Содержание к диссертации
Введение
Глава I Речевые проявления повествователя как повествовательной инстанции 18
1.1. Повествователь в повествовании от 1-го лица 18
1.1.1. Повествователь-вспоминающий:
повествующее «я» и повествуемое «я» 20
1.1.2. Повествователь-«наблюдатель»: особенности речевой организации 34
1.2. Речевые проявления повествователя и персонажа в субъективированном повествовании от 3-го лица 42
1.3. Речевые проявления повествовательных инстанций в свободном косвенном дискурсе 49
Глава II Речевое взаимодействие повествовательных инстанций: повествователь и персонаж 61
2.1. Двусубъектность 61
2.1.1. Перцепция как отражение восприятия персонажа в речи повествователя 62
2.1.2. Редактирование как речевая и содержательная обработка повествователем мыслей персонажа 66
2.1.3. Интроспекция как отражение внутреннего мира персонажа в речи повествователя 70
2.1.4. Субъективированная речь повествователя 75
2.1.5. Цитирование как «вкрапление» голоса персонажа в речь повествователя 77
2.2. Смена повествовательных инстанций 78
2.2.1. Смена повествовательных инстанций: речевое взаимодействие перволичного и третьеличного повествователя 78
2.2.2. Смена повествовательных инстанций: несобственно-прямой диалог персонажа и повествователя 83
2.2.3. «Размывание» границ речевых партий персонажей/повествователя при смене повествовательных инстанций в полифоническом СКД 85
2.2.4. Повествователь-персонаж: смена типа повествователя 95
2.2.5. Смена повествовательных инстанций: взаимодействие прямой речи героя и ремарок повествователя 101
Глава III Речевые проявления автора как повествовательной инстанции 107
3.1. Автор в произведении 107
3.2. Признаки проявления авторского сознания в тексте 112
3.3. Доминанты мировидения автора 115
3.4. Речевые средства выражения авторского сознания 125
3.4.1. Прямая речь персонажа как средство реализации тактической интенции автора 125
3.4.2. Повтор ключевого слова в речевых партиях разных персонажей... 131
3.4.3. Литературные штампы как характеристика сознания персонажа... 133 3.4.5. Изменение речевого строя героя 136
3.4.5. Дублирование фрагментов с разными стилистическими нагрузками как средство выражения замысла автора 138
3.4.6. Несовпадение точек зрения как средство выражения авторского сознания 141
3.4.7. Устойчивые детали внешнего облика персонажа 146
Заключение 154
Библиографический список 158
Введение к работе
Современная литература характеризуется развитием и видоизменением традиционных повествовательных форм, что вызывает научный интерес к изучению этих явлений, в том числе и с лингвистической точки зрения. Формы повествования, как известно, давно и плодотворно изучаются лингвистами (Атарова, Лесскис 1976; Атарова, Лесскис 1980; Одинцов 1980; Барт 1987; Долинин 1985; Чернухина 1984; Кожевникова 1994; Мельничук 2002), но в последнее время стало особенно актуальным. Так, в 1995 году Е.В. Падучевой было предложено особое название для ветви лингвистики, изучающей «формальные правила извлечения из повествовательного текста всей той семантической информации, которую получает из него человек как носитель языка» [Падучева 1995, с. 39 - 48] - лингвистика нарратива. Объектом исследования в лингвистике нарратива является художественный текст, передающий информацию о реальных или вымышленных событиях, происходящих во временной последовательности [Попова 2001, с. 88], а смысл текста может быть раскрыт в результате лингвистического анализа, без которого не должны обходиться ни теория литературы, ни литературная критика, что отмечают многие исследователи (Гальперин 1981; Купина 1983; Кухаренко 1988; Лукин 1999; Реферовская 1983; Тураева 1986 и многие другие).
В современной лингвистике нарратива различаются следующие формы повествования:
1. традиционный нарратив: «повествовательная форма, при которой залогом композиционной целостности текста служит сознание повествователя». В традиционном нарративе, в свою очередь, выделяются:
а) перволичная форма. Общее значение 1-личной формы - она всегда указывает на наличие персонифицированного повествователя, находящегося в том же повествовательном мире, что и другие персонажи. Повествователь подчинен тем же законам, что и персонажи; существует презумпции
автобиографичности и достоверности, заданные структурой повествовательной формы. Кроме того, важнейшей семантической особенностью 1-личной формы повествования является возможность раскрыть субъективность взгляда на мир. [Атарова, Лесскис 1976]. Другие исследователи называют такую форму повествования субъективированной, при которой «персонаж-повествователь» не отстранен от изображаемого, является центром произведения, непосредственным действующим лицом [Чернухина 1977].
