Содержание к диссертации
Введение
Глава первая Бразильский модернизм: история и поэтика 34
Глава вторая Новый регионализм и северо-восточный роман 91
Глава третья Традиция в диалектике художественного развития второй половины XX века 160
Заключение 233
Избранная библиография 253
- Бразильский модернизм: история и поэтика
- Новый регионализм и северо-восточный роман
- Традиция в диалектике художественного развития второй половины XX века
Введение к работе
Предлагаемая работа посвящена исследованию проблемы становления национальной традиции в бразильской литературе XX века. Проблема традиции является приоритетной для бразильского сознания XX в., выступая в органической одновременности освоения национального наследия с формированием новых культурных ценностей. В диалектическом взаимодействии основных художественных сил современности, в динамике художественного процесса структурируется целостный, многомерный образ национального культурного прошлого. XX век справедливо считается особым этапом в развитии всех литератур Латинской Америки. Это время, когда словесность континента «обнаруживает тенденцию структурирования в самостоятельную систему, которая функционирует на основе собственных закономерностей и порождает собственные смыслы».1 Кристаллизация латиноамериканских художественных смыслов осуществляется в многоплановом взаимодействии национальных латиноамериканских литератур с мировой и собственной историко-культурной и художественной традицией. Познавая собственные корни, вопрошая о собственной самобытности, латиноамериканская литература творит новый образ мира, создавая новые линии взаимосвязей и взаимозависимостей в мировом культурном пространстве, превращаясь в объект художественного подражания и пристального исследовательского внимания.
Изучение становления национальных художественных традиций является одним из самых важных аспектов современной латиноамериканистики. Специфика латиноамериканского феномена традиции, особенности смыслового наполнения понятия традиции в
Земсков В. Б. Литературный процесс в Латинской Америке. XX век и теоретические итоги // История литератур Латинской Америки. Кн. 4. XX век: 20-90-е годы. Ч. 1. - М.: ИМЛИ РАН. 2004. С. 27.
Латинской Америке были и остаются предметом моногочисленных дискуссий как отечественных, так и зарубежных латиноамериканистов.
На литературной карте континента бразильская литература представляет особый мир, обладает рядом отличий, возникших на специфической языковой, исторической, этнической, социальной основе. Но именно в силу историко-культурной, языковой выделенное, бразильская словесность может служить своего рода моделью, позволяющей прояснить ряд существенных особенностей художественного процесса в Латинской Америке. Сказанное в полной мере относится к проблеме становления национальных традиций. Исследование бразильской специфики осмысления традиции, изучение функции национального наследия в литературе XX в. позволяет воссоздать целостную картину ее современного развития и существенно расширить понимание механизмов цивилизационно-культурного самоопределения в Латинской Америке в целом; того, как «из хаоса различных звуков рождалась постепенно симфония духа латиноамериканских народов».1
Бразильская модель взаимодействия современного художественного сознания и традиции, отношение к феномену традиции в данной национальной культуре вписывается в диалектику мирового культурного процесса XX столетия, когда «концепция традиции оказалась очень
сложной, неоднозначной и изменчивой». Это определило полемическое отношение и к феномену, и к категории «традиции», подчас воспринимавшихся в сугубо негативном контексте. И в настоящее время различные ракурсы проблемы традиции остаются предметом пристального внимания всего комплекса гуманитарных наук, полем мировоззренческих противостояний: анализ проблемы становления
1 Шемякин Я. Г. Латинская Америка: традиции и современность. - М.: Наука. 1987. С. 182.
2 Стеценко Е. А. Концепция традиции в литературе XX века // Художественные ориентиры зарубежной
литературы XX века. - М.: ИМЛИ РАН. 2002. С. 49.
национальной традиции в Бразилии способствует выявлению ценностно-смысловых функций традиции в современной культуре.
Феномен бразильской литературы XX в. в его целостности и внутренней противоречивости долгое время оказывался за пределами исследовательских интересов российского литературоведения. Представительная (и до сих пор во многом актуальная) работа И. А. Тертерян «Бразильский роман XX века» (1965), посвященная развитию реализма в бразильской литературе первой половины XX столетия, - это единственный опыт монографической систематизации определенного этапа литературного процесса в Бразилии. В статьях той же исследовательницы, как и в отдельных работах иных российских латиноамериканистов и бразильянистов (в том числе: Е. Н. Васиной, Ю. Н. Гирина,2 Н. С. Константиновой,3 Е. В. Огневой,4 Б. Ю. Субичуса5 и др.), затрагивались различные аспекты развития бразильской литературы, но не делалось попыток обобщения художественных тенденций всего интересующего нас периода. В отечественной науке крупномасштабный анализ культурных процессов в Бразилии предпринимался только в сфере искусствознания, в книге В. Л. Хаита «Искусство Бразилии. История и современность» (1989). Большая часть этого труда посвящена анализу художественных феноменов периода рубежа XIX-XX вв. и XX столетия, причем зарождение и развитие современного искусства Бразилии рассматривается в его контекстуальных связях с литературой страны. Различные аспекты литературного развития Бразилии XX в. были и
' Васина Е. Н. Фольклорные традиции в современном бразильском театре // Искусство стран Латинской Америки. - М., 1986. С. 220-239; Она же. О некоторых аспектах взаимодействия профессиональной и народной культур Латинской Америки // Iberica Americans. Механизмы культурообразования в Латинской Америке. - М.: Наука. 1994, С. 172-180; Она же: Праздничная культура Бразилии // Iberica Americans. Праздник в ибероамериканской культуре. - М.: ИМЛИ РАН. 2002. С. 260-271.
2 Гирин Ю. Н. Бразильский модернизм как зеркало русской революции / «Латинская Америка». 1994. №
7-8. С. 144-149.
3 Константинова И. С. Бразильский театр и драматургия // Культура Бразилии. - М.: Наука. 1981. С. 148-
172. Многочисленные статьи исследовательницы собраны в ее авторский сборник: «Страна карнавала». -
М.: РОССПЭН. 2003. 142 с.
4 Е. В. Огневой, в частности, принадлежат персоналии бразильских писателей в Энциклопедии «Культура
Латинской Америки». - М.: Наука. 2000. 743 с.
5 Субичус Б. Ю. Из истории бразильской литературы // Культура Бразилии. - М.: Наука. 1981. С. 61-84.
6 остаются предметом пристального исследовательского внимания
зарубежных бразильянистов. За рубежом осмыслялись особенности
художественного процесса прошлого столетия в его целостности;
предметом анализов стали такие феномены как «бразильский модернизм»
и «бразильский регионализм», универсалистская поэзия т. н. «поколения
45 года», неоавангардная экспериментальная поэзия второй половины XX
века, неомифологическая, экзистенциально-психологическая проза этого
времени. Вниманием науки пользуются авторские поэтики Ж. Гимараинса
Розы и Ж. Амаду, М. де Андраде, К. Лиспектор и Ж. де Лимы, О. де
Андраде, М. Бандейры, К. Друммонда де Андраде, В. де Морайса, Ж.
Кабрала де Мело Нето и, А. Доурадо, А. Фильо и Д. Тревизана. В то же
время различные ракурсы художественного процесса прошлого столетия,
как и проблема национальной традиции до сих пор являются предметом
острой полемики.
Особенности бразильской литературы прошлого столетия
рассматривались в главе «Литература Бразилии», написанной автором
данной диссертации для четвертой книги «Истории литератур Латинской
Америки». Именно это историографическое исследование, как и статьи
автора, посвященные творчеству Ж. Амаду и Ж. Гимараинса Розы,2 стали
основой для развития проблемного ракурса диссертации. Мы считаем, что
бразильская литература XX в. - это целостный этап в развитии
национальной словесности, обладающий признаками художественной
системы; различные направления, течения, школы, индивидуальные
поэтики, несмотря на полемичные, порой, внутренние отношения
представляют собой звенья единого (матричного) процесса, обнаруживают
межпарадигматическую связность. Особую системообразующую роль в
художественном процессе играет национальная традиция.
1 История литератур Латинской Америки. Кн. 4. XX век: 20 - 90-е гг. Часть вторая. - М.: ИМЛИ РАН.
2004. С. 569-671.
2 Ж. Амаду // История литератур Латинской Америки. Кн. 5. Очерки творчества писателей XX века. - М.:
ИМЛИ РАН. 2005. С. 240-277; Ж. Гимараинс Роза // Там же. С. 278-309.
Литература XX столетия является неизменным предметом интереса зарубежной бразильянистики (системное исследование литературы прошлого столетия в контексте проблемы традиции, насколько мы можем судить, проводится впервые). Но, обращаясь к бразильским концепциям национального литературного процесса, необходимо иметь в виду, что бразильские художественные тексты и исследовательские метатексты принадлежат единому типу культурного сознания; что концепции, оценки и переоценки художественных тенденций, модели периодизации, возникали в существенной одновременности с литературной динамикой. Среди важнейших «сил» национального художественного процесса в зарубежной бразильянистике выделяются следующие: бразильский модернизм, новый регионализм, «поколение 1945 г.». Все эти термины употребляются в двух значениях - широком и узком. Понятие «поколение 1945 г.» в узком смысле соотносится с универсалистским поэтическим течением в литературе второй половины столетия; в широком смысле -описывает как поэтические, так и прозаические феномены данного времени, будучи соотнесенным со всем «поколением» писателей, пришедшим в литературу в середине 1940-х гг. Термин бразильский регионализм (или новый регионализм) в узком смысле соотносится с оформляющейся с 1926 г. и развивающейся в 30 - 40-е гг. художественно-философской программой воссоздания отдельных областей (регионов) Бразилии; в широком смысле - термин прилагается ко всем феноменам литературы прошлого столетия, так или иначе связанным с соответствующей тематикой и проблематикой. Термин «бразильский модернизм» в узком смысле обозначает инновационные художественные явления 1920 - 1930-х гг.,1 в более широком смысле - служит выделению всех инновационных тенденций в бразильской литературе прошлого
1 См.: Bosi A. Historia concisa da literature brasileira. - Sao Paulo. 1977. P. 339-426; Barbadinho Neto R. Sobre a norma literaria do modernismo. - Rio de Janeiro. 1977. 87 p.
