Г.С. Батеньков: эволюция личности и мировоззрения в историческом контексте России первой половины XIX в. Юшковский Виктор Данилович

Содержание к диссертации

Введение

Глава I. Становление взглядов Г.С. Батенькова

1.1. Формирование личности: условия и обстоятельства 33

1.2. Нравственно-религиозная доминанта в мировоззрении 46

1.3. Особенности масонского мировосприятия 57

14. Идеи шеллингианства в философской концепции 76

1.5. Взгляд на проблемы эстетики 87

Глава II. Общественно-политическая позиция и деятельность Г.С. Батенькова

2.1. Период инженерно-строительных работ 100

2.2. Г.С. Батеньков и М.М. Сперанский: анализ мировоззренческих установок 113

2.3. Исследовательская и законотворческая работа 129

2.4. «Аракчеевщина» глазами Г.С. Батенькова 147

2.5. Участие в выступлении 1825 года 165

Глава III. Особенности мировоззрения Г.С. Батенькова последекабристского периода

3.1. Следственное дело Г.С. Батенькова 189

3.2. Миросозерцание Г.С. Батеньков в период одиночного заключения 205

3.3. Религиозно-философская концепция периода ссылки (1846-1856 гг.) 230

3.4. Взаимоотношения со ссыльными декабристами 255

3.5. Мировоззрение Г.С. Батенькова и его участие в общественной жизни (1856-1863) 278

Заключение 318

Список использованных источников и литературы 331

• Формирование личности: условия и обстоятельства
• Период инженерно-строительных работ
• Следственное дело Г.С. Батенькова

Введение к работе

Актуальность представленной темы определяется интересом к становлению российского либерализма в современных условиях. Желание вернуться в поисках «чистой традиции» к истокам подобных воззрений оказалось продуктивным: развитию общественной мысли конца XVIII - начала XIX столетия посвящены многие основательные работы. И всё же «дней Александровых прекрасное начало», как узловой момент давнего прошлого, остаётся в центре внимания исследований, не перестает привлекать тех, кому важно осмыслить его своеобразие, осознать сложные общественно-политические процессы тех лет. Глубокий интерес к эпохе, которая знаменовала начало либеральных реформ, ожидание деятельных перемен «сверху», желание встать в один ряд с развитыми, передовыми державами представляется вполне закономерным и актуальным.

Восшествие на престол «либерала на троне», ставшее следствием дворцового переворота, породило надежды на преобразования. Уже то, что смена правителя пришлась на начало нового столетия, настраивало определенным образом: рубеж веков, сам по себе, воспринимался, как начало обновления. Главная же причина ожиданий объяснялась характером новой политики, возвратом к основам екатерининского царствования. С первых дней новый правитель возвестил, что будет управлять «по законам и по сердцу своей великой бабки Екатерины II», обещая «вознести Россию на верх славы и доставить несокрушимое блаженство всем верным своим подданным».

Так начиналась эпоха, отмеченная небывалыми по остроте духовными поисками, полная противоречий и великих свершений; эпоха, которую одни назовут периодом «блестящего дилетантизма» (П.В. Анненков) и «разрыхления русской души», восприимчивой «ко всякого рода идеям и социальным движениям» (Н.А. Бердяев), другие временем «ограниченного и непоследовательного правительственного либерализма» (В.Я. Гросул). Эпоха, когда с необычайной силой проявилось национальное самосознание, формировалась отечественная культура, развивалась самобытная философская мысль, менялось представление о мире.

Пушкинская эпоха дала целое созвездие блестящих имен, в эту пору начала формироваться русская романтическая литература, большое развитие получило национальное самосознание, окрепло, ощутило самостоятельность самобытное русское, преимущественно московское любомудрие. Во всех этих сферах достаточно заметно проявило себя поколение, к которому принадлежал Гавриил Степанович Батеньков (1793-1863).

Сегодня, когда российское общество возвращается к осмыслению либеральных ценностей, разнообразия форм и методов социально-экономических преобразований, значимости идей, которые почти двести лет назад высказывали выдающиеся политические мыслители

М.М. Сперанский, Н.И. Тургенев, Н.С. Мордвинов, представляется важным осмыслить истоки российского либерализма, характер взаимоотношений власти и общества, особенности развития российской государственности.

Потребность вернуться к изучению идей и свершений эпохи продиктована особенностью проблематики и появлением новых документов, архивных источников, рукописных текстов, вводимых в научный оборот. Это касается и декабристского наследия, ценность которого не вызывает сомнений: важно разобраться в его сущности, найти ответы на ключевые вопросы, переосмыслить значение декабристских идей и сами фигуры участников восстания на Сенатской площади. Потребность в переосмыслении ощущается остро - так велико и многообразно духовное наследие представителей пушкинской эпохи, так очевидно его влияние на философские течения, эстетические концепции, социально-политические теории последователей декабристов, на становление отечественного либерализма, сущность и развитие которого требуют глубокой переоценки.

Вместе с тем, говоря об актуальности и научной значимости исследования, необходимо подчеркнуть и другое. Сегодня вновь возник интерес к личности декабристов, их поведению, образу мыслей, особенностям реализации богатого интеллектуального и духовного потенциала представителей эпохи. Такой интерес продиктован стремлением осознать истоки русской социально-политической мысли, разобраться в сложных проблемах формирования русского национального сознания путехМ рассмотрения отдельных крупных, нестандартных, колоритных фигур и их воззрений. Попытка увидеть внутренний мир, проследить «биографию духа», выстроить систему взглядов ярких выразителей общественных идей и настроений представляется в этой связи чрезвычайно важной.

Одной из таких фигур следует, безусловно, назвать Г.С. Батенькова. «Выдающиеся качества его интеллекта, широкий кругозор, мышление государственного человека, прежняя близость с таким видным деятелем, как Сперанский, вынужденная служба у Аракчеева, страшное единоборство со Следственным комитетом... всё это требовало особого внимания исследователей»¹. Он стоял у истоков российского либерализма, внес выдающийся вклад в развитие сибирского законодательства, и это тоже определяет актуальность выбранной темы исследования.

Биография декабриста, которому посвящены сотни научных, документальньгх и художественно-документальных работ изучена недостаточно полно: в этих статьях, монографиях, книгах, он предстает, главным образом, как участник освободительного движения и сотрудник крупнейшего российского реформатора М.М. Сперанского. Еще меньше исследованы мировосприятие, образ мыслей, сознание и душевный настрой этого своеобразного,

¹ Восстание декабристов. Документы. Под ред. М.В. Нечкиной. Т. XIV. М.: Наука. 1976. С. 8.

неординарного участника исторических событий первой половины XIX столетия, что также определяет актуальность выбранной темы исследования.

Степень научной изученности темы. Необычная, насыщенная событиями судьба «знаменитого несчастливца» (выражение С.Н. Чернова) давно привлекала внимание исследователей. О нем писали в связи с сибирской реформаторской деятельностью М.М. Сперанского, показывали его в окружении видных членов Северного общества - К.Ф. Рылеева, СП. Трубецкого и братьев Бестужевых; упоминали в связи с небывало жестоким наказанием, последовавшим после разгрома восстания (двадцать лет декабрист провел в одиночном заключении). Имя его находим в трудах по истории русского права и общественной мысли, этнографии, социологии, литературы, зодчества.

Первый историко-биографический очерк, опубликованный четверть века спустя после смерти Г.С. Батенькова, в 1889 году (статья И.И. Ореуса) примечателен, как попытка показать становление личности, выявить своеобразие этой фигуры, проследить личность в развитии. Однако работа содержала при этом и ряд существенных неточностей; так, утверждение о том, что на службу в Сибирь молодой инженер был отправлен из-за «ретивого и честного отношения к делу», как «беспокойный человек», лишено было оснований. На самом деле, успешно сдав экзамены в Институте корпуса инженеров путей сообщения, он уехал на родину, к матери, по собственному желанию. Неверным оказалось замечание относительно учреждения в Томске масонской ложи: мнение, что Г.С. Батеньков сделал это «за отсутствием служебных работ», не нашло подтверждения. Напротив, документы указывают, что инженерная его деятельность обрела в ту пору особую интенсивность.

Появление неточностей в очерке было вызвано недостаточно основательным документальным подтверждением, хотя в конце работы первый биограф Г.С. Батенькова, надо отдать должное, исправил досадный этот недостаток: повествуя о последних годах его жизни, опубликовал ряд новых, важных источников. Он поместил письма к Н.А. Бестужеву, В.И. Штейнгелю и неизвестному адресату, где Г.С. Батеньков размышлял о Крымской войне, говорил на темы современной ему политики и экономики, высказывал религиозные суждения. В целом же, оценивая первый основательный биографический опыт, нельзя не признать его значимость для понимания декабриста, «человека замечательного во многих отношениях», которого современники ценили за «выдающиеся способности, честное отношение к делу и необыкновенное трудолюбие» .

Одним из первых И.И. Ореус отметил существенные аспекты мировоззрения Г.С. Батенькова, такие как «глубокая и разумная религиозность», обратил внимание на восприимчивость, пылкое воображение и деятельный ум декабриста. Те же качества отмечались в

² Ореус И И. Гавриил Степанович Батеньков. // Русская старина. Т. 63. СПб 1889. С. 301.

некрологах, появившихся в газете «День» и журнале «Библиотека для чтения» почти сразу после смерти декабриста. Журнал указывал: «Сила духа в этом человеке была необыкновенная; ее присутствие слышалось во всем его существе», и сожалел, что «эта сила, в соединении с обширным умом, высокой образованностью и деятельною любовью к добру, к людям» никак себя не проявила: «по неисповедимой воле провидения, ей суждено было оказать себя только в страданиях»³.

То обстоятельство, что Г.С. Батеньков занимался всё же духовной работой, много писал и оставил после себя статьи и наброски, а следовательно, не испытывал всю жизнь «страдания бездействия», не нашло в некрологе должной оценки. Не получив после смерти признания, как поэт и мыслитель, Г.С. Батеньков оставался в забвении долгие годы. На протяжении полувека ни одной значимой, серьезной работы о нем, кроме очерка И.И. Ореуса, в исторической и литературной среде не появилось.

Вместе с тем, направление исторической мысли, получившее выражение, прежде всего, в трудах А.Н. Пыпина , стоит признать плодотворным. Изучение общественного движения конца XVIII - начала XIX веков, истории общественного сознания приближало к пониманию идеологии, всей сложной системы взглядов декабристов первого ряда, вроде П.И. Пестеля, и менее заметных участников выступления. Говорить, что «либерально-буржуазная историография... оставалась почти бесплодной» и «не очень далеко ушла от дворянской историографии»⁵ в лице М.А. Корфа, неправомерно. По сравнению с последующими историками, А.Н. Пыпин, правда, преуменьшал революционный характер движения декабристов. Но его заслуга в исследовании общественного сознания, литературы, в вовлечении ценных документальных источников неоспорима (он первый опубликовал «Масонские записи» Г.С. Батенькова). Его работа «Общественное движение в России при Александре I», появившаяся в 1871 году, выдержала девять изданий.

Столь же значимо в изучении декабристских идей, общественной мысли эпохи и творческое наследие таких крупных историков, как М.В. Довнар-Запольский и В.И. Семевский. В фундаментальной работе «Идеалы декабристов», которая вышла в 1907 году, вопросы идеологии той эпохи М.В. Довнар-Запольский рассматривал на фоне ключевых исторических событий, а литературные, религиозные, философские течения показывал в их отношении к передовому общественному сознанию. «Объясняя истоки декабризма, писал по этому поводу В.А. Федоров, автор отдаёт приоритет «внутренним условиям русской жизни» . Для

³ Библиотека для чтения. Кн. X. 1863. С. 162—163.

⁴ Пыпин А.Н. Материалы для истории масонских лож. // Вестник Европы. T.IV. Кн.VII. 1872. С. 242-279.; он
же. Обществ, движение в России при Александре I. СПб.: Тип. Стасюлевича. 1908. 587 с; он же. Русское ма
сонство: XVIII век и первая пол. XIX в. Петроград.: Огни. 1916. 571 с.

⁵ Аксенов К. Северное общество декабристов. Л.: Лениздат. 1951. С. 10.

⁶ Федоров В.А. Декабристы и их время. М.: МГУ. 1992. С. 15.

понимания мировосприятия Г.С. Батенькова такой подход представляется важным, хотя сам декабрист возникает на страницах издания, главным образом, как сотрудник М.М. Сперанского и А.А. Аракчеева. «Это человек наблюдательный, вдумчивый, который оставил много полезных следов в своей административной деятельности в Сибири», — отмечал историограф. - Лучшей характеристикой для него служит тот факт, что он был близким сотрудником Сперанского»⁷.

