Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Дагестан в составе Российского государства: краткий очерк политической и конфессиональной истории взаимоотношений
1. Мусульмане Дагестана в правовом пространстве России 21
2. Конфессиональная политика России и е реализация в Дагестанской области . 40
Глава II. Исламские институты в Дагестане в конфессиональной политике Российского государства
1. Государство и проблемы паломничества мусульман 61
2. Мечети в религиозной жизни мусульман 74
3. Государственная политика по отношению к традиционной системе мусульманского образования 86
Глава III. Государственное регулирование деятельности мусульманского духовенства Дагестанской области
1. Проекты Духовных управлений мусульман Северного Кавказа и Дагестана и их реализация 104
2. Социально-экономическое и правовое положение мусульманского духовенства 125
3. Создание «указного» («официального») мусульманского духовенства 136
4. Политика государства по отношению к суфийским братствам .159
Заключение 180
Библиография
- Конфессиональная политика России и е реализация в Дагестанской области
- Мечети в религиозной жизни мусульман
- Государственная политика по отношению к традиционной системе мусульманского образования
- Социально-экономическое и правовое положение мусульманского духовенства
Конфессиональная политика России и е реализация в Дагестанской области
С формальным включением Дагестана в состав Российской империи в результате заключнного 1813 году Гюлистанского мира и планомерного наступления колониальных войск в 1817 году, а затем последовавшей Кавказской войны (1817-1864) открылась новая страница в русско-дагестанских отношениях. Героическая и трагическая одновременно Кавказская война, за свободу и независимость горцев, сложна и своеобразна. Национально-освободительное движение в Дагестане в XIX – начале XX в. шло под знаменем мюридизма, что дало основание генералам царской армии, а за ними и десяткам чиновников и историков царской России называть горцев религиозными фанатиками. Война на долгие годы обострила взаимную неприязнь местного мусульманского населения и Российского государства, в частности и русского народа. Тому способствовала и политика царской администрации на Кавказе, идущая вразрез с интересами большинства горцев.
После окончания Крымской войны (1853-1856) царизм рассматривал Дагестан как форпост на Кавказе. Объяснялось это постоянной конфронтацией России с шахским Ираном и султанской Турцией, а Дагестан, в силу своего геополитического положения, являлся регионом, связывающим Северный Кавказ с Закавказьем, граничащим с этими странами. Недаром командующий Кавказской армией Г. Орбелиани придавал важное стратегическое значение Дагестану на Кавказе. Он писал: «Потерять Дагестан все равно, что потерять весь Закавказский край»
Чтобы покорить, а потом и усмирить мятежных горцев, царская военная администрация, решила действовать через горскую феодальную элиту (подкуп, поддержка при сохранении их власти над горцами, принятие на русскую службу). Если эти меры не действовали, то в ход шли карательные экспедиции, особенно в период правления на Кавказе А.П. Ермолова, что дало основание царским офицерам, а за ними и первым кавказоведам называть его период правления «началом стратегической войны против горцев»1. Российские императоры в конфиденциальной переписке с военными не скрывали своих колониальных амбиций на Кавказе. В частности, государь-император Николай I в сентябре 1829 года в приказе генералу И.Ф. Паскевичу писал о том, что в его глазах важнейшее дело сейчас – «усмирение навсегда горских народов или истребление непокорных»2. Той же стратегической цели следовал и его сын Александр II (1855-1881), который в письме наместнику Кавказа А.И. Барятинскому 20 апреля 1859 года не скрывал своей радости успехам русского оружия на Кавказе в покорении «наших непримиримых врагов» (горцев – Авт.)3. Именно в период его правления завершилась война в Дагестане, а имам Шамиль был пленн. Царь обещал ему прощение за все «прошлые преступления» и гарантии «независимого и обеспеченного существования вдали от Кавказа». Добившись пленения Шамиля, государь рассчитывал ускорить «замирение Кавказа», последствия которого могли оказаться «колоссальными»4.
