Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Солдаты и офицеры группы армий «Центр» в июне 1941 - марте 1942 г.
1.1. Особенности адаптации военнослужащих вермахта к реалиям Восточного фронта 22
1.2. Образ «русского врага» и личный фронтовой опыт
1.3. Морально-психологический кризис вермахта в сражении под Москвой
Глава 2. Коренной перелом в ходе войны и морально-психологическое поражение вермахта
2.1. Фронтовая повседневность военнослужащих германского вермахта в 1942 - начале 1943 г. (на примере 6 немецкой армии) 99
2.2. Психология солдат и офицеров 6 армии вермахта в Сталинградском «котле»
2.3. Восприятие войны военнослужащими вермахта 1943-1945 гг. 171
Заключение 192
Примечания 196
Приложение 245
Список источников и литературы 248
- Особенности адаптации военнослужащих вермахта к реалиям Восточного фронта
- Фронтовая повседневность военнослужащих германского вермахта в 1942 - начале 1943 г. (на примере 6 немецкой армии)
- Восприятие войны военнослужащими вермахта 1943-1945 гг.
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Современный мир, к сожалению, все еще сотрясают вооруженные конфликты. В этих условиях анализ человеческого фактора войны, включая его исторический аспект, позволяет конструировать модели поведения человека в экстремальных условиях. Через раскрытие мотивации «homo belli» мы можем глубже понять и объяснить исход военных операций. Особую актуальность диссертационной теме придает позиционирование неофашизма в современном российском социуме. В этой связи изучение процесса идейно-психологического краха гитлеровского фашизма в ходе войны против СССР имеет не только научно-историческое значение.
Продолжительное время внимание отечественных историков было приковано по преимуществу к изучению военно-стратегических и тактических, экономических, политических аспектов Великой Отечественной войны. «Человеческая» проблематика войны, нашла отражение, с одной стороны, в показе героизма и мужества советских солдат и офицеров, партизан, вклада в победу тружеников тыла, с другой - в раскрытии преступных, человеконенавистнических замыслов и зверств фашистских захватчиков. Но практически не исследованным до сих пор остается процесс становления этих типов сознания и поведения на войне. Тема военной повседневности, сплава военных действий, быта и сознания военнослужащих только осваивается профессиональными историками.
Степень изученности темы. Еще в ходе войны с Германией в СССР печатается ряд исторических работ, носящих скорее пропагандистский, чем исследовательский характер [1]. Все они были посвящены победам Красной Армии над фашистскими войсками и содержали материал по военно-стратегической истории Великой Отечественной войны.
Историографическим событием стал выход в 1960-е гг. многотомного труда «История Великой Отечественной войны» и позже, в 1970-е гг. - «Ис тории Второй мировой войны», авторы которых обобщили и ввели в научный оборот значительный объем документальных материалов [2]. Наряду с политическими, военными, экономическими итогами крупнейших побед Красной Армии в Великой Отечественной войне в них отчасти рассматривается и морально-психологическое состояние немецких войск после поражений под Москвой и Сталинградом.
Интересным представляется исследование Я. Фридмана, в котором приводится обширная информация о количественном составе и качественном состоянии (уровень дисциплины, подготовленность пополнения к условиям Восточного фронта и др.) немецко-фашистских войск зимой 1941-1942 гг. [3]. Особое место среди издаваемых в послевоенный период в СССР работ заняли исследования А. С. Бланка, посвященные изучению основных вопросов становления и деятельности Национального комитета «Свободная Германия». При этом автор, на наш взгляд, преувеличивает роль и значение этой организации в борьбе с фашистской идеологией в среде немецких военнослужащих [4]. В этом же ключе написана и более поздняя работа автора, освещающая ранее неизвестные страницы жизни фельдмаршала Ф. Паулюса в советском плену и его участия в деятельности Национального комитета [5]. Особый интерес к данной тематике в отечественной историографии был вызван прежде всего стремлением показать значимость советской идеологии в деле «перевоспитания» немецких военнослужащих. В исследовании Л. А. Бе-зыменского использовано значительное количество документального материала, в том числе из личного архива автора. Эти документы позволяют рассмотреть ранее не изученные стороны психологии и поведения военнослужащих вермахта в условиях контрнаступления советских войск под Москвой зимой 1941-1942 гг. [6].
В фундаментальных исследованиях В. А. Анфилова и А. М. Самсонова посвященных детальному анализу Московской и Сталинградской битв, на первое место выходит оперативно-тактическая, стратегическая, экономическая история этих сражений [7]. Несмотря на то, что в монографиях исполь зуется значительный объем архивного материала, воспоминания и письма советских и фашистских военнослужащих, авторы практически не рассматривают морально-психологическое состояние противоборствующих сторон в ключевые моменты Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.
В трудах Д. М. Проэктора подробно анализируется деятельность высшего военного руководства фашистской Германии в период Второй мировой войны [8]. Несомненным достоинством исследования является наличие в монографии значительного количества официальных нацистских документов, позволяющих воссоздать «закулисную», «штабную» историю войны 1939-1945 гг.
К работам посвященным изучению роли морального фактора в войне в целом, и в частности в Великой Отечественной войне, следует отнести исследования М. Леонова, Н. Д. Козлова, М. П. Скирдо, Л. К. Селезнева [9]. Авторы, приводя многочисленные факты, рассматривают моральное состояние противоборствующих сторон. Акцентируя внимание на политико-идеологической составляющей морального фактора войны, исследователи упускают из виду морально-психологические аспекты, считая их менее существенными. Большой интерес вызвало исследование А. X. Шаваева, в котором моральный фактор определяется двояко: как духовные силы, используемые в войне, и как одно из проявлений общественного сознания [10]. Вместе с тем, в работе дается серьезный методологический анализ морального фактора, морального потенциала, их влияния на ход и исход войны. С. К. Ильин, уделяя значительное внимание общественно-психологическому компоненту морального фактора, лишь затрагивает вопросы индивидуальной психологии, особенности поведения человека в экстремальной ситуации боя [11]. Автор разграничивает понятия духовного и морального фактора. По его определению, духовный фактор - это духовные силы общества в целом, тогда как моральный фактор является сердцевиной духовного фактора, идеологическим и общественно-политическим компонентом духовных сил.