В том же ключе, хотя несколько с иных позиций, вёл изыскания и В.И. Семевский⁸; он тоже обращал внимание на условия, формировавшие оппозиционные настроения, показывал становление самостоятельно мыслящего передового общественного слоя. Историческая концепция В.И. Семевского, которого принято относить к либерально-народническому направлению, не противоречила принципиальным установкам М.В. Довнар-Запольского. Анализируя состояние общественной мысли эпохи, они довольно удачно дополняли друга. Хотя достойной оценки не получили. В.И. Семевского стали упрекать в том, что он «не смог разобраться в классовом характере декабристского движения», не осознал якобы его национальный характер, а М.В. Довнар-Запольскому ставили в вину «искажение и принижение» роли вождей декабризма, «извращение их программно-политических взглядов»⁹.

Между тем именно в трудах В.И. Семевского отчетливо было показано возникновение и развитие свободолюбивых идей. Передовую политическую мысль он считал основной движущей силой исторического процесса. Состояние русского общества и общественного сознания увязывал с общей исторической обстановкой, а «преобразовательные планы декабристов рассматривал, как продолжение и дальнейшее развитие реформаторских замыслов правительства»¹⁰. С этих позиций политическая деятельность Г.С. Батенькова, отвергавшего насильственные методы обновлений, виделась вполне закономерной. Декабрист предстает у В.И. Семевского, как участник тайного общества, пусть не самый активный, зато глубоко мыслящий, имевший особое мнение по основным проблемам политической жизни. Высказывания Г.С. Батенькова по поводу министерств и государственного аппарата в целом, о военных поселениях, земских повинностях, роли купечества историк приводит подробно. И даёт эти взгляды, как показатель состояния умов, не менее важный, чем радикальные установки других декабристов.

Краткая биографическая справка, посвященная Г.С. Батенькову, лишена у В.И. Семевского оценок. Своё представление о судьбе и образе мыслей сибиряка-декабриста автор книги «Политические и общественные идеи декабристов» черпал, преимущественно, из

⁷ Довнар-Запольский М.В. Идеалы декабристов. М.: Тип. Сытина. 1907. С. 113.

⁸ Семевский В.И. Политические и общественные идеи декабристов. СПб.- Тип. Первой Петерб. Труд, артели.
1909.694 с.

⁹ Аксенов К. Указ. соч. С. 12.

¹⁰ Федоров В.А. Указ. соч. С. 17.

следственного материала. Но при всем стремлении к взвешенным, лишенной эмоциональной окраски суждениям, он не становился холодным наблюдателем: заинтересованное отношение к трагической фигуре узника, который провел в заключении два десятилетия, нельзя не заметить. Хотя не все выводы исследователя выглядят убедительными: скажем, мнение о том, что Николай I отомстил Г.С. Батенькову за его «слова о великом значении дела декабристов, одни из лучших во всем следственном деле», и «мечты не только о роли члена временного правления, но даже члена регентства». Там же, где даны политические взгляды декабриста, программные установки Северного общества, где разворачивается картина политической жизни России, позиция историка основательна.

Исследования В.И. Семевского, в значительной мере, отвечали отчетливо выраженному социальному заказу: на волне политической активности начала XX века возродился интерес к декабризму вообще и наиболее значимым его фигурам, в частности. И хотя Г.С. Ба-теньков, в глазах большинства, продолжался оставаться деятелем «второго ряда», появились работы, посвященные его судьбе и политической роли. Стихи декабриста вошли в антологии , пусть осторожно, с оговорками, о нем стали писать, как о характерном представителе передовой части общества. Большинство этих работ, правда, носили вторичный характер, не отличались глубиной и достоверностью: особенно показательна статья П.М. Головачева, где находим много неточностей. Причем таких, которые противоречили известным фактам биографии декабриста. После одиночного заключения, утверждал, скажем, автор статьи, «Батеньков утерял дар литературного изложения... умение практически прилагать свои знания и способности к делу... так что все его недюжинные знания и дарования пошли прахом» . Убедиться, что это не так, легко было и тогда: опубликованных документов вполне хватало.

Самой крупной работой о Г.С. Батенькове той поры стало исследование К. Дубровского, которое появилось в канун новых революционных выступлений, в 1916 году. Это обстоятельство, насколько можно судить, наложило отпечаток на восприятие жизненного пути и политической активности сибиряка-декабриста. Признавая его «умеренный образ мыслей», благодаря чему он, было сказано, «играл роль сдерживающего начала» и не разделял «террористических стремлений Каховского», автор полагал это слабостью. Относил к издержкам «прирожденной мягкости характера» и «идеалистических взглядов на людей и на вещи»¹³. С другой стороны, биографический очерк К. Дубровского основан на воспоминаниях самого декабриста и других заслуживающих доверие материалах. Достаточно точно, в деталях показано было становление личности, отражены главные для Г.С. Батенькова ду-

¹¹ Собрание стихотворений декабристов. М.: Печатня Снегиревой. 1906. С. 273-287.

¹² Головачев П.М. Декабристы. 86 портретов. М.: Изд. Зензинова. 1906. С. 26.

¹³ Дубровский К. Рожденные в стране изгнания. Петроград.: Тип. Виктория. 1916. С. 36.

ховные ориентиры и свойства характера. Уже одно это позволяет оценивать работу весьма высоко, хотя она имеет другие достоинства - к их числу стоит отнести подчеркнутое внимание к последним годам жизни декабриста.

Сибирские корни Г.С. Батенькова предопределили, во многом, широкий к нему интерес со стороны томских, тобольских, иркутских исследователей. Серьезный тон провинциальным работам дали А.В. Адрианов и Г.Н. Потанин¹⁴, которых декабрист привлекал как оригинальный мыслитель и которые пользовались сходными источниками. Адриановский раздел сборника «Город Томск», куда вошел очерк о декабристе, заслужил признание читателей. И почти сразу же он вышел отдельным изданием под названием «Томская старина», став библиографической редкостью. Признание было оправдано: в соответствии с репутацией вдумчивого и ответственного за каждое слово историка, А.В. Адрианов подготовил добротную, во всех отношениях, работу. Многие данные, которые он почерпнул из мемуаров, писем, исследований А.Н. Пыпина и М.В. Довнар-Запольского, прозвучали для сибиряков впервые. Он же первый обосновал истинное место рождения декабриста, исправив ошибку, восходящую к И.И. Ореусу.

И всё же главная заслуга А.В. Адрианова состояла в другом: пользуясь, прежде всего, устными рассказами томичей, он восстановил десятилетний период жизни декабриста; показал архитектурные занятия, знакомства, круг чтения, привычки и склонности ссыльного «государственного преступника». Очевидно, по этой причине Г.Н. Потанин, который знаком был с работой А.В. Адрианова, посчитал лишним останавливаться на томском периоде жизни известного сибиряка. «Отца областничества», кроме того, привлекала не только исключительная судьба декабриста, но и образ его мыслей, душевный строй. Особенности мировосприятия, которые выделил, говоря о декабристе, Г.Н. Потанин, получили осмысление в трудах исследователей других поколений. На него с полным правом могли ссылаться те, кто писал о «великом подъеме духа» сибиряка-декабриста, кого интересовало батеньков-ское понимание философских категорий «пространство» и «время».

Тогда же, в двадцатых годах, появилась статья Н.Н. Бакая¹⁵, подготовленная для юбилейных мероприятий, связанных со столетней годовщиной декабристского выступления. Статья вышла в «Трудах Томского краеведческого музея» и перекликалась с более ранними сибирскими исследованиями, а местами, по всей вероятности, опиралась на них. В то же время работа Н.Н. Бакая освещала вопросы, которые не затрагивали авторитетные его предшественники. Там выделялся «законотворческий» период жизни декабриста, раскрывался его вклад в сибирские преобразования. Подчеркивая «тяжелое впечатление от Сиби-

¹⁴ Адрианов А.В. Томская старина. Томск. 1912. 83 С; Потанин Г.Н. Гавриил Степанович Батеньков // Си
бирские огни. 1924. №2. С.66-74.

¹⁵ Бакай Н.Н. Сибирь и декабрист Батеньков. //Труды Томского краевед, музея. Т. I. Томск. 1927. С. 38-48.

ри», бюрократического аппарата и военных поселений сибиряка-реформатора, автор статьи убеждал в правомерности его сближения с тайной оппозиционной организацией, а показывая жизнь Г.С. Батенькова времен томской ссылки, цитировал письма и воспоминания, мало знакомые сибирякам. На переписке же основывал и рассказ о последних годах жизни декабриста, его участии в «разрешении крестьянского вопроса».

Расширение круга источников способствовало детализации жизнеописания Г.С. Батенькова, уточнению взглядов, определению мировоззренческих установок, что делало объяснимым возраставший интерес к незаурядной фигуре сибиряка-декабриста. Появились работы, основанные на неизданных ранее архивных материалах, которые рассказывали о деятельности Г.С. Батенькова в качестве инженера¹ , раскрывали неясные моменты его биографии. Так, опираясь на данные архива Министерства путей сообщения, Г.М. Котляров подготовил важное сообщение об аресте декабриста и описи его имущества, которая дает представление о библиотеке Г.С. Батенькова. Чуть позже в первом томе «Сибирской советской энциклопедии» появилась биографическая справка, небольшая, но вполне достоверная: справку о декабристе подготовил Б.Г. Кубалов, а короткое к ней дополнение, где говорилось об архитектурных работах сибиряка, написал И. Мягков¹⁷.

Ценность этих работ, кроме документальной основы, заключалась в том, что сибирские исследователи рассматривали декабристов, опираясь, во многом, на прежние просветительские традиции; трактовали их взгляды, особенности биографии с гуманистических позиций, были чужды предвзятости, не навязывали свое мнение, не выдавали его за единственно правильное. И в этом смысле выгодно отличались от работ, где превалировала классовая точка зрения, нашедшая выражение в «школе Покровского». В.И. Семевский отмечал, что хотя книги М.Н. Покровского «отличаются по научной значимости от довольно тоскливых произведений» других марксистов, но желание объяснить всё экономическими причинами» наивно: марксисты «слишком спешат сдать в архив всю предшествующую русскую историографию» лишь потому, что она «не объясняла исторические явления одними усло-

виями производства» .

Невнимание к внутреннему миру общественных деятелей, предвзятость, упрощенное, основанное на классовых догмах представление о сложных исторических процессах характерно для многих работ советского периода, где возникала фигура Г.С. Батенькова. В русле «школы Покровского» рассматривала декабристов и М.В. Нечкина, автор фундаменталыю-

¹⁶ Котляров Г. Батеньков в Сибири. // Воспоминания и рассказы деятелей тайных обществ 1820-х гг. Т. II М.:
Общество политкаторжан. 1933. С.145-161.

¹⁷ Сибирская советская энциклопедия. Т. I. Новосибирск.: Сибирское краевое изд-во. 1929. С. 256-257.

\ ¹⁸ Семевский В.И. Рецензия на книгу М. Покровского «Русская история с древнейших времен». // Голос ми-

нувшего. 1913. №7 С. 250-251.

го, опиравшегося на документы исследования¹⁹. Признанная классической, эта работа была, во многом, новаторской, определяла вектор новых исследований, бросала свет на неясные моменты декабристского движения. И в то же время страдала схематизмом, не давала ответа на важные мировоззренческие вопросы, показывала тайные общества вне исторической среды. На страницах двухтомника Г.С. Батеньков возникает, как второстепенная фигура, чьи «консервативные» убеждения выглядят шаткими по сравнению с республиканскими взглядами К.Ф. Рылеева, а его стремление к «законному» перевороту, желание избежать «ужасов народной революции», трактовались, как слабость.

Сказанное, впрочем, не перечеркивает значимость работ по воссозданию социально-экономических условий, в которых жили декабристы. Идеологию деятелей освободительного движения не бесполезно рассматривать на фоне экономической ситуации и социальных отношений, сложившихся к началу царствования Александра I. Сами по себе такие работы важны, но исходный посыл, жесткая схема, идеологическая заданность снижали ценность подобных усилий, приводили к тенденциозности, замалчиванию, неточностям. Так, внимательное прочтение программных записок и мемуаров вождей декабризма, которое находим в трудах Н.М. Дружинина, помогало уяснить их идеологию²⁰, но и там категоричность суждений, догматизм, заставлявший не замечать «неудобные» подробности общественно-политической жизни, бросались в глаза; приводили к противопоставлению Г.С. Батенькова, с его якобы «монархическими идеалами», и Н.М. Муравьева, хотя оба выступали с «умеренных» позиций и сходились в понимании «идеального» государства.

