Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Формирование политотделов МТС в условиях коллективизированной деревни начала 1930-х годов 33
1.1. Состояние колхозной системы к 1933 г. как ведущий фактор создания политотделов МТС 33
1.2. Динамика и результаты формирования политотделов МТС в СевероКавказском крае 61
Глава 2. Деятельность политотделов МТС в селах и станицах Юга России: направления, методы, итоги 91
2.1. Политотделы как инструмент репрессивно-карательной политики сталинского режима в южно-российской деревне 91
2.2. Политотделы МТС как фактор проколхозной активности населения коллективизированных сел и станиц Юга России 126
2.3. Роль политотделов в оптимизации состояния и функционирования аграрного производства на Дону, Кубани и Ставрополье 158
Глава 3. Работники политотделов МТС Юга России на фоне сельской повседневности первой половины 1930-х годов 199
3.1. Политотделы в борьбе за культурно-бытовое обустройство колхозных сел и станиц Дона, Кубани, Ставрополья 199
3.2. Повседневная жизнь сотрудников политических отделов машинно тракторных станций Юга России 229
Заключение .252
Источники и литература
- Динамика и результаты формирования политотделов МТС в СевероКавказском крае
- Политотделы МТС как фактор проколхозной активности населения коллективизированных сел и станиц Юга России
- Роль политотделов в оптимизации состояния и функционирования аграрного производства на Дону, Кубани и Ставрополье
- Повседневная жизнь сотрудников политических отделов машинно тракторных станций Юга России
Динамика и результаты формирования политотделов МТС в СевероКавказском крае
В исторически короткие сроки сломив массовое сопротивление советского крестьянства, сталинский режим осуществил сплошную форсированную коллективизацию, фактически объявленную И.В. Сталиным в опубликованной 7 ноября 1929 г. его знаменитой статье с символическим названием «Год великого перелома». Уже в принятом 2 августа 1931 г. постановлении ЦК ВКП(б) «О темпах дальнейшей коллективизации и задачах укрепления колхозов» заявлялось, что ведущие сельскохозяйственные районы Советского Союза в основном достигли требуемого минимального уровня «колхозного строительства», каковым признавалось объединение в колхозах 60 – 70 % крестьянских хозяйств и 70 – 80 % посевных площадей в этих хозяйствах (в частности, в Северо-Кавказском крае в колхозах оказалось 88 % земледельческих хозяйств и 94 % принадлежавших им земель).1 К исходу 1932 г. уровень коллективизации в СССР превышал 60 %; в основных сельхозрайонах колхозам отошло 80 – 90 % земли.
И.В. Сталин не преминул во всеуслышание заявить об успешном осуществлении коллективизации. Выступая на объединенном пленуме Центрального комитета и Центральной контрольной комиссии коммунистической партии в январе 1933 г., лидер большевиков, как известно, констатировал, что за три – четыре года в СССР удалось организовать свыше 200 тыс. коллективных и около 5 тыс. советских хозяйств, вовлечь в колхозы свыше 60 % крестьянских хозяйств, расширить посевные площади на 21 млн га, что позволяло заготавливать ежегодно уже не прежние, доколлективизационные 500 – 600 млн пудов товарного зерна, а 1 200 – 1 400 млн пудов. В конечном же счете, утверждал Сталин, Советский Союз «уже преобразован из страны мелкокрестьянского хозяйства в страну самого крупного сельского хозяйства в мире». Эти успехи особенно впечатляюще выглядели на фоне кризисных явлений в сельском хозяйстве капиталистических государств, о чем Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) не преминул упомянуть.1 Поддерживая «вождя», участники объединенного пленума ЦК и ЦКК ВКП(б) провозглашали: «решена историческая задача перевода мелкого, индивидуального раздробленного крестьянского хозяйства на рельсы социалистического крупного земледелия, и СССР из страны мелкокрестьянской превратился в страну самого крупного земледелия».2
Вышеприведенным заявлениям нельзя отказать в справедливости. Действительно, результатом всемерного («бешеного», согласно лексике тех лет) форсирования темпов коллективизации стало вовлечение преобладающей части крестьянства в коллективные хозяйства и впечатляющий рост количественных параметров колхозного сектора аграрного производства: резкое увеличение численности работников и обобществленных сельскохозяйственных орудий, существенное расширение посевных площадей, размеров поголовья скота, и пр.
