Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Научная основа изучения Манифеста 17 октября 14
1.1. Особенности изучения Манифеста 17 октября 14
1.2. Периодизация отечественной историографии Манифеста 17 октября 32
Глава II. Дореволюционная историография Манифеста 17 октября 39
2.1. Общая характеристика дореволюционной историографии Манифеста 17 октября 39
2.2. Манифест 17 октября и общественно-политический строй 47
2.3. Манифест 17 октября в мемуарах 111
2.4. Итоги развития дореволюционной историографии Манифеста 17 октября 121
Глава III. Советская и постсоветская историография Манифеста 17 октября 125
3.1. Общая характеристика советской историографии Манифеста 17 октября 1905 года 125
3.2. Манифест 17 октября в работах советских историков 134
3.3. Современный этап изучения Манифеста 17 октября 144
Заключение 149
Концевые сноски 152
Список литературы
- Периодизация отечественной историографии Манифеста 17 октября
- Манифест 17 октября и общественно-политический строй
- Итоги развития дореволюционной историографии Манифеста 17 октября
- Манифест 17 октября в работах советских историков
Периодизация отечественной историографии Манифеста 17 октября
В результате наивысшего подъема революции 1905-1907 гг. -Всероссийской октябрьской политической стачки, охватившей 120 городов Российской Империи, 17 (30) октября 1905 года был объявлен Высочайший Манифест Николая II «Об усовершенствовании государственного порядка», который тотчас окрестили «Манифестом 17 октября». Манифест 17 октября 1905 года готовился в условиях крайнего дефицита времени бюрократическими методами без привлечения общественных деятелей с целью успокоения смуты, охватившей всю Россию. Текст Высочайшего Манифеста 17 октября был разработан графом СЮ. Витте при ближайшем участии Н.И. Вуича и князя А.Д. Оболенского.
Манифест 17 октября 1905 года вводил Россию в новый фазис политического развития и декларировал основные принципы конституционализма - «незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов», а также устанавливал, как незыблемое правило, «чтобы никакой закон не мог восприять силу без ободрения Государственной думы».
Высочайший Манифест 17 октября 1905 года «Об усовершенствовании государственного порядка»1 провозгласил следующее:
«Смуты и волнения в столицах и во многих местностях Империи Нашей великою и тяжкою скорбью преисполняют сердце Наше. Благо Российского Государя неразрывно с благом народным и печаль народная Его печаль. От волнений ныне возникших может явиться глубокое нестроение народное и угроза целости и единству Державы Нашей.
Великий обет Царского служения повелевает Нам всеми силами разума и власти Нашей стремиться к скорейшему прекращению столь опасной для Государства смуты. Повелев подлежащим властям принять меры к устранению прямых проявлений беспорядка, бесчинств и насилий, в охрану людей мирных, стремящихся к спокойному выполнению лежащего на каждом долга Мы, для успешнейшего выполнения общих преднамечаемых Нами к умиротворению государственной жизни мер, признали необходимым объединить деятельность высшего правительства.
На обязанность правительства возлагаем Мы выполнение непреклонной Нашей воли:
Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов.
Не останавливая предназначенных выборов в Государственную Думу, привлечь теперь же к участию в Думе, в меру возможности, соответствующей краткости остающегося до созыва Думы срока, те классы населения, которые ныне совсем лишены избирательных прав, предоставив засим дальнейшее развитие начала общего избирательного права вновь установленному законодательному порядку.
Установить, как незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог воспринять силу без одобрения Государственной Думы и чтобы выборным от народа обеспечена была возможность действительного участия в надзоре за закономерностью действий поставленных от Нас властей. Призываем всех верных сынов России вспомнить долг свой перед Родиною, помочь прекращению сей неслыханной смуты и вместе с Нами напрячь все силы к восстановлению тишины и мира на родной земле».
В отличие от проектов создания законосовещательного представительного органа, предложенных в 1904 году министром внутренних дел князем Святополк-Мирским и летом 1905 года министром внутренних дел Булыгиным, Манифест 17 октября 1905 года кроме провозглашения основных гражданских свобод (неприкосновенность личности, свободы совести, слова, собраний и союзов) установил незыблемое правило, «чтобы никакой закон не мог воспринять силу без одобрения Государственной Думы», т.е. вводил в России законодательный представительный орган - Государственную Думу.
Из теста Манифеста 17 октября 1905 года следовало, что целью данного государственного акта было «устранение прямых проявлений беспорядка» и «умиротворение государственной жизни».