столетия; наконец, в самом широком смысле, термин охватывает весь комплекс литературы XX в., которая, в таком случае, определяется как «Эра модернизма».
Правомерность обобщения бразильской литературы прошлого
столетия в «модернистской» терминологии критически анализировалась в
монографии «Бразильский роман XX века» (1965) И. А. Тертерян.
Исследовательнца акцентировала внимание на двух основных тенденциях,
проявившихся в словесности первой половины столетия: это модернизм и
реализм. «Противоборство» реализма и модернизма в Бразилии
вписывалось в характерную для советского литературоведения модель
литературного процесса, хотя и не совсем соответствовало реалиям
бразильской словесности (что, впрочем, отмечала сама И. А. Тертерян).
Явление и категория «бразильского модернизма» ведет свою историю от
проведенной в 1922 году «Недели современого искусства» (Semana de Arte
Modema). Модернистами называли себя писатели, художники,
архитекторы и музыканты, участвовавшие в разработке новой концепции
национального своеобразия, целенаправленно стремившиеся к
обновлению поэтики соответствующих видов художественной практики.
Что же касается категории «реализма», то она была применена
исследовательницей к творчеству прозаиков 1930-1940-х гг.,
принадлежащих к т. н. «школе северо-восточного романа»: Р. де Кейрос,
Ж. Амаду, Ж. Линса ду Регу, Г. Рамоса и др. И. А. Тертерян, указывала,
что эти авторы «не позаботились закрепить за собой какое-либо
объединяющее литературоведческое определение», проблема
«реалистических» оснований их поэтики была поставлена и положительно решена исследовательницей. При этом доказывалось, что северо-
1 См.: Castro S. A revolucao da palavra. - Petr6poIis. 1976. 330 p.; Aguilar G. Poesi'a concreta brasilefia en la
encrucijada modernista. - Viterbo. 2003.453 p.
2 A literatura no Brasil. Estilos da ёроса. V. 5: Era modernista..- Rio de Janeiro. 1986. 658 p. См. также: Nist J.
The modernist movement in Brasil. - Austin. 1967. 320 p.; Martins W. О modernismo (1916-1945). -Sao Paulo.
1977. 313 p.; Coutinho A. La moderna literatura brasilefia. - Buenos Aires. 1980. 167 p.
3 Тертерян И. А. Бразильский роман XX века. - М.: Наука. 1965. С. 6-7.
восточный роман никак не соотносится с модернизмом. Обращаясь к
эволюции реализма в бразильской прозе, И. А. Тертерян уделяла
минимальное внимание отношению «северо-восточного» романа к
традиции бразильского регионализма. Особая системность регионализма
связана не с конкретным стилевым направлением (методом), но
базируется на постоянстве «областнической» темы. Все писатели, чье
творчество исследовала И. А. Тертерян, были близки новому
регионализму, программа которого была во многом полемичной по
отношению к модернистской программе. Однако в регионалистско-
модернистской полемике выявляются не только взаимоисключающие
оценки человека и мира бразильских, но и существенное единство
самоидентификационных приоритетов, нацеленность на открытие
специфики национального мира во всех его составляющих - исторической
и современной, природной и этносоциальной. В то же время
регионалистская программа отличается отчетливыми
традиционалистскими установками.1
В 1980-е гг. И. А. Тертерян сняла проблему «борьбы» модернизма и реализма в бразильской литературе. Обратившись к эволюции модернизма в предисловии к сборнику «Поэзия Бразилии» (1983), она охарактеризовала модернизм как «начало нового искусства», связанного с «изменением эстетического вкуса и самого мироощущения» авторов.2 С указанием на отличия бразильского феномена от испано-американского и европейского модернизма, было отмечено, что бразильский модернизм -«явление более локальное и вместе с тем разнослойное, его... нельзя свести к противостоянию реализму». Здесь же были намечены контуры взаимодействия модернизма и регионализма, выделялось общее для
1 В литературоведческих оценках именно с регионализмом неизменно соотносится воспроизведение
традиции в ее непрерывности и целостности. См. напр.: Pinto L. A. A ifluencia do Nordeste nas letras
brasileiras. - Rio de Janeiro. 1960. 154 p.
2 Тертерян И. А. Поэтический карнавал II Поэзия Бразилии. - М.: Худ. лит. 1983. С. 10-11.
3 Тертерян И. А. Поэтический карнавал. СП.
течений тяготение к фольклору, углубленное внимание к символико-мифопоэтической сфере.
На наш взгляд, сосуществование модернизма и регионализма является важнейшей составляющей бразильского литературного процесса первой половины XX в., в данной работе обе тенденции будут анализироваться в их самостоятельности и в сравнении. В первой главе мы обратимся к рассмотрению феномена «бразильского модернизма», его истории и поэтики, с тем чтобы выявить основы художественой системности данного явления, обозначить специфику модернистского отношения к традиции, определить этапы модернистского развития. Особое внимание будет уделено авторским художественным моделям М. де Андраде, Ж. О. де Андраде, М. Бандейры, Ж. де Лимы, К. Друммонда де Андраде, Р. Боппа. Вторая глава будет посвящена анализу северовосточного романа в регионалистском контексте: в соотношении с философско-антропологической концепцией крупнейшего представителя регионалистской идеологии Ж. Фрейре, а также во взаимосвязях данного течения с традицией бразильского художественного регионализма. В центре нашего внимания будет творчество Ж. Америко де Алмейды, Р. Кейрос, Г. Рамоса, Ж. Линса ду Регу и, в особенности, Ж. Амаду. Мы привлечем к анализу иные прозаические феномены, обратимся к регионалистскому импрессионизму Э. Вериссимо, а также к католическому роману 30-х гг. На основе проведенного исследования мы попытаемся обозначить основные схождения и различия модернизма и регионализма. Третья глава будет посвящена художественному процессу второй половины XX в., выявлению особенностей взаимодействия новых художественных тенденций с регионализмом и модернизмом, с иными пластами культурного наследия. Мы сконцентрируемся на выявлении системообразующих ориентиров, чтобы выйти к типологии моделей данного этапа. Мы остановимся на поэзии Л. Иво, Ж. Кабрала де Мело Нето; на прозе А. Фильо, К. Лиспектор, А. Доурадо, Д. Тревизана, Д.
11 Рибейро. Особое внимание будет уделено творчеству крупнейших
писателей данного периода - Ж. Гимараинсу Розе и Ж. Амаду. Итогом
нашего анализа должно стать уточнение правомерности распространения
«модернистской» модели на художественную систему бразильской
литературы XX в. в ее целом, а также уточнение общей периодизации
бразильской литературы прошлого века в контексте проблемы
становления национальной традиции.
Наиболее существенные положения различных исследовательских работ будут отражены в отдельных главах диссертации и в примечаниях к ним; в соответсвующих разделах мы будем обращаться к обзорам литературоведческих интепретаций школ, течений и направлений бразильской литературы. Подробный анализ всей библиографии здесь, во введении, лишил бы концептуальной четкости те ее части, которые нуждаются в опоре на существующий научный опыт или предполагают полемику с определенными воззрениями.
Общая проблематика литературного процесса видится автору данного диссертационного исследования в его неотделимости от художественно-философских оснований - смыслового целого - тех произведений, которые являются «участниками» созидания словесности в ее динамике. Парадоксальным образом в отечественном литературоведческом сознании историко-литературный процесс до сих воспринимается в странной отграниченное от сферы художественной «онтологии».1 Соответственно, изучение литературного процесса понимается, порой, в чисто техническом свете, как своего рода предварительный этап, введение в исследовательскую деятельность, а не как важнейшая сторона и задача современного литературоведения. Однако
1 Ср.: «Наука о литературе проглядела (пожалуй, в гораздо большей мере, чем другие искусствоведческие дисциплины) главный предмет свой, занимаясь или историко-литературным процессом, его закономерностями, или поэтикой художественного произведения. Она во многом прошла мимо художественного произведения как особого смыслового целого, мимо художественного образа как особого не-атомарного предмета изучения». - Гей Н. К. Категории художественности и метахудожественности в литературе. Тезисы. //Литературоведение как проблема. - М.: Наследие. 2001. С. 281.
