Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Стратегия доминирования в речевом взаимодействии и косвенные агрессивные речевые акты в письменной и устной речи 12
1.1. Полипарадигмальный характер современного лингвистического знания 12
1.2. Значение теории речевой деятельности и теории речевых актов в коммуникативном направлении 26
1.3. Функциональный подход к языку. Функция воздействия в коммуникативном пространстве языка 38
1.4. Реализация стратегии доминирования в речевой агрессии 46
1.5. Имплицитный характер непрямой коммуникации и теория метафоры 52
1.6. Основные способы интерпретации метасмысла в косвенных речевых актах 65
1.6.1. Комплексный подход: комментирование; парафразирование; упрощение и сценарно-фреймовый анализ 76
Выводы по первой главе 82
Глава II. Экспликация косвенных агрессивных речевых актов на примере иронии и намеков 85
2.1. Основные когнитивные операции при реализации стратегии доминирования в структуре непрямого речевого акта (комплексный обзор) 85
2.1.1. Основные виды непрямых речевых актов 85
2.2. Интерпретация агрессивных речевых актов в непрямой коммуникации на примере иронических высказываний и намеков с использованием экспланаторных практик 95
2.2.1. Намеки в функции речевой агрессии 97
2.2.1.1. Намеки по поводу поступков, действий собеседника (апеллятивная функция высказывания) 105
2.2.1.2. Намеки по поводу сообщаемой информации (информативная функция высказывания в сочетании с функцией воздействия) 108
2.2.1.3. Намеки по поводу эмоций собеседника (эмотивная функция высказывания) 112
2.2.2. Ирония в функции речевой агрессии 117
2.2.2.1. Ирония по поводу поступков, действий собеседника (апеллятивная функция высказывания) 124
2.2.2.2. Ирония по поводу сообщаемой информации (информативная функция высказывания в сочетании с функцией воздействия) 134
2.2.2.3. Ирония по поводу эмоций собеседника (эмотивная функция высказывания) 138
Выводы по второй главе 143
Заключение 145
Библиография 148
Приложение 161
- Значение теории речевой деятельности и теории речевых актов в коммуникативном направлении
- Комплексный подход: комментирование; парафразирование; упрощение и сценарно-фреймовый анализ
- Намеки в функции речевой агрессии
- Ирония по поводу поступков, действий собеседника (апеллятивная функция высказывания)
Введение к работе
Реферируемая работа посвящена исследованию феномена речевой агрессии в контексте непрямой коммуникации. Известно, что проблема агрессии в ее социополитическом отношении достаточно активно исследуется в социальной философии, психологии, политологии и социологии. Важность освещения данного вопроса с точки зрения как лингвистики, так и прагмалингвистики, обусловлена тем, что со второй половины XX века в языкознании поменялись точки отсчета: структурная лингвистика уступает место функциональной и доминирующим принципом становится принцип антропоцентризма. В центре лингвистических исследований оказывается «человек Говорящий» с его особенными коммуникативными представлениями, намерениями, навыками и действиями. Современные лингвисты ищут ответы на вопросы, почему человек Говорящий использует речевую агрессию, какие цели он перед собой ставит, воздействуя на различные сферы сознания собеседника, как собеседник реагирует на словесные выпады.
Как известно, агрессия в коммуникативном пространстве вербализируется через речевые действия, направленные на то, чтобы нанести вред (моральный, психологический) собеседнику, воздействовав на него словом (Ю.Н. Караулов, К.Ф. Седов, М.Ю. Федосюк, В.И. Шаховский). Под «речевой агрессией», вслед за К.Ф. Седовым, мы понимаем «целенаправленное коммуникативное действие, ориентированное на то, чтобы вызвать негативное эмоционально-психологическое состояние (страх, фрустрацию и т.п.) у объекта речевого воздействия» [Седов 2007: 254]. В нашем понимании, речевая агрессия используется с целью влияния на собеседника, на его представления о ситуации в целом, на его поведение и на эмоциональную составляющую личности.
Одной из форм выражения речевой агрессии является стратегия доминирования. Мы полагаем, что в этой стратегии не последнее место занимают косвенные агрессивные речевые акты такие, например, как ирония и намеки.
Наше обращение к непрямой коммуникации обусловлено тем, что в современной лингвистике агрессивные речевые акты в косвенном исполнении практически не исследовались, за исключением В.В. Дементьева и К.Ф. Седова.
Принимая определение В.В. Дементьева, под непрямой коммуникацией мы понимаем «содержательно осложненную коммуникацию, в которой понимание высказывания включает смыслы, не содержащиеся собственно в высказывании, и требует дополнительных интерпретативных усилий со стороны адресата» [Дементьев 2006: 5]. Исследования косвенных агрессивных высказываний, воплощенных в иронии и намеках, не обнаруживается в научной литературе.
На наш взгляд, к основным показателям непрямой коммуникации следует отнести косвенный способ передаваемой информации (в настоящем исследовании – непрямой речевой акт); наличие смысловых лакун (имплицитных смыслов, которые необходимо декодировать и перевести в эксплицитное состояние); непредсказуемость реакций (в контексте косвенного агрессивного речевого акта – как правило, либо противостояние, либо доминирование); интенциональность слов говорящего (в структуре косвенного агрессивного речевого акта мы выделяем следующие намерения: повлиять на поведение; повлиять на эмоции; повлиять на информационное «поле» собеседника).