б) аукториальная форма, иначе - нарратив 3-го лица; повествователь экзегетический, не принадлежащий миру текста [Падучева 1996]. Специфической семантикой третьеличной формы является вымысел, полнота изображения внешнего и внутреннего мира, объективность [Атарова, Лесскис 1980]. Другое название этой формы — объективированное повествование, при котором повествователь является всезнающим: «ему «известны» все особенности состояния персонажей; теоретически он может единолично передать всю содержащуюся в тексте информацию [Чернухина 1977].
2. свободный косвенный дискурс, в котором повествователь — во всем тексте или в существенных его фрагментах — отсутствует или играет пониженную роль в композиции. Если в традиционном нарративе аналогом говорящего является повествователь, то в СКД эту роль выполняет персонаж. Персонаж вытесняет повествователя. [Падучева 1996].
Кроме того, исследователи отмечают существование особой формы повествования, промежуточной между СКД и традиционным нарративом, которая получила название персонального стиля [Падучева 1996]; персональной повествовательной ситуации , «система рассказа (...), когда автор подстраивается к персонажу, переносит в его сферу свою точку зрения, но при этом оформляет ее своей речью, на «своем» языке. Это не исключает, а, наоборот, предполагает сильную экспрессивную окраску иных речений, исходящих как бы от самого персонажа» [Манн 1992, с. 55]. В этой особой форме повествования границы между речью повествователя и речью персонажа
перестают быть отчетливыми. Повествователь и персонаж противопоставлены как разные субъекты речи, но существует целый спектр разных возможностей частичного или полного снятия этой дистанции [Степанов 2002].
В диссертации для обозначения такой формы повествования, где восприятие персонажа является фильтром, пропускающим изображаемое, используется термин субъективированное повествование от 3-го лица. При этом в тексте возникает субъектная интерпретация персонажа, который назван персонажем-субъектом [Чернухина 1977, с. 141 - 146]. Как только в тексте появляется категория персонажа-субъекта, начинают «работать» известные логические ограничения, «подобные тем, которые действуют при субъективированном изложении. Персонаж-субъект, как и персонаж-повествователь, располагает информацией о себе, но не о состоянии других персонажей» (выделено нами - К.Щ.) [Чернухина 1977, с. 141 - 146]. Если восприятие персонажа, его мироощущение является центром, организующим повествование, то такого типа повествование, несомненно, относится к субъективированному; тем более, что «в книгах современных авторов сближение рассказчика и персонажа-субъекта достигает большей степени, чем это мы наблюдаем у классиков» (выделено нами. К.Щ.) [Чернухина 1977, с. 142 - 143]. Персонаж является уже не объектом изображения, а активным изображающим и повествующим субъектом, и введение точки зрения персонажа в речь повествователя ведет к субъективации повествования [Степанов 2002]. Сущность же субъективированного повествования заключается в том, что «словом повествователя персонаж вводится как субъект сознания» [Степанов 2002, с. 24].
Таким образом, происходит субъективация повествования. В канонической повествовательной ситуации функции повествователя и персонажа четко разведены и противопоставлены: первый всегда выступает в качестве субъекта повествования, второй - только в качестве объекта повествования; личность, сознание второго по отношению к сознанию повествователя всегда выступает как предмет рассмотрения, сознание самого
повествователя - как рассматривающая данный предмет инстанция [Падучева 1996]. В субъективированном же повествовании в речи повествователя присутствует другое сознание, сознание персонажа/персонажей, «уже не в качестве объекта изображения, а в качестве активного изображающего и повествующего субъекта, в качестве соавтора описания действительности, повествования о ней и ее оценки» [Степанов 2002, с. 22 - 23]. Тем самым, если в канонической повествовательной ситуации персонаж «выступает лишь как персонаж действующий (как предмет речи повествователя) и персонаж говорящий (как автор принадлежащей ему прямой речи), то в субъективированном повествовании он выступает еще и как персонаж ощущающий, чувствующий и, возможно, мыслящий (совместно с повествователем и в речевых формах последнего)» [там же, с. 22 - 23].
Для современной прозы, даже и организованной как традиционный нарратив, характерна размытость, тяготение к «двуслойности», двусубъектности, т.е. совмещению в одном фрагменте текста и речи повествователя, и речи персонажа. «Двуслойность» ведет к субъективации повествования. Субъективированное повествование может быть реализовано в трех разновидностях:
1. перволичная форма
2. СКД
3. субъективированное повествование от 3-го лица1.
