Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Методика изучения средневековых памятников с размываемым культурным слоем 18
Особенности разрушения культурного слоя при затоплении 21
Полевые исследования 24
Обработка материалов 32
ГЛАВА 2. Хронология вещевого материала 34
Характеристика источников 34
Подъемный материал 34
Раскопки Л. А.Голубевой 36
Особенности хронологического анализа подъемного материала 37
Хронологические группы находок 41
Группы "ранних" и "поздних"находок 41
Основные хронологические группы находок 49
Глава 3. Средневековое белоозеро по археологическим Данным 64
Территория города 64
Распределение находок различных хронологических групп по территории города 67
О времени возникновения Белоозера 67
Материалы Х- началаXI ев 74
Материалы XI в 76
Материалы XII - ХШ ев 80
Материалы середины ХШ - XIV ев 83
Подъемный материал и возможности изучения социальной топографии... 86
Историческая топография и динамика развития белоозера по данным археологии 96
ГЛАВА 4. Белоозеро и белозерск 101
"на беле озере два городка..." 102
Белоозеро и его ближайшая округа 107
Поселение в белозерском кремле и окружающие селища 109
О времени переноса города 112
ГЛАВА 5. Древнее белоозеро. проблемы становления и развития города 118
"синеусседеунас..." 119
Крутик: проблема интерпретации памятника 121
Находки скандинавского облика в Белозеръе 126
Белоозеро и крутик 138
Вопросы этнической оценки материалов раннего белоозера 144
Древнерусский город белоозеро (вместо заключения) 155
Список литературы и источников 172
Список сокращений 193
Статистические таблицы и иллюстрации 194
- Полевые исследования
- Особенности хронологического анализа подъемного материала
- О времени возникновения Белоозера
- Поселение в белозерском кремле и окружающие селища
Полевые исследования
Среди различных видов хозяйственной деятельности, отрицательно сказавшихся на сохранности памятников, вероятно наиболее катастрофические последствия для археологии имела грандиозная по масштабам регулировка стока рек и создание целой сети искусственных водохранилищ, поскольку в результате подъема уровня воды во многих случаях оказались затоплены не только речные поймы, но и надпойменные террасы - наиболее обитаемые места во все исторические эпохи. К 1984 г. на территории СССР существовало более 3000 крупных водохранилищ с общим объемом воды до 848 куб. км. В списке рек, имеющих самый зарегулированный сток в мире, на первом месте стоят Волга и Днепр (Мир географии, с.224). Оказавшиеся в зоне затопления археологические памятники либо полностью ушли под воду и, очевидно, потеряны для науки уже навсегда, либо в значительной мере затоплены и подтоплены, что существенно ограничивает возможности их изучения традиционными археологическими методами.
Исчезнувшие памятники образуют невосполнимую лакуну в наших знаниях о прошлом, но практика показывает, что во многих случаях полного уничтожения не происходит. От разрушительного воздействия в первую очередь страдает культурный слой, что приводит к различным нарушениям его целостности: перемещению, переотложению, перемешиванию, частичной или полной утрате. При этом содержащиеся в культурном слое вещи (артефакты), в силу своей большей механической прочности, продолжают существовать. Однако для археологии одним из основных методов исследования и интерпретации является стратиграфический, поэтому любое нарушение целостности культурного слоя существенно снижает количество и качество получаемой информации. Сложность работы на памятниках с нарушенным слоем вызванная невозможностью использовать стратиграфические наблюдения, перемешанностью вещевого материала приводит к тому, что они попадают в разряд "неперспективных" для изучения. При прочих равных условиях археологи, естест 19 венно, отдают предпочтение исследованию более сохранных памятников. Но огромное количество памятников со значительными нарушениями культурного слоя, которое, к сожалению, с течением времени лишь увеличивается, принадлежность их ко всем историческим эпохам и важность введения в научный оборот не позволяют отказываться от их изучения, а малая эффективность использования общепринятых методических приемов заставляет искать новые подходы как к проведению полевых исследований, так и к дальнейшей работе с полученными материалами.
