Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Мифологическая проза и ее бытование в Красноярском крае в XX веке 17
1.1. Характеристика культурных поселенческих традиций восточнославянского населения региона 17
1.2. Бытование мифологической прозы в региональной традиции 25
1.3. Принципы отбора текстов и классификации персонажей 38
Глава 2. Представления населения Красноярского края о домашних духах и их отражение в быличках 47
2.1. Домовой 47
2.2. Банник 85
Глава 3. Представления населения Красноярского края о людях со сверхъестественными способностями и их отражение в быличках 119
3.1. Разделение быличек на рассказы об обычных людях и о людях со сверхъестественными способностями 119
3.2. Ведьма ч,». 132
3.3. Колдун 174
3.4. Знахарь и знахарка... 199
Заключение 221
Список использованной литературы 224
Приложение 1. Указатель сюжетов быличек и бывалыцин Красноярского края о персонажах освоенного пространства 235
Приложение 2. Распространение сюжетов о персонажах освоенного пространства по территории Красноярского края
- Характеристика культурных поселенческих традиций восточнославянского населения региона
- Бытование мифологической прозы в региональной традиции
- Домовой
- Разделение быличек на рассказы об обычных людях и о людях со сверхъестественными способностями
Введение к работе
Мифологические представления являются важной частью не только архаической, но и современной духовной культуры народа. Существование мифологических представлений у современного человека подтверждают публикации полевых материалов разных регионов страны, сделанных в последние годы. Это материалы Русского Севера1, разных областей Центральной России2, Сибири3.
Изучение мифологической прозы представляется очень важным. Подобное исследование имеет историко-культурное значение, так как углубляет существующие представления о традиционной культуре, ее трансформациях в современном мире.
Актуальность исследования. Былички, отражающие народные верования, привлекали внимание фольклористов еще в XIX веке, когда мифологическую прозу использовали как источник информации о верованиях, бытующих в крестьянской среде, то есть обращались к ней в этнографическом аспекте. Записи ученых XIX века до сих пор служат источниками для фольклористов и этнографов, а их исследования — материалом для сопоставления. В этнографическом аспекте сегодня ведут исследования Г.Н. Базлов4, А.К. Байбурин5 и другие.
Долгое время быличка не рассматривалась как художественное явление, и только со второй четверти XX века стала изучаться как фольклорный текст, ' обладающий художественной ценностью. Об эстетической ценности жанра В.П. Аникин писал: «Бессознательное художественное творчество в быличках достигает необычайной выразительности и пластичности в вымысле, в формах рассказа, и безотносительно к религиозно-бытовой ... установке жанра составляет высокую историческую и общественную ценность» .
В настоящее время быличка изучается в разных аспектах. Так, после публикации работ В.Я. Проппа7, давшего чёткие критерии определения
фольклорного жанра, былинки стали изучать как особый фольклорный жанр. В жанровом аспекте быличку начала изучать Э.В. Померанцева,8 в работах которой проводятся границы между близкими жанрами несказочной прозы, рассматривается поэтика, отмечаются особенности бытования жанра в европейской части России до середины XX века
В жанровом аспекте быличку рассматривал также В.П. Зиновьев, и результатом его исследований стало учебное пособие «Жанровые особенности быличек» , в котором изучается поэтика быличек, в том числе образы персонажей и композиционные особенности.
В девяностые годы XX века исследователи уделяют жанровой специфике быличек меньше внимания, а исследуют мифологическую прозу в других аспектах.
Сюжетно-классификационные исследования, которые ведутся как на региональном, так и общероссийском материале, дают результаты в виде различных указателей. Первый указатель сюжетов мифологической прозы по материалам европейской части России был составлен С.Г. Айвазян10 при участии О. Якимовой под руководством Э.В. Померанцевой. Чуть позднее В.П.Зиновьев составил подробный указатель сюжетов быличек и бывалыцин Восточной Сибири на материалах Забайкалья и Иркутской области11. Вскоре появились дополнения и продолжения этих работ. В начале девяностых годов Н.А. Гордеева составила указатель сюжетов
1 *У
быличек и бывалыцин Омской области, являющийся дополнением указателя В.П. Зиновьева. Е.С. Ефимова предложила новый подход к классификации сюжетов, обозначенный ею как классификация «по сквозным функциям мифологических персонажей»: исследовательница сводит мотивы быличек в три блока: антагонист в реальном мире, герой в антимире и последствия контакта героя с антимиром в реальном мире.
Новые возможности изучения быличек открыли исследователи, работающие в этнолингвистическом аспекте. Так, О.А. Черепанова14 и Л.Н. Виноградова и СМ. Толстая15 создали указатели персонажей. О.А.
Черепанова классифицирует совокупность мифологических персонажей,
опираясь на степень их ирреальности и набор дифференциальных
» признаков. Исследовательнице важна «возможность моделировать
системы мифологических представлений для определенного региона и на определенном хронологическом уровне».16 Л.Н. Виноградова и СМ. Толстая создали «универсальную систему признаков, достаточную для идентификации любого мифологического персонажа в пределах
1 "7
славянского ареала». Цель их классификации персонажей — «определить возможность сопоставительного анализа демонологических систем разных этнических традиций»18.
В историко-генетическом аспекте мифологическую прозу изучает Н.К. Козлова, которая рассмотрела и систематизировала сюжеты об одном персонаже — мифическом любовнике, показав эволюцию представлений и сюжета19.
В мифолого-семантическом аспекте ведут работу Н.А. Криничная и К.Э. Шумов21, которые прослеживают истоки и рассматривают полисемантизм образов мифологических персонажей. Однако эти исследователи опираются не только ^^быличку, но и на другие жанры фольклора.
На границе между этнографическим, этнолингвистическим и мифолого-семантическим аспектами ведет работу Г.В. Медведева , которая исследовала сюжеты . и представления о людях со сверхъестественными способностями, а также семантику этих образов, опираясь на лингвистические данные.
Таким образом, актуальность нашего исследования прослеживается в различных аспектах: обращении к активно изучаемому жанру, сюжетно-классификационном и мифолого-семантическом подходе к материалу; в региональном подходе к изучению материала.
Методология исследования. В настоящее время в фольклористике универсальными подходами к изучению собранного материала являются
типологический и региональный. Эти подходы предполагают разные векторы исследования. Типологический подход используется для диахронных наблюдений, выявления жанровой специфики, историко-типологических закономерностей и генетических связей фольклора разных народов. В рамках типологического подхода к быличкам были выявлены закономерности, которые привели к созданию указателей сюжетов и персонажей.
Региональный подход позволяет глубоко изучить традиции конкретной местности, региональные, локальные и микролокальные особенности любой составляющей сибирского или российского фольклора. Так, внутри сибирской традиции можно выявить жанровые преобладания отдельных регионов, корпусы сюжетов в различных жанрах, этнические и поселенческие зависимости, особенности бытования конкретного жанра.
