Электронная библиотека диссертаций и авторефератов России
dslib.net
Библиотека диссертаций
Навигация
Каталог диссертаций России
Англоязычные диссертации
Диссертации бесплатно
Предстоящие защиты
Рецензии на автореферат
Отчисления авторам
Мой кабинет
Заказы: забрать, оплатить
Мой личный счет
Мой профиль
Мой авторский профиль
Подписки на рассылки



расширенный поиск

Народы Северо-Западного и Центрального Кавказа: миграции и расселение в период их вхождения в состав Российской империи : 60-е годы XVIII в. - 60-е годы XIX в. Кипкеева, Зарема Борисовна

Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Автореферат - бесплатно, доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Кипкеева, Зарема Борисовна. Народы Северо-Западного и Центрального Кавказа: миграции и расселение в период их вхождения в состав Российской империи : 60-е годы XVIII в. - 60-е годы XIX в. : диссертация ... доктора исторических наук : 07.00.02 / Кипкеева Зарема Борисовна; [Место защиты: Ставроп. гос. ун-т].- Ставрополь, 2007.- 531 с.: ил. РГБ ОД, 71 07-7/250

Содержание к диссертации

Введение

Глава I. Миграционные процессы в русле изменения межгосударственных границ на Северо-Западном и Центральном Кавказе во второй половине XVIII в 30

1. Российский фактор в переселениях кабардинцев и абазин во время русско-турецкой войны 1768-1774 гг 30

2. Расселение в Пятигорье ногайцев-солтанаульцев 55

3. Военно-политические мотивы миграций ногайцев в 1771-1783 гг. 75

4. Кабарда и Пятигорье в системе Азово-Моздокской линии 108

Глава II. Миграции народов после раздела Крымского ханства между Российской и Османской империями (1783-1828 гг.) 129

1. Военно-политические аспекты массовых переселений на Кавказской линии в 1783-1791 гг 129

2. Социально-экономические причины перемещений народов на Кубанской линии в мирное время (1792-1804 гг.) 149

3. Бегство кабардинцев в Закубанье в 1804г. в связи с активизацией военно-административной деятельности правительства 163

4. Переселения карачаевцев-урусбиевцев (1793-1807 гг.) 184

5. Перемещения народов Пятигорья в 1808-1816 гг. из-за эпидемиологической ситуации на Кавказской линии 205

6. Военно-переселенческая деятельность генерала Ермолова 232

Глава III. Переселения закубанских народов в период их вхождения в состав России (1828-1856 гг.) 276

1. Военно-переселенческие цели российских войск во время русско-турецкой войны 1828-1829 гг 276

2. Миграции и расселение местных народов в связи с активизацией военных действий в Закубанье 302

3. Военно-административные преобразования на Кавказской линии 317

4. Перемещения народов на Лабинской линии в 40-х годах XIX в. в контексте казачьей колонизации 345

5. Изменения в расселении закубанских народов в период деятельности наиба Магомета-Амина в 1848-1856 гг 366

Глава IV. Характер миграций и расселения народов Северо-Западного Кавказа с 1857 по 1868 гг 385

1. Социально-экономические и религиозные мотивы миграции ногайцев в Османскую империю 385

2. Эмиграция карачаевцев с Западного Карачая 399

3. Альтернативные проекты переселения адыгских и абазинских народов для безопасности Черноморской линии 411

4. Генезис российской политики в отношении массовых миграций западно-адыгских народов 425

5. Перемещение и расселение местных народов с целью земельного обеспечения в пореформенный период 439

6. Правительственные меры по формированию новой этнолокализации и укреплению российской власти 470

Заключение 489

Источники и литература 500

Список сокращений 531

Введение к работе

Актуальность темы исследования. Исследование особенностей вхождения Северного Кавказа в состав России сопровождается острыми дискуссиями и неоднозначными оценками. В современном мире, вследствие изменения геополитической ситуации на евразийском пространстве, односторонний и предвзятый взгляд на исторические события в период вхождения северокавказских народов в состав империи ведёт к противостоянию стратегическим интересам России и всех входящих в её состав народов. В связи с этим актуальной является проблема освещения исторического опыта, составляющего интеграционный потенциал нашего государства, для противостояния этнической дестабилизации.

Объективный и непредвзятый подход к сложным и многоплановым вопросам этно-политической и административной организации, военно-стратегических и социальных решений на Северном Кавказе в ходе присоединения этих территорий к Российской империи особенно актуально в настоящий период, когда народы региона подвергаются активному этно-психологическому и религиозно-идеологическому давлению ряда деструктивных националистических элементов и радикальных исламистов.

События последних двух десятилетий на Северном Кавказе актуализировали внимание научных кругов и широкой общественности к межэтническим взаимоотношениям и политике правительства в регионе. Усилился интерес исследователей и к миграционным процессам, изучение которых нельзя признать удовлетворительным. Особенно это касается военно-переселенческой деятельности российских властей в конце Кавказской войны, которая далеко не сводима к проблеме «мухаджирства» - вынужденной эмиграции значительной части местного населения в пределы Османской империи.

Одной из острых проблем государства является сохранение целостности и неприкосновенности как внешних, так и внутренних межэтнических административных границ в связи с территориальными притязаниями на так называемые «исконные» земли. Латентные и открытые конфликты в многонациональном регионе находятся под пристальным вниманием мировой общественности, и, главное, используются в подрывной деятельности сторон, заинтересованных в развале Российской Федерации.

Проблема «исконных» территорий тех или иных народов, претендующих на пересмотр этнических и административных границ, должным образом не исследована, что вольно или невольно позволяет некоторым современным политикам и общественным деятелям озвучивать концепции об исключительной жестокости экспансивной политики Российской империи. Такой взгляд питает идеи сепаратизма и межэтнической нетерпимости.

Между тем, объективный и скрупулёзный анализ хода исторических событий позволяет обозначить не только негативные последствия, неизбежные при присоединении новых территорий, но и акцентировать внимание на позитивные результаты вхождения малочисленных народов в состав могущественной империи.

Современные административно-этнические границы на Северном Кавказе сложились, в основном, в результате военно-переселенческой и землеустроительной деятельности российских властей, поэтому освещение причин, условий и последствий всех массовых перемещений и расселения народов должно содействовать осмыслению доминирующей роли государства в формировании этнических территорий на Центральном и Северо-Западном Кавказе.

Исследование опыта государственной политики Российской империи по организации этнических образований для различных народов, выявление её позитивных и негативных сторон, возможно, позволит в будущем избежать в новой России повторения аналогичных просчётов, приводивших к таким национальным трагедиям, как мухаджирство.

Вынужденная эмиграция имела особенно трагические последствия, и некоторые исследователи этой темы усиленно внедряют в сознание широкой общественности идею о геноциде адыгских народов со стороны России. В связи с этим представляется необходимым цельный анализ военно-переселенческой деятельности российских властей, предоставлявших горцам реальную альтернативу эмиграции, специально выделив земли в пределах этнических территорий для закрепления населения на постоянных местах жительства.

Объективная оценка исторических событий должна учитывать и целенаправленную деятельность российских властей по урегулированию межэтнических противоречий и адаптации народов Северного Кавказа к единым законам империи.

Объектом исследования является военно-переселенческая и административная деятельность Российской империи, обусловившая формирование новых этнических границ и постоянных мест жительства этнолокальных групп народов Центрального и Северо-Западного Кавказа.

Комплексному анализу подвергаются военно-административные действия как российского правительства, так и кавказских властей и военного командования, направленные на интеграцию новых территорий и местных народов, постепенно входивших в состав России.

Предметом исследования определены внутренние (региональные) и внешние (трансграничные) миграционные процессы части северокавказских этносов: адыгов, абазин, ногайцев, кабардинцев и карачаево-балкарцев, приводившие к существенным изменениям этнической картины региона и в некоторых случаях к формированию новых этнических образований с новыми этническими названиями. В настоящее время исследуемые народы – это коренное население субъектов Российской Федерации – Адыгеи и Карачаево-Черкесии.

В хронологические рамки исследования входит период с русско-турецкой войны 1768-1774 гг. до конца 60-х годов XIX в., обусловленный активной военно-переселенческой деятельностью российских властей, закончившейся, в основном, в пореформенный период образованием новых этнических и административных границ на Центральном и Северо-Западном Кавказе.

