Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. ВОЗВРАТНЫЕ ГЛАГОЛЫ АККУЗАГИВНОГО ТИПА 25
РАЗДЕЛ I. НЕСООГНОСИГЕЛЬШЕ ВОЗВРАТНЫЕ ГЛАГОЛЫ 25
I. Вводные замечания 25
2. Общая характеристика несоотносительных возвратных глаголов 28
3. Основные тенденции развития не соотносительных возвратных глаголов 48
4. Несоотносительные возвратные глаголы в современном русском языке, имевшие переходные варианты в языке древнеславянской письменности 73
5. Краткие выводы '-.- 97
РАЗДЕЛ П. ВОЗВРАТНЫЕ ГЛАГОЛЫ, СООТНОСИТЕЛЬНЫЕ С БЕПЕМОДНЫМИ 100
I. Вводные замечания 100
2. Глаголы, при которых возможен только одушевленный субъект 104
3. Глаголы, при которых возможен только неодушевленный субъект 114
4. Глаголы, при которых субъект может быть как одушевленным, так и неодушевленным 122
5. Краткие выводы 130
ГЛАВА П. ВОЗВРАТНЫЕ ГЛАГОЛЫ ДАТИВНОГО ТИПА 133
I. Вводные замечания 133
2. Глаголы, сочетающиеся с си 139
3. Глаголы дативного типа 152
4. Краткие выводы 188
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 192
ИСТОЧНИКИ 197
ЛИТЕРАТУРА 207
- Общая характеристика несоотносительных возвратных глаголов
- Основные тенденции развития не соотносительных возвратных глаголов
- Глаголы, сочетающиеся с си
Введение к работе
Настоящее исследование посвящено возвратным глаголам в языке древнеславянских памятников письменности.
Актуальность темы исследования обусловлена назревшей необходимостью глубокого и всестороннего изучения возвратных глаголов в историческом плане. Несмотря на давнюю традицию описания возвратных глаголов, до сих пор остается в силе положение, согласно которому "история возвратных форл и их функций... нам вовсе не известна" (Виноградов 1946, 235). В настоящее время, за исключением монографии Н.С.Зарицкого (Зарицкий 1961), мы не имеем сколько-нибудь полного описания возвратных глаголов в языке древних памятников. Однако исследованием Н.С.Зарицкого далеко не полностью исчерпывается представление о всем многообразии и сложности явлений, связанных с возвратными глаголами в истории славянских языков, в том числе и русского. Кроме того, достижения современной лингвистической науки в области славянского и индоевропейского глагола предъявляют новые требования к изучению истории возвратных глаголов.
Возвратные образования занимают исключительное положение в системе глагола славянских языков, в частности русского. Многозначность возвратных глаголов и разнообразие их функций, сложное переплетение в возвратных глаголах многих явлений морфологии, синтаксиса, лексики, словообразования - всё это определило то пристальное внимание, которое уделяется лингвистами возвратным глаголам на протяжении уже многих лет.
В грамматике русского языка исследование возвратных глаголов традиционно велось в двух основных направлениях. Первое направление связано с выяснением роли возвратных глаголов в систе-
5 ме залоговых противопоставлений, что вызвано использованием одного и того же показателя - постфикса -ся. (-сь) - для маркировки возвратных глаголов и пассива в русском языке. Так, в шестизало-говых классификациях, сформировавшихся под влиянием греко-латинских грамматик, возвратные глаголы распределялись между возвратным, взаимным, общим, средним, страдательным залогами (Ломоносов 1952; Греч 1827; Востоков 1831; Давыдов 1852). В трехзалоговых классификациях, сложившихся под воздействием западноевропейского языкознания, все возвратные образования, за исключением тех, которые имеют пассивное значение, выделялись в особый средний залог (Павский 1850; Попов 1881; Ульянов 1891; Шахматов 1941а). Двузалоговые классификации, получившие широкое распространение в последнее время, проявляют различное отношение к возвратным образованиям: соотношение возвратных и невозвратных форм глагола является основным средством выражения категории залога (Фортунатов 1899; Пешковский 1938; Виноградов 1947; Мучник 1971); возвратные глаголы, не входящие в оппозицию актив/пассив, стоят вне категории залога (Королев 1969); возвратные образования, т.е. возвратные глаголы и возвратные форды глаголов, распределяются между активом и пассивом (Бондарко-Буланин 1967; Бондарко 1976); возвратные глаголы лишены залогового значения и должны рассматриваться целиком как словообразовательный класс (Янко-Триницкая 1962).
Второе направление в исследовании возвратных глаголов заключается в создании их семантических группировок в рамках той или иной залоговой классификации, исходя из характера взаимоотношений, складывающихся между однокорневыми возвратными и невозвратными глаголали. Наиболее полно это направление отразилось в трудах А.А.Шахматова и В.В.Виноградова. Так, А.А.Шахматов выде- лял восемь разрядов возвратных глаголов, называя их залогами (Шахматов 1941, 476-481). В.В.Виноградов различал пятнадцать значений, свойственных возвратным глаголам (Виноградов 1947, 630-637). Стремление описать возвратные глаголы в виде набора смысловых классов характерно и для ряда последующих исследований (Знаменская 1954; Дмитриева 1955; Янко-Триницкая 1962; Лобанова 1966; Королев 1969; Норман 1972; Недялков 1975).
