Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Теоретико-методологические основания исследования роли деструктивного образа семьи в возникновении суицидальных состояний
1.1. Понятие образа семьи в современной психологии 9
1.2. Теории суицида в отечественной и зарубежной психологии 25
1.3. Психотравмирующие воздействия военной службы как одно из условий актуализации деструктивного образа семьи 51
CLASS ГЛАВА II. Программа исследования деструктивного образа семьи военнослужащих срочной служб CLASS ы
2.1. Программа исследования 58
2.2. Характеристика испытуемых 60
2.3. Методология и методы исследования
2.3.1. Психодиагностические методы 65
2.3.2. Психокоррекционные методы 69
2.3.3. Статистические методы 70
2.4. Исследовательская модель 70
ГЛАВА III. Анализ результатов исследования деструктивного образа семьи как одного из факторов возникновения суицидальных состояний у военнослужащих срочной службы
3.1. Деструктивный образ семьи как один из факторов возникновения суицидальных состояний у военнослужащих 74
3.2. Социально-психологические особенности военнослужащих с различными типами образа семьи 90
3.3. Психологическая коррекция суицидальных состояний военнослужащих 112
Выводы 119
Заключение 122
Библиография 123
Приложение 1 139
Приложение 2 144
Приложение 3
- Психотравмирующие воздействия военной службы как одно из условий актуализации деструктивного образа семьи
- Деструктивный образ семьи как один из факторов возникновения суицидальных состояний у военнослужащих
- Социально-психологические особенности военнослужащих с различными типами образа семьи
- Психологическая коррекция суицидальных состояний военнослужащих
Введение к работе
Актуальность исследования определяется важностью исследования проблемы суицидальных состояний, как в научно-психологическом, так и в социокультурном плане. Ежегодная военная ведомственная статистика показывает, что около двадцати процентов общего количества ежегодно гибнущих военнослужащих российской армии уходят из жизни добровольно, и более половины из них составляют военнослужащие срочной службы по призыву, то есть молодые люди в возрасте до двадцати лет. Отдельные проявления армейской аутоагрессии, приводящей к суициду, иногда вызывают эффект индуцирования самоубийств в воинской среде. Имеющиеся в отечественной и зарубежной литературе исследования по этой проблеме немногочисленны, их масштаб и глубина, а также определенная закрытость темы недостаточны для практического применения в психокоррекции и психотерапии. С.В.Тарасов (1999), отмечает, что в армейской среде резко меняется социально-психологический статус индивида, оторванного от привычной жизни, поэтому армия - одна из немногих социально-психологических сфер, где в современном обществе можно наблюдать символ, ритуал и следование деструктивному семейному сценарию.
Многоаспектная проблема возникновения суицидальных состояний вследствие взаимодействия личности и социума, военнослужащего и армейской среды, связывается в исследовании с деструктивным образом семьи как одним из суицидальных факторов в условиях армейской службы. Суицид может прослеживаться в семейных историях, передающихся из поколения в поколение; имеющийся образ семьи («семейный сценарий», «семейный миф») служить ритуальным защитным механизмом для поддержания единства семьи, сохранения целостности личности (В .И. Брутман, А.Я. Варга, И.Ю. Хамитова, 2000; A.J. Э. Гроллман (1988) выделяет понятие «суицидогенная семья», разрешающая свои проблемы с помощью суицида, в силу особенностей, в частности, эмоциональных, семейного окружения [123, с. 307]. По данным
В. Гольжак (2003), Н. Абрахам и М. Терек (1967, 1978), И. Бузормени-Надь (1973), Ф. Дольто (1971, 1975, 1978), А.А. Шутценбергер (2001), Б. Хеллингер (2001), деструктивный образ семьи формируется на почве какого-то неразрешенного кризиса - развода, чьей-то смерти, семейной тайны. Н. Пезешкиан (1977) определяет неразрешенный кризис как актуальный конфликт, который запускает суицид через накапливающиеся микротравмы (внешние и внутренние перегрузки) [69, с. 36, 208].
Анализ причин незавершенных суицидов показывает, что суициденты, как правило, полностью не осознают, почему они их совершают и в ряде случаев обнаруживает следование суицидентов скрытому от них самих сценарию, который носит мифологический характер (Ц.П. Короленко, Н.В. Дмитриева, 2003).