Перемещения, обусловленные российским фактором, в период русско-турецкой войны 1736-1739 гг. рассматриваются для более полного выяснения причин последующих событий. Миграционные процессы продолжались на Северном Кавказе до начала XX в., однако они почти не повлияли на этнолокализацию, сформировавшуюся в 60-е годы XIX в., поэтому оставлены вне рамок данного исследования.

Географические рамки исследования охватывают территории расселения абазинских, адыгских, ногайских и карачаево-балкарских этнолокальных групп, которые жили в различных местах Северо-Западного и Центрального Кавказа, но были объединены российскими властями в единые административно-этнические границы в 60-е годы XIX века. Подробнее рассмотрена территория Карачаево-Черкесии, так как здесь сформировалось самое многонациональное население в регионе.

Научная разработанность темы. Специальных исследований, посвящённых комплексному изучению всех массовых перемещений и изменений границ этнических территорий народов Северо-Западного и Центрального Кавказа, связанных с деятельностью российского правительства, не существует, однако фрагментарное освещение различных аспектов темы нашло место в широком круге кавказоведческой литературы регионального и общероссийского уровня. Обзор историографии в настоящей работе включает труды дореволюционных, советских и современных авторов.

В период русско-турецкой войны 1768-1774 гг. и до начала XIX в. по заданию правительства изучением и описанием Кавказа занимались участники комплексных экспедиций Петербургской Академии наук: И. Гюльденштедт, П. Паллас, Г-Ю. Клапрот, Я. Потоцкий и др. Их сведения вписывались в этническую картину Северного Кавказа, которую рисовали чиновники и военные, обслуживающие интересы царского правительства. Вместе с тем, собственные наблюдения и фактический материал в «путевых» заметках первых кавказоведов представляют несомненный интерес для исследователей. Описания исследуемых нами народов иностранными авторами, в том числе и названными академиками, переизданы В.К. Гардановым в сборнике «Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов ХIII-ХIХ вв.».

Важное место в региональной литературе занимают труды военных, участников или очевидцев описываемых событий. Этнографическое сочинение И. Дебу, служившего на Кавказе с 1810 г., содержит краткие замечания о многих народах, более подробно о кабардинцах, описание которых заимствовано из записок генерала П. С. Потёмкина и литературы, но особый интерес представляют его достоверные сведения, как очевидца.

В 1823 г. была опубликована книга С. М. Броневского «Новейшие географические и исторические известия о Кавказе», - первое в русской литературе общее исследование о Кавказе и его народах. Несмотря на то, что его источниками, в основном, являлись работы Гюльденштедта и Палласа, собственные сведения, касающиеся 1810-1812 гг., содержат конкретную информацию по расселению народов в этот период. Сам исследователь указывал на поверхностное знание его предшественников высокогорной части Северного Кавказа, отмечая, что верховья рек, где жили независимые от России народы, «никогда не были исследованы очевидцами, достойными вероятия».

Книга С. Броневского надолго стала главным источником сведений о Северном Кавказе. Последующие авторы часто не только опирались на них, но и просто списывали без ссылок и критического подхода, как, например, офицер генерального штаба И. Бларамберг. В 1833 г. он представил свой труд в военное министерство, переработав с учётом замечаний главнокомандующего на Кавказе И.Ф. Паскевича и дополнив сведениями генштаба.

В 1846-1848 гг. известный очерк о народах Северного Кавказа написал К.Ф. Сталь, опираясь на информацию абадзеха Умара Берсеева, сведения военных властей и свои наблюдения. Богатый фактический материал по нашей теме касательно первой половины XIX в. содержится в работах П. Зубова, И. Дельпоцо, Ф. Торнау, Д. Анучина и др.

М.И. Венюков подробно описал население Северо-Западного Кавказа, сохранил важную по нашей теме информацию по перемещениям народов, так как в 1861-1863 годах находился в Закубанье, а также использовал самые последние сведения из военных архивов.

Историки царского периода уделяли повышенное внимание военно-политической составляющей деятельности России на Кавказе. История Кавказской войны в изложении В.А. Потто является одним из самых содержательных произведений, сохранивших множество важнейших фактов деятельности российских властей на Кавказе.

Казачество играло важную роль в процессе освоения окраин страны. В отличие от других категорий колонистов казаки не только участвовали в решении хозяйственных задач, но и активно привлекались к обороне границы, участию во внешних войнах и экспедициям против местных народов. В 1900 г. В. Толстов изложил военные события, в которых участвовал Хопёрский казачий полк. В его хронике содержится ряд ценных сведений по нашей теме, касающихся Верхней Кубани.

Исследования историков дореволюционного времени важны, прежде всего, ценным фактическим материалом, позволяющим выявить достоверную картину передвижений и расселения различных народов в процессе покорения и включения их в состав империи.

Конкретным изложением военных событий и освещением российской политики в регионе отличались труды Н.Ф. Дубровина, П.И. Ковалевского, Р.А. Фадеева, П.П. Короленко, Ф.А. Щербины, И. Дроздова, С. Эсадзе и др.. Важные сведения о военно-административной деятельности властей в мирное время, в том числе о массовых перемещениях, оставили C.В. Ваганов, И.В. Бентковский, В.М. Сысоев, В.Н. Кудашев.

В их работах фрагментарно затрагивались колонизационно-переселенческие и административные аспекты российской политики на Северном Кавказе, приводились разрозненные важные сведения. Однако миграционные процессы и формирование новых этнических границ на южных рубежах империи в трудах дореволюционных авторов не нашли цельного освещения и анализа.

После Октябрьской революции история народов Северного Кавказа не раз становилась предметом научных интересов отечественных исследователей, которые внесли весомый вклад в исследование сложного и драматического периода постепенного вхождения горцев в состав России.

Достойное место в кавказоведении занимают известные учёные А.В. Фадеев, В.П. Невская, М.О. Косвен, В.К. Гарданов, С.В. Чекменёв, В.Б. Виноградов, С.К. Бушуев, М.В. Покровский, Л.И. Лавров, В.Н. Ратушняк и др..

Советские историки ввели в научный оборот огромный пласт архивных источников и глубоко исследовали историю народов Кавказа. К сожалению, они не были свободны от определённых идеологических установок, не позволявших объективно показывать позитивные аспекты деятельности царских властей, успешно интегрировавших в состав России Северный Кавказ.

Так как вопросы расселения и массовых внутренних перемещений в регионе не были изучены, с трудностями в исторической локализации некоторых народов столкнулась Н.Г. Волкова, выполнившая уникальный исследовательский труд. Указав, что этнические территории и границы на Северном Кавказе, фиксируемые на определённом историческом этапе, нередко через короткое время не соответствовали их прежнему состоянию, автор оставила вне рамок исследования роль российских властей в массовых перемещениях.

Следствием проводимой российскими властями политики становились перемещения горских народов из одних районов проживания в другие, с гор на равнины, для улучшения их жизнеобеспечения и хозяйственной деятельности. В ряде случаев это был добровольный процесс, но часто встречались и факты принуждения. Картина этого расселения нашла отражение в трудах Н.Г. Волковой и Б.П. Берозова.

Предметом исследования Б.П. Берозова стала переселенческая политика царского правительства, сопровождавшаяся земельным обеспечением огромной массы трудового народа, но он изучил только историю Осетии. Более широкое освещение нашли внешние миграции местных народов и колонизация их земель в трудах О.Х. Лайпанова, С.А. Чекменёва, Г.А. Дзидзария. Авторы подчёркивали, что Кавказ в силу своего географического положения оказался в центре русско-турецких и русско-английских противоречий, что привело к эскалации напряжённости в регионе и массовым эмиграциям в Турцию.

Миграционные процессы были тесно связаны с административной деятельностью властей в приграничных регионах, поэтому для нашей темы интересны работы Н.Ю. Силаева, Н.С. Киняпиной и др..

Результаты военно-переселенческой деятельности российских властей и формирование компактных мест расселения местных народов в пределах этнических территорий осталось вне рамок научных исследований советского периода.

В обобщающих фундаментальных трудах по истории народов Северного Кавказа, часть которых вышла уже в постсоветский период, роль российского фактора в перемещениях народов на Северо-Западном и Центральном Кавказе освещена фрагментарно, без уточнения причин и факторов изменений этнических территорий.