Своеобразие взглядов Г.С. Батенькова при этом как бы не существовало, не брали в расчет его особую роль. Возникало впечатление, что и вводили его в исследовательский текст, преимущественно, для того, чтоб оттенить революционный настрой вождей Северного общества. Г.С. Батеньков, полагали, был им нужен для установления связей с «третьим сословием», через него К.Ф. Рылеев рассчитывал выйти на некоторых вельмож. Так писал Н.М. Лебедев²¹, того же мнения придерживались другие историки, и эта позиция, продуманная или не вполне осознанная, приводила к неверному толкованию идей декабриста и всей обстановки внутри тайного общества. Споры его с теми, кто отстаивал республиканские взгляды, имели место, но показывать его «принявшим» радикализм было ошибочно. Утверждать, как К. Аксенов, что «Батеньков пытался воздействовать на Трубецкого в духе своих взглядов»²², позволяли документы, они же толкали к анализу политической линии,

¹⁹ Нечкина М.В. Движение декабристов. М.: АН СССР. Т. I. 1955. 481 С; Т. II. 1955. 505 с.

²⁰ Дружинин Н. Революционное движение в России в XIX в. М.: Наука. 1985. 484 с.

²¹ Лебедев Н.М. «Отрасль» Рылеева в Северном обществе. // Очерки из истории движения декабристов. М.:
АН СССР. 1954. С. 320-400.

²² Аксенов К. Указ. соч. С. 289.

которую выработали в канун выступления СП. Трубецкой и Г.С. Батеньков, но их роль искажалась, линию эту старались не замечать или касались ее мимоходом.

Использование дополнительных архивных материалов, касавшихся Г.С. Батенькова, изучение его заметок социологического и политического характера, обширной переписки могло бы позволить выйти за пределы схематичности, показать воззрения декабриста во всем многообразии и полноте. Но этого не произошло: первая книга о его судьбе и политических взглядах, «Декабрист Г.С. Батеньков», оставалась в границах, очерченных господствовавшими тогда представлениями. Авторам книги (А.П. Бородавкин и Г.П. Шатрова²³) важно было представить его непримиримым борцом с самодержавием, революционером, который сознательно, с детских лет впитывал свободолюбивые идеи и готовил себя к выступлению. Только такие мысли признавались «верными», других у будущего декабриста, подразумевалось, не должно было быть; отсюда упрощенная трактовка масонства, искаженное и, во многом, неверное понимание М.М. Сперанского, стремление показать декабриста не сторонником умеренных преобразований, а представителем «рылеевского» направления, хотя это противоречило достаточно проработанным к тому времени материалам.

Не делая принципиально важных открытий, книга эта, однако, представляет интерес, как первое серьезное исследование, где общественно-политические взгляды Г.С. Батенькова показаны в их развитии. Заслуживает внимания и та часть работы, которая посвящена периоду ссылки, последним годам жизни декабриста. Книга стала переходной ступенью на пути к более значимым, всесторонним, научно обоснованным исследованиям, первым из которых следует назвать монографию В.Г. Карцова. По глубине проникновения в эпоху, основательности и степени изученности материала, по ценности анализа судьбы и мировосприятия декабриста она не имела себе равных. Подробно, на достоверных источниках там было показано становление личности, освещены те стороны биографии Г.С. Батенькова, которых прежде касались частично или обходили вниманием вовсе. Книга содержала богатейший архивный материал, основывалась на документальных источниках, большая часть которых публиковалась впервые: столько новых архивных данных о декабристе никто до В.Г. Карцова в научный оборот не вводил.

Книгу цитировали, на нее ссылались как на авторитетный источник все, кого интересовала судьба декабриста, влекло его творческое наследие, занимали общественно-политические взгляды. Разносторонний, добротный материал, легший в основу работы, способствовал дальнейшим исследованиям, будил мысль, помогал вписывать декабриста, как деятеля эпохи, в широкое историческое пространство. Успех книги, действительно, обу-

²³ Бородавкин А.П., Шатрова Г.П. Декабрист Г.С. Батеньков. Томск.: ТГУ. I960. 90 с.

словлен был тем, что автору удалось выполнить задачу, которую он же сформулировал во вступлении, сказав, что собирается проследить «формирование общественно-политических интересов», показать «становление и развитие идеологии декабриста, его деятельность как дворянского революционера»^ . Политические идеи Г.С. Батенькова он, правда, рассматривал с определенных позиций (ответственным редактором книги была академик М.В. Нечки-на), отчего ощущалась всё та же заданность: не все выводы прямо вытекали из материала, некоторые суждения носили спорный характер. Но и это окупалось богатством источников, основательностью изучения.

Если рассматривать монографию с точки зрения стоявших задач, станет понятно, почему истокам сибирской статистики автор уделил столько внимания, а масонства почти не коснулся, почему тема угнетаемых при самодержавии коренных народов Сибири прозвучала отчетливо, а личность сибирского реформатора, повлиявшего на мировоззрение хмолодо-го Г.С. Батенькова, осталась, по существу, нераскрытой. Такой подход был объясним, такая направленность укладывалось в концепцию автора, и всё же границы, обусловленные ею, по всей вероятности, тяготили В.Г. Карцова. Он проявляет интерес к тюремным записям, которые требовали глубокого понимания всего мировоззрения декабриста, хотя трактует их опять схематично, исходя из заданных установок. Он пытается представить «моральное состояние» Г.С. Батенькова периода ссылки, хотя объясняет его недовольство только безденежьем. Духовные поиски и переживания, философские раздумья декабриста оставались вне поля зрения, автор книги их почти не касался, да и не ставил перед собой такую задачу.

Но проблематику наметил, и уже этим, не говоря о ценности использованного материала, предопределил появление новых работ мировоззренческого плана. Влияние его книги на труды других авторов нетрудно заметить. Очевидно, и сами эти исследования появились, во многом, благодаря научно значимой монографии В.Г. Карцова, будившей интерес к декабристу, своеобразной его фигуре и взглядам. Оставаясь, по оценкам, умеренным политическим деятелем, Г.С. Батеньков вновь обращает на себя внимание. Одних привлекает, как автор статистических записок и законопроектов (тему эту разрабатывали, в частности, СВ. Кодан, Г.Ф. Быконя, А.В. Ремнев, Л.И. Шерстова, СВ. Осипенко²⁵). Других интересует, как создатель ланкастерских школ (П. Войтик²⁶), талантливый архитектор (статьи С.Н.

²⁴ Карцов В.Г. Декабрист Г.С. Батеньков. Новосибирск.: Наука. 1965. СЮ.

²⁵ Кодан СВ. Устав об этапах 1822 года. // Государственно-правовые институты самодержавия в Сибири. Ир
кутск. : ИГУ. 1982. С. 24-40.; Быконя Г.Ф. Взгляды Батенькова на русское заселение Сибири. // Декабристы и
Сибирь. Новосибирск.: Наука. 1977. С. 65-73.; Ремнев А.В. Самодержавие и Сибирь. Омск. : ОГУ. 1995 . 236
С; Шерстова Л.И. Этнополитическая история тюрков Южной Сибири в XVII - XIX вв. Томск.: ТПУ. 1999.
432 с; Осипенко СВ. Из проектов Батенькова по преобразованию государственного устройства. // Вестник
МГУ. Сер. 8. 2003. №1. С. 40-53.

²⁶ Войтик П. Новый материал о Г.С. Батенькове. // Сибирские огни. 1963. №8. С. 180.

Баландина и A.M. Прибытковой ). Биография декабриста тоже становится объектом внимания, о ней пишут сибирские исследователи (Б.Г. Кубалов, Ю. Надточий, В.П. Бойко²⁸); выходят работы, посвященные участию декабриста в проведении крестьянской реформы (Н.А. Рабкина²⁹).

Имя Г.С. Батенькова возникает в литературоведческих трудах, статьях по эстетике, философских работах, которые существенно обогащают представление о его взглядах. Намечается попытка переосмыслить следственные материалы (В.А. Западный³⁰), политические идеи декабриста (Я.А. Гордин, А.В. Семенова, СВ. Осипенко³¹). И эта попытка согласуется с отчетливо выраженным устремлением к переоценке всего исторического материала по эпохе, к рассмотрению, казалось бы, известных событий и личностей под новым углом зрения. Тем более, творческое наследие Г.С. Батенькова, сложное и мало осмысленное, представляло для такого вдумчивого анализа благодатную почву. Однако новые исследования, касавшиеся взглядов декабриста, не возникли на пустом месте, им предшествовала многолетняя, целенаправленная работа, о которой стоит сказать особо. Первые же исследования, где в центре внимания оказались тексты Г.С. Батенькова, его взгляды и высказывания, выявили плодотворность подобных усилий, показали масштаб личности, значимость творческого багажа декабриста.

Первые же шаги к пониманию внутреннего мира Г.С. Батенькова, что характерно, привели к научному спору. Небольшая, но глубокая статья М.О. Гершензона³², предварявшая публикацию писем и записок декабриста, вызвала серьезные возражения. Позиция историка, который предположил, что духовный кризис Г.С. Батенькова повлиял на добровольное его пребывание в стенах равелина, показалась неубедительной и чуждой «материалистическому» пониманию событий. Через два года появилась статья Б.Л. Модзалевского³³, которая давала новое объяснение «таинственному», волновавшему многих исследователей двадцатилетнему заточению декабриста. Автор приводил нигде ранее не публиковавшуюся служебную переписку, давал выдержки из тюремных записок узника и доказывал, что был

Баландин С.Н. Декабрист Батеньков - инженер-строитель. // Известия СО АН СССР. Вып. 3. 1975. №11. С. 92-97.; Прибыткова A.M. Архитектурные работы декабриста Батенькова. // История СССР. 1975. №6. С. 209-216.

²⁸ Кубалов Б. Г. Несколько страниц к биографии сибиряка-декабриста. // В сердцах отечества сынов. Иркутск.:
Восточно-Сибир. кн. изд-во. 1975. С. 201-211.; Надточий Ю. Декабрист-сибиряк. // Югра. 1993. №3. С. 39-48.;
Бойко В.П. Батеньков и Дунцов-Выгодовский - два типа поведения декабристов в повседневности. // Человек
- текст-эпоха. Вып. 2. Томск.: ТГУ. С. 206-226.

²⁹ Рабкина Н.А. Декабрист Батеньков в годы революционной ситуации. // Исторические записки. Т. 96. М. :
Наука. 1975. С. 174-196.

³⁰ Западный В.А. Следственное дело декабриста Батенькова. // Вестник МГУ. Сер. 8. 1984. №4. С. 54-66.

³¹ Гордин Я.А. Мятеж реформаторов. Л.: Лениздат. 1989. 395 с; Семенова А.В. Временное революционное
правительство в планах декабристов. М.: Мысль. 1982. 205 с; Осипенко СВ. Из архива декабриста Батенько
ва. // Вестник МГУ. Сер. 8. 2003. № 4. С. 20-33.

³² Гершензон М.О. Батеньков. //Русские пропилеи. Т. И. М.: Изд-во Сабашниковых. 1916. С. 20-27.

³³ Цит. по.: Модзалевский Б. Декабрист Батеньков. // Алексеевский равелин. Кн. I Л.: Лениздат. 1990. С. 88.
(Русский исторический журнал. 1918. №5.).

он «если не вполне умалишенным, то, во всяком случае, умственно ненормальным, психически больным человеком». И эта позиция вызвала критические замечания, заставила искать новую аргументацию.

Но вопрос о психическом состоянии узника был важен не сам по себе, а в связи с новым прочтением его философских и политических записей периода заточения. И то, что тексты Г.С. Батенькова выступали на первое место, заставляли о себе спорить, привлекали глубиной и своеобразностью, было знаменательно. В дискуссию вступил С.Н. Чернов, который, подобно Б.Л. Модзалевскому, способствовал публикации документальных источников, и предложил собственное понимание личности Г.С. Батенькова. Его «Вступительные замечания» к мемуарам и письмам стали заметным шагом к осмыслению идеологии и всего мировоззрения декабриста. Хотя и отличались некоторой тенденциозностью: автор пытался показать политическую ограниченность декабриста, недопонимание им исторического прогресса, «социально-политический консерватизм», будто бы характерный для «неродовитого дворянина», что выглядело неубедительно и не соответствовало истинной позиции декабриста. Говорить о том, что Г.С. Батеньков не желал перемен и, как «ярко выраженный индивидуалист», опасался «социалистической нивелировки»³⁴, не имелось оснований.

Разговор о миропонимании Г.С. Батенькова, философских и идеологических его установках, тем не менее, оказался полезным и требовал продолжения. Отдел рукописей Всесоюзной библиотеки им. Ленина публикует большую подборку писем декабриста: письма готовит к печати и комментирует, предваряя статьей, московский исследователь А.А. Сабуров³⁵. Его статья ставит новые вопросы, концентрирует внимание на литературных связях Г.С. Батенькова, показывает отношения с семьей Елагиных, «одним из главных гнезд философствующего дворянства». В глазах А.А. Сабурова декабрист был «исключительно разносторонней и цельной, сдержанной, но притом насыщенно-яркой фигурой». Он, по мнению исследователя, «значительный и своеобразный мыслитель», хотя «его идеи не радикальны; он практик буржуазной реформы; но в пределах своей реформационной административно-экономической программы тверд, как Пестель, и глубок, как Николай Тургенев». Такая-оценка ставила Г.С. Батенькова в один ряд с вождями декабризма, выявляла значимость его мировоззрения.

