Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Теоретические основы изучения общественно-политической лексики
1.1. Принципы выделения и состав общественно-политической лексики (ОПЛ). (с. 10)
1.2. Социальная обусловленность ОПЛ . (с. 26)
1.3. ОПЛ и понятие «идеологема». (с. 34)
1.4. Основные направления анализа ОПЛ . (с. 39)
ГЛАВА II. Основные тенденции развития опл русского языка в XX в .
2.1. Социально-политические события в России в XX в., определившие
кардинальные языковые изменения. (с. 55)
2.2. Массовая коммуникация как основная сфера функционирования ОПЛ. (с. 61)
2.3. Тематическая организация ОПЛ русского языка . (с. 66)
2.4. Способы модификации словарного состава русского языка и их реали-зацияв сфере ОПЛ. (с. 78)
2.5. Отражение идеологической дифференциации общества в ОПЛ современного русского языка. (с. 92)
ГЛАВА III. Особенности развития опл корейского языка сравнительно с русским .
3.1. Экстралингвистические факторы, определяющие развитие корейского языка. (с. 95)
3.2. Тематическая организация ОПЛ корейского языка . (с. 102)
3.3. Особенность отражения в языке основных этапов развития корейского общества в XX в. (с. 113)
3.4. Способы пополнения ОПЛ корейского языка. (с. 119)
3.5. Идеологическая дифференциация корейского языка. (с. 141)
3.6. Политические метафоры в русском и корейском языках. (с. 144)
Заключение (с. 149)
Словарь (с. 154)
Библиография
- Социальная обусловленность ОПЛ
- Основные направления анализа ОПЛ
- Тематическая организация ОПЛ русского языка
- Тематическая организация ОПЛ корейского языка
Социальная обусловленность ОПЛ
В русском и зарубежном языкознании существует большое количество работ, посвященных анализу общественно-политической лексики и терминологии. Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что общепризнанных дефиниций ОПЛ и ОПТ до сих пор не существует. Само обозначения ОПЛ (а особенно ОПТ) наиболее часто употреблялось советскими ученными, а также языковедами социалистических стран, прежде всего ГДР (Бельчиков 1954; Бурячок 1983; Голованевский 1974; Коготкова 1971; Крючкова 1989; Мурадова 1986; Протченко 1975; Bochmann 1 977; Militz 1983).
Продолжает оно использоваться и некоторыми российскими авторами (Якубовская 1986; Жданова 1992; Заварзина 1998).
Западные лингвисты чаще употребляют словосочетания «язык политики» (анг. political language., нем. politische Sprache, фр. language politique) или «политический дискурс» (discourse politique) и соответственно «политическая лексика (словарь)», хотя некоторые из них использовали обозначения, являющиеся некоторым аналогом русскому ОПЛ, ср., например, работу: Dubois J. Le vocabulaire politique et social en France.... P., 1962.
В последние годы российские исследователи все чаще говорят не об ОПЛ, а о политической лексике и политическом языке (Баранов, Караулов 1991; Воробьева 2000; Ермакова 2000). Обнаруженные нами в советской и российской литературе дефиниции ОПЛ распадаются на два типа. В первых состав ОПЛ задается перечислением входящих в эту лексику-семантическую подсистему тематических групп. К ним можно отнести дефиниции И.Ф.Протченко, А.А.Бурячка, Е.С.Якубовской и многих других авторов. Приведем определение И.Ф. Протченко как наиболее раннее и не слишком измененное его последователями: «ОПЛ - это та часть словаря, которую составляют названия явлений и понятий из сферы общественно-политической жизни, т.е. из области политической, социально-экономической, мировоззренческо-философской». Но автор тут же добавляет, что хотя этот разряд слов имеет заметно обозначенные границы, ОПЛ находится в тесном взаимодействии с названиями ряда других сфер человеческой деятельности, в частности, обозначениями из области исторической науки, права, литературы и искусства (1975, 103).
О.И.Воробьева пытается совместить тематический принцип с дополнительными семиотическими характеристиками входящих в рассматриваемую лексико-семантическую подсистему единиц. Она считает, что вся эта лексика распределяется по трем зонам, определяемым концентрами. Первый ядерный концентр включает слова, называющие абстрактные понятия, термины философии, политологии, смежных наук; политика, внутренняя, внешняя, военная политика; идеология, демократия, клерикализм, консерватизм, либерализм, фашизм, буржуазия, монархия, республика и т.п. Они богаты по сигнификативному значению, выполняют функцию обобщения и формируют понятия об именуемом классе предметов.