Поэтому массовые переселения обуславливались исключительно военной экспансией России и бегством местных народов с захваченных территорий. Трансграничные миграции даже не увязывались с изменениями пограничных линий по международным договорам и добровольным выбором местными народами подданства или покровительства между двумя могущественными империями: Российской и Османской.

Современные авторы имеют более широкие возможности для объективной реконструкции кавказской истории, вместе с тем различные аспекты российско-кавказских взаимосвязей получили противоречивые оценки. Привлекательными для исследователей, как и ожидалось в период наступившей гласности и отмены цензуры, стали самые трагические темы: Кавказской войны и мухаджирства – вынужденной эмиграции значительной части северокавказских народов в период присоединения региона к России.

Административно-переселенческой политике правительства по обустройству народов на Северном Кавказе должного внимания уделено не было, и частью исследователей она априори рассматривается в русле исключительно «великодержавной» и «колониальной». Тем не менее мотивы внутренних переселений исследуемых нами народов в разной степени находят отражение в исследованиях Ж.А. Калмыкова, В.Б. Виноградова, Ю.В. Приймака, Т.В. Половинкиной, Р.Х. Гугова, Р.М. Бегеулова и др.

Так как предметом пристального изучения современных исследователей стала концепция так называемой Кавказской войны, не получившей однозначной оценки, изучение первой половины XIX в. становится ещё более актуальным. Исследуемый период глубоко и разносторонне исследован в трудах М.М. Блиева, Г.Н. Малаховой, В.В. Дегоева, Я.А. Гордина, Ю.Ю. Клычникова, Б.В. Виноградова, В.А. Матвеева и др.. Исследователи подробно останавливаются на проблеме колонизации региона, специфике управления казаками, крестьянами, горскими и кочевыми народами. Показывается объективно положительное значение включения этих мест в состав Российской империи.

Военно-переселенческая деятельность властей по укреплению и колонизации российских рубежей освещается в работах В.А. Колесникова, К.В. Скибы, Ю.В. Приймака и др.. Ими подробно освещена миграция донских казаков, черноморцев, однодворцев южнорусских губерний на Северный Кавказ, их роли в создании линейных полков и экономическом освоении региона.

Российскому фактору в миграциях и расселении местных народов в связи с выбором ими подданства или покровительства могущественных держав посвящен ряд работ автора настоящего исследования . Народы, получавшие российское подданство, в обязательном порядке водворялись «позади» пограничных линий и брались под охрану войск. Такие локальные перемещения вели к не меньшим изменениям этнической картины региона, чем массовые миграции в Османскую империю.

Так как исследуемая нами тема внутренних перемещений и формирования постоянной этнолокализации ещё должным образом не отражена в историографии, то она зачастую просто умалчивается, а часть исследователей возлагает вину за трагические последствия эмиграции значительной части народов Северного Кавказа на Россию.

Современные исследователи северокавказских диаспор в Турции, Сирии, Иордании отмечают, что к неминуемой ассимиляции их ведёт потеря этнической территории, являющейся важнейшим этносоставляющим компонентом. Авторы рассматривают причины и условия вынужденной эмиграции из пределов Российской империи, альтернативному же перемещению горцев в этот период на указанные властями места объективной оценки не даётся.

Анализ кавказоведческой литературы позволяет заключить, что вопросы внутренних (региональных) переселений и формирования этнических границ в период вхождения исследуемых ними народов в состав России не получили специального научного исследования.

Целью данной работы является научное исследование российского фактора в миграционных процессах на Северо-Западном и Центральном Кавказе, в результате которых сложились современные этнические территории коренных народов Карачаево-Черкесии и Адыгеи.

Российский фактор в перемещениях народов, а также в обозначении административных границ был решающим в рассматриваемый период, хотя и не единственным. Значительную роль в этом играли особенности социально-экономического быта, кочевой и полукочевой образ жизни местных народов и другие общественно-политические реалии. Однако эти составляющие не являются целью нашего исследования, так как они не отразились на формировании современной этнолокализации, и затрагиваются только для более объективного отражения причин массовых передвижений.

В соответствии с целью определены следующие основные задачи:

проанализировать отдельные этапы и характер завоеваний Российской империи на Северном Кавказе;

систематизировать факты массовых перемещений народов Северо-Западного и Центрального Кавказа;

определить зависимость миграционных процессов от выбора покровительства и международно-правового статуса народов, закреплённого в международных договорах;

сравнить миграционные процессы и действия российских властей в мирное и военное время;

установить обусловленность массовых перемещений изменениями межгосударственных границ и подданством пограничных народов.

рассмотреть мирные и военные способы возвращения беглых российских подданных с территорий, неподвластных России;

выявить основные причины внешних и внутренних массовых переселений народов, вошедших в состав Российской империи;

показать роль военно-административной и землеустроительной деятельности правительства в компактном расселении народов Северо-Западного и Центрального Кавказа и образовании новых этнических границ.

Методологической основой диссертационного исследования является принцип историзма, позволяющий анализировать события и явления в их становлении, развитии и органической связи с порождающими их условиями. Автор строго придерживался принципа объективности, позволяющий оценивать явления прошлого без личных пристрастий. Эмпирическую базу исследования составляют факты и сведения, построенные на основании критического анализа достоверных, разноплановых исторических источников. Объективность анализа и выводов обеспечивается применением проблемно-хронологического, историко-сравнительного, синхронного, картографического и статистического научных методов.

В рассмотрении теоретико-методологических аспектов миграционных процессов автор придерживался определения внешней (трансграничной) миграции как совокупности перемещений через государственные границы, устанавливаемые международными договорами, а внутренней (региональной) – как массовых перемещений и переселений в пределах этнической родины.

Кавказоведческая Школа В.Б. Виноградова консолидирует изучение многомерного процесса вхождения северокавказцев в состав империи, руководствуясь концепцией «российскости», как отражения сути и специфики общего и конкретного «обретения родины» полиэтничным населением региона в условиях преодоления мнимой несовместимости и утверждения равноправного партнёрства в границах России. Такой подход принимается автором в качестве основы для реконструкции длительного, порой трагического хода русско-кавказского сближения.

Источниковая база диссертации состоит из материалов архивов г. Москвы (РГВИА), г. Ставрополя (ГАСК), г. Краснодара (ГАКК), г. Нальчика (ЦГА КБР), г. Владикавказа (ЦГА РСО-А), опубликованных архивных документов, публикаций в периодических изданиях, картографических материалов, фольклорных и полевых сведений.

Архивные материалы послужили в качестве документальной основы для написания диссертации. Из документов РГВИА использованы материалы, выявленные в фондах: ВУА (Военно-учёный архив), 38 (Главное управление генерального штаба), 52 (Канцелярия Г.А. Потёмкина), 482 (Военные действия в Закавказье и на Северном Кавказе), 643 (Кубанское Казачье войско 1793-1918 гг.), 13454 (Штаб войск Кавказкой линии и в Черномории), 14719 (Главный штаб Кавказской армии), 414 (Статистические сведения о Российской империи), 14257 (Штаб войск Кубанской области).

В ГАСК выявлены документы с подробными сведениями о народах Кавказской области, а затем Ставропольской губернии, в фондах: 22 (Главный смотритель меновых дворов и карантинов по Кавказской линии), 68 (Ставропольское губернское правление (1847-1918), 70 (Управляющий гражданской частью в Ставропольской губернии, командующий войсками по Кавказской линии и в Черномории (1842-1858), 79 (Общее управление Кавказской области (1822-1847), 87 (Кавказский гражданский губернатор (1803-1816), 101 (Канцелярия Ставропольского губернатора (1848-1919), 128 (Кавказское губернское правление (1770-1864), 249 (Управление главного пристава кочующих народов (1800-1917), 407 (Калаусо-Джембойлукские ногайцы и казыларские татары (1822-1861), 444 (Канцелярия гражданского губернатора Кавказской области (1822-1847).

В ГАКК документы о военно-административной деятельности российских властей на Правом крыле Кавказской линии и в Кубанской области содержатся в фондах: 249 (Канцелярия наказного атамана Черноморского казачьего войска), 252 (Войсковое управление Кубанского казачьего войска), 449 (Кубанское областное правление), 454 (Канцелярия начальника Кубанской области наказного атамана Кубанского казачьего войска), 460 (Кубанский областной статистический комитет), 774 (Канцелярия Помощника Начальника Кубанской области по управлению горцами (1868-1870).