К настоящему времени в археологии уже накоплен некоторый опыт работы на памятниках с нарушенным культурным слоем. Первыми к практическому и теоретическому решению этой сложной задачи обратились археологи, занимающиеся изучением эпохи палеолита, что обусловлено, вероятно, некоторыми объективными причинами. С одной стороны относительно малым количеством памятников этой эпохи и, соответственно, большим значением исследования каждого из них. С другой - худшей сохранность культурного слоя палеолитических памятников, связанной не только с современным антропогенным воздействием, но и более длительным влиянием различных разрушительных процессов естественного характера (Щербакова Т.Н., 1983; Александрова МБ, 1990; Аникович М.В., 1990).
Резкое увеличение количества разрушаемых памятников заставляет обратится к этой проблеме и археологов, изучающих других исторические эпохи. Актуальны эти вопросы и при исследовании средневековой истории Белозерья, что определяется двумя основными факторами. Во-первых, это особенности топографического расположения памятников, основная масса которых приурочена к долине р.Шексны и побережью Белого озера, причем большая часть всех поселений, начиная от эпохи камня и кончая средневековьем, находилась в непосредственной близости от воды (Макаров Н.А., 1988, с.66-69). Во-вторых - реконструкция Волго-Балтийского водного пути, в ходе которой только в верховьях Шексны и в Белом озере уровень воды поднялся более чем на 2 метра. Гораздо значительней пострадало среднее течение Шексны, а ее низовья знаменитое Пошехонье - оказались похоронены под водами Рыбинского водохранилища. Ущерб, нанесенный археологическому наследию Белозерского края этим малопродуманным строительством огромен. По предвари 20 тельным оценкам, около 80% археологических памятников здесь подтоплено, затоплено или частично размыто.
Печальная судьба постигла и летописное Белоозеро - один из древнейших и крупнейших городских центров Северо-Восточной Руси. За 30 лет, прошедших со времени окончания раскопок, общее состояние памятника и его внешний вид претерпели радикальные изменения (рис.1). В 1949 г., когда были заложены первые раскопы Белозерской экспедиции, город по сохранности культурного слоя с полным правом можно было назвать уникальным, поскольку, в отличии от большинства древнерусских городов, существующих и ныне, на территории Белоозера после его запустения не возникало каких-либо крупных поселений. Даже распашка до 30-х годов прошлого столетия затрагивала только левобережную часть памятника. На правом берегу Шексны традиционно располагались сенокосы. На поверхности городища отчетливо прослеживались небольшие всхолмления - задернованные печей от построек древнего Белоозера (Голубева Л.А., 1973, с.61-62.).
Реконструкция Вол го-Балтийской водной системы, завершенная в 1964 г. нанесла памятнику непоправимый ущерб. Более 60% его территории ушло под воду. Высокий уровень стояния грунтовых вод и сильная заболоченность незатопленной части городища сводит к минимуму возможности проведения земляных работ. Раскопки возможны лишь в центральной, древнейшей части правобережного поселения, но именно она наиболее полно исследована Л.А.Голубевой. Образование новой береговой линии, проходящей теперь по территории города, привело к продолжающемуся до сих пор разрушению культурного слоя памятника.
Оборотной стороной этого процесса является вымывание огромного количества находок. В музеях городов Белозерска, Кириллова, Череповца хранятся многочисленные коллекции подъемного материала, собранного краеведами-любителями. Много уникальных вещей, происходящих с территории Белоозера, находится в частных собраниях.