категория «художественного процесса» вполне справедливо осознается в
ее имманентной содержательной пограничности и междисциплинарности:
«Эта категория находится на стыке эстетики, теории литературы, теории и
истории искусства, а также поэтики». В изучении литературного процесса
должны учитываться общекультурные взаимосвязи, только в контексте
которых может выявиться своеобразие того или иного этапа в развитии
литературы, развитие ее национальной или региональной специфики. О
необходимости обобщенно-культурологического подхода к
литературному процессу говорил в начале 1970-х гг. М. М. Бахтин, намечая методологические основания исследования словесности в ее динамике: «Так называемый литературный процесс эпохи, изучаемый в отрыве от глубокого анализа культуры, сводится к поверхностной борьбе направлений... Могучие, глубинные течения культуры,... действительно определяющие творчество писателей, остаются не раскрытыми, а иногда и вовсе не известными исследователям. При таком подходе невозможно проникновение в глубину больших произведений и сама литература начинает казаться каким-то мелким и несерьезным делом».2
«Определение границ эпохи, само понятие той или иной эпохи, периодизация литературной истории - это один из самых сложных аспектов науки о литературе (и, соответственно, родственных ей искусствоведческих дисциплин)»,3 - указывал в конце 1980-х гг. А. В. Михайлов. Он акцентировал внимание на процессуальном аспекте изучения литературы как способе выявления художественных смыслов в их взаимодействии, как методе проникновения в сущность эстетической изменчивости. Научный подход к литературному процессу в принципе подразумевает диалектику частного и общего, целостности и фрагментарности, а главный уровень репрезентации целостности, по
1 Борев Ю. Б. Художественный процесс - категория эстетики и литературоведения //Теория литературы.
Т. IV. Литературный процесс. - М.: Наследие. 2001. С. 3.
2 Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. - М.: Искусство. 1979. С. 330.
3 Михайлов А. В. Проблемы анализа перехода к реализму в литературе XIX века // Михайлов А. В. Языки
культуры. - М.: ЯРК. 1997. С. 43.
Михайлову, - это уровень «национальных» литератур: «Целостный процесс - литературно-исторический уровень, на котором задается и оправдывается смысл литературного развития, - тот круг, в котором соограничиваются и соопределяются пласты литературной истории. Таким уровнем и таким горизонтом служит... процесс развития национальной литературы, литературы народа. История литературы целостна и органична именно как история литературы национальной, хотя, разумеется, сама сущность народного, национального постигалась, осмыслялась, переживалась принципиально по-разному в разные эпохи».1
Необходимость дифференцированного подхода к категориям национального, народного приобретает особое значение в пространстве латиноамериканской культуры, в контексте которой, порой, проблематизируется сама возможность применения данных понятий: «Нация в Латинской Америке вовсе не есть нация в традиционном смысле слова, а как бы форма индивидуации единого супернационального единства - «расы», «народа-континента». Народ же в европейском смысле этого слова, как тысячелетиями складывающаяся во взаимодействии с природной средой психофизическая индивидуальность с собственным строем языка и претворенных в формах своей жизни мироотношением, здесь просто не имел времени сложиться», - указывал в свое время Ю. Н. Гирин. Однако, наряду с «континентальными» смыслами категория национального может соотноситься с конкретикой исторического, социального, этнического развития отдельных самостоятельных культурных «субъектов», причем латиноамериканское понимание категорий «нации» и «народа», складывавшееся в процессе культурного самоопределения континента, отличалось специфической подвижностью, было ориентировано не столько на описание уже возникших этнических
1 Михайлов Л. В. Диалектика литературной эпохи. // Михайлов А. В. Языки культуры. - М.: ЯРК. 1997. С.
35.
2 Гирин Ю. H. К вопросу о самоидентификационных моделях латиноамериканской культуры // Iberica
Americans. Механизмы культурообразования в Латинской Америке. - М.: Наука. 1994. С. 43.
единств, сколько на программирование возможных путей достижения идеального состояния целостности. В этническом контексте именно категории национального приписывается целеполагающая функция, ориентирующая, в том числе, развитие культуры, обуславливающая понимание тех явлений и категорий, которые воспринимаются в контексте «национальной» проблематики, в том числе, категории и феномена традиции.
Историческое становление культурных традиций в Латинской Америке происходит во взаимодействии расово-этнических и историко-социальных факторов, а восприятие собственных культурных традиций, ценностно-смысловое отношение к культурному прошлому моделируется и корректируется идентификационными процессами. Особенности восприятия традиции в бразильской литературе XX в., пути приобщения к культурному наследию и взаимодействия с ним вписываются в общий контекст развития идеи традиции и осознания статуса традиции в бразильской культуре, которые, на наш взгляд, требуют специального освещения.
Становление бразильской литературы начинается в первые века колонизации той территории Нового света, которая была названа португальцами Землей Святого креста. Как писала И. А. Тетерян: «Бразильская литература имеет свое свидетельство о рождении: первый литературный памятник был создан в те самые дни, когда началась история этой страны, в конце апреля 1500 года». Памятники XVI в. принадлежат к документально-художественной дескрипции - это описания природного и человеческого (индейского) бразильского мира -письма, отчеты (реляции) миссионеров, путешественников, колонистов (территория была переименована в Бразилию в первый век колонизации, именем страны стало индейское слово «brasil» - наименование красного
1 Тертерян И. А. Литература Бразилии в XVI веке. Первые памятники // История литератур Латинской Америки. Кн. 1. - М.: Наука. 1985. С. 351.
сандала, древесина которого высоко ценилась в Европе). Позднее возникает поэтическая дескрипция, в XVII в. художественные смыслы приобретают самоценное значение: так начинает складываться традиция бразильской литературы, начинает накапливаться первоначальный идейно-образный фонд, который (как и везде в Латинской Америке) станет основой будущего художественного развития.
Что же касается идеи традиции, то ее проявление правомернее всего относить к XVIII в.: ко времени возникновения первых литературных сообществ - «Академий», унаследовавших название от сходных объединений, существовавших в Португалии. Существенную часть наследия Академий1 составили документально-художественные генеалогические и историографические труды, создававшиеся в целях отражения непрерывного процесса становления бразильского «социума», жизни колонии в ее отличиях от жизни метрополии. Именно в них, на наш взгляд, впервые обозначается проблема преемственности, связности прошлого и настоящим - проблема традиции. Ее контуры намечаются в антропологическом (генеалогическом) и социально-историческом контексте, культурный аспект проявляется в обобщенном виде (вне собственно художественных смыслов) как периферийный уровень историографии. Но в конце XVIII в. проблема традиции обретает сугубо художественный контекст. В это время начинается взаимодействие новой литературы с «хрониками» освоения Бразилии: история Бразилии входит в сюжет эпических поэм «Уругвай» (1769) Ж. Б. да Гамы (1741-1795) и «Карамуру» (1781) Ж. де Санта Рита Дурана (1722-1784), созданных на основе этнографических, исторических данных, почерпнутых из первых текстов. К выражению духовной самостоятельности обращается ориентированное на классицизм и идеологию Просвещения поэтическое сообщество «Бразильская Аркадия»: в творчестве К. М. да Косты (1729-
1 «Бразильская Академия Забытых» (1724-25) и «Бразильская Академия Возрожденных» (1759) появились
на Северо-Востоке страны. В Рио-де-Жанейро существовала «Академия Счастливых» (1736-1740).
2 Candido A. Formacao da literatura brasileira. - Sao Paulo. 1959.V. l.P. 122-156.
16 1789), И. Ж. де Алваренга Пейшото (1744-1792), Т. А. Гонзаги (1744-1810)
заявляет о себе литературный традиционализм; впервые обозначается
проблема эстетического отношения к бразильской реальности; проблема
ее образного воплощения в слове. Осознаваемая бесконечность мира
преображается и преодолевается в границах осознаваемой
художественности текста с помощью традиционного, «готового»
риторического кода: пасторального. Аркадийская поэзия как бы собирает
«общие места» пасторальной образности, выстраивает систему
канонизированных элементов, стремясь приобщить к завершенной
известности «культуры» необъятное «варварство» бразильского мира.1
7 сентября 1822 г. в истории Бразилии начался новый этап: страна
была объявлена независимой империей. Смена политического статуса
стала считаться границей в истории культуры, в том числе в бразильской
литературной истории: период до 1822 г. получил название
«колониального» и был содержательно отграничен от нового
«независимого» или «национального» периода. В контексте
«национального» самоутверждения начинает разрабатываться концепция
«национальной» культуры, пересматривается «колониальное» наследие.
Программа «национальной» литературы определяется в творчестве
писателей-романтиков (1830-1870). Впервые национальные смыслы
литературы обозначаются Д. Гонсалвисом де Магальяинсом (1811-1882) в
статье «Об истории литературы в Бразилии» (1833). Писатель считал, что в
новой литературе должно возродиться индейское «наследие», что же
касается португалоязычных истоков словесности, то острожно
указывалось на авторов XVIII в., как на провозвестников новой традиции,
но не упоминались иные ориентиры «национального» в колониальном
прошлом. На протяжении следующего двадцатилетия построение истории
1 «Варварской» родиной называет Бразилию К. М. да Коста в Прологе к Собранию своих стихотворений, противопоставляя это «варварство» «культуре» - поэтической традиции. См.: Costa С. М. Prologo ао leitor // Candido A., Castello J. A. Presenca da literatura brasileira. - Sao Paulo. 1964. V. 1. P. 136. См. подробно: Надъярных M. Ф. Иберийская паторальная традиция в поэзии Клаудио Мануэла да Коста // Iberica Americans Культуры Нового и Старого Света в их взаимодействии. - СПб.: Наука. 1991. С. 148-155.