Включение Дагестана в состав Российской империи после Кавказской войны выдвинуло перед российским государством сложную проблему ускоренной адаптации вновь присоединнных народов. Царское правительство видело свою главную задачу в замирении края, стабилизации обстановки во избежание новых антиправительственных выступлений горцев. Возникла необходимость в распространении так называемой «гражданственности» в среде местного населения. Многократно возросла потребность в усилении идеологической обработки коренных жителей присоединнных территорий. В Петербурге раздавались голоса, ратующие за «покорение» народов Кавказа «нравственно и духовно распространением между ними образования, без которого невозможны успехи гражданственности»1. В российской правящей элите постепенно сформировалось убеждение, что чисто военный захват ещ не означает установления полного и прочного политического господства, поддержания собственного идеологического авторитета. Вопрос состоял в том, каким образом встроить народы Северного Кавказа в империю, в частности насколько велики могут оказаться «издержки» от джихада, от межрелигиозной враждебности2.
Десятки военных, чиновников и учных, служивших на Кавказе, в своих сообщениях и донесениях выступали за мирное, экономическое освоение Кавказа. Среди них можно назвать председателя Кавказской археографической комиссии, видного кавказоведа Адольфа Петровича Берже. Понимая тяжлые социально-экономические условия жизни мусульман Дагестанской области, А.П. Берже убеждал своих соотечественников в том, что горцы, «проникнутые мусульманским фанатизмом, распалнные продолжительной войной, продолжают ненавидеть нас, и никакие самые мудрые законы, никакая искусная администрация не в состоянии изменить этих отношений до тех пор, пока цивилизация не ослабит фанатизма горцев и экономическое развитие не разовьт в них новых потребностей жизни»3. 19 января 1856 года командующий войсками укрепления и будущей столицы
Мечети в религиозной жизни мусульман
Сельские старшины и их помощники, отвечавшие за сохранение порядка и спокойствия, избирались сельским сходом и назначались кавказской администрацией на определенный срок. Проезжавший в 1867 году по Нагорному Дагестану Н.И. Воронов отмечал дисциплинированность обществ, вытекающую из «стародавности дагестанского склада жизни», и лояльность русской власти, благодаря тому, что многие прислушивались к голосу своих старших и почтных лиц2. На все должности, как правило, подбирались лояльные русской власти лица, беспрекословно исполнявшие все е распоряжения. Сельским старшинам было предоставлено право подвергать виновных аресту, общественным работам до двух дней и штрафовать до 1 рубля.
Сельское «общественное» управление, созданное на Северном Кавказе, никакой самостоятельностью не пользовалось и находилось в зависимости от правительственных властей снизу доверху. Должностные лица сельского управления могли быть в любое время смещены. В.О. Бобровников считает, что контроль над мусульманскими чиновниками военно-народного управления был усилен после подавления восстания 1877 года3.
С одной стороны были заметные усилия колониальной администрации на «слияние» с метрополией новых территорий, с другой стороны, характерные для российского чиновничества волокита, бездушное отношение к нуждам новых соотечественников, игнорирование шариатом и адатами-обычаями, вызывали недовольство горцев-мусульман. Именно такие настроения мусульман Дагестанской области ещ в 1868 году в анонимном письме отразил неизвестный автор4.
Царская администрация не ослабила контроль за исполнением своих указаний местной администрацией и в годы революционных потрясений начала XX в. Во главе вновь воссозданного Кавказского наместничества стал вышеупомянутый И.И. Воронцов-Дашков, тщательно подбиравший кадры для администрации, связывавший успех проводимых реформ с профессиональными их качествами. Он требовал от чиновников соблюдения законов, доброго отношения к местному населению и учта местных традиций1, а также насаждения среди них начал русского правосознания2. Требования наместника на Кавказе областные, окружные и местные чиновники как будто старались выполнять безотказно.