Известный исследователь фольклорной культуры Б.Н. Путилов отмечал необходимость и важность регионального подхода при изучении фольклора и посвятил региональному / локальному началу в фольклоре не только статью , но и главу в монографии, где отмечает: «Фольклор данного этноса следует рассматривать как систему локальных традиций»24, потому что «реальная жизнь элементов фольклорной культуры сосредоточена именно на региональном / локальном уровнях. Здесь её надо изучать во всей конкретике, многообразии»25. Именно поэтому изучение фольклора конкретного региона учёный считает «вполне корректной задачей»26.
В рамках регионального подхода современными исследователями уже рассматривалась в различных аспектах мифологическая проза Севера России27, Урала28, в Сибири исследованы материалы Иркутской области и Забайкалья29, Омской30 и Новосибирской областей.31 Материалы Красноярского края до сих пор не были изучены на уровне научных публикаций и диссертационных исследований, и данная работа восполняет этот пробел.
Новизна данной работы проявляется в нескольких аспектах. В научный оборот впервые вводятся записи, отражающие мифологические представления населения Красноярского края последней трети XX века. В работе проводится классификация собранного в регионе материала и его семантический анализ.
Данная работа впервые исследует фольклорную культуру края как культуру региона, неоднородного по составу населения и природным условиям и характеризующегося локальностью традиций. Как будет показано ниже, мы не рассматриваем отдельно каждый локальный очаг, а сводим данные к условным типам старожильческой и новопоселенческой культур.
На поселенческие зависимости накладываются влияния климата и ландшафта, усиливая неоднородность локальных фольклорных культур региона. О наличии таких влияний на фольклор писали В.П. Зиновьев и М.Н. Мельников, который отмечал: «Возврат к географическому детерминизму был бы шагом назад. Тем не менее, целиком отбрасывать влияние географической среды на духовную жизнь ... нельзя. Конечно, влияние это ... опосредованное, ... но отразилось и на фольклоре сибиряков» . О важности влияния сибирских условий на адаптацию крестьян пишет в своей монографии историк Б.Е. Андюсев.34 Мы исследуем в этой связи поселенческие зависимости, отразившиеся в мифологической прозе. Впервые сопоставляются мифологические представления старожилов и новопоселенцев, проживающих в регионе.
В нашем исследовании не уделяется внимания этническим зависимостям. Диссертант не рассматривает их по двум причинам: во-первых, наши материалы не. всегда имеют фиксацию этнической принадлежности информантов; во-вторых, значительная часть славянского населения края не идентифицирует себя как носителя определенной этнической культуры.
Внутри региональной традиции мы впервые рассматриваем специфику персонажей мифологической прозы, актуализированность явных и потенцию скрытых значений образов в разных поселенческих традициях Красноярского края. Впервые применен семантический метод для анализа группы текстов, выделенных по месту постоянной локализации персонажей.
Особенности бытования жанра рассматривали многие ученые, изучение позднего этапа бытования мифологической прозы начато в работах В.П. Зиновьева и М.Н. Мельникова, но этот вопрос в науке разработан недостаточно. Наша работа является одной из попыток изучения позднего этапа бытования (конец XX века) мифологической прозы на территории Красноярского края.
Объект и предмет исследования. Объектом данного исследования являются тексты традиционной мифологической прозы, записанные в период с 1979 по 2004 год у населения Красноярского края. Мы рассматриваем особый круг быличек - рассказы о персонажах освоенного пространства. Предмет исследования — семантика образов персонажей мифологической прозы, постоянно находящихся в освоенном пространстве. Основное внимание мы уделяем семантике и актуализированности значений образов персонажей в разных поселенческих традициях края.
В середине XX века в фольклористике началось разделение мифологической прозы на жанры. Исследователи разделили предания, легенды и былички35; следующим этапом стало разделение жанров былички и бывальщины, которое начала Э.В. Померанцева36. В настоящее время в науке существует множество определений былички и бывальщины, и каждый автор определения подчеркивают отдельные приметы жанров, которые он считает релевантными37.
Параллельно разграничению жанров, в современной науке существует встречная тенденция: использование быличек и бывальщин как
однотипного источника информации38. Для достижения цели и задач,
поставленных в данной работе, мы используем мифологическую прозу
» подобным образом, то есть, привлекаем для анализа как собственно
былички, так и бывальщины.
Основным критерием отбора текстов для анализа послужило место локализации персонажа, его соотнесённость со «своим», «освоенным» пространством в оппозиции своё/чужое, освоенное/неосвоенное.
К настоящему времени в науке сложились два взгляда на «своё» и «чужое» пространства. «Освоенное пространство» в узком понимании -это дом, защищенный от вмешательства извне различными видами магии. Эту точку зрения высказал Б.А. Рыбаков.
Другая точка зрения на «освоенное пространство» изложена в ряде статей А.К. Байбуриным, который называет дом центром освоенного пространства40, само же освоенное пространство представляет собой весь населённый пункт. Такое определение границы освоенного пространства основывается на семантике очистительных и защитных обрядов. Так, обряды опахивания и возжигания деревянного огня, когда актуализируется граница между освоенным и неосвоенным пространствами, проводятся именно на границах населённого пункта.41 Этой же точки зрения придерживается Т.Б. Щепанская, которая, анализируя модели мира, противопоставляет «своё пространство» - деревню - «неосвоенному пространству» - дороге и лесу.'42
Вторая точка зрения на границу освоенного пространства представляется нам более убедительной, поэтому в настоящей работе понятие «освоенное пространство» используется во втором смысле, то есть как весь населенный пункт (деревня).
В материалах Красноярского края в освоенном пространстве традиционно и постоянно находятся две группы персонажей: домашние духи (домовой и банник) и люди со сверхъестественными способностями (ведьма, колдун, а также знахарь и знахарка). Объединение персонажей
о,
освоенного пространства в отдельную группу впервые была предложено Е.А. Самоделовой в статье «Былинки о колдунах и домашних духах в сопоставлении со свадебной магией».43 Хотя исследовательница не использует термин «освоенное пространство», именно она объединила в одну группу домашних духов и людей со сверхъестественными способностями.
Прочие персонажи несказочной прозы в данной работе рассматриваться не будут, так как не соответствуют избранному критерию отбора — стабильной локализации в освоенном пространстве. Мы не рассматриваем в работе духов природы, так как в быличках региона они появляются в освоенном пространстве лишь эпизодически. Другие персонажи появляются в нем только в определённое время (шуликуны — в «страшные вечера», покойники — перед большими праздниками и при нарушении запретов), третьи могут появляться в указанном пространстве в случае нарушения людьми запретов (змей-любовник, черт-дьявол), либо исполнения специальных манипуляций (змей-помощник). Новые персонажи, появившиеся в современной городской культуре или отдельных профессиональных и социальных группах (халява и др.) нами рассматриваться не будут.
