Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Эволюция русского мессианства и его культурно-исторических трансформаций: философский анализ
1.1. Становление и развитие русской мессианской мысли в контексте русской идеи 17
1.2. Выражение русского мессианства в пролетарском сознании как ментальный перелом в русской идее 42
1.3. Реставрация русского мессианства в пролетарской идеологии советского периода 73
Глава 2. Судьбы русского мессианства и проблемы российской идентификации в постсоветском пространстве
2.1. Деконструкция тоталитаризма и отказ от пролетарского (советского) мессианства 97
2.2. Российская самоидентификация и судьбы русского мессианства 118
2.3. Проблема идентификации современного российского пути на основе осмысления базовых ценностей русского народа 145
Заключение 168
Литература 178
- Становление и развитие русской мессианской мысли в контексте русской идеи
- Реставрация русского мессианства в пролетарской идеологии советского периода
- Деконструкция тоталитаризма и отказ от пролетарского (советского) мессианства
- Проблема идентификации современного российского пути на основе осмысления базовых ценностей русского народа
Введение к работе
Актуальность темы исследования. В начале XXI столетия в новом социальном контексте, в новых условиях вызова времени кризис самоидентификации обострил «проклятые» русские вопросы, возникшие в период отказа от тоталитарного советского прошлого и попыток встроиться в общемировое цивилизационное пространство, вызвал множество новых представлений о том, кто мы есть в мире, какое у нас государство, что может стать скрепляющим стержнем социума в условиях постсоветских реформ. Опыт трансформаций российского общества представляет интерес и для зарубежных теоретиков и практиков, так как от внутренней стабильности России зависят и общемировые процессы. Обсуждение проблем русского менталитета и русского мессианства вновь востребовано и рассматривается в общественном сознании в контексте консолидирующего идеала, общенациональной идеи и путей их достижения. Попытка включиться в общемировое цивилизационное пространство обострила практически все проблемы жизнедеятельности страны, вызвала всплеск самоидентификационных поисков, заставила пересмотреть вопросы, так или иначе связанные с мессианскими идеями и осознанием особого предназначения России. Дефиниции идей, выражающих идентификационные параметры и систему координат современного российского социума, их дифференцирование чрезвычайно актуальны как залог нравственного, материального и духовного возрождения России и её статуса в мире.
Игнорирование ментальных основ русского национального сознания, имеющее место в последней модернизации всех параметров жизнедеятельности страны, не только не принесло ожидаемых результатов реформ, но породило новые проблемы - обнищание населения в результате «шоковых» методов реформирования, девальвацию идеи демократии в условиях коррумпированности власти, разгул преступности, элиминацию нравственных устоев русского народа, обострение межэтнических проблем, депрессивность и усталость народных сил. Всё это отягощено национальным унижением, попиранием национального достоинства и обретением комплекса неполноценности, ностальгией по «сильной руке». Это требует обнажения глубинных черт ментальности русских, связанных с базовыми ценностями, способными стать основой возрождения национального духа. В период смены модели общественного развития, как правило, актуализируются поиски новых идеалов, новых ценностей, новых проектов.
Актуальность современного выбора России определяет необходимость выделить несколько ключевых моментов - этапов генезиса и развития русской идеи в российском культурно-историческом пространстве, одним из аспектов которой является проблема русского мессианства. Тема русского мессианства стала определять русскую идею, начиная с концептов о Москве как Третьем Риме и о Святой Руси. Пережив множество трансформаций, русское мессианство продолжает оставаться одним из мировоззренческих аспектов российской идентификации. Перспективы дальнейшего развития России, связанные с современной самоидентификацией общества, сопряжены с пониманием места и новой оценкой русского мессианства, его эволюции, чтобы исключить обратимость тупикового общественного движения.
Современный цивилизационный процесс в условиях глобализации предполагает культурную самоидентификацию, основанную на традициях, базовых ценностях, вписывающихся в кросскультурные тенденции общественного развития. В условиях кардинального слома всех параметров жизнедеятельности общества, игнорирование ментальных основ русского национального самосознания привело, на наш взгляд, к тем негативным результатам, которые поставили Россию на грань выживания, как в мире, так и внутри страны. В то же время исследование современных концепций об избранности русского народа, анализ практик воплощения мессианских идей в жизнь позволит предостеречь общество от возможных ошибок в выборе новой общенациональной идеи.
Таким образом, проблема настоящего исследования определяется существующим противоречием между «великой катастрофой» России рубежа веков, обусловленной её былыми мессианскими притязаниями, и необходимостью возрождения национального самосознания, спасения национальной культуры, традиций, сохранения своего исторического пути и характера народа, что и определяет вопросы идентификации России и допустимости мессианской составляющей её национальной идеи.
Степень научной разработанности проблемы. Основные направления исследований по данной проблематике в мировой науке можно охарактеризовать следующим образом. Проблема русского православного мессианства и особого русского пути была поставлена в XIX веке А.С. Хомяковым, И.В. и П.В. Киреевскими, К.С. и И.С. Аксаковыми, Ю.Ф. Самариным, М.Н. Погодиным, П.Я. Чаадаевым, Н.Я. Данилевским, К.Н. Леонтьевым, Ф.М. Достоевским,
B.C. Соловьёвым. На рубеже XIX - XX веков рефлексиям на эту тему посвятили свои работы Н.Ф. Фёдоров, а так же Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, И.А. Ильин, С.Н. и Е.Н. Трубецкие, Н.О. Лосский, С.Л. Франк, Ф.А. Степун, Г.П. Федотов и др., продолжившие свои исследования и в эмиграции. И. Кириллов предпринял попытку проследить генезис русских мессианских представлений, начиная с Филофеевой концепции и до взглядов Ф.М. Достоевского и B.C. Соловьёва. Фундаментальное исследование русских мессианских концепций, начиная с генезиса и до первой трети XX века, осуществил в эмиграции Н.А. Бердяев, опубликовав в 1947 году свою работу «Русская идея».
В отечественной философской мысли проблема мессианства ушла вместе с «философскими пароходами» в зарубежье. Для современных отечественных исследователей эта проблематика стала доступна не ранее 90-х гг. XX века и актуализировалась с падением «железного занавеса», реабилитацией православия, возвращением в Россию произведений отечественных мыслителей, рассекречиванием спецхранов, легализацией диссидентской литературы и возможностью доступа к мировой философской мысли. На протяжении советского периода эта тема была табуирована. Проблема мессианства марксизма и его русифицированной версии - большевизма, впервые затронутая ещё С.Н. Булгаковым и Н.А. Бердяевым, не ставилась и считалась антисоветской. Мессианские истоки марксизма и большевизма, базовые ценности русской ментальности стали обсуждаться, начиная с 90-х гг., в работах А.И. Ципко, А.С. Ахиезера, Б.А. Успенского, Э.Ю. Соловьёва, В.М. Межуева, Ю.Н. Афанасьева, Р.А. Медведева, Б. Гройса, В.К Кантора, С.Г. Кара-Мурзы, М.Н. Громова, Н.С. Козлова, М. Гефтера, Ю.Ф. Карякина, А. Нуйкина, М.П. Капустина, Г.С. Померанца и др.