Военным губернаторам и начальникам округов было предоставлено право подвергать сельских должностных лиц различным мерам воздействия, вплоть до ареста и смещения с должности. С введением «Положения» сельское управления Северного Кавказа впервые получило единое устройство и стало регулироваться единым нормами законодательства. За нарушения и промахи в работе больше всех доставалось местным чиновникам. Они набирались из местных жителей, и их сравнительно легко и быстро могли освободить от должности, при этом учитывалось мнение сельского общества. По архивным документам мы выявили случай, когда старшина селения Гапшима Даргинского округа Иса Али-оглы был освобождн от должности и на два года лишн права участвовать на общественных сходах и в его мероприятиях по решению самого сельского общества. Как правило, сво ходатайство об утверждении решения общества на имя Военного губернатора области прикладывал начальник округа, а тот издавал приказ об освобождении. В ходатайстве, написанном на имя военного губернатора Дагестанской области 28 апреля 1911 года, Иса Али оглы просил восстановить его во всех гражданских правах как лишнного обществом по «неосновательным жалобам и недоброжелательности» его врагов. Бывший старшина считал, что был «лишн прав участия в общественных и других делах» несправедливо, и просил губернатора «навести справки» о его «нравственных качествах», снять с него «указанное пятно» и «предоставить … те права, какими пользуются прочие … односельчане»1. С царской администрацией сотрудничали и представители феодальной верхушки, и мусульманское духовенство Дагестана, за что они получали разные вознаграждения и подарки. При возникновении внешних угроз для России царская администрация привлекала в армию военные формирования из числа мусульман Северного Кавказа. Например, в начале русско-турецкой войны 1877-1878 гг. из мусульман Дагестана было сформировано четыре военных полка, из которых 2-й и 3-й были отправлены на театр военных действий. Из них особо отличился 3-й полк, бойцы которого получили право носить на головных уборах знаки с надписью «За отличие в турецкую войну 1877-1878 гг.», а Главнокомандующий Кавказским фронтом 5 мая 1877 года прислал князю Меликову телеграмму, в которой высоко отзывался о «блистательном» подвиге и «отличной боевой репутации» шести сотен
Дагестанской конно-иррегулярной бригады, о чм «с истинным удовольствием» он объявлял по войскам и управлениям вверенной ему области2. Сотни дагестанцев добровольно участвовали и в русско-японской войне 1904-1905 гг., а население устроило землякам торжественные проводы с зурной и барабаном3. Участвовали дагестанские формирования и в Первой мировой войне 1914-1918 гг. По возвращении с войны дагестанцы получали материальное вознаграждение, их встречали с почестями. Вышеупомянутые примеры свидетельствуют о том, что для части мусульман Дагестанской области Россия стала Родиной, а власти в военных условиях умело использовали их менталитет.
Российская администрация на Кавказе пресекала антироссийские настроения среди мусульман во время войн или революций. Постоянно осуществлялась слежка властей за политическими настроениями мусульман Дагестана. Это частично можно объяснить тем, что здесь действовали турецкие эмиссары и через них местные агенты, которые вели антирусскую агитацию среди населения. Турецкие эмиссары больше работали среди азербайджанцев и кумыков Южного Дагестана. Как сообщал начальник Бакинского жандармского управления, мулла Джами-оглы, проживающий в городе Дербенте, и Али Рамазан-оглы, проживающий в сел. Ялама, являлись главными передатчиками прокламаций, идущих из Турции, Баку и других мест. По этим же сведениям, появившиеся в Дагестане прокламации на турецком языке печатались в Баку, где находился турецкий консул, являвшийся «горячим деятелем по панисламизму». Пантюркские и панисламистские настроения больше были распространены среди кумыков Дагестана1.
Государственная политика по отношению к традиционной системе мусульманского образования
Паломничество в Мекку является одним из пяти «столпов» (рукн) ислама. Ислам обязывает каждого мусульманина хотя бы раз в жизни совершать хадж, при наличии необходимых денежных средств и отсутствии проблем со здоровьем. Паломничество мусульман Дагестана не прекратилось как в годы Кавказской войны, так и после е завершения. Побывавший в Мекке получает звание «хаджи», пользуется почтом и уважением как совершивший богоугодное дело и действительно трудное путешествие. Перед отъездом отправляющийся в хадж готовил прощальный обед родственникам и знакомым, на котором просил всех простить все обиды и молиться Всевышнему за него. Земляки, которые сами не могли совершить хадж, просили паломников помолиться за них и их родных в святых местах. Традиционно в пятницу назначался отъезд паломника, и тогда все мужчины собирались в мечети. По окончании службы паломник опять просил у всех присутствующих прощения и отправлялся домой, где наедине прощался с семьй. Праздничная толпа с муллой во главе провожала паломника с пением сур из Корана на некоторое расстояние от аула, а потом раздавали садака (кушанья) всем. Таким образом заканчивалась торжественная церемония проводов паломника в хадж
По мнению Н. Дубровина, возвратившись на родину, многие паломники, получившие почтное звание «хаджи», превращались в ярых фанатиков ислама, надевали на головы особого цвета чалму и становились способными к восприятию всякого рода ложных учений, присущих всему мусульманскому миру
На паломничество могли решиться немногие, и связано это было не только с дальностью и большими трудностями, но и с опасностями, встречающимися на пути. В Османской империи было немало авантюристов, наживающихся на паломниках. Нередко паломники возвращались из святых мест больными или умирали в пути следования, но это не останавливало самых решительных мусульман. Жаркий климат и отсутствие санитарных условий нередко ставили жизнь паломников под угрозу. Как докладывал российский консул из Константинополя, российские «богомольцы (паломники) не боятся ни чумы, ни холеры, ни разбоя (на дорогах) и относятся к этому как предопределению»1 судьбы.