Представляется, что именно недостаточность исторического изучения возвратных глаголов отрицательно сказывается на их теоретической разработке в обоих направлениях. Возвратные глаголы продолжают оставаться наиболее уязвимым местом любой залоговой классификации. Разбиение же возвратных глаголов на семантические группы пока дает лишь многочисленное количество таких групп, не отражающее в целом лексическое богатство возвратных форд в русском языке, поскольку практически в каждом отдельном случае в основе соотношения невозвратный глагол/возвратный глагол лежит определенный набор различительных признаков, с трудом поддающихся обобщению. Поэтому, вопреки мнению о том, что "обращение к истории возникновения возвратных глаголов в русском языке никакого положительного результата дать не может" (Янко-Триницкая 1962, 54), полагаем, что без ясного и полного представления о форлиро-вании и развитии возвратных глаголов прогресса в определении их действительной роли в системе глагола русского языка достичь невозможно.
Между тем имеющиеся описания возвратных глаголов, зафиксированных в древних памятниках, не дают целостного представления об основных тенденциях их развития. В единственном солидном исследовании - монографии Н.С.Зарицкого - дается семантическая характеристика возвратных глаголов в древнерусских текстах периода
7 ХІ-ХІУ вв. и устанавливаются их основные синтаксические функции (Зарицкий 1961). Ряд статей того же автора посвящен словообразовательному анализу возвратных глаголов, расположению приглагольного ся, вопросу происхождения и становления возвратных глагольных форд (Зарицкий 1958; 1959; 1963). Расположение приглагольного ся в древнерусской письменности является и предметом специального исследования (Guwruutssoin, 1935). В работах И.А.Марфуниной проводится наблюдение над возвратными глаголами, соотносительными с непереходными, в русской письменности ХІ-ХУП вв. (Марфуни-на 1967; 1967а; 1970). Некоторые данные об истории этих же глаголов можно почерпнуть из статей С.П.Обнорского (Обнорский I960; 1961). В исследованиях А.Маргулиеса и Б.Гавранка возвратные глаголы в древне славянских текстах рассматриваются на общем фоне эволюции и современного состояния возвратных форд в славянских языках (JflojoQuKU 1924; HxxvxaaelC 1928). В ряде исследований, выполненных как на материале древнерусского языка, так и на материале языка ХУ-ХУЇЇ вв., возвратным глаголам уделяется известное место лишь в связи с характеристикой категории залога (Никифоров 1952а; Ларина 1953; Семянко 1961; Стрельцова 1970; 1973; 1978; Данков 1981). Частных вопросов - позиций приглагольного ся и образования возвратных глаголов от именных основ - касаются отдельные статьи, созданные на материале не ранее ХУ в. (Русинов 1970; Шаповалова 1970; Коновалова 1971).
Нельзя не отметить, что в исследованиях, посвященных истории возвратных глаголов в русском языке, фактически не рассматривается один из наиболее важных вопросов - вопрос о происхождении возвратных глаголов. Однако рассмотрение этого вопроса вызывает особый интерес при изучении истории возвратных глаголов в русском и других славянских языках.
8 Известно, что индоевропейская оппозиция актив/медий, некогда находившая формальное выражение в виде двух различных типов глагольного спряжения (активное и медиальное), не сохранилась в славянских, балтийских, герланских и романских языках. Практически единственным наследием индоевропейского медия являлся лишь готский медиопассив (Мейе 1952, 92). Значения, выражавшиеся ранее медиальными формами глагола, в перечисленных четырех языковых группах стали выражаться падежными фордами возвратного местоимения. Уже в общеславянском основным средством передачи медиальных значений становится сочетание глагольной основы с краткой форлой возвратного местоимения винительного падежа с& (Мейе 1951, 263). Принято считать, что преобладающим значением, которое лежало в основе этого сочетания, было значение возвратности: присоединяясь к глаголам, сд замыкало действие в сфере субъекта и являлось показателем того, что действие переходит на самого его производителя (см., например: Зарицкий 1958, 115). Поэтому предполагается, что первым по времени появления значением возвратных глаголов было так называемое собственно-возвратное значение, на базе которого в дальнейшем развилось всё многообразие значений возвратных глаголов - от взаимного до страдательного и безличного - как следствие "затемнения" первоначального собственно-возвратного значения (см., например: Буслаев 1959, 347-348; Некрасов 1865, 70-71; Богородицкий 1935, 166-167; Якубинский 1953, 246; Никифоров 1952, 28; Норлан 1972, 57-60). При этом подразумевается обязательная переходность производящего невозвратного глагола, ибо в противном случае затруднительно объяснить, каким образом оказалось возможным сочетание глаголов с ся» т.е. с форлой винительного падежа в функции прямого объекта. То обстоятельство, что глагол, получивший ся, становился возвратным, а следовательно,
9 непереходным, определило традиционный в исторической грамматике русского языка взгляд на ся исключительно как на показатель непереходности.