Второй концентр - наименования власти, социума и отношений между ними. Здесь представлены конкретные, собирательные, абстрактные существительные и словосочетания, куда входят лексемы президент, правительство, элита, гражданин, нация, народ, консенсус, политический конфликт, революция и т.п. Это термины- понятия, выполняющие дефинитивную функцию. Третий концентр «государство» представлен терминологическими системами законодательной, исполнительной, судебной власти и институционального устройства, а также номенклатурными наименованиями, не являющимися терминами, удачно названными терминоидами. Иными словами, в третий концентр наряду с терминами-понятиями, выполняющими референтивно-репрезентативную функцию, входят слова-названия денотативного содержания. В этой номенклатурной группе слов, бедной по понятийному содержанию, слово, как правило, служит специализированным названием конкретной должности, структуры в государственной системе управления или носит собирательный характер обобщения: администрация, департамент, министерство, чиновник, бюрократия, староста, начальник, директор я Т.Д. (2000, 14-15).
В определениях второго типа авторы пытаются дать более формализованные дефиниции, опираясь на некоторые общие семантические признаки, характеризующие входящие в ОПЛ лексические единицы. Так, Х.М. Ми-литц полагает что всем семемам общественно-политического словаря присуща одна общая сема «связанный с обществом», которая, однако, в конкретных случаях может занимать различное место в иерархии сем (Militz 1983, 12). Л.А.Мурадова (1986, 4-5) считает, что ядро ОПЛ составляют лексические единицы, в структуру значения которых входят компоненты «политический» или «социальный», но, когда дело доходит до определения периферии этой лексико-семантической подсистемы, то вновь всплывают почти те же лексические группы, которые фигурируют в дефиниции И.Ф. Протченко.
Г.А.Заварзина (1998,8) несколько расширяет набор этих компонентов, полагая, что ОПЛ формируется за счет лексических единиц, содержащих в своей семантике постоянные семантические компоненты «общественный», «политический», «государственный», «социальный», не уточняя, однако, в чем она видит различия между «общественным» и «социальным».
Л.А.Жданова выделяет следующий критерий отбора: «общественно 13 политический - такой, который связан с властью». Следовательно, в ОПЛ включаются (в качестве центральных) лексические единицы, в значение которых входит семантический компонент «власть, отношение власти» (1992,5). Такой подход на первый взгляд несколько ограничивает объем ОПЛ по сравнению с преставлениями упоминавшихся выше авторов. Однако, далее в своей статье Л.А. Жданова пишет о необходимости включения в ОПЛ «неспецифичных лексем», формирующих «ОПЛ в широком смысле». К ним относится «слова и термины, принадлежащие к тематическим областям «экономика», «религия», «культура», «право» и проч.» (с.7). Таким образом, в ОПЛ оказывается вовлеченным даже большее число лексических единиц, чем у других авторов. Такое широкое понимание ОПЛ автор мотивирует толкованием термина «политика», в котором говорится о политике экономической, социальной, национальной, культурной, и пр. Иными словами, речь снова идет о семантическом компоненте «политический».
Следует отметить, что большинство авторов, пытающихся дать дефиницию ОПЛ, обращаются к толкованию слов «общественный» и «политический». Дело в том, что, несмотря на широкое функционирование особенно в советское время сложного прилагательного «общественно-политический», нам не удалось обнаружить его дефиниций ни толковых словарях русского языка, ни в словарях энциклопедического типа, посвященных различным отраслям общественных наук. Видимо, столкнувшись с этой же проблемой, исследователи пытаются выявить семантику слова через составляющие его элементы. Так, Т.Б.Крючкова, проанализировав дефиниции слов «общественный» и «политический», приходит к выводу, что в данном словосочетании слово «общественный» употребляется в значении «связанный с отношениями людей в обществе, отражающий отношения людей в обществе в процессе их материальной и духовной деятельности», а слово «политический»- в значении «связанный с общественной деятельностью, борьбой, в которой находят свое выражение интересы
Основные направления анализа ОПЛ
В общественно-политической жизни России XX в. произошли два крупнейших катаклизма. Первый- это революция 1917 г., в результате которой впервые в мире была предпринята попытка построения социалистического государства. Основный характеристикой такого государства в сфере политической является руководящая роль рабочего класса, точнее, его авангарда коммунистической партии, а в сфере экономики - общественная собственность на средства производства. Второй - крушение в 1991г. социалистического строя и возвращение России на капиталистический путь развития.
