Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Типология героев в творчестве А.В. Емельянова 8
1.1. Действительность 1960-1970-х годов и пути к реальностям героя в публицистической прозе А. Емельянова 8
1.2. Основные особенности действительности самобытного героя в прозе А. Емельянова и его типология 26
1.3. Средства создания типологии героев в произведениях А.Емельянова 54
ГЛАВА II. Проблема хронотопа прозы А.В. Емельянова 63
2.1. 60-70-е годы XX века как предпосылка нового хронотопа 63
2.2. Идейно-художественная структура хронотопа в прозе А. Емельянова 86
ГЛАВА III. Своеобразие жанровой системы художественной публицистики А.В. Емельянова 112
3.1. Художественные особенности очеркистики А. Емельянова в контексте развития литературы 112
3.2. Жанровое многообразие художественной публицистики А. Емельянова 132
Заключение 153
Список литературы
- Действительность 1960-1970-х годов и пути к реальностям героя в публицистической прозе А. Емельянова
- Основные особенности действительности самобытного героя в прозе А. Емельянова и его типология
- 60-70-е годы XX века как предпосылка нового хронотопа
- Художественные особенности очеркистики А. Емельянова в контексте развития литературы
Введение к работе
Актуальность исследования. Литература - непрерывно развивающаяся и постоянно меняющаяся парадигма. Постоянные преобразования в общественно-политической и культурной жизни страны влекут за собой изменения в духовно-нравственном восприятии действительности. В связи с этим возникает потребность новых подходов к художественно-эстетическому изображению реальной действительности в литературе, прочувствовать новый темп жизни не только через публицистику, но и художественную литературу.
Известно, что публицистика поднимает злободневные и актуальные вопросы общества. Одной из важных задач художественной литературы является раскрытие внутреннего мира человека, его душевных переживаний. Некоторые стороны художественной публицистики, совсем отличной, с одной стороны, от публицистики газетно-журнальной, и с другой - от собственно художественных текстов, хорошо освещены в трудах самых различных ученых: М.Я. Сироткина (1956, 1967), В.Я. Канюкова (1979), В.Г. Родионова (1991), Г.И. Федорова (1996), Ю.М. Артемьева (1996), Г .Я. Хлебникова (2001) и т.д.
Однако проблемы внутреннего мира личности, особенности героя публицистической прозы все еще нуждаются в более углубленном изучении. В художественно-публицистической прозе основной сюжетный, эстетический груз несет человек с острым ощущением современности, закономерностей развития общественных процессов. В связи с этим раскрытие основных тенденций видоизменения роли такого персонажа в словесной культуре - одна из актуальных задач литературоведения рубежа XX и XXI веков.
Актуальность исследования заключается в том, что проблема действующего лица во второй половине XX века тесно связана с весьма устойчивым художественным процессом, а именно: постепенным обретением че-
4 ловеком свободы от его конкретной исторической привязанности к задачам
индустриализации страны, коллективизации сельского хозяйства, проведения в стране культурной революции и т.д. Актуальность определяется и тем, что публицистически ориентированное творчество, каковым является и проза А. Емельянова, поднимает злободневные вопросы современности, чутко реагирует на перемены в настроениях духовной жизни общества.
В связи с этим в национальной литературе и, конечно, в творчестве А. Емельянова, который изучает общее через индивидуальное, на передний план выходят проблемы и интересы не целого коллектива и не коллективного человека (как это было недавно), а думы отдельного человека, индивида, полноценной личности.
А.В. Емельянов одним из первых остро почувствовал перемены в настроениях эпохи. В своих произведениях он создал образы руководителей села, района и области. Они не походили на образы лакированных представителей власти, в этих героях писатель сумел увидеть самые разнообразные чувства и психологические движения.
Прозаик осознал, что глубинное изучение отдельного человека поможет увидеть плохих организаторов производства даже в среде партийных работников. Особенно зримо это проявилось в романе «Серебряный ветер» («Кёмёл сил»), в повестях «Не ради славы» («Чапшан пуранмастпар»), «Пастухи» («Кётуссем») и т.д. Данный опыт, естественно, требует глубинного научного анализа, потому что свидетельствует о больших переменах в духовной жизни общества. Опыт А. Емельянова в этом отношении бесценен. Но, несмотря на это, творчество данного писателя до сих пор целостно не анализировано, типология героев в прозе писателя, проблема художественного хронотопа прозы, своеобразие жанровой системы его публицистической прозы вообще мало изучены. Целый ряд исследований затрагивает лишь общие вопросы обсуждаемой темы. Среди них заслуживают особого внимания работы Ю.М. Артемьева, Г.И. Федорова, Г.Я. Хлебникова и др.
