Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Нормативно-правовые основы монастырской пенитенциарной практики . 29
1. Монастырское заключение в нормах светского законодательства 29
2. Монастырская ссылка в нормах церковно-канонического права 54
Глава 2. Монастырь как пенитенциарное учреждение 77
1. Количество и состав ссыльных 77
2. Методы воздействия на ссыльных 96
3. Пенитенциарная специализация монастырей 118
Глава 3. Монастырский пенитенциарный цикл 137
1. Особенности судопроизводства в практике назначения монастырской ссылки 137
2. Исполнение приговора и контроль над ссыльными 160
3. Освобождение ссыльных из монастырей 184
Заключение 209
Примечания 214
Источники и литература 271
Приложение 303
Список сокращений 309
- Монастырское заключение в нормах светского законодательства
- Количество и состав ссыльных
- Особенности судопроизводства в практике назначения монастырской ссылки
Введение к работе
В преддверии 2000-летия христианства, как и сто лет назад, заметно усиливается интерес к церковной истории. Среди многих ее проблем на орбите творческого интереса ученых неизменно находятся вопросы социального служения церкви, ее взаимодействия с обществоми государством1.
Особую актуальность приобретает возвращение к этим вопросам применительно к синодальному периоду (XVIII — начало XX века) истории Русской православной церкви, когда она существовала в условиях относительного огосударствления, и ее социальное служение могло утратить ту свободу и широту направленности, которые изначально свойственны миссии церкви. Проблема статуса и социального служения церкви в эпоху империи многогранна и предполагает изучение различных сторон жизни российского общества. Из широкого спектра вопросов в данной диссертации для специального исследования выделяется пенитенциарная практика православных монастырей. Она рассматривается как особый правовой, социокультурный и духовный феномен российской истории нового времени, на протяжении столетий претерпевший разнообразные метаморфозы, но всегда оказывавший существенное влияние на формирование российского правосознания, карательную политику государства и складывание системы наказания в России.
Понятие «пенитенциарный» нуждается в уточнении в силу того, что оно широко используется в различных отраслях права, но крайне редко и неоднозначно применяется в исторической науке2. Происхождение этого понятия восходят к латинскому «poenitentiarius» - покаянно-исправительный. Оно указывает на особенности церковного наказания, предполагающего выполнение особой покаянной практики по месту жительства или в условиях изоляции - в монастырях - в целях приведения преступника к раскаянию и исправлению. На это обращал внимание еще В. И. Даль, говоря о «молчальническом заключении»3. Но в XIX в. понятие
«пенитенциарный» стало частью юридической терминологии и касалось главным образом производства уголовного наказания4. Связано это было с реформированием тюремной системы и деятельностью Д. Говарда, который, выступая с идеей всеобщей гуманизации наказания, пытался доказать необходимость использования государством исправительно-покаянных мероприятий, заимствованных у церкви5. Он механически перенес понятие «пенитенциарный» на тюремную систему в целом. С его легкой руки и стало формироваться искаженное представление об исключительно юридическом значении этого слова. В итоге покаянный аспект термина постепенно был поглощен карательно-исправительным. Под пенитенциарной практикой стала пониматься «система мер, направленных к исправлению преступников посредством особого тюремного режима»6. В советской исторической и юридической литературе было принято говорить о «пенитенциарной системе» как о тюремном заключении в царской России, основанном на «религиозном одурманивании и мучительном режиме одиночного заключения»7. Что же касается современной литературы, то согласимся с мнением С. О. Шаляпина, справедливо заметившего, что в ней «более привычной стала трактовка термина «пенитенциарный» в искаженно-расширительном толковании: под пенитенциарной системой понимается весь комплекс норм и учреждений, относящихся к лишению преступника свободы»8. В настоящем исследовании автор склонен использовать термин в изначальном смысле и в «пенитенциарности» видит систему наказания, основанную на сочетании кары и исправления преступника через покаяние.
Хронологические рамки заявленного исследования - XVIII — XIX века. Отправной точкой являются реформы Петра І в области государственного и церковного управления, когда на церковь в целом и монастыри, в частности, были возложены новые обязанности и некоторые сферы монастырской жизнедеятельности стали напрямую регулироваться государством. Верхняя граница (рубеж XIX - XX вв.) обусловлена тем, что именно к этому времени происходит прекращение заключений в монастыри светских лиц,
хотя нормы уголовного законодательства по ее применению продолжали действовать. Важно и то, что после Манифеста 17 октября 1905 года в статусе и общественной деятельности Русской православной церкви в целом происходят существенные перемены.
Диссертационное исследование охватывает территорию северорусских епархий: Архангельской (учреждена в 1682 г. и первоначально именовалась Холмогорской), Устюжской (учреждена в 1682 г., упразднена в 1788 г., а через сто лет на ее территории создано Устюжское викариатство в составе Вологодской епархии) и Вологодской (фактически существующей с 1492 г.). В пределах указанных епархий за два века произошло несколько изменений церковно-административного деления. Не анализируя их подробно, так как это не раз предпринималось в исторических исследованиях9, отметим лишь, что принцип сопоставимости изучаемой территории обязал автора обращаться и к новгородским материалам, поскольку Белозерские, Кирилловские и Череповецкие земли, с конца XVIII века входившие в юрисдикцию новгородских архиереев, до этого были в пределах Вологодской епархии. На указанной территории размещались старинные монастыри, многие из которых в силу своего уединения, островного положения и суровости условий издавна использовались как места заключения и ссылки. Всего по данным Синода в трех указанных епархиях накануне секуляризации 1764 г. размещался 121 монастырь, а в конце XDC в. - около 50 монастырей. Важно отметить, что территория указанных епархий составляла сердцевину Русского Севера - региона, обладавшего единым культурно-географическим пространством.
Историография темы весьма разнопланова и относится к различным научным областям. Исследования, в которых пенитенциарная практика северных монастырей затрагивается прямо (историография в «узком смысле») или косвенно (историография в «широком смысле») составляют весьма пространный список. По характеру научных интересов он легко распадается на две части: в первую вошли различные работы историков, во вторую -
правоведов. Попытаемся проследить параллельное изучение проблемы теми и другими, отдельно рассматривая достижения дореволюционного, советского и постсоветского (современного) этапа развития науки. Разумеется, в центре внимания будет находиться историография темы в «узком» смысле, но там, где это необходимо, автор оставляет за собой право обращаться как к работам общего характера, так и к исследованиям, косвенно затрагивающих тему.
Можно выделить несколько подгрупп исторических исследований дореволюционного периода, где так или иначе затрагивается тема монастырской ссылки.
Общие работы по истории церкви и государства, где имеются отдельные упоминания о заключении в монастырь1 . Несмотря на общий характер, в некоторых из них высказаны принципиальные суждения по существу темы. Так, В. Н. Татищев делает предположение, что первым местом заключения в России вообще являлся церковный дом, куда помещали провинившихся лиц за различные уголовные деяния11. С. М. Соловьев полагает, что наиболее активно монастырские тюрьмы стали использоваться с середины XVI в., когда вследствие роста преступности в общегосударственном масштабе, правительство разрешает настоятелям монастырей самостоятельно вести обыск, дознание, вершить суд в пределах своей вотчины12. П. В. Знаменский попытался выявить периоды наивысшей активности монастырской ссылки, связывая ее с изменением карательной политики русского государства13.