Целью данной работы является выявление региональной специфики персонажей освоенного пространства на сюжетном и семантическом уровнях.
Перед нами стоят следующие задачи:
Охарактеризовать состояние мифологической прозы в регионе и ее зависимость от поселенческой принадлежности информанта, возрастных и социальных факторов.
Установить состав персонажей освоенного пространства у основных поселенческих групп края и сюжетный состав мифологической прозы об этих персонажах.
Выявить спектр представлений о персонажах и их особенности у представителей разных поселенческих групп.
Выявить поселенческие зависимости, отразившиеся в представлениях о конкретном персонаже и способы реализации этих представлений в тексте.
5. Сопоставить старожильческую и новопоселенческую традиции
Красноярского края как между собой, так и с восточносибирской
традицией, описанной В.П. Зиновьевым44, а также с доступными
материалами европейской части России. Понятие европейской традиции
России - собирательное, так как очевидно, что эта традиция неоднородна.
Нам было важно сравнить материалы Красноярья с материалом
метрополий, откуда прибыли на территорию края переселенцы. Поэтому
мы использовали материалы Русского Севера и Центральной России
(Прикамье) с целью выявить наличие/отсутствие региональных
особенностей в мифологических представлениях и быличках
Красноярского края на сюжетном и семантическом уровнях.
Методы данного исследования — описание выявленных этнографических и художественных фактов, нашедших свое отражение в мифологической прозе; сравнительно-сопоставительный и типологический анализ текстов, мифологосемантический и статистический методы.
Источники. Мифологические представления в крае фиксировались в конце XIX - начале XX века учеными-этнографами А.А.Макаренко45, В.С.Арефьевым46 М.В.Красноженовой47 и другими. Однако тексты мифологической прозы в их работах единичны.
Систематически мифологическая проза стала записываться с семидесятых годов XX века фольклорными экспедициями разных вузов края. Это Красноярский педагогический институт (ныне университет), Государственный университет, Лесосибирский пединститут, Абаканский пединститут. Основной корпус текстов, на который опирается работа, является материалами фольклорного архива КГПУ. Другие материалы являются дополнительными к этому корпусу. Всего в архиве КГПУ
хранится более тысячи двухсот текстов, из которых использовалось для анализа около семисот текстов быличек и бывалыцин. Дополнительные материалы дала собирательская работа диссертанта (46 текстов).
Для сопоставления и выявления регионального своеобразия нашего материала мы использовали публикации собирателей конца XIX - начала XX века и отдельные исследования этого времени. Кроме того, были привлечены сюжетные указатели и исследования мифологической прозы различных регионов, а также мифологические и этнолингвистические словари разных авторов.48
Научно-практическая значимость данной работы обусловлена
введением в научный оборот неизвестных ранее данных, а также тем, что
ее результаты могут быть использованы в учебных курсах по фольклору в
высшей школе. Работа представляет интерес для педагогов
дополнительного образования, составляющих авторские учебные
программы по фольклору и народной культуре. В этом случае материал
нашей работы может являться частью регионального компонента
программ. Приложение к работе может быть использовано при
составлении общесибирского указателя сюжетов и мотивов быличек и
бывалыцин. V
Апробация работы. Разделы диссертации обсуждались на заседаниях кафедры русской литературы Красноярского государственного педагогического университета. Отдельные части работы были представлены в виде докладов и сообщений на научно-практической конференции преподавателей, аспирантов и студентов филологического факультета (г. Красноярск, 1998, 2004); вторых параславянских чтениях «Сибирская локально-этническая культурная ситуация в конце XX века» (г. Красноярск, 1998 г.); Шастинских чтениях и XI научно-практическом семинаре «Народная культура Сибири» (г. Иркутск, 2002 г.), славянских чтениях «Мифологическое, каноническое и светское в русской культуре и
языке» (Красноярск, 2003). Основные положения диссертации изложены в тезисах докладов на конференциях и в опубликованных статьях.
Структура работы.
1.Введение. Во введении обосновывается актуальность избранной темы, раскрывается научная новизна работы, ставятся задачи исследования. В этом же разделе предлагается краткий обзор изучения мифологической прозы в Восточной Сибири, названы источники материалов и справочная литература.
П. Основная часть состоит из трех глав.
Первая глава говорит об истории заселения края, мифологических представлениях восточнославянского населения и бытовании мифологической прозы в регионе в конце XX века.
Вторая глава анализирует персонажей быличек о домашних духах. Третья глава посвящена анализу персонажей быличек о людях со сверхъестественными способностями.
Ш. В Заключении излагаются основные выводы работы, намечаются дальнейшие перспективы в изучении темы.
В приложении дается указатель сюжетов быличек об изученных персонажах.
На защиту выносятся следующие положения: V
На позднем этапе исторической жизни (XX век) мифологическая проза Красноярья переживает процесс не только разложения; но и полноценного бытования.
В Красноярском крае у новопоселенцев и старожилов существуют отличия в сфере мифологических представлений.
Мифологические персонажи Красноярья отличаются от персонажей европейской части России: при их несомненном родстве отмечается несовпадение номинаций, обликов, актуализированных значений в образах в европейской России и Центральной Сибири.
- Мифологическая проза Красноярского края о персонажах
освоенного пространства имеет региональные особенности на уровне как
поверий, так и на уровне текстов;
- Как будет показано в работе, сюжетный состав мифологической
прозы Красноярья, при несомненной общности, не совпадает с сюжетным
составом мифологической прозы Восточносибирского региона, равно как
Западной Сибири, что дает основания для вьщеления территории
Красноярского края как самостоятельной фольклорной зоны
Центральной Сибири.
ПРИМЕЧАНИЯ
I Дранникова Н.В., Новиков Ю.А. Фольклорная экспедиция на Кулой // Живая старина. - 2003. - № 2. -
С.36-38, и др.
22 См, например, Трушкина Н.Ю.Русалки и подобные им в традиционной культуре Ульяновской области // Живая старина, - 2001. - № 3. - С. 45-46, Запорожец В.В. Московские домовые // Живая старина.-2001.-№3.-С.46-48 и др. публикации. .
3 Гордеева Н.А.Указатель сюжетов быличек и бывалыцин Омской области (1978 - 1984) // Актуальные
проблемы сибирской фольклористики. Межвузовский сборник научных трудов. — Иркутск, 1991. С. 99 -
112.; Рождественская ночь: Сборник/ Составление, предисловие, очерки, подготовка текстов и
комментарии Г.В. Афанасьевой-Медведевой. - Иркутск: Восточно-Сибирское книжное издательство,
1994.-416 с.