В данной работе скрытые агрессивные речевые акты рассматриваются в русле когнитивно-коммуникативной парадигмы, в которой широко применяются экспланаторные практики, являющиеся, как известно, исследовательским инструментом дискурс-анализа. Эти интерпретативные процедуры выявляют скрытые смыслы, хранящиеся в косвенных агрессивных актах речи. Таким образом, комментарии исследователя призваны объяснить лингвистические и паралингвистические параметры коммуникативного пространства, которые создают условия для осуществления скрытых агрессивных речевых актов. В работе ставится цель ответить на вопрос, как в речи, в дискурсе используются косвенные фигуры речи (на примерах иронии и намеков). В этом, на наш взгляд, заключается актуальность настоящего диссертационного исследования.
Объектом рассмотрения являются способы выражения речевой агрессии в контексте непрямой коммуникации, предметом – такие косвенные агрессивные речевые акты, как ирония и намек. Наш выбор обусловлен тем, что ирония и намеки входят в стратегию доминирования, они также довольно широко исследованы в научной литературе, однако наш научный интерес простирается дальше: косвенные речевые акты мы намерены рассматривать как часть речевой агрессии, поскольку они способны обслуживать стратегию доминирования и направлены на изменение поведения, эмоций и мнений (представлений) собеседника.
В основу данного исследования положена следующая гипотеза: интерпретативные методики, направленные на декодирование косвенных речевых актов, могут быть применены с целью иллюстрации того, что иронические высказывания, иронический способ подачи информации, а также намеки могут быть использованы в роли речевой агрессии. Предполагается, что анализ целей использования говорящими иронии и намеков позволит создать классификацию непрямых агрессивных речевых актов.
Предполагается, что исследование этих явлений в русском речевом общении выявит универсальные когнитивные действия, предназначенные для построения и интерпретации любых иносказаний. Исследование этих видов непрямых речевых актов, по всей вероятности, даст возможность представить то, каким образом собеседники обнаруживают в текстах иронию и намеки, а также выяснить, как они интерпретируют этот вид речевого воздействия.
Цель работы заключается в описании таких речевых актов, функционирующих в непрямой коммуникации, как ирония и намек, используемых для выражения речевой агрессии в аспекте интенциональности.
Реализация поставленной цели предполагает решение следующих задач:
-
Выявление основных способов интерпретации косвенных речевых актов и применение этих экспланаторных практик для исследования иронии и намеков в роли речевой агрессии;
-
Выявление принципов, которые могут быть положены в основу классификационного подхода к косвенным агрессивным речевым актам;
-
Интерпретация иронических высказываний и намеков, содержащих в себе агрессивный потенциал, для того чтобы показать, с какой целью названные акты речи используются в целях речевой агрессии;
-
Выявление языковых средств (лексико-грамматических показателей), оформляющих намеки в речи;
-
Выявление экстралингвистических факторов, влияющих на оформление иронии в речи.
Источником материала для анализа послужили тексты русской художественной литературы XX–XXI вв. (более 100 фрагментов), а также тексты из национального корпуса русского языка (): с лексемой «иронически» – 799; с лексемой «намекаешь» – 66, с лексемой «намекаете» – 108. Из многочисленных примеров, исчисляемых сотнями, были отобраны художественные фрагменты, отвечающие целям нашего исследования.
Теоретическую базу исследования составили труды отечественных и зарубежных лингвистов в области классического языкознания (И.А. Бодуэн де Куртенэ, В. фон Гумбольдт, Ф. де Соссюр); коммуникативистики (К. Ажеж, А. Вежбицкая, В.В. Виноградов, Т.Г. Винокур, В.З. Демьянков, М. Джонсон, О.С. Иссерс, Ю.Н. Караулов, И.М. Кобозева, В.В. Красных, Е.С. Кубрякова, М. Лакофф, Дж. Остин, Н.К. Рябцева, Дж. Серль, Н.И. Формановская, М. Халлидей, В.И. Шляхов); теории дискурса (Н.Д. Арутюнова, Р. Барт, Т. ван Дейк, В.И. Карасик, М.Л. Макаров, А.В. Олянич); психолингвистики (Л.С. Выготский, А.А. Леонтьев, А.Н. Леонтьев, К.Ф. Седов); теории воздействия (А.Н. Баранов, Д.О. Добровольский, И.А. Стернин, Е.Ф. Тарасов, М.Ю. Федосюк, В.И. Шаховский, Ю.В. Щербинина); непрямой коммуникации (В.В. Дементьев, Т.В. Нестерова, М.М. Филиппова); межкультурной коммуникации (М.М. Бахтин, У. Эко, Р.О. Якобсон) и др.
Специфика объекта изучения предопределила использование следующих методов исследования: описательный, а также метод контекстуального, семантического и дискурсивного анализа.
Научная новизна состоит, во-первых, в том, что такие косвенные речевые акты, как ирония и намек, были впервые исследованы в функции речевой агрессии.
Во-вторых, в работе были исследованы различные интерпретационные методики, позволяющие обнаружить метасмысл в речевом взаимодействии коммуникантов.
В-третьих, научная новизна состоит в том, что в основу классификации иронических высказываний и намеков положены представления о сферах языкового сознания личности, на которые воздействуют названные акты.