Документы, касающиеся вопросов расселения народов, выявлены в фондах ЦГА РСО-А: 224 (Временные правила об управлении и пользовании Карачаевскими общественными лесами), 262 (Дело по исследованию сословного строя в горских племенах Кубанской области) и ЦГА КБР: 16 (Управление начальника Центра Кавказской линии), 40 (Управление межевой частью Терской области).

В документах архивных фондов отражены военно-административные, общественно-политические, культурно-просветительские мероприятия и проекты, как по военному, так и по мирному привлечению народов Северного Кавказа к вхождению в состав Российской империи. Архивные материалы сохранили важные свидетельства и подробности о массовых перемещениях в регионе, не получивших должного освещения в литературе.

Недостаточно проанализированы опубликованные источники по исследуемой нами теме. В дореволюционной историографии ценные материалы опубликованы в таких изданиях, как в «Полное собрание законов Российской империи» и «Акты, собранные Кавказскою археографическою комиссией». В них собраны документы, анализ которых позволяет объективно осветить миграционные процессы в регионе, обусловленные политикой правительства по переносу и усилению Кавказской линии в связи с изменениями военно-политической ситуации в регионе.

Также нами использовались архивные сведения о народах Северного Кавказа, широко представленные в работе известного русского историка П.Г. Буткова. В 1869 г. был издан в трёх томах его незавершённый труд «Материалы для ранней истории Кавказа с 1722 по 1803 г.», занявший видное место в кавказоведении и представляющий до сих пор необходимое пособие для историков-кавказоведов, освещающее многие аспекты российской политики, в том числе и военно-переселенческие.

Важнейшим источником по истории народов Северного Кавказа, являются опубликованные в XX в. сборники документов их архивов Москвы, Санкт-Петербурга, Тбилиси, Краснодара, Нальчика и др. и представляющие несомненный интерес для исследователей. В них отражены многие события и факты, подтверждающие российский фактор в миграциях и расселениях народов исследуемого региона с конца XVIII в.

Кроме того, нами переведены и использованы некоторые официальные документы и письма султана из опубликованного в Турции сборника архивных материалов, освещающих участие Османской империи в событиях на Северном Кавказе и в Крыму.

Широкий спектр широко использованных источников позволяет систематизировать и проанализировать причины и последствия всех этапов массовых переселений, приводивших к изменениям этнолокализации местных народов и формированию современных этнических границ.

Ценные сведения по исследуемой нами теме содержатся в ведомственной и личной переписке, мемуарах, публиковавшихся в периодических изданиях дореволюционного периода: Сборнике сведений о кавказских горцах (ССКГ), Сборнике материалов для описания местностей и племён Кавказа (СМОМПК), Известиях общества любителей изучения Кубанской области (ИОЛИКО), Кавказском сборнике (КС), Кубанском сборнике и др.. При сопоставлении с письменными сведениями, одним из источников для исследования являются карты-схемы военного назначения, опубликованные в различных изданиях.

Автором использованы также такие виды источников, как фольклор, полевые, музейные и др. материалы, позволяющие существенно дополнить сведения по исследуемой теме. Разные по происхождению источники дают возможность перекрёстной проверки материалов, которые критически использованы при исследовании научной проблемы.

Научная новизна диссертации состоит в том, что на основе историографического опыта, новых методологических подходов, широкого обобщения и мобилизации обширной источниковой базы впервые комплексно анализируется феномен массовых переселений народов и российский фактор в создании современных этнических территорий народов Карачаево-Черкесии и Адыгеи.

Впервые изучены и освещены более тридцати внутренних массовых перемещений на приграничных территориях, связанных с изменениями государственной границы и выбором подданства (покровительства) местными народами.

Впервые освещена и реконструирована этно-политическая история населения Северо-Западного и Центрального Кавказа в контексте внутренних и внешних миграционных процессов в период их вхождения в состав России. Изменения этнолокализации народов в регионе определены в связи с историческими процессами, событиями и войнами Российской империи в исследуемую эпоху.

Вскрыта непосредственная связь между массовыми перемещениями местных народов и добровольным выбором ими подданства могущественных империй. Подданные Российской империи переселялись на российскую сторону русско-турецкой границы, устанавливаемой международными договорами. Переход за пограничные линии считался бегством российских подданных и рассматривался как измена.

Комплексный анализ деятельности российского командования позволяет утверждать, что основными составляющими военных действий на Северно-Западном и Центральном Кавказе были действия, направленные на укрепление новых государственных границ и военных рубежей России, невозможное без перемещения местных народов на территории позади укреплённых линий.

Впервые выполненный комплексный анализ массовых миграций позволяет сделать вывод, что компактное расселение аулов в результате военно-переселенческой и реформаторской деятельности властей в процессе интегрирования исследуемого региона в состав империи было связано с обеспечением их земельными наделами, укрупнением моноэтничных аулов и созданием военно-народных административных образований.

На защиту выносятся следующие положения:

Учитывая объективное восприятие на межгосударственном уровне правового статуса северокавказских народов, утверждается, что изменения границ и массовые перемещения зависели от мирных договоров между субъектами международного права.

До присоединения к России в 1783 г. Крымского ханства, вассала Османской империи, миграции и перемещения народов происходили в русле российско-крымских взаимоотношений, однако утверждались по результатам русско-турецких войн и мирным договорам между двумя империями. После 1783 г. с обустройством российско-османской границы по р. Кубани связывается перемещение народов, принимавших российское подданство.

Российская политика, направленная на этно-политическую централизацию Кабарды до окончательного включения в состав России всего Центрального и Северо-Западного Кавказа обуславливается, прежде всего, с её российским статусом. Концепция Екатерины II по объявлению соседних народов «данниками» кабардинских князей позволяла переселять их на российскую сторону, как это произошло с абазинами-алтыкесеками, ногайцами-солтанаульцами и частью осетин.

Российские власти соблюдали международные договорённости по разграничению территорий, и вторжения войск за черту Кавказской линии происходили, в основном, в периоды русско-турецких войн. В мирное время войска переходили границу только для поиска и наказания за набеги беглых российских подданных.

Военно-переселенческая деятельность российских властей в Закубанье после 1829 г. была направлена на формирование компактных мест расселения местных народов, укрупнение аулов с постоянным местоположением и введение гражданского управления, так как по международному Адрианопольскому договору всё пространство от Кубани до Чёрного моря официально вошло в состав России.

Сопротивление и набеги закубанских народов вынудили военное командование продвигаться от Кубани до Чёрного моря постепенно, перенося укреплённые линии на новые рубежи. Бегство местных народов в горные укрытия вылилось в так называемую Кавказскую войну, однако основной составляющей военных действий являлось принуждение к выходу аулов на указанные места позади укреплённых линий, но не их истребление.

Строительство укреплений в стратегически важных пунктах в период Кавказской войны сопровождалось заселением казачьего населения на закубанских землях, вместе с тем, российские власти способствовали образованию постоянных, закреплённых на определённой территории ногайских, адыгских и абазинских аулов. После окончательного вытеснения Османской империи с Северо-Западного Кавказа российское правительство использовало не только военные, но и мирные методы для интеграции горских народов в орбиту своего влияния.

Миграция в Османскую империю происходила с согласия и при помощи российских властей, но не была «геноцидом» адыгов. Принуждение к выселению непримиримых обществ уменьшило число жертв Кавказской войны и приблизило её конец в 1864 г., обеспечив безопасность Черноморской границы на случай новой внешней войны. Основной причиной трансграничных и внутренних переселений западноадыгских народов была, таким образом, деятельность правительства по укреплению государственной границы.

Бесспорным является факт предоставления местным народам реальной альтернативы: перемещение на обширные места Прикубанской плоскости в пределах этнической родины. В результате плохо организованного переселения через Чёрное море и неготовности турецких властей принять огромные массы переселенцев с Кавказа, адыгские народы понесли трагические потери.

В настоящее время северокавказская диаспора находится на грани ассимиляции из-за своей малочисленности и отсутствия собственной административно-этнической организации. На Северном Кавказе эти народы сохраняют свои территорию и административно-политические статусы республик в составе России.

Теоретическая и практическая значимость работы заключается в возможности использования её материалов и выводов при написании общих и специальных трудов по истории России и Северного Кавказа, разработке соответствующих учебных курсов в вузах региона.