Автор статьи разглядел, что «масонские связи» декабриста «наложили заметный отпечаток на характер его мышления», показал круг чтения Г.С. Батенькова, отметил его тяготение к сочинениям немецких идеалистов, трудам Шеллинга. И хотя делал это, насколько

³⁴ Чернов С.Г. Вступительные замечания. // Воспоминания и рассказы деятелей тайных обществ 1820-х гг. Т.
II. М.: Всесоюзное общество политкаторжан. 1933. С. 77.

³⁵ Сабуров А.А. Декабрист Батеньков. // Письма Г.С. Батенькова, И.И. Пущина и Э Г. Толя. М.: ГБЛ. 1936. С
11-47.

можно судить, для того, чтоб подвести к характеристике общественно-политической позиции декабриста, показанной в традиционном ключе, мировоззренческие темы всё же обращали на себя внимание. Важной кажется, в частности, попытка обозначить исследовательскую линию «Батеньков - Елагины», которая получила развитие в других трудах. «Литературная шутка» молодого инженера, которую он отправил Елагиным в 1823 году, публиковалась впервые, и это тоже поднимало научную ценность статьи А.А. Сабурова. Можно было надеяться, что статья, подготовленная, как вступление к письмам, и сама переписка, значительная по объему, позволят выйти на новый уровень в осмыслении Г.С. Батенькова. Его письма, изданные большей частью впервые, давали богатую пищу для размышлений, настраивали на глубокую аналитическую работу.

Однако ожидания не оправдались: серьезные исследования были продолжены через двадцать лет (если не считать оставшейся незамеченной статьи Л.А. Куриловой³⁶ об эпистолярном стиле декабриста), и оказались связаны с именем Т.Г. Снытко. Оригинальная его статья стала первой работой, где сделана попытка осуществить комплексный, системный подход к изучению взглядов сибиряка-декабриста, явилась новым этапом в постижении мировоззрения Г.С. Батенькова. Первая, биографическая часть статьи, впрочем, опиралась на прежние исследования, показывала устоявшийся взгляд на события, связанные с декабристом, и фигуры, его окружавшие. Новаторской можно считать ту часть исследования, которая отражала внутренний мир декабриста, существенно приближала понимание его взглядов, характера и поступков. Для автора статьи Г.С. Батеньков был крупным мыслителем, который «стоял на идеалистических позициях, но отрицал крайние его течения», и остался верен «философским положениям, усвоенным в молодости».

Понимание исторического процесса, суждения Г.С. Батенькова по вопросам экономики, права, общественной жизни, увлечение философией, математикой, другими науками -всё это оказывалось важно для характеристики эстетической концепции, которой, по преимуществу, и была посвящена статья. Такой подход, однако, обнаруживал свою состоятельность: подводя к мысли о самобытности поэтического творчества декабриста, своеобразии его литературно-критических работ, Т.Г. Снытко обращал внимание на важнейшие, с точки зрения мировоззрения, моменты. Он первым заметил, что математику Г.С. Батеньков «воспринимал как метод, который распространял на изучение философии, социологии, литературы», и напротив, философию «призывал на помощь для разрешения проблем математики»³⁷. Одним из первых указал важность сибирских трудов декабриста, богатых статистиче-

³⁶ Курилова Л.А. Эпистолярный стиль декабриста Батенькова. // Наукові записки Харківського Державного
Педагогіичного Інституту. Т. VII. 1941. С. 57-77.

³⁷ Снытко Т.Г. Батеньков-литератор. // Декабристы-литераторы. Т. 60. Ч. II. М.: АН СССР. 1966. С. 300.

скими данными, подчеркнул правомерность его интереса к этнографии, особенность просветительской позиции Г.С. Батенькова.

В конечном итоге, он не только «открыл» литературные заслуги декабриста, которого поэтом прежде не считали, но и обогатил представление о нем, как интересном, глубоком мыслителе со своим взглядом на мир. Г.С. Батеньков предстал вдруг поэтом, своеобразие которого было выражено так отчетливо, что для понимания непростых его текстов следовало углубиться в психологию, мироощущение, религиозные представления. Именно так по-

ступил А.А. Илюшин который вслед за Т.Г. Снытко и, видимо, не без его влияния, задумался над стихотворным творчеством, эстетикой, манерой письма декабриста. И хотя поэтические тексты Г.С. Батенькова становилась предметом анализа прежде (В. Орлов и Б.С. Мейлах ) и обращали на себя внимание в последующие годы (А.С. Немзер⁴⁰), приблизиться к пониманию литературного творчества декабриста удалось только А.А. Илюшину.

Он признавал, что не всё удавалось поэту, который «стремился соединить несоединимое», но его «экспериментаторство никогда не выливалось в бездушную и искусственную изощренность»; «в типично «декабристской» биографии Батенькова» он разглядел черты, придававшие судьбе «трагический колорит»⁴¹. Он увидел, что романтическая мечтательность декабриста, высокий духовный настрой, стремление к «свету» сочетались в нём с приземленностью и честолюбием, свойственным многим одаренным натурам. И эту двойственность, противоречивость следовало принимать во внимание так же, как религиозный «экзальтированный восторг». А.А. Илюшин вчитывался в поэтические строки узника, «погруженного во мрак», и находил в них библейские образы, парение духа и гибельную скорбь. Первым после В.Г. Карцова, который осознал важность «тюремной» поэтики декабриста, он попытался проникнуть в тайны духа одинокого стихотворца, понять природу его творчества, «трагически-исповедальной интонации», и многого достиг.

Его оценки явились определяющими, выводы признавались бесспорными, а стихи Г.С. Батенькова, ставшие достоянием литературы, получили известность, вошли в сборники и антологии. Вопрос подлинности части батеньковских стихотворных текстов, который поднял и аргументировал М.И. Шапир, правда, заставлял взглянуть на книгу несколько по-иному. История с пропавшим рукописным сборником наводила на некоторые размышления. Если рукопись поэта, хранившаяся в одном из архивов, исчезла, версия о фальсификации обретала основу. Однако не получила развития: филологический анализ не позволил прийти

³⁸ Илюшин А.А. Поэзия декабриста Батенькова. М.: МГУ. 1978. 186 с.

³⁹ Орлов В. Предисловие. //Декабристы. Поэзия. Драматургия. Проза. Публицистика. М.-Л.: Госиздат. 1951. С.
V -XVI; Мейлах Б.С. «Тюремная песнь» Батенькова - поэма мужества и любви к родине. // Декабристы и рус
ская культура. Л.: Наука. 1976. С. 295-308.

⁴⁰ Немзер А Голос услышан. // Вопросы литературы. 1980. №2. С. 263-267.

⁴¹ Русские писатели. М.: Просвещение. 1971. С. 174-175.

к убедительным выводам. «Мы можем твердо сказать, чем отличаются... язык и поэтика разных текстов. Но... не в состоянии, исходя из языка и поэтики, сделать научно-приемлемого заключения об авторе»⁴², - признал М.И. Шапир. К тому же выводу он пришел в ходе лингвистического анализа в своей монографии. Но, убеждаясь в искусной литературной мистификации, сделанной из «чистой любви к искусству», утверждал значимость всего творчества Г.С. Батенькова, и тех текстов, которые бесспорно принадлежали его перу

Сложность лингвистического анализа заключалась, кроме прочего, в своеобразии литературного творчества декабриста. «И в стихах, и в письмах Батеньков очень разный, сам на себя не похожий»⁴³, - писал М.И. Шапир. Сравнивая «философскую невнятицу», почерпнутую из писем, с «деловой прозой» других отрывков, он приходил относительно Г.С. Батенькова к тем же умозаключениям, что А.А. Илюшин. Отмечал глубокий ум, недюжинные дарования, сложность мировоззрения декабриста, что соответствовало восприятию других исследователей. И приходил к выводам, которые содержались в работах, появившихся почти одновременно с изысканиями А.А. Илюшина (это работы В.М. Зверева, Б.В. Емельянова и В.Л. Лившиц⁴⁴). Мысль о том, что проблему духовных поисков декабриста нужно увязывать с особенностью его творческой манеры, была не нова (на это ещё в 1941 году указывала Л.А. Курилова), но догадка получила обоснование лишь в более поздний период, чему немало способствовала статья О.А. Ронинсона о «странном языке» узника равелина⁴⁵.

По мере того, как раскрывался законотворческий дар, стихотворный талант, способности к государственному мышлению декабриста, возрастал интерес к его внутреннему миру. Теперь и работы биографические, жизнеописательные, где исследование было сосредоточено на важных событиях жизни Г.С. Батенькова, имели выход на мировоззренческие проблемы, обнаруживали тенденцию к внимательному, беспристрастному прочтению рукописей декабриста. Это было заметно в статье А. Беэра , и особенно в обстоятельной, крупной работе А.А. Брегман, открывавшей значительную подборку писем декабриста. Бесспорно, судьбу каждого исторического деятеля нужно прослеживать, понимая наследие, сознавая его значимость как мыслителя. Но в отношении Г.С. Батенькова такой подход был единственно и приемлем: оценивать его поступки, сказавшиеся на судьбе, и саму судьбу, чрезвы-

⁴² Шапир М.И. Стихотворное наследие Батенькова: проблемы текстологии и поэтики. Автореф. дис... канд.
филолог, наук. М 1999. С. 27.

⁴³ Он же. Universum versus. Язык-стих-смысл в русской поэзии XVIII - XIX вв. Кн. I. М.: Языки русской куль
туры. 2000. С. 410.

⁴⁴ Зверев В.М. Декабристы и философские искания в России первой четверти XIX в. // Декабристы и русская
культура. П.: Наука. 1975. С. 27-57.; Емельянов Б.В., Лившиц В.Л. Проблемы человека в русской философии
XVIII - первой половине XIX в. // Историко-философские исследования проблемы человека в домарксистской
философии. Свердловск.: УГУ. 1978. С. 125-152.

⁴⁵ Ронинсон О.А. Г.С. Батеньков: «Учение о слове». // Ученые записки Тартуского университета. Литературо
ведение. Тарту. Вып. 883. 1990. С. 65-76.

⁴⁶ Беэр А. Судьба декабриста Батенькова. // Сибирь. 1975. №6. С. 93-108.

чайно «странную», можно было, лишь углубившись в духовный мир. Потому для А.А. Брегман было так важно, говоря о судьбе декабриста, опираться на опубликованные, мало известные и вовсе не известные его работы, рассуждать о них, оценивать, строить выводы.

Автор статьи рисовала формирование личности, взглядов Г.С. Батенькова; характеризовала политические идеи, отмечая, что он рассчитывал добиваться свободы «путем постепенных государственных преобразований, производимых сверху», и опасался «народных выступлений» . Его конституционный проект тоже оказался в центре внимания, хотя это мало отвечало задачам статьи, где требовалось проследить жизненные вехи. Но А.А. Брегман сознательно расширяла границы исследования, подтверждая плодотворность подобного метода. И получалось, что даже «бездеятельный» период ссылки, когда декабрист находился под надзором, заслуживал интереса, как период духовного роста, интеллектуальной работы. В том же ключе, пытаясь охватывать все стороны мировоззрения Г.С. Батенькова, отражать эволюцию взглядов, продолжали работать некоторые сибирские исследователи, в частности, Ф.З. Канунова . Это объясняло и влечение его «к духовному самоуглублению, самостроению», и стремление к «монументализму, универсализму мышления, к предельному обобщению и осмыслению пути человечества», помогало понять «историю души».

При этом отдельные суждения Г.С. Батенькова, литературные связи тоже оказывались в поле зрения исследователей. Появились работы, которые характеризовали масонские устремления (О.П. Ведьмин, В.И. Сахаров⁴⁹) и философские взгляды декабриста (М.В. Строганов, В.Н. Топоров⁵⁰), показывали его нравственные установки и отношение к жизни, основанное на религиозном мироощущении (Е.И. Анненкова, Ф.З. Канунова и И.А. Айзикова⁵¹). Вводя Г.С. Батенькова в круг литературных понятий, помещая его рядом с писателями, чье творчество ему было близко по духу, авторы этих работ приходили к свежим трактовкам, новому пониманию воззрений декабриста, что было оправдано, ведь «изучение литературно-общественного движения... философской, эстетической мысли без всестороннего исследования наследия декабристов»⁵² оказывалось невозможно.

⁴⁷ Брегман А.А. Декабрист Батеньков. // Батеньков Г.С. Сочинения и письма. Т. I Иркутск.: Восточно-Сибир.
книж. изд-во. 1989. С. 40.