Теоретическая значимость заключается в том, что 1) объектом исследования послужили косвенные речевые акты (ирония и намек) в функции речевой агрессии. 2) В работе показано, что косвенная речевая агрессия применяется с целью нанесения морального, психологического ущерба собеседнику. 3) Выяснено, что речевая агрессия в непрямой коммуникации воздействует на поведенческую, эмоциональную сферу сознания слушающего, а также на мнения и представления собеседника. 4) Смысл высказывания выявляется за счет декодирования намерения говорящего. 5) Метасмысл и цели говорящих интерпретируются с опорой на экспланаторные практики. 6) В работе предложены основные способы интерпретации косвенных речевых актов в функции словесной агрессии: комментирование, парафразирование, упрощение и сценарно-фреймовый подход.
Практическая ценность проведенного исследования определяется тем, что его результаты могут найти применение в вузовских спецкурсах по теории дискурса, коммуникативной лингвистике, психолингвистике, на практических занятиях по анализу и интерпретации текста. В частности, если известно, как оформляются косвенные речевые агрессивные акты, то эти сведения могут лечь в основу обучающих практик для того, чтобы научить иностранцев опознавать и интерпретировать иронию и намеки в русском речевом взаимодействии.
На защиту выносятся следующие положения:
В связи с тем, что непрямые агрессивные речевые акты являются неотъемлемой частью коммуникации, позволительно, на наш взгляд, считать, что они обслуживают стратегию доминирования. Стратегия доминирования включается в сценарии, где говорящие настаивают на своем мнении, сорятся, оскорбляют друг друга и пр. Сценарии инкорпорированы в коммуникативное пространство, в котором разворачиваются речевые события, поэтому для интерпретации необходимо учитывать набор компонентов сценариев, например, сюжеты, роли, стратегии и тактики.
Косвенные речевые акты воздействуют на информационную, поведенческую, эмотивную сферы сознания человека. Поэтому в основу классификации скрытых речевых актов, таких как ирония и намеки, могут быть положены представления об основных функциях языка, идущие от В.В. Виноградова – функция общения, сообщения и воздействия.
Исследование показало, что использованные экспланаторные практики (комментирование; сценарно-фреймовый подход; упрощение и парафразирование) являются эффективными в целях обнаружения и выяснения смысла текстов с включением намеков и иронии.
Ирония и намеки как непрямые речевые акты могут выступать в роли речевой агрессии, поскольку они воздействуют на информативную, эмоциональную и поведенческую составляющие языковой сферы человека. Говорящий, умышленно или интуитивно, ставит перед собой цель вывести собеседника из эмоционального равновесия, заставить последнего выполнить нежелательные действия, изменить представления об обсуждаемых делах, событиях, людях.
Интерпретационные практики позволили выяснить, что иронические высказывания и намеки используются в речи также для того, чтобы в зависимости от целей говорящего выразить порицание, упрек, обвинение, грубое требование, пренебрежение, насмешку, оскорбление, угрозу и др.
Апробация работы. Основные положения и результаты диссертационного исследования докладывались на международной конференции «Русский язык: исторические судьбы и современность: IV Международный конгресс исследователей русского языка» [Москва: 2010]; на ХI Молодежной международной научно-практической конференции [Новосибирск: 2012]. По теме диссертации опубликовано 7 работ, в том числе 3 статьи в научных изданиях, рекомендованных ВАК РФ.
Структура диссертации. Диссертация состоит из Введения, двух глав, Заключения, Библиографии и Приложения.
Значение теории речевой деятельности и теории речевых актов в коммуникативном направлении
Как известно, основным субъектом коммуникации является «человек Говорящий» («homo loquens» по определению Н.Д. Арутюновой). Напомним, что интерес к человеку, к личности, к «я» нашел свое отражение в многочисленных трудах исследователей, работающих в самых разных отраслях знания: философии, психологии, социологии, лингвистики и т.д. Современный взгляд на «Ego» характеризуется пониманием человеческого «Я» как многоуровнего, многоаспектного явления, предстающего в различных формах: «Я» феноменологическое, биологическое, материальное, интерактивное, языковое, идеологическое и т.д.
Человека Говорящего можно охарактеризовать с позиций языкового сознания и речевого поведения, то есть с позиций лингвистической концептологии и теории дискурса. Языковое сознание опредмечивается в речевой деятельности, то есть в процессах говорения (письма) и понимания, по Л.В. Щербе. В речевой организации человека можно выделить пять аспектов: 1) языковая способность как органическая возможность научиться вести речевое общение; 2) коммуникативная потребность, то есть адресатность, направленность на коммуникативные условия, на участников общения, языковой коллектив, носителей культуры; 3) коммуникативная компетенция как выработанное умение осуществлять общение в его различных регистрах для оптимального достижения цели (компетенцией человек овладевает, в то время как способности можно лишь развить); 4) языковое сознание как активное вербальное «отражение во внутреннем мире внешнего мира»; 5) речевое поведение как осознанная и неосознанная система поступков, раскрывающих характер и образ жизни человека [Карасик 2003: 24].
Как известно, изучение коммуникации (речевой деятельности) в отечественной лингвистике привело к созданию в 70-ых гг. XX в. теории речевой коммуникации. На место акта речи она поставила более широкое понятие акта коммуникации, учитывающее как достижения психологии, так и теории информации.
В модели коммуникации или речевого события, по P.O. Якобсону, участвуют адресант и адресат; от первого ко второму направляется сообщение, которое написано с помощью кода (т.е. языка, на котором производится высказывание). Контекст в модели P.O. Якобсона связан с содержанием сообщения, с информацией им передаваемой; понятие контакта предполагает возможность не только устной, но и письменной коммуникации.