Эта тема рассматривалась зарубежными исследователями К.Р. Поппером, X. Арендт, Р. Ароном, 3. Бжезинским, М. Джиласом, Э. Карром, Р. Пайпсом, Л. Люксом, Ф. Хайеком, Дж. Соросом, Г. Гюнтером и др. в связи с проблемами историцизма марксизма, открытого общества, тоталитаризма, диктатуры пролетариата, преимущества рыночной экономики над плановой и др. Особенности русской культуры в дихотомии икона/ топор, влияния православия на континуум русской культуры исследовались в работах Дж. Биллингтона. Английский историк Т. Самуэли увидел причины всех бед России в антизападных установках, в её имперском прошлом и православии, претендовавшем на объявление Москвы Третьим Римом. Д. Хоскинг, профессор
Школы славянских и восточно-европейских исследований (Лондонский университет), исследуя русскую историю с ментальных позиций, в русском мессианстве увидел источник, подпитывавший превращение грандиозной утопической иллюзии в реальное советское государство. «Русская» тематика нашла своё отражение в работах таких специалистов Школы как Э. Вильсон, Д. Шопфлин, П. Дэвидсон, П. Дункан. Проблему русской идеи и мессианства исследовали А. Валицкий, Дж. Скэнлан, М. Саркисянц, М. Койвисто, А. и В. Хеллеман и др. в исторических, политологических и историко-философских аспектах.
Особый сегмент составляют работы так называемых авторов-диссидентов -А.А. Зиновьева, А.Д. Синявского, М.С. Восленского, А.Л. Янова, А.И. Солженицына, А.Д. Сахарова, И.Р. Шафаревича и др., выявивших различные аспекты русского пути. Историософской проблематике и теме специфики русского пути, которые актуализировались на рубеже XX - XXI вв., посвящены работы Н.А. Нарочницкой, А.Г. Дугина, И.Н. Сиземской, И.В. Можайсковой, Ю.С. Пивоварова, Ю.И. Сохрякова, А.И. Уткина, И.Б. Чубайса, М. Веллера, А.А. Кара-Мурзы, М.Д. Делягина, Э.Я. Баталова, Л.С. Сысоевой и др.
Однако исследований русского мессианства, подобных фундаментальным работам Н.А. Бердяева и М. Саркисянца, рассмотревших генезис и развитие феномена мессианства до первой половины XX века, не появилось. П. Дункан в своих исследованиях рассматривает различные аспекты этого феномена на протяжении всей истории России. Но если Н.А. Бердяев и М. Саркисянц дают философский анализ проблемы и своё представление о мессианском предназначении России, то П. Дункан ограничивается историческими и политологическими аспектами.
Недостаточность осмысления культурфилософского феномена русского мессианства затрудняет экспликацию «живучести» его первообразов в современном культурном континууме, что и определяет востребованность рефлексий по заявленной теме. В этом контексте важно подчеркнуть, что ограничение термина «мессианизм» лишь религиозной верой в пришествие Спасителя сужает само это понятие. Ещё B.C. Соловьёв определял его как совокупность убеждений об особом преимуществе данного народа - избранного носителя и совершителя исторических судеб человечества, возникающих вне богословской сферы, хотя и в связи с религиозными представлениями, у всех
народов в период роста национального самосознания. И П. Дункан, рассматривая русское мессианство, исходит из того, что русский мессианизм охватывает как светские, так и религиозные верования, где функции Спасителя или Мессии могут проецироваться как на отдельную нацию, класс или партию, так и на отдельную личность.
Обозревая основные трансформации русского мессианства, которые представлены в диссертации, инвариантом в нём в качестве определения может служить представление об особом предназначении русского народа в силу его особой ментальности. Это предназначение состоит в том, чтобы противостоять потребительской и бездуховной западной цивилизации и представить образ справедливого, гуманного общества, в основе которого лежат нравственные принципы любви и добра.
Смена парадигмы общественного развития не элиминировала из общественного сознания проявлений российского мессианства, которое «потерпело крах лишь вчера» (Д. Хоскинг). Анализ его трансформаций в российском культурно-историческом контексте востребован для определения мировоззренческих координат развития общества. Мессианские настроения и идеи имеют в российском социуме широкий диапазон от православного до державного и передаются множеством способов: христианскими традициями, средствами СМИ, кино, живописи, литературы, музыки и другими видами искусства. Реминисценции мессианских проектов, как показала практика советского (пролетарского) мессианства, способны вызвать новые катаклизмы, жертвы, утраты, тупиковые и возвратные пути движения и откат от магистральных направлений цивилизационного развития.
Объектом диссертационного исследования являются проблемы российской идентификации, сопряжённые с судьбами русского мессианства в тех или иных мировоззренческих парадигмах, включая современность.
Предметом исследования являются социокультурные трансформации русского мессианства.
Целью диссертационного исследования является рассмотрение в контексте российской идентификации трансформаций русского мессианства от концептов «Москва - Третий Рим» и «Святая Русь» до русского мессианства в условиях глобализирующегося мира. В соответствии с поставленной целью определяются следующие задачи:
Проследить и интерпретировать становление и развитие русской мессианской мысли в контексте русской идеи.
Эксплицировать ментальный перелом в русской идее как трансформацию русского православного мессианства в коммунистическое мировоззрение. Исследовать проблему пролетарского мессианства во всех его проявлениях. Показать механизм соединения православного мессианства как ментальной черты русского народа с революционным мессианством марксизма в специфический феномен большевизма, что и обусловило от имени диктатуры пролетариата ментальный слом российской цивилизации.
Выявить и представить проявления русского традиционного мессианства в советской идеологии периода Великой Отечественной войны.
В связи с деконструкцией тоталитаризма и отказом от социалистического мессианства проследить судьбы русского мессианства на постсоветском пространстве в контексте выбора национальной идеи.
Осмыслить базовые ценности русского народа как основу современного российского пути и его миссии в мировом цивилизационном пространстве.
Теоретико-методологической основой исследования является ментальная социокультурная концепция феномена русского мессианства на всех этапах его культурно-исторических трансформаций. Основанием для этого служит ментально-антропологическая парадигма социокультурного развития и соответствующая идентификация национальной идеи в конкретном социально-историческом воплощении.