⁴⁸ См. напр.: Канунова Ф.З. Батеньков и проблемы сибирской культуры. // Вторые Макушинские чтения.
Томск.: ТГУ. 1991. С. 6-8; она же. Батеньков и религия. // Культура отечества: прошлое, настоящее, будущее.
Вып. II Томск. 1994. С. 62-64; она же. Томск в литературной судьбе Батенькова.// Русские писатели в Томске.
Томск.: Водолей. 1996. С. 39-58.

⁴⁹ Ведьмин О.П. Масон Северного общества. // Родина. 2002. №2. С. 63-65.; Сахаров В.И Иероглифы воль
ных каменщиков. М.: ЖИРАФ. 2000. 214 с.

⁵⁰ Строганов М.В. Батеньков в борьбе с «дурной бесконечностью» круга. // Русская литература первой трети
XIX в. Тверь. 1993. С.34-43.; Топоров В.Н. Об индивидуальных образах пространства. // Миф. Ритуал. Символ.
Образ. М.: Прогресс- Культура. 1995. С. 446-475.

⁵¹ Анненкова Е.И. Гоголь и декабристы. М.: Прометей. 1989. 173 с; Канунова Ф.З., Айзикова И.А. Нравствен
но-эстетические искания русского романтизма и религия. Новосибирск.: Сибирский хронограф. 2001. 304 с.

⁵² Анненкова Е.И. Указ. соч. С. 122.

Духовное родство декабриста с Жуковским и Гоголем при ближайшем рассмотрении становилось органичнее, глубже, чем виделось прежде (об этом свидетельствуют письма, «рассуждение» Г.С. Батенькова на смерть поэта-романтика, его заметка по поводу «Мертвых душ»); это родство носило концептуальный характер, что объясняло интерес данных писателей к декабристу.

Но если эстетические взгляды Г.С. Батенькова все же рассматривались, главным образом, в отношении к творчеству Жуковского и Гоголя, то этические, религиозные, философские воззрения предметом анализа становились куда реже; они нуждаются в обстоятельном изучении, причем в контексте тех важных исторических процессов, участником и свидетелем которых он был. Сложное его мировоззрение, несмотря на пристальный интерес исследователей, оставалось нераскрытым; «духовная биография» во всей ее полноте и своеобразии ждала изучения, эволюция взглядов не нашла, по существу, отражения. Получилось так, что «Батеньков — общественный деятель... изучен больше и полнее, чем Батеньков - философ... хотя материалы для такого изучения прекрасные...»⁵³.

Даже общественно-политическая позиция декабриста нуждается в более вдумчивой, трезвой оценке, хотя этой стороне мировоззрения посвящена была самая значительная часть работ. Собственно, Г.С. Батеньков и привлекал внимание, в первую очередь, как фигура историческая, как государственный деятель, вовлеченный в водоворот судьбоносных событий; его политические взгляды, оцененные к тому же недостаточно точно, служили призмой, через которую рассматривали всё его мировосприятие. А поскольку важность мировоззрения ставили в зависимость от степени радикализма, «умеренный» Г.С. Батеньков в общепринятой классификации неизменно отходил на второй-третий план; в других работах он упоминался как жертва самодержавного деспотизма, против которого выступали участники тайных политических обществ, и только.

В большинстве работ особенность его личности, взгляды показаны скупо, схематично, не всегда достоверно и почти всегда, за небольшим исключением, тенденциозно. Вопрос о миропонимании декабриста увязывали с развитием освободительного движения и рассматривали разные стороны его творческого, духовного наследия именно с этих позиций, вольно или невольно обедняя представление о незаурядном мыслителе, поэте и философе, каким был Г.С. Батеньков. Избежать этого не удалось, к сожалению, и В.Г. Карцову, автору самой крупной, фундаментальной работы о декабристе; в других трудах досадная схематичность, упрощение, сужение взгляда на эту фигуру еще очевиднее. Даже там, где показан вклад Г.С. Батенькова в сибирские преобразования, раскрыта его практическая деятельность как адми-

Канунова Ф.З., Айзикова И.А. Указ. соч. С. 117.

нистратора и архитектора, где видна его роль в подготовке восстания, внутренний мир декабриста остаётся как бы за скобками разговора.

Едва ли не первым обратил на это внимание Т.Г. Снытко: по его словам, декабрист, которому посвящено «больше работ, чем о Пестеле», вызывал закономерный интерес, но «обилие напечатанных материалов не проясняло истинного лица этого крупного деятеля декабристского движения»⁵⁴. Суждения о нём носили поверхностный, пристрастный, противоречивый характер - обратных примеров находим мало. Глубокие работы, касавшиеся широкого круга мировоззренческих вопросов, характерных для Г.С. Батенькова, стали появляться, в основном, лишь в последние годы; наметилась тенденция к переосмыслению некоторых фигур декабризма (в том числе Г.С. Батенькова), особое значение стали обретать их философско-эстетические взгляды.

«Мировоззрение Батенькова необходимо изучать на основе его документального наследия», указывал Т.Г. Снытко, и признавал, что сделать это не просто, поскольку «нормальный процесс развития взглядов Батенькова был нарушен его двадцатилетней изоляцией», и взглядам этим, кроме того, была свойственна некоторая «неясность». Проблема, однако же, в том, что углубиться в суждения декабриста мало кто и старался: исследователей интересовала, чаще всего, какая-то одна сторона мировосприятия, которая еще и бралась в отрыве от принципиальных для Г.С. Батенькова философских систем, идеологических установок, эстетических взглядов, определявших поступки, и вне связи с реальной ситуацией, историческими условиями, формирующими эти принципиальные воззрения.

Многие упоминали его «низкое», по сравнению с родовитыми декабристами, происхождение, но, приступая к анализу общественно-политических взглядов, оставляли это обстоятельство в стороне. Все отмечали, что Г.С. Батеньков был единственным среди декабристов уроженцем Сибири, но показать, как отразилось это на духовном облике, строе мыслей декабриста сочли нужным немногие. «Все исследования о Батенькове и Сибири... значительно политизированы и социологизированы, в результате чего проблема «Батеньков и сибирская культура»... остаётся неизученной», - отмечала Ф.З. Канунова. - Не исследована эволюция мировоззрения Батенькова, а прямолинейное привязывание его к революционной идеологии в последекабристский период исключает возможность объективного и диалектического подхода к рассмотрению его... творчества»⁵⁵.

Своеобразие личности Г.С. Батенькова не стало предметом внимательного и всестороннего изучения. Исключительная его набожность, наложившая отпечаток на всё творческое, эпистолярное наследие, оставалась в глазах многих чертой личности, и не более; его

Снытко Т.Г. Указ соч. С. 289.

Канунова Ф.З. Батеньков и проблемы сибирской культуры. С. 6.

«масонские записки» воспринимались в контексте сходной мемуарной литературы, а взгляды «вольного каменщика», столь же глубокие, как и религиозные, не проецировались на всё мировосприятие (хотя ещё С.Н. Чернов признавал, что «его масонство, в отличие от масонских увлечений многих, было глубоким и искренним состоянием души»). Да и вклад Г.С. Батенькова в развитие шеллингианских идей для большого круга исследователей стал очевиден только сейчас, хотя было известно, что именно он в числе первых «вздумал пересадить Шеллинга на русскую почву».

Для современников Г.С. Батенькова влияние натурфилософии, объективного идеализма на умы было определяющим, но немногие, как он, прониклись идеями немецких философов так основательно, и выработав собственное мировосприятие, повлияли на развитие самобытной российской философии. Духовные поиски Г.С. Батенькова оказались близки ранним славянофилам, его мысли о религии и науке, искусстве и свободе духа перекликались с идеями Жуковского и Гоголя, а позже нашли продолжение в творчестве Л. Толстого. «Батеньков принадлежал к числу тех редких людей, которым дана способность с чрезвычайной силой ощущать в себе и созерцать стихийные движения своего духа»⁵⁶, - писал М.О. Гершензон, и утверждал, что декабрист предвосхитил учение Льва Шестова. С тем же правом его можно назвать и предтечей таких выдающихся христианских философов, как С. Булгаков, Н. Бердяев, В. Соловьев.

Одним из первых русских мыслителей Г.С. Батеньков обратил взгляд «внутрь себя», сделал предметом изучения внутренний мир и рассматривал его с позиций трансцендентального идеализма. Его напряженная рефлексия, опиравшаяся на учение Шеллинга, привела к открытиям и прозрениям, которые только сейчас, спустя полтора с лишним века, стали заметны и признаны заслуживающими внимания. Пришло осознание того, что Г.С. Батеньков, понятый плохо, «излишне противоречиво в одних случаях и поразительно упрощенно и прямолинейно в других», был «в чистом виде редчайший представитель особого типа русского сознания»⁵⁷, для которого жизнь духа несоизмеримо важнее внешних меняющихся обстоятельств. Оказалось, что углубившись в себя, можно понимать современность и сохранять с нею связь, постигая важные для эпохи идеи, и даже идти впереди, указывая путь другим, менее углубленным и более деятельным.

Так началось «открытие» поэта и мыслителя Г.С. Батенькова, в котором прежде видели лишь участника мятежа и бывшего узника. Но если как поэт, «сложный, запутанный, иногда попросту непонятный», он всё же раскрылся благодаря А.А. Илюшину, то как мыслитель, духовный мир которого был «созвучен всему странному» и требовал «человеческой

Гершензон М.О Указ. соч. С. 23. Топоров В.Н. Указ. соч С. 449.

отзывчивости» (А. Немзер), он остаётся, во многом, непонятым. Собственно, и Г.С. Батень-ков оценивал свои достоинства скромнее, нежели они заслуживали. Если и отзывался о себе, как философе и поэте, так в духе свойственной ему самоиронии. «Я философ, и философ такой страшной, что читателю неловко, нескладно, опасно и даже неприлично было б со мной спорить... — писал в набросках к «Нескладному роману». - Я поэт, и поэзия моя не лучше, не легче моей философии⁵⁸.

Стоит ли удивляться, что записи Г.С. Батенькова, особенно философские, вызывали пёстрые, полярные мнения; в них видели «тайны прозревшего духа» или «болезненный бред». Но независимо от того, как оценивать наследие и духовный путь декабриста, нужно признать, что он был характерным представителем передового русского общества, воплотив заметнейшие, ярчайшие его черты; являл «яркий образ философствующего идеолога, масона... человека исключительной твёрдости, цельности и глубины... пытливого, энергичного, способного к глубокой критической мысли», оставаясь «почти собирательным общественным типом своего времени» . И в этом тоже проявилось своеобразие его личности: выразив себя, свою индивидуальность очень отчетливо, Г.С. Батеньков вместе с тем показал типичный, обобщенный облик исторического деятеля эпохи; сочетал, казалось бы, несочетаемые свойства, совмещал «общее и частное» так легко и естественно, как мало кому удавалось.

При всей удивительной несхожести Г.С. Батеньков, как заметил Я. Гордин, «соединил в себе едва ли не все присущие декабристскому движению черты - вкус и талант к военному делу и религиозность, жадный интерес к европейской философии и глубокий патриотизм, любовь к ораторствованию и деловое практическое направление мысли, умение добросовестно служить государству и тягу к надгосударственности масонства, и наконец, неумение мириться с политическим несовершенством системы» . Почему это удалось, в сущности, ясно: декабрист обладал богатой натурой, имел разнообразные дарования, и не останавливался в развитии, совершенствовал себя в духе масонства всю жизнь. Только задачи ставил перед собой разные: потрясение, пережитое в равелине, во время следствия и позже, наложило на его миропонимание сильнейший отпечаток; заставило по-новому взглянуть на себя, переосмыслить отношение к действительности.

Таким образом, несмотря на достаточно обширную историографию, проблема понимания эволюции личности, сущности мировоззрения Г.С. Батенькова остается не достаточно разработанной. Исследования, посвященные выявлению особенностей его внутреннего мира, затрагивают лишь отдельные периоды его жизни и не дают целостную картину мировоззрения Г.С. Батенькова в динамике; его душевные метаморфозы объясняются, прежде

⁵⁸ Иркутский мемориальный музей декабристов. Фонд А.А. Брегман. (РГБ. Ф.20. К. 1. Е. Хр.7. Л. 1).

⁵⁹ Курилова Л.А. Указ. соч. С. 51.

⁶⁰ Гордин Я. Декабристы и Сибирь - тогда и сегодня. // Звезда 1977. №7. С. 213.

всего, влиянием внешних обстоятельств, в то время, как они отражали духовную и интеллектуальную работу декабриста, связанную с его богатым внутренним миром.

Объектом исследования в настоящей работе явились духовные поиски, социально-политические взгляды, особенности миросозерцания части российской интеллектуальной элиты первой половины XIX столетия. Предметом исследования необходимо считать эволюцию личности и мировоззрения Г.С. Батенькова, «жизнь души», глубокий и своеобразный внутренний мир, религиозные переживания, умонастроение.

