Электронная библиотека диссертаций и авторефератов России
dslib.net
Библиотека диссертаций
Навигация
Каталог диссертаций России
Англоязычные диссертации
Диссертации бесплатно
Предстоящие защиты
Рецензии на автореферат
Отчисления авторам
Мой кабинет
Заказы: забрать, оплатить
Мой личный счет
Мой профиль
Мой авторский профиль
Подписки на рассылки



расширенный поиск

Обозначение эмоций в языке : национально-культурный аспект Грекова, Виктория Евгеньевна

Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Автореферат - бесплатно, доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Грекова, Виктория Евгеньевна. Обозначение эмоций в языке : национально-культурный аспект : диссертация ... кандидата филологических наук : 10.02.19 / Грекова Виктория Евгеньевна; [Место защиты: Ин-т языкознания РАН].- Москва, 2012.- 182 с.: ил. РГБ ОД, 61 12-10/841

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Теоретические основы исследования эмоций как составляющей языкового сознания 11

Раздел 1. Языковое сознание как объект изучения психолингвистики 11

1.1. Языковое сознание с позиции философии, психологии и психолингвистики 11

1.2. Функции языкового сознания и методы его исследования 19

Раздел 2. Психофизиологический и лингвистический аспекты эмоций 26

2.1. Краткий обзор подходов к понятию «эмоция» 26

2.2. Теория эмоций: психофизиологический аспект 39

2.3. Определение понятия «эмотивная лексика» 58

Выводы по первой главе 64

Глава 2. Эмотивная лексика в русском и английском языках как отражение особенностей национального характера 66

Раздел 1. Исследования русской и английской эмотивной лексики 66

1.1. Определение базовых эмоций. Эксперимент 1 66

1.2. Ассоциативное поле русской эмотивной лексики. Эксперимент 2 71

1.3. Ассоциативное поле английской эмотивной лексики 85

Раздел 2. Особенности перевода эмотивной лексики с русского языка на английский 92

Раздел 3. Представления о национальном характере 112

Выводы по второй главе 138

Заключение 141

Источникии литература 144

Приложения 160

Введение к работе

Реферируемая работа посвящена исследованию ассоциативных полей названий базовых эмоций в русском и английском языках с целью изучения тех областей языковой картины мира и языкового сознания носителей этих языков, которые связаны с эмоциями.

Цель диссертационной работы состоит в описании семантического поля базовых эмоций в русском и английском языках, непосредственно связанных с эмоциональной составляющей национального языкового сознания. Другой целью является анализ художественного перевода эмотив- ной лексики с русского на английский язык с учетом того, что языковое сознание автора оригинала и переводчика формировалось в разной культурно-языковой среде.

В соответствии с целью в работе ставятся и решаются следующие задачи:

  1. анализ литературы, посвященной эмотивной лексике, прежде всего, для уточнения самого понятия «эмоция»;

  2. рассмотрение различных подходов к классификации эмоций, теорий эмоций, физиологической составляющей эмоций;

  3. выявление в эксперименте базовых эмоций для проведения дальнейших исследований;

  4. проведение ассоциативного эксперимента с целью выявления семантического поля базовых эмоций;

  5. выявление лексических способов вербализации эмоций в русском и английском языках;

  6. описание общих и специфических черт в эмотивной лексике русского и английского языков;

  7. рассмотрение источников возникновения представлений о национальном характере и их отражения в русском и английском языках;

8) анализ вариантов перевода романа Ф.М. Достоевского «Идиот» на английский язык переводчиками, чье языковое сознание сформировалось в разных условиях.

Актуальность работы обусловлена тем, что эмоции активно изучаются сейчас целым рядом наук и потому представляется весьма своевременной попытка исследовать все виды эмотивной лексики, называющей, обозначающей и описывающей эмоции. При этом в расчет берутся такие важные экстралингвистические факторы, как особенности этнопсихологии и национального характера, специфика бытия этнической общности с позиции сходства и различия в культуре и менталитете (в частности, русском и британском). Актуальной представляется также задача выявить зависимость качества художественного перевода от среды формирования языкового сознания переводчика.

Объектом исследования является эмоциональная лексика в речи индивида и в художественном тексте.

Предмет работы составляют закономерности отражения в языке эмоциональной сферы жизнедеятельности людей, представляющих разные этнокультурные общности.

Основные гипотезы:

    1. этнокультурная специфика русских и британцев не обязательно приводит к существенным различиям в эмоциональной сфере;

    2. среда формирования языкового сознания переводчика определяет уровень его мастерства при переводе эмотивной лексики в художественном произведении.

    Методологическую основу исследования составляет ассоциативный эксперимент с привлечением представительной группы носителей разных языков. Также использовались статистический и сопоставительный методы.

