
- И.Бунин и символисты. На границе классики и модернизма
- И.Бунин и В.Набоков. Конец классики
Введение к работе
Полное возвращение наследия Бунина на родину означает начало нового этапа в буниноведении, то есть в России создаются предпосылки подлинного научного анализа художественного мира и фило-софско-эстетической концепции крупнейшего русского прозаика XX века. Недостаточность внимания к этому писателю становится совершенно очевидной, в обстановке пересмотра состава русской литературной классики завешающегося столетия остро ощущается потребность в новом взгляде на жизнь и творчество этого художника. Публикации последних лет не оставляют сомнения в том, что начинается новый этап исследования Бунина ; даже неспециалисты раньше видели, что крупнейшему из русских прозаиков послечеховского времени, "ценностному центру" зарубежной России советское литературоведение уделяло мало внимания. Оно прошло, пожалуй, мимо самых существенных вопросов, касающихся статуса Бунина - классика: религиозно-философские мотивы в зрелом творчестве, эстетика Бунина и его историософия, творческие связи, Бунин и мировая литература.
Творческая зрелость Бунина почти полностью ушла из поля зрения советских литературоведов. Без преувеличения можно сказать, что пока у нас нет научной концепции творчества Бунина, его места в литературном процессе первой половины века, в меняющемся мире.
Сейчас очевидна необходимость постановки интегральных проблем, к числу которых относится вопрос о творческих связях выдающегося писателя. Хотя отдельные аспекты этой проблемы освещения в работах современных исследователей, единого изложения вопроса все еще нет.
В шестидесятые-семидесятые годы в работах В.Афанасьева, А.Бабореко, Н.Вантенкова, А.Волкова, В.Гречнева, В.Гейдеко, Л.Долгополова, В.Келдыша, Н.Кучеровского, О.Михайлова был систематизирован материал, позволяющий приступить к целостно-системному изучению художественного мира Бунина, которое, однако, было немыслимо при скудности фактологической базы относительно послереволюционного творчества писателя. Масштаб понимания Бунина изменился с изменением нашего отношения к зарубежной русской литературе XX века и попытками создания проспекта единой русской литературной истории этого столетия, наверное, самого трудного, противоречивого и трагического в истории России.
Наиболее актуальным на современном Этапе предоставляется вопрос о литературных связях Бунина: позиция классика в литературной борьбе, его творческие притяжения и отталкивания - это позволяет широко осветить и литературную эпоху и очертить более определенно, чем прежде, творческую эволюцию. Почти все исследователи ограничивают литературные связи Бунина началом века. В статье Л.Долгополова "Судьба Бунина" исследовано отношение писателя к своему времени (рубежу веков), к литературной жизни эпохи. Принципиальное неприятие художником своего времени ("спор со временем", как говорит Л.Долгополов), отрицание Буниным почти всех современных ему литераторов - в центре внимания исследователя. Под робно и тщательно анализирует Л.Долгополов сознательную устремленность Бунина к самоизоляции по отношению к литературной эпохе. В сознании Бунина, отмечает Долгополов, наибольшей ценностью всег-даобладало прошлое, вечное, а не историческое. Однако, свой анализ Л.Долгополов ограничивает узкими временными рамками. Своеобразие литературно-эстетической и общественной позиции Бунина (его одиночество, которое сам писатель постоянно выделял) остается как бы фактом только его личной судьбы, изолируется от большой социокультурной проблематики. Между тем, такое отношение И.А.Бунина к современности, шире - к цивилизации вообще, имеет глубокие корни в национальной традиции. Назовем хотя бы адаптированный Л.Толстым руссоизм и эстетизированный Фетом пантеизм Гёте. При формировании Бунина эти традиции были, пожалуй, определяющими.
В книге В.Гейдеко "А.Чехов и И.Бунин" (М., 1976) исследуются особенности поэтики двух прозаиков. Автор пытался определить своеобразие, неповторимость каждого из этих художников. Но далеко не всегда это удается сделать убедительно, поскольку автор обходит в своем сравни ительном анализе весьма существенные основания художественного мира этих писателей. Так, не получила должного освещения проблема героя у Чехова и Бунина и связанная с нею пробелема жанра. А без выяснения этих основополагающих категорий поэтики нельзя говорить и о своеобразии писателей. Не упоминаются в книге В.Гейдеко и резко отрицательные, гиперкритические высказывания Бунина о чеховской драматургии, что, впрочем, объясняется внешними обстоятельствами - тогдашней недоступностью многих материалов о зрелых критических суждениях Бунина. Близка к этому и концепция Э.А.Полоцкой.
