Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1 Интертекстуальность как категория художественного мышления 15
1.1. От концепции «диалога» М.М. Бахтина к теории интертекстуальных отношений 15
1.2. Интертекстуальность как объект современных научных исследований: подходы к изучению 31
1.3. Формы и функции интертекстуальности 40
Выводы по 1 главе 57
ГЛАВА 2 Интертекстуальные отношения в романе т. толстой «кысь»: литературно-фольклорные влияния в жанровом аспекте 58
2.1. Межтекстовые связи романа Т.Толстой «Кысь» с русскими и зарубежными антиутопиями 58
2.1.1. Аллюзии Т. Толстой на роман О. Хаксли «О дивный новый мир».. 74
2.1.2. Архитекстуальные отношения романа Т.Толстой «Кысь» и романа «1984» Дж. Оруэлла 79
2.1.3. «Кысь» Т. Толстой и «Москва 2042» В. Войновича: диалогические отношения 84
2.2. Поэтика фольклора и мифа в интертекстуальной парадигме «Кыси» 89
2.2.1. Реализация интертекстуальных связей романа Т.Толстой «Кысь» на уровне мифопоэтики 89
2.2.2. Фольклорные реминисценции в романе Т.Толстой «Кысь» 102
Выводы по 2 главе 110
ГЛАВА 3 «Чужая речь» в романе «кысь» и культурная парадигма .112
3.1. Цитация как основной способ структурирования текста романа Т. Толстой «Кысь» 112
3.2. Пушкинская цитация в романе Т. Толстой «Кысь» 124
3.3. Интермедиальность романа Т. Толстой «Кысь» 140
Выводы по 3 главе 150
Заключение 152
Библиографический список 157
- От концепции «диалога» М.М. Бахтина к теории интертекстуальных отношений
- Интертекстуальность как объект современных научных исследований: подходы к изучению
- Межтекстовые связи романа Т.Толстой «Кысь» с русскими и зарубежными антиутопиями
- Цитация как основной способ структурирования текста романа Т. Толстой «Кысь»
Введение к работе
Настоящая работа выполнена в рамках исследований, посвященных анализу особенностей постмодернистского текста. В гуманитарной науке второй половины XX века проблема текста рассматривается с позиций лингвистики, поэтики, литературоведения, семиотики. В центре внимания находится вопрос «раскрытия ресурсов смыслопорождения, или трансформации значения в знаковых макрообразованиях, сопровождающийся признанием некорректности или недостаточности денотации в качестве основной модели значения» (Постмодернизм: 2001; 822).
В литературоведении настоящего времени наблюдается использование разных принципов и методик. Анализ текста в постмодернизме имеет принципиальные отличия от традиционного. Он представляет собой аналитическую процедуру, прослеживающую пути смыслообразования, что помогает распознать те формы и коды, с помощью которых возникают смыслы текста. В связи с этим мы считаем необходимым выявить характер организации текста, внутренних закономерностей построения художественного мира романа Т. Толстой «Кысь».
В современной литературе творчество Татьяны Никитичны Толстой находится в центре читательского и исследовательского интереса. Появившиеся в начале 1980-х годов рассказы Т. Толстой сразу были замечены в нашей стране, а впоследствии и за рубежом. Малые жанровые формы, отличавшиеся особенной художественной манерой автора, послужили началом творческого пути и дали возможность называть Т. Толстую одним из наиболее ярких прозаиков современности.
С 1990 по 2000 годы Т. Толстая преподавала в США в различных университетах и колледжах художественное письмо и русскую литературу. В 2001 году писательница получает приз XIV Московской международной книжной выставки-ярмарки в номинации «Проза-2001» за первый роман «Кысь» (2000) и возвращается в Россию. После этого один за другим в 2002
году появляются новые сборники «Ночь», «День», «Двое», «Изюм», затем следует «Круг» (2003) и «Не кысь» (2004).
Определилось место Т. Толстой в современном литературном процессе. Н.Л. Лейдерман, М.Н. Липовецкий, В. Ерофеев относят творчество писательницы к постмодернизму (Лейдерман, Липовецкий: 2001; 24). И.С. Скоропанова так характеризует направление творческой деятельности прозаика: «С конца 80-х - в 90-е гг. ряды постмодернистов растут. Они пополняются как за счет вчерашних реалистов и модернистов (<...> Татьяна Толстая <...>), так и благодаря появлению плеяды талантливых молодых авторов» (Скоропанова: 2001; 349).
Роман «Кысь» вызвал множество откликов в прессе. Так, в Интернете появилась целая коллекция рецензий. Небольшие по объему, они не отразили специфики-художественной структуры романа, тем более никто из авторов не затронул проблему интертекстуальных отношений. Объектом внимания исследователей стали следующие аспекты: значимость романа .в контексте творчества писательницы, жанровая специфика, интерпретации проблематики. При этом мнения рецензентов разделились: одни с восхищением подтверждали значимость и смысл идеи, образов, особенности метода автора, другие указывали на неудачу и откровенно выражали свое неприятие, раздражение и разочарование.
Многие работы представляют собой в большей степени пересказ сюжета, без выявлений литературоведческой проблематики. Все же среди критических отзывов на «Кысь» можно выделить интересные и обстоятельные рецензии.