В системном анализе осмысления базовых ценностей русского народа как аксиологического аспекта бытия использован ментальный подход к истории и культуре. Обращение к современной марксологии и теориям открытого общества обусловлено тем, что в диссертационном исследовании большевизм рассматривается в контексте марксизма как мессианского учения. Культурно-антропологический и исторический подходы применялись для анализа видоизменений русского мессианства, равно как и методы исторического и логического в понимании социокультурных трансформаций русского менталитета и проблем российской идентификации. Изучение текстов культуры, прежде всего русской религиозной философии, обусловило востребованность герменевтического подхода.
Научная новизна исследования:
В работе проанализирована эволюция мессианской составляющей русской идеи от её зарождения до настоящего времени как основания идентификации национальной идеи. В новом контексте рассмотрен марксизм как мессианская теория, осуществившая мутацию христианско-ментальной мечты о справедливом устройстве жизни в идеологию революционного переустройства общества.
Впервые исследовано пролетарское (советское) мессианство во всех его проявлениях - экономических, политических, нравственных, эстетических, а также религиозных, поскольку оно превратилось в атеистическую религию. Показан механизм соединения православного мессианства как ментальной черты русского народа с революционным мессианством марксизма, что обусловило появление специфического феномена большевизма, сумевшего от имени диктатуры пролетариата совершить ментальный слом российской цивилизации.
Впервые на большом фактологическом материале конца 30 - 40 годов XX века исследована востребованность советским государством традиционных русских ценностей. Доказано, что советскому руководству в трагические годы испытаний понадобилась духовная поддержка Русской Православной Церкви, когда классово-пролетарские принципы уступили место общечеловеческим, христианско-православным. В исследовании реально представлено, что идеи о великом призвании русского народа соединились с официальной идеологией советского государства и трансформировались в своеобразную мессианскую синергию - сплав почвеннического мессианства с пролетарским.
В дисперсной картине идей, выражающих идентификационные параметры и систему координат современного российского социума, выявлены основные концепции национальной идентификации в современной российской культуре: либеральной модели; примата национального и имперского как политики автаркии с объединительной, противостоящей Западу мессианской идеей в центре; концепции конституционно узаконенной диктатуры с живой религией; неоевразийского проекта создания российского суперконтинента в интересах всего планетарного человечества; теории евроазиатского дома народов межнациональной консолидации; идеи «Пятой империи». Отдельное место отведено эволюции советского мессианства и общенациональной идее русской православной церкви в новых исторических реалиях постсоветской эпохи.
Эксплицированы наиболее продуктивные, с точки зрения автора диссертации, концепции «русской линии», базирующиеся на осмыслении
ментальных черт русского народа. Это: осуществление концепции-проекта «Сбережения Народа», основанной на понимании России как особого мира, отдельной цивилизации, в которой православие определяет ментальные черты русского национального характера, но ее почвеннический национальный патриотизм исключает мессианскую компоненту; концепт русского народа как державообразующего православного стержня российской культуры с идеологией исторической преемственности, собственного исторического пути и своей русскости и русского духа; теория российской специфики, основанной на впитывании разных менталитетов и культур; идеология гражданского патриотизма, в которой смысл «русский» сопряжён с понятием «россиянин» вследствие воспитанных ментальных черт толерантности и тождественности социальных интенций; национальная идея со смещением акцентов на положительный образ российской империи - духотворной русской цивилизации, противостоящей обществам необузданного потребления и несущей миру миссию духовности.
Положения, выносимые на защиту:
Исследовано становление и развитие русской мессианской мысли в контексте русской идеи от её зарождения до настоящего времени, что служило основанием идентификации национальной идеи в различные периоды отечественной истории, частично присутствуя в отдельных современных проектах.
Представлены основные положения русского православного мессианства, чтобы показать, что в большевизме как русском марксизме произошла мутация христианско-ментальной мечты о справедливом устройстве жизни и аберрация русского мессианства. Резонанс интерференции двух мессианств вызвал слом российской цивилизации. В отличие от первоначального мессианства произошло сужение самого субъекта мессианской идеи и сублимирование его в тоталитарную номенклатурно-партийную власть, трансформировавшую само содержание мессианского проекта.
В современную эпоху идеи о религиозном призвании русского народа, соединившись с официальной идеологией советского государства, трансформировались в своеобразную мессианскую синергию - сплав почвеннического мессианства с пролетарским. Советское государство, поставленное под угрозу своего существования в годы II мировой войны, обратилось к традиционным русским ценностям патриотизма, героизма, славе
русского оружия и русской истории, к таким ментальным чертам русского народа, как терпение, способность стойко переносить трудности, жить в аскетических условиях, сохранять оптимизм, веру в свои силы и победоносный исход затраты своих душевных, физических и моральных усилий. Была востребована духовная поддержка Русской Православной Церкви, а классово-пролетарские принципы уступили место общечеловеческим, христианско-православным.
Деконструкция тоталитаризма и отказ от коммунистического мессианства не элиминировали из идеологии представлений об особом русском пути и миссии России в мире, которые находят своё выражение в современных концепциях развития страны от либеральных моделей, не содержащих мессианских идей, до неокоммунистических в их различных модификациях. И православная церковь, восстанавливая свой статус и возвращая в постсоветском пространстве утраченные социальные функции, предлагает в многополярном, поликонфессиональном мире православную концепцию особой роли России в современном мире - стать прообразом нового миропорядка, который может быть обозначен как единство в многообразии. Россия, в которой сосуществуют Восток и Запад, христианство и ислам, религиозность и секуляризм, даёт уникальный пример этого единства и межкультурного диалога.
Концепции, базирующиеся на понимании ментальных черт русского народа, являются, с точки зрения автора диссертации, наиболее продуктивными моделями «русской линии». К ним относятся: исключающий мессианскую компоненту почвеннический национально-патриотический проект-концепция «Сбережение Народа», в основе которого представление о России как особом мире; концепт сохранения собственного исторического пути и своей русскости; теория российской специфики, основанной на впитывании разных менталитетов и культур; идеология гражданского патриотизма как иммунитет против изоляционизма, распада страны; национальная идея, в которой положительный образ российской империи как духотворной русской цивилизации призван противостоять культурам, ориентированным на необузданное потребление. Эти идеи, не содержащие мессианскую компоненту, ориентированы на сохранение национальных культурно-нравственных ценностей.