Историко-краеведческая литература, где факты ссылки в монастыри описываются в связи с историей местных обителей. Она представлена многочисленными историческими описаниями монастырей14. Авторы этих работ ставили своей целью указать на обстоятельства возникновения иноческой общины, описать ее становление. Естественно, что они приводят многочисленные факты ссылки в монастырь в XVIII - XIX вв. Достаточно назвать «Топографическое и историческое описание Ставропигиального 1-
классного Соловецкого монастьфя, изданное архимандритом Соловецкого монастыря Досифеем», не утратившего своей ценности и в наше время15. Во многих работах описываются детали ссылки1 .
С середины XIX в. тема монастырской ссылки начинает звучать и на страницах местной периодической печати. В газетах публикуются материалы краеведов-историков об особенностях монастырской ссылки17.
Заметим, что в историко-краеведческой литературе шел полезный процесс накопления конкретно-исторического материала, но в целом проблему использования монастырей в карательной политике государства
* краеведы, разумеется, не ставили. К тому же многие авторы этих трудов
принадлежали к духовенству и свою задачу видели, прежде всего, в глубоком освещении религиозной и духовно-нравственной истории местных обителей.
Историко-биографическая литература, посвященная отдельным ссыльным18. Иногда биография и условия содержания ссыльного соединя-
t ются с описанием истории самого монастыря19. Чаще всего такого рода ис-
следования посвящены монастырским ссыльным из привилегированных слоев, а также опальным иерархам, в частности - патриарху Никону20. Эти работы отличает детализация многих сторон ссылки21. Вильям Пальмер, автор 6-томного труда «Патриарх Никон. Взаимоотношения церкви и государства», показывает, что существовала дифференциация в режиме и условиях содержания ссыльных различного социального происхождения .
Ф В целом же этот круг работ расширял возможности для более глубо-
кого научного изучения монастырской пенитенциарной практики.
Проблемно-тематические работы, где тема монастырской ссылки ставится в контексте изучения каких-то исторических проблем. В них предпринимается попытка посмотреть на монастырскую ссылку как на традицию или историческое явление, нуждающееся в более глубоком комплексном изучении. Например, М. И. Семевский рассматривает заключение в монастырь в качестве средства внесудебной расправы, подчеркивая, прежде
всего, карательную сторону этого вида наказания. Изучая систему политического сыска и судебного делопроизводства при Петре I, автор приводит множество фактов ссылки в монастырь после окончания следствия23. Он делает акцент на процедуре дознания, на пытках лиц, подозреваемых в совершении государственных преступлений. Тема использования монастырской ссылки как средства внесудебной расправы поднимается и другими историками24. Важным итогом этой работы было расширение представления о механизме дознания и суда, предшествующего ссылке в монастырь. Практика внесудебных расправ была достаточно распространена в России, но исполь-
41 зование обителей в этом качестве не было до того предметом специального
изучения.
Тема получила продолжение в связи с дискуссией о наличии в России института инквизиции и о том, не является ли монастырская ссылка проявлением его деятельности25? Часть историков рассматривала инквизицию как средство укрепления православной веры, а монастырскую ссылку — как форму борьбы с религиозными противниками. Н. И. Барсов отрицал существование в России института инквизиции в силу того, что борьба церкви против еретиков велась непоследовательно, и относил монастырскую ссылку к исправительному наказанию26. Такой же точки зрения придерживался и М. И. Горчаков. В статье «Инквизиция восточной церкви» он доказывал, что наличие особого религиозного трибунала больше характерно для католической церкви, которая в своем арсенале имела разработанную систему
пытки еретиков27. Другая группа исследователей рассматривала заключение
в монастырь как часть сугубо карательной политики Русского государства28. Они не отличали покаянную дисциплину в монастыре от тюремного заклю-
чения .
Применение монастырской ссылки исследователи связывали с распространением раскола и преступлениями, относящимися к ведению церковного суда. Н. Розанов считал, что при заключении в монастырь в XVIII в. учитывалось социальное положение виновных. Он отмечал, что со второй
*
половины XVIII в. дворяне и чиновники, а так же их жены и дети за непосещение исповеди в течение трех лет могли заплатить штраф в сумме 1 рубль за каждый год неявки, тогда как купцов, мещан, крестьян за непосещение исповеди наказывали ссылкой в монастырь на три месяца. Это, по его мнению, говорит о гибкости церковного наказания30. В тоже время, по отношению к сектантам ссылка в монастырь назначалась без скидок на социальное положение. По мнению А. Рождественского, с первой четверти XIX в. монастырская ссылка переходит на качественно новый уровень, так как положительная практика увещевания сектантов в монастырях получила
* широкую поддержку государства31. С начала XIX в. ссылка в монастырь
стала применяться по отношению к сектантам дифференцированно. Ссыла
ли главным образом последователей изуверских сект, таких, как скопцы.
Другим же ссылку могли заменить и публичным покаянием в церкви по
месту жительства32. Некоторые исследователи так же отмечают, что на про
тяжении XVIII - XIX вв. происходит сужение правового поля монастырской
ссылки. Заключению в монастырь стали подлежать преступления, связан
ные в основном с супружеской неверностью и кровосмешением33.
Один из первых, кто целенаправленно начал изучать монастырскую ссылку был М. А. Колчин. Работая фельдшером на Соловках34, он впервые составил «список заточников Соловецкой тюрьмы» и частично проанализировал их социальный состав35. Вместе с тем, опубликованный список не был полным, поэтому впоследствии неоднократно уточнялся36. В 1908 г.,
уже после смерти А. М. Колчина вышла его книга «Ссыльные и заточенные
в острог Соловецкого монастыря в XVI - XIX вв.», объединившая ранее из
данные работы. Отдельным аспектам ссылки в Соловецкий монастырь были
посвящены работы и других исследователей. Но сама постановка проблемы,
как уже говорилось, была связана с конкретными историческими персона
лиями и чаще сводилась к обозначению ссылки как состоявшегося факта37.
Среди исследователей, занимавшихся изучением монастырской ссылки, можно выделить С. В. Максимова и А. С. Пругавина. В 1856 г. по зада-
нию морского ведомства в Архангельск прибыл известный русский путешественник и этнограф С. В. Максимов, собравший огромный материал о жизни на севере России. Его книга «Год на Севере» была удостоена золотой медалью Русского географического общества38. В книге Максимов описал несколько наиболее интересных, на его взгляд, случаев ссылки в архангельские монастыри39. Он сообщил необычные детали ссылки в Соловецкую обитель, например, указывал на случаи, когда преступники за плату принимали более строгую меру наказания за других40. Активизацию ссылки в северные монастыри С. В. Максимов связывал с борьбой государства и церк-
Ф ви против раскола41.