Книга А.Нинова "М.Горький и И.Бунин" (2-ое издание - М., 1984) систематизирует обширный историко-литературный материал, и значение её прежде всего историко-информативное, поскольку сама концепция книги не выдерживает критики, далека от современного понимания Бунина. Концептуальная основа книги А.Нинова - тезис о "дружбе" писателей, испорченной пореволюционным разрывом, в котором виноват якобы Бунин; в методологическом отношении взаимоотношения двух художников рассматриваются в рамках биографического и социально-генетического подходов, социально-исторический контекст начала XX веков освещен узко избирательно. При таком подходе, когда социально-политической проблематике уделяется наибольшее внимание, собственно художественное творчество и Горького, и Бунина оказывается простой иллюстрацией общественной борьбы.
От названной работы выгодно отличаются статьи Р.С.Спивак, рассматривающие отношения Бунина и Л.Толст.ого Её работы содержат ряд интересных и тонких наблюдений формально-содержательного плана, но большой историко-литературный и философско-эстетическии
контекст, связывающий этих двух выдающихся художников, лишь затро 2 нут, освещен явно недостаточно .
Из работ последнего времени необходимо отметить книгу В.Лин кова "Мир и человек в творчестве Л.Толстого и И.Бунина" (М.,1989).
Здесь литературные связи двух писателей понимаются как соотношение двух художественных миров. Автор акцентирует внимание на сравнительной, системно-тематической характеристике прозы этих русских классиков. На фоне традиционно освещаемой близости писателей В.Линков оттеняет их существенное различие. Бунин принципиально антиэпичен по сравнению с Толстым. Художественное видение Бунина по преимуществу лирическое, а Л.Толстого - эпическое. Очень важным и достаточно убедительным представляется вывод исследователя о том, что в творчестве И.Бунина соединились принципы реализма и модернизма, что также отличает его от Толстого.
В книге Н.Кучеровского "И.Бунин и его проза" (Тула, 1980) отмечено сближение Бунина с модернизмом начала века, проявившее-сяв отказе писателя от свойственной классическому реализму, как полагает исследователь, "демистификации представлений о социальном зле" Этот тезис не бесспорен, во-первых, потому, что русский реализм не был однозначен в квалификации "социального зла", которое, хотя бы у Достоевского и позднего Толевого предстает порой в действительно мистическом, непостижимом для рационального познания облике; во-вторых, Н.Кучеровский, фиксируя новое по сравнению с классикой прошлого века качество бунинской прозы и давая ему отрицательную оценку, игнорировал катастрофический характер эпохи начала XX века, которая, как бы ни отталкивался от неё Бунин, формировала художественное мировоззрение писателя. Прочные социально-исторические основания, глубокая национально-культурная укорененность, на которых базировался реализм Л.Толстого и И.Гончарова, в начале XX века претерпели катастрофические изменения. Художественный мир Бунина не мог не отразить этот про
цесс, который и проявился в той, свойственной прежде всего модернизму, мистификации социального зла, которую критикует Н.Кучеровский .
В этой связи интересна статья Л.Долгополова "Рассказ "Чистый понедельник" в системе творчества И.Бунина эмигрантского периода" (в его книге "На рубеже веков"). Исследователь с большой проницательностью анализирует мифологическую, символическую природу бунинской образности. И здесь Л.Долгополов обоснованно выделяет как точки соприкосновения, так и точки отталкивания Бунина в отношениях Бунина и русским символизмом.
Творческие связи Бунина бегло освещены и в книге О.Михайлова "Строгий талант. Иван Бунин: Жизнь. Судьба. Творчество" (М., 1976) в соответствии с традиционной уже схемой: Горький, Куприн, И.Шмелев, А.Толстой. В работах последних лет О.Михайлов сосредоточился на теме "Бунин в кругу классиков", которая освещена им пока фрагментарно Факты общения Бунина с разными писателями собраны в книге А.Бабореко "И.А.Бунин. Материалы для биографии" (2-е изд., М.,1983). При бесспорной фактографической ценности этой работы, она остается лишь предпосылкой современного, концептуально нового исследования пути Бунина, художника и публи я
циста .