В качестве основных компонентов коммуникации (речевой деятельности) мы, вслед за А.А. Леонтьевым, предлагаем выделять язык как предмет, язык как процесс, язык как способность. В.В. Красных соотносит данные компоненты речевой деятельности с различными ипостасями «человека Говорящего»: язык как предмет - языковая личность (личность, проявляющая себя в речевой деятельности, обладающая определенной совокупностью знаний и представлений); язык как способность - речевая личность (личность, реализующая себя в коммуникации, выбирающая и осуществляющая ту или иную стратегию и тактику общения, использующая тот или иной репертуар средств, как собственно лингвистических, так и экстралингвистических); язык как процесс - коммуникативная личность (конкретный участник конкретного коммуникативного акта, реально действующий в реальной коммуникации) [Красных 2003: 51]. Именно коммуникативная личность является основным участником коммуникации в той или иной коммуникативной ситуации.
В современной паралингвистике существует несколько подходов к определению понятия «коммуникативная ситуация», они обусловлены наличием разных точек зрения на данное лингвистическое явление. Проблемой коммуникативной ситуации занимались такие ученые, как В.Г. Адмони, Э. Бенвенист, В.Г. Гак, Н.И. Жинкин, В.А. Звегинцев, И.А. Стернин, Н.И. Формановская и др.
Одни ученые под коммуникативной ситуацией понимают отдельное речевое действие, фрагмент коммуникации, например, реплика одного из собеседников в диалоге. Отправитель информации (говорящий), имея определенный мотив высказывания, «выстраивает» коммуникацию во внутренней речи, затем при переводе во внешнюю речь кодирует в звуки. Получатель (слушающий), воспринимая поступающий сигнал, декодирует его и распознает смысл высказывания. У него также возникает мотив высказывания, происходит обмен репликами, то есть осуществляется обратная связь. Таким образом, отправитель и получатель меняются ролями, но схема коммуникативного акта остается прежней: говорящий — сообщение — слушающий (говорящий - слушающий).
Начиная с В. фон Гумбольдта, лингвисты (Дж. Остин, Г. Грайс, М. Халлидей) подчеркивали, что высказывание соотносится с определенной ситуацией (контекстом) и что свободных от контекста фраз не существует. Следовательно, высказывание имеет не только референтное значение, но и социально-контекстуальное, понимаемое в определенной ситуации общения [Резуненко 2007].
Н.И. Формановская отмечает, что «общее понятие «ситуация» истолковывается как положение, обстановка, совокупность обстоятельств. Всякое общение, производство и восприятие текстов - дискурсов происходит в социальной ситуации. Социальные обстоятельства предопределяют существование типичных сфер общения, таких как общественно-политическая, культурно-историческая, научная, образовательная, производственная, административно-юридическая, деловая, религиозная, обиходно-бытовая и другие сферы. В отличие от денотативной ситуации, формирующей семантическую структуру предложения, коммуникативная ситуация характеризует обстоятельства общения в целом, его стимулы, его участников» [Формановская 2007].
И.А. Стернин, занимаясь проблемой взаимодействия русского и финского коммуникативного поведения, разработал теоретический аппарат, с помощью которого можно описать коммуникативное поведение вообще и коммуникативную ситуацию, в частности. И.А. Стернин вводит два синонимичных понятия, характеризующих ту или иную ситуацию общения: «стандартная коммуникативная ситуация» и «коммуникативная сфера». Под стандартной коммуникативной ситуацией понимается «типовая, повторяющаяся коммуникативная ситуация, характеризуемая использованием стандартных речевых средств (знакомство, приветствие, прощание, извинение, соболезнование и другие)». Под коммуникативной сферой (в широком смысле это и есть коммуникативная ситуация) понимается «область действительности, в которой коммуникативное поведение человека имеет относительно стандартизованные формы (общение с незнакомцем, общение с коллегами, общение в школе и ВУЗе, общение в транспорте, поликлинике, ресторане и кафе и так далее)» [Стернин 2000: 4-20].
Так как речевая коммуникация функционирует в рамках коммуникативной ситуации, то коммуникативную ситуацию можно трактовать как «ситуацию речевого общения двух и более людей». Коммуникативная ситуация имеет определенную структуру. Она состоит из следующих компонентов:
1) говорящий (адресант);
2) слушающий (адресат);
3) отношения между говорящим и слушающим;
4) тональность общения (официальная - нейтральная - дружеская -агрессивная);
5) цель;
6) средство общения (язык или его подсистема - диалект, стиль, а также паралингвистические средства - жесты, мимика);
7) способ общения (устный - письменный, контактный - дистантный);
8) место общения.
Это - ситуативные переменные. Изменение значений каждой из этих переменных ведет к изменению коммуникативной ситуации и, следовательно, к варьированию средств, используемых участниками ситуации, и их коммуникативного поведения в целом.
Коммуникативная ситуация складывается из четырех элементов:
1) обстоятельств действительности (обстановка), в которых осуществляется коммуникация;
2) отношений между коммуникантами (субъективно - личность собеседника);
3) речевого побуждения;
4) реализации самого акта общения, создающего новое положение, стимулы к речи.
Вслед за Е.Ф. Тарасовым, мы считаем, что любой коммуникативный процесс состоит из коммуникативных событий, объединенных единой задачей, местом и временем (лекция, презентация фирмы, экзамен и тому подобное). В свою очередь, события распадаются на менее крупные единицы коммуникации - коммуникативные акты. Поэтому «коммуникативная ситуация» может быть заменена синонимичным понятием «коммуникативное событие», то есть локализованная в пространстве и во времени коммуникативная деятельность.