Богатством выявленного материала выделяются работы А. С. Прута-вина42 о тюрьмах Соловецкого и Спасо-Евфимиевского монастырей43. А. С. Пругавин попытался рассмотреть монастырскую тюрьму с различных сторон (быт, условия содержания, социальный состав осужденных). Особое внимание он уделил ярким и наиболее жутким страницам ссылки в Соло-вецкую тюрьму, что было быстро подхвачено прессой и придало теме острый публицистический характер.
В заключение отметим, что во второй половине XIX века существенно расширилось введение в научный оборот новых документальных источников по пенитенциарной практике. Во многом этому способствовало публикация отчетов Министерства внутренних дел и актов Археографической комиссии. Археографическая комиссия неоднократно издавала документы,
44 т.
« касающиеся заключения в монастырь . К поиску документов о монастыр-
ской ссылке подключились и отдельные историки. Большая заслуга в издательстве таких документов принадлежит Е. В. Барсову, который сделал специальную подборку ранее неизвестных материалов45. Ценные документы были опубликованы в журналах, в частности, в 1887 г. был представлен общественности «Архив Соловецкого монастыря», включавший в себя названия 3174 документов, 209 из которых были посвящены монастырской ссыл-ке46. Поисковая работа историков была сопряжена с трудностями, связан-
ными с утратой многих документов относительно монастырской ссылки, о чем официально заявил член Саратовской архивной комиссии Г. Г. Дыбов47. В 1911 г. он обнаружил у местного обывателя П. Банникова 17 документов Кирилло-Белозерского монастыря, относящиеся к 1472 - 1695 гг. Среди найденных бумаг три документа касались ссылки в монастырскую тюрьму (№ 7, 14, 15). Они были переданы в архивную комиссию Саратова, а через некоторое время отправлены профессору Н. К. Никольскому, который подтвердил ценность найденных бумаг и рекомендовал их к опубликованию, что и было сделано усилиями А. А. Гераклитова в 1914 году48. Деятельность
# этих исследователей создавала предпосылки для изучения пенитенциарной
практики монастырей как специальной научной проблемы.
Правоведческая литература. Проблема изучения мест лишения свободы, ставшая актуальной в ходе реформ 1860 - 70-х годов затронула и вопросы, связанные с монастырским наказанием49. Отдельные специалисты попытались объяснить и обосновать пенитенциарную принадлежность мо-
^ настырей в реформирующейся системе наказания. По мнению И. Я. Фой-
ницкого, реформа пенитенциарной системы второй половины XIX в. заставила государство обратиться к изучению практики монастырской ссылки50. В связи с этим И. Ревой была предпринята попытка обобщить опыт ссылки на Севере России в XVIII веке".
Во второй половине XIX в. в трудах по теории и истории права оформляется ряд концептуальных положений, касающихся монастырской
ф ссылки. Например, А. П. Кашкаров считал, что монастырская тюрьма долж-
на стать частью светской системы наказания, а поэтому и прерогатива в назначении такого рода наказания должна принадлежать государственной власти52. А. П. Синягин, напротив, считал, что монастырские тюрьмы необходимо ликвидировать, так как одиночное заключение в кельях монастыря для русского человека более зло, чем благо, в силу того, что русский человек тяготеет к «артельности и полная изоляция его только ожесточает»53. С. В. Познышев в связи с вопросом о наказании несовершеннолетних прихо-
дит к выводу, что заключение их в монастырь идет от западной традиции, где подобная практика существовала уже в начале XVIII века54. По его мнению, и российской государство должно использовать опыт монастырей для наказания и исправления несовершеннолетних преступников.
Особо следует выделить труды В. И. Сергеевича, Н. Д. Сергиевского,
Н. В. Суворова. Первый из них сопоставляет систему наказания в России с
византийскими традициями. По его мнению, на Руси и церковь, и государ
ство опирались на опыт восточной Римской империи в области права. Тра
диция заключения в монастыри корнями уходит именно в Византию, а не
есть собственное изобретение Руси. Анализируя отдельные положения
«Номоканона», исследователь делает вывод о тесной связи системы наказа
ния России с византийской55. В отличие от него А. Попов делает вывод об
отсутствии прямой связи с византийским наследием в развитии монастыр
ской ссылки в России56. I
Н. Д. Сергиевский же пытается обосновать философию монастырского заключения. Впервые он предложил различать заключение в монастыре от заключения в государственной тюрьме. Сергиевский приходит it выводу о том, что монастырская ссылка направлена прежде всего на исправление преступника. На основе изучения архивов он устанавливает вариативность применения ссылки в монастырь: «под начало» и «на смирение». Он подчеркивает, что духовное исправление возможно только на основе внутренних побудительных мотивов человека. Государство же систему наказания длительное время подменяло системой воздействия в виде принудительных мер. Попыткой разрешить эту проблему явилось введение покаяния, наложение епитимьи при ссылке в монастырь57.
Н. В. Суворов занимался изучением церковного наказания, в том числе и применением монастырской ссылки. Он также разграничивает два типа наказания при заключении в монастырь - «на смирение» и «под начало». Именно первая мера, по его мнению, наполняется светскими чертами тю-
ремного быта (максимальное ограничение свободы, постоянный надзор, заковывание в железо)58.
П. И. Люблинский, изучая вопросы амнистии, делает вывод, что эффективность перевоспитания преступников в монастырях была выше, чем в обычных тюрьмах59. Он считает, что в монастырях не было административного произвола, характерного для гражданских тюрем.
Как видим, правоведами была предпринята попытка отразить место монастырей в пенитенциарной системе государства. Сделанные правоведами выводы раскрывали лишь отдельные стороны монастырской ссылки. Это были исследования больше юридического характера, где освещался нормативно-исполнительный механизм применения монастырской ссылки и ставился вопрос о целесообразности использования монастырей для наказания в дальнейшем.
В советский период происходит снижение интереса к вопросам монастырского наказания. Работы 1920-30-х годов на эту тему имели ярко выраженную идеологическую направленность, где главной задачей было не изучение проблемы монастырской пенитенциарной практики, а доказательство классовой принадлежности церкви .
Наиболее зримой проблемой, которую высветила советская историография, была дискуссия о церковной инквизиции. Сама проблема, как уже говорилось выше, российскими исследователями была поставлена еще в XIX в. Советские историки пытались доказать, что заключение в монастырь - это проявление крайней формы карательной политики царизма6.
В традиционном для советской историографии русле оценивает тюремную систему дореволюционной России автор фундаментального 5-томного труда по истории царской тюрьмы М. Н. Гернет62. Он не отделял монастырскую тюрьму от государственной, но попытался выявить ее место в общей системе наказания России. При всей основательности труда вопросам монастырской ссылки уделено недостаточно внимания. В большинстве случаев она рассматривается через призму идеологических стереотипов, ак-
цент делался на сугубо репрессивной стороне наказания. Вместе с тем подчеркнем, что М. Н. Гернет попытался сопоставить монастырскую тюрьму с другими пенитенциарными учреждениями, сделав вывод об их сходстве63.
В последующие годы специальных исследований по теме практически не было. В большинстве случаев воспроизводятся уже известные факты64. Порой звучат далеко не бесспорные положения, как, например, утверждение, что в XVII - XIX вв. ссылка была основным видом уголовного наказания65.