4 Базлов Г.Н. Поверья об «огненном змее» в Тверской области. - Живая старина. - 1996. - № 4. - С.49-50
3 Байбурин А.К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян. - Л.: Наука, 1983. — 191 с. и др.
работы.
Аникин В.П. Художественное творчество в жанрах несказочной прозы // Русский фольклор.-Л., Наука, 1972.Т. 13. -С. 15.
7 Пропп В.Л. Принципы классификации фольклорных жанров // Пропп В.Я. Фольклор и действительность. Избранные статьи. - M., Наука, 1976. - С. 35-54. Пропп BJL Жанровый состав русского фольклора // Пропп В Л. Фольклор и действительность. Избранные статьи. - M., Наука, 1976. -С.46-82.
* Померанцева Э.В. Жанровые особенности русских быличек //История, культура, фольклор и этнография славянских народов.УІ Международный съезд славистов. - М., Наука, 1968; Ее же. Русские рассказы о домовом. // Славянский фольклор. - М., Наука, 1972.; Ее же. Мифологические персонажи в русском фольклоре. - M., Наука, 1975; и др.
Жанровые особенности быличек. Пособие по курсу УНТ. / Сост. В.П. Зиновьев. - Иркутск, 1974. - 90 с. 10 Айвазян С.Г. Указатель сюжетов русских быличек и бывалыцин о мифологических персонажах // Померанцева Э.В. Мифологические персонажи в русском фольклоре. - M.: Наука, 1975. - С. 162-184.
II Зиновьев В.П. Указатель сюжетов сибирских быличек и бывалыцин // Локальные особенности
русского фольклора Сибири. Публикация Н.А. Новиковой, И.Г. Зиновьевой. - Новосибирск, Наука, 1985.
-С. 62-76.
12 Гордеева Н.А.Указатель сюжетов быличек и бывалыцин Омской области (1978 - 1984) // Актуальные
проблемы сибирской фольклористики. Межвузовский сборник научных трудов. - Иркутск, 1991. С. 99 -
112.
13 Ефимова Е.С. Основные мотивы русских быличек. Опыт классификации // Сказка и сказочная проза. -
М.: Наука, 1992. -С. 52-63
/
14 Черепанова О.А. Мифологическая лексика русского Севера. - Л.: Наука, 1983. - 169 с. Мифологические рассказы и легенды Русского Севера / Сост. и автор коммент. О.А. Черепанова. СПб.: Изд-во С.-Петербург, ун-та, Наука, 1996. - 212 с.
13 Виноградова Л.Н., Толстая - СМ. К проблеме идентификации и сравнения персонажей славянской мифологии //Славянский и балканский фольклор. Верования. Текст. Ритуал. - М.: Наука. 1994.- С. 16-42.
16 Черепанова О.А. Мифологическая лексика... - С.18.
17 Виноградова Л.Н., Толстая СМ. К проблеме идентификации ... - С.40.
18Там же.-С. 18.
19 Козлова Н.К. Восточнославянские былички о мифическом любовнике. Опыт систематизации сюжетов.
Автореф. дис. канд. филол. наук. - М., 1996. - 23 с.
20 Криничная Н.А. Русская народная мифологическая проза. Истоки и полисемантизм образов. Т. 1,2. -
СПб., Наука, 2001 и др. работы
21 Былички и бывальщины. Старозаветные рассказы, записанные в Прикамье / Сост. К. Шумов. - Пермь,
1991.-412 с, и др. работы.
22 Медведева Г.В. Колдун, знахарь в русских мифологических рассказах, представлениях Восточной
Сибири. Структура и содержание образов. Ареалы и семантика наименований. Автореф. дис. канд.
филол. наук. - Улан-Удэ, 1997.-25 с.
Путилов Б.Н. О региональном аспекте изучения фольклорной культуры // Актуальные проблемы сибирской фольклористики. Межвузовский сборник научных трудов. - Иркутск, 1991. - С19-30.
24 Путилов Б.Н. Фольклор и народная культура. - СПб.: Наука, 1994. - С. 146.
25 Путилов Б.Н. О региональном аспекте...- С.20.
26 Путилов Б.Н. Фольклор и народная культура...- С. 146.
27 Черепанова О.А. Мифологическая лексика Русского Севера. - Л.: Наука, 1983. - 169 - С. Ее же.
Мифологические рассказы и легенды Русского Севера / Сост. и автор коммент. О.А. Черепанова. - СПб.:
Наука, 1996.-212 с.
28 Былички и бывальщины. Старозаветные рассказы, записанные в Прикамье /Сост. К. Шумов. - Пермь,
1991.-412 с. и др.
29 Зиновьев В.П. Указатель сюжетов сибирских быличек и бывалыцин // Локальные особенности
русского фольклора Сибири. Публикация Н.А. Новиковой, И.Г. Зиновьевой. - Новосибирск, Наука, 1985.
- С. 62-76. Его же. Мифологические рассказы русского населения Восточной Сибири / Сост. В.П.
Зиновьев. - Новосибирск: Наука, 1987. - 400 с. и др. работы.
30 Гордеева Н.А. Указатель сюжетов быличек и бывалыцин Омской области (1978 - 1884) // Актуальные
проблемы сибирской фольклористики. Межвуз. сб. научн. трудов. - Иркутск, 1991.- С.99-112; Козлова
Н.К. Восточнославянские былички о мифическом любовнике. Опыт систематизации сюжетов. Автореф.
дис. канд. филол. наук -М., 1996. - С. 9-11. Данная работа рассматривает материалы не только Омской
области, но записи, сделанные в Омской области, являются одним из источников исследователя.
31 Мельников М.Н. К вопросу о бытовании быличек и легенд в наши дни // Сибирский фольклор. -
Новосибирск, 1976. Вып. 3. - С. 36-47.
32 Русские сказки Забайкалья / Подгот. текстов, статья и комментарии В.П. Зиновьева. - Иркутск, 1989. -
С. 7.
33 Мельников М.Н. Фольклорные взаимосвязи восточных славян Сибири. Фольклор старожильческого
русского населения: опыт типологии. Учебное пособие. - Новосибирск, 1988. - С. 65.
Андюсев Б.Е. Традиционное сознание крестьян-старожилов Приенисейского края 60-х гг. XVIII- 90-х гг. XIX вв.: опыт реконструкции: Монография. - Красноярск: РИО КПТУ, 2004.- С.63-87. 33 см., например, Соколова В.К. Изображение действительности в разных фольклорных жанрах (на примере соотношения преданий с историческими песнями и былинками) // Фольклор и историческая действительность. Русский фольклор. Т.ХХ. - Л.: Наука, 1981. - С.35-44; и др.