Комплексный подход: комментирование; парафразирование; упрощение и сценарно-фреймовый анализ
Отметим, что «выявление скрытых когнитивных процессов происходит через интерпретацию метасмысла в дискурсе, через словесное заполнение лакун в тексте, через вербализацию всего того, что подразумевается, стоит за словами» [Шляхов 2010].
В данной части работы мы опираемся на экспланаторные практики, легшие в основу интерпретации косвенных речевых актов. Важно отметить, что традиционная (классическая) лингвистика не занималась изучением метасмысла в дискурсе, однако современная прагмалингвистика, направленная на изучение человека и его речи, реализуемой в конкретных ситуациях общения, способствовала реализации развития науки о речевом общении. При этом исследователь-лингвист опирается на такой механизм дискурс-анализа, как языковая рефлексия.
Количество представленных методик, на наш взгляд, является достаточным для описания основных сценарных форм общения, с целью интерпретации речевого поведения в коммуникативной ситуации речевого воздействия, в которой функционируют такие косвенные агрессивные речевые акты, как иронические высказывания и намеки.
Перечислим универсальные практики, легшие в основу интерпретации косвенных речевых актов.
1. Комментирование является лингвистической процедурой, направленной на привлечение паралингвистической информации, а также информации справочного, страноведческого и общелингвистического характера (использовании иносказаний, идиоматики). За счет данной процедуры привлекаются дополнительные сведения для прояснения смысла словесной информации, т.е. вывода на поверхность скрытых смыслов, вербализация того, что подразумевается.
2. Парафразирование направлено на передачу коммуникативных событий через их описание, в частности, для того, чтобы обозначить речевые акты, показать цели говорящих и прочее. Данная процедура делакунизирует текст, применяется для того, чтобы простыми словами передать смысл слов, которые помещены в коммуникативное пространство. Отметим, что «парафразирование, то есть прояснение смысла сказанных слов, является одним из основных способов толкования речевых актов/действий. Схема этих когнитивных действий такова: Собеседник, сказав эти слова, имел в виду (хотел сказать) то-то и то-то [Шляхов 2010: 23].
3. Упрощение направлено на «очищение» фрейма или сценария от второстепенных компонентов коммуникативного пространства, от всего того, что говорящие привносят в речевую среду, на поиск архетипов в текстах, на создание модели ситуации речевого взаимодействия.
4. Сценарно-фреймовый анализ иносказаний направлен на определение прагматической функции иносказания. Основная цель данной практики заключается в выявлении метасмысла высказывания, поэтому исследователи стремятся описать параметры ситуации общения или отрезка коммуникативной действительности, роли говорящих, их цели в общении, пресуппозиции, мотивы, влияющие на выбор и оформление словесных произведений и т.п. В нашем случае выявляются конвенции, правила использования скрытой агрессии.
Обратимся к примерам, чтобы показать своеобразие каждой приведенной выше практики, «проведя» эпизод, содержащий ироническое высказывание, а также эпизод, содержащий намек, через четыре экспланаторные процедуры.
В романе В. Войновича «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина» читаем:
... Тетя Поля все замечала.
- И кого ты боишься? - спрашивала она. - Ведь во всем районе никого нет страшнее тебя. - Вы, тетя, -укорял он ее, - все назад смотрите, а надо смотреть вперед.
-Да ты, я вижу, догляделся, -усмехалась тетка, - что и под лавку зыркаешь никто ль не сидит.
Иной раз она вдруг спрашивала с невинным видом:
- Ну что? Сколько замордовали народу за истекший отчетный период?
-Да тише вы! - шипел он на нее и оглядывался. А потом, вздыхая, сокрушенно качал головой. - Не наши у вас взгляды, тетя.
-Дауж не ваши! — соглашалась она охотно.
- Вы же знаете, тетя, что я туда попал случайно, — говорил он, но тетка не верила.
- Случайно туда знаешь, как попадают: вот так! — И тетка красноречиво делала «руки назад» [Войнович 2010: 427].
Затем он сказал, что поведение Ревкина последнее время его несколько беспокоит.
- Мне не очень понятно, - сказал он, - что вы так выступаете против этого несчастного Миляги, ведь он, собственно говоря, уже покойник, а вы... а вы еще нет. -Фигурин широко улыбнулся. - У вас с ним личные счеты?
- У меня ни с кем личных счетов нет, - резко сказал Ревкин, - а погиб Миляга не как герой, а как предатель. Я сам был тому свидетелем.
- А вы поменьше обращайте внимание на слухи. Мало ли что кто говорит, и мало ли у кого какой череп. В конце концов, мы можем ваш череп положить вместо его черепа, а еще чей-то череп вместо вашего черепа, незаменимых черепов у нас, как известно, нет [Войнович 2010: 510-511].
Отметим, что при интерпретации конкретной коммуникативной ситуации, содержащей иносказание, представленные практики используются, как правило, комбинировано, так как для изучения «живой» коммуникации необходимо учитывать несколько параметров коммуникативного пространства, компонентов сценария, в рамках которого разворачиваются коммуникативные события. Это и пресуппозиционные (экстралингвистические) данные, и интенции говорящего (желание коммуниканта сказать что-либо или наоборот скрыть), и возможная реакция слушающего (его стремление поддержать общение или прервать) и т.д.