В последние годы философско-эстетическая позиция Бунина становится предметом пристального внимания литературоведов Тем не менее есть все основания для заключения: литературные связи Бунина исследованы почти исключительно в плане его контактов с художниками-современниками. Но даже здесь, в освещении темы "художник в контексте своей эпохи", есть существенные проблемы. Например, сложная проблема историко-литературных связей Бунина с русским
символизмом и шире - с модернизмом начала века - почти не иссле р дована .
Актуальность диссертационного исследования - в постановке вопроса о литературных связях Бунина как обобщающей проблемы, дающей целостное представление о притяжениях и отталкиваниях писателя. Необходимость такой работы диктуется и общим состоянием современного литературоведения (эта проблематика, в известной степени, как бы вне методологической смуты), и изученностью Бунина -мозаичной, фрагментарной.
Цель исследования: описать эстетические пристрастия Бунина не только как его вкусовые, субъективные оценки (на которых неизбежно останавливается историко-генетический подход),но, главным образом, понять закономерности проявления типа художественного мышления.
Кроме перечисленных выше работ, в равной степени затронувших тему литературных связей Бунина, надо указать еще на вступительную статью к публикации переписки Бунина и В.Брюсова. Добавим: не
получило пока аналитического освещения неприязненное отношение Бунина к Гоголю и, особенно, к Достоевскому. Более или менее удовлетворительно изучены связи Бунина с творчески близкими ему прозаиками - Толстым и Чеховым. Это говорит о недостаточно широком, в теоретическом отношении, понимании категории "литературные связи". Методологическая ограниченность не позволяла исследователям-предшественникам поставить проблему разносторонне: ориентация Бунина в мире классики, художественный мир Бунина как грань национального образа мира.
Проблема литературных связей, на первый взгляд, достаточно ясная, не принадлежит к числу хорошо разработанных, вероятно, в силу её кажущейся простоты. А между тем само понятие содержит ряд значений, которые прежде всего необходимо разграничить.
1. Литературные связи как взаимодействие национальных литератур. Это наиболее широкий аспект проблемы, привлекаемый обычно для выявления национального своеобразия той или иной литературы конкретной эпохи. "Литературные связи в самом общем смысле есть проникновение одной литературы в мир другой литературы",- таково определение Н.Конрада Исследованию этой проблематики посвящены ставшие уже классическими труды В.М.Жирмунского "Байрон и Пушкин. Пушкин и западные литературы" (л.,1978), "Гёте в русской литературе" (Л.,1982). К этой же области литературоведческих изысканий относятся книги М.Н.Алексеева "Пушкин и мировая литература" (Л., 1987) и "Русская культура и романский мир" (М.,1985), книги Ю.Д.Левина "Оссиан в русской литературе, конец ХУШ - первая треть XIX века" (Л.,1980), Шекспир в русской литературе XIX века (Л.,1988). Сюда включается, как видим, и историко-функцио
нальное освещение проблемы. Сюда же, по-видимому, можно отнести и работы Н.Я.Берковского, М.П.Алексеева о мировом значении русской литературы. Национальное своеобразие любой литературы коренится в образе мира, созданном народом, что очень важно для выявления самобытности писателя-классика и на что советское литературоведение, пожалуй, меньше всего обращало внимание. Проблематика литературных связей, в самом широком смысле, затронута в книге Г.Гачева "Национальные образы мира" (М.,1988).
2. Литературные связи как освоение писателем тех или иных сторон национальной литературной традиции. Наиболее впечатляющие результаты такого подхода дают работы Д.С.Лихачева "Лев Толстой и традиции древней русской литературы", "Летописное время у Достоевского" В этом ряду следует назвать работу В.Е.Ветловской "Достоевский и поэтический мир древней Руси" (Т0РДРЛ,т.28.-л., 1974).