Теоретическая значимость исследования заключается в том, что диссертация даёт целостное представление о таком феномене как русское мессианство, с которым неразрывно связаны проблемы российской
идентификации. Вследствие этого, представленная работа является существенным вкладом в развитие русской философии, культурологии, религиоведения, истории. Данное исследование расширяет представления о ментальных основах русской истории и культуры, высвечивает характер русского народа, ментальные переломы в его развитии. Данная работа вносит новые аспекты в понимание марксистской теории как теории мессианской, раскрывает механизм соединения православно-христианского мессианства с марксистским, обернувшегося апокалипсисом большевистской революции, где на роль мессии был назначен пролетариат как класс самый нищий и материально, и духовно.
Для русской философии и культуры имеет большое значение проблема самоидентификации, породившая самые разнообразные рефлексии в понимании образа России от славянофильских до западнических, от православных до атеистических, от либеральных до неокоммунистических. Анализ трансформаций мессианства в российском культурно-историческом контексте представляет насущную потребность для определения мировоззренческих координат общественного развития, актуализирует осмысление базовых ментальных ценностей народа в глобализирующемся мире, противостоящих стиранию национальной самобытности.
Практическая значимость исследования состоит в том, что его материалы и выводы, являясь результатом анализа как отечественных, так и зарубежных источников, создают новационное представление о трансформациях русского мессианства. Диссертация содержит материалы для понимания современных реформ и идентификационных процессов и поисков современной России. Материалы диссертационного исследования служат философской методологией понимания художественных текстов в литературе, поэзии, а так же в живописи, музыке, кинематографе и театре.
Результаты работы могут быть использованы как спецкурс по русской философии, при разработке и чтении курсов по культурологии, политологии, истории отечественной культуры, философии, философии культуры, при чтении спецкурсов по проблемам этики, эстетики, религиоведения и др. в системе высшего и среднего специального образования.
Апробация результатов диссертационного исследования. Основные положения диссертации были представлены на следующих научных и научно-практических конференциях и семинарах: Международной конференции «Межкультурные коммуникации как фактор открытости региональной культуры»
(Томск, 2004); Международной конференции «Проблемы формирования и развития философской и педагогической культуры педагога» (Томск, 2004); Международной научной конференции «Россия - Азия: становление и развитие национального самосознания» (Улан-Удэ, 2005); VI Международной научной конференции («Байкальская встреча») «Интеллигенция и взаимодействие культур» (Улан-Удэ, 2007); VII Международной научной конференции («Байкальская встреча») «Интеллигенция и проблемы национальных отношений» (Улан-Удэ, 2008); Всероссийской конференции с международным участием «Современные подходы в биомедицинской, клинической, психологической и социокультурной антропологии (Томск, 2008); IV Российском философском конгрессе «Философия и будущее цивилизации» (Москва, 2005); V Российском философском конгрессе «Наука. Философия. Общество» (Новосибирск, 2009); VII, VIII, IX, XI Всероссийских конференциях студентов, аспирантов и молодых учёных «Наука и образование» (Томск, 2003, 2004, 2005, 2007); Всероссийской конференции, посвященной 75-летию академика Ф.А. Селиванова (Тюмень, 2003); XVII Духовно-исторических чтениях в честь святых равноапостольных Кирилла и Мефодия «Традиционные российские духовные ценности в общественной жизни и государственной политике» (Томск, 2006); XVIII Духовно-исторических чтениях памяти святых равноапостольных Кирилла и Мефодия «Духовно-нравственное воспитание: Семья. Церковь. Государство» (Томск, 2008); научно-практических конференциях «Духовные истоки русской культуры» (Рубцовск, 2004, 2005, 2006, 2007); VII Всероссийском семинаре молодых учёных «Дефиниции культуры» (Томск, 2006). А также в монографии «Русское мессианство и судьбы России» (2009), в журналах «Вестник Бурятского государственного университета» серии «Философия, социология, политология, культурология» и «Вестник Томского государственного педагогического университета» серии «Гуманитарные науки», рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ, и 24 публикациях международного, всероссийского, республиканского и регионального характера.
Диссертация обсуждалась на кафедре теории и истории культуры Института искусств и культуры Томского государственного университета.
Структура и объём работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, шести параграфов, заключения и списка использованной литературы.
Становление и развитие русской мессианской мысли в контексте русской идеи
И.А. Ильин, размышляя о русской идее, сказал, что она присутствует во всей истории страны и её возраст есть возраст самой России 89, с.431]. Попытка осознать своё место в мире, особую миссию предпринимались во все времена российской истории. Но наиболее отчётливо идея о мессианском предназначении России в мире прозвучала в XVI веке в доктрине «Москва — Третий Рим». Корни этой историософской идеологемы лежат в более раннем периоде русской истории. Представляется возможным выделить несколько ключевых моментов - этапов генезиса и развития русского мессианства в российском культурно-историческом пространстве.
Концепт об избранности русского народа обнаруживается в более ранних пластах русской культуры, что обусловлено подъёмом национального самосознания в связи с принятием христианства и приобщением к семье избранных - христианам. Уже в «Слове о законе и благодати» (XI век) митрополита киевского Илариона прозвучала идея о спасении 5 русского народа как народа христианского в Царствии Божием. Можно определить этот период как предэтап в развитии русского мессианства, или протомессианство, так как уже тогда проявились некоторые его инварианты как родовые признаки. Например, эсхатологизм как мессианская компонента - мечта о вечном царстве избранных. А также православная вера, которая обусловливает предназначение русского народа (в данном случае, как народа христианского).
Идея Третьего Рима была стержневой и в Киевский и во Владимирский периоды истории Руси. Об этом свидетельствует предание о хождении на Русь основателя византийского христианства апостола Андрея. Так, первой церковью в Киеве стала церковь Святой Софии Премудрости Божией. В древних источниках раннефеодальная держава сравнивалась с византийской империей, а Великий князь Владимир - с императором Константином. Ряд отечественных и зарубежных исследователей таких как, М.Н. Громов, М. Маслин, П. Дункан, считают «Слово» Илариона не только одним из идейных источником доктрины «Москва - Третий Рим», но и одним из краеугольных камней русской идеи как выражения русской мессианской мысли. Именно в «Слове», по мысли В.В. Кожинова, начинает складываться то целостное понимание России и мира, человека и истории, истины и добра, которое позднее, в XIX - XX веках, воплотилось с наибольшей мощью и открытостью в русской классической литературе и мысли [106, с. 356].
Оформление концепции «Москва - Третий Рим» в XVI веке неслучайно. На Руси, сбросившей татаро-монгольское иго, активно шёл процесс собирания русских земель вокруг Московского царства и продвижения на Запад и Восток. Московское государство, простиравшееся на огромных пространствах Евразии и ставшее не только многонациональным, но и многоконфессиональным, превратилось в протоимперию. Возвышению Мосжвьт как политического, культурного и идеологического центра нового общерусского государства способствовала духовная поддержка политики московских князей со стороны иерархов русской православной церкви, а также перенесение туда кафедры митрополитом Петром в 1325 году.