При помощи названных экспланаторных практик мы выявляем скрытые смыслы высказывания. Вектор их действия следующий:
- «выпрямление» непрямой коммуникации и указание на то, что имеет в виду говорящий;
- описание фрейма, в котором видны роли, цели говорящих, описывается эффект слов, а также реакции собеседников на них.
В данной части работы на конкретных примерах мы рассмотрели способы интерпретации косвенных агрессивных речевых актов, используя четыре экспланаторные практики: комментирование; парафразирование; упрощение и сценарно-фреймовый анализ. Данные практики будут использованы при интерпретации иронических высказываний и намеков в практической части исследования.
Намеки в функции речевой агрессии
Как известно, существуют разные способы косвенного выражения смысла, намек является одним из них. Намеками передают косвенную информацию, мы считаем, что он является одним из приемов имплицитного речевого воздействия. Что же понимается под намеком? В словаре СИ. Ожегова и Н.Ю. Шведовой намек трактуется как «слова (а также жест, поступок), предполагающие понимание по догадке» [Ожегов, Шведова 1992], а также как «слово или выражение, в котором мысль высказана неясно, не полностью и может быть понята только по догадке» [Словарь русского языка 1986].
Отметим, что особенность высказываний, содержащих в себе намек, заключается в том, «что они имеют на поверхностном уровне две равно возможные интерпретации, при этом только одна из них по замыслу говорящего является подлинным смыслом данного высказывания» [Шатуковский 2004].
Вслед за Стросоном, мы считаем, что «суть намека заключается в том, что слушающий должен подозревать (не более того) наличие определенного намерения, например, намерения вызвать или раскрыть определенное убеждение. Намерение, которое имеет человек говорящий намеками, по существу своему не предназначено к открытому узнаванию» [Стросон 1986: 144]. Поясним, что смысл намека всегда завуалирован, поэтому слушающему нужно использовать приемы экспланации, чтобы прояснить смысл сказанных слов, т.е. представить некоторые обстоятельства общения, которые привели к использованию намеков. Например, если говорят, что такая-то пользуется успехом у мужчин, что ее расположение легко завоевать, в данном случае намекают либо на то, что не потребуется больших усилий, чтобы сблизиться с некой женщиной «легкого поведения»; либо же осуждают поведение этой женщины.
И.М. Кобозева в работе «Категории интенциональности и когнитивности в современной лингвистике» предлагает следующую схему для экспликации намекания: Говорящий (Г) намекает слушающему (С) на информацию (И) посредством текста (Т); Г имеет намерение сообщить С некоторую И («интенциональность»); Г использует для этого Т («вербальность»), буквальный смысл которого не равен И («косвенность»), потому что Г не может или не хочет выразить И буквально («обоснованность»); Г полагает, что С может вывести И из Т («выводимость»), причем для этого С должен проделать нетривиальные мыслительные операции («нетривиальность») [Кобозева http://pi.sfedu.ru/pageloader.php?pagename=resources/for_linguists/kobozeva: 21-22]. Очевидно, И.М. Кобозева имеет в виду дополнительные когнитивные операции, помогающие уяснить смысл намеков. Для этого выбирается наиболее приемлемый смысл, вложенный говорящим в слова, исходя из знания о предмете разговора, о том, что послужило причиной, побудившего говорящего использовать намеки, т.е. все экстралингвистические факторы, повлиявшие на коммуникацию вообще.
Процедура намекания является достаточно сложной практикой, так как требует определенных усилий как от говорящего, так и от слушающего. Говорящий должен таким образом скрыть (завуалировать) информацию, чтобы слушающий, обладающий общими фоновыми знаниями со своим собеседником, прибегая к процедуре декодирования, смог вывести исконный смысл, содержащийся в словах говорящего.
Важно отметить, что если рассматривать намек с позиции когнитивно-коммуникативной парадигмы, то на первый план выходит его воздействующий потенциал, т.е. под намеком мы понимаем тактику скрытого речевого воздействия, сопровождающую стратегию доминирования. Смысл намека всегда выражен косвенно и может быть декодирован при условии привлечения экспланаторных практик.
Поясним, что в процессе коммуникации, говорящий прибегает к намеканию с целью влияния на эмоции, поведение собеседника, либо с целью изменения его мнения о том или ином объекте/субъекте. При этом важно помнить, что говорящий по каким-то причинам не желает эксплицировать свое желание, показывать свою заинтересованность, что и является главным фактором обращения к намекам.
В намеки, как и в другие иносказания, нередко вплетается ирония. Например, рассмотрим следующую ситуацию: мать адресует свое сообщение сыну, который никак не займется чтением литературы, которую нужно освоить за лето: «Я смотрю, ты ждешь - не дождешься окончания лета, чтобы скорее сесть за школьную скамью. А кто будет читать заданную на лето литературу?». В процессе интерпретации высказывания мы понимаем, что намек сопровождается иронией, так как матери известно, что сыну претит мысль о том, что скоро лето закончится и придется ходить в школу. Нетрудно установить отношение сына к учебе. Декодируя данное высказывание, получаем следующий смысл: «Я тебя понимаю, тебе не хочется заниматься, но должна напомнить о том, что вне зависимости от твоего желания список необходимой литературы нужно изучить сейчас, иначе ты будешь неуспевающим в школе».
