Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Структурно-семантическая организация субстантивного метафорического словосочетания 15
1. Грамматические предпосылки для формирования типов CMC 15
1.1. CMC как разновидность метафорической синтагмы: особенности его организации 15
1.2. Формы CMC 22
1.3. Ресурсы имени 34
1.4. Многозначность родительного приименного 43
2. Внутренняя форма субстантивного метафорического словосочетания и типы переноса 47
2.1. Понятие внутренней формы образно мотивированной единицы 47
2.2. CMC как семантически неделимая раздельнооформленная единица 49
2.3. Конструктивная обусловленность значения слова 50
2.4. Переносное коннотативное значение и контекст 57
2.5. Семантическая структура метафоризируемого слова и типы переноса 62
Выводы по 1 главе 70
Глава 2. Семантические модели субстантивных метафорических словосочетаний 71
1. Метафоры тематической группы «Живая и неживая природа» 72
1.1. CMC, обозначающие форму предметов 73
1.2. Конструкции со значением метафорического количества, объёма, меры, совокупности 83
1.3. Метафоры, обозначающие различные качественные характеристики 86
1.3.1. Цветовые метафоры 86
1.3.2. Метафоры, реализующие коннотацию гладкость 96
1.3.3. Метафоры, реализующие коннотации прозрачность , блеск , способность отражать свет 97
1.3.4. Метафоры с коннотацией мягкость 101
1.3.5. Метафоры, основанные на коннотации тяжесть , способность оказывать ощутимое давление 102
1.4. Метафорические словосочетания со значением нечто плотно заволакивающее, закрывающее со всех сторон 102
1.5. CMC семантической модели «действие и его производитель» 107
1.6. Метафоры с опорным словом, называющим эмоциональное состояние 117
1.7. Антропоморфные метафоры, основанные на сравнении явлений живой и неживой природы с частями тела человека 118
1.8. Анималистические метафоры, основанные на сравнении природы с различными животными 122
1.9. "Орудийные" метафоры, основанные на сравнении явлений природы с различными инструментами и орудиями труда 124
1.10. Метафоры, основанные на сравнении природы с реалиями христианской культуры 125
1.11. Метафоры, основанные на сравнении одних природных реалий с другими 127
2. Метафоры тематической группы «Человек как живое существо» 130
2.1. Подгруппа «Тело человека (портрет)» 131
2.2. Подгруппа «Психоэмоциональная сфера» 134
3. Метафоры тематической группы «Деятельность человека» 140
3.1. Метафоры творчества 141
3.2. Революционно-военные метафоры 148
Выводы по 2 главе 153
Глава 3. Функции субстантивных метафорических словосочетаний в поэтических текстах Серебряного века 154
1. Подходы к классификации функций метафоры в современной лингвистике 154
2. Изобразительная (декоративная) и эстетическая функции 159
3. Эмоционально-оценочная и обличительная функции 160
4. Игровая и текстообразующая функции 166
5. Кодирующая и конспирирующая функции 168
6. Аутосуггестивная функция 182
7. Жанрообразующая и стилеобразующая функции 185
Выводы по 3 главе 194
Заключение 195
Библиографический список 197
Список источников языкового материала 219
Приложения 221
1. Словарь CMC, используемых в поэтических текстах Серебряного века 221
2. Частотность употребления CMC по типу переноса 256
- CMC как разновидность метафорической синтагмы: особенности его организации
- Метафоры, реализующие коннотации прозрачность , блеск , способность отражать свет
- Подгруппа «Психоэмоциональная сфера»
- Кодирующая и конспирирующая функции
Введение к работе
Реферируемая диссертация посвящена изучению форм, семантики и функций субстантивных метафорических словосочетаний поэтического языка Серебряного века.
Субстантивное метафорическое словосочетание (СМС), являющееся структурной разновидностью субстантивной метафоры, рассматривалось в различных ракурсах: исследовались семантическая структура метафорического значения (Ю. Д. Апресян, В. Г. Гак, Ю. И. Левин, Г. Н. Скляревская, Ю. П. Солодуб, В. Н. Телия, Н. А. Туранина, Т. А. Фёдорова, С. Ю. Яковлева, М. Блэк и др.), синтаксические способы реализации метафорических значений существительных – синтаксические конструкции и синтаксические позиции (А. А. Потебня, Н. Д. Арутюнова, Ю. П. Солодуб, Т. А. Фёдорова и др.), виды тропов, реализуемых в генитивной метафорической конструкции (А. В. Бельский, Л. В. Кнорина, В. П. Москвин, Ю. Ю. Ушакова и др.), формы субстантивных словосочетаний в рамках грамматической теории (В. В. Виноградов, Ю. С. Долгов, И. Н. Политова, Ю. Ю. Ушакова и др.); проводилось функционально-типологическое описание субстантивных метафор (А. А. Потебня, Н. Д. Арутюнова, Ю. Л. Лясота, В. П. Москвин, Г. Н. Скляревская, Е. О. Опарина и др.); были предложены классификации субстантивных (именных) метафор по семантике опорного слова (Т. А. Фёдорова), по тематическим группам (Г. Н. Скляревская, Н. А. Туранина), по видам тропов в рамках генитивной конструкции и лексико-грамматическим разрядам опорного существительного и генитива (Ю. Ю. Ушакова, Л. В. Кнорина); были рассмотрены функции метафоры (В. П. Москвин, Е. О. Опарина, В. К. Харченко), но комплексного анализа форм, семантических моделей и функций СМС не проводилось.
Объект исследования – субстантивные метафорические словосочетания (СМС) двух доминирующих моделей построения – «имя существительное + имя существительное в родит. пад.» (генитивная конструкция) и «имя существительное + имя прилагательное (относит.)», формирующих корпус СМС трёх тематических групп: «Живая и неживая природа», «Человек как живое существо», «Деятельность человека».
Предмет характеристики – формы, семантика, частотные модели и функции субстантивных метафорических словосочетаний.