Особенности хронологического анализа подъемного материала
Дротовые браслеты с суживающимися концами бытовали с X по XIV в. (Седова М.В., 1981, с.94); помимо браслета из раннего слоя, на Белоозере найден второй такой же браслет в горизонте второй половины XII - начала XIII вв. (Голубева Л.А.. 1973, с.141). Ширококонечный пластинчатый браслет (Там же, с.141, рис.12-5), идентичен браслетам X - XI вв. из приладожских курганов (Кочкуркина СИ., 1989, рис.84-5, с.267-268). Близкий по типу браслет обнаружен в Новгороде в слое рубежа XI - XII вв. (Седова М.В., 1981, с.110, рис.38-/./). Узкопластинчатые (ленточные по терминологии Л.А.Голубевой) браслеты, происходящие из ранних напластований, также имеют широкую дату (Седова М.В., 1981, с.112; Лесман Ю.М., 1990, с.37-38), что подтверждается и материалом Белоозера (Голубева Л.А., 1973, с. 141). Аналогии трубчатой подвеске с привесками (Там же. рис.51-27) широко представлены в материалах IX - начала XI вв. (Леонтьев А.Е., 1989, с.81-82, рис.26-7), о чем уже говорилось в разделе, посвященном хронологии подъемного материала. Шумящая коньковая подвеска из раннего слоя Белоозера датируется по данным самой исследовательницы концом X, или X - началом XI в. (Голубева Л.А., 1973, рис.51-74, с.74, 139). Из древнейшего слоя происходит и подковообразная фибула с многогранными головками (Там же, рис. 12-2, с. 143). По наблюдениям В.А.Мальм, большая часть находок таких фибул, бытовавших в конце IX - первой половине XI вв., приходится на вторую половину X - начало XI в. (Мальм. В.А., 1967, с. 161). В Новгороде такие фибулы найдены в слоях середины X - середины XII вв. (Седова М.В., 1981, с.86).
В древнейших напластованиях Белоозера обнаружены каменные бусы - сердоликовые, хрустальные и янтарные, однако, даже самые ранние типы каменных бус бытовали на территории Руси на протяжении всего X и начала XI вв. (Фехиер М.В., 1959, с.152-156; Колчин Б.А., 1982, табл.7; Полубояринова М.Д., 1991, с.20-37, 42-45). Более того, в связи с наличием в ранних слоях Белоозера хрустальных бус, необходимо отметить, что по материалам Старой Ладоги на период 890-920-х годов приходится перерыв в распространении хрустальных бус всех типов, которые вновь появляются в обиходе на рубеже третьего и четвертого десятилетий X в (Френкель Я.В., 1997, с.127).
В древнейшем горизонте найдено 9 односторонних расчесок, три из которых были предположительно отнесены исследовательницей к первой группе по типологии О.И.Давидан (Голубева Л.А., 1973, с.169-170, табл.28). Однако, две расчески, имевшие узкие накладки плоско-выпуклого сечения (Там же, рис.13-5; 15-2). более соответствуют второй группе, характерной для верха староладожского горизонта "Д" (вторая половина X в) (Давидан О.И., 1962, с. 100, табл.2). С первой группой их может сближать лишь наличие циркульного орнамента, редко встречающегося на расческах второй группы. Но специальное исследование, проведенное О.А.Кондратьевой, показало, что орнамент, идентичный белозерскому (вид I по О.А.Кондратьевой), распространен как в X, так и в XI в. (Кондратьева О.А., 1995, рис.1-/, с.73-74).
Хронологические позиции еще одной расчески (Голубева Л.А., 1973, с. 170, рис.15-і) не совсем ясны. По данным О.И.Давидан подобные изделия должны относится к гребням переходного типа, для которых свойственна значительная изогнутость спинки и расположение скрепляющих штифтов в два ряда - по верхнему и нижнему краю накладки. Вероятная дата таких гребней - VI - VII вв., в напластованиях Старой Ладоги они отсутствуют (Давидан О.И., 1968, с.58-59). Не удалось найти аналогий и в материалах других древнерусских памятников. Не исключено, что эта находка отражает присутствие некоторых следов жизни на данной территории за несколько столетий до возникновения Белоозера, которые не имеют прямого отношения к самому городу. Это подтверждают и обнаруженные в ходе раскопок другие древние вещи. К ним относится кольцевидная фибула с "усами" (Голубева Л.А., 1973, с.65, 142, рис.44-72) и бронзовая конусовидная подвеска-пронизка с треугольными прорезями (Там же, с.71), датированные Л.А.Голубевой IV - VI вв. Возможно к этому же кругу древностей следует отнести железный наконечник стрелы меро-вингского типа, имеющий, по наблюдениям самой исследовательницы, аналогии в материалах Финляндии эпохи Меровингов (Там же, с. 129, рис. 12-14).