3. Литературные связи как взаимоотношения писателей-современников. Это наиболее употребительное значение понятия и, как мы отметили, литературные связи Бунина освещены почти исключительно в данном аспекте. К классическим образцам такого подхода принадлежат, например, статьи Ю.Тынянова "Пушкин и Кюхельбекер", "Пушкин и Тютчев", "Достоевский и Гоголь (к теории пародии)".
4. В аспекте описательной поэтики близко к предыдущему понимание литературных связей как взаимодействия художественных миров крупных писателей. Об этом говорит С.Г.Бочаров: "Авторские миры художников - сообщающиеся миры. ИХ тайными и явными перекличками, их "диалогом" творится живая картина нашей литературы" Этому
аспекту в нашей работе будет отдано предпочтительное внимание -диалог открытый и косвенный.
Конечно, для полного освещения творческого пути Бунина необходимо осветить большую часть значений термина "литературные связи", однако такой охват - труднодостижимая задача, требующая усилий поколений литературоведов. Пока нет ни одной работы, где бы такая полнота была достигнута. Из работ последних лет в качестве удачного примера можно назвать книгу В.Б.Катаева "Литературные связи Чехова" (М.,1989).
Научная новизна исследования - в постановке проблемы литературных связей как диалога эстетических позиций, как ориентации Бунина по отношению к классическому русскому реализму и символизму, то есть - попытка выявления синтетической природы бунин-ского творческого метода.
Методы исследования. В основе анализа - системное понимание истории культуры и всех форм общественного сознания. Автор диссертационной работы опирался также на достижения историко-функ-ционального подхода при исследовании литературной классики. Активно используются в работе методические обобщения М.Бахтина о диалогической природе художественного мышления.
Практическая значимость работы: результаты её могут использоваться в вузовском преподавании русской литературы XX века. Работа может служить подспорьем в изучении темы "Эстетика русских классиков", "Философско-эстетические концепции в русской литературе". Кроме того работа может быть использована и при разработке темы "Классики русской литературы XX века", являющейся, может быть, первоочередной задачей современного литературоведения.
Источники исследования - собрания сочинений Бунина, сборники статей, монографии, периодическая печать, материалы критико публицистических дискуссий о русской и советской литературе.
Апробация работы: результаты исследования докладывались на двух региональных научно-теоретических конференциях (Томск, 1988 и 1992гг.), они отражены в лекционном курсе "История русской литературы XX века", читаемом в Кемеровском государственном университете, и в спецкурсе "Литература русского зарубежья XX века".
В соответствии с поставленной задачей работа разделена на две части, в которых рассматривается отношение Бунина к классикам русской литературы XIX века и к "литературному упадку" XX века.
И.Бунин и Л.Толстой. Историческая изменчивость традиции
"Толстой был "темой жизни" Бунина",- говорит О.Михайлов. Это несомненно так. Нужно сказать даже более определенно: Толстой был не только "темой", но и ориентиром творческой жизни Бунина - продолжателя и наследника его традиции. Так же очевидно и другое: традиция Толстого существенно преображена и личностью Бунина, и тем временем, в котором судьба определила писателю жить и творить. А время Бунина - существенно иное сравнительно с жизнью и эпохой Толстого. В этом модусе творческого преображения традиции, в котором совмещаются моменты близости и несходства, притяжения и отталкивания, и состоит сущность литературных отношений Бунина и Толстого.
Что же связывало этих художников? Р.С.Спивак, посвятивряд статей исследованию этой темы (см.введение), говорит, между прочим, об общей основополагающей почве их связи: "Как у Толстого, "живая жизнь" бунинских произведений - это жизнь во многом первозданная, естественная"; "Бунинским героям известна самая непосредственная и упоительная радость бытия, на которой, по Толстому, во многом зиждится моральное здоровье человека" . "Живая жизн: непосредственное, естественное восприятие мира - генетическая основа преемственности Бунина по отношению к Тостому. Сразу же подчеркнем здесь два очень важных идейно-художественных момента: отношение к природе и отношение к человеку. "Природа" и "естественный человек" - этот сентиментальный миф Просвещения, созданный прежде всего М.Ж.Руссо, был необходимой опорой для художественного видения Л.Толстого и И. Бунина . "Природа" у Руссо предстает как сентиментально-утопический образ прекрасной и естественной жизни, противоположной противоестественной, безобразной и бесчеловечной жизни города, цивилизации. А "естественный человек", "дикарь" - становится средоточением добра и нравственной красоты. У Руссо впервые в новоевропейской культуре прошла непроходимая граница между природой и цивилизацией. Здесь исток того мощного разоблачительного пафоса, с которым Толстой обрушивался на все проявления неподлинной жизни, свойственные, как считал автор "Воскресения", именно цивилизации. Отсюда и особенный тип коллизии в мире Толстого: столкновение наивного, чистого, "естественного" сознания с неподлинным, ложным, бесчеловечным началом, воплощенном прежде всего в социальных отношениях: Нехлюдов ("Записки маркера"), Федя Протасов ("Шивой труп"), Борис Черемшанов ("И свет во тьме светит").