Б. Парамонов и Д. Ольшанский дали высокую оценку роману Т. Толстой, назвав его «энциклопедией русской жизни», в которой, по мнению авторов, проявились все этапы развития русской истории: «Наслаждаясь «Кысью», вы чувствуете, что игра стоила свеч: стоило прожить такую историю, чтобы породить такой текст. Русская история, как и положено, оправдывает себя в литературе. Татьяна Толстая продолжает русскую литературу...» (Ольшанский:
; Парамонов: slava/kis/index.htm).
H. Иванова отмечает присутствие в романе разнообразие жанровых форм:
«Толстая не антиутопию очередную пишет, а пародию на нее. Причем не в
иртеньевском, а тыняновском смысле. Она соединила антиутопию
«интеллектуальную» <...> с русским фольклором, со сказкой; соединила
«научную фантастику» со жгучим газетным фельетоном: то естьмассолит с
элитарной, изысканной прозой». Этой же темы касается О. Кабанова в рецензии
«Кысь, брысь, Русь», отметив, что роман, написан виртуозно. Кроме того,
определив жанр («стилизация под народный сказ»), указывает на превращение
его в «чистую поэзию в прозе» (Иванова:
)
Н. Елисеев отмечает особенности изображения х «народного подсознательного» в романе «Кысь». Рецензент подчеркивает, что Т. Толстая изобразила то веселое, вечное, жестокое, доисторическое, на основе которого вырастает и город Глупов, и город Градов: «страх перед вечным неизжитым XVII веком в мире русского человека - вот лейтмотив романа Татьяны Толстой». В связи с этим Н. Елисеев отмечает, что Т. Толстой в большей степени близка «жестокая щедринская издевка» (Елисеев: ).
Тем не менее, рецензент указывает на то, что роман неактуален: «Кысь» встраивается в целый длиннющий ряд романов-антиутопий, от «1984» до «451 по Фаренгейту». Можно было бы составить список использованных мотивов, скрытых цитат в романе Татьяны Толстой. В финале романа припоминается «Приглашение на казнь» Набокова; в описании санитаров, «изымающих» книги у населения, нельзя не узнать пожарных Рэя Брэдбери» (Елисеев: ).
А. Немзер в рецензии «Азбука как азбука» выразил негативное отношение к роману, отметив, что «Кысь» - это «мастеровитая имитация» под А. Ремизова, Е. Замятина, В. Набокова, братьев Стругацких, а также обнаружил
заимствования из «среднего фэнтези», игру с мифологической символикой,
«сорокинское смакование мерзости, банальности о связи культуры с
тоталитаризмом» и слабое сюжетосложение (Немзер:
slava/kis/nemzer.htm).
В последнее время начала формироваться тенденция научного подхода в интерпретации романа Т. Толстой. Исследователи обращают свое внимание на проблемно-тематическую основу данного произведения, способы выражения авторского сознания, сверхтекстовые связи, приёмы метафоризации и другие средства изобразительности и выразительности в их функциональном проявлении.
Т. Давыдова справедливо отмечает, что для романа «Кысь» характерны следующие черты: обращенность к вечным общечеловеческим темам, юмор и ирония, особый «сказочный» стиль письма, аллюзии на русскую и- мировую литературу, пародийное воспроизведение реальной действительности, игра, интертекстуальность, наличие многозначности трактовок, что позволяет говорить о постмодернистском компоненте романа «Кысь» (Давыдова: 2002; 25-30).
Изучению природы языка постмодернистского текста посвящен научный доклад М. Голубкова и Д. Марковой. По мнению ученых, в романе «Кысь» происходит «разрушение постмодернизма изнутри, средствами самой постмодернистской эстетики, осмысление тупиков, в которые заводит тотальная постмодернистская деконструкция» (Голубков, Маркова: 2004; 621-622).
М. Ерохина и О. Соловьева обращаются к проблеме функциональности семантических интертекстов в романе «Кысь». Исследователи акцентируют на том, что Т. Толстая уделяет большое внимание семантике слов, включая их в «постмодернистскую игру со смыслами». В работе подвергаются анализу только аллюзии, заключенные в именах героев и нарицательных существительных. Пласт литературных и культурологических цитат не затронут (Ерохина, Соловьева: ).
В ряде диссертационных исследований (Скаковская Л.Н. «Фольклорная парадигма русской прозы последней трети XX века», Десятов В.В. «Русские постмодернисты и В.В. Набоков» (2004), Крыжановская О.Е. «Антиутопическая мифопоэтическая картина мира в романе Т.Толстой «Кысь» (2005), Зайнуллина И.Н. «Миф в русской прозе конца XX - начала XXI веков», Шейко-Маленьких СИ. «Поэтика русского постмодернизма в прозе 1990-х годов») рассматриваются лишь некоторые аспекты творчества Т. Толстой.
Так, Л.Н. Скаковская раскрывает проблему художественного влияния фольклора на современную литературу. Сопоставляя роман со сказкой как жанром, автор не углубляется в интертекстуальный анализ. Лишь только отмечает, что «концептуальным сюжетообразующим принципом в романе «Кысь» является идея- тотального разрушения мира <...>, в то время как в фольклоре концепция бытия, как правило, всегда оптимистична» (Скаковская: 2004; 253).