Однако, за внешне благостной картиной успешного «колхозного строительства» скрывалась крайне сложная ситуация в деревне. Более того, – за этим потемкинским фасадом во весь рост поднимался кризис советского сельского хозяйства, вызванный именно коллективизацией, «раскулачиванием», многочисленными «перегибами» местных чиновников, понукаемых и поощряемых центральными партийно-советскими органами. Представители власти в начале 1930-х гг. неоднократно констатировали, что в целом ряде поспешно созданных колхозов царят «бесхозяйственность, недостаточно бережное отношение к обобществленному имуществу, неправильная организация и распределение труда…».1 Даже Сталин вынужден был признать ряд негативных явлений в рамках колхозной системы.2
Отечественные же специалисты, получившие в постсоветский период возможность объективного анализа коллективизации и ее результатов, убедительно доказали, что положение на селе в начале 1930-х гг. было чрезвычайно тяжелым. Как писал И.Е. Зеленин, «полный провал [первой] пятилетки в области сельского хозяйства стал очевиден, поскольку ни один из показателей плана по развитию отрасли не был выполнен. Более того, по большинству из них произошло снижение по сравнению с 1928 г. С начала 1929 г. в городах была введена жестко нормированная карточная система снабжения населения продуктами питания, десятки тысяч крестьян периодически на всем протяжении пятилетки голодали. Массовые репрессии… до предела накалили обстановку в деревне, явились основным источником недовольства и отчаянного сопротивления крестьянства, вплоть до открытых, в том числе вооруженных, антиколхозных и антисоветских выступлений». В том числе, крайне тяжелое положение складывалось в первой трети 1930-х гг. и в коллективизированных селах и станицах Дона, Кубани, Ставрополья. В рамках настоящего раздела нашей работы представляется целесообразным подробно рассмотреть негативные явления в коллективных хозяйствах Юга России, а также проследить те факторы, которые в совокупности привели к трагическим событиям 1932 – 1933 гг., в качестве каковых выступили грабительские хлебозаготовки, масштабные репрессии против казаков и крестьян, депортация населения «чернодосочных» станиц, Великий голод и вызванная им массовая смертность сельского населения.
Повторяясь, заметим, что значение количественных параметров колхозной системы в начале 1930-х гг. дезавуировалось ее неудовлетворительным качественным состоянием, виной чему была ускоренность коллективизации и широкие масштабы антикрестьянских репрессий, дестабилизировавшие обстановку в деревне. Так было по всей стране и, в частности, на Юге России.
Прежде всего, необходимо подчеркнуть, что широко применявшиеся сталинским режимом меры принуждения и насилия в отношении крестьянства имели своим результатом не только форсирование темпов коллективизации, но и, – неожиданно для представителей власти, – изначально ослабили экономический потенциал множества колхозов. Мы имеем в виду тот очевидный факт, что в условиях социальной нестабильности, характерной для времен сплошной коллективизации, из деревни бежала значительная часть ее населения, а отдельные отрасли крестьянского хозяйства оказались в кризисном состоянии. В особенности, пострадало животноводство.
Политотделы МТС как фактор проколхозной активности населения коллективизированных сел и станиц Юга России
Приезжая в предназначенные им машинно-тракторные станции в начале 1933 г., сотрудники политотделов воочию убеждались в тяжелейшем кризисе аграрного производства и деструктивных тенденциях в социально-психологической сфере деревни, которые им надлежало преодолеть. Практически во всех документах или публикациях работников политотделов Северо-Кавказского края, в которых освещаются начальные этапы их деятельности, красочно живописуется катастрофическое состояние тех или иных машинно-тракторных станций и коллективных хозяйств.