Паломники несли большие дорожные расходы, которые были не каждому по карману. По подсчтам русских чиновников администрации на Кавказе во второй половине XIX в. паломничество мусульман в Мекку обходилось от 200 до 300 рублей на одного человека2, что составляло годовое жалованье главного кадия шиитов Дербента или кадия, члена окружного суда Дагестанской области. Дешевле обходилось паломничество шиитов в Кербелу и Мешед (Иран) – всего 40-50 рублей3. Современники отмечают случаи, когда паломники-дагестанцы, закончив свои сбережения по дороге, были вынуждены просить денег у жителей Хиджаза, что вызывало отрицательную у них реакцию4.
Немногие дагестанцы могли себе позволить нести такие расходы для совершения паломничества, тем не менее, по данным русских источников второй половины XIX века, паломников в отдельных обществах было достаточно много. «Прежде гаджи-пилигримы, побывавшие в Мекке и через это получившие право носить разноцветную чалму и абу, были здесь очень редки и потому возбуждали к себе в народе особое уважение, тем более, потому что первыми гаджиями были люди действительно религиозные и пользовавшиеся в своей среде значением; теперь же число их так размножилось, что звание гаджи (хаджи) уже далеко не имеет прежнего обаяния», – читаем в отчте начальника Дагестанской области со времени образования по 1-е ноября 1869 года1. Русский чиновник Н. Воронов, побывавший в 1867 году в селениях Телетль и Андалальском наибстве Гунибского округа, отмечает среди этих джамаатов десятки «представительных хаджиев в белых и в зелных чалмах», тогда как в ряде других обществ (упоминает Дидо) хаджиев, одетых по-особому, он не замечал. По его наблюдениям, «хаджиев» много было на плоскости, «довольно их и в людных обществах Среднего Дагестана, но весьма немного их в Верхнем Дагестане»2. Он отмечает как по – особому одевались побывавшие в паломничестве хаджи: в разных обществах по – разному, но все носили бороды, крашеные хной, держали в руках чтки и даже часы, что должно было подчеркнуть их набожность. Им же с почтением первыми давали слово на сходах джамаата. Во время недоразумений с властями, когда общества собирались на сходы, чтобы обсудить проблемы, они себя чувствовали с хаджиями как за каменной стеной3.
Своими непродуманными действиями и решениями в вопросах паломничества некоторые наместники Кавказа и начальники областей настраивали мусульман против власти России. Например, наместник Кавказа А. Ермолов запретил мусульманам Северного Кавказа совершать паломничество (хадж) в Мекку, и о нм осталось мнение как о противнике мусульман. Первые ограничения и запреты на паломничество колониальной администрации на Кавказе коснулись шиитов и суннитов Закавказья, а потом и Дагестанской области, по мере утверждения российской власти.
Социально-экономическое и правовое положение мусульманского духовенства
Джадиды на страницах своей прессы жестко критиковали «традиционалистов» и традиционную систему образования. Если проанализировать статьи в «Джаридат Дагистан», касающиеся процесса образования, то можно выделить следующее:
1. Констатация факта научно-технического отставания дагестанцев и всех мусульман, прежде всего посредством примеров из достижений научного прогресса.
2. Выявление корней отставания и акцентирование на том, что получаемые знания оторваны от реальности, не прагматичны, не способствуют экономическому и культурному развитию.
3. Критика повсеместно устоявшейся системы обучения с доказательством е неэффективности и конкретными предложениями по реформированию («некоторые тратят 20-30 лет на образование, тогда как изучавшие арабский язык в течение 2-3 лет по новым методикам имеют такой же уровень знаний»; «один из тысячи овладевает знаниями, а большинство не умеет ни говорить, ни писать по-арабски»; «авторы книг гордятся утончнными фразами и трудностью их, осуждая ясность и разъясннность»; «какой недостаток больший – когда мы оставляем невостребованными книги передовых учных, ясно изложенные, полные толкования наук и их основ, лишнные всего не относящегося к предмету толкования, или непонятные конспекты и забивание ими умов, и комментарии и субкомментарии о том, что сказал тот или иной … которые не дают ничего, кроме потери многих лет жизни»; «мутааллимы ослабевают физически (из-за необснованных нагрузок) и … теряют интерес к знаниям из-за сложностей»; «перегруженность уроков»; «нераспределение времени обучения»; «отсутствие экзаменов»; «после первого же года обучения требовать написания своих мыслей, пусть и с ошибками»).