О.Е. Крыжановская предпринимает попытку определить жанр «Кыси»: «...эпическое произведение, где присутствуют, органически совмещаясь, элементы различных жанров, которые в процессе взаимодействия видоизменяются и, в конечном счете, становятся единым целым*.- романом-антиутопией» (Крыжановская: 2006; 162). Приходя к такому выводу, автор не проводит сравнительной характеристики с известными романами-антиутопиями, лишь упоминает о-них.
И.Н. Зайнуллина (Зайнуллина: 2004) и СИ. Шейко-Маленьких (Шейко-Маленьких: 2004), рассматривая проблему мифологизации «Кыси», акцентируют внимание лишь на образе А.С Пушкина, не затрагивая структурную и сюжетную стороны романа, вписывающиеся в мифологическое пространство.
В работе В.В. Десятова устанавливается «диалог» с набоковским текстом, который, по мнению ученого, существенно обогащает спектр юмора Т. Толстой за счет его пародирования (Десятов: 2004; 258). Проблема функционирования
массивного слоя цитации других художественных текстов, присутствующих в романе «Кысь», не затронута.
Ю.Л. Высочина рассматривает проблему интертекстуальности романа Т. Толстой, но работа диссертанта носит не литературоведческий, а лингвистический характер. В этой связи, раскрывая теоретические аспекты интертекстуальности, автор опирается на концепцию Н.А. Кузьминой, которая заключается в рассмотрении интертекста как языкового явления (Высочина: 2007; 164).
Особенности межтекстового диалога в литературном аспекте (на уровне жанра, сюжета, образной структуры и т.д.) не анализировались, так как выходили за рамки лингвистических задач исследования Ю.Л. Высочиной.
Таким образом, в связи с недостаточной изученностью данной проблемы и необходимостью поиска новых подходов к ней возникает необходимость рассмотрения специфики диалогичности романа «Кысь» в литературоведческом русле на базе многоуровневого системного анализа его интертекстуальных связей с фольклором, русской и мировой литературой и культурой. Этим и обусловлена актуальность нашего исследования.
Материалом диссертационного исследования является роман Татьяны Толстой «Кысь», рассматриваемый как самодостаточный литературно-художественный текст и как основный вариант реализации специфического художественного кода писателя, а также другие тексты русской и зарубежной литературы и фольклора, выступающие как прецедентные по отношению к данному роману.
Объектом исследования выступает интертекстуальность как воплощение феномена диалогизма литературных произведений.
Предметом изучения избираются конкретные приемы и средства создания поэтики интертекстуальности, которая формирует качественные художественные характеристики романа Т. Толстой и прослеживается на разных уровнях («собственно» интертекстуальном, архитекстуальном, интермедиальном и гипертекстуальном).
Целью нашей работы является описание разного рода заимствований элементов «чужого» текста и выявление на этой основе смыслопорождающих механизмов интертекстуальности и ее эстетических функций в романе Т. Толстой «Кысь».
Для решения данной цели поставлены следующие задачи:
- изучить теоретические аспекты концепции «диалогизма» и категории
интертекстуальности на базе современных достижений науки;
- рассмотреть роман «Кысь» в контексте жанровой традиции XX века;
- выявить реминисценции в романе «Кысь» на сюжетном, образном,
персонажном уровнях;
- установить диалогические отношения произведения Т. Толстой в сфере
фольклора и мифа;
- раскрыть специфику функционирования «чужой речи» в рамках
использования приема цитаты;
- уточнить смысловой диапазон романа Т. Толстой с учетом межтекстового
диалога.
Научная новизна диссертационной работы заключается в том, что в ней
выявлены и впервые системно изучены диалогические отношения романа Т. Толстой «Кысь» с предшествующей и современной литературой, фольклором, общественно-политическим и культурным дискурсом эпохи; осмыслена их роль в конструировании художественной структуры и смыслового пространства произведения.
Основные положения, выносимые на защиту:
1. Диалогические отношения являются ведущими в процессе структурирования текста романа «Кысь». Они обеспечивают адекватность понимания смысла художественного произведения и проявляются на различных уровнях текста: композиционно-сюжетном, смысловом, словесном.
2. Процесс формирования повествовательного пространства романа происходит по принципу множественного варьирования элементов «чужого
слова»: культурно-исторических «следов», литературных образов, текстовых элементов.
3. «Кысь» Т. Толстой представляет собой антиутопический роман «нового»
типа («постантиутопия»), спецификой которого является использование
повторений опорных ситуаций классических сюжетов, в связи с этим создается
пародийный образ самой антиутопической литературы.
Кроме того, элементы «чужого» текста позволяют теснее связать сюжетное время романа (далекое будущее) с прошлым и настоящим, актуализируют и укрупняют проблематику произведения.