На этом фоне особняком стоят работы Г. Г. Фруменкова, посвящен-
ц, ные истории ссылки в Соловецкий монастырь. К заслугам автора следует
отнести выявление и отбор огромного количества архивных документов,
тщательное изучение политической ссылки на Севере России. Часть работ
этого исследователя посвящена отдельным персоналиям66.
В исследованиях 1980-х годов и постсоветской историографии историки и юристы ищут новые подходы к изучению темы, пытаются снять с нее прежнюю односторонность в оценках, выходят на новые архивные материалы67.
Правоведческая литература вновь обратилась к трудам историков
дореволюционного периода. Тема монастырского наказания поднималась в
коллективной работе о развитии тюремной системы в России, где четко раз
граничивались понятия «монастырская ссылка» и «монастырская тюрь
ма»68. В рамках этого деления раскрывалась и возможность их применения.
» Авторы считали, что в России монастырская тюрьма была первым местом и
видом судебной ссылки. Они показали различия в режиме пребывания заключенных и ссыльных.
Начиная с 1990-х годов, практический опыт функционирования монастырских тюрем привлек внимание специалистов академии МВД РФ69. Монастырскую ссылку они видели как составную часть карательной системы государства, не выделяя какие-то особенные черты. Примечательно, что изучение правоведами истории заключения в монастырь рассматривается в
контексте постоянного реформирования тюремной системы 1980 - 1990-х гг., когда государство вновь начинает привлекать церковь к работе с осужденными70. Правоведы ставили и ставят проблему изучения монастырской ссылки в прямую связь с реорганизацией исправительной системы и пересмотром государственной идеологии наказания. Смысл участия церкви в пенитенциарной деятельности видится в стремлении побудить преступника к самооценке своих поступков на основе религиозно-нравственных норм и привести его к раскаянию71.
Из специальных историко-правовых исследований выделим выводы
следующих авторов. С. М. Оганесян считает, что православные русские мо-
настыри стали исполнять роль тюрьмы по традиции, а не в связи с эволюци
ей карательной системы. Он полагает, что монастыри применялись для
предварительного заключения, а потому законодатель уделял мало внима
ния монастырской тюрьме. По мысли С. М. Огонесяна, монастырскую
ссылку надо рассматривать как дополнительную меру (а не основную), так
^. как часто не указывался срок заключения, а это означает, что как форма на-
казания она не вполне сложилась, хотя и обладала чертами, характерными для наказания XVII - XVIII вв.72.
И, А. Исаев рассматривает монастырскую тюрьму в русле развития
светского законодательства. Но если учесть, что нормативно-правовая база
монастырских тюрем была разработана слабо, то отсюда понятно, почему
исследователь отводит монастырям совсем незначительное место. Некото-
I* рые выводы ученого нуждаются в поправках. Например, он называет только
две монастырские тюрьмы, имеющие статус государственных: Соловецкую и Кирилло-Белозерскую, хотя таковых было больше. Нельзя согласиться и с тем, что в эти монастыри ссылали лишь за религиозные преступления73.
В исторической литературе конца 1980 - 1990-х гг. интерес к проблемам монастырской пенитенциарной деятельности обусловлен прежде всего необходимостью переосмысления развития церковно-государственных отношений74. В том числе появляются и труды о сложном
развитии взаимоотношений между церковью и государством в XVIII — XIX вв., где затрагиваются вопросы пенитенциарной практики монастырей75. Важно, что возвращение к теме монастырской пенитенциарной практики происходит после того, как в историографии был накоплен большой опыт изучения хозяйственной деятельности православных монастырей, эволюции их социального и правового статуса, места православных обителей в общей системе российского абсолютизма'6.
Среди исследователей, которые в той или иной степени затрагивают вопросы пенитенциарной деятельности монастырей, можно назвать А. В. Камкина, Н. Н. Жервэ, М. К. Цантурову, В. А. Рогова". Находит отражение монастырская ссылка и в документально-исторической литературе. Наиболее показательным в этом отношении является работа Э. Г. Ракова о ссылке великих и удельных княгинь в Горицкий монастырь7 . Среди местных исследователей можно назвать работы Е. В. Пащенко, посвященных особенностям ссылки в женские монастыри Архангельской губернии79. По мнению этой исследовательницы, в женских монастырях гораздо больше уделяли внимания увещеванию ссыльных, чем в мужских обителях, и условия проживание в женских монастырях были значительно легче80.
Тема стала находить отражение и в диссертационных исследованиях. Так, А. В. Кореневский и С. Г. Зубанова рассматривают эволюцию русской церкви на основе сложившихся традиций попечительства, подчеркивая недостаточное обращение историков на роль церкви в пенитенциарной деятельности государства81. Вопросам использования монастырей в карательной политике государства уделяют внимание В. А. Кисилев, А. Д. Марго-лис, В. А. Ефремов и др.82. Некоторые из них обращают внимание на недостаточное изучение пенитенциарной системы России в целом83.
В диссертации А. Н. Зорикова монастырская тюрьма выводится в самостоятельное звено пенитенциарной системы наряду с тюрьмами местными, государственными и частными. Тем самым, он разграничивает монастырскую и государственную тюрьмы, считая, что для каждой из них были
присущи свои особенности. Отсюда он выводит отсутствие системы и логики в уголовно-правовой деятельности монастырских тюрем. Однако автор не разграничивает карательную и духовно-исправительную сторону монастырской ссылки, сосредотачивая все внимание на монастырской тюрьме84.
Существенный вклад в решение проблемы внесло диссертационное исследование С. О. Шаляпина, который последовательно развивает мысль о византийских корнях монастырской ссылки. В нем ставится и развивается сразу несколько проблем, связанных с эволюцией монастырской ссылки, двойственностью ее природы, уникальностью ее как исторического явления. Автор считает, что монастырскую ссылку нельзя рассматривать в качестве исключительно церковно-покаянной меры или разновидности светской карательной практики, ибо она занимает промежуточное положение между областями государственной и церковной юрисдикции85.
М. В. Чистякова подняла проблему «женского розыска» по материалам московского Новодевичьего монастыря. Она раскрыла некоторые особенности следственных мероприятий, которые, как правило, заканчивались заключением в монастырь86. Е. А. Вишленкова показала, что сокращение численности монастырских ссыльных началось в начале XIX в., когда правительство пересмотрело политику взаимоотношений с церковью и выдвинуло принцип веротерпимости. Легализовали свою деятельность те религиозные организации, которые ранее были запрещены, а их члены ссылались в монастыри на исправление87. Ю. А. Сорокин считает, что в условиях абсолютизма происходила трансформация природы наказания, более мягкие формы наказания уступали место крайним и более жестоким, проявлением которых была и ссылка. По мнению автора, абсолютизм способствовал оформлению карательных черт наказания монастырь88. Н. В. Александрова делает вывод о необходимости применения церковью крайних мер, в том числе и монастырской ссылки. Влияние идей Просвещения составляло «причудливую смесь традиций и нововведений и в бытовой жизни принимало формы нравственной распущенности, против чего и боролась церковь.