Важным обстоятельством для уточнения времени возникновения Белоозера можно считать наличие в древнейшем слое двух шиферных пряслиц. Общепринятой датой появления этих изделий считается вторая половина X в. (Розенфельдт Р.Л., 1964, с.221-222). К этому же времени относят их распространение на Верхней Волге и территории мери (Леонтьев А.Е., 1989, с. 132-134). На Рюриковом городище древнейшее пряслице найдено в комплексе, формировавшемся во второй четверти середине X в. (Носов Е.Н., 1990, с.79). Необходимо отметить, что шиферные пряс-лица отсутствуют в инвентаре Крутика, не ісмотря на наличие в материалах поселения довольно большого количества разнообразных импортных предметов (Голубева Л.А., Кочкуркина СИ., 1991, с.96, 101-117).
Более надежные в статистическом отношении сведения о хронологии может дать анализ набора стеклянных бус, составлявших, как уже отмечалось, 3/4 всех древнейших находок. К сожалению, в монографии приводится лишь весьма общее описание различных групп этих находок, не содержащее многие важные в хронологическом отношении детали и нюансы. Вместе с тем, все обнаруженные при раскопках типы стеклянных бус встречаются на древнерусских памятниках в слоях не только первой, но и второй половины X в. Древнейшие бусы находят аналогии в материалах горизонта Д Старой Ладоги, на что указывала и Л.А.Голубева (Голубева Л.А., 1973, с. 180), охватывающего, как известно, весь X в. Хронология большинства типов уже была подробно проанализирована при выделении в подъемном материале группы ранних вещей. Важно отметить, что и наиболее ранние, по мнению Л.А.Голубевой, бусы - серебростеклянные, золотостеклянные и темно-синие многочастные пронизки, прессованные и мозаичные - наиболее многочисленные в Ладоге на уровне построек горизонта Д, представлены значимым количеством экземпляров и в верхней части этого горизонта (Львова З.А., 1968, табл.11, стлб. 1, 4, табл.1, стлб. III). При рассмотрении всего набора бус из древнейшего слоя Белоозера бросается в глаза и тот факт, что в нем численно преобладают желтые лимонки, составляющие 48 % всех бус. Причем, по этому показателю набор бус, отнесенных исследовательницей к первой половине X в., практически идентичен набору бус из горизонта, датированного второй половиной X - началом XI вв., где на долю жел 72 тых лимонок приходится 46 % (Голубева Л.А., 1973, табл.11). Между тем. по данным З.А.Львовой, преобладание пронизок желтого цвета над другими пронизками и бисером приходится в Старой Ладоге на уровень горизонтов Д-верхнее - Г-нижнее (Львова З.А., 1970, таблЛ-IV, табл.7-11). На Крутике желтые лимонки появляются в горизонте X в., отсутствуя в напластованиях IX - X вв. (Голубева Л.А., Кочкуркина СИ., 1991, табл.1, с.42). Необходимо отметить и еще одно наблюдение, сделанное на материалах Старой Ладоги: для ранних слоев характерны многочастные экземпляры пронизок, которые в X в. сменяются одно- и двучастными (Львова З.А., 1968, с.88). К сожалению, при описании белозерских бус все экземпляры желтых лимонок, как одночастные, так и многочастные, были объединены, но обращение к отчетам и материалам из архива Л.А.Голубевой, позволило установить, что в древнейших напластованиях Белоозера не менее 52 % желтых лимонок составляют одночастные экземпляры.