4. Миф в романе Т. Толстой реализуется в двух ипостасях: соединение
традиционного мифа («древнейшее сказание») и современного существования
мифа («неомифа»), являясь авторской интерпретацией русского национального
мифа. г-
5. Взаимодействие романа Т. Толстой с фольклорными текстами
осуществляется на различных уровнях: сюжетном, образном,^ мотивном,
структурном. Цитирование фольклорных и литературных источников в
художественном тексте «Кыси» подвержено комическому переосмыслению,
что указывает на особый характер диалогичности романа. Диалог не есть
бессмысленное варьирование «чужого» текста. Диалог у Т. Толстой - это
насмешка. Игровой, пародийно-иронический характер реминисценций ведет к
разрушению господствующих в общественном и литературном сознании
стереотипов. В центре процессов деканонизации и десакрализации находится
образ Пушкина - знаковая фигура для российского читателя. Развенчание здесь
достигается с помощью постмодернистских приемов «панибратства»,
«осовременивания», «чтения в мыслях».
6. Повышенная степень интертекстуальности романа Т. Толстой приводит к
насыщению текста знаками культуры, что позволяет выдвинуть на первый план
культурную парадигму, а также поставить в новом аспекте проблему
неразвитого мышления, неумения людей правильно и глубоко воспринять
культурное наследие человечества.
7. Элементы «чужого» текста, с одной стороны, приводят к узнаванию, т. е. приближают изображенный мир далекого будущего к читателю. С другой стороны, будучи трансформированными, они вызывают эффект «остраннения», отдаляют объект от адресата. Попеременное действие разнонаправленных сил узнавания/остраннения создает ту динамику диалога, которая приводит к генерированию новых смысловых уровней.
Теоретическая значимость материалов диссертационной работы
определяется вкладом в изучение диалогизма как литературного явления, в
разработку проблемы интертекстуальности. Исследование основывается на
теории диалога, берущей начало в трудах М.М. Бахтина, и теории
интертекстуальности, разработанной западными поструктуралистами
Ю. Кристевой, Р.' Бартом, Ж. Деррида. В большей степени теоретические
исследования базируются на разработках современных ученых (Н.А. Фатеева,
Н.А. Кузьмина, В. Чернявская, И. Ильин). Диссертационная работа расширяет
представления об основополагающих моментах концепции «диалогизма», о
сущности понятия «интертекстуальность», о разновидностях
интертекстуальных отношений и способах их функционирования в художественном тексте. Концептуальное ядро работы может послужить базой для дальнейших исследований в области данной проблематики.
Практическое значение исследования связано с возможностью использования его результатов в курсах лекций и практических занятий по истории русской литературы конца XX- начала XXI века, при чтении спецкурсов по проблемам постмодернистской прозы.
Методологической базой исследования являются труды по теории литературы и интертекстуальности М.М. Бахтина, Ю: Кристевой, Ж. Деррида, Р. Барта, И.П. Ильина, Н.А. Фатеевой, Н.А. Кузьминой, Н.В. Семеновой, М.Ю. Лотмана, Ю.Н. Тынянова, Б.В. Томашевского, И.П. Смирнова, В. Руднева, А.К. Жолковского, В.Е. Хализева, И.С. Скоропановой, М. Ямпольского; по изучению творчества Т. Толстой - Б. Парамонова, М. Липовецкого, О. Славниковой, О.Е. Крыжановской, А. Латыниной,
А. Немзера, ЛІН. Скаковской, Т.Т.Давыдовой, М.В. Ерохиной,
О.В.Соловьевой; по теории фольклора — труды отечественных литературоведов: А.Н. Веселовского^ В.М: Жирмунского; Ю;Н. Лотмана, В.Я. Проппа; Ю.Н. Тынянова, Е.М. Мелетинского.
Методология исследования обуславливается решением конкретных задач на различных этапах работы и определяется характером исследуемого материала; целью и задачами диссертации. Главным" методом? исследования является интертекстуальный. Исследование включает также элементы сравнительно-типологического и историко-генетического методов.
Апробация работы осуществлялась в рамках всероссийской' научно-практической; конференции «Славянская культура: истоки, традиции, взаимодействие» в Московском педагогическом^ государственном университете в 2006- году, международного конгресса «Мир на- Северном Кавказе через языки, образование, культуру» в 2007 году, межвузовской научно-методической конференции «Университетские чтения» в 2006, 2007 и 2008 годах, научно-практической конференции «Актуальные вопросы современного литературоведения» в 2006 году и региональной; межвузовской научно-практической конференции: «Молодая» наука» в 2006 году в Пятигорском: государственном лингвистическом университете. Основные положения работы отражены в 10 публикациях.
Структура и объем диссертационного исследования. Диссертация-состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии.
Во введении излагаются цели и задачи работы, определяется ее актуальность, научная новизна, теоретическая и практическая? значимость, а также представлен обзор источников и научных работ по теме диссертации.
В первой главе рассматриваются- теоретические основы диалогических отношений, интертекстуальности, уточняются основные понятия, которые используются в работе. Раскрываются основные подходы к теории интертекстуальности, формы и функции интертекстуальных отношений.
Во второй главе проводится анализ архитекстуальных отношений «Кыси» в сопоставлении с классическими и «новыми» антиутопиями. Выявляются элементы «чужого слова» на уровне мифопоэтики и фольклора.
В третьей главе исследуется цитатный слой романа, выявляются разновидности типов взаимодействия текстов и способы их функционирования.
В заключении подводится общий итог исследования, намечаются перспективы дальнейшего изучения проблемы.
Библиография включает 163 наименований работ отечественных и зарубежных авторов. Материал изложен на 168 страницах.