Знание исторического опыта военно-переселенческой и административно-политической деятельности правительства по интеграции новых территории и народов в состав России может быть использовано для разработки миграционной и интегрирующей концепции и конкретных мероприятий властных структур на современном этапе.

Апробация работы. Диссертация обсуждена на заседании кафедры регионоведения и специальных исторических дисциплин АГПУ. По теме диссертации опубликованы три монографии и ряд статей общим объёмом более 60 печатных листов.

Основные положения исследования были изложены в докладах и сообщениях на международных, всероссийских и региональных конференциях. Результаты исследования использовались в материалах лекций, прочитанных в вузах г. Ставрополя по курсам «Отечественная история», «Миграционные процессы на Северном Кавказе», «Этнология», «История народов Северного Кавказа».

Российский фактор в переселениях кабардинцев и абазин во время русско-турецкой войны 1768-1774 гг

Переселенческие движения населения являются неотъемлемой частью исторических, этнических, демографических процессов, сопровождая генезис человеческого общества, начиная со времени первоначального расширения человеческой ойкумены, заканчивая всеми разновидностями современных глобальных и региональных миграций. Для Российского государства миграции населения были одним из государствообразующих факторов. В основном благодаря мирной колонизации территория нашей страны достигла в XIX в. естественных геополитических границ.

Северный Кавказ известен как регион интенсивных массовых перемещений и тесных этнических контактов народов с глубокой древности. После развала Золотой Орды этническую картину в регионе до XVIII в. определяли междоусобицы обособившихся мелких княжеств. На Центральном и Северо-Западном Кавказе России были известны, в основном, адыгские и ногайские народы, как данники Крымского ханства, с которым её связывали многовековые военно-политические отношения. В середине XVI в. кабардинские князья через ногайских мурз вышли на прямой контакт с Иваном Грозным, но только во II половине XVIII в. они попали в зону непосредственного влияния России. Могущество Османской империи клонилось к закату, и её вассалы - крымские ханы Гирей, не могли остановить натиск российской экспансии на юг.

По Белградскому договору 1739 г. Россия могла иметь торговые суда только в Азовском море. Между тем её геополитические интересы были связаны с развитием международной торговли со странами Средиземноморского бассейна, поэтому «всё важнее и необходимее становился выход к Чёрному морю»1. «Внутреннее море» Османской империи с севера и северо-востока окружало Крымское ханство, присоединить которое к России было суждено Екатерине П. В 1762 г. сановники представили планы по покорению Крыма, отмечая, что «полуостров Крым настолько важен, что действительно может почитаться ключом Российских и Турецких владений»2. Прежде всего, Екатерина II стала добиваться независимости Крымского ханства от Османской империи3.

На Кавказе до русско-турецкой войны 1768-1774 гг. граница между российскими и крымскими владениями пролегала от земель Войска Донского по р. Калаусу до Маджар на р. Куме, где была устроена пограничная застава, и далее шла к крепости Кизляр в низовьях Терека. На российской стороне до pp. Ей и Волги простирались кочевья калмыков4. Кроме них, российскими подданными были прикаспийские кумыки и караногайцы. Между Кизляром и Крымским ханством срединное положение в предгорьях занимала Большая Кабарда, входившая в состав ханства до 1739 г.

Владения крымского хана составляли: 1) Бессарабия или Буджак, где кочевала Буджакскоя орда; 2) пространство между pp. Днестром, Борисфеном, Бугом и границами Польши, где находилась Едисанская орда ногайцев; 3) равнины между pp. Борисфеном, Доном и границами России; 4) полуостров Крым и 5) «вся Черкесия от Еникольского пролива или Босфора Киммерийского до Кабарды, где расположена орда Кубанских ногайцев»5. Под «Черкесией» именовалась территория не адыгских народов, а все северокавказские владения Гиреев, охраняемые кочующими ногайцами. Это был один из значительных бийликов (княжеств) Крымского ханства, в качестве вассалов обязанных выставлять войско хану . К XVIII веку ногайский этнос уже распался на три группы: прикаспийскую (Караногай), Кубанскую и Большую ногайскую орды7. Основная масса Большой орды кочевала от степей Предкавказья и Северного Причерноморья до р. Прут, разделившись на Едисанскую, Джембойлукскую, Едишкульскую и Буджакскую (Белгородскую или Аккерманскую) орды. Различные группы Малой орды (Казыева улуса) на Северном Кавказе получили общее название Кубанской орды . Кубанских ногайцев с обширных просторов Предкавказья постепенно вытеснили калмыки, представлявшие основу российского воинства. О крымских подданных М. Пейсонель писал: «Ногайцы народ кочевой; они не имеют ни городов, ни сёл и живут в войлочных кибитках, которые перевозят в кибитках»9.

Кроме ногайцев, в конце XVIII в. на восточных границах северокавказских владений крымские ханы поселили абазин-алтыкесеков, абазин-башильбаевцев и бесленеевских адыгов, так как нуждались в оседлом населении для содержания известного торгового и военно-стратегического пути из Крыма в Кабарду и Дагестан. Эта дорога сохраняла своё значение до начала XIX в.: «Из наиболее значимых сухопутных торговых маршрутов Западного Кавказа, под контролем османов находилась лишь аробная (колесная) дорога, протянувшаяся от Анапы и далее по плоскостным участкам северных склонов Кавказского хребта в Кабарду»10. В Крымское ханство входили также западноадыгские народы на Нижней Кубани и за р. Лабой до Чёрного моря11. М. Пейсонель писал о них: «Черкесы живут почти также как ногайцы; у них нет ни городов, ни постоянных жилищ; они кочуют с места на место, не выходя, однако, из границ владений своего племени» .

Российским форпостом на Кавказе, административным и торгово-экономическим центром «русской столицей на Кавказе» являлась крепость Кизляр13. Через кизлярского коменданта, подчинённого астраханскому губернатору, осуществлялись связи с Кабардой, приобретение которой имело важнейшее стратегическое значение для России. Посланник в Стамбуле писал Елизавете I: «Кабарды уступать нельзя, и этим отворить двери татарам в Дагестан»14. Часть кабардинских князей, связанных родственными узами с калмыцким ханом Дондук-Омбо, приняла участие в русско-турецкой войне 1736-1739 гг. на стороне России и помогла калмыкам 3 мая 1736 г. «разбить 10-тысячный отряд кубанских татар Салтан-Улу»15. После этого солтанаульцы, некогда бежавшие с российских пределов в Крымское ханство, были приняты, как писала Екатерина II, «по-прежнему в здешнее подданство и переведены кочевать на прежние их места между рек Терка и Кумы»16.

Кабардинцы с успехом использовали российское покровительство для борьбы за независимость от Крыма, а также в междоусобных спорах. Автор «Истории адыхейского народа» Шора Ногмов писал: «Сами князья были причиной бедствий своей родины; спор за владения никогда не прекращался. Не находя достаточно сил в земле своей, они призывали чуждые племена и под предлогом, что отыскивают законное достояние, предавали свою землю на разграбление иноплеменникам» .

По договору между Российской и Османской империями благодаря дипломатическим усилиям России в 1739г. Кабарда стала «вольной» и формально независимой от Крымского ханства . Однако по этому трактату была оставлена возможность для военного присутствия в Кабарде внешних сил: «Если кабардинцы подадут повод к неудовольствию которой-нибудь из договаривающейся сторон, то каждой из них свободно их наказывать»19. Кабарда была удобной территорией для экспансивных целей, и Екатерина II использовала весь исторический опыт русско-кабардинских взаимоотношений, напоминая кабардинским владельцам, что они «из самой древности, а, по крайней мере, от времён царя Ивана Васильевича, сами себя почитали без всякого сомнения подданными российскому престолу» .

«Кабардинский» вопрос особенно занимал Екатерину II, и она активно привлекала на свою сторону кабардинских князей, идя на различные уступки и подкупая их. Особое значение для них имело содействие России в переселении к ним абазин-алтыкесеков с Крымского ханства. Во время войны кабардинские князья Бамат Коргокин (он же Магомет Атажукин) и Арсланбек Кайтукин с помощью калмыков вернули абазин в Кабарду, «на старые их пепелища»21. Российские власти объясняли своё участие в их переселении ссылкой на утверждение кабардинских владельцев, что абазины платили дань крымскому хану только потому, что иногда «кочуют в крымской стороне» . Это была тактическая победа российской дипломатии, так как дань с абазин укрепляла кабардинцев и превращала их в верных вассалов России.