бразильской литературы, поиск традиции остаются идеальной целью романтической критики, однако начало литературы чаще всего совпадает с моментом обретения независимости, то есть наличие традиции отрицается вовсе, но развитие словесности подразумевает обязательное обращение к индейской «поэзии» - мифам и легендам коренных жителей Бразилии.1 В 1850-е гг. (в трудах А. Ж. Маседо Соареса, Ж. Франсиско Лижбоа) в концепцию привносится тезис о необходимости исследования взаимодействия португальского и индейского. «По мнению Маседо Соареса, - писала И. А. Тертерян, - бразильской литературе, чтобы достичь мирового уровня, недостает только ощущения национальной традиции, "духа веков"». Исследовательница выявляет в бразильской романтической эссеистике стремление к «синтезу двух начал - местного и привнесенного европейцами», приводя характерное высказывание Маседо Соареса: «Наши традиции двояки, и поэт, если он хочет быть национальным, должен стремиться к гармонии индейского и португальского». «Португальское наследие» осмыслялось в антропологической, исторической, этнической, но не в художественной перспективе. В текстах освоения Бразилии виделся один из источников «достоверных» сведений об индейцах, о колонизации, о быте и нравах колонистов. В прочтении дескриптивной литературы XVI-XVII вв. писателями-романтиками доминирует установка на «достоверность». Ж. де Аленкар (1829-1877), крупнейший романист и теоретик романтизма, скрупулезно документирует свои произведения, детали индейского и колониального быта обрастают комментарием, отсылками к тем «первотекстам», в которых содержится истинное «свидетельство» о реальности, претворяемой теперь в романную форму. Статусом художественной традиции первые тексты не наделяются, исток
В 1840-е гг. эти идеи отстаивают С. Нунес Рибейро («О национальном характере бразильской литературы», 1843) и Ж. Норберто («Общие соображения относительно бразильской литературы», 1843).
2 Тертерян И. А. Литература Бразилии // История литератур Латинской Америки. Кн. 2. - М.: Наука. 1985.
С. 529.
3 Цит по: Candido A. Formacao da literatura brasileira. - Sao Paulo. 1975. V. 1. P. 10.
«национальной» литературы Гонсалвес Диас, Аленкар усматривают в индейской мифологии, в креольском фольклоре и в непосредственности «лирического» сообщения с миром бразильской природы.
Романтическая модель развития словесности отличалась специфической дискретностью: между индейским первоначалом традиции (долитературной архаикой) и собственно бразильской литературой, возникающей то ли в конце XVIII в., то ли в начале XIX в., образовывалось странное зияние. Явление «особой» «национальной» литературы происходило как-то «вдруг», из своего рода образного вакуума, но на ярком фоне идеологии «независимости»: на начальном этапе формирования концепции литературного процесса в Бразилии не определялся момент генезиса многочисленных образов и мотивов, принципиально значимых для нового - «постколониального», этапа. При этом романтизм взаимодействовал с доступными образцами колониальной словесности, обращаясь к ним как к информативному наследию, новая литература осваивала и впитывала поэтику словесного освоения Бразилии, но приобщение к художественности первых памятников, тождественное возникновению существенного единства традиции, происходило как бы на уровне подсознания. На сознательный уровень выводилась неупорядоченность традиции, ее дискретность.
Фикционалистское преодоление дискретности было намечено в 1872 г. Ж. де Аленкаром. В предисловии к собственному роману «Золотые сны» Аленкар создал «виртуальный» образ идеальной «органической» литературной континуальности, поступательного и непрерывного движения от архаики к современности. Писатель выделял три этапа литературной эволюции: «примитивный» или «коренной», исторический и собственно литературный. Первый включал «легенды и мифы дикарской покоренной земли; традиции, которые окутывали детство народа». Исторический период соотносился со временем колонизации: со временем «соединения народа-колонизатора с американской землей», временем
преображений и превращений, когда «проясняются краски, начинается полет фантазии, язык насыщается мягкими модуляциями, формируются новые обычаи, возникает новый образ жизни». Наконец, третий этап, названный «детством нашей литературы», начинался с момента обретения политической независимости и еще не закончился. Три периода выступали в предельной взаимосвязанности и взаимозависимости, но объединялись не соположением фактов реальной литературной истории, а единством личности и творчества самого Аленкара. Каждому из периодов (за исключением последнего) соответствовала не какая-то реальная историческая литературная «продукция», но собственные романы писателя. Долитературному «примитивному» периоду как бы принадлежал роман-легенда «Ирасема», историческому - «Гуарани» и «Серебряные копи», литературному - «Ствол Ипе», «Тиль», «Гаушо», «Золотые сны». Модель Ж. Аленкара, на наш взгляд, являла собой первый систематический опыт изобретения традиции, характерного для последующей бразильской литературы - заполнения вымыслом субъективно ощущаемой смысловой пустоты в художественной истории.
Романтическая программа базировалась на идеале поиска духовных первоначал нации, на утверждении самобытности и оригинальности в литературе, сополагаемых с поисками особенной бразильской литературной «нормы». Концепция «национальной словесности» оформляется в контексте рефлексии о «правилах» воплощения бразильского духа (в романтизме теория поначалу опережает творческое воплощение, а не идет вослед уже созданным произведениям). Озабоченность созданием строго нормированной поэтики не мешает усилению пиетета перед европейскими образцами, как классическими, так и современными (Ж. де Аленкар резко критиковал индеанистскую поэму
Освоение земли обозначается Аленкаром в символике брачного союза (порт. - «consorcio»), в котором человек «наделял землю культурой», а земля «окутывала человека ароматами девственной природы, погружала в переливы великолепной музыки». У Аленкара непереводимая игра слов: «reverberacoes de um solo esplendido» - и «переливы великолепного соло», и «отражения великолепий земли» - Alencar J. de. Obra completa. - Rio de Janeiro. 1959. V. 1. P. 697.
Гонсалвиса де Магальяинса «Конфедерация Тамойосов» (1856) за несоответствие канону героической эпопеи).1 Бразильский романтизм как бы нуждается в устойчивом коде, способном противостоять неоформленности мира. Ориентация на образец, норму, намеченная в конце XVIII в. и усилившаяся в эпоху романтизма, объясняется существенной незавершенностью рождающейся системы словесности. Вступая в период интенсивного становления, литература как бы искала опоры для достижения собственной целостности в апробированных формах и методах художественного и философского осмысления реальности. Устойчивая (пусть даже чужая) традиция становилась средством постижения своего, «неопределенного» мира, помогала завершить неясные очертания собственного образа в «готовом слове». И в романтизме, и позднее своеобразной «канонизации» подвергаются не только давние традиции, в качестве «образца» воспринимаются современные тенденции (например, натурализм).
В «эпоху» романтизма кардинально трасформируется жанрово-родовая система литературы: возникают драма и роман (не представленные в колониальной словесности). На наш взгляд, значимым оказывается принцип отбора моделей, служивших становлению словесности, проявление и в драме, и в романе специфической архаизирующей функции. В первых бразильских романах закреплялись простейшие формы осуществления жанра, как бы уплотненно повторявшего витки своего развития; освоение устойчивых типов (романа странствий, простейшего романа испытаний) происходило на уровне первичных моделей. Таковы написанные по образцу раннего плутовского романа «Воспоминания сержанта полиции» (1854-1855) М. А. де Алмейды (1831-1861); созданная по образцу любовной идиллии «Смуглянка» (1844) Ж. М. де Маседо (1820-1822); одноактные комедии Л. К. Мартинса Пены (1815-1848), ориентированные на простейшую комедию нравов и фарс.
1 Alencar J. de. Obra completa. - Rio de Janeiro. 1958. V. 4. P. 874-875.
Сложившаяся формализованная структура соответствовала задачам первичной типизации, собиранию «эпизодов» быта и нравов в единство художественного текста.
Концепт «единства» - один из самых существенных в романтизме, -определяет построение идеальной картины мира, выражающей синтетическую полноту. Мифологема синтеза структурирует этнокультурную программу романтиков, видевших в идеале человека бразильского (носителя и выразителя национальной культуры) гармоничное соединение автохтонного и португальского начал. В 1840 -70-е гг. эволюционирует романтический индеанизм: мир индейцев воссоздается и мифологизируется в русле определения основ традиции в эссеистике Ж. Норберто, А. Маседо Соареса, в поэзии Д. Ж. Гонсалвиса ди Магальяинса, А. Гонсалвиса Диаса, в творчестве Ж. де Аленкара. Эссеист Ж. Норберто писал в 1843 году: «Прошлое индейцев - это наша история, ибо у нас нет средневековой истории с рыцарями, турнирами, легендами, питающими воображение европейских поэтов. Но не только в Европе каждое место освящено преданием. У нас есть свои мифы, свои духи рек, озер, гор и долин. Нам не хватает только пера, которое запечатлело бы наших Оссианов, Фаустов и Айвенго».1 Образ коренных жителей Бразилии создается на основе освоенных бразильской литературой XVIII в. мифологем «естественного человека», «доброго дикаря», с привлечением опыта героической эпопеи («они [индейцы, - М. Н.] должны быть сходны с героями Гомера и Вергилия»)2 и пасторальной образности; с использованием топики рыцарского романа. «Старые» модели совмещаются с новыми формами, функционировавшими в Европе. В индеанистике - с опытом «исторической» прозы В. Скотта и романов-поэм Шатобриана. Но привлекаются и элементы индейской языковой
1 Candido Л. Formacao da literatura brasileira. - Sao Paulo. 1976. V. 2. P. 20-21.
2 Alencar J. de. Obra completa. - Rio de Janeiro. 1960. V. 3. P. 540.
3 Сопоставительный анализ романов Аленкара, Шатобриана и Скотта см. в: Тертерян И. А. Бразильский
индеанизм // Формирование национальных литератур Латинской Америки. - М.: Наука. 1974. С. 226-259.