36 см., например, Померанцева Э.В. Жанровые особенности русских быличек // История, культура,
фольклор и этнография славянских народов. YI Международный съезд славистов. - М.: Наука, 1968. - С.
274 - 292. Ее же. Рассказы о мифических существах и их жанровые особенности // Русская устная проза.
- М., Просвещение, 1985. - С. 173-184 . и др.работы.
37 см., например, Криничная Н.А. Русская народная мифологическая проза. Истоки и полисемантизм
образов. Т.1. Былички, бывальщины, легенды, поверья о духах - «хозяевах». - СПб., Наука, 2001. - СЮ;
Цивьян Т.В. Оппозиция мифологическое - реальное в поздних мифопоэтических текстах // Малые
формы фольклора. - М.: Наука, 1995. - С 133; Левинтон Г.А. Замечания о жанровом пространстве //
Судьбы традиционной культуры. Памяти Ларисы Ивлевой. - СПб., 1998. - С 61; Зуева Т.В., Кирдан Б.П.
Русский фольклор: учебник для высших учебных заведений. -4-е изд., - М., Флинта: Наука, 2002. - С183.
38 См., например, Афанасьева-Медведева Г.В. Колдун, знахарь в русских мифологических рассказах,
представлениях Восточной Сибири. Структура и содержание образов. Ареалы и семантика
наименований. Автореф. дис. канд. филол. наук. Улан-Удэ, 1997.-25 с; Криничная Н.А. Русская
народная мифологическая проза: Истоки и полисемантизм образов. Т. 2. Былички, бывальщины,
легенды, поверья о людях, обладающих магическими способностями. - Петрозаводск: Карельский научный центр РАН, 2000. - 410 с. Б же. Сынове бани. Мифологические рассказы и поверья о баеннике // Этнографическое обозрение. - 1993. - № 4. - С. 66-75. и др.
39 См. об этом: Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. Гл. 10. «Дом в системе языческого
мировоззрения». - М.: Наука, 1987. - С. 460-517.
40 Байбурин А.К. Ритуал: между биологическим и социальным // Фольклор и этнографическая
действительность. - СПб.: Наука, 1992. - С. 26.
41 См., например, Макаренко А. А. Почитание огня у крестьян - сибиряков Енисейской губернии //
Живая старина. - 1897. - Т. 2. - С. 249; Зеленин Д.К. Восточнославянская этнография. - М.: Наука, 1991. -
С. 96, параграф 29. Байбурин А.К. Ритуал: старое и новое // Историко-этнографические исследования по
фольклору. Сб. статей памяти С.А. Токарева. - М., Восточная литература, 1994. - С. 35-48. Азбелев С.Н.
Опахивание в Калужской губернии // Живая старина - 1996 - № 4.- С.34-35.
42 Щепанская Т.Б. Собака - проводник на грани миров // Этнографическое обозрение - 1993 - № 1 - С.
71-79.
43 Самоделова Е.А. Былички о колдунах и домашних духах в сопоставлении со свадебной магией //
Сказка и несказочная проза. - М.: Наука, 1992. - С. 63-82.
44 Мифологические рассказы русского населения Восточной Сибири / Сост. В.П. Зиновьев. -
Новосибирск: Наука, 1987. - 400 с.
45 Макаренко А.А. Сибирский народный календарь в этнографическом отношении. - СПб., 1913.- С.86-
87,160 и др. Его же. Почитание огня у крестьян-сибиряков Енисейской губернии // Живая старина, 1897.
Т.2.-С.247.
46 Арефьев В. Материалы по этнографии Енисейского уезда Енисейской губернии // Известия ВСОРГО.
1902. т. 32, № Уі. - С. 124 и др.
47 Материалы Красноярского краеведческого музея (далее ККМ) основной фонд (далее о/ф) 7886,
единица хранения 120,127 и др.
48 Мифологический словарь / Гл. ред. Е. Мелетинский. - М.: Советская энциклопедия. 1991. - 736с;
Славянская мифология. Энциклопедический словарь. - М.: Эллис Лак, 1994. - 416 с. Русский
демонологический словарь. Автор-составитель Т.А. Новичкова. - СПб.: Петербургский писатель, 1995. -
639 с; Власова М.Н. Новая Абевега русских суеверий. -СПб.: Северо-Запад, 1995.-383 с; Славянские
древности. Этнолингвистический словарь. - М.: Международные отношения, 1995.- Т. 1,2.
Характеристика культурных поселенческих традиций восточнославянского населения региона
Население Красноярского края, как и других регионов Сибири, неоднородно. По материалам конца XX века у восточнославянского населения края в работе, вслед за исследователями — регионоведами (В .А. Александров, Г.Ф. Быконя, Б.Е. Андюсев, П.Н. Павлов и др.), были выделены два типа поселенческих культур: старожильческая и новопоселенческая, имеющие релевантные признаки. Кроме того, в наших материалах выявился третий тип - позднепоселенческий, не имеющий стабильных черт.
Старожилами на территории Красноярья называют потомков нескольких потоков переселенцев. Историками доказано, что старожильческое население Красноярского края, появившееся в XVII веке, является выходцами из регионов Русского Севера. Вот что пишет об этом В.А. Александров: «Материалы очевидно свидетельствуют о том, что давно установившееся мнение о преимущественно поморском происхождении русских переселенцев в отношении Енисейского края безусловно правильно».1 Далее он отмечает: «В подавляющей части переселенцы были выходцами из Северного и Центрального Поморья (Двинского, Устюгского, Важского, Яранского и Сольвычегодского уездов - преобладают)». Историки отмечают, что основная масса первых русских переселенцев проживала «в бассейне Нижнего и Среднего Енисея» , то есть в приполярном Туруханско - Таймырском, Енисейском и Красноярском районах.4
В XVIII и XIX веках в Красноярский край устремляется второй и последующие потоки переселенцев: это жители центральных губерний России (Нижегородской, Казанской, Московской и др.).5 Представители разных наук отмечают, что с начала заселения края русскими через край прошло несколько переселенческих потоков.6
Так, по свидетельству Б.Е. Андюсева, во второй половине XIX века сибиряки считали старожилами тех, кто проживал здесь 25 и более лет7. По мнению исследователя, именно такому сроку есть ряд объяснений: «За четверть века переселенец «вживался в образ старожила», терял связь с родными краями, через детей роднился со старожилами ... Хозяйство крестьянина за такой срок давно уже становилось средним или зажиточным. Но все же, по сибирским понятиям, наиболее важной была связь через кладбище, через «могилки»: за 25-30 лет родственники переселенца находили вечный приют на сибирской земле» .