Однако ряд фактов как древних, так и современных индоевропейских языков, включая славянские, находится в явном противоречии с укоренившимся в русском языкознании представлением о происхождении возвратных глаголов.
Унаследовав из общеиндоевропейского языка-основы существовавшее в нем противопоставление значений глаголов активных значениям глаголов медиальных, славянские, балтийские, германские и романские языки должны были путем присоединения возвратного местоимения развить и выражение значений, сходных со значениями индоевропейского медия.
По поводу основного содержания и функций медия (или среднего залога) индоевропеистика до сих пор не пришла к единой точке зрения.
В древнеиндийской грамматике Панини различие в значении между активным и средним залогами определяется самими их названиями: рололигъси. роисіолпгь * слово для другого' и аітшіе рйсЫп. * слово для себя' (Барроу 1976, 274-275; Елизаренкова 1982, 274).
На основании анализа значений древнеиндийских и древнегреческих глаголов, имеющих только медиальные окончания, Б.Дельбрюк установил, что медий выражал значение состояния, и отметил три различные функции медия: медий динамический, т.е. подчеркивающий участие субъекта в действии, медий возвратный, указывающий направленность действия на субъект, и медий взаимный ( ЪМчиЛ, 1897, 417-425).
В.А.Богородицкий называл средний залог "возвратным" в смысле отношения действия субъекта к самому же субъекту, полагая,
10 что средний залог объединял значения прямовозвратное, косвенно-возвратное, взаимное и страдательное (Богородицкий 1917, 184-185).
П.Шантрен, хотя и приходит к выводу о невозможности точно установить смысл различия между окончаниями действительного и среднего залогов, но рассматривает, тем не менее, возвратное значение только в качестве одного из оттенков значения среднего залога, указывающего в целом на "особый характер связи процесса с субъектом" (Шантрен 1953, 243-244).
По определению Э.Прокоша, медиальный залог сочетал в себе возвратную и страдательную функции (Прокош 1954, 221).
Как полагает А.Мейе, "окончания среднего залога показывают, что субъект лично заинтересован в процессе" (Мейе 1938, 257). При этом исследователь уточняет: "Средний залог не есть возвратный, но он выражает часто значения, близкие к возвратному" (Мейе 1938, 257).
Мнение А.Мейе поддерживает и А.Эрну, утверждая, что медио-пассив в латинском языке, как и в греческом, обозначает заинтересованность субъекта в действии, выраженном глаголом (Эрну 1950, 148).
Заинтересованность субъекта в действии представляется основным значением среднего залога также Э.Бенвенисту, уточняющему это значение следующим образом: "В активном залоге глаголы означают процесс, который исходит из субъекта и развивается вовне. В среднем залоге... глагол указывает процесс, который развивается в субъекте; субъект является внутренним по отношению к процессу" (Бенвенист 1974, 188). Значения поссесивности, возвратности, взаимности и т.п. рассматриваются Э.Бенвенистом как "частные употребления" среднего залога (Бенвенист 1974, 186).
И.М.Тройский говорит о непереходном и рефлексивном значениях как "подвидах" общего значения медия - "субъект медиального глагола мыслится внутри глагольного процесса" (Тройский 1967, 88-89). Вместе с тем И.М.Тройский делает весьма важный вывод о том, что "перфект и медий генетически восходят к одной и той же категории - категории глаголов состояния, некогда противостоявшей в доистории индоевропейского языка глаголам действия" (Тройский 1967, 90). Этот вывод позволяет исследователю объяснить двойственность семантической структуры медия (объединение в нем значений состояния и действия в пользу субъекта) влиянием глаголов действия (Тройский 1967, 90-91).
На значение состояния как древнейшее значение индоевропейского медиума (точнее, "протомедиума") указал ранее А.Н.Савченко (Савченко I960, 37, 59, 70). По его мнению, на смену значению состояния в "протомедиуме" пришло значение непереходности в медиуме. Но в связи с тем, что "различение переходности и непереходности в ту эпоху не достигло еще четкости и понятие непереходности было расплывчатым, к нему присоединялось и понятие возвратности, т.е. направленности действия на самого деятеля" (Савченко I960, 81).
В настоящее время лишь И.А.Перелшутер считает рефлексивную функцию медия его первоначальной функцией (Перельмутер 1981, 101-102).
Перечисленные точки зрения исследователей по поводу значений индоевропейского медия свидетельствуют о том, что возвратное значение не было единственным или основным значением медия, а включалось в общий круг его значений. Возвратное значение, по-ви-димсму, воспринималось как частный случай либо "заинтересованности субъекта в действии", либо "действия, ограниченного сферой
12 субъекта", либо "состояния".