Так, начальник политотдела Курганной МТС Северо-Кавказского края В. Шевченко вспоминал, что по приезде он и его работники встретили на станции «разбросанные и занесенные снегом машины и тракторы, никакой дисциплины в мастерских, засоренность рабочих чуждыми вредительскими элементами». Аналогичная ситуация сложилась и в колхозах: «также беспризорен инвентарь. Лошади до крайности истощены. И никого это не тревожит».1 В начале своей работы сотрудники политотдела Казанской МТС докладывали: «волы были истощены до предела возможности, избиты и измучены, ложились в борозду буквально после 20 - 30 шагов… Почти ни одна садилка (сеялка - авт.) не была готова к работе… На МТФ коровы стояли по колено в грязи. От истощения дохли, не растеливаясь. Ни семенных[,] ни фуражных фондов в колхозах не было. Хлеб еще в молотьбу был разворован».2
Производственная активность рабочих была чрезвычайно низкой из-за отсутствия материальных стимулов, а руководство настолько отстранилось от управления вверенным ему предприятием, что не знало даже о наличии на складах дефицитных запчастей к тракторам, «в поисках которых метались работники МТС от Армавира до Ростова, тогда как эти части валялись буквально под носом у них».1 В коллективных хозяйствах, обслуживаемых Армавирской МТС, положение было аналогичным. Администрация колхозов вместо добросовестного выполнения профессиональных обязанностей злоупотребляла властью, пьянствовала, расхищала общественное имущество, всячески третировала рядовых работников, а те отвечали халатным отношением к колхозному добру и полнейшей трудовой апатией. В колхозах наблюдался «сильный падеж лошадей» вследствие халатности конюхов, ужасного состояния конюшен, плохой кормежки, содержания больных животных вместе со здоровыми. Агротехника в колхозах не выдерживала никакой критики, что объяснялось не столько недостатком и нерасторопностью агрономов, но, в особенности, нежеланием колхозников добросовестно трудиться за необеспеченные оплатой «палочки»-трудодни: например, «бригадир первой бригады колхоза «Передовик» сеял с огрехами, зерно оставалось снаружи, пахота производилась очень мелко. В ряде бригад сеяли по сорнякам». Доходило до того, что взрослые колхозники, не желая трудиться, «вместо себя на работу посылали детей».2
Разумеется, предназначение политотделов МТС заключалось в том, чтобы устранить все эти вопиющие негативные явления и всемерно оптимизировать состояние и функционирование колхозной системы. Однако задачи, которые политотделам надлежало выполнить для достижения этой важнейшей цели, были сильнейшим образом опосредованы большевистской идеологией, в соответствии с которой одной из важнейших причин (даже, пожалуй, первопричи-1 Штейнгарт А. Политотделы Северного Кавказа за работой // Политотделы Северного Кавказа за работой. Ростов н/Д., 1933. С. 11. 2 Там же, С. 11, 12. ной) крайне неудовлетворительного организационно-хозяйственного состояния совхозов, колхозов и МТС именовалась многогранная деятельность разнообразных «врагов».
Сам И.В. Сталин и высшие партийные функционеры объясняли кризис колхозной системы не ее врожденными негативными характеристиками (такими, как администрирование, огосударствление, отчужденность работников от произведенной продукции), а слабостью партийного контроля и советского руководства и, в особенности, происками «враждебных элементов». Как всегда, тон задавал Сталин, выступивший с известной теорией «обострения классовой борьбы по мере движения к социализму» (этакий большевистский вариант «теории заговора»), а в январе 1933 г. заявивший, что кризис колхозной системы в значительной мере объясняется «вредительством» замаскировавшихся и проникших в коллективные хозяйства «кулаков».1
Изречениям Сталина полностью соответствовала и принятая в тот же день резолюция объединенного пленума ЦК и ЦКК ВКП(б) «Цели и задачи политических отделов МТС и совхозов». Все беды колхозной системы объяснялись в резолюции с замечательной простотой, а именно, – упорным целенаправленным сопротивлением антисоветских элементов: «хозяйственно-разбитый, но еще не потерявший окончательно своего влияния кулак, бывшие белые офицеры, бывшие попы, их сыновья, бывшие управляющие по 1 В произнесенной 11 января 1933 г. речи «О работе в деревне» Сталин заявил, что одна из причин «…недостатков нашей работы в деревне состоит в неуменьи целого ряда наших товарищей на местах перестроить фронт борьбы с кулачеством, в непонимании того, что лицо классового врага изменилось за последнее время, изменилась тактика классового врага и что сообразно с этим надо изменить свою тактику, чтобы добиться успеха… Ищут классового врага вне колхозов, ищут его в виде людей с зверской физиономией, с громадными зубами, с толстой шеей, с обрезом в руках… Но таких кулаков давно уже нет на поверхности. Нынешние кулаки и подкулачники, нынешние антисоветские элементы в деревне – это большей частью люди «тихие», «сладенькие», почти «святые». Их не нужно искать далеко от колхоза, они сидят в самом колхозе и занимают там должности кладовщиков, завхозов, счетоводов, секретарей и т. д. Они никогда не скажут – «долой колхозы». Они «за» колхозы. Но они ведут в колхозах такую саботажническую и вредительскую работу, что колхозам от них не поздоровится» (Сталин И.В. О работе в деревне // Сталин И.В. Сочинения. Т. 13. С. 229). мещиков и сахарозаводчиков, бывшие урядники и прочие антисоветские элементы из буржуазно-националистической и в том числе эсеровской и петлюровской интеллигенции, осевшие на селе, всячески стараются разложить колхозы, стараются сорвать мероприятия партии и правительства в области сельского хозяйства, используя в этих целях несознательность части колхозников против интересов общественного, колхозного хозяйства, против интересов колхозного крестьянства».1 Эта преамбула не оставляла сомнений в том, что всю вину за острейший аграрный кризис начала 1930-х гг. сталинский режим возлагал исключительно на своих воображаемых и действительных противников, скромно умалчивая о первопричине негативных явлений, каковой являлась насильственная коллективизация.