Э.Г. Эйдемиллер (1999) определяет семейные представления как «внутреннюю картину (образ) семьи», включающий представления индивида о самом себе, своих потребностях, возможностях, о других членах семьи, с которыми индивида связывают семейные отношения, и о характере этих отношений. Т.М. Мишина (1983) рассматривает «образ семьи», «образ мы»» как феномен семейного самосознания, семейной идентичности - целостное, интегрированное образование, функцией которого является регуляция поведения и согласование позиций семьи. В деструктивной, социально пассивной семье доминируют примитивные, стереотипные, поверхностные, не индивидуализированные, психологически примитивные семейные представления, семейное самосознание не конкретизировано (примитивизм семейных представлений, однако, не означает примитивизма самих отношений).
Широкий круг явлений семейной жизни, касающийся внутренних причин, активизирующих аутодеструктивные тенденции и приводящие к самоубийству, в настоящее время мало изучен в социальной психологии. В этом контексте A.J. (1963) изучал семейные постулаты, ритуалы семьи как «семейные мифы», означающие, по его мнению, определенные защитные механизмы, используемые для поддержания единства в дисфункциональных семьях. Синонимами семейного мифа, по Э.Г.
Эйдемиллеру, В.В. Юстицкому (1990) являются семейные «верования», «убеждения», «семейное кредо», «ролевые экспектации», «согласованная защита», «наивная семейная психология» [55, с. 558]. J. Bossard (1949) и М. Morval (1998), считают, что важными функциями семейных ритуалов являются и регуляция поведения, социальное обучение, передача верований, установление личной и семейной идентичности. Н. Пезешкиан (2001) использует понятие «семейной концепции», которая определяет стратегию переработки конфликтов, структуру мировоззрения, структуру отношений, вытекающие из критических переживаний семьи.
Несмотря на то, что в социально-психологической литературе имеются отдельные теоретические исследования по проблеме суицида и семейной деструкции, в научных представлениях о деструктивной суицидогенной семье очерчены лишь границы этого феномена, существует терминологическая нечеткость и описательность, отсутствуют эмпирические исследования этой проблемы на различных выборках, что делает актуальной тему данного исследования «Деструктивный образ семьи как один из факторов возникновения суицидальных состояний у военнослужащих».
Цель исследования - выявить влияние деструктивного образа семьи на возникновение суицидальных состояний военнослужащих срочной службы; апробировать программу психологической коррекции суицидальных состояний.
Объект - суицидальное состояние как социально-психологический феномен.
Предмет исследования - взаимосвязь суицидальных состояний у военнослужащих срочной службы и деструктивного образа их семьи.
Гипотезы исследования
1) Деструктивный образ семьи выступает как нарушение семейной идентичности у военнослужащих экспериментальной группы и является одним из факторов возникновения суицидальных состояний.
2) Военнослужащие с суицидальными состояниями отличаются особенностями эмоциональной и мотивационно-потребностной сферы от военнослужащих контрольной группы, что обусловливает низкий уровень антисуицидного барьера у них и более высокий уровень суицидального риска.
Для достижения поставленной цели исследования и проверки выдвинутых гипотез поставлены следующие задачи:
1. Проанализировать и систематизировать теоретические представления об образе семьи, установить общие закономерности анализа его структуры и влияние на возникновение суицидальных состояний.
2. Определить комплекс психодиагностических и психокоррекционных методов с целью выявления и коррекции влияния деструктивного образа семьи на возникновение суицидальных.
3. Выявить уровень суицидального риска и охарактеризовать содержание антисуицидного барьера, особенности эмоциональной и мотивационно-потребностной сферы у военнослужащих с суицидальными состояниями.
4. Определить возможные типы образа семьи в исследуемой выборке, и роль деструктивного образа семьи в возникновении суицидальных состояний.
5. Апробировать программу психологической коррекции суицидальных состояний военнослужащих с целью предупреждения суицидальных происшествий в воинских коллективах.