На взгляд фольклориста Н.А. Новоселовой, «применительно к началу XX века можно говорить о существовании в крае раннестарожильческой и позднестарожильческой культур. Если первая начала складываться на территории нашего края в XVII в., то вторая формировалась в XVTII — XIX вв. В наши дни люди, являющиеся носителями второй традиции, также считают себя старожилами».9
Таким образом, понятие «старожил» достаточно условное, так как сама старожильческая культура Красноярья неоднородна и включает в себя элементы культуры переселенцев из разных губерний России. Так, в Приангарье, где контактировали разные переселенческие потоки, в результате взаимодействия разных культур возникают совершенно отличающиеся друг от друга типы ареальных традиции.
Признавая эту отмеченную учеными неоднородность, мы в данном исследовании называем старожилами всех, кто приехал в регион до начала XX века.
Сегодня старожилы занимают целые ареалы в Приангарье (Кежемский и Богучанский районы) и Казачинском районе. Кроме того, старожильческие деревни есть в других районах края: Бирилюсском, Емельяновском, Каратузском, Курагинском11, и др. Случилось это из-за внутрирегиональных миграций, которые описал Г.Ф. Быконя. В частности, он отмечал, что рост населения края в центральных и южных районах в XVIII веке шел «главным образом, за счет внутрисибирских перемещений населения»1 , а «земледельческие ... районы были районами интенсивных внутренних и внешних миграций»13. Так, на юг края были переселены .крестьяне из нынешней Новосибирской области: «Первоначальными обитателями Минусинска были приписанные управлением колыванских заводов к ирбинскому заводу крестьяне»14. В Минусинский район, на юг края переселяли большие семьи «из дальних районов Енисейской провинции» 15. Считается, что «главным ... толчком для колонизации южной части округа явилось горное дело»16.
В начале XX века территорию края по столыпинской реформе стали осваивать жители южных губерний России, Украины и Белоруссии (Смоленская, Могилевская, Орловская и др.), то есть новопоселенцы. Расселение прибывающих людей было различным: они могли поселиться в старожильческую деревню или основать собственную. В случае компактного проживания новопоселенцы сохраняли свою фольклорную культуру в силу ряда причин. Среди них: хорошее знание культуры метрополии, желание сохранить наследие предков, противопоставление своей традиции окружающей культуре. Кроме того, материалы показывают, что значительная часть деревень центральной, восточной и южной групп районов, где сегодня преобладает смешанная и новопоселенческая культура, возникли еще в XVIII — XIX веках . Количество новопоселенцев в данных районах было настолько большим, что старожилы практически растворились среди вновь прибывших. В результате в крае, как и в других регионах Сибири, возникали разные типы поселений. На материале Новосибирской области эти типы описаны М.Н. Мельниковым.18 Так как его работы известны и доступны, мы не цитируем исследователя, а только ссылаемся на него.
Поскольку процессы, происходившие в Новосибирской области и Красноярье, совпадают, многие из названных исследователем типов можно отметить и в нашем крае. Экспедиционные материалы позволили определить, что широко распространенными типами поселений в крае являются третий, седьмой, восьмой, девятый, десятый, двенадцатый, тринадцатый, четырнадцатый типы по классификации МН. Мельникова19. Примером третьего типа является д. Яркино Богучанского р., восьмого — д. Данилки Тасеевского района, тринадцатого - д. Малиновка Иланского р.
В результате миграций в начале XX в. в отдельных районах региона возникает культура, которую можно определить как смешанную. Такими стали ранее старожильческие Енисейский и Мотыгинский районы, в которых к настоящему времени на старожильческую основу наложились сильные новопоселенческие влияния.
В целом изучение культурной традиции края подтверждает тезис о мозаичности сибирской культуры, вьщвинутый М.Н.Мельниковым. Он вполне обоснованно писал об «исключительной этнической пестроте населения и очаговости культуры Сибири»20.
Бытование мифологической прозы в региональной традиции
Как уже отмечалось, мифологическая проза в Красноярском крае стала фиксироваться в конце XIX - начале XX века. Однако преимущественно она записывалась как иллюстрации к материалу по верованиям населения Енисейской губернии. На территории края такие записи делали А.А. Макаренко , B.C. Арефьев , А.А. Савельев и другие. Текстов быличек о персонажах освоенного пространства, зафиксированных этими исследователями, всего около двух десятков, и в ряде случаев в них отсутствует указание места записи.
В двадцатые годы XX века региональная коллекция быличек увеличилась на два десятка единиц благодаря собирательской работе М.В. Красноженовой,29 однако рассказов о персонажах освоенного пространства в ее материалах нами обнаружено менее десяти. В большей степени записи М.В.Красноженовой представляют интерес как фиксация существовавших в крае поверий.
Поскольку записей мифологической прозы начала XX века немного, проследить ее бытование в продолжение XX века сложно, ибо основное количество записей сделано в последней трети XX века. Некоторые мифологические представления начала века отразились в архивных материалах, освещающих народный календарь, семейные обряды, народную медицину и прочее.30 Однако имеющиеся материалы не позволяют однозначно определить состояние мифологической традиции в конце XIX - начале XX века и тенденцию развития мифологической прозы Красноярья в начале XXI века: бытует ли она активно относительно начала XX века или затухает. Материалы, которыми мы пользовались, создают впечатление активного бытования жанра, однако для диахронных — наблюдений у нас недостаточно текстов.
Что касается последней трети XX - начала XXI века, мифологическая проза бытует в Красноярском крае по всей территории. Записи сделаны фольклорными экспедициями КГПУ и КГУ в 34 районах и 3 городах края. Всего записано около тысячи трехсот текстов. Территория севера края относилась к зоне фольклорного обследования Лесосибирским пединститутом, на юге края вел собирательскую работу Абаканский пединститут, однако фольклорные архивы в этих учебных заведениях не сохранились, и поэтому не могли быть использованы в настоящей работе. Из общего количества текстов быличек для анализа были отобраны семьсот двенадцать произведений о персонажах освоенного пространства. При работе использовались и не отразившиеся в таблице тексты о применении сельскохозяйственной магии обычными людьми, об охране личной «доли» от вмешательства других людей, об использовании детских оберегов и т.д. Различные поверья, которые могли напрямую не относиться к персонажам освоенного пространства, помогли представить общую картину распространения магических знаний и представлений о должном образе действий людей внутри освоенного пространства и откорректировать картину, создаваемую быличками.