В перестроечной и в постсоветской отечественной историографии заметно возросло внимание к феномену нацистской пропаганды. В работе IO. Я. Орлова предпринята попытка объяснить причины неэффективности, по мнению автора, фашистской пропаганды в войне 1941-1945 гг. [12]. Одновременно анализируются основные элементы нацистской пропаганды, укреплявшие доверие к власти и командованию со стороны военнослужащих и гражданского населения Германии. В исследованиях В. Н. Залепеева, Е. Т. Кор-мильцева, Н. Л. Волковского, С. В. Кулика, К. Э. Шварцкопфа предпринимается попытка раскрыть структуру, методы и механизм действия пропагандистского аппарата фашистской Германии [13].
В конце 1990-х гг. увидел свет фундаментальный четырехтомный труд «Великая Отечественная война 1941-1945 гг.: Военно-исторические очерки», написанный на основе новых концептуальных подходов, свободных от идеологического диктата прежних десятилетий [14].
В современной российской исторической науке значительно усиливается исследовательский интерес к культурно-ментальным и социально-психологическим аспектам военных событий. Особую роль в этом процессе сыграли новаторские работы Е. С. Сенявской, в которых предпринята попытка воссоздать социально-психологический облик российского фронтовика в военных конфликтах XX в. [15]. Анализу подверглись процесс складывания ценностных представлений, трансформации образа врага в сознании участников военных конфликтов, особенности адаптации фронтовиков к военным реалиям.
В 1999 г. выходит работа М. Ю. Мягкова «Вермахт у ворот Москвы», в которой автор пытается документально реконструировать события зимы 1941-1942 гг. Эта одна из первых работ в российской историографии, где раскрываются основные черты морально-психологического облика военнослужащего вермахта [16]. Используя значительный материал из Центрального Архива Министерства Обороны РФ (ЦАМО), исследователь приходит к выводу, что под Москвой моральное состояние военнослужащих вермахта
отмечено глубоким кризисом. Советское контрнаступление было для них шоком, который вызвал невиданные до тех пор панические настроения. По мнению автора, морально-психологический надлом вермахта под Москвой сказался на всем последующем ходе войны нацистской Германии против Советского Союза.
Интерес к «человеческой истории» войны выразился и в появлении исследовательских работ, посвященных психологическому аспекту Сталинградской битвы [17]. Особо следует выделить статьи липецкого историка А. И. Борозняка, позволяющих на микроуровне исследовать мироощущение и поведение германского фронтовика, оказавшегося в экстремальной ситуации «котла» [18].
Важным событием стали публикации в 2002 г. в ежегоднике «Военно-исторической антропологии». Статьи А. Б. Асташова, А. Г. Карояни, А. С. Се-нявского, Е. С. Сенявской тематически, хронологически, концептуально освещают различные проблемы «человека на войне» [19]. Это направление получило развитие и в ряде других работ отечественных исследователей. В статьях А. С. Якушевского, С. В. Кожина, В. Г. Карнасевича исследуется взгляд на войну из «другого окопа», с немецкой стороны [20].
Количественное накопление работ, посвященных «человеческому измерению» войны, способствовало проведению ряда научных конференций. В апреле 2000 г. в Челябинске прошла Международная конференция «Человек и война. (Война как явление культуры)», акцентирующая внимание на культурологическом подходе к войне как социальному явлению [21]. В это же время в Нижнем Новгороде на межрегиональной конференции «"Homo belli" -"человек войны" в микроистории и истории повседневности» был представлен существенно более широкий спектр подходов и конкретных тем [22]. В ноябре 2000 г. в Москве, в Институте российской истории РАН состоялось первое заседание «круглого стола» «Военно-историческая антропология: предмет, задачи, перспективы развития», на котором прозвучали выступления по конкретно-историческим аспектам военно-антропологических иссле дований, включая проблемы боевого духа, военной доблести, психологической подготовки и т. д. [23].
Таким образом, социально-психологические аспекты военных действий вермахта в 1941-1945 гг. получили освещение пока лишь в ряде статей и небольших по объему главах монографий и остаются востребованными в отечественной историографии.
В послевоенной Германии, начиная с исследования К. Типпельскирха «История второй мировой войны» [24], опубликованного в 1951 г., историография в пятидесятые годы развивалась в форме историко-документальных оперативных обзоров [25]. Важным историографическим событием стал выход в 1959 г. фундаментального исследования Б. Мюллер-Гиллебранда «Сухопутная армия Германии», в которой автор предпринял попытку воссоздать детальную историю формирования и развития армии нацистской Германии. Автор приводит обширный статистический и аналитический материал [26].
В 1950-1960-е гг. на Западе выходит ряд работ, посвященных рассмотрению стратегических и военно-оперативных аспектов Второй мировой войны [27]. Они были написаны на основе воспоминаний высокопоставленных немецких генералов, а также солдат и офицеров вермахта и носили явно оправдательный характер. Их концепция сводилась к нескольким «универсальным» объяснениям поражения Германии на Восточном фронте: 1) погода неоднократно срывала выполнение немецких оперативных планов; 2) Гитлер был причиной почти всех поражений немцев; 3) на протяжении всей войны советские войска в каждой операции имели значительное численное превосходство; 4) людские ресурсы Советского Союза были неиссякаемыми; 5) советское планирование было шаблонным; 6) советские войска для достижения успеха полагались на массу, а не на маневр, они почти всегда избегали операций на окружение и охват.
Особое место в германской исторической науке занимает тема Сталинградской битвы. В капитальных трудах «Германия во Второй мировой войне», «Германия с 1939 по 1945», изданных в ГДР и ФРГ, предпринята попыт ка дать объективную картину хода боевых действий на советско-германском фронте весной 1942 - зимой 1942-1943 гг. [28]. Заметным явлением была публикация в ФРГ в 1957 г. исследования К. Бертелсмана «Последние письма из Сталинграда», прослеживавшего настроения военнослужащих 6 армии вермахта [29]. В вышедшей почти одновременно книге Ф. Ленца «Сталинград - "потерянная" победа» автор, не приводя фактов, пытается утверждать, что битва на Волге была проиграна из-за саботажа и измены [30]. При этом слишком очевидна попытка оправдать решения Гитлера. В. Герлиц в своей «Истории Второй мировой войны» восстановил целостную картину событий на Волге зимой 1942-1943 гг., для чего он использует значительный объем документального материала [31].