5 Бесспорно, ценным исследованием является монография Г.И. Федорова
«Художественный мир чувашской прозы 1950-1990-х годов».
Современное чувашское литературоведение ищет новые пути осмысления литературного наследия нации в целом, новые методологические принципы понимания творчества того или иного писателя и отдельного литературного произведения. Малоизученность творчества А.В. Емельянова не позволяет расценивать его произведения глубже, осмысливать его творчество с новых точек зрения. Необходимость такого исследования вне сомнения, как вне сомнения значимость его творчества во всей чувашской литературе, представляющего живейший интерес.
Объектом диссертационного исследования являются художественно-публицистические произведения писателя-публициста А. Емельянова, который вместе с другими писателями (Л. Таллеровым, В. Петровым, В. Алендеем и др.) перенял лучшие черты национальной художественной публицистики и заметно углубил ее традиции. Творчество его напрямую связано с проникновением публицистического стиля в пределы среднего и крупного жанра.
Предметом исследования стали литературный опыт прозаика, анализ поэтики Емельянова как способа постижения эстетических и мировоззренческих основ творчества писателя.
В диссертации автор ставит цель раскрыть художественный мир публицистических произведений через национальное своеобразие чувашской словесности, проанализировать основные особенности художественной прозы писателя.
Из поставленной цели вытекают задачи исследования:
изучить типологическую природу героев в прозе А. Емельянова и вскрыть их новизну;
выявить особенности творческой индивидуальности писателя;
- уяснить проблему хронотопа прозы писателя-публициста;
- проанализировать своеобразие жанровой системы публицистической
;. прозы А. Емельянова.
Основными методами исследования являются системное и комплексное осмысление внутреннего мира произведения, историко-генетический и структурно-семантический анализ текста. При изучении своеобразия художественной публицистики писателя-публициста применен метод сочетания определений теоретического содержания с анализом конкретного материала.
Научная новизна работы. Диссертация является одной из первых попыток изучения художественной публицистики с точки зрения жанрового своеобразия произведения и особенностей творческого мира отдельного писателя. Впервые в чувашском литературоведении целостно рассматриваются крупные и малые жанры произведений А. Емельянова, вся художественно-публицистическая проза писателя - в единстве ее содержания и формы.
Методологической базой диссертации являются изыскания выдающихся ученых по теории и истории русской и советской литературы: Г.А. Белой, В.Е. Хализева, А.В. Чичерина, М.М. Бахтина, А.Г. Бочарова, Л.Ф. Ершова, Е.И. Журбиной, В.В. Кожинова и др. Большим подспорьем в работе стали труды литературоведов и критиков Чувашии по проблеме художественной публицистики и публицистического стиля: М.Я. Сироткина, В.Г. Родионова, Г.И. Федорова, Ю.М. Артемьева, Г.Я. Хлебникова, Е.В. Владимирова, А.Ф. Мышкиной и др.
Практическое значение полученных выводов заключается в том, что исследование вносит конкретный вклад в осмысление развития истории и теории чувашской литературы. Материал диссертации может быть использован при создании курсов лекций по истории чувашской литературы, по проблемам художественной публицистики, при разработке спецсеминаров,
7 написании учебников и методических рекомендаций по чувашской литературе для вузов и школ и т.д. Результаты работы могут использоваться при создании теоретической основы для новых исследований.
Апробация работы. По теме диссертации исследователем опубликован ряд статей в одном из ведущих рецензируемых научных журналов ВАКа - в «Вестнике Чувашского университета», в республиканских и межвузовских сборниках трудов аспирантов, докторантов и соискателей. Основные аспекты диссертационного исследования были изложены на Международной научно-практической конференции «Духовно-нравственное просвещение и воспитание молодежи: история и современность» (г. Чебоксары, 2006). Результаты исследования нашли отражение в шести публикациях (из них 1 в соавторстве) общим объемом более 3 п.л., в том числе авторских 2,7 п.л.
Структура работы. Логика исследования предопределила традиционную структуру диссертации, состоящую из введения, трех глав, заключения и списка литературы.