В кабардинских междоусобицах российские власти поддержали не главного князя Большой Кабарды Кайтукина, посчитав его слишком тесно связанным с Крымским ханством, а баксанского князя Магомета Атажукина (Бамата Коргокина). Атажукин хотел утвердить свою власть над абазинами и всей Большой Кабардой, поэтому настривал российские власти против Кайтукина: «А покамест он, Арсланбек, на свете будет, то им, кабардинцам, разорении чинить не оставит»23. Кайтукин хотел «перейти за Кубань и тамошних горах поселиться», однако его подвластные отказались переселяться за Кубань и, выйдя из Кабарды, «житьём удержались по здешнюю сторону Кубани в вершинах реки Кумы»24.

Бегство кабардинцев в Закубанье в 1804г. в связи с активизацией военно-административной деятельности правительства

При Екатерине II российская политика в Кабарде основывалась на противопоставлении кабардинцев независимым горским народам и подданным Османской империи: «Со стороны ген. Потёмкина содержаны Кабардинцы с соседними их народами во вражде непримиримыми»1. «В несогласии» с владельцами власти содержали и простой народ Кабарды, предоставляя беглым крестьянам убежище в российских крепостях. Пристав Ураков доносил 15 октября 1784 г. о намерении владельцев забрать своих подвластных и «уйти в горы до Карачаевцев». Здесь подразумевались горы не Карачая, а Баксанского и Чегемского ущелий современной Балкарии. Чтобы настроить против Кабарды её соседей и лишить владельцев надёжных убежищ, российские власти разрешили им грабительские набеги.

Понимая, что за набегами кабардинцев стоят российские власти, горцы были вынуждены искать защиты именно у них. Первыми в январе 1784г. подали жалобу «о насильственном отнимании под видом какой-то подати людей и скота» осетины. В 1787г. балкарцы приезжали к приставу Уракову с дигорцами «с таковою же жалобой на Кабардинцев и просили принять их в подданство России, с тем, что они примут и веру Греческого исповедания»2.

В своих набегах на горские народы и требовании «податей» кабардинские владельцы ссылались «на лист светлейшего князя Потёмкина им данный, которым таковые подати чинить им с подверженным им народов, живущих в вершинах Баксана даже до Карачаевцев, не возбранено»3. Повторим, что под «карачаевцами» имелось в виду население Баксанского и Чегемского ущелий, часть которых проживала также на Белой речке, в непосредственной близости от кабардинцев. В этом не оставляет сомнения следующий факт, отображённый в ведомственной переписке тогдашних чиновников. 8 февраля 1786г. генерал Шемякин писал: «Карачаевские старшины 9 человек, приехав к ген. Потёмкину, просили защиты от Кабардинцев и об обращении в веру Греческого исповедания с семействами и подвластными их, кои живут в вершинах Белой речки во 120 дворах, для чего и предписано было приставу Уракову, взяв от Осетинской комиссии протопопа и священника отправится в те селения и окрестить, а Кабардинцам воспретить, чтобы они никак не осмеливались делать сему народу обид и притеснений»4.

Так, впервые в письменных источниках появляется упоминание о локализации и численности белореченских карачаевцев. Вероятно, о них писал генерал Текелли: «Карачаевцы... племя это добронравнее других горских народов»5, имея в виду, что они не промышляли набегами и пленопродавством. Но вести независимую мирную жизнь в соседстве с Атажукиными, получившими «лист» Потёмкина, они уже не могли. Тем более что их территорию российские власти приписывали Атажукиным, давая последним право требовать за её использование определённую плату. Таким образом, к сведениям о «карачаевцах» до покорения Верхнекубанского Карачая в 1828 г. нужно относится критически, так как касались они в большинстве случаев жителей Терского бассейна.

Причиной обращения белореченских карачаевцев к российским властям могло быть ещё одно немаловажное обстоятельство. В документе сказано, что к приставу Кабарды Уракову обратились «старшины» с Белой речки. Между тем, общества Баксанского, Чегемского и др. ущелий современной Балкарии были «княжескими», т.е. находились под феодальным управлением владетельных князей, а не «старшин». Так, жителей Баксанского ущелья, где князьями были Урусбиевы, называли урусбиевцами, а на западе, на другой стороне Эльбруса, начинался собственно Карачай, где владельцами были князья Крымшамхаловы, Дудовы и Карабашевы. Такие важные вопросы, как принятие христианства и смена подданства, не могли решаться никем, кроме владетельных князей. И если белореченцев представляли «старшины», значит, что в этот период они оказались по каким-то причинам без владетельного князя.

А теперь посмотрим ещё на один документ того же времени. В 1787 г. обратились с просьбой о российском покровительстве депутаты от балкарского общества. О них в документе написано: «Балкарские 4 владельца, приехав от своего общества к приставу Уракову, приносили жалобу на кабардинских владельцев, что они их разоряют и требовали от нас защиты и покровительства; кн. Ураков, зная сколь они нужны России, поелику Кабардинцы при случаях тесных всегда находят у них своё убежище и укрывательство имений, принял благосклонно, предлагал им, что они не иначе могут получить с нашей стороны защиту, как только тогда, когда примут на подданство присягу, на что они охотно согласились, и потому кн. Ураков отправил их с сею просьбою к ген. Потёмкину»6. Примечательно, что «балкарское общество», в отличие от белореченского, представляли именно «владельцы», т.е. князья.

Скорее всего, из-за княжеских междоусобиц на момент обращения «карачаевских старшин» к российским властям белореченцы были независимы как от баксанских Урусбиевых, так и от соседей - чегемских и кабардинских князей, претендовавших на них. Больше всего шансов было у Атажукиных, опиравшихся на «лист» Потёмкина. Чтобы избежать притеснений с их стороны, белореченцы сами стали искать российского подданства. Но в тот момент российские власти были заняты войной с Османской империей.

Владельцы Большой Кабарды скоро поняли, что, толкая горцев бесполезными набегами в «объятия» России, они сами лишаются надёжных укрытий в горах, и в том же 1787 г. «Балкарцы с Кабардинцами умышленно помирились и вскоре после того в отмщение обид, Кабардинцами им нанесённых, у владельца Адиль-Гирея Татарханова отогнали великое число овец и убили одного узденя» . Балкарцы вернули скот, отобранный у них в виде незаконной «дани». Князья Большой Кабарды нуждались в дружеских отношениях с горцами в этот период больше всего, так как только у них могли скрываться в случаях участившихся конфликтов с властями. Поэтому, когда «Балкарцы, согласясь с прочими горскими соседними народами, именуемыми Чегемы, Халымы и Бызынчи, поставили по всем дорогам, лежащим от Кабардинцев, караулы», то кабардинцы вынуждены были просить мира и «поступать с ними по прежним их обычаям»8.

Ситуация разрядилась в связи с отъездом П.С. Потёмкина в Санкт-Петербург и назначением на его место генерал-аншефа Текелли. В отсутствии своего покровителя, кабардинцы отказались выставить в военную экспедицию за Кубань шестисотенное войско. Только после того, как Текелли «приказал Кабардинских холопей, живущих у нас под видом хлебопашества и непоселённых, возвратить владельцам и узденям их», российское войско пополнили «доброжелательные к нам владельцы», но основная часть кабардинцев ждала прихода турок9.

После войны в 1792 г. Екатерина II велела властям в Кабарде «всячески ласкать и привлекать к себе лучших людей народа сего»10. Привлечение на свою сторону знати было необходимо для введения «особого чиноначальства и расправы». В 1793 г. в Кабарде учредили родовые суды и расправы, а в Моздоке верхний пограничный суд11. Такое вмешательство властей во внутреннее устройство Кабарды с целью введения военно-гражданского управления разделило владельцев на два лагеря и вызвало новый бунт. П.Г. Бутков писал: «Роды Жамбулатов и Атажукин открывают неприятельские действия против Мисостова рода и доводят его до того, что он принужден уйти под защиту русского кордона на р. Малке» .