    Теоретическая база исследования:

    психологические идеи В. Вундта [1984], А.Р. Лурия [1970; 1998], К. Изарда [2007], Я. Рейковского [1979], П.В. Симонова [1966; 1970], А.Н. Леонтьева [1975], В.К. Вилюнаса [1976] и др., разрабатывавших концепции эмоционального строя личности;

    взгляды ведущих специалистов в области психолингвистики:

    P.M. Фрумкиной [2001], Е.Ф. Тарасова [1985], Н.В. Уфимцевой [1998; 2000], И.А. Стернина [1985], Ю.А. Сорокина [1988], Е.Ю. Мягковой [2000], А.А. Залевской [1975; 1999], А.П. Клименко [1978] и др.;

    основные работы по переводоведению: В.С. Виноградова [2001], Л.Л. Нелюбина [2005; 2006], В.А. Фёдорова [2010] и др.

    Научная новизна работы состоит в том, что была предпринята попытка установить зависимость между условиями формирования языкового сознания переводчика и качеством перевода эмотивной лексики.

    Практическая значимость работы заключается в получении и структурировании обширного языкового материала (корпуса эмотивной лексики в русском и английском языках), который позволяет ставить и решать целый ряд задач в области исследования эмоций вообще и эмотивной лексики в частности. Полученные в ходе исследования результаты и выводы могут быть применены при использовании языкового материала в учебных целях - для написания курсовых и дипломных работ, а также в практике преподавания психолингвистики и теории перевода.

    Достоверность результатов исследования и обоснованность сделанных выводов обеспечивается достаточным количеством испытуемых (в общей сложности в экспериментах участвовало 75 человек в возрасте от 15 до 45 лет), достаточным объемом исследуемого лексикографического материала, а также адекватными исследуемому материалу методами статистической обработки данных.

    Фактическим материалом исследования послужили эмотивные слова и выражения, полученные в результате ассоциативного эксперимента; текст романа Ф.М. Достоевского «Идиот» и три варианта его перевода на английский язык.

    Научные положения, выносимые на защиту:

    эмоциональная составляющая национального характера может быть достаточно достоверно выявлена в парадигме ассоциативного эксперимента;

    известные различия в менталитете русских и англичан не носят универсального характера и применительно к эмоциональной сфере не являются бесспорными;

    характер языкового сознания может меняться в зависимости от тех или иных условий его формирования. Естественным следствием этого являются различия в деятельности переводчиков, языковое сознание которых на языке перевода и оригинала формировалось в разных культурно- социальных условиях.

    Структура и объем диссертации определяются ее целью и поставленными задачами. Содержание работы изложено на 156 страницах машинописного текста и включает: введение, две главы, заключение, список использованной литературы и приложения. Список использованной научной литературы включает 194 работы, в т.ч. - 23 на иностранных языках.

    Языковое сознание с позиции философии, психологии и психолингвистики

    Если рассмотреть обе составляющие термина «языковое сознание», станет ясно, что речь идет о феномене, находящемся на стыке лингвистики и психологии. Обе эти области тесно связаны. Язык и его речевое проявление используются людьми для выражения смысла, отражения состояния сознания, проявления психологического содержания внутреннего мира человека. В этом суть и смысл языка и речи. Связь языка и речи, на первый взгляд, совершенно очевидна. Тем не менее, на до-психолингвистическом этапе изучения языка этот факт нередко приносился в жертву научной объективности. Явления языка и речи исследовались тогда в пределах собственной феноменологии, в изоляции от содержания, от психологической базы, в связи с чем стоит вспомнить взгляды Ф. де Соссюра [Соссюр, 2004]. Тенденции сегодняшнего дня, как и вся психолингвистика, направлены на преодоление разрыва между лингвистическим и психологическим подходами, на более полное, а тем самым и более адекватное понимание своего предмета.

    Рассмотрим более детально содержание интересующего нас понятия. Сознание- это давний и в каком-то смысле центральный объект философского и психологического изучения.

    Философское понимание сознания не является однозначным и связано с плюрализмом философских позиций и школ, особенно бурно возникавших в полемике с марксизмом. Сложность проблемы исследования сознания способствовала появлению различных, весьма противоречивых точек зрения по поводу определения сущностной природы сознания. Так, в разнообразных философских концепциях прошлого, абсолютизирующих и противопоставляющих данные полученных научных исследований о психоло гических свойствах и особенностях психической деятельности человека, гипертрофировалась роль интуиции, воли, чувств, бессознательных побуждений, осуществлялась рационализация феноменов психической жизни человека, взятых в отрыве от реальной предметно-практической деятельности личности и конкретных исторических форм общественных отношений, в которых протекает деятельность индивидов. В рамках этих концепций сущность человека сводилась к деятельности сознания, а сознание при этом рассматривалось лишь как познавательное отношение человека к миру. Так, например, классическая традиция, объединяющая греческую философию, арабскую философию, философию Нового времени, гегелевский панлогизм и аналитическую философию современности, отождествляет мышление и сознание. Апофеозом данного подхода является утверждение французского философа Нового времени Р. Декарта; «Я мыслю, следовательно, существую [Декарт, 1989, с. 128]».