В диссертации рассматриваются все три вида субъективированного повествования.
Каждая из этих форм повествования обладает определенными речевыми особенностями выражения повествователя и персонажа: «свободный переход от одного лица к другому, невыделенная прямая речь, неразличение прямой и косвенной речи, наличие собственно внутренней речи, выраженной с помощью несобственно-прямой, и др.» [Ахметова 2003, с. 22]. Субъективированному
повествованию свойственна такая субъектно-объектная структура, которая «ведет к нечеткому разграничению авторской и персонажной речи, что создает условия для формирования таких сложных форм, как внутренняя речь персонажа, несобственно-авторская речь («свободный косвенный дискурс» в терминологии Е.В. Падучевой), сказ и т.п.» (выделено нами. К.Щ.) [Дымарский 1999, с. 190].
Наиболее характерное речевое явление для субъективированного повествования - несобственно-прямая речь. «Она не принадлежит целиком речи автора и в то же время не принадлежит целиком речи героя. Иначе говоря, мы имеем в одних и тех же словах, в словосочетаниях совпадение двух речевых планов, двух речевых стихий (...) Это та самая «субъективная многопланность повествования», о которой писал академик В.В. Виноградов, то есть такое явление, когда повествование беспрестанно перемещается из сферы сознания одного персонажа в сферу сознания другого персонажа, когда события описываются сквозь призму восприятия того или иного действующего лица» (выделено нами. К.Щ.) [Ковтунова 1953, с. 20]. Сущность несобственно-прямой речи, считает К.А. Долинин, заключается в «смешении в одном высказывании двух голосов, двух речевых манер, двух точек зрения (...) транспозиция лица и времени как будто подчиняет первоначальную речь оптике повествователя: «я» субъекта первоначальной речи (персонажа) превращается в «он», а его настоящее — в прошедшее, каковым оно является с точки зрения передающего субъекта; однако коммуникативное содержание первоначального высказывания, присущий ему субъективный отпечаток, не снимается и не объективируется, а хотя бы частично сохраняется в первоначальном виде» [Долинин 1985, с. 232]. Проблемы авторского и «чужого» слова отражены также в работах В.Н. Волошинова, Б.Н. Успенского, М.М. Бахтина, Н.А. Кожевниковой, И.И. Ковтуновой и др.
Повествовательное произведение отличается сложной коммуникативной структурой, состоящей из авторской и нарраторской коммуникаций. К этим двум конститутивным в повествовательном произведении уровням добавляется
факультативный третий, в том случае, если повествуемые персонажи, в свою очередь, выступают как повествующие инстанции [Шмид 2003]. Повествовательные инстанции рассматриваются также и в других работах, в частности, в монографии О. А. Мельничук [Мельничук 2002]. Как повествовательные инстанции в диссертации рассматриваются:
повествователь
персонаж
автор. В диссертации отдельно рассматриваются речевые проявления двух повествовательных инстанций - повествователя и автора, а также речевое взаимодействие повествователя и персонажа как характерное для современной субъективированной прозы.
Повествователь в современной лингвистике трактуется с разных точек зрения. Так, в частности, выделяются 4 основные позиции повествователя в тексте [Долинин 1985]:
1.1. Повествователь, не противопоставленный автору (аукториальный повествователь), находится вне фабульного пространства;
1.2. Повествователь, не противопоставленный автору, находится внутри фабульного пространства, в центре его (подтип «а» - если это не главный герой, то центральный персонаж) или на периферии — «б» (не столько действующее лицо, сколько свидетель).
ИЛ. Повествователь, противопоставленный автору, т.е. вымышленный рассказчик, находится вне фабульного пространства; ложный или подставной автор.
П.2. повествователь - вымышленный рассказчик находится внутри фабульного пространства, в центре его («а») или на периферии («б») [Долинин 1985, с. 185].
К.А. Долинин также указывает, что повествователь, находящийся на позиции 1.1, как и все персонажи, обозначается формами 3-го лица и находится «не только вне мира персонажей, но и над ним» [Долинин 1985, с. 186]. Из
вездесущности и всезнания повествователя проистекает «широта охвата фабульной действительности, возможность показа ее с разных точек зрения, свобода изменения пространственной, временной и психологической перспективы, свобода композиции» [там же].