В опубликованной в 1962 г. в связи с 20-летней годовщиной битвы за Сталинград монографии историков ФРГ А. Филиппи и Ф. Хайма «Поход против России 1941-1945» содержится обстоятельный анализ последствий Сталинградского «котла» для Германии [32]. В переведенной в ФРГ монографии американского исследователя У. Крайга «Битва за Сталинград» представлено «видение» битвы с обеих сторон, для чего автор привлекает многочисленные интервью непосредственных участников сражения. При этом он явно героизирует поведение солдат и офицеров вермахта [33]. Основными вопросами в опубликованных в это время исследованиях западногерманских историков по-прежнему остается оперативная, тактическая и политическая история Сталинградского сражения [34]. В целом вопрос о внутреннем мире и психологии немецкого солдата на войне не был поставлен и в работах К. Вагенера, Б. Вегнера, Н. Ворманна, Е. Керна, В. Куровски, X. Штеетса, за редким исключением, посвященных только оперативной истории войны [35].
Инициатива в изучении проблем исторической психологии Второй мировой войны исходила в западной науке не от немецких историков. Еще в начале 1950-х гг. была опубликована работа американского исследователя Н. Коупленда «Психология солдата» [36]. Определяя моральное состояние во еннослужащего на фронте как одно из важнейших условий успешной военной кампании, Коупленд приходит к выводу, что именно эффективная психологическая подготовка солдат вермахта позволяла им добиваться результата на передовой. В историко-психологическом ключе была выполнена монография швейцарской исследовательницы Э. Кубель-Росс «Интервью с умирающими» [37]. Она рассматривала восприятие солдатами и офицерами вермахта смерти в экстремальных условиях войны. Эти исследовательские подходы затем были использованы немецкими историками.
Только с 1980-х гг. в ФРГ отчетливо обозначился интерес к социальным и ментальным аспектам истории Второй мировой войны [38]. Историк В. Р. Бейер попытался взглянуть на Сталинградское сражение глазами рядового солдата и, основываясь на личном фронтовом опыте, передать обстановку военных будней «маленького человека», оказавшегося в составе 6 армии в окружении [39]. В свою очередь Ю. Гюсген в исследовании «Католические армейские священники в Германии между 1920 и 1945 г.» анализирует роль этого «духовного» подразделения в рядах рейхсвера, армиях Веймарской республики и Третьего рейха [40]. Значительным событием стал выход работы «Немцы во Второй мировой войне» (под редакцией И. Штайнхова), в которой реконструируется картина повседневной жизни на передовой и в тылу на основе устных воспоминаний германских граждан [41]. К. Лаффлер исследовала поведение фронтовиков на передовой по письмам солдата Рихарда М. [42].
В сборнике статей «Сталинград. Мифы и реальность одного сражения», подготовленном под руководством ведущих научных сотрудников Управления военно-исторических исследований бундесвера ФРГ во Фрайбурге В. Ветте и Г. Юбершера, дается оценка морального состояния немецких фронтовиков в «котле», восприятия военнослужащими смерти на разных этапах окружения, роли фронтовой почты в формировании морально-психологического климата в 6 армии, санитарного и продовольственного положения 6 армии, раскрываются особенности образа «русского врага» [43].
В том же 1992 г. появляется другой объемный труд «Сталинград. События. Воздействия. Символ» под общей редакцией Ю. Ферстера, опубликованный в России в 1995 г. [44]. В сборник вошли, в частности, статьи М. Ке-рига «6-я армия в Сталинградском "котле"», Р. Оверманса «Другой лик войны: жизнь и гибель 6 армии», Т. А. Кохута «Подохнуть крысой под крестьянским башмаком". Последние письма из Сталинграда» [45], в которых продолжена линия на изучение «личной», «солдатской» истории войны.
Продолжая тему Сталинградской «немецкой трагедии», М. Кумпф-мюллер в своей книге «Битва за Сталинград: Метаморфозы одного немецкого мифа» приходит к выводу, что миф нацистской пропаганды, в котором солдаты 6 немецкой армии представлены как мученики и герои, приравненные к греческим богам, был нужен не только фашистскому руководству [46]. В послевоенной Германии этот миф заставлял задуматься о судьбе немецкого народа.
В коллективном исследовании «Образ России в Третьем рейхе» [47], прослеживается трансформация представлений о СССР и советских солдатах и офицерах, рассматривается идейно-психологическая динамика превращения Советского Союза в главного политического и идеологического врага нацистской Германии [48]. Правда, объектом внимания авторов статей оказалась лишь военная и общественно-политическая элита Германии. В этой связи интерес представляет вышедший в 1995 г. совместный российско-германский сборник статей «Россия и Германия в годы войны и мира (1941-1945)», в котором повышенный интерес вызвала работа немецкого историка В. Ветте, посвященная влиянию нацистской пропаганды на формирование образа «русского врага» в войне с СССР [49]. Автор приходит к выводу, что расистские идеи являлись основой, на которой строилась фашистская пропаганда в войне с СССР.
В 1990-2000-е гг. в Германии сохраняется интерес к военно-психологической, «человеческой» истории Второй мировой войны [50]. К. Латцель систематизировал методологические подходы в изучении писем не мецких военнослужащих периода Второй мировой войны [51]. Сопоставив эти письма с письмами Первой мировой войны, К. Латзель приходит к выводу, что понимание «сущности войны», как кровавой бойни, приходит к солдатам и офицерам только после первых серьезных поражений.
В 1999 г. выходит в свет фундаментальное исследование X. Хеера «Мертвые зоны. Немецкий вермахт на Восточном фронте», в котором на основе писем, дневников военнослужащих вермахта, обширного документального и архивного материала воссоздается процесс моральной деградации солдат германской армии под влиянием национал-социалистической пропаганды [52]. При этом заметное место отводится рассмотрению многочисленных фактов военных преступлений вермахта на территории СССР. В целом, проблема преступлений фашистских войск во Второй мировой войне активно исследуется германской историографии последнего десятилетия [53]. К. Зи-верс попытался проанализировать образ мысли немецкого фронтовика, основываясь на собственных письмах с Восточного фронта [54].