    Как классическая, так и неклассическая европейская философия развивались в русле объективного и субъективного идеализма. В объективных идеалистических системах древнегреческого философа Платона [Платон, 1968-1973] и немецкого мыелителя Г. Гегеля [Гегелъ, 1970-1972], основных представителей объективного идеализма, сознание является субстанциональной сущностью мира, особым миром гибельных сущностей, именуемых «эйдосами», «абсолютом», представляющих «диалектическую, имманентную природу самого бытия и ничто [Гегель, 1970-1972, с. 166]...» Согласно данной точке зрения, объективное сознание стоит у истоков всякой проявленной реальности. Сознание изначально не является результатом развития природы, есть первая основа действительности.

    Идеалистический подход определяет сознание как независящее от мозга, но определяемое неким духовным фактором (Богом, идеей). Отстаивая мысль о первичности сознания по отношению к материи, идеалисты по стулируют тот факт, что сознание само по себе призвано объяснить все сущее.

    В отличие от позиций идеалистической философии, материализм ищет общность, единство между феноменами сознания и объективным миром. Известны словаК. Маркса: «Для Гегеля процесс мышления ... есть демиург действительности, которое составляет лишь его внешнее проявление. У меня же, наоборот, идеальное есть не что иное, как материальное, пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней [Маркс, Энгельс, 1953, с. 80]». Марксизм начинает исследование с материальных процессов, только затем определяется природа идеального. Если Г.Гегель демонстрирует развитие панлогического принципа как саморазвитие идеальной субстанции [Гегель, 1970-1972], то у К.Маркса идеальное - это предстоящая форма, отражение общественных отношений, форма инобытия материального, «становящийся результат» [Маркс, Энгельс, 1953, с. ПО].

    Согласно позиции материалистической философии, «идеальным является все человеческое сознание - высокая идея и обыденное представление, добрая воля и зависть, декартовское «ясное и отчетливое мышление» и так называемое бессознательное» [Декарт, 1989, с. 73]. Выделяются не только психический и физический миры, но и третий мир - мир знания. Философское противопоставление физического и психического миров соответствует разграничению материального и идеального.

    Особенностью материалистического подхода является выделение такого кардинального свойства сознания, как социальность. Идеальность сознания, способности отражать социальный мир и творить духовные феномены рассматриваются как качества, присущие только человеку.

    Материалистическое философское понимание сознания состоит в том, что для реализации социальных связей, и соответственно, общественной жизни необходимы условия проявления способности человека соединять образ своей деятельности с образами различных социальных взаимодейст виЙ. При этом сознанием человека фиксируется социальная связь в самом индивиде, а эта связь обнаруживается в нем как «сознание», как разделенное с другими людьми знание о необходимом содействии в воспроизводстве социального процесса. Сознание фиксирует отношение индивида к предмету, форме и качеству последнего как связь человека с другими людьми, деятельностями, им присущими, а также связывает индивида с другими людьми в его отношениях к предметам, процессам и стихиям, за ними скрывающимися.

    В XIX в. психологами были предложены крупные идеи в области изучения сознания - такие, как теория апперцепции В. Вундта, интенционально-го акта Ф. Брентано, потока сознания У. Джеймса, рефлексии Э. Титченера [Приводится по: Ярошевский, 1996]. Сознание трактовалось этими авторами прежде всего как представленность, явленность субъекту тех или иных содержаний.

    В психологии сознание рассматривается с нескольких углов зрения:

    1) процесс, делящийся на два класса: процессы непроизвольные, происходящие сами по себе; процессы произвольные, организующиеся и направляющиеся самим субъектом;

    2) состояние: сон как отдых и бодрствование или активное состояние;

    3) обыденное: совокупность представлений, знаний, установок и стереотипов, основанных на опыте людей и доминирующих в социальной общности;

    4) поверхностное или экстравертированное: осознание внешнего мира и одновременно мира внутреннего меняющиеся на протяжении дня;

    5) политическое, связанное с отношением человека к общественным институтам; прежде всего институтам власти;

    6) религиозное - страх перед непонятными силами природы, чувство бессилия перед болезнями; стихийными бедствиями, голодом и пр. в отечественной психологии значительные разработки темы сознания содержатся в работах С.Л. Рубинштейна [Рубинштейн, 2002] и А.Н. Леонтьева [Леонтьев, 1975].

    Согласно С.Л. Рубинштейну, сознание - это психическая деятельность, состоящая в рефлексии мира и самого себя [Рубинштейн, 2002]. «Единицей» сознательного действия является целостный акт отражения объекта субъектом, включающий единство двух противоположных компонентов; знания и отношения [Леонтьев, 1975, с. 280].