Внешнеполитическая ситуация также способствовала появлению этой идеи. Флорентийская уния 1439 года, признавшая главенство католических догматов и папы в Византийской церкви, не устраивала русских князей. Представлявший Москву на соборе во Флоренции митрополит Исидор был низложен. В 1448 году новым предстоятелем Русской церкви избрали Святителя Иону, а русская церковь стала автокефальной. К этому времени Киевская митрополия перешла под власть Речи Посполитой. Константинополь - оплот истинной веры в 1453 году захватили турки, что для русского религиозного сознания было равносильно «духовной катастрофе» (Л.И. Новикова, И.Н. Сиземская) [142, с. 71]. Осталась одна нация, способная принять на себя лидерство в восточнохристианском мире. По мнению Епископа Диоклийского Каллиста (Уэра) богослова, профессора Оксфордского университета, сам Бог предназначил Московское государство стать преемником Византии [72, с. 108].
Идея политического призвания в новых исторических условиях на основе новой социокультурной специфики искала своей формулировки и внутреннего обоснования. Настроения того времени передают памятники литературы XV-XVI веков - «Сказание о Вавилонском царстве», «Сказание о князьях Владимирских», «Послание о Мономаховом венце», «Изложение пасхалий» и другие. В той или иной форме в них представлен генезис идей о богоизбранности Московии; Русь выступает преемницей наследства Вавилона, Рима и Византии; возвеличивается московская династия и определяется идея русского царя. Это соответствовало религиозным представлениям того времени - и государство, и царский сан возникают не сами по себе, а заимствованы, привнесены от другого политического центра, по аналогии с благодатью в церковной иерархии. Так, в «Повести о белом клобуке», примыкающей к сказаниям о Флорентийской унии, устами папы Селйверста говорится о возвеличивании Господом русского царя, о даровании патриаршеского чина русской земле, где чтят веру Христову. Примечательно, что в «Повести» Третьим Римом обозначена вся Русская земля в ипостаси заместительницы, преемницы и наследницы исторических преимуществ первых двух, где воссияет благодать Святого Духа.
Идея перенесения на Московское государство роли мессианского царства развёртывается и в других источниках того времени. Так, в «Сказании о Вавилонском царстве», Русь уже выступает преемницей наследства Вавилонской и Византийской империй. А в «Сказании о князьях Владимирских», в «Послании о Мономаховом венце» можно выделить две легенды, которые позднее вошли в качестве принципиальных положений в официальную идеологию. Первая доказывает происхождение династии Рюриковичей от римского императора Августа. Вторая гласит о передаче цесарских регалий (венца, бармы, золотой цепи, а также креста от древа распятия и сердоликовой шкатулки Августа) византийским императором Константином Мономахом великому князю. Возвышение московской династии, возводя её род от римских и византийских правителей, соответствовало привычному религиозно настроенному пониманию того времени. С династическим браком Ивана III с византийской царевной связывались представления о реальном наследии Византии. Византийское влияние сказалось и в русском государственном гербе, и в придворном этикете (например, обряд целования монаршей руки). Тема перемещения центра государственной и праведной веры из Константинополя в русскую землю звучит и в «Изложении пасхалий» митрополита Зосимы Брадатого. Оформление мессианских идей шло в контексте эсхатологических переживаний второй половины XV века. В 1492 году заканчивалось седьмое тысячелетие со дня основания мира - «суббота Господня», седьмой космический день, т. е. подходило к концу историческое время, за которым по библейскому пророчеству ожидалось «новое небо» и «новая земля».
Наиболее полно мессианская доктрина «Москва — Третий Рим» была сформулирована в первой трети XVI века в посланиях псковского старца Филофея. Процесс оформления русской государственности, происходивший параллельно с ростом русского национального самосознания, нашёл своё отражение в его идеях богоизбранности русского народа и представлении о Москве как Третьем Риме. Старец указывал, что вследствие уклонения в Аполлинарьевскую ересь и согласно с пророческими книгами пал Рим. Захват Константинополя (Nea Roma), гибель Византии - это заслуженная кара за вероотступничество греков, вступивших в унию с латинянами и утративших истину православной веры. По мысли Филофея, после исчезновения православия на Западе и Востоке в мире должен был появиться Антихрист. Но Провидению было угодно отсрочить предсказанный конец, передав охранительную миссию Византии новому избранному царству — богоспасаемой Москве, где «святая, соборная, апостольская церковь восточная паче солнца во всей поднебесной светится» [цит. по 103, с. 30]. Особо акцентировалось, что русское царство есть последнее мировое царство, за которым вечное царство Спасителя - «вся христианския царства сниидошася в твое едино, а четвертому не быти, уже твое христианское царство инем останется»; что православие есть основа в мессианском призвании Руси, что новое русское царство держится православною христианскою верою, а не «булатом, богатством и славой суетной» [там же, с. 28, 26]. В посланиях, окрашенных эсхатологическими и мессианскими настроениями, в контексте апокалиптических пророчеств высказана мысль о божественном замысле перемещения мирового центра в Московию, сохранившую чистоту православной веры в отличие от её предшественниц, заслуженно наказанных за вероотступничество. Таким образом, в основе мессианской доктрины «Москва — Третий Рим» лежат: идеи провиденциализма; эсхатологическое понятие богоизбранного царства, которое ведёт человечество к конечной цели исторического процесса и бытия людей - к Царству Божьему; понятие богоизбранного русского народа - хранителя истинной веры.
Реставрация русского мессианства в пролетарской идеологии советского периода
Великая Отечественная война стала новым этапом трансформации русского мессианства. Предпосылки этого процесса можно проследить с середины 30-х годов. Октябрьская революция была реализацией мессианства пролетарского, классового, универсального, где пролетариат был заявлен на роль творца нового мира. Ожидание всемирной очистительной революции в условиях изоляции молодого советского государства вытесняется новым лозунгом - построением социализма в отдельно взятой стране. Идеи мирового Интернационала сменяются новыми символами. 1934 год стал переломным на этом пути. К этому времени практически закончился процесс коллективизации. Основная часть народа лишилась земли, традиционного сельского уклада жизни, т. е. национальной почвы и национального лица. Таким образом, революция, абсорбировав и использовав традиционные идеалы русского народа, уничтожала как раз «те источники, из которых она первоначально черпала важную часть своей духовности» (П. Сорокин) [175, с. 4]. Необходимо было найти новую символику, призванную возместить национальные утраты и сплотить общество.