У Бунина такой тип коллизии, безусловно, присутствует, правда, в несколько преображенном виде. Бунинских "естественных" героев - Олю Мещерскую ("Легкое дыхание"), Митю ("Митина любовь"), юного рикшу-сингалеза ("Братья") губит не столько социальный мир в его конкретных бесчеловечных проявлениях (как у Толстого), сколн ко метафизическое злое начало, овладевшее этим миром. Юный синга-лез ("Братья") убивает себя, увидев в окне публичного дома для белых свою невесту. Но мотивировка этого поступка совсем не так однозначна, как может показаться на первый взгляд. Бунин вплетает в ткань своего рассказа ветхозаветные мифологемы рая, грехопадения и братоубийства, соединяя их с буддийской идеологией. Глубинной и непреодолимой причиной страдания и смерти юного рикши оказывается не конкретное социально-историческое зло (оно только следствие), а неискупленное злое начало грехопадение, потеря райской невинности (Цейлон в этом рассказе уподобен библейскому раю), обретение чувственных желаний, которые согласно буддийскому вероучению ведут к страданию и смерти. Противостояние сингалеза и англичанина (не случайно, что Бунин дает только родовые имена своим героям) также восходит к мифическому перво-злодейству: убийству Каином (основателем первого города, первым цивилизатором) своего брата, пастуха Авеля. Руссоистское противопоставление природы и цивилизации облачается у Бунина в форму библейского мифа .
В этом бунинском рассказе два героя, занимающие полярные социальные позиции: юный рикша сингалез и его седок - англичанин, являются "братьями". Однако, этот довольно странный на первый взгляд мотив "братства" в научной литературе не получил исчерпывающего обьяснения. "Англичанин и рикша - "братья", -утверждает В.Афанасьев,- но один брат ездит на другом, доведя
его до исступления, а затем толкает на самоубийство, отняв един р ственную радость - любимую девушку" .
И.Бунин и Ф.Достоевский. Притяжение ненависти
Отношение Бунина к Достоевскому можно определить одним словом: неприятие. Это чувство Бунина к Достоевскому, близкое к ненависти, было безмерным и страстным. Эта безоговорочность, безоглядность бунинской ненависти была вызвана, конечно же, удивительной цельностью его творческого характера. Чем-то это напоминает отношение Л.Толстого к Шекспиру. Бунин заявлял, что Достоевский "плохой писатель", его значение связано со случаем "всеобщего массового гипноза"; признавался, что не может запомнить, быстро забывает его образы . Приведем еще несколько характерных отзывов.
"Понемногу читал в эти дни "Село Степанчиково". Чудовищно! Уже пятьдесят страниц - и ни на йоту, все долбит одно и то же! Пошлейшая болтовня, лубочная в своей литературности!... Всю жизнь об одном, о "подленьком, о гаденьком!"
"Перечитал первый том "Братьев Карамазовых". Три четверти -совершенный лубок, балаган. А меж тем очень ловкий, удивительно способный писака".
"Всех этих его сумасшедших Кирилловых-, Свидригайловых, Иванов Карамазовых, всяких там Лядащенок или Фердыщенок я органически не выношу. Пусть весь мир скажет мне, что это гениально, не выношу и точка" .
"Он-то (Достоевский - Е.К.) о природе никогда не писал. У него всегда дождь, слякоть, туман и на лестницах воняет кошками. У него ведь нет описаний природы - от бездарности" .