    По А.Н. Леонтьеву, «сознание в своей непосредственности есть открывающаяся субъекту картина мира, в которую включен он сам, его действия и состояния [Леонтьев, 1975, с. 167]». Функция сознания состоит в том, чтобы субъект мог действовать на основе возникающего субъективного образа. В характеристике феномена сознания А.Н. Леонтьев подчеркивает его системность и описывает его психологическую структуру, включающую значения, личностный смысл и чувственную ткань. Причем последняя придает реальность сознательной картине мира.

    Определение понятия «эмотивная лексика»

    Главная трудность изучения языка эмоций объясняется сложностью и уникальностью самого объекта изучения. Как и другие оценочные слова, лексика эмоций относится к сфере «человеческого» [Вольф, 1985, с. 88]. А человек - это «центральная фигура языка и как лицо говорящее, и как главное действующее лицо мира, о котором он говорит [Золотова, 1981, с. 45]». Эмоции имеют двоякий способ обнаружения в языке. Во-первых, они проявляются в языке как эмоциональное сопровождение, эмоциональная окраска, возникающая в результате прорыва в речь говорящего его эмоционального состояния в виде эмоциональных оценок. Эту способность А.А. Уфимцева считает «неповторимой чертой естественного языка по сравнению с другими видами семиотических систем [Уфимцева, 2010, с. 43]». Во-вторых, эмоции отражаются языковыми знаками как объективно существующая реальность, подобная любой другой конкретно наблюдаемой реальности.

    Механизмы языкового выражения эмоций говорящего и языкового обозначения, интерпретации эмоций как объективной сущности говорящего и слушающего принципиально различны. По замечанию Е.М. Вольф, можно говорить о языке описания эмоций и языке выражения эмоций [Вольф, 1985]. Подобное раздвоение языка эмоций объясняет наличие в лингвистической традиции разных путей их исследования.

    До сих пор в научной литературе обнаруживаются различные подходы к выделению и описанию эмоционального лексического фонда языка, что обусловлено в первую очередь различиями в понимании природы эмотивно-сти и ее места в семантической структуре слова.

    В соответствии с концепцией панэмоциональности, любое слово языка потенциально эмотивно [Балли, 1961; Гридин, 1976; Звегинцев, 1957; Ква-сюк, 1983; Шаховский, 2008; Шмелев, 2006]. Исходя из презумпции потенциальной эмотивности любого слова, В.И. Шаховский делает вывод о невозможности определить «число словарных эмотивов ни в одном языке [Ша ховский, 2008, с. 19]». Вероятно, действительно трудно выявить все эмотивы в реальной речи, но выделить их из словаря возможно.

    Принимая во внимание гипотезу о потенциальной эмотивности любого слова, нужно учитывать, что эмоционально-экспрессивное содержание наполняет слова не в одинаковой степени [Говердовский, 1985], поэтому можно говорить об определенной шкале переходности эмоциональной лексики [Гридин, 1976].

    Научная литература насчитывает множество попыток описать эмоциональную лексику, но до сих пор проблема выбора объективных критериев выявления лексики эмоций остается окончательно не решенной.

    В пятидесятые годы XX века, когда еще не была разработана в достаточной степени семасиология, а семантическая структура слова не была изучена и описана, наблюдалось интуитивное деление эмотивной лексики. На определенном этапе стало необходимо как-то разграничить лексику, в разной степени эмоционально заряженную, с целью исследования различной природы эмоциональных смыслов. Появилось терминологическое разграничение: лексика эмоций и эмоциональная лексика. Очевидно, выделение двух типов эмотивной лексики на начальном этапе ее изучения учитывало прежде всего различную функциональную природу этих слов: лексика эмоций сориентирована на объективацию эмоций в языке, их инвентаризацию (номинативная функция), эмоциональная лексика приспособлена для выражения эмоций говорящего и эмоциональной оценки объекта речи (экспрессивная и прагматическая функции). Основополагающими в этом плане были работа Е.М. Гал-киной-Федорук [Галкина-Федорук, 1958] и «Французская стилистика» Ш. Балли [Балли, 1961].

    Л. Г. Бабенко в своей монографии говорит, что традиция научного описания выделила как принципиально различные два класса эмотивной лексики. «Так называемая лексика эмоций включала слова, предметно-логическое значение которых составляют понятия об эмоциях (слова типа боязнь). К эмоциональной лексике относили эмоционально окрашенные слова, содержащие чувственный фон, ореол, дымку. Объектом пристального внимания оказалась прежде всего эмоциональная лексика, связанная с выражением эмоций говорящего [Бабенко, 1989, с. 12]». Считалось, что «слова, обозначающие самые ощущения, эмоции и настроения типа любовь, страх, и слова, выражающие лексически оценку явления и с точки зрения говорящего, и с точки зрения какой-либо общественной группы типа добрый, злой... никакого отношения к эмоциональной лексике не имеют [Тимофеев, Бабкин, Галки-на-Федорук, 1955, с. 23]». На сегодня написан целый ряд капитальных исследований эмоциональной лексики [Гридин, 1976; Вольф, 1985; Лукьянова, 1986; Шаховский, 1969], однако надо учитывать, что искусственное ограничение объекта исследования только эмоциональной лексикой не выявляет истинной картины лексических средств, отображающих эмоции в полном объеме.