От концепции «диалога» М.М. Бахтина к теории интертекстуальных отношений
В формировании концепции диалогических отношений особое значение имеют идеи М.М. Бахтина, выраженные в работах «Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве», «К методологии гуманитарных наук», «Проблема речевых жанров» и «Проблемы поэтики Достоевского».
Описывая диалектику бытия литературы («Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве»), ученый отметил, что «познавательно-этический момент содержания», который необходим для художественного произведения, берется авторами-творцами не только из «мира познания и этической действительности поступка», а при взаимодействии с предшествующей и современной литературой, создавая некий «диалог». «Дело, конечно, не в наличии художественных влияний и традиций, которые обязательно имеют место...» - пишет М.М. Бахтин. Всё гораздо сложнее: «...дело во внутреннем отношении к усвоенному содержанию» (Бахтин: 1975; 35).
М.М. Бахтин приходит к созданию теории диалога, анализируя творчество Ф. М. Достоевского. Ученый называл его романы «полифоническими», а «слово» - «диалогическим». В его трактовке диалог становится универсальным понятием, «пронизывающим всё человеческую речь и все отношения и проявления человеческой жизни, вообще всё, что имеет смысл и значение» (Бахтин: 1975; 49).
М.М. Бахтин отмечает, что основную структурную особенность художественного мира Достоевского впервые «нащупал» Вячеслав Иванов. Реализм Достоевского основан «не на познании (объектом), а на «проникновении». Утвердить чужое «я» не как объект, а как другой субъект — таков принцип мировоззрения Достоевского» (Бахтин: 1979; 11). «Таким образом, утверждение чужого сознания как полноправного субъекта, а не как объекта является этико-религиозным постулатом, определяющим содержание романа (катастрофа отъединённого сознания)» (Бахтин: 1979; 11). На основе этого принципа М.М. Бахтин создаёт известную теорию диалога.
Главным условием полноценного существования человека является межличностная коммуникация. «Быть - значит общаться диалогически. Когда диалог кончается, всё кончается. Поэтому диалог, в сущности, не может и не должен кончиться. .. . Всё - средство, диалог - цель. Один голос ничего не кончает и ничего не разрешает. Два голоса - минимум жизни, минимум бытия» (Бахтин: 1979; 294). Таким образом, диалог есть условие любого бытия. С этого момента произведения - монологи, стали рассматривать в ?_ глубинном диалогическом смысле: диалог между автором, его героями и читателем. В этом случае в тексте «звучат» голоса нескольких субъектов и возникает эффект диалогичности.
В книге «Эстетика словесного творчества» М.М. Бахтин открыто проговаривает идею созерцательного способа познания, то- есть не отделяющего субъект от объекта. «Осмысление как открытие наличного путём узрения (созерцания) и прибавления путём творческого созидания» (Бахтин: 1979; 362). Смысл в его трактовке вообще не может быть вычленен из общего содержательного контекста мира и приобретает универсальные характеристики. «Содержание подлинного символа через опосредованные смысловые сцепления соотнесено с идеей мировой целокупности, с полнотой космического и человеческого универсума» (Бахтин: 1979; 361). Познание - это не только диалог с отдельным субъектом. Необходимо учитывать и диалогические отношения второго рода, которые связывают всё.
Важным понятием в работах М.М. Бахтина при рассмотрении диалогических отношений становится «понимание». В толковании ученого -это «соотнесение с другими текстами и переосмысление в новом контексте (в моем, в современном, в будущем)» (Бахтин: 1979; 364). На основании этого тезиса литературовед формирует этапы диалогического движения: назад прошлые контексты, вперед - предвосхищение будущего контекста.
Реплика диалога (как и произведение) направлена на ответ другого, на его «активное ответное понимание». Оно принимает разные формы (одна из них влияние на последователей и продолжателей) и определяет ответные позиции других в сложных условиях речевого общения данной сферы общения. «Произведение - звено в цепи речевого общения; как и реплика диалога, оно связано с другими произведениями - высказываниями» (Бахтин: 1979; 254). М.М. Бахтин отмечает, что в процессе будущего развития диалога все смыслы будут меняться. «Нет ни первого, ни последнего слова и нет границ і диалогическому контексту (он входит в безграничное прошлое и безграничное будущее). Даже прошлые, то есть рожденные в диалоге прошедших веков смыслы, никогда не могут стабильными (раз и на всегда завершенными, конечными) - они всегда будут меняться (обновляться) в процессе последующего, будущего развития диалога» (Бахтин: 1979; 373). М.М. Бахтин говорит о существовании неограниченных забытых смыслов, которые в определенный момент развития диалога обязательно возродятся и предстанут в обновленном виде. Об этом пишет Ю. Кристева в статье «Бахтин, слово, диалог и роман» (1967): «Роман, включивший в себя карнавальную структуру, называется полифоническим. В качестве примера Бахтин указывает на Рабле, Свифта, Достоевского. Мы могли бы добавить сюда весь «современный» полифонический роман - Джойса, Пруста, Кафку - уточнив при этом, что современный полифонический роман, занимая по отношению к монологизму ту же позицию, что и монологический роман прошлого, тем не менее резко от него отличается.