«Неприятельские действия» Атажукиных коснулись и их соседей - карачаевцев на Белой речке, которые не могли переселиться на р. Малку, так как не были приняты в российское подданство. Поэтому они были вынуждены мигрировать через перевал в родственный Карачай вместе с частью баксанцев во главе с одной из княжеских семей Урусбиевых. Российский фактор в этом переселении если и присутствовал, то только косвенно, так как карачаевцы-белореченцы и урусбиевцы перемещались вне российской территории, соответственно, в ведомственной переписке военных властей это событие не отражено.

Перемещения народов на Лабинской линии в 40-х годах XIX в. в контексте казачьей колонизации

В 40-е годы XIX в. в Закубанье часть владетельных князей бесленеевцев и беглых кабардинцев ради спасения своих аулов покорялись российской власти и переселялись на указанные им места позади Лабинской линии. В горных укрытиях голод вынуждал их предпринимать набеги с целью грабежа. Как писал исследователь Ф.А. Щербина: «Черкесы были бедны и нуждались в самых необходимых предметах. В громадном большинстве случаев у них не хватало хлеба... Естественно, что при черкесской бедности и своеобразных взглядах на чёрный труд, хозяйственные недочёты горцу приходилось пополнять воєнною добычею»1. В наказание за набеги войска ходили в экспедиции, разоряя их жилища. На Лабинскую линию усиленно переселялись казаки с Кубанской линии, чтобы затем под их контроль поселить аулы.

Для управления закубанскими народами между Лабой и Кубанью А.А. Вельяминов предложил ввести приставства, подчинив их главному приставу. В его ведении должны были состоять 5 приставов из русских офицеров: первый - при ногайском народе, второй - при карачаевцах, третий - при беглых кабардинцах и башильбаевцах, четвёртый - при темиргоевцах, пятый - при бесленеевцах, мохошевцах, баракаевцах, баговцах, кызылбековцах и тамовцах2. Власти не вмешивались в их внутреннюю жизнь и поддерживали лояльность князей. Как писал П.А. Гаврилов: «Было принято почти за систему поддерживать высшее сословие, чтобы через него способствовать управлению народом»3.

Карачаевская знать в этот период тоже начинает привлекаться к российской службе, получая чины и награды: в 1838 г. первый чин получил князь Крымшамхалов Бадра Исмаилович, в 1840 г. Крымшамхалов Хаджи-мурза. Благодаря родственным связям с карачаевскими владельцами, на Верхней Кубани селились князья беглых кабардинцев и абазин. Так, дочь Э. Лоова, владельца Лоово-Кубанского аула, была женой сына Бадры Крымшамхалова, а прапорщик А. Карамурзин женат на его дочери5. Впоследствии сыновья Асланбека Карамурзина и княжны Крымшамхаловой Хаджи-Гирей и Эльмурза основали карачаевскую ветвь Карамурзинской фамилии, владевшей аулом у Каменного моста на Кубани. Карамурзины и Лоовы обосновались на Верхней Кубани в конце 30-годов с условием несения кордонной службы6.

На рубеже 1830-1840-х годов под руководством Г.Х. Засса на Лабинской линии были устроены станицы Лабинская, Чамлыкская, Вознесенская, Урупская, Спокойная, Удобная, Сторожевой, Исправная и другие. После того, как «северо-восточный угол рассматриваемого края стал окончательно русским, было преступлено к водворению оседлого населения и в юго-западном углу Закубанья» . Военные власти укрепляли Лабинскую линию как плацдарм для выхода на следующий рубеж — р. Белую. Генерал-адъютант Граббе писал 10 августа 1839 г.: «Лабинская линия приготовит прочное и верное устройство в своё время Белореченской линии: она будет служить резервом последней; поселённые на ней станицы и устроенные форты обеспечат совершенно сообщение с Кубанью, не требуя ни чрезвычайных издержек, ни значительного увеличения числа войск»8.

В 1840 г. после учреждения Лабинской линии началась казачья колонизация Закубанья. До этого между Кубанью и Чёрным морем не было русских поселений, войска проникали туда для военных экспедиций, иногда строили укрепления за Кубанью, но «никогда не водворялись там прочно, а держались вообще по окраинам: на Кубани и по восточному берегу Чёрного моря, где была линия укреплений»9. Военный историк Н.Ф. Дубровин признавал: «Это переселение дало возможность перенести Кубанскую кордонную линию на реку Лабу и дать лучший оборот действиям нашим на Правом фланге Кавказской линии»10. Обустроенная станицами и укреплениями Лабинская линия позволила взять под контроль Прикубанскую плоскость. Однако «горцы постепенно снимались с тамошних мест и уходили на жительство далее в горы и леса верховьев притоков и на реку Белую»11.

Население бассейна Лабы перешло в разряд «враждебных», военные докладывали: «Подвластными нашему правительству были только русские, карачаевцы и джигеты у Чёрного моря. Некоторые ногайцы также выдавали себя за наших подданных; но это не мешало им заниматься хищничеством в наших пределах и ещё больше — укрывательством хищников из других племён. Все прочие народы были явно враждебны нам» .

Предполагаемая численность населения Северо-Западного Кавказа в 1841 г. была такова: русские - 6000; татары (ногайцы и карачаевцы) -34 000; абазинцы - 22000; адыги - 253 000; убыхи - 25 000. К абазинам здесь причислены все абхазо-абазинские народы, населявшие «южную часть страны», в том числе и южные склоны Кавказского хребта: баракаецы, баговцы, кызылбековцы, шахгиреевцы, тамовцы, башильбаевцы, медовеевцы, псехувцы, ахчипсовцы и абазины-алтыкесеки, «покорные выходцы из Кабарды» . Отметим, что из-за постоянных перемещений аулов власти ещё не имели достаточно достоверных сведений ни о численности, ни о локализации народов Северо-Западного Кавказа.

Часть лабинских жителей уходила не на р. Белую, а в горные ущелья, пытаясь укрыться от соседства с казачьими поселениями. Так, бесленеевцы, беглые кабардинцы и абазины-шкарауа (башильбаевцы) бежали в верховья Большой и Малой Лабы, Урупа, Зеленчуков14. Предвидя это, А.А. Вельяминов предлагал при устройстве Лабинской линии сначала «закрыть» ущелья Западного Карачая, так как «нельзя водворять казаков на передовых линиях, не приготовив к тому прилежащую страну, не удалив неприятеля и не обеспечив хорошо тыл и фланги нового поселения». Укрепления между верховьями Кубани и Лабы, у выходов главных ущелий из гор, с достаточными казачьими резервами, вынудили бы горцев к покорности и «отдало в наши руки упомянутое пространство и обеспечило бы совершенно Карачай и Кисловодскую линию»15. Но, как писал генерал-майор Вольф, устройство Лабинской линии началось «не по благоразумному проекту» Вельяминова. После его смерти новый начальник Правого фланга предпочёл начать строительство станиц со Средней и Нижней Лабы, а пространство между Верхней Кубанью и Лабой осталось незанятым16. При строительстве станиц в зоне непосредственного контакта с казаками оказались бесленеевцы на р. Ходзь, левом притоке Лабы. В 1842 г. они «при содействии прибывшего к ним неприятельского скопища» бежали со своих мест, несмотря на охрану русского отряда . Значительная их часть ушла с князьями Коноковыми на р. Белую.

Отказались жить под присмотром войск и беглые кабардинцы, вышедшие в 1837 г. на плоскость между устьями Зеленчуков и Урупа. Оставив указанные им места, они «через лес, в страшном беспорядке, бежали к дальним высотам» . Оказавшись в горах, они жили набегами и грабежами, и перед войсками встала необходимость защищать казачьи станицы и мирные аулы между Кубанью и Лабой. Бесленеевцы, беглые кабардинцы и абазины свободно занимались хищническими набегами даже на правобережье Кубани, переправляясь через броды между Хумарой и Устью-Джегутой19.

В 40-х годах XIX в., как писал С. Эсадзе, «всё пространство между Кубанью и Лабой и подножиями Чёрных гор представляло обширную, открытую, степную равнину, большей частью безводную, орошаемую только двумя небольшими речками - Чемлыком и Урупом. Лабинская линия левым своим флангом упиралась в самые горы. Между Кубанью и Лабой хребет Чёрных гор чрезвычайно крут; хребет этот прорывается тремя ущелиями больших рек: Урупа, Большого и Малого Зеленчука. В этом районе кроме казаков жили полупокорные племена: беглые кабардинцы и башильбаевцы, занимавшие долины Большого и Малого Зеленчука, бесленеевцы, махошевцы, темиргоевцы, ехерукаевцы, хатукайцы, бжедухи, населявшие всю плоскость и подножия Чёрных гор за рекою Белою»20.