Механизмом реализации целей, обозначенных в Манифесте, служила обязанность правительства выполнение непреклонной воли Монарха. В соответствии с Высочайшим Манифестом «Об усовершенствовании государственного порядка», правительству вменялось: 1) даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов; 2) привлечь к участию в Думе классы населения, лишенные избирательных прав; 3) установить, как незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог воспринять силу без одобрения Государственной Думы; 4) обеспечить народным представителям возможность действительного участия в надзоре за законностью действий министров.
Манифест 17 октября и общественно-политический строй
Идеалистическую картину появления Манифеста 17 октября 1905 года нарисовал А. Федоров. «Этим Манифестом, - пишет автор, - признано совершенство русского народа»192. Федоров полагал, что в той мере, в которой народ мог сознавать и применять дарованные права и свободы, монарх пожаловал их в Высочайшем Манифесте.
Однако у данной точки зрения были и оппоненты. Степень развития народа, допускавшего введение конституционных норм, определялась монархом и, зачастую, могла находиться в противоречии с действительной волей народа, что в свою очередь приводило к открытой борьбе противоборствующих сил. Корни волнения, предшествующего изданию Манифеста 17 октября, профессор энциклопедии права Н.И. Палиенко видел «в нарушении равновесия между идейными стремлениями русского мыслящего общества и внешними формами его жизни». По мнению Палиенко, Россия «переросла» форму, существовавшего до Манифеста 17 октября государственного строя193.
Кристаллизованный принцип октроирования конституций в полной мере справедлив при соблюдении существенного условия - действительная воля монарха, осознающего потребности общества и убежденного в необходимости на иную стадию политического развития, должна совпадать с волей народа. Однако решение Николая II об издании Высочайшего Манифеста 17 октября 1905 года не соответствовало его внутреннему убеждению. Обстоятельства, при которых появился Манифест: грандиозные беспорядки, всеобщая политическая стачка, истерия Николая Николаевича, грозившего пустить себе пулю в лоб в том случае, если Царь откажется подписать Манифест, долгие колебания Николая II -свидетельствует о том, что Манифест не был плодом зрелой и осознанной политической мысли. Только сильнейшее общественное движение в пользу политических преобразований вынудило Николая II подписать Манифест 17 октября 1905 года «Об усовершенствовании общественного порядка». Если презюмировать, что воля народа заключалась в стремлении к политическим реформам, то она не совпадала с волей Монарха.
Русский Император Николай II признавал Манифест 17 октября конституцией. Он писал Трепову: «России даруется конституция. Немного нас было, которые боролись против нее. Но поддержки в этой борьбе ниоткуда не пришло. Всякий день от нас отворачивалось все большее количество людей и в конце-концов свершилось неизбежное»194. Позиция монарха в отношении появления Манифеста 17 октября 1905 года дает основание констатировать, что Манифест явился вынужденной уступкою царской власти перед революционным движением и не отражал истинных политических воззрений монарха по поводу установления в России конституционной формы правления.
Одним из первых авторов, обратившихся к вопросу юридической сущности Манифеста 17 октября, как объекту специального исследования был юрист и социолог Б.А. Кистяковский. Кистяковский дал характеристику Манифесту 17 октября, исходя из теории о делении конституций на октроированные и тактированные. «Если Манифест 17 октября действительно есть акт, устанавливающий Конституцию, - пишет Кистяковский, - то создаваемая им конституция, несомненно, есть октроированная или дарованная конституция»195. Кистяковский считал, что октроированная конституция юридически может исходить только от носителя самодержавной власти, от самодержавного монарха. Всякая октроированная конституция, по мнению автора, есть акт самодержавной власти, данный от имени и во имя авторитета самодержавного монарха.
Неизменным атрибутом октроированных конституций Кистяковский называет упразднение октроированной конституцией абсолютной монархической власти и создание конституционного государственного строя с ограничением монархической власти властью народного представительства. Однако, проанализировав юридические последствия, вызванные Манифестом 17 октября 1905 года, Кистяковский приходит к выводу, что Манифест 17 октября являлся актом, предшествующим конституции. Одной из причин, в силу которых Высочайший Манифест не может быть признан конституционной хартией, автор считал краткость Манифеста и, как следствие, то, что Манифест 17 октября 1905 года «необходимо нуждался в дополнении». По мнению Кистяковского, именно краткость Манифеста 17 октября «заставила признать его не столько конституционной хартией, сколько одним из тех актов верховной власти, какие предшествует обыкновенно октроированным конституционным хартиям и являются часто введением к ним или частью их»196.
Прямой противоположностью октроированной конституции Б.А. Кистяковский считал договорную или пактированную конституцию, установленную под влиянием революции. Действия правительства, не выполнившего «предначертаний Манифеста 17-го октября», по мнению автора, доказывали, что правительство слишком слабо для дарованной конституции. Слабость правительства, избавляющего Россию, по словам ученого, от октроированной конституции, да и верховной власти вообще и сила революционного подъема, охватившего «чересчур широкие слои населения», позволяют Кистяковскому сделать вывод о невозможности появления в России октроированной конституции. «Россия никогда не будет иметь дарованной конституции, - пишет Кистяковский, - самое меньшее, чего добьется теперь русский народ, это - конституция пактированная».