    В связи с этим, нельзя принять точку зрения, согласно которой только лексика, выражающая эмоции, является собственно эмотивной, так как именно в ней осуществляется семантическая категоризация эмоций, именно она формирует лексический фонд эмотивных средств. Представляется, что семантическая категоризация эмоций должна быть осуществлена, прежде всего, при рассмотрении лексики, называющей эмоции, хотя бы потому, что в ней эмотивные смыслы эксплицитны, более устойчивы, стабильны. Эти слова - непосредственные знаки эмоций.

    В.И. Шаховский выделяет три группы лексики [Шаховский, 2008]:

    - лексика, называющая и обозначивающая (термин В.И.Шаховского) эмоции, например, зол, рад, стыдно, завидно, terrifying, dreadful,

    - лексика, описывающая эмоции:

    1) наречия {холодно, отчаянно, viciously, lovingly),

    2) глаголы {вопить, ворчать, shriek, groan).

    3) существительные, куда включаются, например, англ, термины эмоций с предлогом with (with love!malice/hate) и существительные, обозначающие физиологические проявления эмоций {слезы, смех, smile, paleness, scorn, ру);

    4) прилагательные {нежный, отчаянный, angry, contemptuous, glad, pale, happy).

    - лексика, выражающая эмоции:

    1) лексическое описание эмоциональных кинем и просодии

    Ср.: ...Dorothy took Kitty in her arms..., kissed her..., her...face bore an expression of real concern..., took her hand and pressed it..., Dorothy clasped her hands and her voice, her eool, deliberate and distinguished tears were pouring down her face;

    2) лексическое выражение эмоций через употребление эмотивов {dear, dreadfullly, great, hate, frightful, cad, cheap, heroic, oh);

    3) стилистические средства (повторы эмоциональных усилителей how, so, параллельные конструкции Ifelt..., you ve been, метафора the jams of death;

    4) синтакеические средства: those people, a silly fool of a woman, усилительные структуры: how much. ..,very much..., what a...

    При этом, по мнению В.И. Шаховского, лексика, обозначающая эмоции, эмотивной не является, а является индикативной, логико-предметной, или, в крайнем случае, ассоциативно-эмотивной, так как она «не выражая эмоции, ассоциативно отсылает сознание говорящих к сфере эмоций [Ша-ховский, 2008, с. 93]».

    В настоящее время в связи с достижениями в разработке общих проблем семантики [Арутюнова, 1976; Вольф, 1985; Гак, 1997; Стернин, 1985; Уфимцева, 2010; Уфимцева, 1988; Шмелев, 2006 и др.] наблюдается активизация интереса исследователей к изучению номинативных средств эмотивно-сти, приоритетными становятся изыскания, избирающие в качестве предмета

    Все цитируемые ниже примеры В.И. Шаховекого отноеятся к английскому языку. исследования слова, непосредственно называющие эмоции. В работах этого плана обнаруживается уже более широкое понимание эмотивности. Но приходится констатировать, что сторонники данного направления также ограничивают и сужают материал исследования: чаще всего они объектом рассмотрения избирают слова, содержащие указания на эмоцию только в логико-предметной части значения слова (эмотивы-номинативы). Здесь имеются различные опыты таксономического описания эмоций, учитывающие различные исходные принципы и аспекты анализа. Так, Л.И. Шахова, показывая иерархическую организацию ЛСГ «чувственные переживания», в вершине таксономии использует категорию положительной и отрицательной оценочное, затем выделяет десять групп с учетом качественного содержания чувств [Шахова, 1980]. Г.Л. Другова предлагает типологию лексики с учетом экстралингвистических эмотивных смыслов [Другова, 1983]. Образец классификации семем чувств с точки зрения семантики слова содержит исследование Л.Н. Иорданской [Иорданская, 1970]. Е.Ю. Мягкова глубоко рассматривает эмоционально-чувственный компонент значения слова [Мягкова, 2000].

    Ассоциативное поле английской эмотивной лексики

    Предстояло выяснить, является ли полученная нами картина отражением русского национального сознания или результаты носят универсальный характер.