Заметным явлением в современной западной историографии Второй мировой войны стало компаративистское исследование С. Петри, об эволюции военной психологии в Германии, Великобритании и США в 1914-1945 гг. [55]. Особое внимание автор уделил вопросу психологической подготовке вермахта в гитлеровской Германии.
Возросший интерес немецкой общественности к истории вермахта выразился в публикации в этот период фундаментальной работы «Вермахт. Мифы и реальность» под редакцией Р. Мюллера [56]. В 2005 г. выходит книга немецкого историка А. Кунца «Вермахт и поражение» посвященная исследованию истории вермахта на заключительном этапе Второй мировой войны [57]. Автор не только анализирует политические и общественные условия, в которых оказался вермахт в 1944-1945гг., но и акцентирует внимание на попытках военного командования Германии реанимировать армию. Исследователь замечает, что не только потребности в технике, боеприпасах, обмундировании оказывали влияние на снижение боеспособности фашистской армии
в этот период, но и морально-психологический надлом большинства военнослужащих вермахта.
Следует отметить, что в предшествующий период в историографии ФРГ выходило достаточно работ, посвященных процессу формирования образа врага, а также изучению механизмов и сущности пропаганды фашистской Германии. Можно выделить исследования X. Венделя, X. Зундерманна, О. Бухбендера [58], вышедшие в Германии в 1960-1970-е гг., в которых анализируются немецкая пропаганда на Восточном фронте, процесс формирования войск пропаганды, их роль в распространении нацистских идей в армии и другие вопросы. Интерес к изучению разных аспектов нацистской пропаганды проявлялся не только в Германии. Следует отметить работу американского исследователя Р. Э. Герцштейна «Война, которую выиграл Гитлер» [59]. В ней автор попытался объяснить механизм функционирования нацистской пропаганды, вычленить основные компоненты, обеспечивающие ее эффективность.
Следует также заметить, что в 1970-1980-е гг. в СССР появляется значительное количество работ, посвященных историографии Второй мировой войны. В 1978 г. вышла в свет монография А. Н. Мерцалова «Западногерманская буржуазная историография второй мировой войны» [60]. Наряду с другими вопросами автор рассматривает взгляды немецких историков на проблему решающих сражений, причины военного поражения Германии. Не проходит он мимо новых тенденций в развитии историографии ФРГ, прежде всего - отказ от наиболее грубого и примитивного искажения истории войны. Позже выходит еще ряд монографий А. Н. Мерцалова, в которых автор уделяет большое внимание анализу наиболее распространенных, наиболее тонких, по его мнению, искажений войны, в том числе роли СССР и других участников антигитлеровской коалиции в разгроме фашистского блока [61]. Не отрицая важности определенных выводов, сделанных в этих исследованиях [62], следует отметить, что практически все они выполнены в системе координат, характерной в целом для отечественной военно-исторической литера туры о Второй мировой войне. В то же время, с начала 1990-х гг., в России опубликовано несколько исследований по немецкой историографии, в которых рассмотрены взгляды западных историков и мемуаристов на важнейшие вопросы войны Германии против Советского Союза в 1941-1945 гг. [63].
В Германии интерес к истории Второй мировой войны выразился и в публикации ряда исследований, анализирующих историографию различных этапов войны 1939-1945 гг. Особо следует отметить статьи Г. Юбершера «Немецкая историография Сталинградской битвы», М. Керига «Сталинград в отражении мемуаров немецких генералов» и X. Гирца «Советская историография Сталинградского сражения», в которых дана обстоятельная характеристика научной и мемуарной литературы, посвященной Сталинградской битве [64].
Таким образом, оценивая в целом историографию диссертационной темы, следует отметить, что отечественные и зарубежные исследователи занимались разработкой ее отдельных аспектов. Усилиями ученых пока не сконструирован целостный социально-психологический облик военнослужащих вермахта в период войны Германии против СССР.
Объектом диссертационного исследования являются военнослужащие германского вермахта. При этом рассматриваются национальные немецкие сухопутные фронтовые войсковые соединения (за исключением частей СС), которые составляли основную ударную силу нацистской Германии в войне против СССР.
Предметом диссертационного исследования являются реалии повседневной фронтовой жизни и трансформация ценностных представлений солдат и офицеров вермахта.
Хронологические рамки исследования охватывают 1941-1945 гг. При этом определяющее место в диссертации отводится периоду с 22 июня 1941 г. по весну 1943 г., включающему в себя Московскую и Сталинградскую битвы. Именно в это время у военнослужащих вермахта происходили существенные изменения в восприятии войны и своего участия в ней.
Целью диссертационного исследования является изучение социально-психологических аспектов войны германского вермахта против СССР.
Для достижения поставленной цели были определены следующие задачи:
- раскрыть особенности адаптации военнослужащих вермахта к реалиям Восточного фронта, организации их повседневной жизни;
- исследовать конкретное содержание нацистского образа «русского врага» и его трансформацию под влиянием личного фронтового опыта военнослужащих вермахта;
- выявить характерные черты психологии и поведения германских солдат и офицеров в критические периоды войны (сражение под Москвой, Сталинградская битва);
- проследить эволюцию ценностных представлений германских фронтовиков, обратив особое внимание на их отношение к войне.
Методологической основой диссертации является принцип историзма, предполагающий анализ социально-психологических явлений с учетом конкретно-исторических условий. В работе использовались теоретико-методологические наработки Е. С. Сенявской, которая опиралась на идеи трех научных направлений - исторической школы «Анналов», философской герменевтики и экзистенциализма. Речь идет, во-первых, о таких методологических принципах исследования, как понимание эпохи (периода) с учетом представлений и оценок людей того времени. «Понимание» вместе с тем предполагает взаимодействие прошлой и сегодняшней духовной атмосферы. Во-вторых, продуктивным оказался метод психологической реконструкции, или восстановления определенных психологических типов поведения и восприятия. В-третьих, важным является использование разработанной экзистенциалистами категории «пограничная ситуация». Она применима к анализу мотивов поведения и самоощущения человека в экстремальных условиях войны.