Возникает вопрос, чем объясняется наличие в региональной традиции XX века такого большого количества быличек, ведь практически с начала изучения жанра исследователи предрекали ему скорую смерть из-за разложения традиционных представлений, изменения мировоззрения человека и по другим причинам.31 Однако знакомство с научной литературой убеждает, что мифологическая традиция региона соответствует состоянию общерусской традиции в этом жанре. Количество записей, сделанных во второй половине XX века по всей стране, показывает, что судьба мифологической прозы не сводится только к угасанию. У людей, ведущих традиционный образ жизни, былички бытуют довольно активно. Исследователями установлены причины существования мифологических представлений: это склонность человека к одушевлению природы32, а также недостаточность личного опыта для философских обобщений и рационального восприятия мира. Причины бытования быличек совпадают с ними. В силу этих причин традиционные былички создаются в наше время. Так, в 1998 г. нами записан в г. Красноярске рассказ молодой женщины о том, как перед свадьбой в 1981 г. домовой приходил и поправлял на ней одеяло33. В 1999 г. диссертантом был -—-записан рассказ о событиях текущего года: «Ну, вот, а домовой-то меня нынче зимой на печке... с меня одеяло ташшил»34.
У людей, живущих в городе и ведущих другой образ жизни, традиционные представления утрачиваются, но возникают иные представления о мире, появляется фольклор, отражающий новый взгляд на мир. Вот что заметила по этому поводу Т.Г. Иванова: «...С появлением новых социально-экономических условий периодически будут происходить кардинальные сдвиги внутри ... систем, но само качество систем не изменится. На наших глазах рождается новое персонажное поле внутри мифологических представлений, ... но сама система остается мифологической по своей сути»35.
С этим утверждением совпадает прогноз о судьбе мифологических рассказов, сделанный еще в восьмидесятые годы XX века В.П. Зиновьевым: «В фольклоре действует вечный закон: как только какой-то нравственной норме, нравственному понятию или представлению угрожает опасность, сразу активизируется фольклорная традиция... Так возникают устные рассказы, предупреждающие общество обо всем, что в нем появляется нездорового, ненормального, и создающие, как правило, параллельно варианты положительных, образцовых ситуаций».36 Поскольку в течение XX века ломка норм происходила неоднократно, традиция продолжала развиваться, а былички — бытовать.
Десятью годами позже СЮ. Неклюдов подтвердил справедливость этого прогноза: «Что же касается народных рассказов о духах и демонах (быличек, преданий), то они относятся к числу наиболее продуктивных фольклорных жанров, доныне не утративших актуальность. Их бытование продолжается, не прерываясь в развитии, вероятно, с самого зарождения повествовательных традиций».37
Домовой
Помимо наименования домашнего духа «домовым», в наших материалах дважды встретилось обозначение «дворовой», записанное от одного информанта.1 На наш взгляд, это семейная традиция. Традиция называть домашнего духа «дворовым» широко распространена в Заонежье. К.К. Логинов, описывая магические манипуляции заонежан, связанные с домашним духом, постоянно использует название «дворовой».3
По мнению Н.А. Криничной, в разных номинациях домового «акцентируется внимание на той или иной семантике его образа».4 В бытующих в крае названиях персонажа проявлена семантика предка, представителя потусторонних сил и духа дома5, а также как главенствующего «в социальной иерархии»6.
Население края в абсолютном большинстве считает домового существом мужского пола; только один информант относит домового к женскому полу и называет «матушка-соседушка». Кроме того, голос домового ряд информантов слышат как «крик женский»7. То, что домового видят в женском обличье, можно отнести к его оборотническим способностям. Такие сведения зафиксированы в старожильческом Казачинском и смешанном Тасеевском районах. Представления о способности домашних духов принимать женский облик доказывают принадлежность информантов к старожилам8.
Еще ряд информантов считают, что домашние духи — семейная пара: «в доме хозяин и хозяйка живут, домовые». Этот же взгляд зафиксирован М.В. Красноженовой в обращении к домовым при кормлении: «Хозяин и хозяюшка, вот вам хлеб и соль».10 В Минусинском районе подобные обращения к домовому фиксировал Б.Е. Андюсев.11 Все эти случаи были зафиксированы в районах со старожильческим населением. Обычно же о семье домового в материалах края речи не идет, на основании чего можно сделать вывод о наличии в регионе большого количества населения с новопоселенческими корнями, так как В.И. Дынин писал: «Что касается южнорусских губерний, то большей частью вообще нет сведений о семейном положении нежити»12.
На Русском Севере и на Урале вера в то, что домовых двое, распространена шире,13 чем в Красноярском крае.
В отличие от европейской традиции, информация о которой дана М.Н. Власовой14 и Э.В. Померанцевой,15 в Красноярском крае жену домового не называют «кикиморой», даже когда функции домашних духов совпадают. У забайкальских казаков, мифологические представления которых очень близки представлениям старожилов Приангарья, кикимора - существо, которое по ночам шумит, гремит посудой, бьет горшки и плошки и т.п., а к утру никаких следов не остается.1 Рассказы с подобными сюжетами записаны в крае от старожилов дважды,17 однако номинация «кикимора» отсутствует. В современных текстах слово «кикимора» не встречается; в текстах начала века оно относится к подстроенной обиженными строителями дома «кукле» или особенному способу порчи. Кикиморы как героя быличек или поверий в Красноярском крае не зафиксировано.
Количественная характеристика домового в Красноярском крае совпадает с общепринятой. Лишь единственная запись утверждает, что домовых в доме может быть много.19 Это, скорее всего, рудимент северной версии о том, что домовых может быть столько же, сколько членов семьи.20 Перед нами проявление локальной или даже семейной традиции. В этом веровании отразилась семантика домашнего духа не только как покровителя рода (предка), но и как индивидуального божества.
Других домашних духов, кроме банника, в Красноярском крае на уровне быличек не упоминают. Как герои поверий зафиксированы дух овина (поверье об именинах овина — праздновании завершения обмолота) и дух риги22 (без наименования, в быличках о гаданиях).
Портрет персонажа. Информанты отмечают различные портретные черты персонажа в 135 текстах. Наши материалы позволяют выделить пять типов внешности домового.
1 тип — зооморфный (30 фиксаций). Такой портрет дают старожилы Приангарья. Наиболее часто домовой предстает в облике крота, кота (по 9 упоминаний), крысы или крысенка (по 4 упоминания), волка, белки, пушистого / лохматого зверька (по 1 упоминанию). По представлениям новопоселенцев, домовой, оставаясь существом антропоморфным, может как оборотень показываться в виде козленка, медведя, ласки, зайца, кошки и собаки. Иногда размеры этих животных необычны: «А на поленнице такой кот сидит, с собаку ростом» . Все зооморфные портреты домового в крае - исключительно шерстистые животные. Облики ужа, змея, упомянутые М.В. Власовой, Б.А. Успенским и Н.А. Криничной, в мифологической прозе Красноярья у домового не фиксировались.