Нет нужды доказывать несправедливость этих и подобных пристрастных оценок Бунина. Нас будет занимать не это, а совсем другое. Можно ли за всем кажущимся вкусовым произволом бунинских отзывов уловить объективную традиционную эстетическую позицию, глубоко инородную критикуемому явлению?Ведь и Толстой порицал Шекспира потому, что был другим художником, и свое понимание подлинности, ценности в литературе считал единственно верным,единственно правильным. Тем более, что Бунин признавал определенную целостность, законченность мира Достоевского, не делая, впрочем, попыток понять и принять его мир. "...Все у него (Достоевского.-Е.К.) так закончено и отделано, что из этого кружева ни одного завитка не расплетешь..." . Нас будет интересовать в этой проблеме её глубинный типологический аспект: "другость","инаковость" их художественных миров, традиций, поэтических форм.Только при таком подходе, на наш взгляд, можно понять закономерность,внутреннюю убедительность крайне негативного отношения Бунина к Достоевскому, увидеть скрытые объективные пружины неприятия.
"Лубок", "балаган", лубочная литературность - устойчивая бу-нинская характеристика тех литературных явлений,к которым он относился резко отрицательно. Кроме Достоевского, под град таких оценок попадал Гоголь, символисты. Хотя, по свидетельству Г.Адамовича, Бунин не мог объяснить, что он вкладывал в понятие "лубок", тем не менее очевидно: это центральный пункт, главный критерий оценки Бунина - критика. Что же такое "лубок" в бунинском понимании? Почему Достоевский и Гоголь - "лубок"? И почему литература этого рода была неприятна Бунину? Достоевский и Гоголь связаны в сознании Бунина общим негативным восприятием. Бунин только колеблется в определении меры своего неприятия: "Не знаю, кого больше ненавижу как человека - Гоголя или Достоевского" . Хотя отношение Бунина к Гоголю все же не столь однозначно, как к Достоевскому, необходимо отметить определенную бунинскую тенденцию к переоценке уже традиционно высоких представлений о значении гоголевского творчества. Весьма показательна в этом плане запись в дневнике от 18.09.33г.: "Читаю "Мертвые души". Нельзя читать серьезно - очень талантливый шарж, и только. И чего только не наплели! "Гениальное изображение пошлости..." И чего только сам не вообразил! "Горьким словом моим посмеюся..." России почти не видал, от этого местами нелепое соединение Малороссии 2 и Великороссии" .
И.Бунин и символисты. На границе классики и модернизма
В автобиографической заметке 1915 года Бунин мотивировал свой разрыв с символистами так: "В 1900 году издал первую книгу моих стихов "Скорпион", с которым я, однако, очень скоро разошелся, не возымев никакой охоты играть с моими новыми товарищами в аргонавтов, в демонов, в магов и нести высокопарный вздор..." Мотивировка, как видим, характерна для Бунина: неприятие "игры" и "высокопарного вздора", укорененное в сознательной установке на антиигровой, антиусловный тип поведения и творчества. О рус-соистско-толстовских корнях такой ценностной установки Бунина мы уже говорили. Но у Бунина с символистами был и некоторый общий исток. Во второй половине 90-х годов Бунин поддерживал достаточно близкие отношения с В.Брюсовым , был дружен с К.Бальмонтом. В одном из писем той поры „Бальмонт писал Бунину: "Вы не знаете, даже приблизительно, как искренне и сильно я люблю вас. Когда я говорю с ва- 3 ми, я чувствую что-то родное и заветное в душе" . Дружеские отношения к Бальмонту подтверждал и сам Бунин в дневниковой заметке (20.03.1915): "Перечитал письма Гербановского-Лялечкина. Наша дружба с Бальмонтом" . Поэты посвящали друг другу стихи, мечтали о совместном путешествии. Когда Бунин осенью 1913 года в своей речи на юбилее газеты "Русские ведомости" обрушился на почти все проявления модернизма начала века, задев и автора "Горящих зданий", Бальмонт упрекнул своего бывшего друга в%забвении прошлого. Бальмонт, откликаясь на это выступление Бунина, писал: "...Именно в этой части своих слов (где Бунин критикует модернизм начала века.- Е.К.) он (Бунин.- Е.