В диссертации применялись также общеисторические методы: истори-ко-генетический, историко-типологический, историко-системный, историко-сравнительный.
Источниковую базу диссертации образует широкий спектр опубликованных документов и материалов. Первые публикации источников по диссертационной теме относятся к периоду Великой Отечественной войны. Это были выдержки из писем, дневников и показаний немецких военнослужащих, свидетельствующие о способности Красной Армии оказывать достойное сопротивление фашистским захватчикам. Часть публикаций была приурочена к победам Красной Армии и служила военно-патриотическому воспитанию советских людей [65].
В послевоенный период в СССР и Российской Федерации осуществляется публикация официальных документов руководства нацистской Германии. В них дано идейно-психологическое обоснование агрессии против СССР, содержаться конкретные указания войскам вермахта относительно обращения с красноармейцами и гражданским населением [66].
Важное значение имело появление полного издания материалов Нюрнбергского процесса [67]. Собранные здесь документы (показания нацистского руководства, судебные заключения и др.) помогают реконструировать не только военную, но и психологическую историю Второй мировой войны.
Особо следует выделить публикации документов и материалов, посвященных истории Московской, Сталинградской и Курской битв [68]. Эти издания позволяют анализировать не только военно-стратегическую и тактическую, но и «человеческую» историю Великой Отечественной войны.
С середины 1990-х гг. в научный оборот вводятся новые пласты ранее засекреченных документов [69]. Увеличивается количество документальных публикаций, сборников писем, в той или иной мере раскрывающих проблему «солдата на войне», дающих возможность рассмотреть особенности быта военнослужащих на передовой, изучить психологию советских и фашистских солдат и офицеров, воевавших на Восточном фронте [70]. К этому же време ни относится публикация документальных сборников о немецких военнопленных в СССР, в которых содержится ценный материал о психологическом и физическом состоянии немецких военнослужащих, попавших в советский плен под Сталинградом [71].
В диссертации использованы мемуары советских военачальников А. И. Еременко, В. И. Чуйкова, К. К. Рокоссовского, И. С. Конева, А. И. Воронина, Г. К. Жукова, А. М. Василевского [72]. В них затрагивается вопрос о морально-психологическом облике солдат и офицеров вермахта. Интерес представляют непосредственные «впечатления» от контакта с немецким солдатом советских фронтовиков и гражданского населения [73].
В фашистской Германии с самого начала войны против СССР публикуются брошюры, направленные на формирование нужной «картины войны» на Восточном фронте [74]. К ним примыкают специально составленные Министерством пропаганды подборки писем немецких фронтовиков с Восточного фронта. Они должны были доказать «второсортность» солдата и гражданского населения СССР [75]. Правда, в 1943 г. в этих публикациях появляется новый акцент, теперь в них учитывались реальное положение на фронте и способность Красной Армии оказывать достойное сопротивление [76].
Одним из видов источников, использованным в диссертации, являются письма. Они ценны тем, что передают не только личные переживания и размышления о событиях, но и духовно-эмоциональный климат изучаемой эпохи. В 1950-е гг. в Германии публикуются документы и письма с Восточного и других фронтов Второй мировой войны. Бывшему лейтенанту пропагандистских войск X. Шретеру принадлежит анонимно изданное в 1950 г. собрание «Последние письма из Сталинграда» [77]. Однако эти письма, по мнению большинства немецких исследователей, являются фальшивыми и не могут служить источником, свидетельствующим о настроениях и поведении немецких солдат в Сталинградском «котле». Напротив, издание «Военные письма павших студентов», осуществленное в 1952 г. под редакцией В. Бера, по общему мнению, составлено из подлинных писем [78].
Из публикаций 1960-1970-х гг. можно выделить сборник писем с фронтов войны, изданный под редакцией К. Марона, издание дневниковых записей генерал-фельдмаршала В. фон Лееба, а также приказов, документов, дневников командования вермахта [79]. В 1980-е гг. продолжается публикация документов, относящихся к различным аспектам советско-германской войны 1941-1945 гг. [80].
В 1982 г. издается сборник писем «Другое лицо войны. Немецкие письма полевой почты 1939-1945» под редакцией О. Бухбендера, посвященный «человеческому» измерению войны [81]. Подобная направленность сохранена и в издании «Письма солдата Гельмута Н., 1939-1945» [82]. Наибольшее внимание немецкой общественности привлекла публикация материалов из советских архивов под названием «Я хочу вырваться из этого безумия», включающая в себя более 300 писем солдат вермахта [83].
В 1990-2000-е гг. в Германии выходит целая серия изданий, содержащих письма немецких фронтовиков из Сталинградского «котла» [84].
Значительный пласт источников образуют мемуары. Их авторами были офицеры, представители рядового состава германской армии, участвующие в войне Германии против СССР в 1941-1945 гг. В современной России интерес к истории Второй мировой войны выразился во все увеличивающемся числе переиздаваемых и издаваемых книг о поведении немецких солдат и офицеров на передовой [85]. Они написаны представителями среднего и низшего звена военнослужащих вермахта. При анализе подобного вида источников следует учитывать важные особенности, отличающие воспоминания и дневники от других видов источников. Прежде всего, это личное происхождение и неофициальное назначение мемуаров, что сопряжено с субъективизмом и недостоверностью в освещении важнейших событий исследуемой эпохи. Кроме того, это изображение ситуации и себя, своих взглядов и оценок в прошлом такими, какими они стали лишь впоследствии. При анализе воспоминаний бывших фашистских военнослужащих следует учитывать реваншистские настроения части авторов.
В послевоенной Германии активным образом издавались коллективные воспоминания солдат, воевавших в составе одной дивизии [86].
С 1950-х гг. в Германии публикуются воспоминания фельдмаршалов и генералов Ф. Гальдера, Г. Гота, Г. Гудериана, В. Кейтеля, Э. Манштейна, Р. Петерсхаузена, В. Хаупта, ряда других германских офицеров. Несмотря на то, что они в основном посвящены узковоенной истории, в них, тем не менее, содержатся наблюдения, характеризующие мировоззрение и настроения солдат и офицеров вермахта [87].