В промежутке между этими двумя основными вехами историки обычно выделяют следующие периоды: тоталитарно-административная эпоха (ленинский и сталинский периоды), некоторая демократизация. общественно-политической жизни в рамках коммунистической идеологии (хрущевская оттепель), стагнация общественно-политической жизни (брежневский застой), становление демократического общества (перестройка и постперестройка) (Ширяев 1997). Каждый период имеет свои языковые особенности, при этом динамика и глубина изменений для языка в целом и ОПЛ в частности для каждого периода различны.
Все исследователи новейшей российской истории сходятся в том, что середина 80-х годов прошлого века стала ее переломным моментом. С приходом к власти М. Горбачева кончается эпоха «развитого социализма», которая характеризовалась в сфере идеологии жестким монизмом в форме догматизированного марксизма, а сфере экономики - прежде всего отсутствием частной собственности на средства производства. Наступил период перестройки и гласности, который принес с собой не только новые веяния в области господствующей идеологии и в экономике, но и явную смену культурных ориентиров. Период этот был достаточно недолгим и завершился в 1991г. распадом СССР, изменением политического и экономического строя в России, которая в настоящее время является страной с президентским правлением, многопартийной политической системной и экономикой, базирующейся на частной собственности.
Естественно, что эти бурные перемены в общественно-политической жизни не могли не найти отражения в языке. Следует отметить, что процессы, происходящие в языке в переломные моменты в жизни общества, имеют много общего в различных странах и в разные исторические периоды. Так, исследователи, изучавшие изменения во французском языке после Великой французской революции и в русском языке после революции 1917г. в России, обращают внимание прежде всего на модификацию нормы литературного языка и стремительное обновление словарного состава языка в первую очередь в области общественно-политической лексики (Державин 1927; Жирмунский 1936; РЯСО 1968; Селищев 1928).
Как отмечается в книге «Лексика современного русского литературного языка», «история языка в обществе, переживающем острые социальные изменения, это в значительной степени история литературной нормы, история ее устойчивости, категоричности, ее притягательной силы. В революционную эпоху история языковой нормы особенно драматична» (РЯСО 1968, 37). Обусловлено изменение нормы в такие периоды, прежде всего изменением социальной базы ее носителей. После разного рода социальных революций, как правило, происходит определенное сближение нормы литературного языка с разговорной формой языка класса, пришедшего к власти. Во Франции в рассматриваемый период это был язык буржуазии, в России - язык рабочих и крестьян. В литературный язык начинают интенсивно проникать элементы соци 57 альных и территориальных диалектов (Ларин 1974; Лафарт 1930, РЯСО 1968 и ДР-)
Исследователи современного русского языка считают, что сейчас «в известной мере повторяется ситуация 20-х годов, когда послереволюционный розовый оптимизм порождал желание глубоко преобразовать не только общественный строй и экономическое устройство, но и культуру, но и литературный языковой канон... В целом литературно-языковая норма становится менее определенной и обязательной; литературный стандарт становится менее стандартным» (Костомаров 1994, 5).
А.Д.Швейцер отмечает тенденцию к усилению функциональной мобильности языковых единиц: «Этот процесс развертывается как по вертикали (от социолектов к общему просторечию и к литературному языку), так и по горизонтали (от периферийных участков языковой системы к ее центру или общему ядру). В этом процессе средства массовой коммуникации, в том числе пресса, играют заметную роль... Языковые средства, характерные для отдельных социальных групп, превращаются из элементов внугригрупповой в элементы межгрупповой (межнациональной) коммуникации» (1993, 49-54). Функциональный динамизм проявляется в активном использовании единиц, находящихся на периферии литературного языка (т.е. в литературном разговорном языке) и за его пределами (просторечие, жаргоны), в тех областях коммуникации, которые ранее составляли принадлежность кодифицированного литературного языка (Земская 2000, 91). Происходит размывание границ между различными подсистемами русского национального языка: литературным языком, просторечием, жаргонами (Крысин 1997).
Однако, в основе происходящих в современном русском языке процессов лежат несколько иные причины, чем в начале XX в. Вряд ли в настоящее время можно говорить об изменении социальной базы литературного языка. В.Г.Костомаров считает целесообразным употреблять в данной ситуации термин «либерализация литературного языка» вместо «демократизация литературного языка», который применялся для характеристики языковых перемен после Великой французской революции и революции 1917. в России (1994, 5).