Напротив, повествование типа II .2 - повествование от 1-го лица. «Фигура повествователя, заведомо не тождественного автору и не принадлежащего фабульному пространству, т. е. персонажа, раскрывающего свою собственную историю (или события, которые он сам наблюдал) - возникает как попытка обосновать правдоподобное повествование о частной жизни, которая в принципе скрыта от посторонних глаз» [Долинин 1985, с. 187].
Повествование типа ИЛ или Н.2 предполагает «критическое или, во всяком случае, отстраненное восприятие точки зрения повествователя - и его рассказ, и он сам являются объектами авторского изображения» [Долинин 1985, с. 192].
По своим особенностям повествователь также может быть:
а) персонифицированным — «когда он является одним из персонажей текста, т. е. входит в мир текста (...) это диегетический повествователь, принадлежащий миру текста» [Падучева 1996, с. 203]. Как правило, в диегетическом повествовании реализуются две позиции из классификации К.А. Долинина: 1.2 - повествователь, не противопоставленный автору, находится внутри фабульного пространства, и II. 2. - повествователь, противопоставленный автору, также находится внутри фабульного пространства.
б) не персонифицированным, «экзегетическим, не входящим во внутренний мир текста. Экзегетического повествователя называют еще имплицитным, поскольку это рассказчик, не называющий себя. Главное его свойство - то, что он не имеет полноценного существования ни в каком мире - ни в вымышленном, которому принадлежат герои, ни в реальном, которому принадлежит автор» [Падучева 1996, с. 203].
Помимо этого экзегетический повествователь разделяется на следующие типы:
1. всезнающий повествователь, который «не дает нам отчета об источниках своих знаний; он описывает внутренние состояния персонажей, пренебрегая тем, что они недоступны внешнему наблюдателю. Он обладает неограниченными возможностями изменения пространственной ориентации, возвращаясь в прошлое и забегая в будущее - свободно перемещаясь вперед и назад по оси времени» [Падучева 1996, с. 205].
2. прагматически мотивированный повествователь [Падучева 1996, с. 205], связанный - по соображениям правдоподобия - естественными ограничениями в изменении пространственной и временной ориентации, а также не имеющий возможности описывать внутренние состояния персонажей.
Как известно, помимо повествователя и персонажа в тексте присутствует еще одна повествовательная инстанция - автор. Реализация образа автора в прозе давно привлекает внимание исследователей (В.В. Виноградов, М.М. Бахтин, Н.А. Кожевникова, Ю.Н. Караулов, В.В. Одинцов, Б.О. Корман, Д.М. Поцепня, В. Шмид, О.А. Мельничук). Несомненно, что «от своей частной случайной личности автор должен освободить текст, но от своей общечеловеческой личности, от своей души ему нельзя отделить его. Без души человека - а только она является автором в эстетическом смысле - текст не существует в человеческой сфере, человека не касается» [Фрайзе 1996, с. 27].
Большинство исследователей отдельно рассматривают такие повествовательные инстанции, как автор и повествователь [Атарова, Лесскис 1976, с. 343-344]:
— автор - образ писателя в созданном им произведении, каким он возникает в сознании читателя на основании прочитанного текста.
— повествователь - образ рассказчика в произведениях.
«На уровне поверхностной структуры текста повествователь является аналогом автора (...). Функционально в каком-то смысле автор и повествователь оказываются тождественны. Однако повествователь находится
и действует в том же мире, что и остальные персонажи, тогда как автор, хотя он и задан в тексте произведения, стоит над персонажами, он как бы фигура другого повествовательного уровня» (выделено нами. К.Щ.) [Атарова, Лесскис 1976, с. 344].
Впервые приступил к разработке соответствующей концепции В.В. Виноградов в книге «О художественной прозе» [1930]. В поздней работе он определяет образ автора следующими словами: «Образ автора - это не простой субъект речи, чаще всего он даже не назван в структуре художественного произведения. Это - концентрированное воплощение сути произведения, объединяющее всю систему речевых структур персонажей в их соотношении с повествователем, рассказчиком или рассказчиками и через них являющееся идейно-стилистическим средоточием, фокусом целого» [Виноградов 1971, с. 118].