Тем самым, монастырская ссылка являлась инструментом сдерживания необузданной свободы и охраняла традиционные основы русского общест-
ва» .
Косвенным образом вопросы использования монастырей для наказания провинившихся лиц отражены в диссертационных исследованиях С. И. Коноваловой, М. В. Немытиной, Г. В. Арсеньевен, Ю. С. Белова90.
Таким образом, обращение к историографии вопроса выявило нерав
номерность изучения темы. Во многом это обусловлено тем, что сама по
становка проблемы лежит на стыке различных научных направлений: права
ti (светского и церковно-канонического), истории церкви и социальной исто-
рии. Создание же целостной картины пенитенциарной практики монасты
рей предполагало, по крайней мере, соблюдение двух условий: соединения
усилий указанных научных направлений, во-первых, и «вывода» темы из
зоны идеологической заданности, готовности решать ее за пределами той
или иной корпоративной солидарности, во-вторых.
. Среди проблем, связанных с пенитенциарной практикой монастырей,
более подробно в историографии освещается генезис светского и церковного законодательства и конкретная пенитенциарная отдельных северных обителей.
Однако многие вопросы, касающиеся пенитенциарной практики мо
настырей, продолжают оставаться дискуссионными, а именно: соотношение
кары и покаяния в содержании монастырской ссылки, социальный состав и
* категории монастырских ссыльных, традиции и преемственность ссылки в
монастырь и др.
Практически не изучена и пенитенциарная практика монастырей в целом на Европейском Севере, что представляется особенно важным, так как позволяет увидеть и масштабность, и своеобразие этого явления. Не решена проблема периодизации монастырской ссылки. Осталась не изученной проблема воспроизводства пенитенциарного цикла, затрагивающая вопросы судопроизводства при назначении монастырской ссылки, контроля над
ссыльными и их освобождения, а так же применения по отношению к ним различных мер воздействия. Несмотря на растущий интерес к проблеме монастырской ссылки, по-прежнему сохраняется разобщенность историков и правоведов в разработке данной темы. Все это позволяет сделать вывод о том, что пенитенциарная практика монастырей как историческая проблема нуждается в дальнейшем изучении.
Это определило и комплекс источников, которые были взяты исследователем. Поиск источников был направлен на формирование такого их состава, который бы позволил с необходимой степенью надежности и дос-
^ товерности установить существенные черты деятельности, по меньшей ме-
ре, четырех субъектов монастырской ссылки: вертикали светских органов власти, управления и суда, аналогичных церковных структур, монашеских корпораций и самих осужденных. Помимо обращения к многочисленным документальным изданиям, выявление источников осуществлялось в 7 архивохранилищах: Государственном архиве Вологодской области (ГАВО),
0 Великоустюжском филиале Государственного архива Вологодской области
(ВУФ ГАВО), Государственном архиве Новгородской области (ГАНО), Государственном архиве Архангельской области (ГААО), Государственном архиве Ярославской области (ГАЯО), Российском Государственном историческом архиве (РГИА), Рукописном Отделе Российской Национальной библиотеки (РО РНБ). В процессе работы в архивах было выявлено более двух тысяч документов, относящихся к теме исследования. По своему со-
* держанию они весьма разноплановы, что дает возможность проследить раз-
витие монастырской ссылки в различных проявлениях и судить о монастыре как об особом пенитенциарном учреждении.
Первую группу источников составили законодательные акты высших государственных и церковных инстанций: императора, Сената и Святейшего Правительствующего Синода. В первую очередь они выявлялись на основе постраничного просмотра первого Полного собрания законов Российской империи (1649 - 1825 гг.), второго Полного собрания законов России-
ской империи (1825 - 1875 гг.), а также Дополнения ко второму Полному собранию законов Российской империи (1825 — 1843 гг.). Были учтены и систематизированы все законы прямо или косвенно относящиеся к вопросу использования монастырской ссылки. Изучение церковного законодательства основывалось на исследовании документов, входящих в состав Полного собрания постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания Российской империи и многотомного издания Описаний документов и дел, хранящихся в архиве Святейшего Синода (РГИА. Ф. 796). Использовались и сборники изданных законов по церковному и светскому
* законодательству.
Подчеркнем, что значительная часть нормативных актов обнаружена в монастырских и консисторских фондах, а так же в официальных органах периодической печати того времени.
Попытаемся выстроить определенную приоритетность законов, ка
сающихся заключения в монастырь на основе принятой классификации ис-
ф точников \
Прежде всего, это те законодательные акты, которые имели определяющее значение в практике назначения монастырской ссылки. Именно они создавали правовое поле для применения данной формы наказания. На них ссылались суды, вынося соответствующий приговор. Это именные указы императоров, некоторые постановления Синода, манифесты об амнистии, указы Сената. Из них можно особо выделить Духовный Регламент (1721 г.),
* «Правила для искоренения преступлений» (1823 г.) и «Устав духовных кон
систорий» (1841 г.), которые явились основополагающими до конца XIX в.
и очерчивали юрисдикцию духовных судов. В них значительное место от
водится монастырской ссылке. Среди законов светской власти особое зна
чение приобретают Артикул Воинский (1715 г.), и Уложения о наказаниях
уголовных и исправительных (1845, 1866, 1885 гг.), которые рядом статей
закрепляли возможность назначения заключения в монастырь для наказа
ния.
Иной уровень имеют указы, посвященные режиму содержания и отправке ссыльных. Они устанавливали «порционы» содержания «колодников» и охраны, регламентировали действия конвоя при доставке ссыльных, устанавливали типовую отчетность. Как и предыдущая группа, эти законы носили общенормативный характер, но как бы вытекали из первых, так как регулировали вопросы исполнения наказания. Сюда же отнесем и указы относительно ссылки в монастыри конкретных лиц. Для нас это важно потому, что они расширяли практику прецедентов назначения монастырской ссылки, так как не всегда она производилась на основе действую-
# щего законодательства. Более того, в XVIII в. не было единого свода, кото
рый бы отражал все случаи заключения в монастырь, поэтому обращение к
указам о частных случаях наказания имеет не меньшее значение.
Вторую группу составляют судебно-следственные документы. Преж
де всего, это приговоры и решения судов различного уровня. К сожалению,
многие судебные решения XVIII в. не дают полной информации и фикси-
т руют лишь сам факт ссылки в монастырь. Содержание документа часто
сводилось к фразе «сослать в монастырь до указа». В XIX в. судопроизводство становится более тщательным. К приговорам стали прикладываться экстракты - бумаги, в которых описывались нормы церковно-канонического и светского права, на основании которых производилась ссылка. Можно заметить, что устойчивое составление экстрактов больше характерно для Новгородской и Ярославской консисторий, и несколько ре-
* же встречается - в Вологодской и Архангельской. Среди документов судо
производства о ссылке в монастырь можно назвать также письменные клят
вы и обещания подсудимых, расписки виновных о согласии или несогласии
с приговором.
В самостоятельную подгруппу можно выделить следственные дела. Они позволяют увидеть весь цикл развития монастырской ссылки и соотнести степень адекватности наказания с тяжестью совершенного преступле-
«
ния. К ним относятся свидетельские показания, протоколы допросов, пыточные речи.