Актуальность исследования определяется тем, что поэтический текст, в котором раскрывается творческий потенциал языка и индивидуально-авторские особенности восприятия действительности поэтами, был и остаётся объектом лингвистического анализа. Изучение поэтических текстов позволяет получить новую научно значимую информацию об особенностях семантики и функционирования языковых единиц. На это и нацелено настоящее диссертационное исследование, выполненное в русле актуальных проблем современной лингвистики (обращение к внутренним ресурсам языка, проблемы когнитивной и семиотической теории метафоры, анализ художественного текста). Несмотря на разработанность проблемы семантической типологии метафор, вопрос о формах и семантических моделях метафорических субстантивных словосочетаний и их функциях в художественном тексте требует уточнения и детального изучения.
Цель исследования – выявить и описать основные формы, модели и функции СМС в поэтических текстах Серебряного века.
Поставленная цель предполагает решение следующих задач:
1) проанализировать структурно-семантическую организацию субстантивного метафорического словосочетания и выявить, чем обусловлена его неделимость;
2) выделить и описать формы СМС (по характеру семантических отношений между компонентами);
3) охарактеризовать значение опорного (метафорического) слова в СМС и изучить его семантическую структуру;
4) выделить и описать доминирующие модели СМС по семантическому переносу;
5) при анализе внутренней формы (образной мотивировки) единиц сосредоточить основное внимание на распознавании коннотаций;
6) выделить и охарактеризовать функции СМС в поэтическом тексте;
7) выявить сквозные и синонимичные метафоры, свойственные текстам поэзии Серебряного века.
Научная гипотеза диссертационного исследования: субстантивные метафорические словосочетания являются продуктивным языковым средством изображения в поэзии Серебряного века и отражают непрерывный процесс освоения языком вторичных образных номинаций.
Положения, выносимые на защиту:
1. Субстантивное метафорическое словосочетание является семантически неделимой раздельнооформленной единицей.
2. Отношения между компонентами СМС характеризуются как синтагматические – отношения между определяемым и определяющим.
3. Разнообразие форм СМС обусловлено лексико-грамматической природой имени существительного и многообразием значений родительного приимённого.
4. Значение метафорического слова в СМС определяется как переносное коннотативное значение, существующее только в рамках контекста (контекстуально связанное).
5. Значение опорного слова в СМС может быть конструктивно обусловленным и конструктивно не обусловленным; конструктивная обусловленность является дифференцирующим признаком, сопровождающим прямые (номинативные) и переносные коннотативные значения и не влияющим на процесс метафоризации.
6. Отнесённость СМС к той или иной семантической модели определяется лексико-грамматической семантикой опорного и зависимого слов.
7. Наиболее продуктивными являются метафорические субстантивные словосочетания следующих семантических моделей: метафоры по форме, по цвету, по способу действия, метафоры количественные, орудийные, антропоморфные и анималистические.
8. В основе сквозных и синонимичных метафор лежат коннотации, реализуемые опорным словом во внутреннем контексте.
9. СМС выполняют в поэтическом тексте изобразительную (декоративную), эстетическую, эмоционально-оценочную, обличительную, игровую, текстообразующую, кодирующую, конспирирующую, аутосуггестивную, жанрообразующую и стилеобразующую функции.
10. Доминирующими для СМС группы «Живая и неживая природа» являются изобразительная, эстетическая и текстообразующая функции, для группы «Человек как живое существо» – изобразительная, эмоционально-оценочная и аутосуггестивная функции, для группы «Деятельность человека» – эмоционально-оценочная, обличительная, кодирующая и текстообразующая функции.
Научная новизна работы заключается в том, что впервые проведён комплексный анализ форм, семантики и функций субстантивных метафорических словосочетаний, позволивший обнаружить продуктивные для поэтической речи конструкции, общеязыковые и индивидуально-авторские, сквозные, синонимичные и единичные метафоры в текстах поэтов разных школ, направлений, стилей; доказано и научно обосновано, что субстантивное метафорическое словосочетание является семантически неделимой раздельнооформленной единицей; предложена классификация семантических моделей субстантивных метафорических словосочетаний по типу переноса; выделены и охарактеризованы функции субстантивных метафорических словосочетаний в поэтической речи.
Материал исследования включает 3000 примеров СМС, извлечённых методом сплошной выборки из поэтических текстов Серебряного века (И. Бунина, И. Анненского, К. Бальмонта, А. Блока, А. Белого, В. Брюсова, Вяч. Иванова, Ф. Сологуба, З. Гиппиус, Н. Гумилёва, А. Ахматовой, О. Мандельштама, М. Волошина, С. Городецкого, М. Зенкевича, М. Кузмина, В. Ходасевича, М. Цветаевой, Б. Пастернака, Н. Асеева, В. Маяковского, В. Хлебникова, И. Северянина, С. Есенина, Н. Клюева и др.).
Основным методом исследования является метод системно-функционального анализа. При изучении семантики и функций СМС использовались описательный метод, традиционно-комплексный метод, классический метод выявления и описания значений слова, семантический анализ, элементы компонентного анализа, контекстологический метод, метод ассоциативного эксперимента. Для обработки количественных данных использовались приёмы статистического метода.
Теоретическая значимость исследования состоит в уточнении содержания понятий «субстантивное метафорическое словосочетание», «форма словосочетания», «переносное коннотативное значение»; в дополнении положений о семантической неделимости и образной мотивированности СМС; в выявлении механизмов процесса освоения языком вторичных образных номинаций; в расширении представлений о семантических моделях и функциях субстантивных метафорических словосочетаний в поэтических текстах Серебряного века.
Практическая значимость исследования заключается в возможности использования материалов диссертации в практике преподавания русского языка в вузе в курсе «Современный русский язык. Лексикология», при подготовке спецкурсов и спецсеминаров по теории метафоры, по вопросам лингвистического анализа поэтического текста.
Апробация исследования. Основные теоретические положения и результаты диссертации обсуждались на заседаниях научного семинара аспирантов кафедры современного русского языка МГОУ «Актуальные проблемы русского языка» (2009–2013 гг.), на заседаниях кафедры. Автор выступал с докладами на Международной научной конференции «Рациональное и эмоциональное в русском языке» (21–24 ноября 2012 г., Москва, МГОУ), Международной научной конференции «Русский язык в системе славянских языков: история и современность» (25 февраля 2013 г., Москва, МГОУ), ежегодной научной конференции студентов, аспирантов и преподавателей факультета русской филологии МГОУ (18 апреля 2011 г., Москва), Всероссийской научной конференции «Рациональное и эмоциональное в русском языке» (22–23 октября 2013 г., Москва, МГОУ).