Переходя к интерпретации, отметим, что мы не ставили перед собой цели представить классификацию намеков, так как подобные исследования существуют (см. работы И.М. Кобозева и Н.И. Лауфер (1988)), более того в данном исследовании мы не затрагиваем вопрос, связанный с интенсивностью намекания. Основную задачу мы видим в том, чтобы показать, на какие сферы сознания и эмоции слушающего направлены слова говорящего, а также, какие дополнительные агрессивные речевые действия содержатся в том или ином случае намекания, так как мы рассматриваем намек как агрессивный речевой акт в контексте непрямой коммуникации.
Особый интерес представляют результаты сопоставительного анализа иронических высказывания и намеков в плане выражения. Например, рассмотрим две коммуникативные ситуации, в которых реализуются ирония и намек.
1. Из дружеского разговора: «Правильно, так и надо поступать: покупать новую машину и молчать...»
2. Из дружеского разговора: «Кое-кто купил новую машину... И молчит...»
Поясним: в первом случае под якобы одобрительной интонацией скрывается ирония, так как с точки зрения обыденной картины мира с друзьями нужно делиться своими радостями и горестями. Переводя данное высказывание из регистра косвенной коммуникации в прямую, получаем следующую информацию: «Ты приобрела новый автомобиль, но почему-то это скрыла. Странно. Я считаю, что с друзьями нужно быть более откровенной».
Во втором случае мы говорим о намеке, который репрезентируется в первую очередь через неопределенно-личное местоимение «кое-кто». Предполагается, что слушающему известно о ком идет речь, говорящий целенаправленно акцентирует внимание на якобы неизвестной личности, но так как данная беседа происходит между двумя участниками, то слова говорящего адресованы собеседнику, в том числе и сам намек: «Я осведомлен, что ты приобрел новый автомобиль, но по каким-то причинам это скрываешь. Я не одобряю твоей позиции...».
В процессе трактовки иронии собеседник/читатель занят тем, чтобы понять, почему правильно оформленные высказывания звучат нелепо, а намеки можно понять, если привлечь нужную информацию для заполнения лакун в сообщении. Например, чтобы понять смысл намека во фразе «Придут в клуб некоторые, накурят, насорят, а ты убирай» следует установить, кто такие эти «некоторые», потому что остальная информация известна собеседнику: ясно, что речь идет о том, что в клубе ведут себя не так, как хочется говорящему, что он недоволен тем, что ему приходится убирать мусор и т.п. Если собеседник не знает, о ком идет речь, то согласно логике развития речевого сюжета слушающий может задать вопросы типа: «Кого ты имеешь в виду? Кто же так себя ведет?» и прочее.
Итак, в намеках не сложно обнаружить языковые средства, выражающие категорию неопределенности. К ним мы относим:
1. Неопределенные местоимения некоторый, некий:
А). В частности, местоимение некоторые обслуживает намеки по поводу поведения людей, чьи действия или образ мыслей осуждается говорящим.
Некоторые спят и видят, как бы прогулять уроки.
Некоторые думают, что они умнее всех.
Некоторые особенности поведения этого человека просто шокируют.
На некоторые упреки я не обращаю внимания.
Некоторые нувориши уже давно живут в Лондоне. Местоимение некоторые используется также для указания на объект, которого кет нужды называть, поскольку его без труда может определить участник общения.
Ирония по поводу поступков, действий собеседника (апеллятивная функция высказывания)
Ты как всегда вовремя (из разговора в школьной среде).
Параметры общения: Учитель обращается к ученику, который часто опаздывает на занятия.
В данном случае ирония выявляется в процессе «прочитывания наоборот», под ложной похвалой скрывается упрек. Если мы декодируем это ироническое высказывание, переведя его в плоскость прямой коммуникации, то получим следующую информацию: «Я недовольна твоим поведением, твои опоздания приобрели хронический характер, из-за которых срывается учебный процесс».
Говорящий стремится изменить поведение собеседника, изменить стереотип поведения. Поясним, что эту же функцию выполняют высказывания типа: 1. (Об ученике, положившем голову на стол). Говорят, что можно усваивать знания во сне. Этот прием усвоил успешно наш Иванов (Петров). 2. (Об ученике, который повернулся спиной к учителю). Посмотрите все, вот как нужно сидеть в классе! 3.(0 невнимательном ученике). Наш Петров — пример внимания на уроке!
В процессе интерпретации данного высказывания мы прибегали к следующим экспланаторным практикам: комментирование; упрощение и парафразирование.
Щедрость наших родителей не знает границ, сдали на подарок учительнице по 50 рублей (из разговора в школьном коридоре).
Параметры общения: Две учительницы беседуют после педсовета.
В представленном случае ирония выявляется в процессе «прочитывания наоборот»: под щедростью подразумевается скупость; под якобы положительной оценкой - обвинение в жадности. Переводя данное высказывание из косвенной коммуникации в прямую, получаем следующую информацию: «Родители учеников 4 «Б» класса очень скупы, так как сдали на подарок классному руководителю сущие копейки, за которые невозможно купить достойный подарок. Как им не стыдно!».
В процессе интерпретации данного высказывания мы прибегали к следующим экспланаторным практикам: комментирование; упрощение и парафразирование.
Так с ними, с женщинами, и надо поступать. Сказать пару ласковых слов и уйти с гордо поднятой головой (из разговора в транспорте).
Параметры общения: Мужчина обругал в транспорте, в давке, женщину.
В данном ироническом высказывании содержится насмешка: бесспорно, под маской «похвалы» скрывается осуждение. Декодируя высказывание, приходим к заключению: «Некто X в транспорте, в давке, повел себя очень грубо с женщиной: толкнул, а впоследствии еще и нагрубил, повысив голос. Такие действия вызвали осуждение со стороны окружающих».