    В качестве аналога РАС мы использовали Эдинбургский ассоциативный словарь (Edinburgh Associative Thesaurus - далее EAT) [Edinburgh Associative Thesaurus, Электронный ресурс]. Каждое слово-стимул предлагалось ста разным испытуемым. Каждый испытуемый получал лист с сотней стимулов, расположенных в произвольном порядке. Согласно инструкции, испытуемые должны были написать напротив каждого стимула первое слово, которое придет в голову, работая как можно быстрее. В среднем, испытуемые справлялись с заданием за 5-Ю минут. Приведем фрагмент одной словарной статьи из этого источника.

    В приведенном списке представлено 56 разных ответов. Самой частой оказалась реакция SHOCK (ее дали 12 человек из 100 опрошенных).

    Очевидно, что процент «лишних» слов (группы 2 и 3) в EAT значительно ниже, чем в РАС. Это было очень кстати, поскольку провести собственный ассоциативный эксперимент в англоязычной аудитории (как мы сделали это на русском материале) нам было затруднительно: возникла проблема с поиском испытуемых. В будущем мы планируем вернуться к этому вопросу и провести свой эксперимент. Впрочем, в ходе анализа существующих публикаций, мы обнаружили работу, в которой описан эксперимент, по своей методологии практически совпадающий с тем, который мы осуществили для русскоязычной аудитории. Речь идет о диссертации Н.А. Багдасаровой «Лексическое выражение эмоций в контексте разных культур» [Багдасарова, 2004]. Кстати, и число испытуемых, привлеченных автором диссертации (26 человек), почти совпадает с числом ии. нашего эксперимента. Как бы то ни было, мы сочли целесообразным использовать данные Н.А. Багдасаровой в качестве пилотного материала. Англоязычная аудитория в этом эксперименте включала 26 человек - иностранных студентов, преподавателей и специалистов разного пола и возраста, находившихся на стажировке в МГИМО.

    Анализ данных Н.А. Багдасаровой показал, что предложенное нами выше деление реакций на шесть категорий оказывается актуально и для английского языка.

    Так, обращаясь к стимулу joy (радость), можно привести следующие примеры: категория 1. [Синонимы, антонимы или слова, обозначающие родственные чувства и эмоции]. Happiness, pleasure/pleasant/pleased, overjoyed, delight, elation, love, glad, fun, joyful, glee, mirth, rapture, ravish, bliss, felicity; категория 2. [Причины, порождающие данную эмоцию]. Birthday ,friend,party, success, holiday, sunny, achievements, celebration, presents, triumph, entertainment, get together, peace, vacation, victory, make up with smb., people, beauty, kids and pets, flowers, community, excellence, satisfaction, football, travelling, clubs, weekend, ice-cream, funny stories, joke, discos, good job, wedding, win, prize, luck, freedom, summer, sea, beach, meeting, family, acquisition, exams, jam session, good company, free time, paradise, letter, lottery, crowd, balloons, games, boob, music, exultation, get a buzz from, wonderful, fantastic, enjoyable; категория 3. [Синтагматические и парадигматические ассоциации]. Shining, bright; категория 4. [Способы проявления данной эмоции, в том числе чисто физиологические]. Laughter, smile, excttemen,, euphoria, hug, tears of joy, ecstasy, radiance, clapping, jump, embrace, shouting, facetious, go out with a bang, be big with smth., be hot with smth., breathe easy, grin like a Cheshire cat, smile from ear to ear; категория 5. [Черты характера, связанные с данной эмоцией]. Good mood, high spirits, confidence, relaxation, cheerful, energetic, jolly, jocular, jovial, waggish, jubilant, merry, frolicsome, airy; категория 6. [Единичные ответы]. Over the moon, float on air, be all over smth., bright and breezy, bright-eyed and bushy tailed, life is just a bowl of cherries, be on cloud nine, do smth. with flying colours, fresh as daisy, smth. is to die for, look like a million dollars, only have eyes for, a feast for eyes, feel yourself again, land on your feet, in high year.

    Полные результаты отражены в таблице 5. Напомним, что мы выделили еще категорию 7, куда отнесли слова, не имеющие отношения к эмоциям.

    Как мы видим, основные результаты повторяют данные русского эксперимента - как по части общего числа реакций, так и по доле реакций отдельных групп. Особенно показательно, что в эксперименте доля категории 4 опять-таки существенно выше, чем в словаре.

    Еще один факт, заслуживающий упоминания; в отличие от данных по русскому языку, в англоязычной аудитории возникло значительно меньше синтагматических ассоциаций.

    Теперь проведем сопоставительный анализ полученных данных по двум языкам. Начнем с сопоставления результатов экспериментов с одной стороны и данных словарей - с другой. С этой целью мы усреднили данные словарей (РАС, EAT) и данные экспериментов. Поскольку эти данные представлены в процентах, то различный объем исходных (число испытуемых.

    4 Стимул не был включен в экспериментальный набор. объем словаря) значения не имеет. Полученные усредненные данные по категориям представлены в таблице 6.