Материалы исследования отражены в 7 статьях, четыре из которых (одна – в соавторстве) опубликованы в издании перечня ВАК («Вестник МГОУ», серия «Русская филология»).
Структура работы. Диссертационное исследование состоит из введения, трёх глав, заключения; включает библиографический список, список источников языкового материала и два приложения.
CMC как разновидность метафорической синтагмы: особенности его организации
К субстантивной метафоре исследователи традиционно относят как одиночные слова-метафоры, так и метафорические словосочетания с опорным компонентом, представленным именем существительным в переносном значении. Поскольку объектом нашего исследования являются метафорические словосочетания, то анализ их структурно-семантической организации необходимо выстраивать с учётом составляющих понятия «субстантивное метафорическое словосочетание»: метафоры как таковой и семантически неделимого словосочетания.
Если отвлечься от понятия метафоры и обратиться к понятию словосочетания как синтаксической единицы, то субстантивное метафорическое словосочетание следует охарактеризовать прежде всего как номинативное средство языка (средство обозначения предметов и явлений), формально раздельное (аналитическое по структуре), но семантически неделимое, цельное как в плане содержания, так и в синтаксическом отношении. Структурно нечленимым CMC является вследствие высокой степени спаянности его компонентов, обусловленной недостаточной информативностью (семантической неполнотой) опорного слова, употреблённого переносно [Политова И.Н., 2009, с. 28-29; Беловольская Л.А., 2001, с. 10-15]; ср.: В ушах оглохших пароходов/ горели серьги якорей (В. Маяковский); Когда/у больного/рука гниёт -/не надо жалеть её./ Пора/ топором закона/ отсечь/ гнилые/ дела и речь! (В. Маяковский); Череп,/ что ль,/ пустеет чаном,/ выбил/ мысли/ грохот лирный?/ Это где же/ вы,/ Молчанов,/ небосвод/узрели/ мирный? (В. Маяковский); На лице часов в усы закрутились стрелки (С. Есенин).
Специфика организации субстантивного метафорического словосочетания состоит в следующей дилемме: с одной стороны, это семантически неделимая цельная единица, а с другой - единица двуплановая, двучленная, бинарная, как в плане содержания, так и на уровне структурной организации, в плане выражения (раздельнооформленность); ср.: сады души, радуга созвучий (Н. Гумилёв), алфавиты созвездий, фонтан комет (М. Волошин), словесный зуд (В. Маяковский). Эти особенности отражены в таких терминах, как бинарное метафорическое словосочетание, метафорическая бинарма (Н.А. Басилая), двучленная метафора (Ю.И. Левин), двойная метафора (Ю.Ю. Ушакова).
С одной стороны, двучленность заложена в самой природе словосочетания как такового. Н.Н. Прокопович, внёсший большой вклад в теорию словосочетания, так характеризует подчинительные соединения слов (термин Н.Н. Прокоповича): «...Общим для всех подчинительных соединений слов является прежде всего характер отношений между компонентами, из которых состоят рассматриваемые соединения слов. Это отношение определяемого н определяющего (или, иначе, синтагматические). С этим связана и общность в структуре: в подчинительном соединении слов выделяется прежде всего два элемента -стержневое, или главное, слово, принадлежащее к одной из знаменательных частей речи, и слово зависимое, также принадлежащее к одной из знаменательных частей речи, что обусловливает и классификацию их по основным группам, или разрядам - глагольных, субстантивных, адъективных и т.д. сочетаний на основе принадлежности к той или иной части речи стержневого (главного) слова» [Прокопович Н.Ы., 1974 (выделено нами. -Е.Д.), с 19].
Языковеды едины во мнении, что в любом объёме словосочетание остаётся двучленным, независимо от степени распространённости его компонентов (см. работы по синтаксису словосочетания В.В. Виноградова, Ы.Н. Прокоповича, В.И. Фурашова, В.П. Сухотина, Ю.С. Долгова, И.Н. Политовой, Л.А. Беловольской, Н.С. Валгиной, Л.Д. Чесноковой и др.). «Подчинительные соединения слов объединяются и ещё одной, весьма характерной структурной чертой - двучленностью (бинарностыо) своей структуры, или, точнее, тем, что в основе их построения лежит модель двучленного (или простого) соединения слов. Эта особенность ярко проявляется в сложных подчинительных соединениях слов, то есть состоящих из трёх и более компонентов. При этом в силу линейного характера языка эти компоненты образуют цепь, или ряд элементов, различно группирующихся друг с другом, создавая несколько типов или моделей сложного подчинительного соединения слов» [Прокопович Н.Н., 1974 (выделено нами. -Е.Д.), с. 19-20].
Именно такая особенность структуры подчинительных словосочетаний, в том числе и сложных, как двучленность (бинарность), предоставляет широкие возможности для появления уникальных комбинаций с лексемами, развивающими новые, переносные значения в определённых речевых условиях; ср.: Болезнь такая/ глубока,/ не жди,/ газеты пока/ статейным/ гноем вытекут, -/ ножом хирурга/ в бока/ вонзай самокритику! (В. Маяковский); И планы,/ что раньше/ на станциях лбов/ задерживал/ нищенства тормоз,/ сегодня/ встают/ из дня голубого,/ железом/ и камнем формясь (В. Маяковский); «Воском .жалоб сердце Каина/ К состраданию не окапишь» (С. Есенин).
С другой стороны, метафора, как отмечают языковеды, сама по себе обладает двуплановым характером: поскольку она основана на сходстве двух предметов (явлений, действий, признаков), то её семантическая структура «описывается формулой «А В»: «А характеризуется через В» [Якушевич (Резчикова) И.В., 2005, с. 54]. Иными словами, в плане семантики и выражения метафоры выделяются два компонента - субъект и объект сравнения, независимо от того, вербализован каждый из них, или не вербализован, а в плане содержания - ещё и третий компонент - признак, по которому проводится сравнение.