Интертекстуальность как объект современных научных исследований: подходы к изучению
Термин, став одним из основных принципов постмодернистской критики, сегодня употребляется и как литературоведческая категория, и как понятие, определяющее то миро- и самоощущение современного человека, определяемое как «постмодернистская-чувствительность». Однако конкретное содержание термина существенно видоизменяется в зависимости от теоретических и философских предпосылок, которыми руководствуется в своих исследованиях каждый учёный.
В первую очередь представим определение интертекстуальности западного ученого-семиотика Р. Барта, который, наряду с Ю,- Кристевой,. разрабатывал эту концепцию. По мнению И.П. Ильина, Р. Барт дает «каноническую» формулировку: «Каждый текст является интертекстом; другие тексты присутствуют в нем на различных уровнях в более или менее узнаваемых формах: тексты предшествующей культуры и тексты окружающей культуры. Каждый текст представляет собой новую ткань, сотканную из старых цитат. Обрывки культурных кодов, формул, ритмических структур, фрагменты социальных идиом и т. д. - все они поглощены текстом и перемешаны в нем, поскольку всегда до текста и вокруг него существует язык. Как необходимое предварительное условие для любого текста, интертекстуальность не может быть сведена к проблеме источников и влияний; она представляет собой общее поле анонимных формул, происхождение которых редко можно обнаружить, бессознательных или автоматических цитации, даваемых без кавычек» (Барт: 1989; 418).
В определении, данном М. Грессе, также прослеживается мысль о бессознательном цитировании: «интертекстуальность является составной частью культуры вообще и неотъемлемым признаком литературной деятельности в частности: любая цитация, какой бы характер она ни носила, а цитирование якобы всегда неизбежно, вне зависимости от воли и желания писателя, обязательно вводит его в сферу того культурного контекста, опутывает его той «сетью культуры», ускользнуть от которых не властен никто» (Broich, Pfister: 1989; 7).
Р.-А. де Богранд и В. У. Дресслер определяют интертекстуальность как «взаимозависимость между порождением или рецепцией одного данного текста и знанием участника коммуникации других текстов» (Ильин: 2001; 103). Эта формулировка сходна с определением Ю. Кристевой, но только в аспекте коммуникативной лингвистики.
Л. Дэлленбах и П. Ван ден Хевель трактуют интертекстуальность более сужено и конкретно, понимая ее как взаимодействие различных видов внутритекстовых дискурсов: дискурс повествователя о дискурсе персонажей, одного персонажа о другом. Их интересует та же проблема, что и М.М. Бахтина - взаимодействие «своего» и «чужого» слова.
Последователь Р. Барта Л. Женни говорит о том, что «свойство интертекстуальности - это введение нового способа чтения, который взрывает линеарность текста. Каждая интертекстуальная отсылка - это место альтернативы: либо продолжать чтение, видя в ней лишь фрагмент, не отличающийся от других, ... или же вернуться к тексту-источнику, прибегая к своего рода интеллектуальному анамнезу, в котором интертекстуальная отсылка выступает как смещенный элемент» (Руднев: 1999; 115).
Однако Л. Женни замечает: «...интертекстуальность обозначает не смутное и таинственное накопление влияний, но работу трансформации и ассимиляции множества текстов, осуществляемую центрирующим текстом, сохраняющим за собой лидерство смысла. ... . Мы предлагаем говорить об интертекстуальности только тогда, когда в тексте можно обнаружить элементы, структурированные до него» (Jenny: 1976; 262). Ему вторит М. Риффатерр, решительно отвергающий концепцию Барта: «...любое интертекстуальное сближение руководствуется не лексическими совпадениями, но структурным сходством, при котором текст и его интертекст являются вариантами одной и той же структуры» (Riffaterre: 1972; 132). Действительно, только структурная изоморфность текстов или текстовых фрагментов позволяет унифицировать смысл в рамках центрирующего текста-лидера. Речь, по существу, идет о некоем повторении одного и того же в интертексте и в тексте, но о повторении, разумеется, подвергшемся трансформациям, смысловой работе. Особенно хорошо структурный изоморфизм проявляется в параграммах, где два сообщения с помощью взаимоналожения включены в единую текстовую структуру. Не случайно, конечно, Ю. Кристева обнаруживает именно в параграммах «центрирование в рамках единого смысла». Но ей же принадлежит и простая схема интертекстуальных отношений, которые, якобы, могут строиться по трем типам: 1) полное отрицание (полная инверсия смыслов); 2) симметричное отрицание (логика смысла та же, но существенные оттенки сняты); 3) частичное отрицание (отрицается часть текста) (Kristeva: 1969; 256-257). Понятно, что такого рода процедуры вообще возможны только при взаимодействии изоморфных друг другу структур.
При установлении интертекстуальных связей важен «принцип третьего текста», введенный М. Риффатером. Третий текст способствует преодолению однозначности содержания за счет осуществляемого им напластования форм. Троичные (многочленные) внутритекстовые конструкции одновременно и сужают, и расширяют смысл, задают разные перспективы чтения. Интертекстуальная структура такой конструкции основана именно на введении закодированных фрагментов в ткань произведения.