Этими «новыми символами» и стали восстановленные дореволюционные понятия, такие как «родина», «патриотизм», «отечество». Во время компании по спасению челюскинцев И.В. Сталин впервые произносит слово «родина». Постепенно возвращаются имена русских национальных героев, которые потеснили образы великих революционеров и бунтарей, сиявших на пролетарском пантеоне после Октября. Пролетарское государство санкционировало торжественное празднование 125-й годовщины Бородинского сражения. Серия статей в газете «Правда» и опубликованный парадный портрет М.И. Кутузова со всеми царскими регалиями воспринимались как партийные директивы руководства страны.
В 1937 году вся страна пышно отметила 100-летнюю годовщину со дня гибели А.С. Пушкина: лекции, концерты, чтения, 20-ти миллионный тираж произведений поэта. Американский культуролог С. Волков определил весь комплекс «пушкинских» мероприятий как политический спектакль, беспрецедентный по своему размаху [51, с. 75]. Образ поэта - русского «патриота» оказался востребованным и служил мессианским целям пролетарского государства. Подтверждение этому мы находим в речи поэта Н. Тихонова на торжественном заседании в Большом театре, произнёсшего, что «...когда мы окончательно победим во всём мире и все народы принесут на пир дружбы радостные имена своих гениальных поэтов и писателей, мы вспомним тебя, Пушкин, первым на всемирном нашем торжестве» [цит по 51, с. 77-78].
Симптоматично, на наш взгляд, что в это время вновь чётко обозначилась тема антагонизма Востока - Запада, занимавшая ранее одно из центральных мест в историософских концептах русской идеи, что свидетельствует о некотором смещении акцентов в пролетарской (советской) идеологии с классового на национальный. Так, в 1937 году на страницах политико-экономического двухнедельника ЦК ВКП(б) - журнала «Большевик» убийца поэта назван международным проходимцем, представителем европейской реакции. Вновь упоминается русский национальный характер, который способен глубоко и сочувственно вникать в жизнь других народов, перевоплощаться в её образы [104, с. 57]. Потеснив классовые приоритеты и идеи мировой революции, всё настойчивее стали звучать и мысли о бережном отношении к наследию прошлого. Эти тенденции свидетельствовали не только об истощении духовных источников большевизма (М. Саркисянц) [175, с. 220], но и о видоизменениях пролетарского мессианства в 30 - 40 годы.
_ Великая Отечественная война наполнила истинным смыслом эти понятия, так как пришло осознание, что на идеях марксизма и интернационализма войны не выиграешь. П. Дункан справедливо полагает, что война дала колоссальный всплеск мессианского чувства на массовом уровне [245, с. 60]16. Действительно, в критический момент - трагический период первых месяцев войны советское государство использовало патриотический порыв народа, для которого традиционные понятия, такие как «национальное спасение», «защита Отечества», «сохранение национальных традиций», были более ясными и более понятными, чем интернациональные и классовые идеи. Национальная символика была беспроигрышным вариантом и эффективнее подходила для консолидации всех слоев общества, когда нависла «смертельная опасность над Родиной» (И.І5. Сталин) [см. 56].Таким образом, мы вправе констатировать, что на данном этапе происходит трансформирование в самом пролетарском мессианстве, а именно прямое использование в государственной идеологии составляющих элементов русской идеи, т. е. реставрация базовых понятий русского мессианства.
В этом контексте православие оказалось востребованным советской властью. Знаменательно, что уже 22 июня 1941 года обращаясь к «пастырям и пасомым Христовой Православной Церкви» и упоминая святых вождей русского народа, русских богатырей и безвестных воинов, сложивших головы за Отечество, Митрополит Сергий назвал гитлеровских солдат не просто захватчиками и разбойниками, но «жалкими потомками врагов Православного христианства» (выделено — Л.Д.) [145, с. 224]. Готовность служить Отечеству в тяжкий час испытаний благословлялось патриаршим местоблюстителем как дело, в которое всякий может и должен внести свою долю труда, заботы и искусства - как рабочие и крестьяне, мужчины и женщины, юноши и старики, так и пастыри Церкви. В трагические дни осени 1941 года митрополит Сергий напомнил и слова о величии Бога земли русской [см. 161]. Эта позиция РПЦ способствовала позднее диалогу пролетарской власти и церкви.
Эта же тема - обращение к героическим образам предков, к именам великих русских полководцев царского периода - прозвучала позднее в речах самого И.В. Сталина. В знаменитом выступлении 3 июля 1941 года, начинающемся с обращения «Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота» он говорил о победе над Наполеоном [см. 56]. В беседе с американским послом А. Гарриманом в сентябре 1941 года он заметил, что русские люди сражаются не за партию, они защищают Родину-Мать. Выступая на Красной площади 7 Ноября 1941 года перед войсками, отправляющимися на фронт, Сталин обозначил «мужественные образы наших великих предков» - Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова, которые должны вдохновлять воинов Красной Армии [167]. Символично, что дирижировал сводным оркестром парада автор русского национального марша «Прощание славянки» В.И. Агапкин. Таким образом, можно констатировать, что в период войны тенденция видеть преемственность в историческом развитии государства, не выбрасывать страницы истории до 1917 года не просто окрепла. Пролетарским мессианством оказались востребованы славные имена старины.
Пролетарская партия сама санкционировала задачу - видеть истоки величия в славных деяниях и победах прошлых столетий, т.е. в истории Российской империи. Такой идеологический подход нашёл отражение в политике и, практически, во всех жизненных сферах пролетарского государства. Так, например, признавалось, что рабоче-крестьянская армия ведёт свои славные традиции не только со времён пролетарской революции и Гражданской войны. В том же журнале «Большевик» утверждалось, что Красная Армия унаследовала русское военное искусство, основные принципы которого сохранили свою жизненность в советском государстве [ИЗ, с. 61]. В 1944 году Воениздат выпустил брошюру профессора К.В. Базилевича «Русское военное искусство», где говорилось о славных победах русской дружины и русских войск от Александра Невского и Дмитрия Донского до А.А. Брусилова и Д.А. Драгомирова [см. 14].
Деконструкция тоталитаризма и отказ от пролетарского (советского) мессианства
К середине 80-х годов системный кризис поразил всё советское общество. СССР, как и другие социалистические страны, переживал глубокий и всесторонний кризис. Как отмечал философ А. А. Зиновьев, это первый в истории специфический кризис коммунизма как специфического особого типа общественного устройства [79, с. 6]. Концепция перестройки была попыткой изменения пути развития советского государства. Смысл начатых М.С. Горбачёвым экономических, политических и социальных преобразований - вывод страны их застоя, за счёт скрытых резервов добиться в короткий срок подъёма экономики.