Метафора (греч. цєтасрора, от цєта - через и фора - перемещение) -«слово или оборот речи, употреблённые в переносном значении для определения предмета, явления на основе какой-л. аналогии, сходства; употребление слова или оборота речи в переносном значении» [БАС, 2008, т. 10].
По мнению большинства исследователей, в основе метафоры лежит скрытое сравнение двух предметов (Аристотель, А.А. Потебня, В.Г. Гак, Г.Н. Скляревская, Т.А. Фёдорова, Ю.Ю. Ушакова, И.В. Якушевич (Резчикова) и др.). «Перенос наименования при метафоре основан на сходстве вещей по цвету, форме, характеру движения и т. п. ... Метафоры могут получаться из разных случаев схожести» [Реформатский А.А., 2010, с. 83-84]. В данном определении А.А. Реформатского не только отмечена такая важная особенность содержательной структуры метафоры, как аналитичность (бинарность), но и обозначены те самые типы переноса, которые лежат в основе семантических моделей метафор, выделенных нами и представленных во второй главе настоящего исследования.
Выделенные особенности словосочетания позволяют рассматривать его как разновидность синтагмы [Виноградов В.В. 1975 б], [Реформатский А.А. 2010], субстантивное метафорическое словосочетание называть метафорической синтагмой [Москвин В.П. 2012], а отношения между его компонентами - синтагматическими.
Однако понятие метафорической синтагмы шире понятия метафорического словосочетания, поскольку синтагма - это вообще любая «двучленная структура, члены которой соотносятся как определяемый (Т) и определяющий (Т1) ... » [Ахманова О.С., 1966], а словосочетание, являясь непредикативной синтагмой, помимо этого ещё и основано на подчинительной связи, в отличие, например, от предикативных синтагм, таких как Вероника - лиса; Дядя Слава - медведь; Мама - жаворонок, а я -сова и т. п.
Под метафорической синтагмой понимают «синтаксическую конструкцию, которую составляют слово-параметр и слово-аргумент» [Москвин В.П., 2012, с. 49]. Словом-параметром называют метафорическое слово (определяющее, указывающее на компаратор), т. е. слово в переносном значении, а словом-аргументом - грамматически связанное, контактирующее с ним слово (определяемое, указывающее на компарант), являющееся ближайшим контекстом метафоры [Москвин В.П., 2012, с. 46], т. е. её рамкой (в терминологическом варианте М. Блэка [Блэк М., 1990, с. 158, 162]). Данные термины применяются при анализе содержательной стороны метафоры, они относятся к области семантики. Так, в метафорических синтагмах Вероника - лиса; Дядя Слава - медведь; Мама -жаворонок, ая- сова слова-параметры представлены лексемами лиса, медведь, жаворонок, сова (соответственно, слова-аргументы - Вероника, дядя Слава, мама, я), а в метафорической синтагме изумруд лучей лексема изумруд представляет слово-параметр, а лексема лучей - слово-аргумент.
Метафоры, реализующие коннотации прозрачность , блеск , способность отражать свет
Коннотация прозрачность, чистота , совмещаемая часто с семами ровная поверхность, гладкость , сияние, блеск и др., реализуется не только при помощи лексем стекло, зеркало (ср!: зеркало ярких небес (А. Блок), зеркала утренних морей (В. Хлебников), пустых небес прозрачное стекло (А. Ахматова)), но и благодаря слову хрусталь; ср.: упругий хрусталь волны (О. Мандельштам). При этом внешний (широкий) контекст способствует постижению образа; ср.: Тонкий снежный хрусталь опрозрачил дальние горы (М. Волошин). Субстантивное метафорическое словосочетание снежный хрусталь обозначает снег, покрывающий тонким слоем вершины гор, но вне контекста можно неверно интерпретировать данную метафору.
Следует отметить, что метафоры рассматриваемой семантической модели характерны для поэзии символистов и акмеистов, а поскольку их тексты, как правило, отличаются высокой степенью метафоричности и обилием художественной символики, то определение коннотативного признака (в терминологии Ю.Д. Апресяна [Апресян Ю.Д., 2002, с. 88-94]), доминирующего в метафорической единице, часто представляет большие трудности. Так, описание неба может быть основано на ассоциации с конкретным предметом или веществом, символизирующим что-либо, при этом метафора будет выполнять кодирующую функцию; ср.: О, вещая моя печаль,/ О, тихая моя свобода,/ И неживого небосвода/ Всегда смеющийся хрусталь! (О. Мандельштам). В данном четверостишии субстантивное метафорическое словосочетание хрусталь небосвода, несущее на себе основную смысловую нагрузку, является кодом к постижению идеи, а именно эмоционального состояния, мироощущения лирического героя -поэта. Акцент на образе, созданном благодаря этой метафоре, усиливается за счёт композиционных приёмов - синтаксического и психологического параллелизма (однотипность конструкций - цепочка номинативных предложений), а также анафоры (в первых двух строках) и инверсии (главный и зависимый компоненты метафорического словосочетания "поменялись местами"). Читатель невольно задаётся вопросом: «Почему именно хрусталь!..». Являясь изобразительным средством, данная метафора реализует коннотации прозрачность , способность преломлять свет , блеск (хрусталь стекло высокого сорта, обладающее особым блеском и способностью сильно преломлять свет [ТСУ, 2000, т. IV]). Но ставит ли автор в данном контексте задачу «изобразить», или же главной его целью становится кодирование некоей информации (символического смысла)? А может быть, хрусталь - это символ хрупкости, непрочности и "безжизненности", "бесчувственности", "холодности" как описываемого небосвода, так и окружающей героя реальности (не случайно стихотворение входит в цикл «Камень»)? Постичь художественную задачу автора помогают "говорящие" эпитеты, распространяющие оба компонента метафорического словосочетания - неживого {небосвода) и смеющийся {хрусталь). Совмещение (употребление в качестве определений) в одной семантически неделимой единице двух несовместимых понятий, обозначаемых данными эпитетами, порождает алогизм (быть неживым и одновременно всегда смеющимся нельзя). Небосвод предстаёт "неестественным", "фальшивым", "лицемерным", неживым, и опорное (метафорическое) слово {хрусталь) развивает в контексте вышеназванные коннотации, формируя "противоречивый", символический образ неба.