Действительность 1960-1970-х годов и пути к реальностям героя в публицистической прозе А. Емельянова
Имя народного писателя Чувашской Республики Анатолия Емельянова (1932-2000) широко известно по всей России и за ее пределами. Его художественные поиски неоднократно подвергались серьезному анализу квалифицированных специалистов-критиков не только Чувашии, но и Москвы, других регионов страны. Причины этого кроятся, конечно, в том, что он создал яркую галерею своеобразных героев. Это - Трофим Матвеевич Прыгунов и Павел Сергеевич Кадышев из «Разлива Цивиля» («( вал сарал-сан»), Семен Ильич Крыслов и его жена Ирина (Урине) из «Черных груздей» («Хура кара?»), Сетнер Осипович Ветлов и Алексей Петрович Великанов из «Засушливого года» («Шыв типнё суп» или «Оулталакра вун-видё уйах»), Модест Васильевич Мухтанкин из «Имени» (встречается и под названием «Перевертыш») («Ят»), Виктор Николаевич Гречнев из «Пастухов» («Кётудсем»), Федот Иванович Михатайкин из повести «Не ради славы» («Чапшан пуранмастпар») и т.д.
Интерес представляет то, что сами фамилии героев в произведениях Емельянова весьма характерны; они говорят о наличии или присутствии в этих образах гражданской ответственности, причастности или непричастности их к народной судьбе. Великанов - человек большой души, легко ранимый и порядочный. Фамилию Мухтанкин можно было бы перевести как Хвастунов или Хвальбишин; и в самом деле этот перевертыш соответствует своей «фамильной» характеристике. Фамилия Гречнев и Ветлов тоже говорят сами за себя. Кроме того, такие фамилии, говоря словами Н.А. Николи-ной, «участвуют в создании образов героев литературного произведения, развертывании его основных тем и мотивов, формировании художественного времени и пространства, передают не только содержательно-фактическую, но и подтекстовую информацию, способствуют раскрытию идейно-эстетического содержания текста, часто выявляя его скрытые смыслы» [95, с. 195-196].
Каждый из таких героев очень колоритен, ярок и силен своим образным потенциалом. Они хорошо и органично представляют и проявляют свое время, имеют свое, только для них необходимое окружение и социальную среду. Причем это герои самые разнообразные. Герой «Пастухов» Виктор Николаевич Гречнев наделен пытливым разумом, персонаж новеллы «Свирель» («Шахлич») - рассказчик-герой Никита Иванович Хурашов -человек с тонкой лирической душой и т.д. Гречнев и Мухтанкин не просто очень яркие и образные собственные имена, они «указывают на социальный статус персонажа», «могут предопределять форму его поведения в тексте» [95, с. 196]. Действительно, Гречнев - это прямое указание на представителя сельского труда, рачительного селянина; Мухтанкин - это выражение прямой авторской оценки перевертыша и приспособленца, имя героя новеллы «Свирель» скульптора Хурашова - непосредственное и точное выражение его принадлежности к чувашской нации.
Или же вот отрывок из рассказа «Случай в лесном бараке»: «Бригадиром у нас был Тимофей Шумаков. За глаза мы звали его Тимань, Тырмалей и даже Тырбалдай, что означает не более не менее, как Дуралей» [158, с. 219]. Вряд ли можно сомневаться в том, что такая переделка имени Тимофей сильно утрирует публицистический замысел произведения и придает ему (имени) некоторый «театрально-игровой» характер, как бы «карнавальный» оттенок.
Черты характера всех этих героев органично связаны с тем, что писатель внимательно и чутко следит за переменами в обществе. Вместе с тем и за теми переменами, которые происходят в душах персонажей по причине общественных изменений. Например, Сетнер Осипович Ветлов из «Засуш 10 ливого года» (встречается и под названием «Год - тринадцать месяцев») это председатель колхоза того времени, когда по стране прокатилась волна строительства крупных промышленных комплексов. Будучи человеком ана-литичным, к таким кампанейским акциям он относится очень недоверчиво, ибо знает, что цена им невелика. Знает потому, что следит за теми переменами, которые происходят в стране. Словом, этот человек, способный разгадать законы движения политики властей по отношению к деревне. Говоря словами Н.А. Николиной, это - «указание на социальный статус» Ветлова. И даже глубже: указание на «его национальную принадлежность» [95, с. 196]. Не случайно персонаж носит имя героя классической поэмы К. Иванова - Сетнер. В этом хорошо видна острая публицистичность писателя, открытое выражение того, почему и как он относится к своим героям. То есть прозаик сразу показывает, насколько тот или иной человек является в общественном отношении морально сильным и ответственным перед людьми.