О времени возникновения Белоозера
К сожалению, точная датировка событий, перечисленных в грамоте, затруднена. По годам княжения Андрея Дмитриевича они должны относится ко времени между 1389 и 1432 гг., но, исходя из последовательности событий, можно несколько сузить этот период. После смерти Лаптева деревня Крохинская переходит к Троицкому монастырю. Проходит некоторое время, и монастырь оскудевает, пустеет и деревня. Несомненно, эти процессы протекали в течение достаточно длительного периода. К моменту передачи деревни в 1434-1435 гг. Ферапонтову монастырю она полностью заброшена. Установить время упадка Троицкого монастыря невозможно. У П.Строева, собравшего сведения об игуменах этого монастыря, к XV в. отнесены два игумена - Гурий и Михаил (Строев П., 1877, с.85). Последний упоминается в документе, имеющем широкую дату - 1448-1470 гг. (АСЭИ, т.2, № 148, с.186). Сведений о Гурии найти не удалось. Представляется заманчивым в причинах оскудения монастыря и деревни видеть последствия набега новгородцев в 1398 г., но достаточных оснований для утверждения этого нет. Однако в любом случае смерть "боярского сына" Лаптева должна относиться ко времени не позднее первых двух десятилетий XV в. Косвенным подтверждением этого может служить возраст старцев. Следовательно, данные об его землевладении с полным правом можно относить к концу XIV — началу XV в., то есть ко времени упоминания в письменных источниках двух городов на Белом озере.
Гаврило Лаптев владел землями как на левом, так и на правом берегах р.Шексны. При этом самым крупным поселением здесь было, вероятно, село Великое. Об этом говорит не только его название, но и то обстоятельство, что именно в нем жил владелец окружающих земель, и именно его оставляет за собой, вступая в права наследства, Андрей Дмитриевич. Левобережные владения Лаптева восстанавливаются достаточно просто, поскольку с.Крохино и с.Великоселье обозначены на плане Генерального межевания (рис.28). Сложнее определить размеры владений на правом берегу Шексны, то есть территорию Середнего погоста. Его западная граница находилась в районе истока Шексны из Белого озера. Восточную границу, про 107 ходившую, судя по описанию, по р. Турбай, локализовать нельзя, поскольку это название нигде больше не встречается. Но вряд ли можно сомневаться в том, что территория Старого города либо входила в землевладения Лаптева, либо располагалась в непосредственной близи. В связи с этим весьма примечательным является полное отсутствие в документе каких-либо сведений о Старом городе, топонимов, говорящих о его существовании. Люди, жившие в XV в. в непосредственной близости от Старого Белоозера уже не помнят о нем, указывая лишь на два поселения, находящиеся на правом берегу Шексны - Середини погост и Троицкий Усть-Шехонский монастырь. По-видимому, наиболее правдоподобным объяснением этому является, отождествление Середнего погоста, принадлежавшего "боярскому сыну" Лаптеву, и "старого городка", сожженного новгородцами в 1398 г. Таким образом, анализ письменных и археологических материалов позволяет установить, что упоминаемый в летописях в конце XIV в. "старый городок Белоозеро" был очень незначительным поселением, принадлежавшим живущему неподалеку от него боярину. Имя города сохранялось за ним, вероятно, лишь по существовавшей некоторое время традиции, согласно которой на Белом озере располагались два городка.
Белоозеро и его ближайшая округа.
Прослеженная эволюция центрального поселения Белозерья хорошо согласуется с общей динамикой развития края (Макаров Н.А., Захаров С.Д., Бужилова А.П., 2001, с.70-94). В то же время, для более полного понимания особенностей формирования города необходимо оценить изменения, происходившие в X - XIII вв. в его ближайшей округе. Результаты многолетних разведок, проводившихся в ближайшей округе города, позволяют утверждать, что Белоозеро возникает в неосвоенном районе, вне связи с аграрными поселениями. Действительно, в ближайшей округе города - в пределах десятикилометрового радиуса от него - зафиксировано всего пять средневековых селищ и два местонахождения (рис.29). Ни на одном из поселений материалов X в. не выявлено. Более того, хотя четыре селища (Чайка I и II, Косино I и Крохинские Пески III) датированы XI - XIII вв., широта такого определения обу 108 словлена в первую очередь незначительным количеством вещевых находок, обнаруженных при шурфовке и сборах на этих памятниках. На всех селищах, судя по керамическим материалам, наиболее достоверно и ярко представлен период второй половины XII - XIII вв. К этому же времени относится и селище Вогнема I.