Использование "сквозной" метафоры с опорным словом хрусталь в подобной коннотации ( неподвижность , безжизненность , холодность , хрупкость ) при описании небес характерно и для поэзии символиста
A. Белого; ср.: Пусть в верху холодно резком,/ Где лежит хрусталь прошедших бурь,/ Дерева бездумным плеском/ Проливают золото в лазурь (см. внешний контекст метафоры).
Такие признаки, как блеск, сияние, которые присущи звёздам, обозначаются в поэзии начала XX века субстантивными метафорическими словосочетаниями алмаз звёзд (А. Белый, И. Бунин), слёзы звёзд (И. Бунин,
B. Маяковский), слёзы звёздные (А. Белый), стёкла звёзд (и созвездии) (В. Хлебников), огни небес (И. Бунин). Напр.: С неба, изодранного о штыков жала, /слёзы звёзд просеивались, как мука в сите... (В. Маяковский, «Война объявлена»). Метафорическим словосочетанием «слёзы звёзд» ночные светила характеризуются не только по признаку «сияние», но и по форме. Кроме того, в данном контексте реализуется конспирирующая функция метафоры (слезы принадлежат не звёздам, а «изодранному» небу, что становится понятно благодаря глаголу просеивались и приёму сравнения (небо - сито, слёзы звёзд - мука). Интересным представляется тот факт, что субстантивное метафорическое словосочетание слёзы звёзд (и его эквивалент звёздные слёзы) используется у трёх поэтов. Невольно возникает вопрос: как одновременно поэтам разных направлений могла прийти одна и та же ассоциация, породившая образ плачущего неба? Однако и контекст, и названия стихотворений свидетельствуют именно об абсолютно не соприкасающихся мотивах: у Бунина это мотив странничества, одинокого скитания и прихода человека к вере, что отражено в названии - «Пилигрим», у Белого - мотив очищения через страдание, просветления (стихотворение «Просветление»), а у Маяковского - зыбкости, непрочности, шаткости мира, а также всеобщего смятения, горя, тревоги, скорби, и название при этом не менее говорящее - «Война объявлена». Однако и классика, и символиста, и футуриста сближает идея скорби и всеобщего плача, что, на наш взгляд, обусловлено судьбоносными для России событиями в начале века.
Для обозначения тускло-белесого, туманно-дымчатого свечения , молочно-белого сияния, исходящего от звёздного неба, символисты и акмеисты прибегают к метафорам, основанным на ассоциативных связях между предметами и представлениями о них: (Н. Гумилёв), пыль миров, пламя белых звёзд (М. Волошин), пена звёзд, снежная пена звёзд (А. Белый). Установлению ассоциативных связей способствует и сам контекст, ср.: ... Это Млечный Путь расцвёл нежданно / Садом ослепительных ivianeni (Н. Гумилёв).
Коннотация блеск, сияние передаётся благодаря "сквозным", общеязыковым метафорам с опорными алмаз (алмазы), серебро, огоньки, свечи и др.; ср.: Иди неуклонно за плугом,/ Рассчитывай взмахи косы,/ Клонись к лошадиным подпругам,/ Доколь не заплещут над лугом/ Алмазы вечерней росы! (В. Брюсов); Вот там заискрились, восстав, -/ Там, над дубровою поющей —/ Алмазами летящих глав/ В твердь убегающие кущи (А. Белый); Не лепет лоз, не плеск воды печальный/ И не звезды изыскренной алмаз, -/ А ты, а ты, а - голос твой хрустальный/ И блеск твоих невыразимых глаз... (А. Белый); Как совиные глазки, за ветками/ Смотрят в шали пурги огоньки (С. Есенин); ... И берёзки — свечи брачные -/ Теплят листьев огоньки (Н. Клюев); Ельник/ Осыпан свечьми светляков (С. Есенин); серебро капель (В. Малахиева-Мирович); берёзовое серебро (М. Цветаева). Из индивидуально-авторских метафорических словосочетаний данную коннотацию развивают, например, такие, как лак заката (В. Маяковский), масла луж (Б. Пастернак) - тусклый блеск , а также синестетические метафоры, совмещающие зрительные ощущения (сему блеск ) с тактильными (например, мягкость , ворсистость, бархатистость ); ср.: Лишь заискрится бархат небесный/ И дневные крики замрут,/ Выхоэюу я улицей тесной/На сверкающий льдистый пруд (А. Блок).
Иногда общеязыковые метафоры с опорными пожар, зарево, костёр, полымя {пламя) и т. п., в определённом контексте развивая синонимичные коннотации, могут обозначать ослепительную яркость , не просто сияние , а даже свечение , интенсивность (цвета, света или другого признака) ; ср.: пожар листьев, пожар вьюги (Б. Пастернак), пожар метели белокрылой (А. Блок), костёр метели белой, зарево красных зарниц, незакатное полымя озёр (С. Есенин), золото-карие гари зари (А. Белый). 1.3.4. Метафоры с коннотацией мягкость Коннотативный признак мягкость (ср.: коврик клюквы (В. Хлебников)) часто совмещается с признаком тепло ; ср.: Но кто там в росомашьей чуйке,/ В закатном лисьем малахае,/ Ковром зари, монистом бая,/ Прикрыл кудрявого внучонка? (Н. Клюев); Родился я с песнями в травном одеяле (С. Есенин). CMC ковёр зари и травное одеяло невольно вызывают у читателя осязательные (тактильные) ощущения.