Выявление миропонимания Г.С. Батенькова в разные периоды жизни, на разных этапах деятельности определяет основную цель настоящей работы. Впервые прослеживается миропонимание Г.С. Батенькова в динамике, показаны ценность и своеобразие его взглядов, сходство и отличие от системы воззрений других представителей эпохи, обрисована «биографию духа», что позволяет приблизиться к пониманию эпохи, как таковой, и природы человека, пониманию важных социальных и антропологических проблем.

Потребность продемонстрировать весь комплекс идей декабриста в их единстве и нерасторжимой связи с биографией, духом эпохи, общественно-политическими условиями определила задачи диссертации. На основе документных источников, писем и рукописей декабриста выполнена определенная работы, позволяющая показать в развитии «картину души», привести взгляды в систему и выявить наиболее существенные элементы миропонимания, показать напряженные духовные поиски одного из ярких представителей пушкинской эпохи, личность которого привлекает к себе внимание и сегодня, спустя почти полтора столетия после смерти декабриста-мыслителя..

Таким образом, основные задачи настоящей работы заключаются в следующем:

показать в развитии личность декабриста в историческом контексте России первой половины XIX века;

представить характеристику личности и событийную канву жизни Г.С. Батенькова как отражение развития его мировоззрения, которое являло сложное переплетение идей, меняющихся, эволюционизирующих на протяжении всей его жизни;

выявить существенные элементы системы воззрений и показать их в динамике;

систематизировать наиболее важные взгляды, идеи, представления декабриста;

рассмотреть духовные поиски, религиозные переживания Г.С. Батенькова;

определить его место в кругу современников, общественных и литературных деятелей, в истории общественно-политической мысли первой половины XIX века.

В круг задач, поставленных перед данным исследованием, иными словами, входит рассмотрение всего сложного мира чувств, идей, представлений Г.С. Батенькова на протяжении всей его жизни, анализ богатого и разнообразного творческого наследия декабриста-

мыслителя. Подобных задач не ставил перед собой ни один исследователь; они требуют осмысления на широком документальном материале, в «живом», насыщенном событиями и именами историческом контексте.

Жизненный путь сибиряка-декабриста распадается на пять характерных периодов.

Первый даёт представление о формировании личности, воспитании незаурядного сибиряка. Он завершается тем, что фронтовой офицер, герой войны, мечтая проявить себя на инженерном поприще, решает оставить армейскую службу (1793 - 1816);

второй позволяет увидеть раскрытие личности: это время инженерно-строительной, законотворческой, административной работы, сибирских преобразований и службы в государственных учреждениях, сближения с членами тайного общества (1816-1825);

третий служит чертой, точкой отсчета нового мироощущения Г.С. Батенькова, пережившего в равелине неслыханные испытания. И в то же время раскрывает свойства его натуры, внутренний потенциал, делает декабриста фигурой исключительно своеобразной (1826-1846);

четвертый помогает понять человека, сумевшего преодолеть душевную смуту, сохранить себя в губительных для других условиях и вернуться к жизни. Это годы ссылки, во время которых он размышляет о мире и человеческой сущности, переписывается, пишет статьи, переводит (1846-1856);

пятый показывает Г.С. Батенькова необыкновенно активного, деятельного: он много пишет, путешествует, участвует в общественной жизни, спорит, реализует свои представления о прогрессе. Пытаясь осмыслить пройденный путь, оставляет краткие, но глубокие воспоминания (1856-1863).

Таковы этапы нравственного, интеллектуального, духовного совершенствования Г.С. Батенькова. Оставаясь человеком практического склада ума, он был в то же время оригинальным поэтом и глубоким мыслителем, автором глубоких работ (в частности, первым в России занимался египетскими письменами⁶¹. Как общественный деятель, он существенно проявил себя и в эпоху Александра II, участвовал в полемике, развернувшейся по поводу освобождения помещичьих крестьян и работе калужского «либерального кружка».

В письмах и рукописных работах он отставал свою позицию по модернизации экономики, судебной реформе, улучшению университетского образования, и до конца дней не терял связь с современностью, оставаясь человеком с активной жизненной позицией, высоким чувством гражданского долга. Все это нашло отражение в представленной работе.

⁶¹ Батеньков Г.С. О египетских письменах. // Сын Отечества. 1825. Т. 28-30, 32-35 (оценку книге дал И.С. Кан-цельсон в статье «Неизвестная книга декабриста Батенькова». // Декабристы. Новые материалы. М.: ГБЛ. 1955. С. 323-336).

Хронологические рамки исследования охватывают, таким образом, весь период жизни и деятельности снбиряка-декабриста, с конца XVIII до середины XIX столетия.

Научная новизна данной работы, ее новаторство и своеобразие заключается в комплексном, системном подходе к изучению внутреннего мира декабриста, в сопоставлении его взглядов с мировоззренческими установками других исторических деятелей, «встраивании» мира идей Г.С. Батенькова в движение всей русской общественной мысли первой половины XIX столетия.

Мировоззрение декабриста-мыслителя впервые рассмотрено, как сложная, гармоничная, развивающаяся система философских, эстетических и общественно-политических воззрений, определена их значимость, предложено новое «прочтение» некоторых важных идей декабриста. Социологическая концепция Г.С. Батенькова, его государственно-правовые взгляды впервые показаны в сопоставлении со взглядами крупнейшего русского реформатора М.М. Сперанского; более глубоко, чем прежде, представлены социально-политические воззрения декабриста, показана его роль в подготовке «заговора реформаторов», выявлены обстоятельства духового кризиса, который последовал за разгромом восстания.

Впервые раскрываются религиозные и философские взгляды Г.С. Батенькова в период ссылки, анализируется его отношение к волновавшим общество социальным проблемам, основным течениям русской общественной мысли середины XIX века; обращено внимание на духовные и философские искания Г.С. Батенькова, его связь с современниками — ссыльными декабристами, петрашевцами, представителями сибирского общества; исследовано творчество этого периода, дана общественно-политическая позиция в годы царствования Александра I, раскрыто миропонимание калужской поры; рассмотрены некоторые ключевые работы позднего периода жизни Г.С. Батенькова.

Методологической основой исследования можно считать восходящий к трудам М.О. Гершензона, свойственный современным отечественным и зарубежным работам способ исследования, который назван психоисторией. В новых трудах, где заметно его применение, известные и, казалось бы, раскрытые фигуры предстают «без позолоты», как живые, противоречивые люди со своими сомнениями, заблуждениями, ошибками (что не умаляет их значения). «Каждый из декабристов был живым человеком... вёл себя неповторимым образом», указывал Ю.М. Лотман, обращая внимание на особенности реализации исторических закономерностей, которые связаны с историко-психологическим обликом деятелей эпохи .

Общественно-политическая деятельность не исчерпывала всех личностных проявлений декабристов, она нуждается в новых исследованиях для выявления сложного комплекса идей, чувств, переживаний, выражающих внутренний мир. Человеческая сущность декабри-

⁶² Лотман Ю.М. Избр. статьи в 3-м т. Т.1 Таллинн.: Александра. 1992. С. 298.

стов, отмечал Ю.М. Лотман, столь же важна, интересна, как социально-политические взгляды, которым всегда уделяли внимание. Духовное развитие исторических личностей, кроме того, нужно рассматривать в контексте реальных исторических обстоятельств; «все усилия... выяснить основные черты духовного развития русского общества не только оставались в целом бесплодными, но и привели к ужасающим искажениям картины нашего прошлого», - писал М.О. Гершензон, полагая, что эта картина, «взятая вне глубокой связи с общей историей русского общественного сознания, оставалась как бы висящей в воздухе»⁶³.

Историю общественного сознания нужно рассматривать через миропонимание, эволюцию взглядов наиболее заметных деятелей эпохи, воплотивших характерные для своего времени черты. «Изучить смену общественных идей в их сущности... значит изучить эти идеи в их индивидуальной углубленности, в лице их типичнейших представителей», поскольку общество, как таковое, «не ищет, не мыслит, не страдает; страдают и мыслят только отдельные люди» , - считал М.О. Гершензон. В продуктивности такого подхода легко убедиться, применив его к изучению социальной жизни и общественного сознания, миропонимания Г.С. Батенькова. Данный подход расширяет методологические возможности использования принципов историзма и научной объективности, базирующихся на признании важности анализа источников различного происхождения.

Выявление особенностей исторического процесса и общественной мысли того или иного периода тем результативнее, чем более крупная, нестандартная личность оказывается в центре внимания; именно человек «нестандартного поведения, выходящего за пределы традиционных норм и социально признанных альтернативных моделей»⁶⁵, обращает на себя внимание исследователей. В этом проявляется устойчивый интерес к «интеллектуальной истории», той сфере исторического знания, где история культурного развития общества, философской мысли, религиозного сознания рассматривается в русле общей социальной истории, в конкретном общеисторическом контексте, помогая тем самым осмыслить и общественно-политические отношения в целом.

Это важный подход, который не просто допускает, но и обязывает расширять границы исторического познания, делает необходимым выход в смежные, пограничные области гуманитарной науки (социология и антропология, этика и эстетика, философия и история религиозной мысли), поскольку «в изучении прошлого нет резких водоразделов и, конечно, историк не может без ущерба для профессиональной деятельности замкнуться в своей специализации»⁶⁶; тенденция к применению такого подхода становится всё очевиднее.

⁶³ Гершензон М. История молодой России. М.: Т-во Сытина. 1908. С. III.

⁶⁴ Там же. С. V.

⁶⁵ Репина Л.П., Зверев В.В., Парамонов М.Ю. История исторического знания. М.: Дрофа. 2006. С. 267

⁶⁶ Там же. С. 268.

Применять для решения подобных задач комплексный, системный подход, как представляется, уместно и плодотворно; это позволяет выйти за рамки традиционных представлений, увидеть, как та или иная идея находила последовательное выражение в поэтических строках, заметках философского и литературно-критического характера, социологических статьях и записках декабриста. Такой подход помогает охватить все стороны его разнообразной жизнедеятельности, осуществить значимые исследования на стыке гуманитарных дисциплин, подойти к существенным для понимания личности выводам.

Раскрытие сложной системы воззрений такой видной фигуры, как Г.С. Батеньков, его взглядов на мир внешний, «громаду вселенной», и мир человека, «космос души», заставляет комбинировать, искать адекватные способы погружения в тончайшую сферу переживаний и умонастроений; подвигает к тому, чтоб использовать традиционные, свойственные старой историографии, и современные методологические инструменты из стремления «очеловечить историю», показать участников событий и сами события со стороны и «изнутри», опираясь на персональные тексты, мемуарные свидетельства, эпистолярные источники.

Одним из основных приемов исследования при этом выступает сравнительный анализ, который применяется в двух плоскостях: по горизонтали (сопоставление суждений, идей разных деятелей эпохи) и вертикали (сравнение взглядов в разные исторические периоды Г.С. Батенькова и людей, его окружавших). Применительно к данной работе следует говорить, кроме того, о методах, используемых в современных гуманитарных науках: описательный, аналитический, системно-структурный, метод аналогии.

При этом стоит отметить, что анализ общественного сознания в целом и миропонимания конкретной личности подвигает к тому, чтоб рассматривать указанную проблематику в контексте реальных событий, в четко очерченном историческом пространстве.

Вопрос об источниковой базе в связи с этим обретает особое значение. Первую группу источников составляют опубликованные и неопубликованные тексты декабриста. Кроме двух сборников писем, московского и иркутского, а также подборки М.О. Гершензона, в разные годы выходили довольно примечательные письма декабриста. Наиболее значимой оказалась публикация в «Летописях» литературного музея⁶⁷: там вышли 23 письма Г.С. Батенькова, адресованных, главным образом, А.П. Елагиной и И.И. Пущину. Но и другие публикации были полезны для понимания религиозных, философских, эстетических воззрений декабриста: письма его к Е.П. Оболенскому, А.И. Штейнгелю и И.И. Пущину , другим де-

⁶⁷ Декабристы. Летописи Госуд. литерат. музея. М.: ГЛМ. Кн. III. 1938. 562 с.

⁶⁸ Русская старина. 1901. Т. X. С. 101-108; Русская старина. 1889. Т. VIII. С. 333-358; Сибирь и декабристы.
Иркутск.: Восточно-сибир. книж. изд-во. 1981. Вып. II. С. 193-210.

кабристам и их послания Г.С. Батенькову (М.И. Муравьев-Апостол, СП. Трубецкой, П.И. Фаленберг, И.Д. Якушкин, Н. А. Бестужев⁶⁹).