Любопытно, что возвратного значения фактически не имел медли в санскрите, где в этом значении использовалось возвратное местоимение atvaanxj.v»L'себя' (Барроу 1976, 275), и в индоиранских языках (Савченко 1974, 307). Возвратное значение было мало распространено в древнегреческом и латинском медии, так как в этих языках смысловая возвратность выражалась в основном возвратными местоимениями (Реферовская 1956, 12-13; 1959, 89; Тройский I960, 211; Перельмутер 1977, 147-148; КххЫшс 1942, 5). Следовательно, появление возвратных местоимений в качестве специальных показателей возвратности "может быть расценено как стремление внести дифференциацию и уточнение в столь многозначную форму, какой являлся индоевропейский медиум" (Гухман 1964, 211). Однако это не означает, что в древнеевропейских языках, утративших медиальные окончания и развивших возвратные форды - сочетание глагольных основ с возвратными местоимениями, возвратное значение являлось преобладающим. Так, в древнескандинавских языках прямо-возвратное значение встречается редко; возвратным образованиям в большей степени свойственно косвенно-возвратное, взаимно-возвратное значение и значение непереходности (Стеблин-Каменский 1953, 239; Берков 1955, 12). В готском собственно-возвратное значение являлось лишь одним из узких оттенков значения возвратных конструкций (Гухман 1948, 127, 129). Вообще, по мнению М.М.Гухман, никакие факты германских языков не указывают на примат узковозвратного значения глагольных фор/i с возвратным местоимением (Гухман 1964, 261). Что касается балтийских языков, то в прусских текстах лишь несколько глаголов в сочетании с возвратным местоимением имеют собственно-возвратное значение (Генюшене 1981, 145). Факты древне славянских языков, в частности древнерусского, также не ІЗ свидетельствуют о преобладании собственно-возвратного значения (Данков 1981, 72). Подавляющее большинство всех возвратных глаголов в древнерусском языке составляли глаголы с так называемым "общевозвратным" значением (Зарицкий 1961, 52; Данков 1981, 85). Тем не менее, как уже отмечалось, в русистике собственно-возвратное значение продолжает рассматриваться в качестве изначального значения возвратных образований.
Вместе с тем из приведенных выше многочисленных определений значения медия совершенно не следует, что и значение интранзитив-ности являлось основным значением индоевропейского медия, хотя он и служил для образования интранзитивных форл от переходных глаголов. Медиальные форлы в ряде древних индоевропейских языков, например древнегреческом, могли даже сочетаться с винительным прямого дополнения, что трудно согласовать с представлением об интранзитивной функции медия как древнейшей (Савченко I960, 34; Перельмутер 1977, ІІ8-ІІ9). Тем более, что вряд ли на ранних этапах развития индоевропейских языков вообще существовала четкая корреляция глаголов по признаку переходность/непереходность. Как указывает А.Мейе, "индоевропейский глагол не является сш по себе ни переходным, ни непереходным, и относящиеся к нему глагольные основы допускают оба эти значения" (Мейе 1938, 213). Была также высказана и убедительно обоснована точка зрения о том, что "переходность и непереходность в их взаимно противопоставленности являются категориями историческими и что роль и значение их как в лексико-семантической, так и в гршматической системе того или иного языка не могут рассматриваться как изначально данные и стабильные" (Десницкая 1951, 143). Эта точка зрения противоречила другой, не менее убедительной, согласно которой в общеиндоевропейской глагольной системе существовало "противопоставление не-
14 переходно-перфектно-медиопассивной 2-й серии и активной 1-й серии" (Иванов 1965, 137). Очевидной казалась несовместимость этих двух точек зрения. Однако их удалось примирить благодаря развитию общей теории языков активного строя. Как показали специальные исследования, многие черты грэлматического строя, реконструируемые для общеиндоевропейского языка, находят себе соответствия в языках активного строя, а следовательно, являются типологически сходными (см.: Климов 1973; 1977). Это позволило предположить, что "активную фазу переживали, вероятно, и такие, ныне в своей основе номинативные языки, как индоевропейские" (Климов 1977, 304). Одну из важнейших черт языков активного строя составляет противопоставление глаголов не по признаку переходность/непереходность, а по признаку активность/инактивность (Климов 1972, 5). Таким образом, противопоставление двух глагольных серий в индоевропейском стало рассматриваться не как различие непереходного и переходного спряжения, а как противопоставление инактив-ной серии глагольных форд активной (см., например: Иванов 1981, 71). Определение основного значения 2-й серии индоевропейских глагольных форм как инактивного, т.е. стативного, подтвердило также мнение А.Н.Савченко и И.М.Тройского (см. выше) о значении состояния как древнейшем значении индоевропейского медия. Вместе с тем оказалась доказанной точка зрения А.В.Десницкой о более позднем развитии переходного значения в связи с закреплением за винительным падежом функции прямого объекта, пришедшей на смену обстоятельственно-определительным его значениям (Десницкая 1947, 498-499). Уместным представляется здесь напомнить также об известном положении, высказанном впервые еще в конце прошлого века, но нашедшем убедительное подтверждение только в настоящее время:"...Активность первоначально вовсе не тождественна с тран-
15 зитивностью" (Попов 1881, 301).