Подгруппа «Психоэмоциональная сфера»
К психоэмоциональной сфере относятся психические состояния и процессы (ощущения, чувства, переживания, память, мышление и т. д.). Психика - «(от греч. psychikos - душевный) совокупность душевных процессов и явлений (ощущения, восприятия, эмоции, память и т. п.); специфический аспект жизнедеятельности животных и человека в их взаимодействии с окружающей средой» [БЭС, 2007 (Электронный ресурс)]. При анализе поэтических метафор психоэмоциональной сферы бывает трудно определить, что именно обозначает или характеризует та или иная единица: эмоциональное состояние, чувство, переживание, их внешнее проявление или психический процесс (мышление, мечтание, воспоминание и др.). Иными словами, специфика материала, составившего данную подгруппу, такова, что мы считаем правильным разбить её ещё на несколько семантических полей. Прежде чем это сделать, рассмотрим следующие примеры: Но не дразни гиену подозренья, мышей тоски!/ Не то смотри, как леопарды мщепья/ Острят клыки!/ И не зови сову благоразумья/ Ты в эту ночь!/ Ослы терпенья и слоны раздумья/ Бежали прочь (В. Соловьёв); Им отдал всё, что я принёс:/Души расколотой сомненья,/ Кристаллы дум, алмазы слёз,/ И жар любви, и песнопенья,/ И утро жизненного дня (А. Белый). В приведённых отрывках использованы метафоры, обозначающие различные состояния и процессы психоэмоциональной сферы: состояния (сова благоразумья, ослы терпенья, души расколотой сомненья, утро жизненного дня), мыслительные процессы (слоны раздумья, кристаллы дум), чувства (мыши тоски, жар любви), отношения к чему/кому-либо (гиена подозренья), проявления чувств (леопарды мщенья, алмазы слёз). Следует помнить, что в поэтическом тексте метафоры состояния можно принять за метафоры переживания или метафоры проявления эмоций, и наоборот, поэтому каждую единицу необходимо брать в широком контексте (в предложении, иногда - в четверостишии или в целом тексте).
I. Эмоциональные состояния.
Под эмоциональным состоянием человека мы понимаем его настроение, расположение духа [ТСУ, 2000, т. IV]. Эмоции - «(франц. emotion - волнение от лат. emoveo - потрясаю, волную) реакции человека и животных на воздействие внутренних и внешних раздражителей, имеющие ярко выраженную субъективную окраску и охватывающие все виды чувствительности и переживаний» [БЭС, 2007 (Электронный ресурс)]. При этом отсутствие эмоций - это тоже своего рода эмоциональное (точнее -психологическое, душевное) состояние; ср.: Я по первому снегу бреду,/ В сердце ландыши вспыхнувших сил (С. Есенин); Исцелил мне душу Царь Небесный/ Ледяным покоем нелюбви (А. Ахматова); И нет моей завидней доли -/ В снегах забвенья догореть,/ И на прибрежном снежном поле/ Под звонкой вьюгой умереть (А. Блок); Сквозь равнодушия серые мхи -/ Так восклицаю: - Будут стихи! (М. Цветаева); И чудится мне,/ что на красном погосте/ товарищей/ мучит/ тревоги отрава (В. Маяковский); К чему ж опять в душе кипит волнений море? (А. Белый); Так/ Взбрызни/ Же/ В/ Очи/ Водою забвения! (А. Белый); Сердца сон, кромешный, как могила!/ Опустил свой парус рыбарь-день (Н. Клюев); Затянут в бездну гибели сердечной,/Я— равнодушный серый нелюдим... (А. Блок); Машину/ души/ с годами изнашиваешь (В. Маяковский); Приходит/ страшнейшая из амортизации -/ амортизация/ сердца и души (В. Маяковский); С меня/ эти огпетни,/ как с гуся вода;/надел/хладнокровия панцирь (В. Маяковский).
II. Чувства, переживания, ощущения.
Разграничить чувства, переживания и ощущения бывает нелегко. Одна и та же номинация может обозначать и чувство как таковое (абстрактно, вне связи с конкретным субъектом и моментом), и переживание (испытываемое субъектом в данный момент), и ощущение, и состояние; ср.: Но что в отдар я получал от каждой?/ Лишь кактус ревности, чертополох/ Привычки да забвенья трухлый мох (И. Северянин).
Чувства понимаются как разнообразные психические феномены, устойчивые эмоции, "движения (волнения) души" [БЭС, 2007 (Электронный ресурс)]. «В повседневном словоупотреблении говорится о чувстве голода, жажды боли ... радости и печали, любви и ненависти; ужаса, стыда, страха, восторга, сострадания; отчаяния и блаженства и т. д. Чувства охватывают, таким образом, широкий спектр явлений, отличающихся по своей длительности и интенсивности, уровню, характеру и содержанию ... и находящихся в сложных взаимоотношениях между собой» [БЭС, 2007 (Электронный ресурс)]. Переживания - это «особые психические состояния, выражающиеся в наличии каких-н. впечатлений, ощущений или чувств, испытываемых, переживаемых кем-н.» [ТСУ, 2000, т. III]. У слова ощущение выделяется три значения: «{.только ед. Действие по глаг. ощутить — ощущать. 2. Состояние сознания, восприятие, вызываемое раздражением органов чувств (псих., физиол.) ... 3. Переживание, чувство» [ТСУ, 2000, т. II]. Анализ дефиниций слов чувство, переживание, ощущение показывает, что сами эти лексемы могут быть синонимами - в зависимости от того, в каком значении они употребляются. Понаблюдаем, какие метафоры используют поэты для обозначения разных видов чувств, переживаний и ощущений.
Любовь: ... Любовная лодка разбилась о быт (В. Маяковский); ... -Вот те и шлюпка/Любовная лодка! (М. Цветаева. «Маяковскому»); Долоісен на этой земле испытать/ Каждый любовную пытку (А. Ахматова); Я знаю: он с болью своей не сладит,/ С горькой болью первой любви (А. Ахматова); О, знала ль я, когда неслась, играя,/ Моей любви последняя гроза,/ Что лучшему из юношей, рыдая,/ Закрою я орлиные глаза... (А. Ахматова); О, жизнь без завтрашнего дня!/ Ловлю измену в каждом слове,/ И убывающей любови/ Звезда восходит для меня (А. Ахматова); В те времена, когда роились грёзы/ В сердцах людей, прозрачны и ясны,/ Как хороши, как свежи были розы/ Моей любви, и славы, и весны! (И. Северянин); «Высоко нёс я стяг своей любви» (И. Бунин); Ранняя осень любви умирающей (В. Брюсов); Пусть жизнь приносит людям счастье, -/ В моей душе любви весна/Не сменит бурного ненастья (А. Блок); Любви и светлой, и туманной/ Равно изведаны пути (А. Блок); Образ девушки любимой -/ Повесть ласковой любви (А. Блок); Из груди, сожжённой песками,/ Из плаща, в пыли и крови,/ Негодуя, вырвется пламя/ Безначальной, живой любви (А. Блок); Одинокий, к тебе прихожу,/ Околдован огнями любви (А. Блок); Твоих волос ночная арка,/ Твоих бровей густая смоль/ Сулит торжественно и .-жарко/ Любви божественную боль (Д. Святополк-Мирский); Нет, взвидя,/ что есть/любовная ржа,/ что каши вдвоём/не сваришь, —/ты зубы стиснь/ и, руку позісав,/ скаэюи:/ - Прощевай, товарищ! (В. Маяковский); А другой/ стрелу любви/ иначе метит,/ путает/ - ребёнок этакий -/ уловленье/ любимой/ в романтические сети./ с повышеньем/ подчинённой по тарифной/ сетке... (В. Маяковский); Над свежей могилой любови/ Душа словно дверь на засове, -/ Чужой, не стучи щеколдой! (Н. Клюев); Это пеплом любви так черны вечера/ И рабочих и бледного книжника (В. Хлебников).