картины мира, вводимые в индеанистские произведения в качестве «готового» истинного языка, мифопоэтически соответствующего миру. В зарождающемся позже регионалистском романе, воссоздававшем в парадигме идеально-естественного человека типичных представителей различных областей страны, в качестве «готового» слова выступают фольклорные элементы, фигурирующие на уровне цитат, обобщающих и резюмирующих моменты сюжетного развития. Индейские и фольклорные «образы» приобретают значение «образцового» художественного языка, «правильного» способа воссоздания национальной реальности.
Образцовым статусом наделяет креольский фольклор Аленкар, чрезвычайно внимательный к проблеме языкового воссоздания мира. Именно он впервые анализирует на бразильском материале проблему «языкового плена»: непреодолимого парадокса создания бразильской литературы на португальском языке. Писатель (цикл заметок «Наш Песенник», 1874) наблюдает за фольклорным преображением слова, приобретающим бразильские «интонации» в лексике, в словообразовательных (обилие уменьшительно-ласкательных форм) и в синтаксических конструкциях. В фольклоре раскрывается «дух... лесов, выразительность природного колорита, американского образа жизни».1 Народная стихотворная и песенная культура, воссоздавшая «непрестанную борьбу с природой», выражает эпическое отношение к миру, свойственное бразильцам - покорителям Нового Света. Оно и должно быть воспринято литературой вместе с иными элементами фольклорного мироощущения: особым отношением к любви, сродством с животным и природным миром во всех его проявлениях, погружением в «анонимную коллективность» (multidao anonima), со всевозможными языковыми «неправильностями», бытующими в народном искусстве. Усвоение речевых «неправильностей» фольклора - это специальный пункт развития словесности, преодоления ее
1 Alencar J. de. Obra completa. - Rio de Janeiro. 1960. V. 4. P. 962.
2 Ibid. P. 973.
тогдашнего «естественного состояния иммитации». Бразильская литература «может оказаться совершенно неправильной, - утверждал писатель, - но это будет устрашающая и блистательная неправильность (incorrecao) великолепной бухты Гуанабарра, поражающей и восхищающей всякого впервые созерцающего ее». Бразильский «образец» изначально содержит некоторую «неправильность», «необразцовость», и понятие о национальной «норме» преображается в контексте этой «анормальности».
В постромантический период «анормальность» национального культрообразования признается в качестве объективного факта, но рассматривается не как основа «самобытности», а как преграда к ее
достижению. Основой философских обобщений служит позитивизм, в русле которого с конца 1860-х гг. осмысляются возможные социальные и культурные преобразования. В исследованиях крупнейшего философа того времени Т. Баррето (1839-1889) критически пересматривается романтическая идеализация национального начала. Исходя из оппозиции «природы» и «культуры», Баррето полемизирует с апологией «идиллической естественности»: природа - это непреобразованное «первичное состояние вещей», лишенное этического целеполагания. Утопия «естественного человека» сменяется идеалом человека культурного или общественного, чья деятельность основана на понимании правил и норм социума - «великого механизма человеческой культуры».3 Оценивая бразильскую культуру, Баррето утверждал, что она, как и нация в целом, еще не достигла внутренней целостности, но поддерживается только механическими внешними связями, подчиненными государственно-бюрократическим структурам. В Бразилии еще не возникла национальная традиция, не сформировалась органическая
1 Alencar J. de. Obra completa. V. 4. P. 982.
2 Lins I. Historia do positivismo no Brasil. - Sao Paulo. 1964. 661 p.
3 Цит. no: Paim A. Escola do Recife II Paim А. О estudo do pensamento filosofico brasileiro. - Rio de Janeiro.
1979. P. 61-69.
«социальная культура», судьба бразильского народа не определилась окончательно, он переживает переходный период.1 Такая трактовка национальной проблемы знаменовала начало кардинального изменения в понимании национальной сущности как еще неопределенной, незавершенной, неясной; намечала истоки той концепции, которая закрепится в XX в. Однако для философа актуальным было преодоление «анормальной» переходности, включение Бразилии в единый ритм культурного переустройства. Обозначившиеся контуры новой концепции обостряют внутрикультурную потребность в «завершении» «неопределенностей». Но в стремлении к целостному самообоснованию усиливаются традиционалистские тенденции: в усвоении новых философских и художественных концепций обостряется тяготение к образцам, причем, то, что в Европе воспринималось в полемике, в Бразилии принималось, как нормативная модель.2
Капистрано де Абреу (1853-1927) пытается выйти из кризиса самосознания на основе эволюционистской системологии и позитивизма. В исследованиях «Открытие Бразилии и ее историческое развитие с XVI века» (1883), «Главы колониальной истории» (1907) он пробует создать целостный образ исторической традиции, обобщая данные географической, этнографической и исторической наук. Обращаясь к литературному процессу, Абреу рассматривает искусство слова в контексте воздействия «климата», «почвы» и «метисации» и приходит к пессимистическим выводам относительно будущего национальной литературы. По его мнению, этнокультурное смешение отрицательно сказывается на эволюционных процессах; стремясь выявить литературную бразильскую «норму», исследователь констатирует внекультурную анормальность национальной традиции.
1 Barreto Т. Tracos de literatura comparada de seculo XIXII Barreto T. Estudos alemaes. - Rio de Janeiro. 1926.
P. 122.
2 См.: Надъярных M. Ф. Литература Бразилии // История литератур Латинской Америки. Кн. 3. Конец
ХГХ-началоХХ века (1880-1910-е годы) -М.: Наследие. 1994. С. 590-601.
В области литературоведения рубеж веков знаменателен появлением ряда полномасштабных литературных историй. В период 1880-х - 1910-х гг. выходят в свет труды Арарипе Жуниора, Ж. Вериссимо, С. Ромеро, стремящихся к воссозданию полной картины национальной традиции. Наиболее полная системная периодизация бразильской литературы принадлежала литературоведу, философу, социологу, фольклористу С. Ромеро (1851-1914). Его «История бразильской литературы» (первое издание вышло в 1888 г., последнее, переработанное - в 1912 г.) основывалась на методологии И. Тэна и Г. Т. Бокля, вслед за которыми Ромеро пришел к «органической» концепции развития искусства слова, представавшего как отражение гения (характера, духа) народа. Национальную духовность Ромеро рассматривал в контексте проблемы метисации, он одним из первых пытался объяснить, каким путем шло в Бразилии взаимопроникновение европейской, негритянской и индейской культур. Исследователь задает четкую систему координат литературной эволюции, выделяя в ней четыре этапа. Этап «зарождения» помещался в границы 1500 - 1750 гг.; 1750 - 1830-е гг. соответствовали первому «независимому этапу»; 1830 - 1870 - романтическому преобразованию словесности. Период с 1870 г. по время последних изданий «Истории» описывался как критическая реакция на романтизм. Предложенная периодизация остается релевантной для современных Историй бразильской литературы, однако в построениях Ромеро специально выделенный «этап зарождения» терял основополагающее значение.
Опираясь на концепцию «национального характера», С. Ромеро исключает из истории литературы авторов XVI в. Для него все они -выразители чисто португальского видения бразильского мира. И другими
1 Оговаривается особое положение Ж. де Аншьеты: который «однажды уехал в Бразилию и стал нашим, сдружился с землей, посвятил себя дикарям, стал одним из двигателей нашей цивилизации». - Romero S. Historia da literatura brasileira. - Rio de Janeiro. 1960. V. 2. P. 351. Однако, словесное, а не «цивилизационное», творчество Аншьеты лишь опосредованно соотносится с бразильской литературой. Ромеро считает его «простым предшественником» будущих национальных свершений, но не более, отказывая произведениям миссионера в художественных достоинствах. - Ibid. Р. 359,373.
создателями бразильской литературной историографии первые памятники колониальной словесности либо вовсе изымались из пространства «национальной» традиции (Ж. Вериссимо), либо рассматривались в критической перспективе (Арарипе Жуниор).1 Негативистский пафос был направлен на «вторичность», стилевую зависимость произведений колониального периода от соответствующих европейских образцов; а к «нехудожественности» и «неоригинальности» добавлялось отсутствие «национального духа».
В «Истории» С. Ромеро среди авторов XVII в. достойными упоминания оказываются В. ду Салвадор, Б. Тейшейра, М. Ботельо де Оливейра, Г. де Матос, но их произведения именно упоминаются, а не анализируются; перечисляются в связи с «освоением» бразильского мира, но не наделяются статусом влиятельности на последующее развитие. В текстах XVII в. приветствуется нативистская линия, зарождение «внутренней принадлежности» автора бразильскому миру. Но сама по себе обращенность к американской природе не является доводом для признания автора «бразильским»: красота природы «спонтанно возникает... со времен Перо Вас де Каминьи», но, «вовсе недостаточно описывать американский пейзаж, чтобы говорить о себе: я - американец». Критерий «литературного национализма» использовался в первых историях наравне с категориями «национального характера», «бразильского видения» как методологическое основание для определения истоков традиции. Однако, в результате, как и на романтическом этапе (хотя и в иной парадигме, и на ином материале) в историях С. Ромеро, Ж. Вериссимо, А. Жуниора образ национальной культуры представал как дискретный. С. Ромеро, пытаясь определить, что значит «быть американцем», «быть бразильцем», то есть, подойдя к центральному для
1 Арарипе Жуниор исследует колониальные памятники в перспективе «варваризации» - «помрачения
рассудка» (obnubilacao), в котором пребывали первые поселенцы, оказавшись в варварской среде
тропиков. - Araripe Junior. Obra critica. - Rio de Janeiro. 1963 V. 3. P. 407,479.