Итоги развития дореволюционной историографии Манифеста 17 октября
В период после Революции 1917 года до конца 20-х гг. в молодой советской исторической науке появляются первые статьи в журналах «Былое» и «Красный архив», посвященные истории составления и подписания Манифеста 17 октября. Однако практически до конца 40-х гг. советская историческая наука не знает больше работ о Манифесте 17 октября.
Период отсутствия научного интереса к Манифесту 17 октября прерывается в 1948 году публикациями Хабаса и Мироненко, заложившими фундамент советской историографии Манифеста «Об усовершенствовании государственного порядка». Накануне празднования 50-летия первой русской революции, советскими учеными были устранены некоторые «белые пятна» отечественной истории данного периода. Работы о Манифесте 17 октября 1905 года в этом смысле дополнили картину исследований некоторых аспектов Революции 1905-1907 гг. - «генеральной репетиции Великого Октября».
Пятидесятые годы прошлого столетия ознаменовались началом новой стадии изучения Манифеста 17 октября 1905 года. Связано это было, прежде всего, с кончиной И. В. Сталина и докладом Н. С. Хрущева на XX съезде КПСС в феврале 1956 года. В решениях XX съезда подчеркивалась необходимость серьезной борьбы против догматизма и субъективизма в трактовке исторического процесса, объективного исследования событий прошлого. Некоторый сдвиг в историографии проблемы наметился после XX съезда партии, несколько расширились рамки исследований и богаче стала тематика исследований. Но в целом в своих оценках Манифеста 17 октября историки этого периода не выходили за рамки общепринятых точек зрения, сформированных еще в предыдущий период.
Кроме того, в этот период были опубликованы новые работы историков, сборники документов и материалов, в которых в связи с возросшим интересом ученых к вопросам формирования политических партий в период Революции 1905-1907 гг., кроме упоминаний о Манифесте 17 октября 1905 года дается оценки этому акту самодержавной власти. Однако консервативные оценки Манифеста 17 октября 1905 года, основанные на принципе марксистско-ленинской идеологии по-прежнему ставились во главу угла. Как уже отмечалось, в 50-е гг. одной из первых работ, затрагивающих проблему Манифеста 17 октября 1905 года, была книга К.Н. Мироненко «Манифест 17 октября 1905 г.», в которой ученый показал не только идейные источники политических движений в России, но и дал оценку Манифесту 17 октября 1905 года.
До середины 70-х гг. также следует длительный период отсутствия работ о Манифесте 17 октября. Едва ли ни единственным исключением является монография Сидельникова , в которой автор затронул тему Манифеста 17 октября в связи с изучением вопросов образования и деятельности Первой Государственной Думы.
Интерес советских ученых к процессу партийного строительства во время Революции 1905-1907 гг. и к отношениям буржуазии с царизмом неминуемое обращает исследователей к Манифесту 17 октября. Так, в середине 70-х гг. появляется целый ряд статей посвященных отношениям общественно-политических групп и самодержавной властью.
Для формулирования идеологических платформ политических партий ученые зачастую использовали отношения тех самых партий к Манифесту 17 октября. Второе направление в исследованиях Манифеста 17 октября в этот период характеризовалось попытками некоторых ученых, в том числе Васильевой Н.И.327, дать правовую оценку этому государственному акту.
Активизация исследований в области отношений буржуазии и самодержавия в 70-х гг. проявилась в создании работ, затрагивающих некоторые аспекты Манифеста 17 октября и выявлении новых направлений в историографии проблемы. Историография этого периода характеризуется изучением отношений государства и общественно-политических сил как самостоятельному комплексу проблем.
Попутное упоминание о Манифесте 17 октября находило место в книгах и статьях, посвященных смежным проблемам периода первой русской революции. Большинство советских исследователей не привлекало в работе над исследованием различных аспектов Манифеста 17 октября произведения выдающихся русских правоведов, а строило свои суждения преимущественно на тезисах Ленина или на публикациях своих предшественников. Данное обстоятельство предопределило скудность информации в указанных работах, вторичный характер высказанных суждений и выводов.
Советская историография не знала структуры исследовательской проблематики Манифеста 17 октября. Основное внимание советских ученых концентрировалось не на освещении социально-политических причин опубликования Манифеста 17 октября, а на политической направленности данного государственного акта. Акцент делался на оценках Ленина, тогда как правопреобразующая роль Манифеста не рассматривалась вовсе. Например, вне поля зрения советских ученых оставались юридические аспекты Манифеста 17 октября. Зато с самого начала в советской историографии сложилась довольно стройная концепция, объяснявшая происхождение и цели Манифеста 17 октября.