Методологическую основу исследования составляют: теория символического интеракционизма Дж. Мида (1975), где личность рассматривается как структура, образованная социальными установками и ролями, где очень важную роль играет контроль за поведением в плане соответствия социальным нормам; теория семьи как открытой социальной системы концепция суицида А.Г. Амбрумовой (1978) как следствия социально-психологической дезадаптации личности в условиях микросоциального конфликта; положения СВ. Тарасова (1999) о феномене символизации и ритуализации военной службы; концепция патологизирующего семейного наследования Э.Г. Эйдемиллера и В. Юстицкиса (1999), А. А. Шутценбергер (2001) о снижении адаптивных возможностей членов дисфункциональных семей за счет формирования, фиксации и трансгенерационной передачи деструктивного образа семьи от поколения к поколению.
Для реализации цели исследования и решения поставленных задач использовался комплекс методов: а) аналитические (анализ психологической и философской научной литературы); б) психодиагностические (индивидуальное глубинное интервью, анкетирование, тестирование); в) психокоррекционные и формирующие (групповые и индивидуальные консультации, психологический тренинг «Смысл жизни и смерть»); г) методы статистического анализа результатов экспериментальной работы (анализ частот, корреляционный и дисперсионный анализы, t-критерий Стьюдента и %2- критерий Пирсона).
Достоверность результатов и значимость выводов обеспечиваются методологическими положениями исходных оснований исследования; применением комплекса методов теоретического и методик эмпирического исследования, адекватных его целям, задачам и внутренней логике; результатами сопоставления данных, полученных на основании использования различных методик, достаточным объемом выборки и измеряемых характеристик, корректным использованием процедур статистической обработки эмпирических данных.
Научная новизна исследования заключается в экспериментальном изучении феномена «образ семьи» у военнослужащих срочной службы, описании структуры и типологии образа семьи, определении роли деструктивного образа семьи в возникновении суицидальных состояний у военнослужащих срочной службы; особенностей эмоциональной и мотивационно-потребностной сферы военнослужащих, изучении факторов формирования антисуицидного барьера у военнослужащих срочной службы.
Теоретическая значимость исследования определяется вкладом в разработку проблемы суицидальных состояний и состоит в уточнении дефиниции понятия «образ семьи», обосновании представления о взаимосвязи деструктивного образа семьи и суицидальных состояний; разработке описательной эмпирической модели деструктивного образа семьи на основе анализа его содержания, структуры и функций.
Практическая ценность работы состоит в разработке операциональных критериев определения деструктивного образа семьи, авторской психодиагностикой методики «Антисуицидный барьер личности» и Программы «Психологическая коррекция суицидальных состояний у военнослужащих срочной службы». Полученные результаты могут быть использованы: при психодиагностике уровня суицидального риска и антисуицидного барьера с целью отбора в группы риска; в процессе учебно-воспитательной работы с юношами призывного возраста в образовательных учреждениях в целях предупреждения суицида и более эффективной адаптации к психотравмирующим воздействиям армейской службы.
ґ Основные положения, выносимые на защиту:
1) Структуру образа семьи составляют блоки категорий, представленных соответствующими темами-признаками в его психосемантическом пространстве и относящихся к динамике семейной истории и семейного мифотворчества.
2) Существуют различия в конструктивном и деструктивном образе семьи, отражающие субъективное восприятие военнослужащими своей семьи и рода, личностные установки, особенности эмоциональной и мотивационно-потребностной сферы, духовные и экзистенциальные ценности, наличие семейной идентичности.
3) Деструктивный образ семьи выступает в качестве одного из социально-психологических факторов возникновения суицидальных состояний у военнослужащих срочной службы.
4) Психокоррекционная программа, направленная на дезактуализацию
суицидальных состояний, позволит эффективно реализовать формирование антисуицидного барьера у военнослужащих срочной службы, решить задачи социальной адаптации в воинском коллективе (взводе, роте).
Структура диссертации. Работа включает введение, три главы, заключение, выводы, библиографию (149 отечественных авторов и 51 -иностранных), приложения. Текст диссертации иллюстрирован 24 таблицами и 17 рисунками. В приложении даны результаты математической обработки данных, тексты психодиагностических методик и программа психокоррекции суицидальных состояний военнослужащих срочной службы.