В период возрождения научного литературоведения в России в конце 50-х - начале 60-х годов идея внутритекстового автора была обновлена и развита в работах Борис Кормана. Исходя из теории «образа автора» В.В. Виноградова и опираясь на концепции М.М. Бахтина о диалогическом столкновении разных «смысловых позиций» в произведении, Б. Корман создал метод, называемый им «системно-субъектным», центральной частью которого является исследование автора как «сознания произведения». Подход Б. Кормана отличается от теорий его предшественников двумя существенными аспектами. В отличие от В.В. Виноградова, в работах которого «образ автора» носит облик стилистический, Б. Корман исследует не соотношение стилистических пластов, которыми автор, применяя разные стили, пользуется как масками, а взаимоотношение разных сознаний. Если М.М. Бахтин проблему автора разрабатывал преимущественно в философско-эстетическом плане, то Б. Корман сосредоточивается на исследовании поэтики. Для Б. Кормана автор как «внутритекстовое явление», то есть «концепированный автор», воплощается при помощи «соотнесенности всех отрывков текста, образующих данное произведение, с субъектами речи - теми, кому приписан текст (формально
субъектная организация), и субъектами сознания — теми, чье сознание выражено в тексте (содержательно-субъектная организация)» [Корман 1972, с. 120]. В «Экспериментальном словаре» Кормана сопоставляются биографический и «концепированный» автор:
«Соотношение автора биографического и автора-субъекта сознания, выражением которого является произведение (...) в принципе такое же, как соотношение жизненного материала и художественного произведения вообще: руководствуясь некоей концепцией действительности и исходя из определенных нормативных и познавательных установок, реальный, биографический автор (писатель) создает с помощью воображения, отбора и переработки жизненного материала автора художественного
(концепированного). Инобытием такого автора, его опосредованием является весь художественный феномен, все литературное произведение» [Корман 1992, с. 172-189]
Американский литературовед Уэйн Бут подчеркивал неизбежность субъективности автора, необходимость звучания его голоса в произведении: «Когда реальный автор пишет, он создает (...) подразумеваемый вариант «самого себя», который отличается от подразумеваемых авторов, которых мы встречаем в произведениях других людей. (...) тот образ, который создается у читателя об этом присутствии, является одним из самых значительных эффектов воздействия автора. Как бы автор ни старался быть безличным, читатель неизбежно создаст образ [автора], пишущего той или другой манерой, и, конечно, этот автор никогда не будет нейтрально относиться к каким бы то ни было ценностям» [Цитируется по: Шмид 2003, с. 46].
Таким образом, рассмотрение вопроса об авторском присутствии в художественном тексте, а также выявление речевых признаков проявления автора наряду с участием повествователя и персонажей остается актуальной задачей при анализе литературного произведения.
Вопрос организации повествования, повествовательных техник разных писателей также привлекал внимание исследователей. В этом аспекте
изучалось творчество А.П. Чехова (Чудаков 1971, Барлас 1991, Драгомирецкая
1991, Степанов 2002 и др.), Ф.М. Достоевского (Иванчикова 1996), И.А. Гончарова (Поспелов 1957), В.В. Набокова (Падучева 1996, Апресян 2000, Дымарский 2001 и др.), современных русских писателей (Рогова 1990, Рогова
1992, Ахметова 2003 и др.).
Материалом исследования послужили рассказы Т. Толстой, Л. Петрушевской, Л. Улицкой, произведения которых представляют современную прозу, отличаются разнообразными формами включения голосов повествователя, персонажей, их сложным переплетением и взаимодействием. Рассказы названных писателей, отражая российскую действительность и представляя современный русский язык, постоянно востребованы при обучении русскому языку не только русских, но и иностранных учащихся.
В исследовании анализируются рассказы, относящиеся к субъективированному повествованию, для которого характерно вытеснение «авторского субъективного начала и развитие повествования, передающего точку зрения персонажа и изображаемой среды. Открытое выражение авторского отношения к персонажам сменяется скрытым, а авторская субъективность - субъективностью персонажа» [Кожевникова 1994, с. 75]. Ю.Н. Караулов пишет о том, что «для современной прозы характерно совмещение нескольких точек зрения (выделено нами. К.Щ.), переплетение их на ограниченном пространстве текста: имеет место переход от явных форм присутствия повествователя в тексте к неявным» [Караулов 1992, с. 145 - 146]. Цельность текстов основана на сложном согласовании голосов разных персонажей друг с другом и с голосом повествователя, но и сам повествователь не является целостной структурой: происходит субъектное расслоение речевой сферы повествователя (подробный анализ которого и предполагается дать в работе). Таким осложнением повествования обуславливаются трудности в прочтении и понимании текстов, особенно студентами-иностранцами.
Большинство рассказов современных авторов относится к 1-личному повествованию, поскольку характерной чертой современной прозы является максимальное сближение повествователя и автора. Обращение к рассказам Т. Толстой, Л. Петрушевской, Л. Улицкой обусловлено тем, что в их творчестве, помимо 1-личного повествования, присутствуют и другие формы -субъективированное повествование от 3-го лица и СКД, отличающиеся особенно сложной речевой организацией.