Самое близкое из селищ (Крохинские Пески III) располагалось в 0,6 км от города и, в отличие от остальных, было привязано не к берегу Шексны, а к верховьям небольшой р. Никольской, впадавшей в Шексну на территории города. Два следующих по удаленности поселения находились уже в 4 - 5 км от города. Точное определение площади селищ затруднено, поскольку все они в значительной мере пострадали от затопления или распашки. Максимальная выявленная площадь распространения культурного слоя колеблется от 1500 кв.м. (Вогнема I) до 8700 кв.м. (Чайка II), составляя в среднем около 4500 кв.м. Можно достаточно уверенно говорить о том, что приведенные цифры отражают состояние этих поселений именно в период второй половины XII - XIII вв., который, как показывают результаты изучения общего развития сельских поселений края, является временем наивысшего расцвета региона (Макаров Н.А., Захаров С.Д., Бужилова А.П.. 2001, с.89). На этом фоне размеры пригородных селищ, суммарная площадь которых не превышала 2,2 га, выглядят более чем скромно.
Следовательно, отсутствие сельскохозяйственной округи было характерно для Белоозера не только на стадии его формирования. Ближайшие окрестности города не заселялись, вероятно, и в течение всего XI в. Сеть сельских поселений вокруг города пребывала в зачаточном состоянии даже во второй половине XII - XIII вв. - в эпоху наиболее интенсивного развития как самого Белоозера, так и всего Белозерского края. Об этом красноречиво свидетельствует соотношение площади Белоозера и расположенных вокруг него селищ, в котором на долю города приходится 96% территории и. вероятно, населения этого микрорегиона (рис.29 - 2). Столь явную диспропорцию в темпах роста города и его ближайшей округи вряд ли можно считать результатом естественного хода событий. Очевидно горожане были крайне заинтересованы в наличии значительной по площади собственной зоны промысловых и сельскохозяйственных угодий, особенно на начальных этапах развития Бело озера. Существование такой необходимости стало, вероятно, основной причиной, сдерживавшей формирование сети сельских поселений в ближайшей округе города.
Поселение в белозерском кремле и окружающие селища
К сожалению, крайняя фрагментарность летописных сообщений не позволяет составить детальное представление о политической истории Белоозера, особенно в начальный период его существования. До 1238 г. город не имел собственного князя. Вероятно в раннее время он входил в состав единого комплекса владений с Ростовом и Суздалем (Кучкин В.А, 1984, с.59-60). Вместе с тем, анализируя летописную статью 1071 г., В.А.Кучкин предположил, что в 1073-74 гг. Белоозеро находилось в руках киевского князя Святослава и, вероятно, имело определенные связи с Новгородом, где княжил его сын Глеб (Там же, с.62-66). В 1096 г., как явствует из летописного рассказа о княжеской междоусобице, Белоозеро, принадлежавшее Владимиру Мономаху, вновь составляло одно целое с Ростовом и Суздалем (ПСРЛ, т.9, с. 127-128). Из всех летописных сообщений лишь запись 1071 г. содержит информацию о том, каким образом мог осуществляться контроль над этими землями. Ян Вышатич прибывает в Белозерье, где в это время уже существовала сеть погостов, собирать дань для князя Святослава. Небезынтересно отметить, что данщик приходит на Белоозеро северным путем, следуя, вероятно, со стороны Новгорода (Макаров Н.А., 1993, с. 147). Мы не знаем насколько регулярной могла быть такая практика. По словам летописца Яну "приключися прийти" (НПЛ, с. 192). Возможно, это был лишь эпизод, связанный с временным пребыванием Белоозера в руках Святослава Ярославича.