Значительная часть рукописного наследия Г.С. Батенькова находится в Российской государственной библиотеке: письма, наряду с хранящимися там статьями, записками представляют огромный интерес. По словам сотрудника Отдела рукописей РГБ Л.М. Ивановой, письма эти «изумляют исключительной силой воли и любви к людям и жизни», позволяют «приподнять завесу над личной жизнью Батенькова»⁷⁰, выявить позицию по злободневным проблемам общественной жизни и отношение к крупным фигурам, таким как Сперанский. При жизни Г.С. Батенькова ни одно из его писем опубликовано не было, а некоторые статьи

выходили в петербургских журналах ; созданные при участии декабриста законодательные акты увидели свет в «Полном своде законов» Российской империи. Следственные материалы, где содержатся биографические сведения, показания, политические проекты декабриста⁷², вышли в 1976 году, и были тоже оценены по достоинству.

Отдельные страницы следственных материалов публиковались, впрочем, и прежде; воспоминания декабриста о сотрудничестве со М.М. Сперанским и А.А. Аракчеевым по-местил журнал «Русская старина» (текст показаний от 31 марта 1826 года). Отрывки из «Донесения следственной комиссии» по делу Г.С. Батенькова издал журнал «Русский архив», затем полный текст появился в книге «Декабристы и тайные общества в России»⁷⁴; Н.Ф. Дубровин, которого декабрист интересовал, как историческая личность, обнародовал письма к нему государственных деятелей, поместил характеристику Аракчеева и Сперанского, взятую из следственных материалов⁷⁵. Позже воспоминания декабриста, уже не связанные со следственным делом, помещали другие издания: самые яркие тут публикации С. Шестериков, В.Е. Якушкина и Е.И. Якушкина ; выходили воспоминания тех, кто близко

знал декабриста (мемуары А.И. Лучшева, Э.И. Стогова, Н.И. Греча ).

Декабристы. Новые материалы. М.: ГБЛ. 1955. С. 245-250, 297-303; Декабристы. Неизданные материалы и статьи. М.: Всесоюзное общ-во политкаторжан. 1925. С. 255, 262; Декабристы Летописи ГЛМ. С. 223, 226, 330-331. ^,0 Иванова Л.М. Фонд Батенькова. // Записки отдела рукописей. Вып. XIII. ГБЛ. 1952. С. 43.

⁷¹ Батеньков Г С Общий взгляд на Сибирь. // Сын Отечества. 1822-1823. Ч. 81. №41. С. 3-13; №44. С. 147-159;
Ч. 83. №11. С. 53-63; Ч. 84. №10. С. 107-128; №11. С. 145-156; Ч. 85. № 15. С. 36-38 ; Батеньков Г.С. Замеча
ния на Генеральную карту Российской Империи. // Северный архив. 1823 . T.V. С. 197-204.

⁷² Восстание декабристов. Под ред. М.В. Нечкиной. Т. XIV. М.: Наука. 1976. 508 С. 29-145.

⁷³ Граф М.М. Сперанский и граф А.А. Аракчеев. // Русская старина. Т. X. 1897. С. 75-97.

⁷⁴ Декабристы и тайные общества в России. М.: Изд-во Саблина. 1906. С. 33-59.

⁷³ Дубровин Н. Письма главнейших деятелей в царствование Александра I. СПб 1883. С. 354-355.

⁷⁶ Шестериков С. Батеньков о Сперанском. // Декабристы. Неизданные материалы и статьи. М.: Всесоюзное
общ-во политкаторжан. 1925. С. 169-175; Якушкин В. Сперанский и Аракчеев. СПб.: Тип. Альтшулера. 1905.
С. 50-52; Письма Якушкина к жене из Сибири. // Декабристы на поселении. М.: Изд-во Сабашниковых. 1926.
С. 43-50.

⁷⁷ Лучшев А. Декабрист Батенков. // Русский архив. 1886. К. II. С. 269-280; Стогов Э.И. Очерки, рассказы и
воспоминания. // Русская старина. Т. XXII. 1878. С. 499-530; Греч Н.И. Записки о моей жизни. М.: Книга. 1990.
С. 197-199,262-266.

В настоящей работе использованы опубликованные ранее статьи Г.С. Батенькова, а также упоминавшиеся и неизвестные его работы; среди них «Записка о заселении Сибири» «Начертание устава о земских повинностях», «Записка о поселениях в Сибири», «Записка о каторжных» черновик статьи «О промышленности в Сибири», наброски к «Нескладному роману», заметки философского содержания. Особое внимание было уделено концептуальным работам декабриста. Вопросы мировоззрения Г.С. Батенькова рассмотрены на таком важном архивном источнике, как «тюремные тетради», которые хранятся в Пушкинском доме (ИРЛИ ), прошения декабриста и официальная переписка.

Мемуарная литература, интерес к которой продолжает расти, составляет вторую важную группу источников; она оказывается важной для уяснения исторических обстоятельств и мира идей конкретных фигур. Вчитываясь в записки исторических деятелей, мы начинаем смотреть на давние события их глазами, лучше представляем условия, влиявшие на становление и развитие взглядов, характер общественного сознания. Так, воспоминания декабристов содержат сведения, помогающие осознать поведение Г.С. Батенькова на следствии и в равелине, сопоставить его взгляды с позицией других декабристов. Это важно еще потому, что мемуарный материал приводит порой к выводам, не соответствующим принятым ранее; из воспоминаний явствует, например, что Г.С. Батеньков, говоривший о необходимости постепенных преобразований, имел сторонников. Так полагал не только В.И. Штейнгель, но и Е.П. Оболенский, убежденный, что «форма государственного устройства зависит... от исторического развития народа», а не от воли отдельных людей.

В этой связи стоит упомянуть и двухтомник «Русских мемуаров»⁷⁹, где о первой половине XIX века повествуют декабристы и хорошо осведомленные деятели, вроде Ф.Ф. Виге-ля, и литераторы. Весьма важными представляются сборники документов, вышедших бла-

годаря сотрудникам Московского университета ; заслуживает интереса также работа, кото-

о і

рую много лет проводит редакционный коллектив серии «Полярная звезда» . Материалы, изданные в этой иркутской серии, невозможно обойти вниманием, изучая миропонимание Г.С. Батенькова и близких ему по духу декабристов, таких как М.А. Фонвизин, В.И. Штейнгель, отчасти С.Г. Оболенский. Достаточно сказать, что в работу над публикацией декабристских сочинений и писем, которые вышли под обложкой «Полярной звезды», вовлечены были Н.Я. Эйдельман, СВ. Мироненко, СВ. Житомирская, другие ученые, глубоко исследовавшие эпоху. Не менее важной для изучения мировоззрения Г.С. Батенькова, его фило-

⁷⁸ Институт русской литературы и искусства (ИРЛИ). Ф. 265. Оп.2. Д. 133. Л. 1-36 об

⁷⁹ Русские мемуары. М.: Правда. T.I. 1989. 624 С; Русские мемуары. Т II. 1990 736 с

⁸⁰ Мемуары декабристов. Северное общество. М.: МГУ. 1981. 400 С; Мемуары декабристов. Южное общест
во. М.: МГУ. 1982. 352 с.

⁸¹ См. напр.: Штейнгель В.И. Сочинения и письма. Иркутск. Восточно-Сибир. книж. изд-во. 1985. Т I. 608 с.

софских и эстетических взглядов, представляется серия «Библиотеки любителей российской словесности» (стоит упомянуть статьи и письма В.Ф. Одоевского и П.Я. Чаадаева⁸²).

Весьма важной представляется и третья группа источников, куда входят подлинные документальные данные: материалы, хранящиеся в региональных архивах, в архивных хранилищах Москвы и Петербурга (ОР РГБ, ИРЛИ, ГАРФ, архив РАН); многие из этих материалов были использованы при подготовке исследования. В научный оборот был введен ряд документов Томского, Омского и Иркутского государственных архивов, Томского областного краеведческого музея; предложен анализ статей, заметок, набросков декабриста (в том числе неопубликованных).

Благодаря работе над фондом А.А. Брегман - составителя 1-го тома писем Г.С. Батенькова (Иркутск, «Полярная звезда»), и участию в издании 2-го тома, в научный оборот вовлечен большой массив писем декабриста калужской поры, рассмоіреньї не публиковавшиеся важные труды Г.С. Батенькова («Записка по вопросу об отмене крепостного состояния», «Нечто об истории»). Фонд А.А. Брегман в Иркутском мемориальном музее декабристов до настоящего времени не описан и не систематизирован (поэтому в представленной работе даются двойные сноски: как на индивидуальный фонд, так и на исходные мест хранения документов). Сюда входят рукописи и письма Г.С. Батенькова, преимущественно, калужской поры (1856-1863 гг.), выявленные в Государственном архиве Российской федерации (ГАРФ), архиве Института русской литературы и культуры (ИРЛИ), рукописных отделах Российской государственной библиотеки (Москва), Российской национальной библиотеки (Петербург). Пожалуй, самый значительный интерес в этом комплексе документов представляют глубокие, философские письма декабриста.

Таким образом, выстраивается вполне основательный ряд источников, которые позволяют «вписывать» Г.С. Батенькова в широкое историческое полотно первой половины XIX века. В эту источниковую базу, основу которой составляют оригинальные тексты (опубликованные, мало известные и неизвестные рукописи), входят воспоминания, дневниковые записи современников Г.С. Батенькова, его разнообразная личная и служебная переписка, правительственные документы, формулярные списки, следственные показания декабристов. Эти источники позволяют выявить наиболее существенные идеи декабриста, проследить развитие взглядов в разные периоды жизни. Причем письма калужской поры, которые использованы впервые, столь же важны, как и ранние послания; там Г.С. Батеньков размышляет, в частности, о бессмертии духа, божественной воле, соотношении науки и веры, чувства и разума, думает о будущем страны и наметившихся реформах.

, ⁸² Одоевский В.Ф. О литературе и искусстве М.: Современник. 1982. 223 С; Чаадаев П.Я. Статьи и письма.

М.: Современник 1987. 367 с.

Если собрать документальные материалы, станет понятно, что на этой основе можно успешно «реконструировать» внутренний мир декабриста, изучать его взгляды, идеи, представления в развитии; такую задачу никто из исследователей перед собою прежде не ставил. Устойчивый интерес историков, социологов, философов, литературоведов к трудам и суждениям Г.С. Батенькова не привел к появлению работ, которые бы выявили мировоззрение во всей полноте; эта незавершенность, «недосказанность» побуждала к новой работе, которая, учитывая предыдущий анализ, позволяла бы выйти на более высокий уровень осмысления, показать его отношение к миру, себе и проблемам, волновавшим русское общество.

Особую важность представляет также вопрос о практической значимости работы, который связан с тематикой и научной новизной исследования. Такая попытка возвращает нас к становлению русской идеи, существенно подвигает в понимании развития общественного сознания вообще и политического либерализма, в частности, позволяет рассматривать преемственность взглядов, проецировать не утратившие актуальности идеи, представления деятелей прошлого, на сегодняшнюю российскую ситуацию. Кроме того, выводы, сделанные в диссертации, могут использоваться в образовательном процессе, при подготовке трудов по истории России и истории общественно-политической мысли в первой половине XIX века. Анализ нравственных начал личности Г.С. Батенькова может послужить основой для написания работ по проблемам воспитания.

Результаты исследования прошли апробацию в ряде изданий, представлены в 13-ти научных публикациях, в том числе в трех рецензируемых изданиях. Основные положения диссертации были изложены на конференциях различного уровня, проходивших в Томске, Барнауле, Новосибирске, Иркутске, Ялуторовске.

В соответствии с замыслом и задачами исследования строится структура работы. Текст диссертации распадается на три главы, каждая из которых основана на архивных материалах, мемуарных свидетельствах и содержит анализ воззрений Г.С. Батенькова в разные периоды жизни. Условия формирования взглядов, их особенности и обстоятельства, повлиявшие на становление личности, рассмотрены в первой главе. Вторая показывает практическую деятельность Г.С. Батенькова и его общественно-политическую позицию; здесь проанализированы роль декабриста в восстании и обстоятельства его духовного кризиса. Третья глава раскрывает особенности мировосприятия Г.С. Батенькова поздней поры - во время сибирской ссылки (1846-1956) и после нее.

В завершающей части представлены выводы, говорится о значении духовных открытий Г.С. Батенькова. Указан список источников - архивных, эпистолярных и мемуарных, дана библиография.

Формирование личности: условия и обстоятельства

Для Г.С. Батенькова в продолжение всей жизни важно было оценивать и постигать, в большей мере, не внешнюю череду событий, а «движение души». Этим объясняется то, что подробных воспоминаний он не оставил; почти никогда не возвращался к детским и юношеским годам в письмах, почти не упоминал родственников и людей, повлиявших на формирование его взглядов и характера. И это имело досадные следствия, предопределив ряд ошибок, неточностей, несоответствий, которые видны, главным образом, в ранних истори-ко-биографических работах о декабристе.