Практическое внедрение. Результаты исследования внедрены в практику психодиагностической и психокоррекционной работы психологической службы воинской части Сибирского военного округа, Управления внутренних дел г. Ленинска-Кузнецкого; учебно-воспитательной работы открытой сменной средней общеобразовательной школы № 3 г. Ленинска-Кузнецкого. Содержание диссертации отражено в пяти публикациях автора.
Психотравмирующие воздействия военной службы как одно из условий актуализации деструктивного образа семьи
Изучение готовности российской молодежи к военной службе показывает наличие тревожных социальных тенденций, затрагивающих устойчивость оборонного сознания молодого поколения. В настоящее время складывается крайне напряженная ситуация с подготовкой призывников к военной службе, о чем свидетельствуют многочисленные исследования [93, с.21-26].
Б.С. Братусь (1988) сформулировал важную идею, касающуюся особых, экстремальных условий: «Между тем, коль психика едина, то патология проистекает не из-за того, что наряду с нормальными начинают действовать сугубо аномальные механизмы, а из-за того, что общие психологические механизмы начинают извращаться, функционируя в особых, экстремальных, пагубных для них условиях» [26, с. 26]. Доказано, что на появление дезадаптации личности в экстремальных условиях влияют ряд экстраординарных признаков окружения [75, с. 26-35]: 1) пространственно-временные (информационная блокада, существование в чужой среде, оторванность от близких, изоляция от внешнего мира); 2) социальные (отношения в коллективе, непопулярность военной службы); 3)военно-технические (некомпетентность военноначальников, «дедовщина»).
Все эти факторы могут повлиять на психологическую совместимость в группе, как результат — конфликт, эмоциональное напряжение, тревожность, выделение «козла отпущения». Таким образом, наступает социально-психологическая дезадаптация отдельных военнослужащих. В условиях социально-психологической дезадаптации для военнослужащего становится невозможным осуществление своей позитивной социальной роли в конкретных микросоциальных условиях. Это зависит не только от тех или иных характеристик конкретной ситуации, но и от способностей военнослужащего соответствовать определенным требованиям данной конкретной ситуации.
Другими словами дезадаптация личности представляет собой психологический феномен, выражающийся в неадекватном поведении личности, обусловленном деформациями реакций организма, психики на внутренние и внешние стимулы, а также установок, ценностных ориентации, направленности личности (по Н.В. Гузяевой, 1999). В обычной жизни душевный кризис может быть вызван разрывом привычной системы отношений, утратой значимых ценностей, невозможностью достижения поставленных целей, потерей близкого человека и т.д. Все это сопровождается отрицательными эмоциональными переживаниями, неспособностью реально оценивать ситуацию и найти рациональный выход из нее. Когда человек оказывается в армейской среде ее социально психологический статус меняется: индивид вынужден заставить себя оторваться от привычной жизни, временно отложить реализацию жизненных планов или изменить ее тактику, в армии высока степень ритуализации отношений, значительна роль символики в регуляции поведения. Армия - это одна из немногих сфер, где в современном обществе можно наблюдать символ и ритуал. Здесь высок темп социально-психологических изменений, обусловленный быстрой сменой «поколений» военнослужащих (шесть месяцев - разница между призывами и несколько лет - весь срок военной службы); армия является закрытой организацией и ее взаимодействия с социальным окружением затруднены.
Так, СВ. Тарасов в 1992-93 г.г. проводил исследование процессов, которые происходят с человеком, оказавшимся в необычных для него условиях военной службы на примере военнослужащих, проходящих срочную службу. Автор рассмотрел особенности внешних черт и стереотипов поведения человека в армейских условиях [117]. На основании его наблюдений можно сделать следующие выводы:
1) Первые впечатления. Первое чувство человека, попавшего в казарму, - удивление, связанное с резкой сменой образа «Я». Меняется: внешность (новая стрижка, одежда); имя заменяется званием и наименованием подразделения; меняется быт и распорядок дня и т.д. Здесь на этом этапе самое сильное переживание от осознания, что индивид не может распоряжаться собой в полной мере, вдруг перестает быть личностью, принимающей решения. Проблема в том, что у него нет возможности восстановить свою индивидуальность, даже на уровне совершения элементарных поступков (время регламентировано от приема пищи до просмотра телепередач). Все подчинено заведенному распорядку, ему необходимо следовать, чтобы избежать санкции за неповиновение. Цель такой социально-психологической организации - подчинить человека, приучить его к выполнению любых приказов. Солдат не должен задумываться, а мгновенно подчиняться требованиям командира.
