Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Гиперболизация как культурно-психологический и идеологический феномен 17
1. Гиперболам гиперболизация: понятие и сущность 17
2. Гиперболизация как неотъемлемый элемент духовной культуры 34
3. Использование гиперболизации в СМИ 57
Глава II. Объекты гиперболизации в советской прессе второй половины 50-х-начала 80-х гг 76
1. Конкретно-исторические предпосылки гиперболизации в советской прессе второй половины 50-х - начала 80- гг 76
2. Особенности отображения реальных событий общественной жизни в средствах массовой информации СССР второй половины 50-х — начала 80-х гг 102
Глава III. Анализ языковых средств, использованных в процессе гиперболизации явлений действительности в советской прессе второй половины 50-х - начала 80-х гг. 116
1. Особенности советского политического дискурса 116
2. Анализ языкового инструментария гиперболизации 127
Заключение 146
Библиография 158
- Гиперболам гиперболизация: понятие и сущность
- Гиперболизация как неотъемлемый элемент духовной культуры
- Конкретно-исторические предпосылки гиперболизации в советской прессе второй половины 50-х - начала 80- гг
- Особенности советского политического дискурса
Введение к работе
Проблемы, относящиеся к сфере воздействия средств массовой информации на сознание людей, в настоящее время являются исключительно актуальными. Суть их заключается в том, что СМИ, ставшие важнейшим фактором социальной жизни, часто не заинтересованы в правдивом информировании людей. При этом средства массовой информации не несут почти никакой ответственности, так как в большинстве случаев не контролируются обществом.
Неконтролируемость СМИ со стороны общества наиболее ярко проявляется в тех случаях, когда право распоряжаться газетами, журналами, радио, ТВ полностью оказывается в руках чиновников, финансовых групп, криминальных структур и т.д. И особенно четко такой феномен заявляет о себе при устройстве государственного управления, которое называется авторитарным. Единственным способом борьбы с этим негативным явлением является критический диалог, научно обоснованный анализ тех форм недобросовестного воздействия на общественное сознание, манипулирования им, которые могут применяться средствами массовой информации. В рассматриваемый хронологический период система средств массовой информации полностью контролируется партией, монопольно использующей ее в целях укрепления своей политической власти.
Основы монопольного управления СМИ сложились в СССР в период сталинизма. Именно тогда в стране возникла целая система подавления и террора, возведенных в ранг внутренней политики государства. Эта система по мере развития общества, в известной степени менялась, однако монопольное владение партии средствами массовой информации оставалось. Автор данной работы исследует особенности функционирования прессы периода второй половины 50-х - начала 80-х гг. В этот промежуток времени
в стране, как и в период сталинского тоталитаризма, сохраняется государственно-партийная монополия на СМИ. Однако «фон» ее деятельности изменился, система принудительно-карательных органов перестала играть активную роль в поддержании политического status quo. В силу этого значение прессы как рычага управления общественными процессами значительно возросло.
В то время КПСС ставила перед страной грандиозные задачи построения «развитого социализма», создания мощной материально-технической базы. Это требовало от людей напряжения всех сил - они должны были не просто трудиться, а совершать трудовые подвиги. Такие подвиги были возможны только на фоне полной уверенности людей в том, что их чрезмерные усилия не пропадают даром, что страна движется «семимильными шагами» к поставленной цели. Именно это и предопределяло ту роль, которая отводилась прессе - быть вдохновителем трудовых побед, летописцем великих свершений, рупором «мудрого руководства» партии, которая являлась, по мнению пропаганды, ничем иным, как «умом, совестью и честью эпохи». И, конечно же, не используя все возможные средства воздействия на общественное сознание, СМИ не смогли бы справиться с возложенной на них задачей. В силу вышесказанного исследование характерных черт, методов, способов воздействия СМИ на общественное сознание именно в этот период, непосредственно предшествовавший началу демократизации жизни страны, может быть особенно поучительным для нынешних журналистов, прежде всего, с точки зрения определения ими своего истинного статуса в обществе, истинной степени своей демократичности.
Советская пресса второй половины 50-х - начала 80-х годов в ряду многих других средств отображения действительности и воздействия на общественное сознание (прямой лжи, подмены понятий, замалчивания
недостатков, идеализации, преуменьшения и пр.) исключительно активно применяла гиперболизацию. Именно она стала одним из важнейших методов советской пропаганды, и, поэтому, в силу своей первостепенности, заслуживает специального изучения. Суть этого способа заключается, прежде всего, в преувеличении значимости тех или иных явлений, сторон жизни, сгущении, укрупнении, заострении определенных черт. Используя подобный способ воспроизведения жизни, СМИ реализовывали свойственное любой идеологии стремление абсолютизировать свои постулаты, придать им весомость и общезначимость.
Не преуменьшая значение других выразительных средств в «палитре» советской прессы отмеченного периода, все же нельзя не сказать о том, что гиперболичность ее содержания - наиболее яркая черта. Данное качество возникает в силу того, что журналисты второй половины 50-х - начала 80-х годов часто, порой даже чрезмерно, используют различные средства гиперболизации явлений, например, эмоциональность и полярность оценок (либо восторженность - либо негодование, и очень редко - нейтральный тон), и явное преувеличение значимости описываемых событий (к примеру, факт строительства нового жилого дома подается как событие вселенской важности), и провозглашение всеохватывающего характера основных идеологических принципов, и лексику, изобилующую гиперболизирующими метафорами, сравнениями, эпитетами и т.д.
Как свидетельствует мировая история СМИ, гиперболизация не есть порождение советской журналистики. Она использовалась и используется средствами массовой коммуникации во все времена и при любых режимах. Ведь любая идеология, любая политическая система стремится абсолютизировать свои постулаты, придать им весомость и общезначимость, превознести носителей, исполнителей этой идеологии как наиболее значимых личностей для общества.
Так, в советской прессе первого десятилетия после победы Октябрьской революции гиперболизировались триумфальное шествие советской власти по стране, трудовой энтузиазм масс в годы после гражданской войны, результаты осуществления НЭПа, способствовавшие созданию материальных предпосылок индустриализации страны.