H.K. Криничная выдвинула весьма достоверную версию причины конкретного зооморфного облика домового: «Те или иные инкарнации домового зависят от того, какое из священных животных ... было принесено в качестве строительной жертвы и зарыто под утлом при закладке фундамента будущего строения: ведь ... его душа становится духом возведенного здания» 7. Эта версия вполне отвечает разнообразию зооморфных портретов домового. Кроме того, в зооморфном облике домашнего духа она усматривает и архаические тотемистические представления28.
2 тип - антропоморфный (67 фиксаций). Такой портрет дают преимущественно новопоселенцы. В этой традиции домовой может предстать в виде мужика (18 упоминаний), небольшого человека (13 упоминаний), старика (12), хозяина дома (7), ребенка (3), родственника или знакомого (по одному упоминанию), женщины (3). В этом случае образ создается конкретным обозначением «мужик», «отец» и др., а также рядом других приемов: указанием на действия (кормит коня, «во дворе поросятам месит»29, «сидит дед, борода, как будто белая»30, «открывается подполье, и из него выходит со свечкой дедушка-суседушка»31). Иногда используются изобразительные эпитеты: старенький, белый, высокий/маленький, «ростиком... с куклу»32, «ростом с кошку»33. Помимо основного антропоморфного облика, называются дополнительные черты: так, старик часто бывает белым, маленьким, бородатым, мужик может быть волосатым.
Разделение быличек на рассказы об обычных людях и о людях со сверхъестественными способностями
Освоение человеком магических знаний и умений начиналось с детства. В игровой форме ребёнок обращался к солнышку, дождику, улитке и прочим, близким и понятным ему существам и явлениям. Затем он овладевал основами сельскохозяйственной магии (заговоры от кротов, «бухары» и др.). В подростковом возрасте девушки учились магическому влиянию на внешность, юноши начинали освоение промысловой магии. Далее сильнейшим стимулом в освоении магии являлась любовь. Любовной магией могли пользоваться представители обоих полов. После замужества и рождения детей в жизни женщин важное место занимала магия, связанная с детским здоровьем. Для обычных женщин это соблюдение правил поведения при уходе за ребёнком (не доедать за малышом, не мыть водой от его купания пол и т.п.). За лечением «уроков» и болезней обращались к «бабкам», то есть знахаркам.
Таким образом, обычная женщина приобретала к зрелым годам значительный запас магических знаний, которыми могла пользоваться в повседневной жизни. Поэтому к пожилым женщинам могли обращаться за советом в сложных случаях в силу их большого опыта. Нечто подобное существует, по свидетельству Т.А. Бернштам, на русском Севере: «Старикам (старухам) чаще всего приписывалась различные вредоносные действия. ... Поэтому им принадлежала основная роль и в снятии колдовских чар».3
Мужчины сегодня не поддерживают стремление женщин магически влиять на мир, и часто относятся к «бабьим запукам» с пренебрежением. Архивные материалы . сохранили немало информации о магии, применяемой мужчинами, поэтому нельзя говорить о существовании ее только в женской среде. Так, еще в начале XX века у мужчин существовали свои магические знания, относящиеся, в основном, к промысловой магии. Охотнику нужно было оберегать своё ружьё от порчи, уметь использовать магию для свободного прохода по лесу: «Чтобы в тайге сарга (трава «черневые татары») не цеплялась и не мешала ходить, нужно набрать ее целый пук и перед отправлением в путь сжечь».4 О том, что подобные знания и магические действия были широко распространены, доказывает и замечание А.А. Макаренко: «...В Христовску заутреню, которы отчаянные головы, когда поп подаст возглас "Христос воскрес!" отвечают: "У меня пуля есть!" Полагается, чтобы эта вещь была уже при них. Охотник будет удачлив в промысле».5 Строитель знал средства предотвращения неудачной жизни в новом доме на разных этапах строительства: «Если для постройки дома рубить лес на ущербный месяц, то хозяин дома не будет счастлив»6; «При строительстве дома в один из углов закапывали дёготь, чтобы в доме было благополучно»7.
Таким образом, магия была широко распространена в быту обычных людей, и былички могли рассказываться и об обычных людях, а не только о людях со сверхъестественными способностями.
Люди со сверхъестественными способностями в народной культуре Красноярья. В середине и конце XX века в существование людей со сверхъестественными способностями верила значительная часть населения края. Так, на территории Красноярья зафиксировано около четырехсот рассказов о людях со сверхъестественными способностями. Наибольшее распространение получили рассказы о вредоносных персонажах - ведьме и колдуне (о ведьме - более 300, о колдуне 56); о благожелательных персонажах - знахарях и знахарках записано 46 текстов.
Однако представления об этих людях неоднородны. По нисходящей представления о магических способностях у населения края можно представить следующим образом: знахарь / колдун — «знаткий человек» — «глазливый» человек . - человек, случайно совершающий действия, которые оказываются вредоносными.
Нечаянно совершающие вредоносные действия люди не обвиняются в колдовстве. Их можно обвинить только в бездумном повторении странных действий. Обычный человек, зная за собой «глазливость», старается вести себя в опасных ситуациях осторожно, соблюдает запреты: не ахает над людьми, предметами, не хвалит работу, скотину или здоровье человека. «Знаткий» тоже не является колдуном или знахарем; человек обладает определёнными знаниями и может ими воспользоваться, особенно в целях улучшения собственной жизни.
Кроме того, обладание магическими знаниями не означает их активного применения. Одним из признаков, отличающего вредоносного персонажа от обычного человека, обладающего магическими знаниями, является нравственный барьер. Некоторые избегают прибегать к магии из за ощущения ее греховности: «Это грех, такой грех! Зачем же я буду это делать?» Другие считают применение магии непродуктивным: по мнению некоторых женщин, любовная магия не приносит настоящего счастья: «Пока тверёзый, он её любит, он за ней ходит, а как выпьет, кидатся бить. Мне дак шаманенного не надо».9
Мы ставили цель разделить, персонажей со сверхъестественными способностями и обычных людей. Дифференционным признаком, на наш взгляд, должно послужить наличие некой силы, которую можно получить от умирающих ведьм и колдунов. Именно эта сила дает своим обладателям возможность оборотничества и неудержимое стремление делать зло, которое и отличает их от обычных людей. В чем же суть этой силы?
Записи XIX века, сделанные на европейской территории страны, и базирующаяся на них современная литература по демонологии отражают чёткую связь вредоносных персонажей с нечистой силой. Колдунам прошлого и начала нынешнего века колдовать и портить помогали черти или «нечистая сила» вообще. Этого же мнения придерживался известный сибирский фольклорист М. Н. Мельников. Изучая бытование мифологической прозы в Западной Сибири в 60-70-е годы, он писал: «По представлениям сибиряков, колдовская сила дается людям «нечистой силой», чертями. Черти мучают принимающих колдовство и умирающих колдунов»10.