Говорящие осуждают действия 3-го лица, считая их недопустимыми: мужчина вести себя так не должен.
В процессе интерпретации данного высказывания мы прибегали к следующим экспланаторным практикам: комментирование и сценарно-фреймовый анализ.
Наверное, вы мастер спорта по бегу (из разговора в очереди).
Параметры общения: Речь обращена к человеку, который в вестибюле метрополитена бросился всех опережать и первым добежал к окошку кассы.
В данном ироническом высказывании под внешним «восхищением» скрывается осуждение. Декодируя представленное высказывание, получаем следующую информацию: «Вы повели себя опрометчиво: все стоящие в очереди спешат, однако никто не ведет себя подобным образом. Никто не вправе нарушать не писаные правила поведения».
Говорящий стремится изменить поведение собеседника, повлияв на его действия.
В процессе интерпретации данного высказывания мы прибегали к следующим экспланаторным практикам: комментирование; упрощение и парафразирование.
Обратимся к примерам, где ирония представлена в больших по объему текстах, таких, например, как в «Театральном романе» М.А. Булгакова.
Параметры общения: Отметим, что автора романа «просвещает» опытный актер театра Бомбардов, сообщает ему о тайных пружинах театральной жизни, об интригах, о странных случаях и закулисных «играх». Бомбардов рассказывает о забавном случае, приключившемся с одним из актеров трупы, Герасимом Николаевичем, у которого была неизлечимая болезнь, возобновляющаяся странным образом в период летних отпусков, в момент напряженной работы театральной трупы.
Перед этим рассказывалось о том, что Герасим Николаевич смертельно заболел, его отправили в Швейцарию к знаменитому профессору Кли, находясь на лечении у которого он выздоровел, после нескольких уколов.
- Да, это поразительно! - заметил я. - Я все-таки не понимаю, как же это он выкрутился!
- В этом-то и есть чудо, - ответил Бомбардов, - оказывается, что под влиянием первого же впрыскивания саркома Герасима Николаевича начала рассасываться и рассосалась!
Я всплеснул руками.
- Скажите! - вскричал я. - Ведь этого никогда не бывает!
- Раз в тысячу лет бывает, - отозвался Бомбардов и продолжал: - Но погодите, это не всё. Осенью приехал Герасим Николаевич в новом костюме, поправившийся, загоревший - его парижские врачи, после Парижа, еще на океан послали. В чайном буфете прямо гроздьями наши висели на Герасиме Николаевиче, слушая его рассказы про океан, Париж, альпийских врачей и прочее такое. Ну, пошел сезон как обычно, Герасим Николаевич играл, и пристойно играл, и тянулось так до марта... А в марте вдруг приходит Герасим Николаевич на репетицию «Леди Макбет» с палочкой. «Что такое?» - «Ничего, колет почему-то в пояснице». Ну, колет и колет. Поколет - перестанет. Однако же не перестает. Дальше - больше... Бессонница, спать на спине не может. Начал худеть на глазах. Ну, к доктору, конечно. И вообразите.
Бомбардов сделал умело паузу и такие глаза, что холод прошел у меня по спине.
- И вообразите... доктор посмотрел его, помял, помигал... Герасим Николаевич говорит ему: «Доктор, не тяните,... говорите - она?» Она!! - рявкнул хрипло Бомбардов...
- Саркома возобновилась! Бросилась в правую почку, начала пожирать Герасима Николаевича! ...Репетиции к черту, Герасима Николаевича - домой. Ну, на сей раз уж было легче. Теперь уж есть надежда. Опять в три дня паспорт, билет, в Альпы, к Кли. Тот встретил Герасима Николаевича как родного. Еще бы! Рекламу сделала саркома Герасима Николаевича профессору мировую! Опять на веранду, опять впрыскивание - и та же история! Через сутки боль утихла, ... а через три просится у Кли - нельзя ли ему в теннис поиграть! Что в лечебнице творится, уму непостижимо. Больные едут к Кли эшелонами! ... Кли, на что сдержанный иностранец, расцеловался с Герасимом Николаевичем троекратно и послал его, как и полагается, отдыхать, только на сей раз в Ниццу, потом в Париж, а потом в Сицилию.
И опять приехал осенью Герасим Николаевич, - мы как раз вернулись из поездки в Донбасс, - свежий, бодрый, здоровый, только костюм другой, в прошлую осень был шоколадный, а теперь серый в мелкую клетку. Дня три рассказывал о Сицилии и о том, как буржуа в рулетку играют в Монте-Карло. Говорит, что отвратительное зрелище. Опять сезон, и опять к весне та же история, но только в другом месте. Рецидив, но только под левым коленом. Опять Кли, опять на Мадейру, потом в заключение - Париж.
Но теперь уж волнений по поводу вспышек саркомы почти не было. Всем стало понятно, что Кли нашел способ спасения. Оказалось, что с каждым годом под влиянием впрыскиваний устойчивость саркомы понижается, и Кли надеется и даже уверен в том, что еще три-четыре сезона, и организм Герасима Николаевича станет сам справляться с попытками саркомы дать где-нибудь вспышку. И действительно, в позапрошлом году она сказалась только легкими болями в гайморовой полости и тотчас у Кли пропала. Но теперь уж за Герасимом Николаевичем строжайшее и неослабное наблюдение, и есть боли или нет, но уж в апреле его отправляют.