Конец двадцатых - тридцатые годы характеризуются в журналистике СССР гиперболизацией достижений советского общества в строительстве индустриальных гигантов. Отчасти гиперболизированной оказалась и пропаганда значения Конституции СССР, принятой в 1936 году, когда в невероятно восторженных тонах преподносились достижения советских демократических прав и обязанностей, изложенных в документе.
В предвоенные годы, используя метод гиперболизации, журналистика воспитывала в советских людях веру в социализм, в необходимость защиты своей Родины. Именно это воспитание во многом способствовало проявлению героизма в борьбе с фашистскими захватчиками.
Во время Великой Отечественной войны гиперболизация в основном служила возвеличиванию роли партии как могучей организующей и идеологической силы, мобилизующей советский народ на сопротивление врагу. Безусловно, было гиперболизировано значение личности И.В. Сталина как организатора всех побед советских войск, который, по мнению официальной пропаганды, олицетворял советское государство. Именно этот факт объясняет, почему многие воины шли в бой с именем Сталина на устах.
В послевоенные годы в прессе также гиперболизировалась роль личности Сталина и партии в жизни общества, в восстановлении и дальнейшем развитии народного хозяйства, а во второй половине 50-х -начале 80-х годов гиперболизация активнейшим образом использовалась в целях пропаганды возможности построения в ближайшие десятилетия коммунистического общества, потом - «развитого социализма», а также
исключительной роли руководителей партии (Н.С. Хрущева, Л.И. Брежнева) и т.д.
Гиперболизация применяется широко и в современной идеолого-политической деятельности, в том числе и в «постперестроечной прессе», которая, например, активнейшим образом используется как действенный фактор влияния на политический выбор электората1.
Все сказанное выше и определяет актуальность темы настоящего исследования. Как в данном случае, так и во многих других, гиперболизация используется в качестве эффективного средства воздействия на общественное сознание, что объясняется характером этого социально-психологического феномена и средства манипулирования общественным мнением. Выбор рассматриваемого в диссертации периода был сделан не случайно. Дело в том, что при любом авторитарном режиме управления прессой (а таковое и существовало в советское время) гиперболизация в отображении действительности проявляется наиболее полно и целенаправленно, поскольку пресса выполняет ярко выраженные пропагандистские функции. Советские СМИ проходили разные этапы развития, что, несомненно, сказывалось на особенностях использования ими выразительных средств, в том числе и гиперболизации. В первое десятилетие советской власти пресса находилась в стадии становления, то же самое можно сказать и об используемых ею выразительных средствах. В период правления Сталина гиперболизация в отображении действительности на страницах прессы уже достигает высокой степени развития и становится всеобъемлющей. Однако на фоне превалирующего воздействия на общество системы принудительно-карательных органов степень влияния прессы на
1 См.: Абакшина Е. А. Политиками не рождаются. Психологическое пособие для политиков. - В 2т.-М.,1993; Жмыриков А.Н. Как победить на выборах: психотехника эффективного проведения избирательной кампании. - Обнинск.1999; Козина Е.С. Средства массовой информации и выборы: мифотворчество как элемент информационно-пропагандистских кампаний// Дисс. на соиск. уч. степ. канд. филол. наук. -М., 2000 и др.
массовую аудиторию, эффективность ее выразительных средств определить трудно. Лишь во второй половине 50-х - начале 80-х годов, когда система принудительно-карательных органов перестала играть столь важную роль в управлении обществом, воздействие СМИ на него становится особенно очевидным. Появляется больше оснований для точного определения места и роли выразительных средств, в частности, гиперболизации, в этом воздействии. Кроме того, рассматриваемый период достаточно удален от нас во временном плане. Этот факт позволяет с полной очевидностью наблюдать результаты неумеренного применения гиперболизации в прессе (в том числе и разрушительные), что имеет особую практическую значимость для современной журналистики, ориентируя ее на адекватное использование, как гиперболизации, так и других выразительных средств. Изучение богатейшего опыта применения гиперболизации в советской прессы второй половины 50-х - начала 80-х годов становится вполне объяснимым и исключительно актуальным. Актуальность темы данного исследования в известной мере повышается за счет того, что данная тема практически не изучена в научной литературе. Возможность в процессе исследования выразительных средств, формировавших журналистский стиль советской прессы рассматриваемого периода, получить конкретные результаты, практически применимые в творческой работе современного журналиста „ - вопрос, заслуживающий научного внимания. Гиперболизация - важнейшее выразительное средство в арсенале журналиста. Однако разумеется, она - лишь один из способов журналистского творчества. Внимания требуют и такие средства, как умолчание, подмена понятий, прямая ложь, «наклеивание ярлыков», «апелляция к публике», «апелляция к человеку» и т.д. Они вполне могут стать предметами диссертационных исследований других авторов. Предмет и объект исследования.
Предметом сравнительного анализа, осуществленного в данной работе, являются методы и приемы, используемые советской пропагандой для преобразования информации об объективных явлениях действительности в элементы идеологической системы. Прежде всего, это используемые журналистами методы гиперболизации конкретных тем или событий, которые можно сгруппировать в зависимости от того места, которое они занимают в создаваемой посредством СМИ исследуемого периода идеологической системе. Например, оценки (положительной или отрицательной), которая им приписывается, и тех оценочных языковых средств, которые применяются авторами конкретных текстов для создания эффекта гиперболизации.
Объектом исследования данной диссертации явились выступления газет «Известия», «Правда», «Труд», «Комсомольская правда», журнала «Огонек», партийные документы, поскольку они содержат наиболее богатый материал для изучения гиперболизации в прессе исследуемого периода.
В связи со сказанным, цель настоящего исследования заключается в том, чтобы, с учетом всей совокупности объективных предпосылок гиперболизации как универсальной формы неадекватного отображения действительности, включая общепсихологические, социокультурные и конкретно-исторические явления, изучить особенности интересующего нас феномена в советской прессе второй половины 50-х - начала 80-х гг. как литературного приема и одного из средств манипулирования общественным сознанием.