Одна из ошибок связана с местом рождения: долгое время Г.С. Батенькова считали уроженцем Томской губернии. Только стараниями А.В. Адрианова в этом вопросе внесена была ясность. «Для меня, как тоболяка, - подчеркивал он, - не подлежит никакому сомнению, что разные указания местностей и частей города, которые сам Батеньков не называет, рисуют Тобольск» . Другая неточность видна при описании отца декабриста, отставного тобольского обер-офицера: одни называли его «офицером недворянского происхождения», хотя уверенно судить об этом нельзя, другие полагали, что Г.С. Батеньков родился в семье «прапорщика местного батальона», и приходили к неожиданной, ни на чем не основанной мысли, что отец его «занимал в Тобольске какую-то административную должность».

Важным источником могли бы служить мемуары, которые декабрист написал в томской ссылке и оставил, уезжая, вдове Н.И. Лучшева (сестре полицмейстера A.M. Лучшевой, урожденной Любимовой), но они до нас не дошли. Сохранилась только автобиографическая «Повесть собственной жизни» - замечательный литературный памятник эпохи, к которому обращались все исследователи жизни и творчества Г.С. Батенькова. Как полагал П.И. Бартенев, издатель журнала «Русский архив», где «Повесть» впервые увидела свет, она была написана по настоянию семьи Елагиных: когда декабриста не стало, рукопись подготовил к изданию сын его друга Н.А. Елагин (в полном виде воспоминания опубликовал позже С.Н. Чернов, благодаря ему они стали доступны широкому кругу исследователей).

«Повесть собственной жизни» представляет огромную ценность для постижения личности и внутреннего мира Г.С. Батенькова, условий, в которых рос и воспитывался будущий декабрист. Со страниц «Повести» предстает «могучая, характерная жизнь» с ее «простотой, безденежьем, дешевизной» - патриархальный мир сибирского города. Там сильны были вековые традиции, царили простые отношения, а верование отличалось глубиной и искренностью. «Много было доброго в старой жизни», она была «тверда и покойна», воспоминал Г.С. Батеньков; власть там «не встречала никой оппозиции, но давила на почву мягкую и не расстраивала привычек и обычаев, не простирала опеки на жизнь». И в центре этого мира находилась семья с её прочными устоями, патриархальной системой ценностей, строгими нравственными правилами, которые наложили сильнейший отпечаток на все мировосприятие сибиряка-декабриста.

Г.С. Батеньков появился на свет 25 марта 1793 года в большой небогатой семье; он был двадцатым ребенком у 60-летнего отставного обер-офицера. Первая жена отца, «сущая аристократка», только упоминается в мемуарах, о ней ничего не известно, а вторая, мать декабриста, происходила из незнатной, мало имущей мещанской среды, принадлежала к роду Урванцевых, среди которых были приказчики, мелкие чиновники, солдатские жены и лица духовного звания. «Батеньков вышел, таким образом, из типичной разночинной провинциальной среды. С детских лет сближала она будущего декабриста с жизнью, раскрывала пред ним сё тяжелую действительность» , - замечал В.Г. Карцов. Что было верно лишь отчасти, поскольку Тобольск в конце XVIII века оставался крупнейшим административным и культурным центром края с более высоким, чем везде по Сибири, уровнем жизни; впечатлений о «тяжелой действительности» в мемуарах Г.С. Батенькова мы не находим.

Период инженерно-строительных работ

Склонность к наукам, способности и жажда знаний позволяли надеяться, что молодой сибиряк мог реализовать себя в науке или на поприще образования. Меньше всего оснований принимать без оговорок высказывание декабриста о том, что он всегда хотел быть политиком, мечтал заниматься общественной деятельностью. Такую потребность он осознал позже, она оформилась под влиянием обстоятельств, выросла из стремления быть полезным отечеству. Этот посыл лежал в основе жизненных поисков и повлиял на выбор занятий, когда возникло желание покинуть армейскую службу: работа по устройству путей сообщения тогда, как ничто другое, способствовала социально-экономическому развитию России.

Сказался общий настрой: стремление проявить себя в общественно важном деле характерно было для многих просвещенных дворян. Сознавая так гражданский долг, они готовили себя к практической деятельности; поступок был продолжением мысли и слова: они обуславливали поступок и им же проверялись. Причем дело, осуществляемое в отсталом далеком краю, каким была Сибирь, обретало особую ценность: в просвещенных, трудолюбивых специалистах Сибирь крайне нуждалась. Инженерная работа позволяла принести краю огромную пользу, поэтому из всех вариантов жизненного устройства этот был предпочтительней. Г.С. Батеньков был образован, имел математические способности, разбирался в геометрии. Эти знания и навыки облегчали поступление в специальное учебное заведение. «Выбирать было не из чего... оставалось устремить всё внимание, всю память, чтоб выдержать экзамен в Институте путей сообщения, ибо одна эта служба могла привести меня к желаемой цели»1, - вспоминал будущий декабрист.

Но характер предстоящих работ имел для Г.С. Батенькова значение, выходившее за рамки практической деятельности: инструменты, применяемые в строительной практике, были древними масонскими символами. Чтобы достичь нравственного совершенствования, «каменщику» нужно было обработать «дикий камень заблудшей души» в соответствии с библией, которую следовало толковать как «шифрованное послание Великого Архитектора Вселенной». Учение об «Архитекторе», строившем гармоничный, справедливый мир, представлялось масонам важным. Особенно знаменательным оно виделось тем, кому предстояло сталкиваться по роду занятий со строительством и архитектурой: прежде чем строить что-то в реальном мире, следовало переустроить внутренний мир, обрабатывая «дикий камень», возводить светлое здание духовного совершенства; такую потребность Г.С. Батеньков испытывал остро. Не разрушительное военное дело, а созидательная работа привлекала его, хотя армейское дело гарантировало достаток и продвижение по службе. К этому добавлялось желание вернуться домой, поддержать мать, к которой Г.С. Батеньков был привязан.

Получив отпуск «для излечения ран» и свидания с матерью, он отправился в Тобольск и пребыл в канцелярию Сибирского округа путей сообщения, возглавлял который Ф.Ф. Риддер. То обстоятельство, что штаб округа размещался в его родном городе, сыграло свою роль. Молодой офицер хотел, выйдя в отставку, перебраться к больной матери, и перевод в округ позволял это сделать. Начальник округа уведомил об Петербург. Генерал Ф.П. Дево-лант, правящий должность главного директора Управления путей сообщения, одобрил просьбу и выразил согласие на поступление Г.С. Батенькова в Инженерный институт.

В переписке по этому поводу находим характеристику Г.С. Батенькова: «обучен языкам, российскому и французскому», имеет познания «в части математики, дифференциальных и инженерных исчислений... физики, механики, артиллерии, фортификации и гражданской архитектуры, риторики и логики, нравственной философии и черчения планов; в штрафах и под судом не был»2. То же самое указывал «кондуитный список»: среди наук, в которых молодой офицер преуспел, отмечались также история, география, философия, а против графы «каковы способности ума» значилось: «хорошие» . Прошение Г.С. Батенькова об увольнении со службы было удовлетворено, последовал высочайший указ: он вышел в отставку «с мундиром, пансионом полного жалования и с награждением чином поручика»4.

Следственное дело Г.С. Батенькова

Записка, отправленная из Петропавловской крепости, свидетельствовала о бодром состоянии духа заключенного. Рассчитывая получить скоро свободу, декабрист просил «сбе речь вещи, которые подвержены порче от моли», отдал некоторые другие распоряжения: слугу, в частности, велел «не отпускать и производить ему прежнее жалованье»1. Уверенность в благополучном исходе объяснялась тем, что в тайном обществе Г.С. Батеньков как бы не состоял: он не прошел процедуру обряда, не давал никаких обещаний; встречаясь с заговорщиками и обсуждая совместные действия, сохранял отстраненность (как показали на следствии братья Бестужевы, он «только помогал мнениями насчет будущего устройства»).

Но следствие по делу Г.С. Батенькова приняло особый оборот, пошло одновременно по двум направлениям. Членам комиссии важно было установить не только его вину перед законом, но и степень причастности к заговору М.М. Сперанского; настораживал сам факг, что декабрист жил с ним в одном доме и пользовался особым расположением (забота о судьбе М.М. Сперанского ставила декабриста в труднейшее положение и требовала вести двойную, по сути, защиту). Впервые о том, что тайное общество осуществляло с ним связь через Г.С. Батенькова, показал через два дня после ареста последнего А.Н. Сутгоф (позже это подтвердили СП. Трубецкой и П.Г. Каховский), что вынуждало по-новому взглянуть на і роль «ученика» видного государственного деятеля. Это обстоятельство позволяло расценивать «дело Батенькова», как «один из крупнейших источников для изучения Северного общества», так считала М.В. Нечкина. Декабрист привлекал к себе внимание, по ее словам, «не только своей трагической судьбой»: интерес вызывали «выдающиеся качества его интеллекта, широкий кругозор, мышление государственного человека», близость с А.А. Аракчеевым и М.М. Сперанским и «страшное единоборство со Следственным комитетом» .

Соглашаясь с авторитетной оценкой, «большую ценность следственного дела Батень-кова как источника для изучения декабризма» , отмечал В.А. Западный. По его подсчетам, за время следствия декабрист дал 23 показания, 8 раз отвечал на вопросы, написал и отправил из крепости 7 писем Николаю I и 13 генералу В.В. Левашову. По его делу были допрошены около 10 декабристов, а с тремя (А.А. Бестужев, К.Ф. Рылеев и СП. Трубецкой) произошли очные ставки. Само дело включает 60 документов и состоит из 188 листов, причем ценность документов такова, что к ним обращались, независимо от интереса к сибиряку-декабристу, и черпали богатые и разнообразные сведения исследователи, тяготевшие к разным идеологическим доктринам, принадлежавшие к разным историческим школам. Материалы дела позволяют увидеть позицию и поведение вождей декабризма на следствии, обогащают представление о важных политических событиях эпохи, показывают умонастроение передовой части дворянского общества, воссоздают программу представителей либерально настроенной оппозиции. В то же время как источник для понимания судьбы Г.С. Батенькова и его воззрений, материалы эти незаменимы.

Показания декабриста на следствии, воспоминания о сотрудничестве со М.М. Сперанским служат ценным источником для решения вопроса о взаимоотношениях реформатора с членами тайного общества. Для членов Следственного комитета вовлеченность в заговор автора проекта либеральных реформ была неоспорима, как и одобрительное отношение декабристов к его реформаторским замыслам. В доме М.М. Сперанского бывали К.Ф. Рылеев, В.И. Штейнгель, А.О. Корнилович, С.Г. Краснокутский, братья Бестужевы, он много общался с Николаем Тургеневым, пока тот не уехал за границу, был высокого мнения о Никите Муравьеве, знал Федора Глинку. К тому времени видной роли в политическом процессе М.М. Сперанский не играл, но идеи, которые он проповедовал и пытался внедрить, не потеряли актуальность: декабристов умеренного крыла можно было считать продолжателями его дела («декабристы были духовные дети Сперанского», считал Марк Алданов). Но параллели уместны во всем, кроме методов достижения целей: предшественник и «вдохновитель» заговорщиков оставался сторонником мирных, постепенных преобразований.

Похожие диссертации на Г.С. Батеньков: эволюция личности и мировоззрения в историческом контексте России первой половины XIX в.

Крестьянская поземельная община "оскудевающего центра" России в контексте модернизационных процессов 2-й половины XIX - начала XX века : на примере Тульской губернииСкрябин, Игорь Валерьевич

Российские города-крепости в контексте политики России на Северо-Восточном Кавказе в XVIII - первой половине XIX в. : проблемы политической, экономической и культурной интеграцииГарунова Нина Нурмагомедовна

Эволюция дворянской семьи в условиях модернизации России : вторая половина XIX - начало XX вв.Веременко Валентина Александровна

Эволюция земского либерализма и развитие системы местного самоуправления в России во второй половине XIX в. Малофеева Наталья Владимировна

Модели производственно-отраслевой специализации и социальная организация промышленности России в первой половине XIX векаАрсентьев Виктор Михайлович

Становление и развитие профессионального образования в провинциальных городах России во второй половине XIX - начале XX векаТерещенко Дмитрий Анатольевич

Отечественная преступность и общественно-политическая ситуация в России во второй половине XIX - начале XX векаСмирнов Максим Анатольевич

Национальный вопрос в общественно-политической мысли России второй половины XIX векаКудряшев, Вячеслав Николаевич

Формирование и реализация торгово-промышленной политики в России первой половины XIX в. : на материалах Южного УралаСайфуллина Алсу Анваровна

Импорт машин как фактор экономического развития России : вторая половина XIX в. - 1913 г.Петров, Антон Юрьевич