Представление о позднем становлении оппозиции переходность/ непереходность в индоевропейских языках плохо согласуется с фактами славянских, балтийских, романских и германских языков, которым с древнейших времен известно присоединение возвратного местоимения винительного падежа к непереходным глагольным основам, а также существование глаголов *и$/мл/а, to-niuwi, (Гухман 1948, II7-I20; Шипмарев 1952, 100; Стеблин-Кшенский 1955, 127; Рефе-ровская 1957, 209-210; Зарицкий 1961, 120-130; Бернадишене 1962, 15; Марфунина 1967 и др.; Якулене 1968, 6). Применительно к славянским языкам эти факты обычно объясняются явлениями аналогии и утраты. Так, возвратные глаголы, сопоставимые с непереходными, согласно общепринятому мнению, появились по аналогии с большинством возвратных глаголов, при которых ся употреблялось для обозначения непереходности (см., например: Поржезинский 1903, 50; Обнорский I960, 19). Возникновение глаголов ^afe^/xlva Wtam. традиционно связывается с утратой производящих невозвратных переходных глаголов (см., например: Богородицкий 1935, 167; Обнорский 1953, 59). Признавая всю несомненную значимость для истории языка явлений аналогии и утраты, полагаем, что ссылкой на них не следует подменять действительное изучение процессов, приведших к образованию возвратных глаголов, соотносительных с непереходными, и глаголов гЦ'&а'и/а taviWt. Вопрос о происхождении этих глаголов нуждается в обстоятельном исследовании.
В явном противоречии с распространенным в исторической грамматике русского языка положением об обязательном образовании возвратных глаголов от соответствующих невозвратных переходных находится и факт существования в древних индоевропейских языках не только возвратного компонента, восходящего к форуїе винительного падежа возвратного местоимения, но и возвратного компонента, по происхождению являющегося форяой дательного падежа возвратного местоимения. Например, в готском языке глаголы могли сочетаться как с винительным падежом возвратного местоимения slVl , так и с дательным sU (Гухман 1964, 213). В древнескандинавских языках использовались форш винительного падежа sLK и дательного ег (Александров 1941, 68; Сте блин-Каме некий 1955, 238). Прусский язык знал сочетания глаголов с Se - форлой винительного падежа и с Sl(n,) - форлой дательного (Гешошене 1981, 144). Обе падежные форды возвратного местоимения - Se и й&1 - были известны старофранцузскому языку (Реферовская 1956, 17-18), хотя si&i обычно присоединялось только к непереходным глаголам, обозначающим чувства, мыслительные процессы, т.е. её источником, по-видимому, являлся ckxtlvus etlocus (см. подробнее: Ute^anim. 1962, 264-266). Не представляет исключения и язык памятников древнеславянской письменности, где наряду с фор/юй винительного падежа ся употреблялась в качестве возвратного компонента и форла дательного си (Буслаев 1959, 348; Соболевский 1907, 101). Употребление глаголов с возвратным компонентом си в древне славянских текстах также истолковывается как влияние dailvus et&itus (]У\олаи&е& 1924, 247-271; Якубинский 1953, 247-249) или dailvus eowtmodi. el і. (Зарицкий 1958, 116; Гавранек 1963, 62).
Судьба так называемых возвратных глаголов дативного типа, т.е. использующих в качестве возвратного компонента форлу дательного падежа, сложилась неодинаковым образом в различных группах индоевропейских языков. В германских языках был обобщен аккуза-тивный тип, т.е. использующий в качестве возвратного компонента форіу винительного падежа (Девкин 1954; Берков 1955; Гухман 1966; Халипов 1972). Что касается романских языков, то во французском
17 языке также утвердился аккузативный тип (Боровская 1953; Рефе-ровекая 1956; Sl^ouwuru. 1962), тогда как, например, в румынском сохранилось различие глаголов с возвратными компонентами ее и йі (Генюшене 1983, 100). В современных балтийских языках возвратные глаголы имеют возвратные компоненты -SL-/-S (литовский язык) и -5 (латышский язык), восходящие к древней форле возвратного местоимения дательного падежа st(a)< йеі ; однако отдельные диалекты литовского и латышского языков продолжают использовать глаголы с возвратным местоимением $е, происходящим от винительного падежа местоимения *еп, (Поржезинский 1903, 90; Бернадишене 1962, 4). Напротив, процесс вытеснения си как компонента возвратных глаголов путем замены его на ся в русском языке произошел уже не позднее ХУІ в. (Никифоров 1952, 17). Современному русскому литературному языку, а также многим диалектам современного русского языка известны только возвратные глаголы на -ся. Между тем употребление возвратных глаголов на -си характерно "для всей полосы средне- и южнорусских говоров, кроме того, для части Восточно-Новгородской и Владимиро-Поволжской групп, примыкающей к территории среднерусских говоров" (Обнорский 1953, 76). В некоторых современных славянских языках, например чешском, словацком и болгарском, сосуществуют оба типа возвратных глаголов - аккузативный с се/йе/sct и дативный с си/ЗІ (см. подробнее: Леоновичева 1962; Ацаркина 1963; Норлан 1971; Новикова 1977; Xajpatova, 1956).