Поэтому, если тяжелейшее положение машинно-тракторных станций и колхозов работники политотделов МТС констатировали вполне объективно, то причины этого объяснялись ими в соответствии с вышеупомянутой сталинской теорией «обострения классовой борьбы». Во всех бедах колхозной системы политотдельцы винили «кулаков», «контрреволюционеров», «вредителей» и иных «врагов народа», а также близорукость местного руководства. По этому поводу, в отчете о работе политотделов МТС Северо-Кавказского края за 1933 г. безапелляционно утверждалось: «кулацкие, контрреволюционные элементы, своевременно сманеврировав при проведении сплошной коллективизации на Северном Кавказе, сумели попасть в колхозы, пробрались не только в ряды учетчиков, счетоводов, завхозов, кладовщиков, сторожей, бухгалтеров, механиков, трактористов, ремонтных рабочих, но и сплошь и рядом на командные посты в руководство колхозов, МТС, кооперации, сельсоветы и др. организации».2
Роль политотделов в оптимизации состояния и функционирования аграрного производства на Дону, Кубани и Ставрополье
Арсенал методов, с помощью которых политотделы МТС пытались оптимизировать состояние колхозной системы, не ограничивался лишь репрессивно-карательными мерами. Не менее важное значение придавалось агитационно-пропагандистской и политико-воспитательной работе среди крестьян, конечным итогом которой должно было стать формирование и укрепление просоветского (проколхозного) актива, сплочение его вокруг политотделов и направление его энергии в русло борьбы за упрочение колхозной системы и против различных «врагов». Если репрессии применялись политотделами для устранения из деревни тех «врагов», которые уже заявили о себе «кулацким саботажем» либо «вредительством», то агитационно-пропагандистская работа и меры по формированию колхозного актива носили характер социальной профилактики, позволяя изолировать «классово-чуждые элементы» и лишая их возможности осуществлять антисоветскую деятельность.
Понимая, что без просоветски настроенных активистов политотделы не будут иметь прочной социальной базы на селе и, значит, не смогут эффективно выполнять свои функции, лидеры компартии формулировали задачу формирования актива. В резолюции объединенного январского (1933 г.) пленума ЦК и ЦКК ВКП(б) подчеркивалось: «первая задача политотдела и его начальника в данный момент – сколотить партийный и комсомольский актив внутри МТС и обслуживаемых МТС колхозов, равно как в совхозах и их отделениях, не гоняясь за количеством членов, а обращая главное внимание на их качество, на их преданность партии и умение вести за собой колхозников и работников совхоза».1 Там же формулировалась и вторая задача: «сколотить беспартийный актив вокруг партийно-комсомольских ячеек». Неудивительно, что в процитированной резолюции сельский актив дифференцировался в зависимости от партийной принадлежности. Вполне естественно, что большевистские лидеры считали членов деревенских ячеек компартии своей опорой на селе. Однако, как уже отмечалось, в начале 1930-х гг. многие коммунисты выражали свое несогласие со сталинской аграрной (в частности, фискальной) политикой, что заставило высших партийных функционеров осуществить масштабные «чистки» сельских партячеек, избавляясь от инакомыслящих. Те же большевики и комсомольцы, которые позиционировали себя как сторонники «генеральной линии» и готовы были решительно претворять в жизнь указания ЦК ВКП(б), именовались «активом»: на них-то и следовало опираться политотделам, предварительно «сплотив» вокруг себя.