Нежность: С кем можно глубже и полнее/ Всю чашу нежности испить? (О. Мандельштам).
Счастье, радость, веселье, ликованье: свечение счастья (Б. Пастернак); Когда же счастия гроши/ Ты проживёшь с подругой милой/ И для пресыщенной души/ Всё станет сразу так постыло -/ В мою торжественную ночь/ Не приходи. Тебя не знаю (А. Ахматова); Все мы яблоко радости носим,/ И разбойный нам близок свист (С. Есенин); Серебром моих веселий/ Оглушу (А. Блок); Пускай мы пьём из ядовитой чаши./ Но если бог поставил миру цель,/ Без нас ей не свершиться. Скорби наши -/ Грядущих ликований колыбель (Н. Минский).
Надежда; гроба надежд (С. Есенин), корабль надежды (А. Блок).
Скука, печаль, тоска, страдание, скорбь: скуки перегар (И. Анненский); лохмотья печалей (А. Блок); смерч тоски, комья тоски, лёд тоски (Б. Пастернак); злобный мрак людских страданий (Ф. Сологуб); Вином тоски и хлебом испытаний/Душа сыта (М. Волошин); В нас тлеет боль внежизненных обид./ Томит печаль, и глухо точит пламя,/ И всех скорбей развёрнутое знамя/ В ветрах тоски уныло шелестит (М. Волошин); Ещё пышней и бесшабашней/ Шумите, осыпайтесь, листья,/ И чашу горечи вчерашней/ Сегодняшней тоской превысьте (Б. Пастернак);
Злость, злоба: Разбейте днища у бочек злости,/ ведь я горящий булыжник дум ем (В. Маяковский); Горы злобы/ аж ноги гнут (В. Маяковский); ... На губах - отрава злости,/ В сердце - скуки перегар (И. Анненский).
Страсть, похоть: Я наклонился действительно,/ и действительно/я,/ наклонясь,/ сказал ей,/ как добрый родитель:/ «Страсти крут обрыв -/ будьте добры,/ отойдите./ Отойдите,/ будьте добры» (В. Маяковский); Страсти корь/ сойдёт коростой,/ но радость/ неиссыхаемая,/ буду долго,/ буду просто/ разговаривать стихами я (В. Маяковский); Ты вся погружаешься в пену,/ облизанная валами,/ но чёрную похоти вену/ мечтой рассеку пополам я (Н. Асеев).
Кодирующая и конспирирующая функции
Возьмём за основу следующее определение кодирующей функции: «Кодирующая функция метафоры предполагает представление художественного образа в виде символа или набора символов (обозначений и названий), направляющих к постижению основной мысли конкретного речевого отрезка - от метафорического контекста до текста целого произведения» [Дегтярева М.В., Духовнова Е.О., 2012, с. 21]. При кодировании, отмечает В.К. Харченко, "шифр" к метафоре лежит на поверхности. «Мы скрываем нечто, кодируем... понимая, что обратный процесс, декодирование, особых затруднений не вызовет» [Харченко В.К., 2007, с. 64]. Иными словами, автор метафоры, используемой в кодирующей функции, стремится подвести читателя к разгадке кода, к наиболее полному постижению художественного образа, предполагающего нередко двоякую интерпретацию. Интересное наблюдение по примерам двоякого прочтения образов сделано В.К. Харченко: «Кодирование информации в заголовке нередко строится по формуле «метафора + метонимия»: «Мёртвые души Н.В. Гоголя, «Деревянные кони» Ф. Абрамова, «Сирень» 10. Нагибина» [Харченко В.К., 2007, с. 67]. Этот ряд метафорических заголовков-кодов можно продолжать чуть ли не до бесконечности; напр.: «Вешние воды» И.С. Тургенева, «Чаша жизни» и «Лёгкое дыхание» И.А. Бунина, «Красный смех» Л.Н. Андреева, «Молох», «Река жизни», «Колесо времени» А.И. Куприна, «Поезд жизни» и «Попытка комнаты» М. Цветаевой, «Клубок змей» и «Пустыня любви» Ф. Мориака и др. Следует отмстить, что такие названия, как правило, общеизвестны и прочно закреплены в языковом сознании народа. В чём же тайна столь широкого изобилия заглавий-кодов в мировой литературе? В.К. Харченко объясняет это так: «В исследованиях лингвистов не случайно позиция заглавия, эпиграфа, зачина и концовки названа сильной позицией в тексте, и если в этих позициях удачно употреблены метафоры, то эти метафоры развивают в себе кодирующие свойства» [Харченко В.К., 2007, с. 67].
В поэтическом тексте, где потенциал для реализации метафорой кодирующей функции широк, субстантивные метафорические словосочетания могут выступать в качестве средств вербализации символа. В поэме М. Цветаевой «Попытка комнаты» разнообразные бытовые детали -городские атрибуты - концентрируются вокруг обобщённого пространственного образа-символа ДОМ, под которым может подразумеваться внутренний (духовный) мир героини-поэтессы. По утверждению И.В. Якушевич (Резниковой), в образах, воссозданных в этой «поэме-сне», материализуется «духовная реальность лирической героини» [Якушевич (Резчикова) И.В., 2005, с. 179]. Так, рождаются образы коридоров-улиц как путей связи между домами, символизирующих «духовные пути к сердцам других людей» [Якушевич (Резчикова) И.В., 2005, с. 179-183]: стиха дорога, домов каналы, домов притоки, домов туннели, домов ущелья. Репрезентируя и дополняя главный символ ДОМ (комната -«синекдоха означающего «дом» [Там же]), данные метафоры осуществляют в тексте кодирующую и стилеобразующую функции.