В данных условиях находка одного, или даже нескольких цилиндров, не может служить основанием для каких-либо выводов о системе управления Белоозе-ром. В то же время, эта находка доказывает, что одной из форм реализации такого управления был сбор пушнины на подчиненных Белоозеру территориях. Причем часть белозерских владений располагалась вдали от города, поскольку для контроля за сохранностью собранных мехов при перевозке требовалось их опечатывание. В рамках рассматриваемой темы следует вспомнить и результаты анализа распределения набора "престижных" вещей по территории города. Отмеченная концентрация социально значимых находок в разных частях Белоозера и совпадение их с местами обнаружения наиболее ранних культурных отложений позволили увидеть в топографической структуре города некоторые аналогии с социальной топографией Новгорода. Безусловно, эти наблюдения невозможно переносить в сферу политического управления. На выделяющихся по своему богатству участках могли проживать как представители местного боярства, так и различные княжеские чиновники. Но вывод о том, что мест проживания знати в городе и, следовательно, групп таких людей на Белоозере было несколько, кажется очевидным. Устойчивая связь между находками актовых печатей и пломб и наиболее ценных предметов показывает, что в руках именно этих людей сосредотачивалось административное управление Белозерскими землями и, вероятно, определенная часть тех значительных пушных богатств, которые добывались на этих землях.
Выявленные черты сходства с Новгородом важны для понимания особенностей формирования Белоозера. Вместе с тем, следует вспомнить и о другой параллели, отмеченной Л.А.Голубевой. Говоря об отсутствии земляной крепости и особенностях планировки города, вытянутого узкой полосой вдоль берега реки, исследовательница сравнила Белоозеро с позднейшими торгово-ремесленными новгородскими "рядками" (Голубева Л.А., 1973, с.197; Голубева Л.А., Кочкуркина СИ., 1991, с. 119). Действительно, известные северные посады - холмогорские, Ненокса, Луда, Кул ой, Уна - по своей плановой структуре близки Белоозеру. О.В.Овсянников в числе других памятников Архангельского Севера провел детальное исследование этого типа северных поселений. По его данным холмогорские посады, топография которых изучена наиболее подробно благодаря лучшей сохранности документов, были вытянуты узкой полосой вдоль Двины почти на пять километров (Ясински М.Э., Овсянников О.В., 1998, т.1, с.133-135). Изначально северные посады, возникающие на рубеже XV - XVI вв., не имели укреплений. Остроги и крепости начинают сооружаться здесь в XVII в. из-за возрастающей угрозы военных набегов со стороны моря и нашествием на Север польско-литовских отрядов (Там же, с. 124, 136-137). Естественно, северные посады появляются в иной исторический период. Их развитие протекает в других политических, экономических и социальных условиях. Но за внешним совпадением топографических структур Белоозера и северных посадов можно видеть и определенное сходство в экономической основе их развития. Северные посады - это промыслово-ремесленные и торговые поселения. Жители посадов получали основные доходы от эксплуатации природных ресурсов осваиваемых земель (солеварение, морские промыслы, добыча железа), торговли и ре 171 месла, обеспечивающего функционирование важнейших промыслов и переработку получаемых продуктов (Там же, т.1, с. 124, 134-135; т.П, с. 14-15, 65).
Важно отметить, что немалую роль в торговле и, вероятно, в организации промыслов на северных посадах сыграли выходцы из ближайших к Белоозеру земель - Вологды, Каргополя, Тотьмы, Великого Устюга, являвшегося родиной многих знаменитых землепроходцев (Там же, т.1, с.124, 130, 166-168). Становление этих северных городов, как и становление самого Белоозера, было связано с колонизационным движением из разных центров Древней Руси - Новгорода и Ростово-Суздальской земли. Но если отвлечься от подобных различий и взглянуть на Новгород и Ростов как составные части одного государства, то можно легко заметить, что оба колонизационных потока сливаются в едином движении. Это движение на новые, неосвоенные и обладающие значительными природными ресурсами земли, отчетливо прослеживается по археологическим материалам средневековых памятников Русского Севера. Оно продолжалось и в последующие эпохи с освоением Северного Поморья, Урала, Зауралья и выходом на бескрайние пространства Сибири. И Белоозеро было лишь одной из ступенек в этом движении, которое В.О.Ключевский обозначил столь емким тезисом: "История России есть история страны, которая колонизуется" (Ключевский В.О., 1987, с.50).