Активный интерес в ГДР проявлялся к публикации размышлений и воспоминаний представителей высшего и среднего звена вермахта, оказавшихся в советском плену и поддержавших Национальный комитет «Свободная Германия» [88].
Практически сразу после завершения войны выходят мемуары X. Ди-больда и Г. Тэпке [89]. Уделяя в своих воспоминаниях значительное внимание медико-санитарному положению в Сталинградском «котле», они все же попытались воссоздать психологическую обстановку, в которой находились солдаты и офицеры 6 немецкой армии. Особое значение для нашего исследования имеют воспоминания X. Шретера, X. Шайберта, У. Гриса, Г. Фритца, А. Холла, X. Цанка и ряда других участников Сталинградского сражения [90]. Знаковым событием стала публикация воспоминаний генерал-фельдмаршала Ф. Паулюса и генерала В. Зейдлица, проливающих свет на многие страницы жизни в «котле» [91].
Из публикаций последнего времени можно выделить книги X. Фукса, В. Бинерта и ряда других авторов, вышедшие в 1980-1990-х гг. в Германии [92]. Охватывая различные этапы войны Германии против СССР, эти работы уже в большей степени освобождены от типичных для 1950-1960-х гг. субъективно-тенденциозных оценок войны на Восточном фронте.
В диссертации использованы также известные произведения немецкой художественно-исторической литературы: романы А. Клуге «Описание битвы» и Т. Пливерса «Сталинград» [93]. Авторам удалось создать реалистич ную картину жизни немецких солдат и офицеров в Сталинградском «котле», положив таким образом начало демифологизации событий зимы 1942-1943 гг. в немецкой художественной литературе. Важно отметить, что художественные произведения как особый вид источника позволяют воссоздать не только психологический облик эпохи (период войны Германии против СССР), но и отдельного социального слоя (военнослужащих вермахта). Однако надо учитывать специфику данного вида источников, а именно то, что действительность в них отражается в художественно переосмысленном виде.
В целом, источниковая база диссертации позволяет решить поставленные в ней задачи.
Научная новизна исследования. В диссертации впервые в отечественной историографии всесторонне рассмотрены социально-психологические аспекты участия вермахта в войне нацистской Германии против СССР. Сложившийся в отечественной историографии образ фашиста-захватчика дополняется анализом меняющихся в ходе войны ценностных представлений немецкого фронтовика.
Положения, выносимые на защиту:
• Формирование социально-психологического облика военнослужащих вермахта на Восточном фронте обусловливалось, прежде всего, идеологическими и геополитическими целями войны нацистской Германии против СССР. Индоктринированная в их сознание ненависть к красноармейцам переносилась на непривычный для германских фронтовиков климат и ландшафт советского государства, которые представали в образе второго упорно сопротивлявшегося врага.
На сознание и поведение солдат и офицеров вермахта определяющее влияние оказывал нацистский официально-пропагандистский стереотип «русского врага» - «недочеловека». В ходе войны восприятие противника немецкими военнослужащими трансформируется, приобретая личностно-эмоциональную окраску, характерной чертой которой стало большая объективность в оценке боевых качеств «русского врага». «Очеловеченный» со ветский солдат, однако, по-прежнему оставался в их восприятии неполноценным существом.
• Крах плана блицкрига и затяжная война показали неготовность руководства Германии, командования вермахта организовать должным образом снабжение своей армии продовольствием и теплой одеждой. Это оказывало дестабилизирующее воздействие на военнослужащих, сопоставлявших эту обстановку с относительно комфортными условиями фронтового быта в Западной и Центральной Европе.
• В сражении под Москвой войска вермахта испытали морально- психологический надлом. Капитуляция у Сталинграда означало начало морально-психологического поражения вермахта. На смену несбывшейся «ве- ликогерманской» мечте немецких фронтовиков приходит желание скорейшего завершения кровавой бесперспективной войны. Фатализм, покорность судьбе соединялись в их сознании с мыслью о необходимости продолжать сопротивление и до конца выполнить свой долг перед Германией.
Теоретическая значимость диссертационного исследования состоит в возможности использования его выводов при разработке вопросов военно-исторической антропологии.
Практическая значимость исследования заключается в том, что выводы и материалы диссертации могут быть использованы при подготовке учебных пособий, общих трудов по истории Второй мировой войны, истории Германии, а также при чтении спецкурсов по военно-исторической психологии.
Апробация результатов исследования. Автор докладывал о результатах исследования на вузовских и всероссийских научных конференциях в Тамбове (2004-2006 гг.) и Карачаевске (2005 г.). Основные положения диссертации отражены в 5 тезисах и статьях. Диссертация обсуждена на кафедре всеобщей истории ТГУ им. Г. Р. Державина и рекомендована к защите.
Особенности адаптации военнослужащих вермахта к реалиям Восточного фронта
Организационно группа армий «Центр» (командующий генерал-фельдмаршал Ф. фон Бок) имела в своем составе 2 армию генерал-полковника М. Вейхса (она была придана группе несколько позже), 4 армию фельдмаршала Г. Клюге, 9 армию генерал-полковника А. Штрауса, 2 танковую группу генерал-полковника Г. Гудериана и 3 танковую группу генерал-полковника Г. Гота. Эта группа армий имела 31 пехотную дивизию, 9 танковых, 7 моторизованных и 1 кавалерийскую дивизию. Группу армий «Центр» поддерживал 2 воздушный флот фельдмаршала А. Кессельринга [1]. В соответствии с планом немецкого командования, перед группой армий «Центр» были поставлены серьезные задачи по окружению и ликвидации центральной группировки Красной Армии под командованием маршала С. К. Тимошенко, с конечной целью выхода к Москве. Войска группы армий были сведены в две мощные группировки. Одна из них (4 армия и 2 танковая группа) заняли исходное положение в районе западнее Бреста, а другая (9 армия и 3 танковая группа) развернулась северо-западнее Ломжи. Танковые группировки во взаимодействии с полевыми армиями должны были прорвать оборону советских войск в направлениях на Брест и Гродно. В результате наступления немецких войск уже к середине июля 1941 г. была окружена 300-тысячная группировка Красной Армии под Минском, а 4 армия во взаимодействии со 2 танковой группой прорвала фронт советских войск севернее и южнее Могилева. В результате операций группы армий «Центр», проведенных осенью 1941 г., были разгромлены крупные соединения советских войск в районах Смоленска, Брянска и Вязьмы [2].