Естественно, что такая ситуация вызывает стресс. Выход из него является то, что многие солдаты пытаются найти смысл не в самих действиях, а в их точном, безукоризненном выполнении. Как следствие, снижается критичность по отношению к окружающим и к себе.
2) Нереализованные потребности. Особенно в первые месяцы службы трудно удовлетворить даже самые элементарные физиологические потребности, не говоря уже о других уровнях потребностей (постоянное чувство голода, недосыпание, неудовлетворенная сексуальность, отсутствие безопасности и социальных связей (любви, идентификации и т.д.)). Потребность самовыражения также нереализована: нет успеха, признания, одобрения. Удовлетворение потребностей часто переносится в сферу фантазий: воспоминание о прошлом и представление о будущем. Причем, представление о будущем мыслится в различной временной перспективе: от наступления нового периода службы до послеармейской жизни. Жестокий официальный распорядок повышает потенциал протеста личности, который отчасти реализуется в альтернативных ритуалах, являющихся суррогатной формой реализации потребностей идентификации, самоуважения, успеха.
Деструктивный образ семьи как один из факторов возникновения суицидальных состояний у военнослужащих
Первый этап анализа образа семьи военнослужащих срочной службы состоял в выделении из текстов интервью, анкет и методики неоконченных предложений инвариантных смысловых категорий, соответствующих категориям образа семьи и динамики семейной истории, которые были дополнены категориями мифотворчества, выделенным и описанным Э.И. Мещеряковой (2001). Анализ психосемантического пространства образа семьи исследуемой выборки позволил выделить 48 тем-признаков образа семьи, полученных с помощью контент-анализа и реконструированных при помощи герменевтического подхода. Темы условно разбиваются на следующие категории:
1) Признаки лояльности и парентификации по отношению к семье: семейная тайна, неразрешенный семейный конфликт, семейная несправедливость, неотреагированная (неоплаканная) смерть, замещающий ребенок.
2) Признаки синхронии семейных сценариев: повторяющаяся модель ухода, ранние смерти, наличие повторяющихся травм либо несчастных случаев.
3) Признаки семейных связей: структура и границы между подсистемами семьи, взаимоотношения в семье, отношения с отцом, отношения с матерью.
4) Признаки темпоральности семейной истории: история о прошлом, действие семейной в настоящем времени, история о будущем, целостность психологического времени.
5) Признаки концепции «Я», образа «Я»: отражение в образе семьи внешнего мира вне личности, образ семьи как отражение себя во внешнем мире (о том, как выглядишь со стороны), озабоченность мнением окружающих и непониманием с их стороны.
6) Признаки рефлексии над своей семейной историей: определение испытуемыми семейной истории как проклятья, порчи, сглаза, легенды; определение испытуемым семейной истории как мечты о будущем семьи; отрицание и нежелание открыть семейную историю.
7) Ценностные признаки: размышление о глобальных проблемах человечества и других людях вообще; мечта об избраннице; отношения с любимым человеком; стремление к приключениям и романтике; мечты о будущей карьере; упоминание о семейной жизни; желание иметь много друзей; мечты о благосостоянии и богатстве; желание не иметь проблем и забыть о них.
8) Размышления о судьбе: утверждения несбыточности мечты; страх, опасения за что-либо; преодоление черной полосы жизни; удача во всем, постоянное везение; утверждение веры во что-либо; предрешенность судьбы. Рассмотрим данные, полученные после обработки результатов, которые показали наличие определенных различий, как между исследуемыми группами, так и внутри экспериментальной группы.
1) Признаки лояльности и парентификации по отношению к семье: семейная тайна, неразрешенный конфликт, семейная несправедливость, неотреагированная (неоплаканная) смерть, замещающий ребенок.