Актуальность темы исследования определяется тем, что характерная для современной прозы субъективация повествования вызывает необходимость в анализе средств ее речевой организации с опорой на изучение субъектной структуры повествования. Речевые особенности повествователя, персонажа как повествовательных инстанций в субъективированном повествовании в произведениях названных авторов не исследовались. Такой анализ — важный компонент и прием интерпретации произведения в целом, дающий возможность глубже понять образы героев, повествователя, получить ключ к пониманию смысла произведения. Практика преподавания русского языка как иностранного с очевидностью доказывает необходимость специального обучения восприятию художественного текста: даже при сравнительно свободном владении языком иностранные учащиеся часто испытывают значительные трудности в понимании идейно-художественного смысла произведения.
Представляется актуальным и исследование эксплицирования автора в тексте, поиск речевых признаков его проявления как повествовательной инстанции.
Объектом исследования являлись текстовые фрагменты, в которых повествователь, персонаж, автор находят свое речевое воплощение, и те языковые явления, которые маркированы присутствием той или иной из названных повествовательных инстанций.
Предмет исследования - речевые особенности экспликации различных субъектов повествования, возможности их речевого взаимодействия,
специфика реализации в отдельных повествовательных формах (1-личное повествование, субъективированное повествование от 3-го лица, СКД).
Цель исследования - установить особенности речевого воплощения и специфику речевого взаимодействия разных субъектов повествования в тексте современного рассказа.
Этой целью определяются следующие задачи исследования:
1) проанализировать субъектное и связанное с ним речевое расслоение повествования в текстах рассказов,
2) установить речевое присутствие той или иной повествовательной инстанции в анализируемых фрагментах текста и целом тексте;
3) проанализировать формы и речевые особенности воплощения субъектов повествования в 1-личном повествовании, в субъективированном повествовании от 3-го лица и в СКД;
4) описать факторы, влияющие на речевое воплощение повествовательных инстанций;
5) выявить языковые явления, маркирующие исследуемый отрезок речи тем или иным субъектом повествования;
6) охарактеризовать возможные формы речи (прямая, косвенная, несобственно-прямая, внутренняя), в которых реализуется тот или иной субъект повествования;
7) описать языковые явления, при помощи которых осуществляется взаимодействие повествовательных инстанций;
8) отметить функции избранной автором той или иной субъектной структуры и речевой организации повествования в художественной системе произведения.
Гипотеза исследования заключается в том, что анализ и разграничение речевых сфер повествователя и персонажей, выявление их речевых особенностей, позволит раскрыть образы персонажей и основную идею произведения, то есть исследование текста современного рассказа с точки
зрения его субъектной и речевой организации может быть использовано как эффективный прием поиска и представления смысла произведения.
Научная новизна. В диссертационной работе впервые представлен целостный анализ возможных речевых проявлений различных повествовательных инстанций в субъективированном повествовании, проведенный на материале рассказов современных писателей, ранее не исследовавшихся с этой точки зрения, выделены некоторые характерные черты их взаимодействия в образно-смысловом и речевом плане. Также выявлены речевые приемы и языковые явления, обнаруживающие присутствие и участие автора в организации повествования.
Практическое значение работы. Результаты работы могут быть использованы в практике преподавания курсов стилистики и лингвистического анализа художественного текста, а также спецкурсов, посвященных языку художественной прозы конца XX века. Проведенный в работе анализ значим при обучении чтению иностранных студентов, изучающих русский язык; продемонстрированные приемы позволяют углубить изучение произведений современной прозы как русскими, так и иностранными студентами.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического списка.
Повествователь в повествовании от 1-го лица
Выбор формы повествования, как известно, не случаен: в частности, «повествование от первого лица является результатом осознанного эстетического выбора, а не знаком откровенности или исповеди; выбор одной из форм (первое или третье лицо) абсолютно не безразличен, (...) в одном или другом случае будет рассказано не одно и то же, так как от распределения ролей будет зависеть перспектива повествования и вся его организация» [Мельничук 2002, с. 75]. «Первое лицо позволяет высветить повествователя-персонажа «изнутри», направить луч читательского внимания непосредственно на него, не преломляя его перспективой видения анонимного повествователя, стоящего вне фабульного пространства» [там же, с. 76].