Отметим попутно, что следственные документы Новгородской консистории объединялись в самостоятельные дела. К ним приобщалось множество документов различных инстанций. В материалах же следственных дел Вологодской консистории сведения о ссыльных носят более отрывочный характер. В то же время - в указах Вологодской консистории о назначении монастырской ссылки подробней раскрывается следствие, аналогичные же указы Новгородской консистории более лаконичны и, как правило, отделе-
ны от следствия.
Третью группу источников составляет отчетно-статистическая доку
ментация. Это статистические данные о преступности в России по всем на
правлениям: количество осужденных, их социальный и половозрастной со
став, виды преступлений, сравнение преступности по регионам и т. д. В от
личие от внутриведомственной отчетности эти данные публично издавались
iW и подлежали огласке. К числу такого рода документации можно отнести
своды статистических сведений по делам уголовным, производящимся в 1873 - 1907 гг., отчеты Министерства юстиции (1834 - 1869 гг.). Изучение этих документов было необходимо на предмет выявления данных о монастырских ссыльных. Особенностью этой статистики является то, что она не дают прямой информации о монастырских ссыльных.
Четвертую группу источников составили делопроизводственные ма-
териалы. В количественном отношении их больше всех. Они очень разно
образны и разноплановы по содержанию, поэтому представляется возмож
ным выделить несколько подгрупп документов подобного рода.
Основную подгруппу составляет распорядительная документация, которая определила реализацию управленческой и исполнительской деятельности. Это поручения и предписания консистории, резолюции епархиальных архиереев, приказы, должностные инструкции, распоряжения различных инстанций. Они были адресованы по каждому конкретному случаю
нижестоящим инстанциям. Например, консистория могла дать настоятелю монастыря инструкции по содержанию ссыльного, а благочинному - поручение по проверке содержания этого режима на соответствие с требованиями. В эту же подгруппу входят документы, связанные с доставкой ссыльных в монастырь или освобождением их, а именно: инструкции по охране за ссыльными, сопроводительные письма и записки, отпускные паспорта, наряды на конвой, отпускные билеты, открытые листы, квитанции о доставке ссыльного в монастырь. Сложность работы с такими документами заключается в том, что чаще всего они сохранились изолированно, без указания на
* судебное дело. Но значение их состоит в том, что они позволяют восстано
вить многие эпизоды и стороны монастырской ссылки, не регулировавшие
ся нормативными положениями.
Отдельную подгруппу составляет учетно-контролирующая документация внутреннего назначения. В информативном плане материалы такого рода дают обширные сведения об особенностях содержания заключенных в
* обители, специфике монастырского наказания. К числу таких документов
можно отнести рапорты и отчеты настоятелей и благочинных, доношения,
ведомости об епитимийцах, ведомости о монастырских колодниках, по
правки к ведомостям о монастырских колодниках, справки о лечении
ссыльных, книги входящих и выходящих бумаг, монастырские журналы по
регистрации бумаг, ведомости о монашествующих, послужные списки бра
тии монастыря. Последние два источника содержат сведения о духовных
лицах, проживающих в обители. Они не являются определяющими, но важ
ны для сбора статистических данных, так как содержат графы о поведении
иноков и ранее наложенных на них взысканиях. Именно отсюда мы узнаем,
что некоторые духовные лица ссылались и два , и три , и четыре , и даже пять95 раз за определенные правонарушения. В них же указывались место и срок наказания. К сожалению, информация в них носит сухой и предельно лаконичный характер.
К числу делопроизводственных источников относятся также просительные документы: челобитные, жалобы, частные и коллективные прошения об освобождении или облегчении наказания, ходатайства о пересмотре судебных решений .
Межведомственная переписка составляет еще одну подгруппу делопроизводственной документации. В силу секретности и важности некоторых преступников судебные и исполнительные органы периодически сносились между собой по вопросам доставки, режима содержания, контроля над ссыльными. Как правило, взаимодействие шло на уровне различных ин-
** станций гражданского, военного и духовного ведомств. Центральными
субъектами таких отношений были Синод и консистория, так как в их ведении находились монастыри, и решение подавляющего большинства вопросов требовало их одобрения или согласования. В РГИА и ГААО удалось найти свидетельства устойчивых отношений МВД и Русской православной церкви по вопросам, касающихся ссылки в монастыри конкретных лиц.
Ф Речь идет о делах по обвинению в тяжких государственных преступлениях,
в незаконной политической деятельности или о делах, в которых речь шла о ссылке высокопоставленных особ. Такие дела всегда шли под грифом «секретно» и представляют интерес для любого исследователя. К документам межведомственной переписки можно отнести промемории, отношения, письменные запросы, копии документов о принятых решениях для постановки в известность учреждения других ведомств, справки. Они необходи-
мы для изучения механизма исполнения приговора о ссылке в монастырь и
выявления субъектов контроля над монастырскими ссыльными.
В самостоятельную группу можно выделить повествовательные источники: местные монастырские летописи, воспоминания, записки современников, дневники, рукописи. Они дают интересные сведения описательного характера, которых нет в официальной документации, обращают внимание на редкие случаи ссылки. Ценность этих документов заключается и в том, что часто авторы их были свидетелями описываемых событий, поэтому
характеристика различных фактов дается ярко и живо. Так, протоиерей А. Попов в своих воспоминаниях рассказывает о ссылке в Спасо-КаменныЙ монастырь вологодского поэта А. Сиротина97. Якушкин рассказывает о мотивах использования ссылки против декабристов . В то же время эти источники лишь дополняют общую картину ссылки, так как информация о заключении в монастырь в них носит эпизодический характер. Вполне понятно, что, отражая мнения отдельных лиц или официальную позицию (летописи), они по своей природе были субъективны. Летописи чаще ограничиваются хронологическим перечислением фактов ссылки, что тоже не-
<Ь маловажно для восприятия динамики ссылки в конкретную обитель".
В самостоятельную подгруппу повествовательных источников можно вынести некоторые описания монастырей, так как там публикуются документы относительно монастырской ссылки100. В описаниях могут содержаться сведения о различных случаях ссылки в данную обитель . Из более двадцати имеющихся в нашем распоряжении описаний почти в каждом
^ имеются свидетельства заключения в монастырь. Отношение самих соста-
вителей описаний к такой деятельности обителей было нередко отрицательным. А. Воскресенский по этому поводу замечает, что «монастыри занимались чем угодно, но менее всего были местом, где душа стремилась к Богу»102. Те же черты характерны и для воспоминаний современников. Их достаточно много. Несколько отличается трактовка происходящих событий у иностранных путешественников, исследователей. Они акцентируют вни-
# мание на негативных сторонах монастырской ссылки, экстраполируя эти
оценки и на русское общество XVIII - XIX вв.103. Считая применение монастырской ссылки признаком средневековой инквизиции, некоторые из них делают вывод о дикости нравов русских людей104. Другие же объясняют существование монастырской ссылки в России несовершенством законодательства105. Наблюдения иностранцев важны тем, что они позволяют порой увидеть то, что для самих русских кажется обыденностью106.