Значимыми параметрами для возникновения и сохранения суицидальных состояний военнослужащих экспериментальной группы оказались: неоплаканная смерть и семейная тайна (р 0,001), семейная несправедливость (р 0,01). См. в Приложении 2, табл. 17.
2) Признаки синхронии: повторяющаяся модель ухода, ранние смерти, наличие повторяющихся травм либо несчастных случаев.
На представленном ниже рисунке можно увидеть наличие повторяющейся модели ухода в экспериментальной выборке. 28,1 % (21 человек) военнослужащих экспериментальной выборки указывают на наличие родственников пытавшихся покончить с собой или умерших в результате самоубийства. Причем в подгруппе военнослужащих, пытавшихся покончить с собой до прохождения службы в армии, 34,3 % (11 человек) отмечают наличие паттерна ухода в роду; а среди военнослужащих с суицидальными мыслями таких 23 % (9 человек). В контрольной выборке всего 5,5 % (3 человека) военнослужащих указывают на «суицидальный» анамнез.
Статистически значимыми темами-признаками суицидальных состояний оказались: повторяющаяся модель ухода и ранние смерти в семье (р 0,001).
3) Признаки семейных связей: структура и границы между подсистемами, взаимоотношения в семье, отношения с отцом, отношения с матерью. Данная тема-признак позволяет проследить динамику семейных связей. Мы предположили, что данная категория позволит выявить предпосылки возникновения деструктивного образа семьи в виде семейного мифа как одного из условий возникновения суицидальных состояний военнослужащих.
Большинство испытуемых исследуемой выборки полагают, что были желанным ребенком для своих родителей (ответы «Да»: 84,3 % - группа «СП»; 58,9 % - группа «СМ»; 95,7 % - группа «Норма»).
Что касается ответов на вопросы о том, ощущали ли испытуемые любовь со стороны отца, то данные говорят о следующем: 62,5 % (группа «СП») и 28,2 % (группа «СМ») военнослужащих экспериментальной группы отмечают переживание субъективного ощущения недостатка любви со стороны отца; большинство респондентов группы «Норма» (80,2 %) полагают, что не испытывают недостатка любви со стороны отца.
На вопрос: «Ощущали ли Вы любовь со стороны матери?» мы получили практически идентичные ответы во всей исследуемой выборке (71,8 %, 76,9 % и 73,2 % испытуемых групп «СП», «СМ» и «Норма» ответили - «Да»),
Социально-психологические особенности военнослужащих с различными типами образа семьи
Сравнение параметров проводилось по выборке в целом. По некоторым параметрам сопоставлялись данные внутри экспериментальной выборки. Для удобства восприятия полученных результатов все показатели представлены в виде таблиц и рисунков.
Проанализируем данные, полученные по методике психодиагностики суицидальных намерений А.А. Кучера. Распределение военнослужащих исследуемой выборки по разным группам суицидального риска представлено в таблице 3.
Как видно из таблицы, в исследуемой выборке отсутствуют военнослужащие 1 группы (очень низкий уровень суицидального риска). Большинство респондентов принадлежат к 3 группе (средний уровень суицидального риска). Согласно А.А. Кучеру, лица, предрасположенные к суицидальному поведению, относятся к 4 и 5 группам (высокий и очень высокий уровни) суицидального риска. В исследуемой выборке таких военнослужащих 25,6 и 22,4 % соответственно. И только 25 % испытуемых по результатам диагностики имеют низкий уровень суицидального риска. Таким образом, группу суицидального риска в нашей выборке составляют 42,2 % военнослужащих.
Процентное распределение количественных значений характеристик личности в исследуемой выборке показывает, что:
- в экспериментальной группе наблюдается наибольшее количество военнослужащих, отличающихся тревожностью (46,4 %), недоверчивостью (33,8 %), замкнутость (32,3 %) и беспокойством (32,3 %). Лишь небольшое количество военнослужащих отмечает наличие такой черты характера, как оптимизм (18,3 %).
- в контрольной группе большинству военнослужащих свойственен оптимизм (57,7 %). В данной группе отсутствуют испытуемые с такой чертой характера, как тревожность.