Использование поэтами субстантивных метафорических словосочетаний в кодирующей функции, как правило, связано с конкретной тематикой. Наиболее полно данная функция реализуется метафорой в стихотворениях, посвященных темам войны и революции, развития цивилизации и культуры, научно-технического прогресса и его последствий для человека и общества.
Выполняя конспирирующую функцию, метафорическое средство языка реализует авторскую цель засекречивания смысла [Харченко В.К., 2007, с. 67]. Метафора в конспирирующей функции реализует замысел автора — "спрятать" от читателя описываемый объект, препятствовать постижению созданного им художественного образа. Конспирирующая функция, как правило, совмещающаяся с игровой, характерна для перифраз, или метафор-загадок - в терминологии Ю.И.Левина [Левин Ю.И., 1998, с. 457]; ср.: Полно смотреть в это звёздное море,/ Полно стремиться к холодной луне! (А. Блок); «Только знаю я, что эти избы -/ Деревянные колокола,/ Голос их ветер хмарью съел» (С. Есенин); «Пусть помнит Екатерина,/ Что если Россия — пруд,/ То чёрными лягушками в тину/ Пушки мечут стальную икру» (С. Есенин). Только из контекста можно понять, что звёздное море — это небо, деревянные колокола - избы, чёрные лягушки — пушки, а стальная икра — пушечные ядра. При этом слово-разгадка, обозначающее переименованную ("законспирированную") реалию, тоже может присутствовать в тексте; ср.: О, светоносные стебли морей, маяки!/ Ваш прожектор - цветок! (А. Блок); Солнце избу взнуздало -/ Бревенчатого жеребца... (Н. Клюев); Здесь далее мельница — бревенчатая птица/ С крылом единственным — стоит, глаза смежив (С. Есенин); «Нефть - как чёрная/ Кровь земли» (С. Есенин). В приведённых примерах метафоры основаны на сравнении описываемых предметов и явлений с живой природой - растениями, животными, птицами и человеком (маяки -светоносные стебли морей, прожектор - цветок, изба - бревенчатый жеребец, мельница — бревенчатая птица, нефть - чёрная кровь земли). Помимо конспирирующей выделенные субстантивные метафорические словосочетания выполняют текстообразующую функцию: в каждом случае мы наблюдаем метафоризацию целого предложения благодаря олицетворениям (анималистическим метафорам), поддерживаемым внешним контекстом. Вые контекста разгадать созданные поэтами образы не представляется возможным, они "живут" и полноценно "раскрываются" только в своём "родном" контексте. Так, перифраза светоносные стебли морей (маяки) поддерживается другой перифразой - цветок (прожектор), анималистические метафоры-загадки бревенчатый жеребец (изба) и бревенчатая птица (мельница) - метафорическим контекстом (взнуздало и с крылом, глаза смежив). В последнем примере уподобление нефти чёрной кровью земли формирует представление о земле как о живом существе.
«Разница между кодирующей и конспирирующей функцией, -отмечает В.К. Харченко, - касается степени засекреченности образа. Писатель добивается, чтобы эзопов язык был понят, схвачен, интерпретирован, рассекречен читателями, поэтому метафорику заглавий мы рассматриваем как код, а не как конспирацию смысла. Для игровой конспирации издавна используется великолепная фольклорная форма — загадки. Степень засекреченности образа в народных загадках чрезвычайно высока» [Харченко В.К., 2007, с. 68].
В художественных текстах кодирующая и конспирирующая функции часто перекрещиваются, взаимодействуют, дополняя друг друга.
В поэзии Серебряного века широко представлены в кодирующей и конспирирующей функциях субстантивные метафорические словосочетания тематической группы «Город».
Город - некое пространство с особым устройством, сложившимся бытовым и культурным укладом, влияющим на образ мыслей и духовные запросы отдельного человека и целого общества (ср.: город крупный населённый пункт, являющийся административным, промышленным, торговым и культурным центром [БАС, 2006, т. 4, с. 319]). В то же время город - это и люди, населяющие данное пространство, и своего рода крупный артефакт, созданный (построенный) руками человека.
В поэзии Серебряного века получает развитие образ города, особенности городской жизни, отличные от деревенской, образы конкретных городов (Москва, Петербург, Париж, Берлин, Нью-Йорк, Венеция и др.) с их улицами, площадями, домами, башнями, соборами, мостами и связанные с ними события, впечатления, переживания. Поэты рисуют образы города-живого организма {города лицо (Е. Надгорская), копчёные рожи заводов, домовьи души, души фабрик и хат, брюха заводовы (В. Маяковский), спины гостиниц, уши шумящего города (Н. Асеев)), города-реки {проток экипажей (А. Блок), плотины баррикад, людской прилив (В. Брюсов), человечий прилив, плотина улиц (В. Маяковский)), города-кладбища {.могилы домов (А. Блок), скелеты домов (С. Есенин), гроба домов публичных (В. Маяковский)), города-Молоха {болванок красные гроба, вагранок огненная вьюга (М. Герасимов)), города-модного салона {тарелки зализанных зал, огонь раззолоченных зал (В. Маяковский)), города-магазина {лёд витрин (Б. Пастернак)), города-театра {театров широкие зевы (О. Мандельштам)), города-музея и др. (о национальной и индивидуально-авторской концептуализации понятия «город» см. в раб. Водневой М.Г. [Воднева М.Г., 2011]). Например, объекты города - улицы, переулки, площади, здания - обретают "человеческий облик", что позволяет представить город как живой организм, имеющий "тело", способный жить, дышать, чувствовать, как человек; ср.: С небритой щеки площадей/ стекая ненужной слезою,/ я,/ быть может,/ последний поэт (В. Маяковский); Сбежались смотреть литовские сёла,/ как, поцелуем в обрубок вкована,/