В области международных отношений новое мышление стало основой пересмотра взаимоотношений с другими странами, и, прежде всего, с государствами, входящими в социалистический лагерь. Кризис мировой системы социализма как результат практики пролетарского (советского) мессианства был налицо. Советская модель социализма, внедренная в этих странах в результате победы во Второй мировой войне, не прижилась и держалась за счёт советского военного контингента («на танках») и за счёт экономической подпитки со стороны СССР. Об этом свидетельствуют цикличность и повторяемость кризисов в наиболее развитых государствах мировой системы социализма. В 1953 году - в ГДР, в 1956 - в Венгрии, в 1968 - в Чехословакии. Целая цепь болезненных процессов в 1956, 1968, 1970, 1974, 1980 - 1981 годах сотрясала Польшу, в которой коммунисты всё время «сидели как на вулкане и делили власть с Костёлом» [см. 227].
Попытки реформировать социализм, найти его иную модель предпринимались и ранее. У А. Дубчека - это «социализм с человеческим лицом», у В. Ярузельского - понятие «социалистического персонализма». Руководство ВСРП отстаивало принцип верховенства национальных интересов над интернациональными, т.е. в первую очередь заботу о благе своей нации, своего народа, за который и перед которым оно несёт ответственность. Интересы мирового коммунистического движения оттеснялись на второй план. В Польше после введения военного положения в декабре 1981 года активизировалась критика брежневской доктрины ограниченного суверенитета. Со второй половины 80-х годов началась тотальная критика советской модели социализма. В официальных партийных документах осуждалась политика первоначального этапа социалистического строительства в 40-50-е годы, говорилось об упущенных возможностях, о Сталине, погубившем в зародыше национальные модели социализма. Осуждалась политика Москвы, стимулировавшая левый радикализм, искусственное обострение классовой борьбы и, как следствие, репрессии. Например, в ПНР была осуждена так называемая компания 1948 года по борьбе с «правонационалистским уклоном» в партии и реабилитирован «польский» путь постепенного, безболезненного, демократического построения социализма. Пересматривались нигилистические отношения к коллективной и индивидуальной предприимчивости, к товарно-денежным отношениям, к национальным традициям. Первый секретарь ПОРП М. Раковский, выступая в Москве на встрече с аппаратом ЦК КПСС в конце октября 1989 года, констатировал: «Всё, что мы с вами построили, на что потратили сорок, а вы - семьдесят лет, не стоит ломаного гроша, с ним ничего нельзя делать» [цит. по 227, с. 223].
Либеральные, реформистские процессы шли в наиболее развитых странах социалистического лагеря. Наряду с идеями обновления, «гуманизации» социализма, сочетания универсальных законов с национальной самобытностью, пересматривались отношения не только к капиталистическому периоду развития этих стран, но и капиталистической цивилизации в целом. Отстаивались взгляды, что многие институты буржуазной демократии (разделение властей, конституционный контроль за деятельностью правящей партии, практика национального референдума, правовая защита свободы личности) возможно трансплантировать в социалистическую практику. В целом же, правящие коммунистические партии верили, что реформами можно спасти социализм, консолидировать нацию, преодолеть экономические трудности, а главное, сохранить свою руководящую роль в государстве.
Эти проблемы беспокоили политическое руководство Советского Союза. Кроме того, ответственность за события 1968 года в Чехословакии породил, в том числе и среди руководства КПСС, своеобразный комплекс вины и желание её искупить. На майском пленуме ЦК КПСС в 1986 году был провозглашён отказ от брежневской доктрины ограниченного суверенитета. Был одобрен секретный меморандум М.С. Горбачёва о пересмотре взаимоотношений с коммунистическими партиями братских стран. В документе говорилось о вреде, который нанесла практика «окрика», «командования», «понукания», «одёргивания» и «патернализма» [см. 227]. Подобная политика сдерживала поиск самостоятельных решений. Она породила неискренность, иждивенчество во взаимоотношениях. Три новых принципа, выработанных в меморандуме, - равенство, самостоятельность, экономическая взаимовыгода знаменовали собой не только начало новых взаимоотношений с братскими странами. На наш взгляд, это есть прямое свидетельство отказа от мессианства в идеологии и практике.
В международном отделе ЦК КПСС обсуждалась целесообразность постоянной материальной помощи правящим компартиям братских стран. Одни защищали прежнюю политику, полагая, что дешёвый ширпотреб из соцстран в обмен на сырьевые ресурсы смягчает хронический товарный дефицит в Советском Союзе и предотвращает рост недовольства населения. Другие, основываясь на экспертных оценках ИЭ МСС АН СССР, доказывали невыгодность вкладывания средств туда, откуда никогда не будет отдачи - в искусственное продление жизни коммунистических режимов. Во имя идеологических соображений советское государство консервировало невыгодное для страны соотношение между экспортом сырья и экспортом продукции машиностроения. Покупая в братских странах морально устаревшие станки и машины, оно тем самым ещё больше усугубляло собственное техническое отставание. Ежегодные потери только на экспорте нефти по «идеологическим» ценам составили, по подсчётам экономистов, $ 20 миллиардов. ГДР и Болгария занимались реэкспортом советской нефти в западные страны. При этом среди населения социалистических стран, не испытывавшего признания за «советскую благотворительность», бытовало мнение, что СССР обкрадывает их, забирая всё себе. В военно-стратегическом отношении, как утверждали приверженцы концепции пересмотра экономической политики, советская держава ничего не выигрывает, так как в регионе царит перманентный политический кризис и постоянная угроза массовых волнений. Само появление подобных взглядов в высшем эшелоне советского руководства есть свидетельство «усталости» страны, ресурсы которой не выдерживали бремени мессианской политики.
Распад мировой системы социализма во главе с её столпом - Советским Союзом означал не только крах советской системы, но и крах и «агонию» русской идеи (Т. МакДаниэл). Провал мессианской политики указывал и на то, что в 70 - 80-е годы XX века в советском обществе иссякли мессианские ожидания.
Реформы, начавшиеся в стране «сверху», шли под лозунгом «больше социализма, больше демократии». Общество, построенное сталинскими методами, с точки зрения реформаторов второй половины 80-х, есть аберрантный социализм, отклонение от ленинского замысла. Следовательно, возвращение к исходным посылкам, заданным Лениным, и исправление девиации и есть истинный путь построения справедливого общества. Отказ от привилегий, установление гласности, участие в управлении страной действительно избранных достойных людей должны стать основными принципами общественной жизни, а отстранение от власти КПСС покончит с тоталитаризмом. Позднее А.И. Солженицын охарактеризовал правление М.С. Горбачёва политически наивным, неопытным и безответственным перед страной. На наш взгляд, большевистско-коммунистическое прошлое сыграло злую шутку с членами некогда всесильной партии. Как и в начале XX века основатели советской республики верили, что с падением царизма навечно наступит «коммунистический рай» сначала в России, а, затем и во всём мире, так и новые «кремлёвские мечтатели» в конце этого же столетия наивно полагали, что, дав гражданам свободу слова, свободу передвижения, можно без особых потрясений «встроиться» в общемировое сообщество, и при этом сохранив свою власть. Отказ от коммунистической идеологии, открытие «железного занавеса», копирование западных моделей развития, -вот необходимые и достаточные условия успешного развития страны. Ответные восторги со стороны правительств развитых стран только подхлёстывали бездумную капитуляцию советской власти перед Западом.