Столь разнообразные пути развития дативных возвратных форя в индоевропейских языках, казалось бы, должны были вызвать особый интерес лингвистов. Но специальные исследования, посвященные истории возвратных глаголов дативного типа, отсутствуют как в индоевропейском, так и в славянском языкознании.
Приведенные факты древних и современных индоевропейских язы-
18 ков со всей очевидностью свидетельствуют о том, что в свете типологических данных история формирования возвратных глаголов в русском языке во многом остается еще не вполне ясной, в связи с чем становится актуальным её дальнейшее исследование.
Из всего многообразия вопросов, связанных с историей возвратных глаголов в русском языке, для исследования выбран наиболее кардинальный и сложный, с одной стороны, и наименее изученный, с другой. Таким вопросом является вопрос о формировании возвратных глаголов. Именно в рассмотрении вопроса о формировании возвратных глаголов в русском языке состоит основная цель настоящего исследования.
Для достижения этой цели предполагается решение следующих задач: определить первоначальный смысл сочетания глагольной основы с падежными формами возвратного местоимения; проследить взаимоотношения, существовавшие между возвратностью и противопоставлением глаголов по переходности/непереходности; проверить традиционное положение о том, что возвратность в славянских языках, в частности русском, появилась как средство обозначения непереходности; наметить основные тенденции развития возвратных глаголов на протяжении исторической жизни русского языка.
Объектом исследования служат те возвратные глаголы, образование которых затруднительно объяснить, исходя из принятой в исторической грамматике русского языка схемы "переходный глагол + ся". а именно: глаголы нЦЫычсь tonlum. (или несоотносительные возвратные глаголы), возвратные глаголы, соотносительные с непереходными, и возвратные глаголы дативного типа. Выбор в качестве
19 объекта исследования данных групп возвратных глаголов обусловлен также тем, что эти глаголы либо ранее специально не изучались, либо выводы, сделанные относительно их происхождения, не могут считаться полностью удовлетворительными.
Научная новизна работы состоит в пересмотре ряда положений, ставших традиционными в исторической грамматике русского языка при освещении вопроса о происхождении возвратных глаголов. В работе анализируются также явления, которые прежде оставались вне поля зрения исследователей. Так, впервые подробно описываются возвратные глаголы дативного типа и намечаются основные пути развития несоотносительных возвратных глаголов аккузативного типа. В исследовании уточняются некоторые данные, давно и прочно утвердившиеся в научном обиходе. Анализ языкового материала позволяет также устранить отдельные неточности и ошибки, которые существовали в трактовке ряда примеров в словарях и в исторических работах.
Обращение к истокам формирования возвратных глаголов имеет и первостепенное теоретическое значение. В исследовании предлагается такое истолкование процесса формирования возвратных глаголов, при котором соединение глагольной основы с возвратным компонентом не оказывается обусловленным корреляцией глаголов по признаку переходность/непереходность. Одновременно с этим определяется то общее значение, которое объединяло возвратные образования на относительно ранних этапах развития славянского языкового строя. В ходе исследования удается также установить важную для решения вопроса о происхождении возвратных глаголов взаимосвязь между оппозицией возвратность/переходность и категорией времени. Процесс формирования возвратных глаголов в русском языке раскрывается в соответствии с имеющимися данными типологических иссле-
20 даваний, что позволяет проникнуть в отдаленное прошлое индоевропейских языков и выявить некоторые существенные особенности общеиндоевропейской глагольной системы.
Теоретический характер исследования не исключает возможностей практического применения его результатов, которые могут быть использованы при подготовке курсов по исторической грамматике русского языка, при создании учебных пособий по морфологии глагола, при составлении исторических словарей, а также могут быть полезными при исследовании новых памятников древнеславянской письменности.
Общая цель и частные задачи исследования определили и материал, положенный в его основу: это древнейшие славянские памятники письменности. Границы изучаемого периода заключены между началом XI в. и концом ХШ в., что дает возможность не только обратиться к началу письменной истории возвратных фора, но и составить представление о перспективе их развития на определенном отрезке языковой действительности. При анализе возвратных глаголов дативного типа временные рамки расширены вплоть до ХУ в. Необходимый для этого материал заимствуется из различных словарей с соответствующими ссылками. В круг источников исследования включен также памятник, который сохранился в списке, выходящем за пределы конца ХШ в.: Слово о полку Игореве. В работе широко используется и летописный материал. Учитывая, однако, то обстоятельство, что древнейшие дошедшие до нас списки летописей относятся ко времени не ранее конца ХШ в., а главным образом к ХІУ в. и началу ХУ в., представляется целесообразным в летописном материале привлечь описание событий лишь до 1300 г. включительно.