К.) говорил против самого себя, против своего прошлого, а отрекаться от самого себя хотя бы и в прошлом,- стыдно" . Бальмонт, таким образом, недвусмысленно причислял Бунина к началу, истоку русского модернизма. Помимо личной дружбы с Бальмонтом и Брюсовым, во второй половине 90-х годов, Бунин во многом разделял и их литературно-эстетическую позицию: одинокий художник (лирик-импрессионист по преимуществу) в поисках красоты. Осип Мандельштам, весьма чутко и глубоко воспринимавший историческое время, в статье "К юбилею Ф.К.Сологуба" писал об общей атмосфере 90-х годов: "В те печальные годы ничего не называлось своим именем: проза называлась "беллетристикой" и жалкое поэтизи-рованье называлось поэзией. Не было недостатка в писателях обличительного склада, кругом раздавалось лирическое нытье.Казалось, в этой обстановке не может быть места не только величию, но даже значительности" . Прозвучавшее в русских стихах того времени "во- левое начало - воля к жизни, воля к бытию" среди "ублюдков литературы и жизни", появление личности, трепещущей "от сознания своей связи с миром", связывалось в сознании Мандельштама с именем Ф.Сологуба. Не вдаваясь в неизбежный спор о том, насколько верна такая манделыитамовская характеристика поэта, отметим только,что пере- численные качества (воля к жизни, жажда полноты бытия, сознание своей связи с миром) - являются средоточием в мироощущении не только (а может быть и не столько) Сологуба, но и Бальмонта, Брюсова, И.Коневского - зачинателей русского символизма. Мир в восприятии первых символистов вновь стал расширяться до размеров Вселенной. Такой опыт мироощущения был близок Бунину и остался с ним навсегда. Трепет человека "от сознания своей связи с миром", доведенный (особенно в прозе) до какой-то экзистенциальной остроты и напряженности, восходит у Бунина именно к этому опыту мироощущения, зародившемуся в 90-х годах, в период общения с Бальмонтом и Брюсовым. Литературными предшественниками символистов здесь были Тютчев и поздний Фет, "космический лиризм" (Д.Благой) которого оказал существенное влияние и на формирование Бунина. Такой опыт поэтического мировидения был для Бунина, кроме всего прочего, и реальным преодолением того рода литературы "обличительного склада", то есть литературы "постепенно вырождающейся в "мещанский оппортунизм" народничества" , в узком ограниченном русле которого начиналась бунинская литературная деятельность, равно как и отталкиванием от "лирического нытья" 80-90-х годов от Надсона до Фофанова. Опыт нового мироощущения раздвигал горизонты художественного видения, стимулировал обновление художественных средств, обращение к мифопоэтическои образности.Бальмонта и Бунина сближает также общий интерес к Востоку, в частности - к культуре Древней Индии и особенно буддизму. Бальмонт перевел на русский язык поэму индийского поэта I века н.э. Ашвагхоши "Жизнь Будды". Учение буддизма получило значительный отклик и в бунин-ском творчестве. Истолкование некоторых произведений Бунина (например, рассказа "Братья")
И.Бунин и В.Набоков. Конец классики
Бунин испытывал к литературной деятельности В.Набокова живой и глубокий интерес, не лишенный даже некоторого восхищения. "Этот мальчишка выхватил пистолет и одним выстрелом уложил всех стариков, в том числе и меня",- воскликнул Бунин, познакомившись с первыми произведениями Набокова . Можно сказать, что Бунин испытал даже некоторое увлечение Набоковым, что само по себе говорит о многом, если принять во внимание довольно прохладное отношение Бунина ко многим своим современникам, особенно молодым. Сочувственное внимание Бунина к творчеству Набокова свидетельствует об очевидной симпатии. Бунин определенно принимает Набокова за "своего". Тем тяжелее было обоюдное разочарование после личной встречи, о которой рассказал Набоков в автобиографической книге "Другие берега": "Помнится, он (Бунин.- Е.