Некоторые авторы оценивают процессы, происходящие с нормой литературного языка, более жестко, говоря о том, что русский язык (прежде всего публичный дискурс) «приобретает черты раскованности, иногда переходящей в разнузданность» (Земская 1997, 199).
В целом Е.АЗемская характеризует русский язык конца XX в. следующим образом: - События второй половины 80-х-начала 90-х годов по своему воздействию на общество и язык подобны революции. - Резко расширяется состав участников массовой и коллективной коммуникации: новые слои населения приобщаются к роли ораторов, к роли пишущих в газеты и журналы. - Резко ослабляется, даже можно сказать рушится, цензура и автоцензура. Люди начинают говорить и писать свободно, причем не только дома, на улице, в очереди, но и по радио, телевидению, на собраниях и митингах, в газетах и журналах. - Возрастает личностное начало в речи. Безликая безадресная речь сменяется речью личной, приобретает конкретного адресата. Возрастает д и а логичность общения, как устного, так и письменного. - Расширяется сфера спонтанного общения не только личного, но и устного публичного. Люди уже не произносят и не читают заранее написанные речи. Они говорят. - Меняются важные параметры протекания устных форм массовой коммуникации: создается возможность непосредственного обращения говорящего к слушающим и обратной связи слушающих с говорящими - Меняются ситуации и жанры общения и в области публичной, и в области личной коммуникации. Жесткие рамки официального публичного общения ослабляются.
Тематическая организация ОПЛ русского языка
Ро Тэ У, так же бывший генерал, был избран президентом страны в соответствии с новой редакцией Конституции. Если до 1988 г. специфика развития страны заключалась в том, что экономическое процветание соседствовало с неразвитостью политической структуры, то президент Ро Тэ У стремился к деидеологизации правительства, члены которого не являлись представителями какой-либо политической партии. В стране начались демократические реформы и были созданы условия для избрания первого за 32 года президента страны, который был гражданским человеком.
Так же, как и в России, в Республике Корея 90-е годы ознаменованы значительными общественно-политическими изменениями. В 1992 году президента генерала Ро Тэ У сменил «бывший диссидент» Ким Ен Сам, представитель Демократической либеральной партии. В этот период продолжаются процессы демократизации. Ценности общества Южной Кореи в этот период - при 100 личный уровень жизни среднего класса, не желающего бурных потрясений, комбинированные методы государственного регулирования, развязывание рук частной активности. Появляется идея глобализации страны. Несмотря на развиваемую идею объединения двух корейских государств, отношение к коммунистической Корее достаточно жесткое, продолжается «холодная война».
На выборах 1997 г. президентом страны был избран Ким Дэ Чжун, лидер основной оппозиционной партии- Национальный конгресс за новую политику. Его администрация, которая получила название «правительство народа» (-S I -), была создана в результате первого в конституционной истории страны мирного перехода власти от правящей партии к оппозиционной.
Ким Дэ Чжуна называют «южнокорейским Горбачевым». Начинается «южнокорейская перестройка». Идеология современного правительства имеет многовекторную направленность: с одной стороны, прозападную (проамериканскую), с другой стороны, - патриотическую. В отношении КНДР проводится умеренная политика, в результате которой произошло историческое событие- первые после разделения нации переговоры на высшем уровне глав двух государств. Для страны характерна дальнейшая индустриализация, урбанизация, культурное проникновение Запада.
Следует отметить, что, несмотря на все перипетии новейшей истории Кореи, в ней существуют некоторые константы, которые наложили свой отпечаток также и на развитие современного корейского языка.
Во-первых, хотя экономика страны постоянно модифицировалась, в отличие от России, здесь не происходило принципиальных изменений в отношениях собственности на средства производства.
Во-вторых, одной из основных доминант одновременно и внутренней, и внешней политики являлась идеологическая конфронтация с Северной Кореей, которая начала смягчаться только в самые последние годы. Объединяющая идея врага, т.е. антикоммунизма, антисевернокорейские настроения исключают возможность появления партий левой ориентации (Игребаев 1997, 68)
В третьих, для корейской этнокультурной общности, как и для любого другого восточного ареала, характерна устойчивая приверженность определенным традиционным ценностям и установкам, в частности сформированным конфуцианством (История Кореи 1974). Особую роль в формировании мировоззрения корейцев играли такие идеалы конфуцианства, как культ государя, наделенного почти божественными атрибутами, отношение к государству, как к одной большой семье во главе с правителем, вера в возможное совершенство человеческой натуры, принятие государственного вмешательства в экономическую жизнь общества (Жебин 1997, 87). Противостояние Северной и Южной Кореи по политическому принципу отнюдь не означает полного разрушения национально-культурной общности, обусловленной прежде всего принадлежностью к конфуцианскому культурному ареалу.