Ввиду того, что процесс формирования возвратных глаголов уходит своими корнями в общее доисторическое прошлое славянских языков и эволюция возвратных глаголов в русском языке не может быть представлена вне её связи с историей других славянских языков, к исследованию привлекаются древние памятники, созданные как на Руси, так и в Болгарии и в Сербии. Объединяет эти памятники "древ не славянский письменно-литературный язык", на котором они написаны и который "в начальную эпоху своего общественного функционирования представлял собою единую и общую фонетическую, грамматическую и лексико-стилистическую систему, понятную для всех носителей славянских наречий" (Мещерский 1978, 15). Вместе с тем в работе учитывается принадлежность памятников к различным изводам древне славянского языка: древнерусскому (восточнославянскому), древне болгарскому (старославянскому) и древне сербскому.
К исследованию привлечено большое количество письменных памятников, что позволяет существенно обновить и расширить тот круг источников, которым ранее пользовались исследователи при описании возвратных глаголов в древнеславянских текстах.
Исследование основывается на материале как переводных, так и оригинальных памятников древнеславянской письменности. В число источников исследования включены памятники, принадлежащие различным жанровым разновидностям: житийная и церковно-проповедническая литература, юридические и церковно-юридические памятники, лето-писно-хроникальные тексты, художественные произведения. В круг источников входит и церковно-каноническая литература (Псалтырь, Евангелие, Апостол и т.п.), представленная в различных древнеславянских переводах.
Извлечение материала (путем сплошной и несплошной выборки) производилось преимущественно по изданиям памятников. Исключение * представляют только два памятника (Толстовская псалтырь и Толковый апокалипсис), текст которых расписывался по рукописям.
В исследовании учитываются также данные исторических словарей: "Словаря церковнославянского языка" А.Х.Востокова, "Материалов для словаря древнерусского языка" И.И.Срезневского, "Словаря старославянского языка", издаваемого Институтом языков и литератур Чехословацкой Академии наук, "Словаря русского языка ХІ-ХУЇЇ вв.", составляемого Институтом русского языка Академии наук СССР.
Языковой материал в пределах принятых для него источников составил материальную базу настоящего исследования, отражающую более восьми тысяч употреблений возвратных глаголов в древнесла-вянских памятниках периода ХІ-ХШ вв.. В соответствии с определенным выше объектом исследования непосредственно в работе используется лишь незначительная часть собранного материала - около тысячи употреблений. Однако обширный объем всего собранного материала позволил создать целостное впечатление о системе возвратных форм исследуемого периода, в связи с чем оказалось возможным придать вполне обоснованный характер многим высказанным в данной работе предположениям, а также её основным выводам.
Методологическую основу исследования составляет метод лингвистического описания. Кроме того, в работе применяются статистический и сопоставительный методы исследования.
Ввиду большого объема материала сопоставление в плане диахронии проводится исключительно с данными современного русского литературного языка; данные как диалектов современного русского языка, так и современных славянских языков к исследованию не привлекаются. В синхронном плане проводится сопоставление с данными древнегреческого языка. При этом греческие параллели к ряду древ-неславянских переводных текстов заимствуются из изданий древних памятников, в которых греческий текст приводится либо полностью, либо помещается в качестве дополнительного материала при комментировании в подстрочных примечаниях. Греческий текст Ветхого Завета приводится по изданию Септуагинты '. Греческий текст Евангелия цитируется по изданию Галицкого евангелия, где наряду с древнеславянским содержится греческий текст по списку 835 г.
Диссертация состоит из введения, двух глав и заключения. К работе прилагается список источников материала и список цитируемой лингвистической литературы.
В соответствии с поставленными задачами в первой главе рассматриваются возвратные глаголы аккузативного типа: несоотносительные возвратные глаголы (раздел I) и возвратные глаголы, соотносительные с непереходными (раздел П). Во второй главе содержится анализ возвратных глаголов дативного типа.
Иллюстративный материал подается в работе следующим образом: глагол дается в контексте, достаточном для уяснения его значения и сочетаемости; после приведенного примера в скобках указывается сокращенное название памятника и страница издания или лист рукописи (без дополнительного обозначения л. или с); примеры, заимствованные из словарей, сопровождаются полным названием памятника и указанием на том и страницу соответствующего словаря; текст источника воспроизводится точно, однако с некоторым упрощением графики (последовательно передаются: "зело" - з, "и десятеричное" - и, "ук" - у, "омега" - о, "юс большой" - у,
I) SeiptuaQUntcL. '34 еъ! Velus . Q%aece uwta LX* uitatpw-
24 "юс большой йотированный" - ю, "юс малый" - я, "кси" - кс, "пси" - пс, "фита" - ф); выносные буквы спускаются в строку; надстрочные титла сохраняются; вводится современная пунктуация, однако знаки препинания добавляются только в случаях, когда это необходимо для понимания текста;
5) греческая параллель помещается после заключенного в скобки названия памятника и указания на лист рукописи или страницу издания.