2 Romero S. Historia da literatura brasileira. - Rio de Janeiro. 1960. V. 2. P. 383.
всей концепции пункту, сам того не замечая, конструирует своеобразную категориальную лакуну.
Оказывается, что «бытие по-бразильски», как и словосочетание «национальный характер», не могут быть четко интерпретированны. С. Ромеро пишет: «Быть бразильцем, значит быть им по сущности духа, со всеми нашими достоинствами и недостатками. Значит, обладать внутри себя неким неопределенным, но реальным чем-то, что является только нашим, тем, чем никто другой не обладает» (Ser brasileiro ё se-lo no amago do espirito, com todos os nossos defeitos e todas as nossas virtudes. E ter em si um que indefinivel mas real, que ё so nosso, que ninguem mais tem).1 В свою очередь, «национальный характер пока еще не совсем определен (пао esta ainda bem determinado), no причине тенденции к подражательности, которая является одним из его свойств, таким, которое препятствует тому, чтобы этот характер ясно определился».2 Таким образом, категории «бразильскости», «национального характера» концентрируют вокруг себя семантическое поле неопределенности, представленной соположенными синонимами (для выражения неопределенности Ромеро использует слова «indefinivel», «um que», «пао determinado»). Неопределенность характера переносится на литературные факты, на художественные принципы, соотнесенные с критерием «национального». «Бытие по-бразильски», как и словосочетание «национальный характер», по сути, не поддаются непосредственному истолкованию, не могут быть содержательно четко интерпретированны.
На рубеже XIX - XX вв. проблема непределенности национального характера, субъективная логика непризнания ценности колониальных памятников соединялись с объективной логикой «незнания» собственной
1 Romero S. Historia da literatura brasileira. P. 383.
2 Ibid. P. 383-384.
Или - просто не могут вербализоваться в логических категориях, соотносясь с той сферой сознания, категоризация которой способна аналитически разрушить некое ядро культуры, ее центр, утаиваемый в пролиферирующих неопределенностях. Центр-это синтетическая мифометафора, которая возникает в «определении» С. Ромеро: «сущность духа» - amago do espirito. Слово «amago» соединяет в своей
литературной и реальной истории. К моменту появления первых исследований литературного процесса известный текстовой фонд колониального периода, в особенности начального этапа словесности, был минимален и труднодоступен для изучения. Основной корпус памятников, XVI в. сохранялся в рукописях, редкими были переиздания авторов XVII -XVIII вв. На информационные лакуны, препятствующие созданию идеальной целостной эволюционной картины ссылаются авторы Историй литературы, историографы (К. де Абреу в «Открытии Бразилии и ее историческом развитии с XVI века»). Культурологи говорят о «неполноте» национальной традиции, подразумевая реальную неполноту информации о ней. В преодолении информационных зияний интенсифицируется изучение документов первых веков колонизации, намечается программа академических переизданий всего написанного на территории страны в колониальный период. Но публикации и новые исследования, посвященные началу колонизации Бразилии, возникающие в XX в., корректируют, но не исключают мотив «неполноты» и «неполноценности».
Проблема традиции соотносится с противоречиво трактуемой проблемой метисации. Арарипе Жуниор, связывая национальное и метисное, приходит к выводу, что метисный характер, «идеально» (то есть полно) репрезентирующий национальную реальность, не соответствует общепринятым канонам «идеального» в искусстве. В свою очередь С. Ромеро считает, что создание полной эволюционной литературной хронологии подразумевает рассмотрение эволюции этно-культурного взаимодействия, но критическое отношение к первым памятникам препятствует ее проявлению.
К началу XX в. сфера национальной традиции мыслилась как многокомпонентная незавершенная целостность, в которую входили
многозначности духовное и телесное; человеческое и природное, обозначая и «сущность», и «нутро», и сердцевину «растений».
фрагменты португалоязычного литературного наследия, креольского фольклора, автохтонного «наследия» и афро-бразильского фольклора (впервые к нему в контексте проблемы традиции обращается С. Ромеро, начинающий сбор источников). Однако все составляющие сферы традиции характеризовались ценностно-смысловой неустойчивостью. Отношение к наследию колониального периода проблематизировалось в художественном и идентификационном контекстах (на рубеже XIX-XX вв. в позитивистском контексте неустойчивым стал «национальный» статус романтической литературы). Автохтонные источники отчетливо представали в их эволюционной отделенности от общего литературного процесса, а романтическое восприятие креольского фольклора в перспективе его нормативной идеальности сменилось критическим отношением к фольклорным источникам, которые оказались сдвинутыми на периферию традиции, где уже определилось место для афро-бразильского фольклора.
В идейном и художественном (в творчестве Р. Помпейи, Ж. М. Машадо де Ассиза, А. Лимы Баррето и др.) пространстве рубежа веков оформляется новое видение национального характера, национальной «сущности», воссоздающихся в понятиях «неопределенности», «противоречивости». В первые десятилетия XX в. эта точка зрения становится общепринятой, превращаясь в основу национальной самокритики или «реалистического национализма», сменившего «оптимистический национализм» XIX столетия. Едва ли не последним всплеском оптимизма в оценках национальной специфики была книга А. Селсо «Почему я горжусь своей страной» (1900), которая сразу превратилась в классический цитатник и сделалась предметом непрекращающихся насмешек, символом упрощенного, бессмысленного патриотизма, окончательным антитезисом которому звучал заголовок книги Ф. Лагрека «Почему я не горжусь моей страной» (1919).
1 Morreira Leite D. О carater nacional brasileiro. - Sao Paulo. 1983. P. 207-208.
зо С позиций национальной самокритики оспаривались все основания
«национальной гордости» (всего Селсо выделял одиннадцать, включая
территориальные преимущества Бразилии, величие и красоту ее природы,
величие национального характера и т. д.), кроме одного - великого
будущего страны. Тема великого будущего превращается в одну из
«навязчивых идей» национальной мысли: рубеж веков обрамлен
утопическими романами «Царство Киато: в стране истинности» (1892,
опубл. в 1922 г.) Р. Теофило и «Сан Пауло в 2000 году, или Национальное
возрождение: хроника будущего бразильского общества» (1909) Г.
Барнслея. Но в отличие от книги Селсо и в них, и в научных
футурологических концепциях, будущее и настоящее Бразилии
отграничивались друг от друга. Настоящее, отождествляемое с состоянием
болезни (в 1916 году выходит исследование Б. де Магальинса «Великий
больной Южной Америки»), понимается как «хаос», тогда как будущее
ассоциируется с состоянием «космическим» - организованным,
целостным, правильным. Переход к идеальному будущему предполагал
коренное преобразование национальной модели, подразумевал
реорганизацию политической и экономической системы и соотносился с
полным изменением национального характера.
Социально-экономическая ситуация того времени предоставляла
бесконечные возможности для критики. В первые десятилетия XX в.
патриархальная, полуфеодальная общественная система, базирующаяся на
латифундистском землевладении, начинает трансформироваться в систему
аграрно-индустриальную: формируется новая сеть коммуникаций,
ускоренными темпами развивается промышленность. При растущей
потребности в наемном труде происходит социальная переориентация
малоимущего населения, перемещающегося в крупные населенные
пункты, а промышленные центры (Рио-де-Жанейро, Сан-Пауло и др.) и
1 Morreira Leite D. О carater nacional brasileiro. P. 211-217. См. также: Skidmore T. E. Preto no branco. Raca e nacionalidade no pensamento brasileiro. - Rio de Janeiro. 1976. P. 117
провинция культурно, экономически все больше отдаляются друг от друга. Развитию препятствует политический и хозяйственный традиционализм, исчерпавшее себя поместное землевладение - основа олигархической власти: вплоть до 1920-х гг. две трети земли принадлежали 0,1% населения, мало заинтересованному в реальных экономических реформах.
Непреодолимое противостояние прогресса и традиции, феодальных и капиталистических тенденций составило экономическую основу национальной самокритики, но причины экономического и общекультурного кризиса подчас усматриваются в почти метафизической ущербности национального характера. Проблема национального характера в первой четверти XX в. продолжала исследоваться в связи с проблемой метисации, в полемике или развитии современных этно-социальных теорий. Болезненный вопрос о перспективах метисации выносится в центр программных книг - романа Ж. да Граса Араньи (1868-1931) «Ханаан» (1902) и очерков Э. да Куньи (1866-1909) «Сертаны» (1902). Их объединяет восприятие метисации как соединения несоединимого, столкновения крайностей «варварства» и «культуры» в человеке бразильском. Но Аранья усматривал в победе варварства необходимый момент приобщения к первоистокам бытия, признак молодой силы, отличающей Бразилию от «дряхлой» Европы; Кунья же считал этническое смешение («варваризацию» культурной личности) первостепенной причиной неспособности Бразилии к нормальному социально-культурному строительству. Хотя и автор «Сертанов» видел в метисе не только «низшее» существо, воплощение безволия, бесформенности, но и своеобразного титана, порожденного бразильской землей.