К.) пригласил меня в какой-то - вероятно, дорогой и хороший - ресторан для задушевной беседы. К сожалению, я не терплю ресторанов, водочки, закусочек, музычки - и задушевных бесед. Бунин был озадачен моим равнодушием к рябчику и раздражен моим отказом распахнуть душу. К концу обеда нам уже было невыносимо скучно друг с другом. "Вы умрете в страшных мучениях и в совершенном одиночестве",- сказал /с он мне, когда мы отправлялись вешалкам... В дальнейшем мы встречались на людях довольно часто, и почему-то завелся между нами какой-то удручающе-шутливый тон,- и в общем до искусства мы с ним никогда не договорились..." "Задушевной" беседой между Буниным и Набоковым не получилось. Набоков не смог (или не захотел) "распахнуть душу". "Свой" оказался как будто бы "чужим". И все-таки первоначальное чувство Бунина, восхищенного читателя набоковской прозы, его неосуществившаяся надежда о задушевном общении с Набоковым были не совсем беспочвенными. Если видеть в этой встрече только лишь "свидание русского с принятым за соотечественника иностранцем", р только лишь "полярность и антиподство" , то история литературных отношений двух крупнейших русских художников XX века приобретет слишком обманчивую простоту. Набоков не "антипод" Бунина 3 и тем более не "эпигон" его, как считал А.Твардовский . Связывает и разделяет Бунина и Набокова не "эпигонство" и не "антиподство", а традиция в её исторически-изменчивом развитии, а точнее - в её историческом завершении. "Художественный реализм" академика (Бунина.- Е.К.) был даже прямо противоположен набоковскому экспрессионизму особого рода. И мировоззрения их не совпадали",- утверждает Зинаида Шаховская . Действительно, если видеть традицию не в её развитии и изменении, а фиксировать только её изолированные этапы ("художественный реализм" и "экспрессионизм особого рода"), тогда можно согласиться с З.Шаховской. Но мы попытаемся выяснить глубинные основания того, в общем, комплиментарного отношения Бунина о к Набокову, которое сохранилось у него до конца , и которое, на наш взгляд, коренится в общей для обоих писателей литературной традиции. Герой первого романа Набокова "Машенька" Ганин, бывший белый офицер, оказавшийся в эмиграции, в Берлине, случайно узнает о приезде своей первой возлюбленной, Машеньки, к своему мужу, соседу Ганина по пансиону - Алферову. Фотография Машеньки, которую Алферов показывает Ганину, казалось бы, переворачивает жизнь героя. Ганин воскрешает в памяти облик своей возлюбленной,неразрывно слитый с образом России. Образ первой любви становится образом чудесного, но потерянного рая. Ганин мечтает вернуть утраченный рай, снова и уже навсегда соединить свою судьбу с Машенькой, начать новую жизнь. Но, приехав на вокзал встречать возлюбленную, Ганин отказывается от своего намерения, понимая,что "роман его с Машенькой кончился навсегда". Прошлое не воскресить, рай не вернуть. И к тому же - четыре дня воспоминаний, когда он до мельчайших, тончайших предметных и психологических подробностей воссоздал в памяти картину своей любви, были "счастливейшей порой его жизни". Прошлое, детство и юность в России становятся в сознании героя (и автора) своеобразным мнемоническим раем, что является, по-видимому, общей чертой эмигрантской литературы "первой волны". И здесь Набоков близок Бунину, как и И.Шмелеву, А.Куприну, Б.Зайцеву. Но в первом романе проявилось и чисто набоковское своеобразие. Эстетически отстраненное переживание, "золотые копи ностальгии", если воспользоваться выражением Валентина Федорова , оказываются для героя важнее и значительнее непосредственного ответственного события жизни. Фотография оказывается важнее и дороже живого лица. Реальная жизни и, что особенно важно, будущее этой жизни (ведь Ганин, молодой еще человек, отказавшись от свидания с возлюбленной, как бы отказывается от будущего) заслонены самодовлеющим эстетическим переживанием прошлого. Настоящее и еще более будущее как бы не достойны красоты. Уже в этом романе Набокова подспудно вызревает один из главных вопросов его творчества: "Что же является подлинной ценностью? Жизнь или её отражений?" Вопрос этот, сам по себе разрушающий классическую формулу "жизнь и поэзия - одно", в русской литературе был впервые поставлен Фетом, поэзия которого напряженно живет на границе классики и модернизма. И все творчество Набокова можно прочитать как ответ на эти лирические во-прошания Фета.