4. Демонстрация на конкретных примерах большей эффективности европейской системы образования («учащиеся в русской школе за короткий срок овладевают русским языком… учат ещ и европейские языки за короткое время»).
5. Предложение реформировать существующую систему и обоснование этого реформирования (реформирование обосновывается ссылкой на предшественников, «когда здания наук были переполнены»; «наши предшественники много работали над реформированием методов обучения, заимствовали многое созданное позднейшими учными, а также дополнили их и написали много книг». Али Каяев опирается на Ибн Халдуна, который писал, что «обилие сокращений вредно и пагубно для обучения, а сокращения произведены более поздними учными, а это пагубно для понимания», «арабский язык должен рассматриваться как инструмент для получения знаний, а не как знание», «большинство не работает над хадисами вовсе из-за святости и наличия традиции одного из четырх имамов», между тем он считал их изучение очень важным, ибо давало это возможность «приспособить догматику ислама к современности»; «очистить книги от пустословия»; «большее внимание рационалистическим и традиционным наукам»).
6. Критика религиозных консерваторов, выступающих против перемен («из зависти и невежества»; «они считают, что принципы обучения исходят от религии и поэтому людям не следует изменять их, если же кто-то требует реформировать, то против ополчаются те, которые используют науку как ширму для прикрытия своего невежества от имени религии»).
Демонстрация успехов учеников в изучении наук в новометодных школах («новый урок получают только если осваивают предыдущий», «начинают учбу на родном языке»)1.
Реформистские идеи джадидизма получили распространение на рубеже XIX-XX вв. среди мусульманского духовенства России. В дагестанских условиях местные джадиды сконцентрировали свое внимание на реформе школы. Основанные ими учебные заведения известны как «новометодные». В начале XX века первые новометодные школы с преподаванием светских дисциплин появились и в Дагестанской области. Как отмечал министр внутренних дел России Н.А. Маклаков, движение в пользу новометодных школ повсеместно встретило противодействие в лице консервативных представителей мусульманского духовенства1. Но и сама царская администрация предпринимала усилия по недопущению к преподавательской деятельности духовных лиц, получивших образование на мусульманском Востоке – Турции, Египте и Персии. Также нежелательными учителями считались те, кто учился в новометодных медресе Казанской и Оргенбургской губерний2, их, видимо, подозревали в панисламистской агитации.
Противников реформы религиозного образования в Дагестане было достаточно много. Среди них были влиятельные духовные лица: Мухамед-Нури из Гимры, Омар Мекегинский, Мухаммед-Эфенди из Кази-Кумуха, Хаджи Али из Гоцатля. Хаджи Али из Гоцатля называл реформаторов ислама нечестивцами и сравнивал их с богоотступниками, а их идеи и новомотодные школы объявил заблуждением3.
Авторитетное мнение Л.Р. Полонской о том, что последователи джадидизма на Кавказе с самого начала придали этому просветительству антирусскую направленность4, нельзя назвать абсолютным и надо осторожно применять к дагестанским реформаторам. Например, один из первых джадидов Дагестана Абусуфьян Акаев, открывший в 1902 году новометодную школу в родном селе Нижнее Казанище Темир-Хан-Шуринского округа, весьма высоко оценивал значение русской и европейской культуры и выступал за развитие светского образования,1 хотя позиция мусульманских модернистов, в частности джадидов, относительно светского образования была аналогична отношению консерваторов. Многие из дагестанских джадидов отрицательно относились к светскому образованию, но выступали за модернизацию образовательного процесса в мусульманской школе. Исключением из их числа был известный учный Гасан Алкадарский, состоявший на царской службе чиновником. Как и Акаев он понял значение светского, русского образования, и в родном селении Алкадар возобновил работу медресе, основанный отцом. Она стала светского типа, где помимо религиозных дисциплин преподавали и светские дисциплины