Ставя перед собой данную цель, автор учитывал то обстоятельство, что гиперболизация представляет собой отнюдь не исключительно негативное явление. Так, в качестве одного из средств, скажем, сатирического освещения действительности (фельетон, памфлет, сатирический комментарий и пр.) она играет важную роль эффективного
творческого приема, и обойтись без нее невозможно. Другое дело -гиперболизация в аналитической публицистике или даже в информационных жанрах, где исключительно важна точность подачи фактов, их достоверность. В этом случае гипербола, как правило, вносит определенные искажения в информационную картину мира, создаваемую СМИ. В том случае, если аналитическая публицистика или информационные жанры используются в пропагандистских целях, такие искажения становятся закономерными и потребность в гиперболе возникает постоянно. Именно такого рода гиперболизация и исследуется в данной работе.
В соответствии с поставленной целью, задачи исследования заключаются в том, чтобы:
- сформулировать понятие гиперболизации применительно к СМИ;
рассмотреть объективно-психологические предпосылки
гиперболизации как одного из естественных механизмов человеческого восприятия и мышления;
рассмотреть использование гиперболизации в целях манипулирования общественным сознанием, в частности, в средствах массовой коммуникации;
проанализировать конкретно-исторические предпосылки гиперболизации в советских СМИ второй половины 50-х - начала 80-х гг.;
выявить особенности создаваемой с использованием гиперболизации картины мира, соответствующей идеологии авторитарного политического режима;
изучить особенности языка советской прессы второй половины 50-х -начала 80-х гг., описать используемый в ней языковой инструментарий гиперболизации.
Степень разработанности темы и основные источники исследования.
Специальных исследований, посвященных использованию гиперболизации в советских средствах массовой информации второй половины 50-х - начала 80-х гг., в настоящее время нет. В то же время имеется значительное число научных работ, в которых освещаются отдельные конкретные аспекты темы исследования. По соотнесенности с тем или иным аспектом исследования можно классифицировать использованные в работе научные и публицистические источники.
Так, при изучении общепсихологических предпосылок гиперболизации нам придется обратиться к трудам психологов, в которых исследуются механизмы чувственного восприятия, мышления, эмоционального переживания человеческого индивида, основные закономерности проявления индивидуальных различий. Особой сферой исследований, тесно связанной с феноменом гиперболизации, является психология массового сознания. В этой области классическими исследованиями являются труды Г. Лебона, 3. Фрейда 2 и др.
Однако далеко не все в поведении человека обусловлено исключительно психофизиологическими и психическими механизмами. Начиная с самых ранних этапов развития человеческого общества, все большую роль в нем начинают играть так называемые социокультурные стереотипы, имеющие символическую, знаковую природу. В первую очередь это относится к речевому поведению. Ведь объяснить законы развития и функционирования языка, опираясь лишь на данные психологии, невозможно. Возникнув как «вторая знаковая система», язык стал функционировать по своим собственным, специфическим законам. Для решения вопросов о том, какие формы принимает гиперболизация при
2См.: Лебон Г. Психология народов и масс. -СПб., 1898; Фрейд 3. Введение в психоанализ. Лекции. -М,1989.
переходе на собственно языковой уровень человеческого поведения, и, соответственно, какова ее роль в человеческой культуре в целом, нам придется обратиться к данным семиотики, этно- и психолингвистики, социальной психологии, сравнительной культурологии. В основном мы будем опираться на классические, общепризнанные результаты, отраженные в трудах основателей семиотики Ч. Пирса и Ч. Морриса, Ф. де Соссюра, одного из самых авторитетных специалистов в области психолингвистики и сравнительной культурологии XX века Э. Сепира3, отечественных исследователей символической природы языка и культуры А.Ф. Лосева, С.С. Аверинцева, Н.Д. Арутюновой , а также крупнейших представителей философии культуры XX века, таких, как К. Юнг, Г. Гадамер3 и др.
Являясь одним из объективно обусловленных механизмов восприятия и отображения действительности человеком как на психологическом уровне, так и на уровне социального поведения, языка и культуры, гиперболизация заключает в себе возможности целенаправленного использования с целью влияния на других людей, в том числе для манипулирования общественным сознанием со стороны субъектов, монопольно владеющих средствами массовой коммуникации. Для определения места и роли гиперболизации в создании и функционировании идеологических мифов XX века мы обратились к трудам Э. Фромма, Г. Шиллера, Я.Н. Засурского, Е.П. Прохорова6 и других современных исследователей, в трудах которых
3 См.: Пирс Ч. Элементы логики. Грамматика спекулятива// Семиотика. Сборник/ Отв. ред. Ю.С. Степанов. -
М., 1983; Моррис Ч. Основание теории знаков// Семиотика. Сборник./ Отв. ред. Ю.С. Степанов. -М., 1983;
Соссюр Ф. Труды по языкознанию. -М., 1977. Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и
культурологии.-М.,1993.
4 См.: Лосев А.Ф. Логика символа. -М., 1983; Аверинцев С.С. Символ. -М.,1990.; Арутюнова Н.Д. Метафора
и дискурс//Теория метафоры.-М.,1990.
5 См.: Юнг К. Проблемы души нашего времени. -М., 1993; Гадамер Г. Семантика и герменевтика//Гадамер Г.
Актуальность прекрасного. -М.,1991.
6 См.: Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности// Идеологическая борьба и современная
буржуазная философия. -М., 1983; Шиллер Г. Манипуляторы сознанием. -М., 1980; Журналистика и
политика// Под. ред. Я.Н. Засурского. -M., 1988; Прохоров Е.П. Введение в теорию журналистики. -М., 1995;
Прохоров Е.П. Публицистика в жизни общества. -М., 1968.
затрагиваются проблемы управления общественным сознанием при помощи средств массовой коммуникации.
Значительную помощь в разработке темы данной диссертации оказали работы исследователей в области теории и истории журналистики.