В условиях наступления немецкой армии, солдаты и офицеры вермахта столкнулись с рядом обстоятельств, которые заметно затрудняли их адаптацию к условиям Восточного фронта, существенно отличавшимся от обстановки 1939 - середины 1941 гг. Думается, целесообразно выделить три уровня адаптации немецких военнослужащих к условиям Восточного фронта:
- индивидуальный (для каждого отдельного фронтовика). Восприятие личностью новых для себя условий, «самопривыкание к новой войне», а следовательно, к новой бытовой, психологической, военной среде;
- групповой (отделение, расчет, экипаж, взвод). Здесь речь идет о развитии под влиянием «новых» военных и бытовых обстоятельств несколько иных, чем на Западном фронте, коллективных взаимоотношений: с одной стороны, еще большего укрепления принципов бытовой взаимопомощи, а с другой стороны, зачастую главным становился принцип «индивидуального выживания военнослужащего»;
- массовый (полк, дивизия, армия). Формирование новых навыков выживания и управления войсками; решение на столь высоком уровне ранее практически неизвестных проблем (распределение продовольствия и одежды при их нехватке, организация медицинского обслуживания в условиях полного окружения, проживание военнослужащих в критических условиях зимы).
«Фронтовой быт», или адаптационная среда, включал в себя следующие компоненты:
- снабжение и качество питания, а также состояние обмундирования военнослужащих;
- климатические условия и степень защищенности военнослужащих от неблагоприятной погоды;
- уровень медицинского обеспечения, гигиена и подверженность заболеваниям военнослужащих; - обустроенность и безопасность жилья фронтовиков, а также военных объектов - окопов, блиндажей и т. д.;
- условия восстановления боеспособности военнослужащих.
Оправдано, по мнению Е. С. Сенявской, выделять на войне две основных ипостаси бытия: опасность - бой, экстремальная ситуация и повседневность быта. При этом одно перетекает в другое, и опасность становится частью быта, а мелкие бытовые детали неотделимы от функционирования человека в обстановке повседневной опасности [3].
При планировании и подготовке войны против Советского Союза особое значение приобретала задача эффективного снабжения немецких войск в более суровых, чем в Германии, природно-климатических условиях, а также при значительной протяженности территории. Одновременно учитывалось и то, что немецкая армия на территории СССР должна была снабжаться и обслуживаться не только из Германии, но и за счет оккупированных территорий. В ходе обсуждения плана кампании 2 мая 1941 г. в германском Генеральном штабе отмечалось, что вермахт в благоприятных для себя условиях должен был захватить «зернохранилища Украины» и кормить себя внутри страны [4].
Фронтовая повседневность военнослужащих германского вермахта в 1942 - начале 1943 г. (на примере 6 немецкой армии)
В связи с последствиями контрнаступления советских войск зимой 1941-1942 гг. и переориентацией направления главного удара немецких войск от Москвы на юг, все бремя ведения наступательных операций перекладывается на группу армий «Юг». 5 апреля 1942 г. появилась «Директива фюрера № 41», в которой объявлялся план предстоящей операции: «Продолжая придерживаться первоначальной главной линии кампании на Востоке, в центре фронта нам надо временно избрать тактику сдерживания..., в то же время сосредоточить все имеющиеся в распоряжении силы для проведения главной операции на южном участке, с целью уничтожения противника на Дону, впоследствии овладеть нефтяными месторождениями Кавказского региона и перейти сам Кавказ». Относительно детального плана реализации кампании в директиве говорилось: «Задача сухопутных войск и люфтваффе после окончания периода распутицы - создать условия для выполнения планов главной операции. Это подразумевает очистку от противника и укрепление всего Восточного фронта... Следующей задачей будет очистка от противника Керченского полуострова в Крыму и взятие Севастополя» [1].
В результате проведенных операций войскам немецкого вермахта удалось в мае 1942 г. овладеть Керченским полуостровом, а несколько позже, 1 июля, был взят и Севастополь. В это же время была окружена и ликвидирована большая советская группировка в районе города Изюм. Таким образом, были созданы предпосылки для подготавливавшегося Германией крупного летнего наступления, или операции «Блау». Ее целью было окружить советские войска западнее Сталинграда в гигантские клещи, уничтожив при этом главные силы советских войск между Донцом и Доном. Еще одной частью операции являлось наступление на Кавказ с целью выхода к нефтяным районам СССР. Итогом этой операции должно было стать создание предпосылок для овладения Москвой, а также победоносного завершения кампании на Восточном фронте в 1942 г.
28 июня 1942 г. началась операция «Блау», которую немецкое командование долго и тщательно готовило. В целях лучшего обеспечения руководства войсками группа армий «Юг» была разделена на 2 части. Южное крыло ее превратили в группу армий «А» (под командованием фельдмаршала В. Листа), имевшую в своем составе 1 танковую и 17 полевую армии; северное крыло - в группу «Б» (командующий - фельдмаршал Ф. фон Бок, позже -генерал-полковник барон фон Вейхс) в составе 4 танковой, 6 и 2 полевых армий. Наступление германских войск развивалось стремительно, группа армий «Б» продолжала продвигаться на восток и к концу июня вышла в район Калача. В то же время группа армий «А» поворачивает на юг и к концу июля занимает Ростов. Существенную роль при проведении этих наступательных операций должна была играть 6 полевая армия под командованием генерал-полковника Ф. Паулюса. С целью наращивания сил на этом участке фронта с 15 июля немецкое командование производит перегруппировку сил главным образом за счет переброски их с северокавказского направления. В ходе перегруппировки в состав 6 армии было введено 10 дивизий (3 танковых, 2 моторизованный, 5 пехотных) [2].