В-четвертых, традиционным феноменом в политической культуре Южной Кореи является регионализм (землячество). Формирование политических партий осуществляется не на единстве и сплоченности по идейным и политическим взглядам. Современные партии - это организации, созданные вокруг определенной политической фигуры на базе землячества, поэтому политические партии трудно различать по идеологическим платформам. Соответственно население того или иного региона голосует не по идеологическим соображениям, а за выходцев данного региона. Таким образом в какой-то степени реализуется конфуцианская идея о «государстве как одной большой семье» (Игребаев 1997, 60-63).
В-пятых, при отсутствии в республике Корея партий левой ориентации, а также четких идеологических платформ у существующих политических партий, роль «вечной оппозиции» играет молодежь. В стране происходит обособление молодежи как социальной группы, которое проявляется в конкретных формах социального протеста. Студенческие волнения - характерная болезнь южнокорейской молодежи. Ее общественно-политическая активность является феноменом, с которым государство и общество вынуждены считаться. Способность и готовность значительной части молодых южнокорейцев к протесту объясняется, по мнению ученых, не только общим для всех наций юношеским максимализмом, но и обособлением молодежи от традиционного корейского общества, ее включением в культурное поле Запада (Минаев 1997).
Правда, после 1987 г. наблюдается определенная активизация профсоюзного движения, которое начинает приобретать политический классовый характер. Вместе с рабочими выступали диссиденты- бывшие студенты 70-х годов. Они требовали увеличения политических прав профсоюзов, усиления их влияния. Однако, в конце 80-х годов из-за различных политических событий: убийства студентами двух полицейских, шпионского скандала с одним из депутатов народной партии и т.д., политическая активность профсоюзов, студентов и диссидентов существенно уменьшилась.
Тематическая организация ОПЛ корейского языка
Общественно-политическая лексика - это лексико-семангическая подсистема языка, номинирующая денотативную сферу «общественно-политическая жизнь общества». Последняя претерпела на протяжении XX в. многочисленные потрясения и перемены, как в России, так и в Республике Корея, что неизбежным образом отразилось в рассматриваемых подсистемах русского и корейского языков.
Одним из основополагающих свойств ОПЛ является ее чрезвычайно сильная социальная детерминированность, которая проявляется особенно наглядно в моменты социальных катаклизмов. Но даже в периоды стабильного состояния общества она явно прослеживается в тематической организации ОПЛ, составе отдельных тематических групп, количестве ОПЛ терминологического происхождения и характере их детерминологизации общественно-политических терминов. Многае единицы ОПЛ обладают специфическими семантическими характеристиками, которые возникают прежде всего под воздействием идеологической неоднородности носителей языка. Это идеологически обусловленные полисемия, синонимия и полиэмотивность. Все эти свойства иногда бессознательно, но чаще всего сознательно используются при сознании политического дискурса для реализации его прагматической функции.
События, произошедшие в течение XX в. в России (переход от частной собственности к общественной в сфере экономики и от идеологического плюрализма к монизму в 1917 г. и возвращение к ним в 1991 г.) и в Корее (японская оккупация, военная диктатура, демократия) сопоставимы по своим масштабам и значимости. Они нашли свое отражение, как в языке в целом, так и в ОПЛ, в частности. При этом процессы и явления, возникшие в результате этого в обоих языках, имеют некоторые общие черты, но и весьма существенные различия, обусловленные спецификой указанных общественных процессов, культурно-историческими особенностями стран, особенностями менталитета носителей языков, а также структурной спецификой самих языков.
Так, оба социальных сдвига в истории России XX в. оказали существенное влияние на норму русского литературного языка. Причем в начале века изменение нормы произошло прежде всего ввиду изменения и расширения социальной базы носителей литературного языка, в связи с чем принято говорить о ее демократизации. В конце века расшатывание нормы происходит под влиянием вовлечения в публичный дискурс более разнообразных участников, отмены цензуры, а также атмосферы вседозволенности, царящей в обществе. Относительно этого периода изменения нормы чаще употребляется термин «либерализация».