Переходя к характеристике эпохи, к которой относится непосредственный объект нашего исследования, мы существенно расширяем круг используемых источников. Кроме собственно научных (исторических и политологических) работ, авторы которых ставят своей целью определение сущностных черт сложившегося в СССР после смерти И.В. Сталина политического режима и обслуживающей его идеологической системы, привлечены публицистические и мемуарные источники, а также опубликованные официальные документы.
В разделе работы, посвященном изучению особенностей отображения реальных событий общественной жизни в советской прессе второй половины 50-х - начала 80-х годов среди используемых источников преобладают материалы прессы этого периода, которые являются непосредственным объектом нашего исследования. К этим же источникам мы обратимся при анализе языкового инструментария гиперболизации.
Что же касается методологической основы анализа этого инструментария, то ее теоретическими источниками являются, с одной стороны, теоретические положения, выработанные в отечественной лингвистической традиции исследования функциональных стилей и жанров, представленные трудами В.В. Виноградова, Г.Н. Поспелова, А.Н. Качалкина,
См.: Горохов В.М. Слагаемые мастерства. -М.,1982; Горохов В.М. Основы журналистского мастерства -М.,1989; Проблемы теории печати// Под. ред. В.Д. Пельта. -М.,1976 и др.
8 См.: Иванова Р.А. Партийно-советская печать в годы развернутого строительства социализма /1929-1937/.-М.1977; Кузнецов И.В. Партийно-советская печать в годы социалистической индустриализации страны. -М., 1974; Мищурис А.Л. Печать, рожденная Октябрем. -М., 1968; Овсепян Р.П. История новейшей отечественной журналистики /февраль 1917-90-е гг./.- М., 1999 и др.
Ю.С. Степанова9, с другой - работы представителей такого перспективного направления современной западной лингвистики, как исследования дискурса, то есть «языка в языке», например, языка политической пропаганды в структуре языка в целом (Т.А. Ван-Дейк, В. Кинч10 ).
Теоретическая и методологическая основа исследования.
В процессе изучения заявленной проблемы автор стремился учесть и использовать теоретические достижения научной мысли как российских, так и зарубежных исследователей, опирался на разработанный ими методологический арсенал.
В качестве методов исследования были применены теоретико-методологический анализ, обобщение, методы лингвистического и лингвостилистического анализа, методы, выработанные в рамках исследования дискурса, а также принципы и методы, лежащие в основе профессиональной деятельности журналиста и выраженные в работах видных отечественных специалистов в области журналистики11.
Научная новизна исследования.
Новизна данной работы определяется в первую очередь тем, что впервые в теории и истории журналистики предметом специального анализа становится гиперболизация на страницах советской прессы второй половины 50-х - начала 80-х гг. как, с одной стороны, средство манипулирования общественным сознанием, а с другой, цель, для достижения которой использовался арсенал специально отработанных средств. Кроме того, новизна настоящей работы заключается в ряде конкретных теоретических результатов, полученных в ходе исследования, а именно:
9 См.: Виноградов В.В. О категории модальности и модальных словах в русском языке//Виноградов В.В.
Избр. труды. Исследования по русскЬй грамматике. -М.,1975; Поспелов Г.Н. Теория литературы. -М.,1978;
Качалкин А.Н. Жанр русского документа допетровской эпохи. Ч.2:филологический метод анализа
документов. -М., 1988; Степанов Ю.С. Альтернативный мир. Дискурс. Факт и принцип причинности//Язык
и наука конца XX века/Институт языкознания РАН. Под. ред. акад. Ю.С. Степанова. -М., 1995 и др.
10 См.: Ван-Дейк Т., Кинч В. Стратегия понимания связного текста//Новое в зарубежной лингвитсике.-
М.,1988идр.
11 См.: Прохоров Е.П. Публицист и действительность. -М., 1973 и др.
впервые осуществлен целостный анализ гиперболизации и построена научная модель этого многоуровневого социально-культурного феномена, отображающая различные уровни его реализации, такие, как индивидуально-психологический, коллективно-психологический, социально-культурный, текстовый, собственно языковой;
впервые исследована и научно обоснована посредством анализа связь гиперболизации с явлением символизма, фундаментальная роль гиперболизации в формировании языка культуры;
посредством содержательного анализа публикаций советской прессы второй половины 50-х - начала 80-х гг., главным образом ориентированной на молодежную аудиторию, проанализирован механизм использования гиперболизации реальных событий общественной жизни с целью построения иллюзорной картины мира, соответствующей идеологии советского авторитарного политического режима;
на текстовом материале исследован языковой инструментарий, применяемый авторами газетных и журнальных публикаций указанного периода в целях гиперболизации. Показано, что задача гиперболизации достигается различными языковыми средствами, в том числе лексическими, синтаксическими и образными. Из всех известных видов тропов нет ни одного, который не мог бы использоваться для гиперболизации;
осуществлен сравнительный анализ основных теоретических положений отечественной традиции лингвостилистических исследований функциональных стилей (В.В. Виноградов и др.) и такого относительно нового направления в западноевропейском языкознании, как исследования дискурса (Т.А. Ван-Дейк, В. Кинч и др.); показано принципиальное различие между этими двумя подходами, заключающееся не в особенностях национальных лингвистических школ, а в предмете и методе исследования;
разработан и применен оригинальный аналитический метод, базирующийся на принципах отечественной школы лингвостилистики, дополненный совместимыми с ними положениями методологии исследований дискурса; с применением этого метода описана особая разновидность советского политического дискурса - язык прессы второй половины 50-х - начала 80-х гг.
Теоретическое и практическое значение работы определяется научной ценностью и новизной перечисленных результатов. Содержание диссертации, ее основные выводы и положения могут быть использованы как в практической журналистике, так и для дальнейшего теоретического исследования явлений гиперболизации в системе методов, способов, инструментов средств массовой информации XX века.