В то же время, численность коммунистов в доколхозной и даже коллективизированной деревне была не столь высока, чтобы лишь с их помощью удалось успешно реализовать решения партийного центра (к тому же, «чистки» больно ударили по количественным параметрам сельских партячеек). В этой связи, необходимо было наладить тесное взаимодействие партячеек и органов власти с беспартийными активистами, способными под руководством политотделов выявлять и устранять недочеты в функционировании колхозов и МТС. Весьма ярко об этой задаче политических отделов МТС высказался Л.М. Каганович: «партия дает политотделам назначение улучшить работу деревенских коммунистов и колхозников, поднять их сознательность, создать беспартийный актив. Не такой беспартийный актив, чтобы он только собирался и болтал, а такой актив, который бы действительно влезал во все дела колхоза, помогал бы организовать хозяйство, исправлял бы недостатки, раскрывал бы махинацию кулаков и был бы настоящей крепостью наших коммунистических ячеек в борьбе за укрепление колхозов, в борьбе за настоящее, а не только бумажное большинство в колхозах». Политотделы МТС Дона, Кубани и Ставрополья приступили к реализации задачи по формированию сельского актива с не меньшим усердием, чем к осуществлению карательно-репрессивных акций. В своей документации сотрудники политотделов часто помещали очевидные для них констатации, что эти чрезвычайные органы «созданы как раз для того, чтобы перевоспитать колхозников»,1 чтобы «найти твердую опору в массах, в активе, сделав его своим повседневным помощником».2 Наиболее опытные и дальновидные начальники и сотрудники политических отделов МТС уделяли особое внимание агитационной, воспитательной и организаторской работе среди колхозников и рабочих машинно-тракторных станций, справедливо полагая, что лишь заслужив доверие аграриев, усилив среди них просоветские настроения и превратив в своих верных помощников, они смогут улучшить состояние и функционирование вверенных им сельхозпредприятий. Характерным является замечание заместителя начальника политического отдела Успенской МТС Северо-Кавказского края Власова о том, что «политотдел, изучая причины такого тяжелого положения в колхозах, решил, что дело все упирается в людей и за людей взялись»3 (учитывая, сколь двойственным является выражение «за людей взялись» в устах политотдельца, добавим, что Власов имел в виду не карательные акции, а именно пропагандистскую и воспитательную работу среди крестьянства).
Следует подчеркнуть, что общественная деятельность политотделов с самого начала носила адресный характер. Следует согласиться с А.Г. Левизо-вым, отмечавшим, что политотделы «проводили массово-политическую работу не вообще с колхозной массой, а дифференцировали и конкретизировали ее.
Повседневная жизнь сотрудников политических отделов машинно тракторных станций Юга России
Сколь бы масштабны, последовательны и продолжительны ни были карательно-репрессивные акции политотделов МТМ и органов ОГПУ-НКВД, сколь бы активно не велась ими агитационно-пропагандистская работа, их результативность имела свои пределы. Хотя все эти акции и могли, в известной мере, повысить производственную дисциплину и принудить (либо уговорить) членов коллективных хозяйств к труду, кардинально улучшить организационно-хозяйственное состояние колхозной системы им было не под силу. Хотели работники политических отделов МТС или нет, но для того, чтобы наладить бесперебойное функционирование коллективных хозяйств и машинно-тракторных станций и повысить эффективность этого функционирования, им следовало, наряду с репрессиями, жестким контролем, агитацией и уговорами, вплотную заняться решением множества сугубо прикладных, производственных вопросов. Этого требовали от политотдельцев лидеры компартии: «обеспечение качества семян в период сева, предотвращение хищения семян, наблюдение за правильным выполнением обмолота, борьба с хищениями обмолоченного зерна, борьба с невыходами на работу, обеспечение внимательного ухода за живым и мертвым инвентарем колхоза и совхоза… – все эти и подобные им вопросы должны стоять в центре внимания политических отделов».1
Действительность коллективизированной деревни показала, что вышеприведенный список далеко не полон, что работникам политотделов надо было еще обеспечить материальную заинтересованность рядовых колхозников и рабочих МТС в результатах своего труда, изыскивать дефицитные запчасти и горючее к технике, корма для скота, стройматериалы для ремонта колхозных построек, организовывать ремонт тракторов, комбайнов, плугов, сеялок, молотилок, наладить подвоз семенного материала к полям во время сева, и т. д. В условиях кризиса колхозной системы, когда администрация коллективных хозяйств и МТС и рядовые работники либо не хотели, либо попросту не умели должным образом выполнять свои профессиональные обязанности, политотдельцам приходилось не только принуждать и призывать управленцев и простых аграриев добросовестно работать, но и самим следить за самыми разными хозяйственными мелочами.