Однако уже летом 1942 г. армия сталкивается с проблемой нехватки вещевого довольствия, заметно осложнившей реализацию поставленных задач. В начале сентября 1942 г., чем дальше 6 армия удалялась от «зернохранилищ Украины» и двигалась в направлении Волги, тем сильнее ухудшалось продовольственное снабжение армии. Возможности решить эту задачу за счет ресурсов оккупированной страны стремительно сокращались. Для тысяч лошадей армии еле-еле хватало корма, все больше ухудшалось снабжение картофелем, мясом и овощами. Армия нуждалась ежедневно примерно в 1000 голов рогатого скота [3]. Кроме того, существовала еще одна важная проблема со снабжением, а именно, «к числу трудностей снабжения, с которыми шестая армия непосредственно столкнулась перед наступлением 1942 года, относилось обеспечение фуражом лошадей» [4].
Начальник штаба XI-го армейского корпуса писал 25 октября: «Зима угрожающе приближается и крайне беспокоит нас... Уже всего не хватает, и вчерашние сообщения подразделений о снабжении рисуют ужасную картину того, чего теперь нет у военнослужащих. Уже неделями отсутствует положенное снабжение» [5]. Генеральный квартирмейстер 6 армии не мог обойтись своими транспортными средствами [6].
В октябре 1942 г. командование 6 армии доносит главному командованию сухопутных войск (ОКХ), что войска с августа не получают полного рациона: «Условия жизни во всем радиусе действий 6 армии одинаково плохие». Поэтому командование 6 армии просит увеличить суточный рацион хлеба с 600 до 750 граммов, чтобы как-то компенсировать недостаток питания. В этой заявке содержится упоминание, что суточная выдача продовольствия проводится по максимальной норме, которую, однако, в специфических условиях 6 армии постоянно приходится повышать [7]. Так что прав был немецкий военный врач, указывавший, что под Сталинградом уже в сентябре 1942 г. фактический рацион продовольствия составлял в среднем около 1800 калорий в сутки [8]. Приведем сравнение: 500 граммов хлеба вкупе с другими видами суточной нормы довольствия давали 2500 калорий, в то время как в соответствии с физической нагрузкой нужно было от 3000 до 4000 калорий в сутки [9].
Восприятие войны военнослужащими вермахта 1943-1945 гг.
После провала Курского наступления германская армия окончательно потеряла инициативу на Восточном фронте, в ряде мест перейдя к позиционной обороне. Поражение летом 1943 г. имело и другие последствия для вермахта. Солдаты и офицеры все чаще стали задумываться об окончании войны, о судьбе Германии и своей личной судьбе. Затраченные до Восточной кампании усилия казались напрасными. Офицер 29 моторизованной дивизии 2 танковой группы генерал-полковника Г. Гудериана записал в своем дневнике 15 августа 1943 г.: «Каждый старается убедить себя в близости благополучного конца войны. Мы ведем политику страуса и все еще себя обманываем. Впрочем, я тоже не верю, что война будет продолжаться еще 4 года. Но какой будет конец? Каким он может быть? Политика теперь занимает всех. Одного волнует судьба Германии, другого - потери его личного имущества, третий думает об ужасном опустошении на родине, четвертый - об уничтожении культурных ценностей» [325].
Отсутствие давно обещанной победы, все возрастающая сила Красной Армии, ухудшение положения на фронте усиливали у немецких солдат ощущение бесперспективности этой войны. Самые худшие прогнозы о длительности этой войны, казалось, сбывались. В одном из писем на родину еще в феврале 1943 г. немецкий солдат написал: «...Когда я в 1941 году... на вопрос о продолжительности и сроках войны ответил, что спокойно рассчитываю на 10 лет, то от моих товарищей по казарме я чуть было не получил тумаков» [326]. Солдат Рихард М. был более осторожен в своих прогнозах. К 1946 г., как он считал, война закончится. На переднем плане для него стоит, безусловно, исполнение долга перед Отечеством [327]. Но доминирующим было настроение, отраженное в дневниковой записи упомянутого уже офицера: «Меня каждый раз охватывает ужасная ярость, когда я думаю, с каким результатом мы пришли к четвертому году войны. Без сомнения, многого можно было бы избежать, если бы в наших рядах и среди нашего руководства не было столько глупости и зазнайства. Меня душит злоба, когда я вспоминаю все дурацкие утверждения, сделанные за последние годы. Мы попались на удочку своей же собственной пропаганды. Теперь мы снова шатаемся, как в Первую мировую войну, и улучшений ждать не приходится» [328]. В подобном же духе написано письмо неизвестного немецкого солдата от 4 января 1944 г.: «Я знал, что в России все будет не так просто, но что будет так жестоко, никак не думал» [329].
Солдаты вермахта уже давно перешагнули тот рубеж, когда люди равнодушно начинают воспринимать смерть на передовой. Многие из них воспринимали фронтовые будни уже не как войну за новую Германию, а как бойню, на которую отправляло государство своих граждан. «С ужасом я только в последний день вспомнил, что ни одного из них (погибших солдат. -С. М) мы не проводили добрым словом или молитвой. Мы не в состоянии больше установить, где лежит каждый из них, потому что часто мы не могли даже взять у них ни солдатских книжек, ни опознавательных знаков. У нас не было даже воды, чтобы смыть с себя трупный яд» [330]. Смерть в таких масштабах обезличивала людей, заставляя зачастую помнить лишь количество потерь, а не личности погибших. Постоянное соединение жизни и смерти на войне заставило людей жить в некоем «пограничном» состоянии.
В течение зимы 1943-1944 гг. советским войскам удалось провести ряд успешных наступательных операций на южном крыле германских войск. В итоге был освобожден практически весь юг СССР, а весной 1944 г. и Крым. В результате Корсунь-Шевченковской операции в феврале 1944 г. вермахт потерял по разным данным от 20 до 50 тысяч человек: «...кровавая пошлина была очень высока» [331]. По свидетельствам пленного фашистского офицера, в окружении царил хаос, подобный по своим масштабам тому, что происходило в Сталинграде: «...Все дороги были забиты транспортом, кругом был неимоверный беспорядок. Все смешалось в один поток. Все бежали, и никто не знал, куда он бежит и зачем. На дороге и вне дороги валялись разбитые машины, орудия, повозки и сотни трупов солдат и офицеров» [332]. Но, несмотря на целый ряд провалов операций немецкого командования, по словам генерала пехоты К. Типпельскирха, «...войска Восточного фронта представляли собой еще достаточно боеспособный инструмент в руках командования» [333].