    Как видно из таблицы 7, ведущее место занимают категории 1-3. Что же касается сравнения данных словарей и результатов эксперимента, здесь наблюдается значительное расхождение в некоторых пунктах. По данным РАС и EAT наибольшее количество ответов приходится на первые три группы, а по данным эксперимента на 1, 2, 4 (способы проявления данной эмоции, в том числе чисто физиологические) и 6 (единичные ответы) группы. И, наконец, обратимся к сопоставлению ассоциативных полей русского и английского языков - независимо от источника ассоциаций (таблица 7).

    Существенные различия наблюдаются в категориях 1 и 3. Мы видим, что синонимов и антонимов русская аудитория дала в два раза меньше, чем англоязычная, а вот синтагматические реакции англичане давали в 4,5 раза реже, чем русские.

    Итак, объединенные данные позволяют сделать следующие выводы:

    Методологический результат

    Если испытуемые имеют четко сформулированную задачу (как бывает в случае направленного и направленно-цепочечного ассоциативного эксперимента), даже небольшое количество опрашиваемых (несколько десятков человек) дают в наше распоряжение не менее значительную информацию, чем получается при опросе огромного числа испытуемых в условиях свободного эксперимента. Обусловлено это тем, что для свободного эксперимента характерен большой процент случайных ассоциаций, которые, в сущности, представляют собой малоценный «шум».

    - Конкретные результаты, связанные со структурой ассоциативных полей эмотивной лексики:

    1) в русскоязычной аудитории максимальное количество реакций вызвал стимул гнев (общая сумма реакций в РАС и ответов участников нашего эксперимента 718). Судя по энтузиазму, с которым опрашиваемые подбирали эпитеты к этому слову, можно предположить, что вспыльчивость - типичная черта русского характера.

    Также значительное количество ассоциаций получила традиционная парарадость (326) - печаль (307), что вполне объяснимо. Все мы достаточно часто переживаем эти два эмоциональных состояния.

    Представления о национальном характере

    Как уже говорилось, в Разделе 1 было установлено, что во фрагменте языковой картины мира русских и британцев, отвечающем за эмоции, нет существенных отличий. Тем не менее, результаты исследования, описанные в Разделе 2, наводят на мысль, что при определенных условиях языковая картина мира, связанная с эмоциями, может иметь определенную этнокультурную специфику. В связи с этим, представляется интересной такая область исследований как специфика национального характера, в которой эмоции занимают значительное место. Само собой разумеется, что это направление исследований носит выраженный самостоятельный характер и требует глубокого анализа, который мы намерены провести в будущем. В данном разделе мы наметим некоторые предпосылки соответствующих исследований.

    Как складывается образ типичного представителя нации (в нашем случае, русского и англичанина)? Какие черты являются характерными для них - как по их собственному мнению, так и по мнению представителей других народов? Эти вопросы заинтересовали нас, поскольку оценка человеком окружающего мира во многом зависит от системы ценностей данного общества, а, следовательно, неизбежно оставит след на характере эмоциональной лексики.

    Существуют несколько источников представлений о национальном характере. Как правило, представления одного народа о другом складываются на основе стереотипов, определенных устойчивых образов. Существует даже такая отрасль науки, как имагология (от лат. imago образ, подобие ).

    Почему мы сегодня говорим, что американцы - деловые, англичане -сдержанные и чопорные, французы - любвеобильные, итальянцы - экспансивные, немцы - пунктуальные и аккуратные, а русские - простоватые, с загадочной и широкой душой? Потому что в истории при определенных условиях создаются устойчивые представления, стереотипы восприятия различными народами друг друга, даже если их представители никогда не виделись.

    Благодаря исследованиям американского ученого У. Липпмана известны две важнейшие причины возникновения социальных стереотипов [Lipp-man, 1945]. Первая связана с принципом экономии усилий, характерным для повседневного человеческого мышления и выражающимся в том, что людям свойственно не реагировать каждый раз по-новому на новые факты и явления, а подводить их под уже имеющиеся категории. Вторая причина - защита групповых ценностей, являющаяся чисто социальной функцией. Стереотипы защищают наши традиции, поэтому покушение на них часто воспринимается как посягательство на основы нашего мироздания.

    Процесс создания стереотипов можно проследить по ряду исторических источников, а закреплен он был толкованиями в трудах историков, литературоведов и публицистов. Большинство отечественных авторов считают, что в отдельных социокультурных слоях одной и той же страны иногда создавались совершенно разные портреты какого-либо чужого народа - в зависимости от территориальной близости, продолжительностью наблюдения, культурным уровнем и степенью информированности. При этом стереотипы зачастую не соответствовали действительности. Это в большой степени относится и к России.