Основу исследования составили письменные источники регионального назначения, которые имеют свои особенности в подаче информации. Новгородские источники отличаются большей скрупулезностью в отличие, например, от вологодских. Они более подробны, дают значительно больше информации о характере монастырской ссылки. Судебно-следственные дела включают свидетельские показания множества людей . Среди документов ГАНО мало указов о самой ссылке. Большую часть информации мы берем из документов другого рода: ведомостей о колодниках и монашествующих, рапортах и доношениях настоятелей. В источниках ГАВО указы консисто-
1$ рии о назначении ссылки в монастырь встречаются довольно часто, особен-
но в отношении священно-и церковнослужителей. Именно из указов мы черпаем основную фактологическую информацию о ссылке в вологодские монастыри. Источники ВУФ ГАВО о монастырской ссылке отличает плохая сохранность многих из них и определенная небрежность в оформлении дел, что порой затрудняет изучение документов. Источники ГААО выделяются
9 объемностью содержания. Особенно это характерно для документов XIX в.
по ссылке лиц за политические и религиозные преступления. Они так же объединены в отдельные дела, в которые помимо следственных материалов приобщена межведомственная переписка консистории и МВД. Интересно и то, что информация о ссылке в вологодские монастыри отражена в основном в монастырских фондах ГАВО, а о ссылке в новгородские монастыри -в фондах консистории.
0 Завершив классификацию источников, отметим, что выявление доку-
ментов о ссылке в северные монастыри было сопряжено с объективными трудностями, связанными с большими утратами или плохой сохранностью многих из них. Фрагментарность источников характерна даже для фондов таких крупных монастырей как Соловецкий и Кирилло-Белозерский. Даже по XIX в., относительно позднему периоду истории, сохранность многих документов оставляет желать лучшего108. Вот почему, волей-неволей, некоторые аспекты монастырской пенитенциарной практики могут быть пред-
ставлены лишь отдельными примерами, а не путем сплошного статистического анализа. И, тем не менее, нами учитывался каждый отдельный факт, поскольку за отдельными примерами, если они воспроизводятся в различных территориях, может стоять типичное явление.
Еще одной сложностью в формировании корпуса источников является то, что документы по одному и тому же случаю ссылки в монастырь разбросаны по различным фондам, так как ее производство относилось к компетенции судебных инстанций гражданского и духовного ведомства. Поэтому случаи выявления исчерпывающей информации о каждом персональном
і* случае пенитенциарного цикла крайне редки. Вместе с тем, видовое разно-
образие и состав выявленных документов достаточны, чтобы определенным образом систематизировать имеющиеся источники по ведомственной принадлежности, содержательности, структуре, предназначению, что дает нам основание признать выявленный объем источников репрезентативными и на имеющемся материале охарактеризовать монастырскую пенитенциарную
л| практику как самостоятельное историческое явление, характерное для всего
Европейского Севера России.
Исходя из выявленной степени изученности темы, состава и характера источников, можно определить цель диссертационного исследования. Она заключается в изучении формального статуса и жизненных реалий пенитенциарной практики православных монастырей в XVIII - XIX веках. Это поможет решению проблемы соотношения светского и церковного, нака-
# зующего и исправительного начал как в конкретной пенитенциарной прак-
тике XVIII - XIX веков, так и в общественном мнении и правосознании русского общества того времени. Конкретные исследовательские задачи предполагают: 1. Выявление круга правовых светских и церковно-канонических основ применения ссылки в монастырь в период XVIII - XIX вв. Это необходимо, чтобы разграничить область юрисдикции гражданских и духовных судебных инстанций и увидеть еще одну сферу государственно-церковных отношений синодального периода. 2. Изучение непосредственной мона-
стырской пенитенциарной практики, соотнесение ее с нормами действующего законодательства. Постановка этой задачи важна и для того, чтобы определить масштабность этого явления и все его своеобразие, а так же увидеть историческую преемственность практики XVIII — XIX вв. с практикой предшествующих столетий. 3. Определение полного пенитенциарного цикла монастырской ссылки от начала следственных действий, механизма исполнения наказания, режима содержания до исправления осужденного и возвращения его домой после освобождения. Решение этой задачи позволит увидеть специфику монастырской ссылки на общем фоне развития государ-
р ственной карательной доктрины.
Таким образом, объектом диссертационного исследования являются социальное служение Православной церкви и возникающие на этой основе государственно-церковные отношения, как особая устойчивая социокультурная практика российской цивилизации. Предметом исследования стали пенитенциарная практика северных монастырей в XVIII - XIX вв., а также
^ сам монастырь как пенитенциарное учреждение.
Монастырское заключение в нормах светского законодательства
Конец XVII - первые десятилетия XVIII вв. ознаменовались серьез ными изменениями в правовом положении Русской православной церкви, fr вошедшими в историю как церковная реформа Петра I. Объективно церковь нуждалась в реорганизации, «своеобразном Стоглавом соборе, который бы предпринял усилия по ее укреплению» . Проведение церковной реформы сопровождалось масштабным наступлением государства на права церкви, что повлекло за собой некоторые изменения его карательной политики, и, что для нас представляется чрезвычайно важным, роли монастырей как пе нитенциарных учреждений . Сфера их применения в правовом отношении стала более отрегулирована, а монастырская ссылка в дальнейшем находит все более полное отражение в светском законодательстве. В первом параграфе ставится задача изучить место монастырской ссылки в русском законодательстве XVIII - XIX вв.
Церковно-канонические нормы являются предметом рассмотрения второго параграфа. Такое деление, на наш взгляд, вполне допустимо, поскольку именно с начала XVIII в. монастырская ссылка начинает активно применяться государственными су дебным инстанциями. При этом государство пытается более четко разгра ничить область использования монастырской ссылки между светскими и церковными судами.
Государственно-правовые нормы, принятые в XVIII - XIX вв. относительно заключения в монастырь, можно разделить на три группы: 1. Нормы, санкционирующие применение монастырской ссылки за определенные преступления. Они являлись основополагающими, так как зо предполагали включение монастырей в общую систему наказания России3. Именно на них ориентировались судебные инстанции при назначении монастырской ссылки. 2. Нормы, регулирующие режим содержания и контроль над ссыльными в монастырях4. 3. Указы о ссылке в монастыри отдельных лиц. В них рассматривались конкретные случаи наказания за уголовные5 или государственные6 преступления. Эти указы важны тем, что они не опирались на действующие законы и тем самым создавали систему прецедентов в практике применения монастырской ссылки. Отметим, что и в XV - XVII вв. существовали анало гичные примеры ссылки в монастыри7. Бытовало и насильственное постри жение детей родителями и жен мужьями без каких-либо серьезных основа ний8. Эпоха Петра I - это время активного наступления государства на права церкви. Воздействие реформ на пенитенциарную функцию монасты рей было частью процесса огосударствления церковных институтов . Эта тенденция развивается на протяжении всего XVIII века, что находит отра жение в более интенсивном использовании государством монастырей10. Применение монастырской ссылки законодательно было закреплено не сразу. Длительное время шел поиск различных направлений в возможном использовании монастырей. Петр I попытался ограничить несанкционированное помещение в монастырь, что ранее было распространенным яв пением повсеместно. Целая серия правительственных указов первой четвер ти XVIII в. очерчивала круг функционального назначения монастырей". Именной указ от 18 ноября 1703 г. жестко предписывал находиться в оби телях только тем, кто принят в братство. Остальные подлежат высылке. За ослушание и повторный приход в монастыри исключенных бельцов и мо нахов полагалось наказывать «ссылкой в дальние поморские монастыри и держать в заточении в крепких местах невозвратно»12.