Структура диссертации определяется целью и задачами исследования. Работа состоит из введения, главы I «Гиперболизация как культурно-психологический и идеологический феномен», главы II «Объекты гиперболизации в советской прессе второй половины 50-х - начала 80-х гг.», главы III «Анализ языковых средств, использованных в процессе гиперболизации явлений действительности в советской прессе второй половины 50-х - начала 80-х гг.», заключения и библиографии.
Гиперболам гиперболизация: понятие и сущность
Термин «гипербола» происходит от греческого слова hyperbole, обозначающего излишек, преувеличение. В русский язык это слово проникло в конце XVII века, первоначально в качестве специального термина, обозначающего один из риторических приемов. Но впоследствии, примерно с конца первой четверти XIX века это слово приобрело более широкое значение и стало использоваться для обозначения любого преувеличения масштабов, качеств, значимости того или иного явления, не только в поэтической, но и в устной речи, в процессе обыденного общения. Позднее, в основном под влиянием второго, расширенного значения, образовались прилагательные «гиперболичный» и «гиперболический», глагол «гиперболизировать» и, наконец, уже от этого последнего - отглагольное существительное «гиперболизация», обозначающее любой процесс или результат преувеличения в любом виде дискурса.
Это словоупотребление в основном отражают современные толковые и энциклопедические словари.
Так, СИ. Ожегов определяет гиперболу только как «поэтический прием чрезмерного преувеличения с целью усиления впечатления»12, то есть дает основное, исходное значение слова.
В словаре под редакцией Д.Н. Ушакова гипербола определяется как специальный термин (с пометкой «лит.») - «фигура преувеличения» (Ср.: Стиль Гоголя изобилует гиперболами)1 , но, кроме того, с пометкой «книжн.», дается и расширенное значение: «всякое чрезмерное, преувеличенное высказывание по поводу чего-нибудь». Ср.: Ну, это гипербола: в действительности все происходило проще. Кроме того, словарь Ушакова фиксирует два образованных от слова «гипербола» прилагательных: «гиперболический» и «гиперболичный». Если первое из них имеет два значения, одно из которых связано со специальным значением слова «гипербола» («представляющий собой гиперболу, обильный гиперболами» ), а другое совпадает со значением второго, то второе прилагательное, определяется только как «крайне преувеличенный» (с пометкой «книжн.»).
Большая Советская Энциклопедия определяет гиперболу как «условность основанную на резком преувеличении и заострении свойств реальных явлений с целью их усвоения»16.
Предпосылки для расширения сферы применимости понятия гиперболы заложены уже в первоначальном его значении: среди фигур красноречия гипербола занимает особое место благодаря двум обстоятельствам. Во-первых, она, как правило, сочетается с другими фигурами (чаще всего метафорой и сравнением), или, точнее сказать, выражается посредством этих фигур. Ср.: «черные, как уголь, тучи» (Н. Гоголь), «молнии штыков» (М. Горький), «Прочная, как наковальня, грудь» (Ф. Гладков).
Близость гиперболы к другим фигурам красноречия отмечают и современные исследователи. Так, Анна Вежбицкая констатирует, что «часто гиперболические выражения причисляют к метафорам», и, «поскольку и те и другие в принципе определяются интуитивно, без каких-либо точных критериев, с этим трудно как согласиться, так и не согласиться» . Столь же сложна проблема разграничения гиперболы и сравнения. Для различения этих весьма схожих языковых явлений А. Вежбицкая предлагает следующий способ моделирования семантических отношений между ними: Сравнение - можно сказать, что это могло бы быть... Метафора - можно сказать, что это не..., а ... Метафорическое - можно сказать, что это могло бы быть сравнение не ..., а ... Выражение кажется - можно сказать, что... Гипербола - более, чем очень; можно сказать, что... С точки зрения теории «образного» языка, достаточно широко распространенной в современном языкознании, любая фигура речи, содержащая семантическое изменение, возникает вследствие трансформации буквального значения. Например, в случае иронии автор говорит противоположное тому, что он имеет в виду, а в случае гиперболы -преувеличивает его значение18.
С точки зрения не менее широко распространенной теории уподобления , и метафора, и уподобление являются частными случаями гиперболы. Ср.: Салли — ледышка пример не только гиперболы, но и метафоры, а Салли похожа на ледышку - не только гиперболы, но и уподобления20.
Во-вторых, в отличие от большинства других фигур, гипербола широко используется в обыденной речи, участвуя во всех областях человеческого бытия, она заостряет внимание на характерных сторонах какого-то явления, усиливая их, преувеличивая их значение. С одной стороны, гипербола есть проявление соответствующего эмоционального состояния (восхищения, страха, ненависти и пр.), а с другой - средство возбуждения подобного же аффекта у других, «заражения» их тем же отношением к предмету гиперболизации.
При этом в каждую эпоху гиперболизация происходит по-своему: в соответствии с господствующими идеями, взглядами, настроениями, стремлениями людей происходит выбор как объектов гиперболизации, так и используемых при этом средств.
В чем причины такого всеохватывающего проникновения гиперболизации в человеческую жизнь? Дело в том, что переход от реального, практического освоения человеком жизни к воображаемому, творческому ее освоению составляет одну из сущностных черт человеческой психики. При помощи воображения каждый человек создает свой собственный образ мира, центр которого определяется его личными ценностными предпочтениями. Гиперболизируя свои человеческие качества и таким образом создавая на основе реальной действительности свою, воображаемую, человек удовлетворяет собственную потребность в расширенном конкретно-чувственном освоении мира и преувеличении собственной значимости. Таким образом, гиперболизация становится важным средством формирования индивидуальной картины мира.
Оба указанных свойства гиперболы отмечались уже в старейших пособиях по риторике. Вот, что, например, говорится в изданном более двухсот лет назад руководстве по риторике д-ра Блэра: «Гипербола состоит в увеличиванш предмета свыше естественных оного пределов. Сия фигура попадается весьма часто во всех языках, и составляет даже часть обыкновенного разговора: как то, скор как ветр, бел как снег, и подобные; и обыкновенный образ, коим мы изъявляем наши учтивости, состоит, вообще, не в ином чем, как в чрезмерных гиперболах. Несмотря на то сии превозносящий выражения, по привычке к оным, редко почитаются гиперболическими» . Обратим внимание на то, что оба приведенных здесь примера гиперболы являются в то же время сравнениями.