Что касается выраженности тех или иных характерологических особенностей внутри экспериментальной группы, то данные говорят о следующем: в подгруппе «Суицидальные попытки» больше военнослужащих, отмечающих наличие такой характеристики личности, как «замкнутость», военнослужащие с суицидальными мыслями в большей степени отмечают наличие недоверчивости как черты характера.
Таким образом, военнослужащему с суицидальными состояниями можно дать такую типичную характеристику: тревожен, недоверчив, замкнут, часто беспокоится, склонен к появлению страхов и мрачных мыслей, иногда жалеет себя и отрицает наличие позитивных тенденций в будущем. Военнослужащих контрольной группы можно описать как оптимистичных личностей.
Далее перейдем к рассмотрению данных по показателям опросника «Антисуицидный барьер личности» в экспериментальной и контрольной группах, полученных на этапе апробации данной методики.
С целью выявления конструктивной валидности и надежности методики диагностики антисуицидного барьера личности, был проведен корреляционный анализ связей между шкалами и шкалами опросника «Антисуицидный барьер личности» и показателем методики психодиагностики суицидальных намерений среди военнослужащих экспериментальной и контрольной групп.
В первую очередь мы рассмотрим результаты корреляционного анализа по шкалам методики в экспериментальной выборке в целом (таблицы 4 и 5). Как видно из табл. 4, из всего количества корреляционных связей (33) значимых оказалось - 33, что составляет 100 %. Из них 7 (21,2 %) - имеют низкий уровень значимости (р меньше или = 0,05); 8 (24,2 %) - средний уровень (р меньше или = 0,01); 18 (54,5 %) - высокий уровень (р меньше или = 0,001). Наибольшее количество и высокий уровень корреляционных связей выявился у следующих шкал: общий показатель антисуицидного барьера - 7 (р меньше или = 0.01 и р меньше или = 0.001), целостность психологического времени личности - 4 (при уровне значимости - р меньше или = 0,01-0,001), осмысленность и ценность жизни - 4 (преобладают р меньше или = 0,01 и р
меньше или = 0,001) и представление о будущем - 4 (при уровне значимости
- р меньше или = 0,01-0,001). Хорошо коррелирует другие шкалы (Религиозные верования, Боязнь физического страдания, Привязанность к близким) с общим показателем «АБЛ» в целом, по которым обнаружилось соответственно 2, 2 и 3 корреляции из 33 возможных (преобладающий уровень значимости р меньше или = 0,05 - 0,001).
Из табл. 5 видно, что шкала «представление о будущем» положительно коррелирует со следующими шкалами: «целостность психологического времени личности» (г = 0,51) и «осмысленность, ценность жизни» (г = 0,55) на достаточно высоком статистическом уровне. Также обнаружена прямопропорциональная зависимость между показателями шкал «целостность психологического времени личности» и «осмысленность, ценность жизни» (г = 0,63) и «привязанность к близким» (г = 0,55). Общий показатель АФ на высоком уровне значимости (р 0,01-0,001) коррелирует с
четырьмя шкалами опросника «АФЛ»: ПоБ (г = 0,66), ЦПВл (г = 0,75), ОиЦж (г = 0,56), ПкБ (г = 0,60) и на низком уровне значимости (р 0,05) со шкалами РВ (г = 0,46) и БФС (г = 0,44). Также общий показатель риска суицида на очень высоком уровне взаимосвязан со шкалами опросника «АБЛ»: «представление о будущем» (г = - 0,69), «целостность психологического времени личности» (г = - 0,77), «осмысленность и ценность жизни» (г = -0,67), «привязанность к близким» (г = - 0,65), «общий показатель АФ» (г = -0,82).
Психологическая коррекция суицидальных состояний военнослужащих
Получив и проанализировав результаты исследования социально-психологических особенностей военнослужащих с суицидальными состояниями, нами было спланировано исследование влияния психокоррекционных мероприятий по дезактуализации суицидальных состояний через формирование антисуицидного барьера. Формирующий этап эксперимента (программа психологической профилактики и коррекции суицидальных состояний военнослужащих - см. приложение 3) был проведен в экспериментальной группе в период весна-лето 2001 года в режиме интенсивной терапевтической группы. Количество участников каждой группы не превышало 15-17 человек. Тренинг был достаточно длительным по времени, встречи каждый день в течение 12 дней продолжительностью 1.5 часа с соблюдением необходимых этапов тренинговой работы: приветствия (разминки), основного этапа (упражнения, ролевые игры, введение новых понятий, обобщение предыдущей работы, демонстрация приобретенных знаний и умений), рефлексии (обмена впечатлениями о работе группы, себя и тренера). Также помимо групповых занятий проводились индивидуальные консультации, как до начала работы тренинговой группы, так и в процессе.