Проблема идентификации современного российского пути на основе осмысления базовых ценностей русского народа
Проблема осознания пути развития в современной России так же актуальна, как и сто лет назад. Отказавшись от ценностей коммунистической идеологии, от пролетарского (советского) мессианства с мечтой о построении идеального общества во всём мире, российское общество осознало, а что взамен. На базе каких ценностей выстраивать новую стратегию развития? Освободившись от старых норм и правил, общественная и политическая мысль озаботилась поисками новых, тем более что обозначились просчёты в реформах.
В постмодернистском формате самоидентификационные поиски вылились в идею Русского мира, проект которой предложила группа московских и петербургских социологов . Приверженцы этого проекта исходят из тезиса о двух ограничениях, наличествующих в современной России. Во-первых, отсутствие технологий информационной эпохи. На то, чтобы создать их собственными ресурсами потребуется слишком много времени и материальных затрат. Во-вторых, демографический кризис в может привести к обезлюдиванию территорий. Опираясь на собственные внутренние ресурсы, эти ограничения не преодолеть, следовательно, необходимо привлечь внешние силы, внешние ресурсы. В первую очередь, за счёт патриотично настроенных русских диаспор за рубежом. Иными словами, Русский проект - это проект, который связан с взаимодействием метрополии и русскоязычных диаспор, с использованием «западных» русских интеллектуалов, уже владеющих инновационными технологиями развитых стран. Объединение с соотечественниками, проживающими за рубежом, должно происходить на более высоком уровне идентичности, нежели национальный признак. Добровольная принадлежность к русской культуре должна стать фундаментом Русского мира, что, по мысли приверженцев этого проекта, соответствует и российскому историческому сознанию, и ментальным приоритетам России — единству наций на основе единства культуры, ориентации на приоритет и производство гуманистических ценностей. Русский мир, в постмодернистских канонах его адептов, есть глобальный текст, который «обладает способностью форматировать существующую реальность» и общественное сознание, пребывающее сегодня в депрессивном состоянии [172, с. 105 - 106].
"В условиях глобализации миссия России в контексте проекта Русского мира видится как «межкультурная трансляция, синтез смыслов, принадлежащих разным цивилизациям», посредничество между Западом и Востоком, Севером и Югом [там же, с. 97]. Его авторы полагают, что большая идея необходима. Она, во-первых, выступает в роли конвергирующей идеи, способной сфокусировать векторно-разнонаправленную активность общества целях прогрессивного продвижения вперёд. И, во-вторых, она усиливает витальность нации. Иными словами, сама возможность создания русской идеи как некоего высокого смысла, который должен быть внедрён в сознание общества - вот и квинтэссенция, и субстанция проекта «Русский мир». Идея Русского мира как идея новой геокультурной вселенной, объединяющей российскую метрополию с соотечественниками за рубежом, по мысли её приверженцев, может пробудить обновлённую цивилизационную пассионарность. Она (идея) способна образовывать смысловую перспективу ближайшего будущего, что, в свою очередь, позволит запустить своеобразный «механизм форматирования» российского социума - поможет справиться с депрессивностью общественного сознания, социальной апатией и т. д.
Выстраивая сильное государство, необходимо не догонять индустриальное общество, а обратиться в качестве перспективы развития к идеям информационного общества, где уровень образования может стать первичным цензом участия граждан в активной политической жизни. Инсталляцией новой русской идеи как проекта Русского мира должен заниматься, по мысли его разработчиков, новый когнитивный класс или когнитариат (А. Тоффлер) как некая новая консолидирующая структура, социальный аттрактор, новая контрэлита, «действующая интеллигенция», которая не только получит возможность влиять на политические процессы, но развивать русскую идею «путём мировоззренческой самосборки» [там же, с. 112], а также «заряжать» элиты метрополии пассионарностью.
"Идея межкультурной трансляции, идея межцивилизационного посредничества, идея согласования противостоящих глобальных этносов есть трансценденция Русского мира, светская или религиозная. Это есть «российская «партия» в глобальном «концерте» наций» [там же, с. 111]. Современная Россия в контексте данного проекта выступает в двух ипостасях. Во-первых, она представлена как мощный интеллектуальный ресурс в мире. Во-вторых, она является «опытной площадкой» для всего человечества, что, на наш взгляд, есть своеобразный римейк в духе идей «Философических писем» П.Я. Чаадаева. Адепты «Русский мир», подобно авторам сборника «Вехи», ставят проблему роли интеллигенции, но в новом «формате» образовательных приоритетов. Мы можем утверждать, что он содержит в себе мессианские компоненты на основе того, что России отводится роль конвергирующей силы в мире вследствие ментальных качеств её народа, но верифицировать его способность воплотиться в реальность пока нет никаких оснований. Вследствие этого, на наш взгляд, проекты должны отличаться большей прагматичностью и исходить их имеющихся российских реалий.
В контексте идентификационных поисков рефлексии о современном и будущем развитии России в рамках традиционализма и самобытности заслуживают особого анализа. Используя славянофильские, почвеннические идеи, их авторы развивают тезис об известном антагонизме и враждебности Запада к России, противостоянии двух типов цивилизации, о самобытности русского мира, об иной ментальной «почве» и превосходстве русского менталитета в силу особой духовности, о неприемлемости «чуждой» модели развития. Тема православия, его исторической роли в судьбе России занимает особое место в данных концептах, наиболее ярко представленных в работах и- выступлениях писателей и публицистов А.И. Солженицына и В.В. Кожинова, политологов А.И. Ципко и С. Белковского, историка-политика Н.А. Нарочницкой и др. Они выступают против политики прозападной, компрадорской элиты, загоняющей страну в чуждые «одежды», скроенные не по «фигуре», по чужим лекалам и фасонам. В данных построениях ключевое место занимает тема общенациональной идеи и национального проекта, в формате которого она порой выступает как путь выхода из коллапса, как феномен, способный разбудить дремлющие созидательные силы народа, преодолеть разобщённость, сплотить его.