Итак, даже если рассматривать гиперболу лишь в качестве одной из риторических фигур, то сразу бросается в глаза ее особое положение среди них, отсутствие четких границ между нею и другими фигурами. Это указывает на то, что сущность гиперболы не сводится только к ее риторической функции, а лежит в более широкой сфере, включающей не только языковые, но и жизненные явления. Поэтому и изучение ее требует более широкого подхода, предполагающего, наряду с лингвистическими, также психологические, культурологические и общефилософские методы исследования.
Исходя из сказанного, естественно предположить, что ключ к пониманию сущности гиперболы может дать исследование явления гиперболизации как одного из процессов отражения действительности человеком.
Гиперболизация как неотъемлемый элемент духовной культуры
В предыдущем параграфе мы рассмотрели гиперболизацию с точки зрения ее объективно-психологических предпосылок и убедились в том, что человеку свойственно гиперболизировать те или иные явления своего индивидуального опыта уже в силу того, что он является представителем биологического вида homo sapiens. При этом, как мы видели, гиперболизация проявляется не только на уровне индивидуального сознания, но и в общении между людьми. Сейчас мы сконцентрируем свое внимание именно на особенностях коллективной гиперболизации, но уже не будем ограничиваться лишь чисто психологическим аспектом рассмотрения, а перейдем на более высокий уровень анализа. А именно, сосредоточим внимание на тех проявлениях коллективной гиперболизации, которые обусловлены языковыми и культурными факторами. Учет этих факторов позволяет расширить объект рассмотрения, включив в понятие коллективной гиперболизации не только явления, обусловленные психологией толпы (или массы), но и практически все содержание духовной культуры.
При таком понимании мы видим, что коллективная гиперболизация в целом принимает более яркие, устойчивые и разнообразные формы, чем гиперболизация индивидуальная.
Под большей яркостью коллективной гиперболизации мы подразумеваем то, что она гораздо более радикально видоизменяет образ объективной действительности. Если гиперболизация, происходящая в индивидуальном сознании, затрагивает только те объекты, которые включены в непосредственный опыт данного индивида, и лишь в той мере и в том отношении, в какой это обусловлено его индивидуальными потребностями в безопасности, в социальных связях (любви, нежности, социальном участии) и в самоуважении, то гиперболизация, происходящая в сознании того или человеческого сообщества, как правило, распространяется на всю совокупность явлений, составляющих универсум соответствующей культуры. Иными словами, коллективная гиперболизация преобразует не только образы отдельных объектов и отношений, но всю картину мира.
Говоря об устойчивости форм коллективной гиперболизации, мы имеем в виду два обстоятельства: во-первых, их относительную устойчивость во времени, во-вторых, их обязательную (а в некоторых культурах даже принудительную) силу для отдельных членов данного сообщества. Как будет показано ниже (в следующем параграфе), общество использует особые механизмы, обеспечивающие такую устойчивость гиперболизированных образов.
Под разнообразием форм коллективной гиперболизации мы подразумеваем их культурную обусловленность, зависимость от того или иного типа культуры. Каждая конкретная культура порождает свою картину мира, в рамках которой механизм гиперболизации производит особые, только данной культуре свойственные формы отображения объективной действительности.
Таким образом, являясь неотъемлемым свойством как индивидуального, так и коллективного сознания, гиперболизация свойственна человеческому обществу на любом этапе его развития. Однако при этом, включаясь в культурный контекст, она способна приобретать формы, настолько отличающиеся одна от другой, насколько отличны друг от друга соответствующие культуры.
Для подтверждения этого приведем лишь один, причем невероятно близкий пример. В одном из номеров «Коммерсантъ а» журналист Евгений Журавлев сообщает о том, что «в Калуге украли письмо в 2071 год». «В Калуге украли письмо в 2071 год На днях в Калуге неизвестными было похищено письмо трудящихся города «Калужанам коммунистического будущего». Письмо и пропавшую вместе с ним бронзовую плиту никто не ищет.
Письмо было заложено в основание юбилейного монумента в день 600-летия города, 3 сентября 1971 года. При многотысячном скоплении калужан и почетных гостей, среди которых были секретарь ЦК КПСС Михаил Соломенцев, трижды герой Советского Союза Иван Кожедуб, несколько космонавтов вложили капсулу с письмом в нишу и прикрыли бронзовой плитой с надписью: «Вскрыть в 2071 году».
Ждать так долго калуэюане не стали, и бронзовая плита, а заодно и письмо просто-напросто исчезли. Никто в городе даже не пытается отыскать историческое послание, а ведь его следы, наверняка, можно найти на одном из многочисленных пунктах сбора лома цветных металлов.
Но, пожалуй, самое курьезное заключается в том, что весь художественно-архитектурный комплекс в честь 600-летия Калуги, авторы которого получили Государственную премию, оказался ничейным. Он не состоит на балансе ни одного из существующих государственных органов, учреждений или предприятий Калуги и области. Поэтому никто и не обратился с заявлением о краже в милицию, а в одном и районных отделений .милиции сказачи, что без заявления хозяина украденного браться за расследование они не собираются» /Коммерсантъ Daily.20.05.98/.
Зададим себе вопрос: о чем повествует эта короткая заметка из раздела хроники? О каком событии она сообщает?
Если под событием понимать факт, способный вызвать интерес у кого-либо, кроме автора сообщения, то событие, о котором рассказывает журналист, заключается вовсе не в пропаже письма и плиты, а в отсутствии общественного резонанса по поводу их пропажи, в том, что факт, являющийся событием для автора, для жителей Калуги таковым не является. Они не видят проблемы в пропаже никому не нужных и никому не принадлежащих предметов. Для автора же значимость этого факта основана на том, что похищенные предметы представляли ценность в не столь уж отдаленном прошлом, в 1971 году, и эта ценность тогда, как казалось, признавалась всеми.