Принцип третьего текста, может быть понят и гораздо шире и даже распространен на все явления, связанные с интертекстуальностью. М. Риффатерр предложил называть этот третий текст «интерпретантой». Он предлагает графически изобразить интертекстуальные отношения в виде преображенного семиотического треугольника Г. Фреге:
Межтекстовые связи романа Т.Толстой «Кысь» с русскими и зарубежными антиутопиями
Говоря об интертекстуальности, в первую очередь, подразумеваем присутствие в, новом тексте элементов предшествующих художественных текстов. Такое понимание термина существовало, когда Ю. Кристева дала «интертекстуальности» соответствующее толкование. Ученые, работая- над этой проблемой, выявили несколько типов интертекстуальных связей. Одним из них является «архитекстуальность» (Ж. Женетт), понимаемая1 как жанровая связь текстов, ставшая неотъемлемым свойством постмодернистской литературы.
В современном литературоведении говорится о сложности и неоднозначности решения проблемы романных форм, в частности, это касается определения жанровой природы постмодернистских произведений. В последние десятилетия в литературе происходит трансформация жанров, усиление взаимодействия жанровой системы, вследствие этого «возникают новые жанры, межродовые образования, модернизированные модификации архаичных жанров, авторские жанровые формы» (Звягина: 2005; 14).
При создании произведения современные писатели ориентируются не только на собственное мировидение, важным является и такое понятие, как «память жанра» (термин М.М. Бахтина), в которой автор находится в гармоничной взаимообусловленности. Ориентируясь на традиционные жанровые каноны, создатель произведения выбирает те формы, которые наиболее полно отражают его идеи. На их основе писатель и конструирует новый собственный жанр. Наиболее восприимчивыми к изменениям, «...становятся жанры, имеющие достаточно долгую историю и обладающие некоторой степенью универсальности» (Звягина: 2005; 15). Эти процессы нашли отражение в жанровой форме «Кыси» Т. Толстой.
Единого мнения о жанровой принадлежности «Кыси» еще не установилось. Сама Т. Толстая определила его как роман, и большинство рецензентов с ней согласились. Среди исследователей такого единогласия не наблюдается: М.В Тлостанова называет роман Т. Толстой ускользающим от жанрового определения повествованием, О.В. Богданова утверждает, что «речь может идти только о повестийном, а не о романном характере повествования» (Богданова: 2004; 293). Ряд исследователей (Л. Данилкин, Н. Елисеев, Н. Иванова, В. Курицын, М.Н. Липовецкий, А. Немзер, Д. Ольшанский, К. Степанян и другие) считают, что на самом деле «Кысь» значительно шире повести. Романная форма «Кыси» имеет сложную структуру, включающую в себя многочисленные элементы других жанровых структур. Это, прежде всего, неомифологическая, сказочно-притчевая форма, социально-сатирические и антиутопические жанровые признаки.
Перечисленные структуры, так или иначе, присутствуют в произведении, но преобладает антиутопия. Критиками жанр «Кыси» еще не установлен и определяется от антиутопии до пародии на неё. Сама Т. Толстая заявила в интервью газете «Московские новости», что «Кысь» - антиутопия.
В то же время, Б.Парамонов утверждает, что «для ... антиутопии «Кысь» слишком литературна - в настоящей антиутопии доминирует все-таки идея, на антиутопию можно иногда ... ссылаться как на социологическое исследование или даже как на политический прогноз, а «Кысь» не исследует и не прогнозирует» (Парамонов: 2000).
Жанр антиутопии зародился как антитеза мифу, утопии, неоправдавшимся надеждам. Антиутопия появляется всегда на сломе времен, в эпоху неожиданностей, трудностей, непредсказуемых случайностей, которые преподносит человечеству будущее. В антиутопии показана исключительно неклассическая картина мира, используется особый «тип художественности» -наличие романного конфликта, рассмотрение которого позволяет автору открыть свое отношение к происходящему в изображаемом им мире.
B.C. Рабинович, рассматривая связь, романов-антиутопий с исторической действительностью; отмечает: «Расцвет антиутопии приходится, на- XX век.. Связано это, очевидно, прежде всего, с приведением в движение тех социальных механизмов, благодаря которым массовое духовное порабощение наі основе современных научных достижений стало реальностью. Мироздание по-Гитлеру в Германии 1930-1950-х годов, мироздание по Сталину всоветском Союзе 1920-1950-х годов стали зеркальным отражением мироздания: по Шигалеву. Безусловно; в первую; очередь, именно на, основе реалий,XX века-возникли «антиутопические»-социальные модели в- произведениях таких очень разных- писателей; как А. Платонов и Е. Зямятин, Дж: руэлл и Р- Брэдбери; такого писателя; как F. Франке. ... Таков конкретно-социальный субстрат,, цементирующий- европейскую и русскую антиутопию XX века» (Рабинович: 1998; 123-124).