В диететическом повествовании первое лицо далеко не однозначно. Часто случается, что «я» включает в себя одновременно повествователя и персонажа, т.е. семантика «я» может реализовывать и актуализировать в условиях разного контекста ту или иную ипостась повествующего лица (формально объединенных местоимением "я"). Такое субъектное расслоение «я» связано с двухаспектностью повествования, его соотнесенностью с изображаемым фрагментом действительности и с ситуацией речи, рассказа об этом фрагменте действительности, поэтому можно выделить:
1. я-повествуемое, которое действует и потому функционально близко к персонажу;
2. я-повествующее, которое говорит и функционально близко к повествователю (рассказчику).
Поскольку они «совмещены в одном лице, их связывают сложные отношения. Внутренняя жизнь персонажа не только воспринимается, но и формулируется самим персонажем, что не исключает возможной напряженности, ощущения внутреннего противоречия в его сознании между его функциями рассказчика и персонажа. Рассказчик и персонаж стремятся друг к другу, но так никогда и не срастаются». [Барт 1986, с. 139]. Не следует забывать и о том, что «за раздвоенным «я» стоит третье «я» - авторское, поскольку в гомодиегетическом типе повествования нет «вездесущего» повествователя от третьего лица, в пространстве которого мог бы укрыться автор» [Мельничук 2002, с. 77]. Таким образом, выделяется и третья ипостась «я» в перволичном повествовании:
3. «я»-авторское.
Среди специалистов по нарратологии эту точку зрения разделяют разные исследователи: В. Шмид отмечает, что «необходимо рассматривать повествующее и повествуемое «я» как две функционально различаемые инстанции, как нарратора и персонажа или, вернее, актора, т.е. носителя действия (...), которые связаны физическим и психологическим единством, причем это единство может иметь более или менее условный характер» [Шмид 2003, с. 95].
В зависимости от того, кто служит для читателя центром ориентации, персонаж-повествователь или персонаж-действующее лицо, Я. Линтвельт и В. Фюгер выделяют два повествовательных гомодиегетических типа:
1. акториальный (я-повествующее = я-повествуемое)
2. аукториальный (я-повествующее) [Мельничук 2002, с. 77]. Соответственно, произведения от первого лица в зависимости от функций
повествователя и фокализации повествования делятся на те, в которых:
1. повествователь является главным действующим лицом. При этом, самом распространенном типе повествования, автор отождествляет себя с вымышленным повествователем, а поскольку повествователь является главным персонажем, то все внимание фокусируется на нем как с повествовательной, так и с психологической точек зрения.
2. повествователь является второстепенным персонажем или пассивным наблюдателем. Между повествователем и главным персонажем создается дистанция, что создает впечатление повествования от третьего лица, но форма первого лица позволяет сохранить доверительность повествования. Данный тип объединяет преимущества первого типа повествования и преимущества повествования «от третьего лица» [Romberg В. Studies in the narrative technique of the first-person novel. Lund: Hakan Ohlssons Boktryckery, 1962, с 58 - 61, цитируется по: Мельничук 2002, с. 82].
Следуя названным разграничениям, проведенным в исследованиях нарратива, в диссертации выделяются два типа повествователя в рассказах от 1 лица:
1) повествователь-вспоминающий: акториальный тип, где повествователь, отстраненный от описываемых событий во времени, находится в центре фабульного пространства и является главным действующим лицом (я-повествующее = я-повествуемое).
2) повествователь-наблюдатель, аукториальный тип (я-повествующее), где повествователь, отделенный от описываемого объекта в пространстве, находится на периферии фабульного пространства и является второстепенным персонажем и/или пассивным наблюдателем.
Двусубъектность
Для современной прозы, даже организованной как традиционный нарратив, характерна размытость, тяготение к «двуслойности», двусубъектности - совмещению в одном фрагменте текста и речи повествователя, и речи персонажа. При рассмотрении этого феномена выделяются два разных явления:
1. несобственно-прямая речь (представляющая непосредственно содержание сознания персонажа, его мысли, размышления, мечты, желания и прочее). Персонаж - субъект мысли и оценки.
2. двусубъектное повествование как таковое, представляющее собой либо сообщения о хронологической череде событий, либо описание деталей обстановки, предметов, пейзажа и т.д. Персонаж — субъект перцептивного восприятия действительности, воспроизводимой словом повествователя [Степанов 2002, с. 44].