Общая характеристика несоотносительных возвратных глаголов
Анализ исследованного материала позволил выявить следующую группу несоотносительных возвратных глаголов в языке памятников древнеславянской письменности периода ХІ-ХШ вв.: агнитися. бога-титися. боятися, біситися. бЪсноватися. бЪсоватися. витися, водь-нитися, вълнитися, глумитися, гнушатися. гніздитися. ГЪРДИТИСЯ. дшвоватися. дутися, зеленоватися. зыбатися. касатися. кланятися, клатитися, красоватиоя. куритися, кычитися, лишатися, милитися, мудритися. мужатися. мьнитися. надтятися, обьщатися. плъчитися. подобитися, постйтися, противитися, пьрітися, пінитися, радова-тися. ратитися. ротитися, ругатися, РЪДЗЭТИСЯ. св т литися, скыта-тися, сланятися, сміятися, страховатися. стидитися, тр звйтися, трястися, тъчьнитися. ужаснутиоя, чьрмьноватися. чюдитися. шата-ТИСЯ, ШИРИТИСЯ, яритися, яснитися.
Прежде всего следует отметить, что приведенные глаголы нельзя определить как "постоянно возвратные" ( Щішіш txuiiuwi, ), в связи с чем в настоящем исследовании и используется термин "несоотносительные возвратные глаголы". Объясняется это тем, что в древнеславянских текстах глаголы, выступающие преимущественно в возвратной форме, могут употребляться без возвратного компонента. Отсутствие ся у несоотносительных возвратных глаголов, поскольку оно не приводит к изменению их значения и сочетаемости, еще не свидетельствует о существовании невозвратных вариантов несоотносительных возвратных глаголов. Однако именно эта особенность не 29 соотносительных возвратных глаголов - отсутствие возвратного компонента - может служить исходным пунктом для ряда дальнейших рассуждений.
У большинства не соотносительных возвратных глаголов наблюдается лишь формальное отсутствие возвратного компонента, которое обусловлено особенностью употребления возвратных глаголов в языке древних памятников. Так, хорошо известно, что в древнеславян-ских текстах ся часто относится одновременно к двум возвратным глаголам. Располагаясь при этом между находящимися рядом глаголами, ся оказывается в постпозиции к первому из них и в препозиции ко второму. Оба глагола, несмотря на формальное отсутствие ся после второго глагола, являются возвратными.
Основные тенденции развития не соотносительных возвратных глаголов
Судьба несоотносительных возвратных глаголов на протяжении исторической жизни языка сложилась различным образом. Большая часть глаголов, являвшихся в языке древних памятников несоотносительными, употребляется только в возвратной форме и в современном русском языке (ср.: бесноваться, бояться, глумиться, гнездиться. гнушаться, гордиться, касаться, кичиться, кланяться, красоваться. лениться, надеяться, общаться, поститься, противиться, скитаться. слоняться, смеяться, ужаснуться, ягниться). Многие несоотносительные возвратные глаголы в ходе исторического развития языка вышли из употребления и отсутствуют в словарном составе современного русского литературного языка (ср.: бсов атися. водьнитися. вълни-тися. дивов атися. зеле нов атися, клатитися. милитися, мьнитися. подо битися, плъчитися, пьр тися. рат йтися, рот йтися. тр Ьзв йтися. тъчьнитися. чьрмьноватися. яснитися). Значительное же число несоотносительных возвратных глаголов с течением времени получает не 49 возвратные варианты, а следовательно, не является несоотносительными в современном русском литературном языке. Эта группа глаголов вызывает особый интерес, поскольку позднейшее развитие невозвратных вариантов глаголов, употреблявшихся в языке древнеславян-ских памятников письменности преимущественно в возвратной форде, противоречит общепринятому взгляду на возвратные глаголы как производные образования. Исследованный материал показывает, что глаголы, относившиеся в языке древне славянской письменности к числу несоотносительных, приобретают в дальнейшем невозвратные варианты - непереходные и переходные.
Глаголы, сочетающиеся с си
Все возвратные глаголы, сочетающиеся с си, подразделяются на две группы: I) глаголы, не объединенные каким-либо общим для них значением; это глаголы, обозначающие физические действия, мыслительные процессы, а также полузнаменательные глаголы-связки; 2) глаголы, объединенные общим для них значением, которое может быть определено как обозначение эмоционального состояния, а именно, состояния печали, горестного чувства; сюда же относятся глаголы, обозначающие физическое проявление горестного чувства, состояния печали.
Некоторые возвратные глаголы, сочетающиеся с си, не нуждаются в подробном описании, поскольку их невозвратные или возвратные варианты аккузативного типа имели достаточно широкое распространение в текстах. Приводимый пример употребления таких глаголов сопровождается лишь указанием на соответствующие возвратные или невозвратные варианты без дополнительных замечаний.