Манифест 17 октября в работах советских историков
Однако не со всеми суждениями Р.Ш. Ганелина можно согласиться. Например, утверждение ученого, что либеральная буржуазия горячо приветствовала Манифест 17 октября, видя в нем провозглашение начал правового строя, октроированную (дарованную) конституцию, требует некоторых уточнений. Так, целый ряд ученых либерального лагеря, в том числе Б.А. Кистяковский, признавали Манифест 17 октября пактированной, т.е. договорной конституцией.
Из последних работ ученого стоит выделить книгу «Сергей Юльевич Витте и его время»359, изданную в соавторстве с Б.В. Ананьичем, в которой дан исчерпывающий анализ остановки и событий, при которых составлялся и подписывался Манифест 17 октября, а также царской политики по осуществлению обещаний Манифеста 17 октября, состоявшей в сведению к минимуму обещаний Манифеста 17 октября.
Исследование природы и эволюции российской конституции проводил также профессор МГУ, доктор юридических наук С.А. Авакьян360, который полагал, что социальные потрясения вызвали ряд основополагающих документов, на базе которых Россия пошла по пути перехода об абсолютной монархии к конституционной монархии, создания парламентских учреждений. Первым в этом ряду государственных актов Авакьян считал Манифест «Об усовершенствовании государственного порядка».
Точку зрения Авакьяна в отношении Манифеста 17 октября 1905 года полностью разделял Еленин Н.В., который в статье «Развитие конституционализма в России в 1905-1917 гг.»361 затронул вопрос о роли Манифеста во вступлении Российской империи на путь буржуазного конституционализма. Елинин считал, что Манифест 17 октября на законодательном уровне комплексно закрепил общественный строй государства, систему государственной власти, свободу политической деятельности и общественных объединений, общие основы положения всех граждан, в том числе их личные и политические свободы. Еленин назвал Высочайший Манифест «первым документом, положившим начало реформам» из тех законодательных актов, что стали основой зарождения и развития в России институтов буржуазно-демократического государства .
Вопросу изучения особенностей конституционной монархии как формы правления посвятил ряд статей старший научный сотрудник Институту российской истории РАН А.Н. Медушевский. Безусловно, что без характеристики Манифеста 17 октября эта тема вряд ли было полной. В своих работах автор неоднократно обращался к вопросу Манифеста 17 октября «Об усовершенствовании государственного порядка», причин его появления и его роли в становлении конституционализма в России. Медушевский отмечал, что русский конституционализм представляет собой самостоятельный и весьма специфическую разновидность европейского конституционализма . Главной особенность русского конституционализма ученый назвал отсутствие глубоких социальных корней, а также то, что он являлся результатом не сколько революции, сколько реформ сверху. Данной особенность, по мнению автора, характеризовался и Манифест 17 октября, который Медушевский в статье «Конституционная монархия в России» назвал «типичным актом октроированного конституционализма» .
Ученый выделял три фазы конституционной политики государства, вторая из которых, по мнению Медушевского, ознаменовала высшее достижение в области конституционных ограничений царской власти в России. Речь идет о времени наибольшего подъема революционного движения, когда в экстремальных условиях Царь вынужден был пойти на уступки, в результате которых был опубликован Манифеста 17 октября и законодательные акты, изданные в его развитие.
Особый интерес представляет выводы ученого о том, что монархический конституционализм является мнимым конституционализмом, так как политические и юридические формы конституционализма были использованы для легитимации сугубо традиционного института - самодержавия. Противоречия лигитимирующей формулы и реального содержания режима, созданного Манифестом 17 октября 1905 года «Об усовершенствовании государственного порядка» и другими законодательными актами оказались, по мнению Медушевского, неразрешимыми . Необходимо отметить, что Медушевский в своей статье «Конституционная монаїрхия в Европе, Японии и России» развил точку зрения К.Н. Мироненко, который ранее утверждал, что «мнимый конституционализм стал формой государственного разложения самодержавия»366.
Манифест 17 октября 1905 года в истории нашей страны оказался своеобразным "белым пятном" и, по-настоящему, еще не осмысленным. На протяжении многих десятилетий тема Манифеста 17 октября исследовалась крайне поверхностно. Однако новые подходы в публикациях последних лет и в комплексном и всестороннем изучении Манифеста 17 октября пока не обозначились. Необходимость специального изучения Манифеста 17 октября, его принципов и форм, установленного им правопорядка очевидна. К сожалению, серьезных исследований именно этой проблемы отечественная историография не имеет.