Безволие, недоразвитость и гиперболизированная сила, но не метисов, а негров выносятся на первый план в историко-этнографическом исследовании Р. Н. Родригеса (1862-1906) «Африканцы в Бразилии» (1905, книге этой, несмотря на отчетливость расовых предрассудков, суждено было сыграть важную роль в дальнейшем изучении афро-бразильской
культуры). Концепция «низшей», варварской расы соседствует у Родригеса с пониманием негритянского мира как «иного», принципиально отличного от мира «белых». «Инаковость» негров вызывает пессимистическую оценку бразильской культуры: метисация отождествляется Родригесом с разрушением единообразия, целостности, необходимых для стабильного социокультурного процесса.
Тема национального безволия, инерции, пассивности варьируется в публицистике, эссеистике, социологии 1900 - 1910-х гг. С констатации общего культурного кризиса начинается исследование А. Торреса (1865-1917) «Проблема бразильской нации. Введение в программу национальной организации» (1914): «Упадок национальной культуры стал очевидным. Мы вообще никогда не будем обладать собственной культурой. Мы — народ, не способный идти, у нас нет собственного мнения, нет умственного ориентира».1 В 1911 г. Абреу пишет об исконной «дряхлости бразильского народа», символически сопоставляя бразильца и Бразилию с жабуру (птица из отряда голенастых, похожая на аиста): «Стать у нее возвышенная, лапы толсты, крылья крепки, но день за днем проводит она, скрестив конечности, погруженная в печаль; суровую, погасшую, ничтожную».2 Видение национального мира сквозь призму гротеска, проявившееся в высказывании Абреу, становится к середине 1910-х гг. принципиально значимым. Именно в это время появляется новый символ национального «ничтожества»: герой очерков Монтейро Лобато (1882-1948) — человек-гриб — «урупе».
Окрытие возможностей гротескной (контрастной, многоплановой) выразительности было важнейшим шагом в эволюции художественного отражения национального характера. Но гротеск входил в систему позитивистской критичности, определявшей ценностно-смысловую
1 Torres, Alberto. О problema nacional brasileiro. Introducao a um programa de organizacao nacional. - Sao
Paulo. 1982. P. 15-16
2 Capistrano de Abreu J. Correspondencia. - Rio de Janeiro. 1955 V. 2. P. 21
систему взглядов большинства бразильских интеллектуалов начала XX в., видивших путь к целостности в обличении несовершенств.
Понятие о неоднородности, внутренней многосоставности национального характера функционирует в контексте сугубо отрицательных коннотаций, воспринимаясь отнюдь не как проявление самобытности, но как препятствие на пути ее обретения. Однако в 1910-е гг. намечается иное отношение к проблеме этнокультурной «неопределенности», как и к проблеме «метисной» традиции, реализованное в новой идейно-художественной системе, получившей название бразильского модернизма.
Бразильский модернизм: история и поэтика
В 1922 г. Бразилия праздновала столетие государственной независимости. В феврале 1922 г. в рамках юбилейной культурной программы в городе Сан-Пауло была проведена «Неделя современного искусства»; ее организаторы и участники — молодые писатели, художники, музыканты — объявили со сцены санпаульского Муниципального Театра о рождении нового и истинно бразильского искусства. Так дебютировал бразильский модернизм. Театральное пространство, утопический иллюзорный мир, где развернулось хорошо отрепетированное действо, вполне соответствовало созданной к тому времени ритуализованной программе трансформации национального образа мира.
Бразильский модернизм — сложное, внутренне противоречивое явление, четкое определение, периодизация которого до сих пор остаются дискуссионными. Модернистская программа формулировалась не в виде жесткой системы правил, обязательных для выполнения, но в виде обобщенного тезиса о необходимости утверждения в искусстве духа «современности» и воплощения истинно бразильского своеобразия, -способы художественного осуществления программы могли стать и стали самыми разными. При первом приближении бразильский модернизм завораживает калейдоскопом авторских манер, разнообразием индивидуальных стилей. А Неделя современного искусства представляется точкой отсчета модернистского движения, устремленного не к сохранению и созиданию внутренней целостности, а к разъединению на бесчисленное число вариантов. Однако, вариативность не привела модернизм к моментальному распаду, но обусловила его структурную напряженность.
Становление модернизма происходило в специфически неоднородном семиотическом пространстве первой трети XX в. Особое значение в «столкновении языков» мирового культурного поля того времени принадлежало феномену авангарда, его передвижению от «бунтующей периферии» к центру семиосферы,1 с соответствующей перестройкой картины мира, с преобразованием важнейших ее составляющих согласно фрагментарно-диалогической модели, организованной принципом дополнительности. И бразильское культурное пространство первых десятилетий XX века, внутри которого формировался модернизм, также являло собой фрагментарную структуру. Неоднородность национальной семиосферы определялась не столько противостоянием различных поэтик (стилей), сколько столкновением внестилевых концепций национальной «самобытности». В модернизме проблема противоречивости национального своеобразия, решаемая в противоборстве-взаимодействии с национальной культурной традицией, приобрела системное значение. Полемичное усвоение концепций «национального» соединялось с полемично-трансформирующим восприятием сложившихся в Бразилии художественных систем (как в литературе, так и в музыке, изобразительном искусстве), соотносимых с новыми принципами моделирования образа национального мира. Проблемность национальных смыслов переводилась в художественную сферу, соучаствуя в экспериментальных инновациях.
Зарождение модернистской программы относится к началу 1910-х гг. Знакомство Бразилии с европейским авангардом - в виде футуризма -начинается в негативно-критическом контексте: 6 апреля 1909 г. в столичной газете «Коррейо да Манья» в разделе «свежих новостей» публикуется статья Пинто Соузы «Футуризм». Здесь школа, основанная Маринетти, именуется «фактом из истории желудка», «внушающим страх несварением (indigestao), вызванным Ницше, Вагнером и Саванаролой».1 Но вернувшийся в 1912 г. из поездки по Европе молодой литератор Освалд де Андраде (1890-1954), совершенно по-другому знакомит своих соотечественников с теорией и практикой футуризма - раскрывая принципы противостояния традиционализму. Слово «футуризм» довольно быстро отделяется от своих итальянских корней и усваивается в качестве обозначения всего современного искусства, как в положительном, так и в негативном контекстах: в санпаульской периодике 1914 г. с определением «футуристический» соседствуют «варварски» и «экстравагантный», обобщенно критически описывающие новшества в искусстве.
В 1914 г. в Бразилии уже были известны иные школы авангарда. В марте 1913 г. в Сан-Пауло проходит первая выставка неакадемической живописи — экспрессионистских работ уроженца Литвы Лазаря Сегала (1891-1957), чье европейское формирование происходило в группе «Мост»; в 1914 году выставляется учившаяся в Европе и США Анита Малфатти (1896-1964), увлеченная фовизмом и экспрессионизмом. Важнейшим событием для сторонников современной эстетики становится вторая выставка художницы, организованная в декабре 1917 г. Работы Малфатти были встречены жесткой критикой Монтейро Лобато. Писатель назвал картины художницы «плодом параноидального сознания»,1 а разгоревшаяся в печати полемика явственно обозначила границу между «старым» и «новым» в бразильском искусстве. Ателье художницы превратилось в место постоянных собраний группы молодых литераторов и журналистов (в их числе были О. де Андраде, М. де Андраде, М. дель Пикчиа, Г. де Алмейда, А. Барбоза, Р. Коуто и др.). Формированию программы обновления содействовало творчество скульптора С. Брешерета (1894-1973). Вернувшись в 1919 г. из Рима, он приступил к созданию макетов памятника Независимости; санпаульская группа пропагандировала его начинания, организовала выставку, добилась предоставления стипендии для продолжения занятий в Европе, куда Брешерет отбыл в 1921 г. Участие скульптора в Парижском Осеннем салоне превратилось в триумф новой эстетики.
Новый регионализм и северо-восточный роман
Новая регионалистская концепция развивается с середины 1920-х гг.: в 1926 г. в г. Ресифе проводится Бразильский регионалистский конгресс. В момент проведения Конгресса регионалистская программа (Регионалистский манифест 1926 г.) прочитывалась в общемодернистском контексте. Региональное мироощущение выступало как основа национального, в стремлении к углубленно-детализированному изучению региональной архитектуры, стилистики садов и парков, городского и сельского быта, регионального фольклора, кухни как будто освещалась еще одна сторона «нового открытия» Бразилии. Внимание к регионам сочеталось на конгрессе с эпатирующей критикой условностей классицизма, академичности и «лузитанского пуризма», не способных передать особенности каждодневного бразильского говора. Ж. Фрейре, оценивая первые шаги регионализма, назвал конгресс «полупримитивистской полуромантической реакцией на академический классицизм».
И все же уже в 20-е гг. обоснование концептуально-художественной актуальности регионализма, принципы познания «региона» и «традиции» занимают обособленное положение в обсуждении проблем национальной самобытности. Во-первых, регионализм, в отличие от модернизма, ориентирован на непрерывность культурной традиции во вполне материальном ее проявлении, реализованном в «постоянстве быта» и постоянстве темы - регионализм XX в. систематизирует романтические, позитивистские и натуралистические опыты интерпретации особенностей культурно-бытового уклада различных областей страны. Во-вторых, регионализм сосредоточен на конкретике социальных проблем, выводимых на первый план в качестве объекта анализа и критики.