    Существовала обратная связь между наблюдениями иностранцев в России и их воздействием на общественную мысль своей страны. Негативный стереотип России нередко служил для оправдания и подкрепления экономической и колониальной политики. Надо сказать, что подобный метод касался не только России. Н. А. Ерофеев в своих работах доказал это явление в отношении представителей английского колониализма к подчиненным народам - ирландцам и африканцам [Ерофеев, 1971, 1980].

    В сочинениях иностранцев XVI-XVII вв. образ России очень популярен. О нашей стране в это время писали англичане, австрийцы, итальянцы, немцы, шведы, датчане, голландцы, французы, персы, поляки. Причем среди них были как образованные и заслуживающие доверия люди - дипломаты, врачи, художники и писатели, так и искатели приключений, пользующиеся сомнительной репутацией.

    Одна из первых серьезных работ, посвященных России и русским, “Of the Russe Commonwealth” [Fletcher, 1966], написанная Джилсом Флетчером, доктором гражданского права и «мейстером богомольных книг», то есть магистром теологии, увидела свет в Лондоне в 1591 году, в России же ее перевод был впервые напечатан только в 1848 г. Чтобы понять, как формировался взгляд Дж. Флетчера на русский народ, нужно иметь в виду историческую ситуацию и политическую подоплеку его визита. Автор приехал в Россию в 1588 г, и целью его дипломатической миссии было заключение дружественного союза и восстановление торговых отношений Англии с Россией. Миссия успехом не увенчалась. Озлобленный, недовольный приемом и результатами своего посольства, и создал Флетчер свое произведение о России.

    Свою задачу он видел в том, чтобы изобразить российские порядки как противоположные английским (напр., русский деспотизм британская вольность). Тяжелое бремя тиранического правления в России описывается одновременно с восхвалением политической системы Англии: «Поступки их, в какой степени они тягостны и бедственны для угнетенного народа, в точно такой же могут подать мне и другим верноподданным Вашего Величества10 справедливый повод признать себя счастливыми [Проезжая по Московии, 1991, с. 43]».

    Однако стереотип восприятия России у Флетчера, неразрывно связан с его собственным стереотипом восприятия английских порядков. В изображении русского тиранического правления англичане могли без труда увидеть зеркальное отражение порядков времен Тюдоров - Генриха VIII, Марии Кровавой и самой Елизаветы I. Таким образом, эта книга должна рассматриваться не только как записки о России, но также и как книга об Англии: то, что Флетчер говорит о России, показывает и то, что он думает об Англии. Английские купцы переполошились, полагая, что подобная книга ухудшит их положение. Руководители английской торговой «Московской компании» обратились к правительству Елизаветы с просьбой запретить книгу Флетчера в Англии. Первое издание сочинения Флетчера министр Сесиль запретил, и почти все его экземпляры были уничтожены.

    Что же еще крамольного написал Флетчер, что вызвало опасения у английских торговых людей и даже у власть предержащих?

    Флетчер, как и большинство дипломатов XVI-XVIII вв. склонен выделять главным образом негативные стороны русского характера: вялость, бездеятельность, лень, неприятие всего иноземного, хитрость, плутовство в торговле, жестокость, тщеславие, невежество и пр.

    Вялость и бездеятельность Флетчер объяснял особенностями климата и сонливостью, «возбуждаемой зимним холодом, частью же от пищи, которая состоит преимущественно из кореньев, лука, чеснока, капусты и подобных овощей, производящих дурные соки [Там же. С. 134]».

    Что касается особенностей диеты, то здесь Флетчер упоминает широко известное обыкновение русского народа: «Напиваться допьяна каждый день всю неделю у них дело весьма обыкновенное [Там же. С. 134]».

    Не отрицая «хороших умственных способностей» русских, Флетчер замечает, однако, что они «не имеют тех средств, какие есть у других народов, для развития их дарований воспитанием и наукой». А происходит это, по мнению, автора потому что «из тщеславия» они «уклоняются» от заимствования полезных обычаев иноземцев [Там же. С. 137]».

    Особенно же Флетчер отмечает жестокость и бесчеловечность русских. «Видя грубые и жестокие поступки с ними всех главных должностных лиц и других начальников, они так же бесчеловечно поступают друг с другом особенно со своими подчиненными и низшими, так что самый низкий и убогий крестьянин (как они называют простолюдина), унижающийся и ползающий перед дворянином, как собака, и облизывающий пыль у ног его, делается несносным тираном, как скоро получает над кем-нибудь верх. От этого бывает здесь множество грабежей и убийств. Жизнь человека ни во что не ставится. Часто грабят в городах на улицах, когда кто запоздает вечером, но на крик ни один человек не выйдет из дому подать помощь, хотя бы и слышал вопли. Я не хочу говорить о странных убийствах и других жестокостях, какие у них случаются. Едва ли кто поверит, чтобы подобные злодейства могли происходить между людьми, особенно такими, которые называют себя христианами [Тамже.С.137]».

    Похожие диссертации на Обозначение эмоций в языке : национально-культурный аспект