Конкретно-исторические предпосылки гиперболизации в советской прессе второй половины 50-х - начала 80- гг
Рассматриваемый исторический период можно условно разделить на этапы, в зависимости от того, кто стоял во главе партии и государства.
Эти стадии заметно различаются по тем конкретным формам, в которых реализовалась политическая власть в стране, внутри каждого из них прослеживается своя динамика политического развития. Тем не менее можно говорить об определенном политическом режиме, возникшем после смерти И.В. Сталина и сохранявшемся на протяжении всего рассматриваемого периода.
Обратимся к мнениям политологов. Первое, что можно сказать, обобщив различные точки зрения, - это то, что, безусловно, политический режим СССР второй половины 50-х - начала 80-х гг. был одним из диктаторских режимов, то есть таких режимов, при которых власть, во-первых, не разделена, во-вторых, носит неправовой характер и, в-третьих, при ее осуществлении демократические процедуры либо вовсе не используются, либо используются лишь формально. При этом власть может находиться в руках одного человека, а может принадлежать и группе лиц -клике, партии, клану. Однако общей чертой всех диктаторских режимов является то, что значительная часть дееспособных членов общества полностью отстранена от участия в управлении.
Современные диктаторские режимы отличаются большим разнообразием видов и форм. Для того, чтобы лучше разобраться в этом разнообразии, ученые применяют различные понятия. К наиболее часто употребляемым относятся такие понятия, как тоталитаризм и авт оритаризм.
Нередко они используют как синонимы. Как правило, такое словоупотребление встречается в публицистической литературе, а также в работах, посвященных характеристике отдельных сторон жизни общества, а не политического режима как такового.
Иногда авторитаризм рассматривается как более общее понятие по сравнению с тоталитаризмом. При таком подходе авторитарным называют всякий антидемократический и антиправовой режим. Если же контроль над жизнью общества со стороны центральной власти становится всеобъемлющим, охватывает все сферы общественного бытия, то такая разновидность авторитарного режима определяется как тоталитаризм. Этот подход представлен, например, в статье «Тоталитаризм» Философского энциклопедического словаря, где тоталитаризм определяется как «одна из форм авторитарных буржуазных государств периода империализма, характеризующаяся полным (тотальным) контролем государства над всей жизнью общества» .
Часть авторов предпочитает трактовать авторитаризм и тоталитаризм как взаимоисключающие понятия. Это позволяет им разделить все современные диктаторские режимы на авторитарные и тоталитарные. Например, авторитетный современный российский ученый К.С. Гаджиев пишет: «Обладая важнейшими характеристиками диктатуры, авторитаризм и тоталитаризм в ряде аспектов существенно различаются. Так, для тоталитаризма [...] характерны полное слияние в единое целое общества и государства; общества, государства и партии; их вместе и единой идеологии; экономики, политики и идеологии и т.д. Авторитаризму также присущи доминирование государства над обществом, примат исполнительной власти над законодательной и судебной ветвями. Но здесь такое доминирование не приобретает жесткость и всеохватывающий характер, которые типичны для тоталитаризма» .
Наконец, возможна и такая трактовка понятий авторитаризма и тоталитаризма, при которой авторитаризм выступает как частный случай тоталитаризма. Основанием тому могут служить следующие соображения. Как известно, термин тоталитаризм вошел в употребление в демократических странах Запада в конце 20-х годов. Сначала он применялся только по отношению к фашистским режимам Италии и Германии, а затем и к большевистскому режиму76. В соответствии с этой традицией и в современной западной политологической науке политический режим СССР чаще всего характеризуется как тоталитаризм, причем этот термин распространяется на весь период от 1917 года до начала «перестройки». Но одновременно с этим все исследователи признают существование заметных различий между политическим режимом эпохи сталинизма и политическим режимом последующего периода. Вот, например, как об этих различиях пишет в своей книге «Демократия и тоталитаризм» известный современный политолог Р. Арон, перечисляя «основные преобразования после 1953 года»:
«В том, что касается личных свобод или прекращения террора, произошли важные перемены. Нет больше массовых чисток наподобие чистки 1936 года; не организуют больше и сенсационных процессов с фальшивыми признаниями; смягчились законы и судебная практика [...]. Распущена специальная полицейская комиссия, имевшая право судить при закрытых дверях и отправлять в концлагеря всех подозреваемых в контрреволюционной деятельности[...].
Угрозы, принуждения, тяготевшие над советским гражданином, ослабли. Стали возможными контакты с иностранцами. Наступила «оттепель»: дискуссии проводятся шире, политика в области истории или искусства уже не столь ортодоксальна по сравнению с тем, что наблюдалось до 1953 года, общий характер режима изменился» .
В то же время автор подчеркивает, что все перечисленные изменения суть «изменения внутри режима, но не изменения самого политико-экономического режима, который проводит различные реформы, не затрагивая основ» .
Таким образом, речь идет о некоторой разновидности, точнее сказать, трансформации тоталитаризма, которой Р. Арон не счел нужным дать специального названия. Однако думается, что в качестве такового вполне правомерно использовать термин «авторитаризм», тем более, что данный термин в современной политологической науке является достаточно гибким и допускает разнообразное употребление. А чтобы точнее отобразить историческую суть того политического режима, который установился в СССР после смерти Сталина, введем в его обозначение дополнительную характеристику, обозначив его термином «авторитарный политический режим».
Особенности советского политического дискурса
В философии XX века давно зародилась и все более активно утверждается идея об органической связи между языком и задаваемой (или порождаемой) им онтологией. Эта мысль получила различную интерпретацию у представителей различных философских, лингвистических, этнологических школ. Суждения М. Хайдеггера, Л. фон Витгенштейна, Б. Рассела и Р. Карнапа, Э. Сепира, А. Вежбицкой и многих других в самом общем виде сводятся к тому, что язык не есть лишь отражение некоей абсолютно независимой от него и в этом смысле «объективной» реальности, что экстралингвистическая (внеязыковая) реальность, которая может быть нами воспринята, по сути дела, лишь посредством языка, во многом самим же языком, или, по крайней мере, при его посредстве, и создается.