Для- России; конца XX начала XXIі века характерна ситуация; социально-политической- нестабильности, отразившаяся и Bt литературе.-. Сложилось ярко-выраженное направление, тяготеющее к жанру антиутопии («Москва5 2042» В; Войновича (1987), «Носитель культуры» (1988) и «Не успеть» (1989) В; Рыбакова; «Невозвращенец» (1990) А. Кабакова; «Лаз» (1991) ш«Долог напв путь» (1991) BI Маканина, «Новые робинзоны» Л. Иетрушевской (1989), «Записки экстремиста» А. Курчаткшш (1989)); «Художественный масштаб новой антиутопии, которую можно-обозначить как.постантиутопию, конечно, несравним с. масштабами классической, но анализ произведений? русской литературы последнего-времени, эстетически близких друг другу, показывает, что едва ли не все (во всяком случае многие)- произведения; так илш иначе тяготеют к произведениям данного жанра» (Воробьева: 2001; 120)
Цитация как основной способ структурирования текста романа Т. Толстой «Кысь»
Конец XX века исследователи." оценивают как ситуацию цитатного мышления. Интертекстуальность, неотъемлемая- часть постмодернистской поэтики, кроме того, является; приемом создания, художественных структур т инструментом анализа:. Функциональная; роль, интертекстуальности состоит ВІ специфической; организации текстовошструктуры,, формы и стиля, в полифонизме, в4смысловой; открытости-И! множественности, в ориентации на: культурный-контекст. Все: это--мы можем видеть в романе Т.Толстом.«Кысь».
Мотивировкой для ввода в роман; огромной количества? литературных цитат является профессия главного героя Бенедикта:,, вначале переписчика старых книг, затем страшного санитара; изымающего сограждан.крамольные издания:
Текст романа «Кысь» насыщен цитатами в- основном из поэтических произведений A.G. Пушкина, М;Ю: Лермонтова, О. Мандельштама, А. Блока, М. Цветаевой; В ;В; Маяковского; Б. Пастернака, С. Есенина, И. Анненского, Б. Окуджавы, Б.Гребенщикова и; многих других. Кроме того, большое внимание уделено фольклорному тексту - цитирование сказок, заговоров; песен.
Т. Толстая часто?использует цитату как «точное воспроизведение какого-либо чужого фрагмента текста», но; при этом полностью меняется смысл. Как отмечает И:В: Фоменко,, «преобразование и формирование смыслов авторского текста и есть главная функция цитаты» (Фоменко: 1998; 73). В результате исследования мы пришли к выводу, что в романе Т. Толстой эта функция цитаты реализуется, прежде всего, за счет ее комического переосмысления. Далее мы покажем это на конкретных примерах, но сначала обратимся к общим особенностям цитирования в романе Т. Толстой.
В «Кыси» автором представленных «чужих» тестов является Федор Кузьмич. Большинство из них не имеют атрибуции, так как не упоминается истинный автор строк.
Мыслящие герои романа распознают «голоса» известных поэтов прошлого. «Свирель, запела на мосту, и яблони в цвету. И ангел поднял в высоту звезду зеленую одну. И стало дивно на мосту смотреть в такую глубину, в такую высоту...» Вот один голос. А вот допустим ... «Послушай, в посаде, куда ни одна нога не ступила, одни душегубы, твой вестник - осиновый лист, он безгубый, безгласен, как призрак, белей полотна!» - ведь это же совсем другой голос звучит» (Толстая: 2004; 43). Героиня понувствовала стилистические различия поэзии А. Блока и Б. Пастернака.
У Т. Толстой часто встречается цитаты, сконструированные из нескольких текстов: «Вот тебе и пожалуйста. Вот оно! Человек предполагает, а Бог-то располагает. Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу! Утратив правый путь во тьме долины! Жил, жил, солнышку радовался ...» (Толстая: 2004; 139). В данном случае наблюдаем сочетание народной мудрости и известные первые строки «Божественной комедии» Данте Алигьери из главы «Ад» в переводе М. Лозинского, после чего следует разговорная речь главного героя.
Федор Кузьмич строит свой монолог на основе цитат, взятых из стихотворения В.В. Маяковского «Разговор с фининспектором о поэзии», и стихотворения «Ночь» Б.Л. Пастернака: «Думаете, мне легко сочинять? Изводишь единого слова ради тысячи тонн словесной руды, ага. Забыли? Я ж об этом сочинял. Не спи, не спи, художник. Не предавайся сну. Да и окромя искусства дел невпроворот...» (Толстая: 2004; 70). В данном случае персонаж пользуется цитатой как элементом словаря. Неатрибутированная цитата используется как первичное средство коммуникации.
Примечательно, что Т.Толстая зачастую цитирует стихотворения в оригинале, иногда меняя пунктуацию или одно слово. Так, в случае с дантовским текстом точки заменены восклицательными знаками, что делает размышления Бенедикта более эмоциональными. Заключительное четверостишье романа «Кысь» принадлежит перу Н.В: Крандиевской-Толстой: О час безрадостный, безбольный! Взлетает дух, и нищ, и светел, И гонит ветер своевольный Вослед за ним остывший пепел (Крандиевская-Толстая: 1985; 76): Т. Толстая, изменив первую строку, возможно, желает подчеркнуть мгновенность, мимолетность тех или иных событий: «О миг безрадостный, безбольный!» (Толстая: 2004; 324).
Иногда, кажется, что Т.Толстая цитирует по памяти, не обращаясь к первоисточнику. Так случилось со стихотворением А.С. Пушкина «Нет, я не дорожу мятежным наслаждением». Сравним два текста: Т. Толстая: «Лежишь, безмолвствуя, не внемля ничему... И разгораешься все боле, боле, боле, ; И делишь, наконец, мой пламень поневоле» (Толстая: 2004;