Это явление рассматривает К.А. Рогова, она отмечает, что повествование автора-рассказчика может быть отмечено «яркими лексико-синтаксическими особенностями» [Рогова 1990, с. 21-22], и поэтому для определения лица говорящего нужны дополнительные критерии. Таким может быть ракурс представления содержания, который в подобном случае «характеризуется точкой зрения непосредственного участника событий (временные показатели, персонифицированная оценка). Однако весь контекст повествования, сохранение его стилистического единства свидетельствует в пользу рассказа автора-повествователя. Таким образом, перед нами «двуслойный» рассказ, содержащий черты речи обоих персонажей, единодушных в оценках и близких по своему эмоциональному состоянию (...). Осуществляется двойной диалог. Речь автора, обращенная к читателю, сообщает о разговоре его с персонажем. Совпадение оценок расширяет сферу персонажа, его «самосознание» предстает как узнаваемое, близкое и такое, которое должно быть понятно читателю. Так мы становимся очевидцами создания особого типа несобственно-прямой речи в условиях повествования от лица автора-персонажа и соответствующего усложнения коннотативнои структуры входящих в ее состав языковых средств». [Рогова 1990, с. 21-22].
Таким образом, при анализе текста встречаются текстовые фрагменты не только с «чистой» речью повествователя или персонажа, но и такие, в которых достаточно сложно отделить текст повествователя от текста персонажа (и наоборот), то есть фрагменты с двусубъектным повествованием. Далее предлагается анализ характерных для современной прозы форм двусубъектности.
Автор в произведении
Современная филология разделяет автора произведения и автора в мире произведения, выделяя «конкретного» автора и «абстрактного» (имплицитного) автора. «Абстрактный автор не является изображаемой инстанцией, намеренным созданием конкретного автора (...) нельзя приписывать ему ни одного отдельного слова в повествовательном тексте. Он не идентичен с нарратором, но представляет собой принцип вымышления нарратора (...) и всего изображаемого мира. У него нет своего голоса, своего текста. Его слово -это весь текст во всех его планах, все произведение в своей сделанности» (выделено нами. К.Щ.) [Шмид 2003, с. 53 - 54]. Абстрактный автор существует в произведении имплицитно, но тем не менее он реален, и внимательный читатель на основе «творческих следов-симптомов» [там же] может выявить его присутствие в тексте. Поэтому «абстрактный автор имеет двоякое существование: с одной стороны, он задан объективно в тексте как виртуальная схема симптомов, с другой, он зависит от субъективных актов прочтения, понимания и осмысления текста читателем, в которых он актуализируется. Другими словами, абстрактный автор — конструкт, создаваемый читателем на основе осмысления им произведения» (выделено нами. К.Щ.) [Шмид 2003, с. 53 - 54]. В дальнейшем мы будем придерживаться такого понимания автора.
Абстрактный автор является «точкой интеграции всех повествовательных приемов и свойств текста, тем сознанием, в котором все элементы образа текста приобретают смысл» [Мельничук 2002, с. 50]. В художественном произведении присутствие автора не сводится к созданию своего образа, а «выражается в изображении некой модели мира, отражающей авторское сознание, авторское отношение к действительности, которое в свернутом виде можно сформулировать как главную идею произведения» [там же, с. 52]. О.А. Мельничук предлагает вместо термина «абстрактный автор» использовать термин «авторское сознание», под которым она понимает «выражение авторского мировоззрения, т.е. системы предельно обобщенных взглядов человека на объективный мир и свое место в нем, а также обусловленные этими взглядами его основные жизненные позиции, убеждения, ценностные ориентации» [там же, с. 52]. По мнению исследователя, категория авторского сознания в художественном тексте состоит из следующих субкатегорий или единиц: авторские интенции, модель мира, основная идея произведения, авторская точка зрения.
К авторским интенциям относятся:
- «стратегические интенции, которые определяются как общий замысел произведения, т.е. самый общий нерасчлененный смысл, общая концепция будущего произведения, диктующий выбор средств для реализации концепции;
- тактические интенции (текстовые стратегии), включающие речевые интенции автора (выбор языковых средств) и выбор композиционных и графических средств в произведении» [Мельничук 2002, с. 57]. Помимо этого, к тактическим интенциям автора, по нашему мнению, относится и «распределение» ролей — речевая организация художественного текста.
Под текстовой тактикой учеными понимается «совокупность языковых (в том числе риторических, стилистических или прагматических) и композиционных средств, включающих такие соотношения, как соотношение временных линий, динамики сюжетного движения и статики фоновых описаний; действий, событий и мыслей о них автора или персонажа; соотношение точек зрения автора и персонажей» [Мельничук 2002, с. 56].