Модернистской эстетизации нищеты («Шафран и охра лачуг в зелени трущоб под небесной синевой — это эстетические факты», - «Манифест бразильской древесины»),1 превращенной во фрагмент многосоставного поэтического коллажа; лирично-философскому сочувствию к униженным и оскорбленным («Повозка нищеты» М. де Андраде; «Жозе», «Вереск душ» К. Друммонда и др.) противополагается позитивистско-натуралистический пафос объективного воспроизведения социальных проблем. Панмифологизму модернистского «нового открытия», принципам субъективного преображения реальности, деформации, необходимой для построения «возможного мира», в реальности неосуществленного, регионализм противопоставляет открытие документальное, научное.
Пафос объективного исследования национальной самобытности в динамике ее становления, во всей полноте ее современных проявлений организует научное и художественное творчество крупнейшего представителя регионалистской идеологии Ж. Фрейре, работы которого сыграли первостепенную роль в оформлении концепции бразильской прозы 30-40-х гг. Жилберто Фрейре де Мело (Gilberto Freyre de Melo, 1900-1990) - социолог, историк, культуролог, антрополог, автор многочисленных эссе по истории искусства Бразилии, писатель. Высшее образование он получил в США (в Колумбийском университете его руководителем был Ф. Боас). В 20-е гг. Фрейре много путешествует по США и по Европе, работает над диссертацией «Положение раба в Бразилии» (1923), в которой впервые акцентируется внимание на положительной роли чернокожего населения Бразилии в формировании национальной духовности. В середине 20-х гг. Ж. Фрейре разрабатывает программу регионального изучения бразильской культуры, проводит Регионалистский конгресс, возглавляет организацию Афро-бразильских конгрессов. В 1935 году он становится основателем первой в Бразилии и во всей Латинской Америке кафедры социальной антропологии, положившей начало систематическому преподаванию соответствующей дисциплины на континенте. Плодом научных, публицистических и художественных усилий автора стали более пятидесяти книг, среди которых на первом месте стоят социально-антропологические и культурологические исследования Бразилии. Это «Господский дом и барак для рабов» (1933), «Северо-восток» (1937), «Сахар» (1939), «Мир, созданный португальцем» (1940), «Регион и традиция» (1941), «Проблемы бразильской антропологии» (1943), «Социология» (1945), «Истолкование Бразилии» (1945).
В художественно-философском контексте 1930-х гг. особое значение имела книга Ж. Фрейре «Господский дом и барак рабов» («Casa-Grande & senzala», 1933) - подробное исследование, посвященное становлению и функционированию поместно-патриархального хозяйства в Бразилии, занимавшего на протяжении трех столетий центральное место в социально-политической системе страны. Книга состоит из четырех частей: «Общая характеристика португальской колонизации Бразилии: формирование сельскохозяйственного, рабовладельческого, гибридного (смешанного) общества»; «Индеец в формировании бразильской семьи»; «Португальский колонизатор: предпосылки и предрасположенности»; «Черный раб в сексуальной и семейной жизни бразильцев» (два раздела). Хронологически книга охватывает гигантский период - от начала становления бразильского социума в колониальную эпоху до середины XIX в., но еще большее значение, даже по сравнению с новой систематизацией исторического материала, имела систематизация иного рода: выделение констант национального духа. Писатель Ж. Лине ду Регу писал за месяц до выхода исследования в свет: «История, написанная Жилберто Фрейре это скорее выражение самой жизни, чем чистой памяти.
Это история с привкусом крови, человеческая более, чем научная... Чтобы стать истинной наша история нуждалась в поэте, она нашла его в лице Жилберто Фрейре» . Действительно, научный сюжет развивается в книге одновременно с внутренним мифологическим сюжетом, в центре которого стоит драма борьбы человека с окружающим его миром и драма человеческого существования как такового.
Традиция в диалектике художественного развития второй половины XX века
Середина 1940-х гг. наделена в бразильской истории особым пограничным смыслом. В феврале 1945 г. Ж. Варгас объявил о начале демократических реформ в стране, был издан указ об амнистии политзаключенных, стала легальной компартия, были установлены дипломатические отношения с СССР. В марте того же года под лозунгами классового сотрудничества, защиты свободной национальной экономики президент основал Трабальистскую партию, но в октябре 1945 военные круги добились отставки Ж. Варгаса. В результате объявленных президентских выборов 1946 г. к власти пришел маршал Э. Г. Дутра (1885-1974), активизировавший поощрение иностранных капиталовложений, что вызвало нарастание протеста средних слоев населения, а тем более в рабочих кругах. В результате выборов 1950 г. к власти вернулся Ж. Варгас, возобновивший в 1950-1954 гг. национализацию экономики. Была основана компания Петробраз, получившая в 1953 г. монополию в нефтедобывающей области. В 1954 г. был разработан проект государственной монополизации электроэнергетики (Электробраз); в социальной политике возобладал популизм, приведший к кризису 1954 г.: Бразилия оказалась на грани военного переворота, перед лицом которого Ж. Варгас избрал не борьбу, но смерть, покончив с собой 24 августа. Он оставил письмо, обличающее происки международной реакции в отношении Бразилии. Став достоянием гласности, документ вызвал массовые выступления в защиту погибшего президента. В октябре 1955 г. были объявлены новые президентские выборы, на которых победил кандидат от Социал-демократической (буржуазной) партии Ж. де Оливейра Кубичек. Президентские программы Ж. Кубичека (1956-1961), как и сменившего его Ж. Гуларта (1918-1976, президент в 1961-1964 гг.) были направлены на системную национализацию бразильской экономики; в идеологии доминирует программа национальной интеграции, поднявшая на государственный уровень философию национального оптимизма. Вера в демократические преобразования укрепляется в 1961 г., когда Бразилия избегает угрозы военного переворота. Под знаком единства прогресса и традиции начинается строительство новой столицы — города Бразилиа (по генеральному проекту Л. Косты, при участии О. Нимейера), возводимого в центре страны в штате Гояс. Положение столицы (ее перенос, как указывалось, был запрограммирован Конституцией 1891 г.) должно было стать символом национальной общности, сплоченных центром регионов. Предельно современный облик нового города, признанного ООН архитектурным памятником общемирового значения, соединялся с отчетливым архитектурно-языковым символизмом (ср. название президентской резиденции: Алворада — «Дворец рассвета»); в плане столица воспроизводила форму страны, а конструктивный лаконизм проекта был ориентирован на простейшую архаическую геометрическую символику (треугольник, крест), получающую национальный смысл в бразильском культурном контексте.
В годы демократического периода, при бурной индустриализации, при росте социальной активности, заново обозначился разрыв в развитии промышленной и сельскохозяйственной зоны (реформы не затронули систему латифундистского землевладения). В утопических лозунгах Кубичека «50 лет за 5» никак не учитывалась 40% безграмотность, рост безработицы. Промышленный прорыв не отменил страшной нищеты большинства сельских жителей и обитателей фавел, растущих стремительнее городов. В годы правления Ж. Гулларта предпринимались усилия к проведению аграрной реформы, развивалась национализации экономики, проходившая под антиимпериалистическими лозунгами. Стремясь получить неограниченные полномочия для проведения радикальных реформ, Гулларт заявил в 1964 г. о необходимости изменения конституции, что было поддержанно лидерами левого движения, приобретшего к этому моменту массовый характер. Однако в стране уже сформировалась праворадикальная оппозиция, подготовившая апрельский переворот 1964 г. Под лозунгами спасения страны от революционной диктатуры к власти пришла военно-технократическая элита, установившая в стране режим, основанный на Доктрине национальной безопасности, связавшей модернизацию экономики с подавлением левых сил. При сохранении националистической программы превращения Бразилии в великое государство в стране были отменены демократические законодательные акты, была аннулирована Конституция 1946 г. В 1965 г. была запрещена деятельность всех политических партий, а в 1968 г. был введен институционный акт №5, дававший тогдашнему президенту маршалу Коста-и-Силве неограниченные полномочия в защите национальной безопасности.
С середины 1940-х гг. выявляются новые аценты в научных моделях национального самоосуществления, реализующиеся в обобщающих концепциях бразильской самобытности 50 - 70-х гг. В контексте идеологии национальной интеграции, характерной как для демократического, так и для тоталитарного (1964-1984) периода, заново исследуются особенности политической, экономической и социокультурной систем. С. Фуртадо (р. 1920), один из создателей доктрины ЭКЛА (Экономической комиссии ООН для Латинской Америки), разрабатывает концепцию «Зависимой экономики» (1956), возрождая и трансформируя основные положения национальной самокритики. Ж. Фрейре с начала 1950-х работает над теорией «тропикализма». Изучая и обобщая историко-культурный феномен колонизации тропиков, он выделяет антропологический тип «человека тропического» и организации тропического социума в книгах «Португальская интеграция в тропики» (1958), «Новый мир в тропиках» (англ. изд. 1959, браз. изд. 1961), «Человек, культура и тропики» (1962), программируя основы будущего лидерства Бразилии в португалоязычном мире тропиков. В то же время исследователь продолжает детальное изучение бразильской культуры и истории. Он пишет «Историю Бразилии» (в 3 томах, 1971), выявляет новые аспекты региональных проблем, исследует социокультурные проблемы отношений Бразилии с Европой: «Региональные трансформации и экология» (1969), «Мы и Европа германская» (1971), «Бразильский дом» (1971), «За пределами собственно современного» (1973). С. Буарке де Оланда обращается к изучению истоков эдемического утопизма в книге «Образ Рая» (1959), скрупулезно исследуя образную систему первых колониальных текстов.