Норма корейского литературного языка в XX в. оказалась гораздо более стабильной. В период японской оккупации в корейском обществе шла борьба за возможность использовать корейский язык в различных социальных сферах. Родной язык рассматривался как один из символов национальной независимости, и в связи с этим отношение к нормам литературного языка было уважительным. Кроме того, возможно, именно отсутствие широкого функционирование делало норму как бы застывшей и достаточно устойчивой. В годы военной диктатуры, с одной стороны, шла борьба за очищение корейского языка от японских заимствований, с другой, - существовала жесткая цензура. Оба эти фактора также способствовали сохранению нормы литературного языка. В настоящее время, несмотря на демократическое устройство корейского общества, цензура в сфере массовой коммуникации, тексты которой являются основной средой бытования ОПЛ, в определенной степени сохраняется. Кроме того круг участников публичного дискурса в Республике Корея, на наш взгляд, уже чем в России. И, наконец, корейская ментальность предполагает сдержанное выражение своих мыслей и чувств. Исключение здесь составляет лишь молодежь, но она в меньшей степени допущена к тем сферам функционирования языка, которые реально влияют на норму литературного языка. Все эти моменты обусловливают определенную стабильность нормы.
В начале и конце XX в. под воздействием указанных социальных событий произошло очень существенные обновление ОПЛ русского языка: значительная часть элементов этой подсистемы перешла в пассив, появилось много инноваций, часть лексики претерпела семантические сдвига (изменение коннотаций, изменение рефе 151 ренциальной отнесенности и т. п.). Поскольку изменения в общественной жизни носили в определенной степени маятникообразный характер: в конце века Россия вернулась к тому, от чего оказалась в начале, для 90-х годов характерен процесс реакти-визации пассивной лексики, в результате которого некоторые реалии общественно-политической жизни вновь получили те же наименования, которые они носили до революции 1917.
В корейском языке в ходе его развития в XX в. такого скачкообразного изменения ОПЛ не происходило. Несмотря на все изменения в общественной жизни, ОПЛ корейского языка обновлялась скорее эволюционно, чем революционно. Динамика этого процесса сопоставима с той, которая была свойственна ОПЛ русского языка в периоды общественной стабильности. Если в русском языке советского периода наиболее интенсивно перераспределение активной и пассивной частей ОПЛ, а также возникновение некоторых новых ключевых слов и других лексических инновации происходило после каждого партийного съезда, то в корейском языке эти процессы активизировались после избрание очередного президента, в результате чего объявлялась Новая республика. Основной же состав ОПЛ оставался относительно стабильным.
Такое положение дел, как нам кажется, объясняется тем, что перемены политического устройства общества в Корее не сопровождались сломом существующих экономических отношений, многие реалии социально-экономической жизни оставались стабильными, не происходило и переоценки связанных с ними понятий. Кроме того, для корейского общества в целом в большой степени характерно уважение к своему историческому прошлому, институтам власти как таковым, что связано с основополагающими принципами конфуцианства.
Обновление ОПЛ в обоих рассматриваемых языках происходит как за счет собственных языковых ресурсов, так и за счет заимствованной лексики. И в русском, и в корейском языках в процессе номинации в сфере ОПЛ оказались задействованы все способы, характерные для этих языков. Кстати сказать, в основном они являются общими: аффиксальные образования, сложные слова, словосочетания, аббревиатуры, слова в новых значениях, полученных в результате семантического переосмысления. Специфически для корейского языка оказался лишь способ образования новых слов из китайских иероглифов.
Довольно существенные различия между русским и корейским языком наблюдаются в процессах пополнения ОПЛ за счет заимствований. В русском языке особенно в конце XX в. ОПЛ существенно пополнилась за счет некодифициро-ванных разновидностей языка -молодежного жаргона, воровского арго и городского просторечия. В корейском языке этого практически не наблюдается. Объясняется это, на наш взгляд теми же причинами, что и стабильность нормы литературного языка. Кроме того существенную роль здесь играет тот факт, что основная масса ОПЛ корейского языка, как и вся культурная лексика в целом, китайского происхождения. Аналоги же некодифицированных форм русского языка, о которых мы говорили выше, состоят в массе из исконно корейских слов. Видимо, проникновению их в ОПЛ в определенной степени кроме всего прочего препятствует «давление системы». В данной лексико-семантической подсистеме гораздо более органичными оказываются новые существующие только в корейском языке слова, образованные из китайских иероглифов.