Многочисленные свидетельства источников позволяют уверенно говорить о том, что основная масса работников политотделов МТС со всей серьезностью относилась к реализации производственно-хозяйственных задач, которые были поставлены перед ними не только правительственными органами, но и самой жизнью. Первый секретарь Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) Е.Г. Евдокимов одобрительно говорил в январе 1934 г., что «политотдельцы, работают непосредственно в бригаде, меньше всего связаны с канцелярией, и непосредственно заняты живым делом».1 Действительно, работники политотделов постоянно бывали в тех или иных производственных бригадах, на фермах, в мастерских, непосредственно на местах контролировали сельскохозяйственные работы, объезжали поля (впрочем, на первых порах многим политотдельцам было затруднительно часто бывать в колхозах и, вообще, перемещаться на более-менее значительные расстояния по причине отсутствия средств передвижения2).
В частности, начальник политического отдела Смирновской машинно-тракторной станции Северо-Кавказского края Лобачев констатировал в конце 1933 г., что его учре ждение «до настоящего времени совершенно не имеет никаких средств передвижения, за исключением одной лошади, что не дает возможности планомерно и оперативно обслу 160 Причем, необходимо повториться, что политотдельцы не просто «руководили», «объезжали» и «контролировали на местах», но вникали в мельчайшие детали аграрного производства. В данном случае, весьма характерной является фотография, помещенная в журнале «Коллективист» осенью 1933 г. На фото запечатлен помощник начальника политотдела Архангельской машинно-тракторной станции Северо-Кавказского края Смирнов, который, как гласит подпись, «осматривает лемех севозапашника, испорченный вредителями».1 Если абстрагироваться от весьма небесспорных заявлений о «вредительстве», то надо сказать, что Смирнов был не уникален: подобно ему, многие политотдельцы часто бывали в полях, разбирались в сельхозмашинах, приемах обработки почвы, ухода за различными сельскохозяйственными культурами, вникали в причины поломок, совместно с колхозниками искали способы наилучшего применения орудий труда.
Не менее показателен и документ, обнаруженный нами в фонде политотдела Смирновской МТС Северо-Кавказского края. Это приказ СевероКавказского краевого земельного управления № 140, согласно которому надлежало «организовать в крае постоянную сеть корреспондентов и сигнализаторов по службе учета, на обязанность которых возложить наблюдение за территорией хозяйства и сигнализацию, в случаях массового появления вредителей и болезней сельскохозяйственных культур и животноводства». Кадры таких «сигнализаторов» следовало подбирать из лучших ударников, инспекторов по качеству, бригадиров, а наиболее активных – премировать, для чего создавался особый фонд (правда, об оплате их работы ничего не го-ворилось).2 Очевидно, что создание вышеупомянутой сети наблюдателей не могло быть отнесено к числу важнейших задач, от выполнения которых зависела оптимизация состояния и повышение эффективности функционирова-живать колхозные полевые бригады ввиду большой разбросанности массива в радиусе до 200 км» (ГАНИ СК, ф. 32, оп. 1, д. 2, л. 32). ния колхозной системы. Тем не менее, политотделы должны были уделить внимание и этой детали; в противном случае, соответствующий документ не появился бы в материалах политического отдела Смирновской МТС.
Как мы уже подчеркивали, направления деятельности политических отделов МТС Юга России по налаживанию и оптимизации аграрного производства были чрезвычайно многообразны. В рамках настоящего раздела нашей работы не представляется возможным сколь-нибудь подробно осветить все эти направления. Поэтому, мы сосредоточили внимание на важнейших задачах политотделов, от выполнения которых напрямую зависело состояние аграрного производства в 1933 – 1934 гг. Это такие задачи, как: соблюдение требований агротехники и повышение качественной составляющей сельхозработ, без чего нельзя было улучшить состояние колхозного растениеводства; обеспечение условий, необходимых для прироста обобществленного поголовья и, в целом, развития колхозного животноводства (борьба за надлежащий уход за скотом, за решение кормовой проблемы, и т. д.); содействие механизации сельского хозяйства как одного из первостепенных факторов его развития. Кроме того, следует осветить и специфику контроля политотделов за выполнением колхозами государственных повинностей, в первую очередь хлебозаготовок: ведь, бесперебойное проведение хлебозаготовительных кампаний рассматривалось сталинским режимом как некая сверхзадача процессов модернизации и оптимизации аграрного производства.