Большой Карачай, казалось, больше не волновал российские власти. Даже Хумаринское укрепление, возведённое у слияния Кубани и Теберды, упразднили, и путь в высокогорные карачаевские селения охранялся ими самими. Выставили собственную милицию и поселённые на Верхней Кубани родственники карачаевских владельцев юнкер Магомет Лоов и поручик Карамурзин, так как группы покорных беглых кабардинцев и абазин расселялись возле казачьих постов с условием несения службы по охране кубанских переправ. Так, в 1843 г. у казачьего поста на Маре, правом притоке Кубани, «для охраны пятигорских минеральных вод со стороны верхней Кубани» был выставлен пост из 150 хопёрцев с орудием, 50 хопёрцев находились на постройке башни у Каменного моста .

Генезис российской политики в отношении массовых миграций западно-адыгских народов

В 1862 г., обеспечив прочный тыл между реками Лабой и Белой и заселив его казаками, российские войска укрепились на Белой и двинулись к Чёрному морю. Военные действия были направлены против народов, живших на северном склоне Главного Кавказского хребта от Белой до Чёрного моря, от Анапы до Гагры и котловины р. Бзыби: бжедухов, абадзехов, натухайцев, шапсугов, убыхов, джигетов (общества Псху, Цебельда) и др.1. Особенно тяжело отразилось на адыгах занятие казаками бассейна Белой. Как отмечал П.И. Ковалевский: «Это была житница не только для абадзехов, но и для других горцев. Абадзехам оставалось переселяться в бесплодные горы»2.

Войска рубили лес, прокладывали просеки, возводили укрепления; горцы постоянно нападали на них по пути продвижения, но сопротивление было бессмысленно. Аулы из лесов между Майкопом и Белой изгонялись. Против 200-тысячного населения Западного Кавказа действовала грозная армия, состоявшая из 20 стрелковых батальонов, 20 батальонов резервной дивизии, 20 батальонов 19-й пехотной дивизии, 5 линейных батальонов, 5 пеших казачьих полков, драгунская дивизия, 20 казачьих полков и 100 полевых пеших, горных и конных орудий3.

В 1862 г. совершенно удалили население Натухайского округа для водворения казаков между устьем Кубани и Анапой, так как военные считали, что географическое положение округа требует «лучшего обеспечения оного в случае внешней войны»4. Условием покорности всех причерноморских народов было их добровольное переселение и компактное расселение на указанных местах позади р. Белой. Только после этого восточный берег Чёрного моря мог стать надёжной государственной границей России.

Правительство учитывало возможность новой войны с Османской империей в коалиции с западными державами: «В случае войны Кубанская область стала бы открытыми воротами для вторжения неприятеля в сердце Кавказа... Нам нужно было обратить восточный берег Черного моря в русскую землю и для того очистить от горцев все прибрежье. Для исполнения такого плана надо было сломить и сдвинуть с места другие массы закубанского населения, заграждавшие доступ к береговым горцам»5, - писал военный историк Р.А. Фадеев.

Летом 1863 г. причерноморским народам объявили ультиматум: переместиться на указанных местах Прикубанской плоскости или переселиться в Турцию. Срок для приготовления к переселению был дан до 20 февраля 1864 г. Большая часть адыгов эмигрировала, меньшая пыталась укрыться в горах, но были вытеснены оттуда войсками: «Постоянно оттесняемые нашим наступлением, не имея времени работать в поле, теряя каждый месяц часть своих пашен и пастбищ, выгоняемые зимой на мороз с семействами, горцы стали видеть в войне уже не удалую потеху, а бедствие. Непрерывное наступление русских отрядов заставляло горские общества отодвигаться все дальше в глубь самых высоких и бесплодных гор, как сделало бы медленное, но постоянно поднимающееся наводнение. Безустанное преследование, возрастающая нужда, гибель семейств и больше всего очевидность, что положение это каждый день будет становиться все хуже, сломили, наконец, сопротивление горцев»6.

Казачьи станицы обосновались по р. Белой, между ними селили покорившиеся западноадыгские общества. Когда переселение стало усиливаться, то «для принятия с самого начала деятельных мер к устройству их быта явилась необходимость образовать для управления ими особые учреждения», чтобы оставшихся на родине адыгов водворять на равнину большими селениями под административный и военный надзор7.

В 1863 г. учредили два новых округа «сообразные положению населения и военным обстоятельствам»: Абадзехский между pp. Лабой и Белой и Шапсугский между pp. Афипсом и Адагумом8. После массовой горской миграции в Турцию в 1862-1864 г. произошло быстрое и окончательное заселение закубанского края русскими переселенцами: «Кубанская область была не только завоёвана, но и очищена от прежнего, довольно большого населения, осталась горсть людей, которые поселились на Кубани»9.

Р. А. Фадеев признавал: «Изгнание горцев из их трущоб и заселение западного Кавказа русскими - таков был план войны в последние четыре года»10. При этом он отмечал, что обширные пространства, занятые казаками, превосходят своим плодородием и обилием все лучшие земли в империи, и её было в избытке - земельный надел составлял у казаков от 20 до 30 десятин на душу: «Земля закубанцев была нужна государству, в них самих не было никакой надобности»11.

Кавказский комитет вынес официальное постановление о переселении горцев в Османскую империю в 1862г. . Однако массовое выселение народов Северного Кавказа в действительности последовало вслед за колонизацией земель в 1857 г. и происходило под пристальным наблюдением европейских государств, пытавшихся противостоять растущему могуществу Российской империи. Особенно усердствовала Англия, эмиссары которой вели подрывную деятельность среди причерноморских адыгов, пытаясь объединить разрозненные общества для борьбы против России.

Поэтому российское правительство спешило утвердиться на официальной границе империи по восточному берегу Чёрного моря и предусматривало все средства, в том числе и насильственное выселение за пределы государства или на безопасные места местных народов. Р.А. Фадеев, оправдывая жестокость и быстроту действий войск на Западном Кавказе, писал 26 мая 1864 г.: «Зато объявление Англии, что она не признает русского владычества на Кавказе, обращено в ничто быстротой наших успехов» . На это же обстоятельство указывал А. Берже: «Как турецкой, так и европейской дипломатии только и оставалось смущаться и огорчаться успехами нашего оружия. Если они не могли воспрепятствовать самому процессу завоевания, то, естественно, вековые усилия России должны были привести к неизбежному концу и завоевание Кавказа сделаться совершившимся фактом. Сожалеть должно только о самих горцах, которые обманывали себя так долго ложными надеждами на чужую помощь и не подчинились исторической необходимости поступиться своеволием для мирного восприятия гражданственности»14.

Чтобы избежать обвинений в варварском уничтожении малочисленных народов на их собственной территории, российские власти предоставляли горцам возможность мирной жизни на указанных местах. В ответ на публикации в английской газете «Тайме» о насильственном изгнании горцев и ужасах переселений по вине России, «Санкт-Петербургские ведомости» указывали 1 июня 1864 г. на то, что горцам был предложен выбор - «или в Турцию, или на Кубань» . Надо сказать, что и представители местной знати признавали, что российские власти предоставили западноадыгским народам право выбора. Так, бжедухский князь Хаджимуков писал: «Вытесненные из горных ущелий и прижатые к морю, черкесы поставлены были в безвыходное положение. Им предложили на выбор: навсегда покинуть горы и поселиться на Кубани, на местах, указанных русским правительством. Или же удалиться в Турцию»16.

Несмотря на бравые рапорты и высказывания военных начальников об успехах боевых действий против горцев, всё же основной составляющей и целью этих действий оставалось принуждение непокорных аулов к перемещению, прежде всего, на открытые пространства Кубанской равнины, а не истребление людей. Военный историк Н.Ф. Дубровин писал о том, что «русский отряд, двигавшийся в земле черкесов и убыхов, почти никогда и нигде не видел неприятеля», так как враждебные партии скрывали семьи в лесах, стреляли из укрытий и убегали.

Похожие диссертации на Народы Северо-Западного и Центрального Кавказа: миграции и расселение в период их вхождения в состав Российской империи : 60-е годы XVIII в. - 60-е годы XIX в.