Именно на эту идею опирался Ю.С. Степанов, рассматривая основные для XX века определения языка. В качестве наиболее универсального из них он выделяет хайдеггеровское: «Язык - дом бытия» (или, несколько его варьируя, «язык - пространство мысли»)103. Такое предельно широкое и вместе с тем достаточно содержательное определение, по убеждению Ю.С. Степанова, позволяет показать, «как возникают такие столь важные для нашего ментального мира понятия, как 1) язык в языке, или дискурс; 2) новая категория: «Факт», 3) новое понимание «Причины» и принципа причинности» .
Для нас из трех пунктов данной программы наиболее важным является первый, связанный с исследованием того явления, которое в современной лингвистике и философии языка получило название дискурса, поскольку именно в первом из этих разделов «речь идет о дискурсе как о «языке в языке» - как о средстве выражения (и создания\) любого возможного (альтернативного) мира» .
Итак, что же такое дискурс? Для начала обратимся к определениям. В словаре Т.М. Николаевой дискурс определяется как «многозначный термин лингвистики текста, употребляемый рядом авторов в значениях, почти омонимичных. Важнейшие из них: 1) связный текст; 2) устно-разговорная форма текста; 3) диалог; 4) группа высказываний, связанных между собой по смыслу; 5) речевое произведение как данность - письменная или устная» .
В приведенном определении еще не учтено существенное уточнение, внесенное позднее Т.А. Ван-Дейком и В. Кинчем: дискурс - это не только «данность» текста, но и стоящая за ней система, прежде всего грамматики . Лучшим на настоящий момент определением дискурса Ю.С. Степанов считает следующее определение В.З. Демьянкова: «Discourse - дискурс, произвольный фрагмент текста, состоящий из более чем одного предложения или независимой части предложения. Часто, но не всегда, концентрируется вокруг некоторого опорного концепта, создает общий контекст, описывающий действующие лица, объекты, обстоятельства, времена, поступки и т.п., определяясь не столько последовательностью предложений, сколько тем общим для создающего дискурс и его интерпретатора миром, который «строится» по ходу развертывания дискурса. ... . Исходная структура для дискурса имеет вид последовательности элементарных пропозиций, связанных между собой логическими отношениями конъюнкции, дизъюнкции и т.п. Элементы дискурса: излагаемые события, их участники, перформативная информация и «не-события», то есть: а) обстоятельства, сопровождающие события, б) фон, поясняющий события; в) оценка участников событий; г) информация, соотносящая дискурс с событиями»11 .
Как сообщает Ю.С. Степанов, термин «дискурс» (фр. discours, англ. discourse) начал широко применяться в западной лингвистике в начале 1970-х гг., первоначально в значении близком к тому, в каком в русской лингвистике бытовал термин «функциональный стиль (речи или языка). Но, «в то время, как в русской традиции (особенно укрепившейся в этом отношении с трудами В.В. Виноградова и др.) «функциональный стиль» значил, прежде всего, особый вид текстов - разговорный, бюрократический, газетный и т.д., но также и соответствующую каждому типу лексическую систему и свою грамматику, в англо-саксонской традиции не было ничего подобного, прежде всего потому, что не было стилистики как особой отрасли языкознания» .
Иными словами, причину указанного терминологического расхождения Ю.С. Степанов усматривает лишь «в особенностях национальных лингвистических школ, а не в предмете»112, считая, что англосаксонские лингвисты просто «подошли к тому же предмету как к особенностям текстов» . Однако, как мы увидим ниже, исследования дискурса - это все-таки не совсем то же (как по предмету, так и по методу), что лингвостилистические исследования различных видов (или жанров) текстов. Как нам представляется, в исследовании текста как дискурса делается более глубокий акцент на онтологических свойствах и особенностях той реальности, которая задается этим текстом в виде множества пресуппозиций, в то время как при лингвостилистическом подходе основным объектом исследования остается все-таки сам текст, его структурно-синтаксические, лексические, грамматические особенности (например, такие, как модальность), а также прагматические характеристики (ситуация использования), которые в своей совокупности, задают жанрово-стилистическую определенность данного текста. При этом русские ученые, в том числе классик отечественной лингвистической традиции В.В. Виноградов, занимаясь исследованием функциональных стилей, не могли не исходить из неявно, а нередко и явно принимаемой предпосылки о единстве и объективности отражаемой в языке реальности. Например, В.В. Виноградов, понимая под предложением «ячейку, клеточку языка и мышления» , настаивал на необходимости разрабатывать теорию предложения «в самой тесной связи и взаимодействии с теорией суждения в диалектической логике» , выступал против стремления расширить рамки термина «предложение» до рамок единицы речи вообще116 и в то же время указывал на то, что «каждое предложение включает в себя, как существенный конструктивный признак, модальное значение, т.е. содержит в себе указание на отношение к действительности»117. Обратим внимание, что именно модальность, понимаемая как различное отношение говорящего к единой и объективной, то есть никак не зависящей от языка действительности, стала одной из основных тем в научном творчестве В.В. Виноградова. В своих известных работах118, идеи которых до сих пор считаются не утратившими актуальность119, он заложил основы отечественной традиции изучения модальности.
Совсем не случайно В.В. Виноградов настаивал на понимании модальности как языковой универсалии, то есть такой категории, которая обладает следующими двумя свойствами. Во-первых, она присуща любому предложению в качестве одной из его необходимых семантических характеристик. В.В. Виноградов резко критиковал позицию, согласно которой предложения могут быть как модальными, так и немодальными., считая ее проявлением субъективного идеализма. «Для субъективно-идеалистического понимания категории модальности, - писал он, -характерны своеобразные изъятия из круга ее действия и проявления таких предложений, в которых выражаются общие объективные законы действительности, или отражается действительность как бы независимо от субъективного к ней отношения».