Для изучения влияния проведенных коррекционных мероприятий на формирование антисуицидного барьера у военнослужащих экспериментальной группы был проведен сравнительный анализ психодиагностических данных, полученных до и после проведения указанных выше мероприятий. Таблица 12.
Их анализ показал достоверно значимое снижение душевной боли, испытываемой респондентами «здесь и сейчас» (р 0.01). Снижение данного показателя произошло в 98,5 % (70) случаев. См. табл. 12.
После проведения контрольного психодиагностического среза после заключительного этапа психокоррекционного воздействия отмечено повышение общего показателя АБЛ у 100 % военнослужащих, в том числе до нормы (диагностированной у контрольной группы) — у 64,7 % (46 случаев). Средний балл АБЛ в экспериментальной группе повысился с 7,3 до 16,3. Данное значение чуть ниже исходного показателя в группе «Норма» (этот показатель равен 16,8). Однако в группе военнослужащих с суицидальными мыслями общий показатель АФ увеличился вдвое и составил 16,5 (у 76,9 % повысился до показателей группы «Норма» - 16,8), а в группе с суицидальными попытками увеличился в 2,5 раза и составил 16,1 балла. У 71,8 % военнослужащих с суицидальными попытками средний балл АБЛ повысился до показателей группы «Норма».
1) Одним из факторов, влияющих на возникновение суицидальных состояний у военнослужащих срочной службы, является деструктивный образ семьи. Признаками деструктивного образа семьи являются: неоплаканная смерть, семейная тайна, повторяющаяся модель ухода, ранние смерти в семье, нечетко структурированные и размытые границы между подсистемами семьи, нарушенные взаимоотношения с отцом, действие семейной истории в прошлом, озабоченность мнением окружающих и непониманием с их стороны, негативное отражение внешнего мира; определение семейной истории как проклятья, порчи, сглаза; размышление о глобальных проблемах человечества и других людях вообще; страх, опасения за что-либо, предрешенность судьбы; вера в жизнь после смерти.
2) Уровень суицидального риска военнослужащих, специально отобранных в экспериментальную выборку, оказался значительно выше, чем у обычных военнослужащих контрольной группы. Сформированность антисуицидного барьера в большей мере свойственна молодым людям контрольной группы, что также подтверждается анализируемыми показателями.
3) Результаты дисперсионного анализа эмоциональных состояний исследуемой выборки (показали, что наиболее значимыми эмоциями, чувствами и состояниями для военнослужащих с суицидальной активностью являются: «злость», «гнев», «страх», «отчаяние», «горе», «спокойствие», «беспомощность», «тоска», «безысходность», «одиночество», «пониженное настроение», «печаль», «обида», «тревога», «растерянность», «пустота», «безнадежность», «подавленность». В экспериментальной группе подгруппы «СМ» и «СП» отличались по пяти параметрам: «страх», «отчаяние», «безысходность», «пустота» и «безнадежность». В контрольной группе у военнослужащих доминируют: «спокойствие», «радость», «любовь» и «собственная уникальность, исключительность». Эмоциональные состояния отрицательного регистра оказались не выраженными в данной группе.
4) Сравнение наиболее жизненно важных потребностей в исследуемой выборке показало, что центральное место в потребностной сфере военнослужащих с суицидальными состояниями занимают следующие потребности: «осознание причин происходящего», «защита себя и своего психологического пространства» и потребность избегать стыда и унижения. У военнослужащих контрольной группы доминируют такие потребности, как достижения (потребность справляться с трудностями и побеждать, добиваться высоких показателей), аффилиация (потребность в близости и получении удовольствия от взаимодействия с близким человеком, устанавливать дружеские отношения) и потребность преодолевать собственные неудачи.