Количество и состав ссыльных
Обращение к практике заключения в монастырь представляется важным потому, что законотворчество по применению монастырской ссылки и ее реалии не всегда совпадали между собой. Кроме того, если общая нормативная база по использованию монастырской ссылки в XVIII - XIX вв. в целом сложилась и была единой для всей страны, то непосредственная практика ссылки в северные монастыри по отдельным регионам имела свои отличительные особенности. Несоответствие теории и практики наказания в России давно было замечено российскими историками1 и правоведами2, но до последнего времени не подвергалось серьезному анализу .
Во второй главе будет рассмотрена практика монастырской ссылки. Если первый и второй параграфы посвящены контингенту ссыльных и сис « теме мер воздействия, применяемых по отношению к ним, то в третьем па раграфе делается попытка установить типологию использования монастырей как мест заключения. Изучение контингента ссыльных русских северных монастырей по зволяет не только выявить особенности практики монастырской ссылки, но и глубже понять место монастырей в общей системе наказания России. Прежде чем приступить к анализу состава ссыльных, хотелось бы обратить внимание на ряд возникающих при этом источниковедческих проблем. Во-первых, это плохая сохранность многих монастырских фондов. Есть много утрат, главным образом ставших итогом антицерковной политики первых советских десятилетий. Только в 1933 г. из Кириллс-Белозерского монастыря без учета вывезено в Ленинград документов общим весом 4551 кг.4. В связи с этим уместно напомнить, что уже в начале XX века исследователи предпринимали специальные акции по выявлению и публикации источников о монастырской ссылке, понимая их важность и уникальность.
Во-вторых, значительная часть ссыльных в официальных бумагах XVIII в. имела название «секретный арестант»5. В сопроводительных документах стояла лаконичная надпись: «осужден по некоторому делу»6 или «осужден по секретному делу»7. Во многих случаях состав преступления вообще не указывался8. Такого рода формулировки затрудняли сбор точных сведений о монастырских ссыльных, на что не раз обращали внимание некоторые российские исследователи9. Необходимо подчеркнуть, что даже в тех случаях, когда данные на арестантов все же имелись, они чаще всего были неполными или ограни ченными. Например, в официальных ведомостях о содержании колодников в новгородских монастыря за 1746 - 54 гг. срок ссылки был не указан в 47 случаях из 80 0. В-третьих, определенные трудности создает отсутствие точной офи циальной статистики по монастырским ссыльным. Диссертантом была предпринята попытка найти сведения о них в отчетах Министерства юсти ции с 1834 по 1867 гг.", в сводах статистических сведений по делам уго ловным второй половины XIX в.12, в сводных ведомостях справок о судимо сти конца XIX - начала XX вв.13, в списках приговоренных уголовными су дами в начале XX в.14. Анализ этих документов позволяет сделать лишь не которые косвенные наблюдения о возможном составе и количестве сослан ных в монастыри. Например, в годовом отчете Министерства юстиции за 1864 г. представлена обширная ведомость о подсудимых с обозначением форм их наказания. Документ говорит о различных видах ссылки и заклю чения, отдельно не оговаривая вопрос о заточении в монастырь. Однако в документе есть графа, предполагающая иные формы наказания, из которой видно, что в 1864 г. по этой статье было осуждено 65009 человек. Сюда вполне могли войти и данные о монастырских ссыльных.
Особенности судопроизводства в практике назначения монастырской ссылки
Применение монастырской ссылки не имело системного правового регулирования до начала ХГХ века1. Отсутствие единых нормативных документов, предусматривающих ссылку в монастырь как самостоятельный вид наказания, порождало путаницу в судопроизводстве и неоднозначное отношение к русским монастырям. С одной стороны, монастыри служили идеальным средством изоляции политических и религиозных преступников по приговорам государственных и церковных органов власти. С другой стороны, монастырская ссылка все более превращалась в элемент религиозно-традиционного права, в полной мере не регулировавшийся светским законодательством. Решение о ссылке в монастырь базировалось на существующем опыте, политических прецедентах, исторической традиции, что не отвечало требованиям светского государства. Во многом обострению этой проблемы способствовал тот факт, что в России существовала двойная система судопроизводства, что усложняло и, в определенной степени, тормозило развитие законодательства. В настоящем параграфе мы обратимся к вопросу о разграничении компетенции духовных и светских судов в назначении монастырской ссылки. В отличие от первой главы мы коснемся не общих правовых положений относительно использования монастырей в пенитенциарных целях, а только тех законов, которые непосредственно относились к процедуре судопроизводства, и сделаем акцент на механизме работы духовного суда как наиболее активно применявшего монастырскую ссылку.
Вопрос о разграничении судебных полномочий в назначении монастырской ссылки ставился на протяжении XVIII - ХІХ вв. В допетровский период церковь обладала судебным иммунитетом в решении некоторых вопросов, что было подтверждено царскими грамотами. Например, духовным судам было предоставлено право выносить наказание за совершение семейно-брачных преступлений2. Но уже тогда наметилась линия на поглощение судебных прав церкви государством. Учредив монастырский приказ, Алексей Михайлович попытался с помощью Соборного Уложения 1649 г. серьезно ограничить патриаршие привилегии, законодательно установив экономическую и судебную зависимость церкви от государства3. Компетенция государственных судов расширилась. Даже духовные лица за совершение некоторых преступлений подлежали разбирательству и наказанию светским судом. В именном указе 1667 г. «Об устройстве патриаршего суда» говорилось, что «лица монашеского чина подлежали двум судилищам: церковному и мирскому... церковный судит о душе, а мирской - о теле». В то же время, отдельно указывалось, что «еретиков и раскольников подобает наказывать по градским и церковным законам»4. При подозрении священника в совершении уголовного преступления (убийство, разбой) его могли допрашивать гражданские лица при наблюдателе от архиерея . Если подозрение подтверждалось, наказание ему выносили гражданские судебные инстанции на основе действующих законов.
При Петре I процесс подчинения церкви государству усилился. Произошло перераспределение их судебной компетенции. Юрисдикции светских коллегий подлежали наиболее тяжкие преступления: государственные, уголовные (разбой, убийство, утайка душ). В юрисдикции церковного суда оставались дела о богохульстве, еретиках, раскольниках, похищении церковного имущества, насильственном пострижении, преступлении духовных лиц против своих обязанностей, браках и разводе6. В то же время, согласно высочайшей резолюции от 12 апреля 1722 г., законодательно оформившей разграничение делопроизводства светского и духовного судов, некоторые преступления могли разбираться обеими инстанциями7.