Моральные принципы таких героев (особенно в названных произведениях) вытекают из понимания актуальности общественных проблем, которые писатель ставит перед собой. Известно, что публицистика всегда поднимает злободневные и актуальные вопросы. Имена героев Емельянова, выразительные фамилии (о которых уже говорилось), прозвища (Генка-Граф из «Колокольчиков» («Шанкарав куракё»; встречается и под названием «Мои счастливые дни»); Куб-Степан (Куб-кубатура) из «Черных груздей») и т.д. несут определенную смысловую нагрузку.
Так, прозвище Граф говорит о том, что Генка Воронцов свысока и цинично относится к женщинам. Автор относится к нему с юмором. Так же с юмором он относится и к Куб-Степану (Степану Степановичу Степанову), намекая, что герой, несмотря на то, что имеет прозвище математического характера, является плохим бухгалтером.
Таким образом, определенная степень гражданственности, ее кровная связанность с развитием общества, на что верно указывают некоторые исследователи, во многом является одной из главных черт емельяновских героев. Все это побуждает, как отмечают исследователи, внимательно изучать природу героя в творчестве прозаика [106].
Герои Емельянова в силу публицистичности его произведений очень близки автору. Они являются выразителями и основным рупором его идей. Подобные персонажи в художественном отношении играют в произведениях особенную, своеобразную роль. В связи с этим данная проблема в творческих исканиях народного писателя Чувашской Республики А. Емельянова выходит на первый план.
Указывают на своеобразие героев также и названия произведений известного публициста. Назвав свое произведение «Имя», прозаик нацеливает внимание читателя на то, что в главном герое для него важна проблема чести. Не менее характерно и название «Не ради славы», которое впрямую указывает на то, какой герой как понимает и воспринимает славу.
Таковы не только повести, но и другие произведения А. Емельянова. Так, рассказ «Ненастье» («Кёрхи сумар») - это повествование о ненастье в душе тракториста Юры, не нашедшего взаимопонимания с родными людьми. «Свирель» - это новелла о тех пострелятах (слово «пострел» на чувашский язык переводится как «шахлич», буквально - «свисток»), которые ныне превратились в серьезных, взрослых людей и т.д.
Это, безусловно, еще одно подтверждение того, что в творчестве известного публициста проблема героя занимает одно из главных мест. Так, например, ученый Ю.М. Артемьев о герое повести «Колокольчики» Александре Васильевиче пишет: «Его отличает гражданская активность, он умеет управлять собственными эмоциями, принимает взвешенные решения. Богат внутренний мир героя, он достаточно начитан, любит искусство. ... ... Ищет и находит нужный тон в воспитательной работе с молодежью» [67, с. 213].
Основные особенности действительности самобытного героя в прозе А. Емельянова и его типология
В своих повестях и романах А. Емельянов считает важным говорить о свободе: свободе человека от власти и ее представителей, свободе поведения человека в обществе, семье, коллективе. Иногда это разговор о нравственных пороках человека и освобождении от них. Так, в повести «Черные грузди» писатель создал образ Семена Крыслова, тянущегося к богатству, скупого и жадного. Читатель видит, что герой вообще потерял человеческое достоинство: он не любит жену, равнодушно относится к судьбе младшего сына (учит его красть колхозное добро), безразлично относится к тому, что Коля, освободившись из-под влияния отца, уходит из дома и т.д.
Свобода как нравственная категория в Семене важна как освобождение из-под власти председателя колхоза Федора Каштанова, которого про себя он называет ханом, а колхоз - его вотчиной. В этом, конечно, нет правды, просто Крыслов негодует по той причине, что руководитель хозяйства мешает ему в стремлении к накопительству. В такой же мере он хочет быть свободным от политики руководителей страны в области сельского хозяй 27 ства, политики, которая и в самом деле ставит крестьянина в трудное положение.
Несмотря на то, что герой-аналитик А. Емельянова показан в негативном свете, появление героя, думающего несколько иначе, было ново для литературы 1970-х. В те же годы в своей повести «Где ты, море?» Хв. Уяр противопоставил человека, обманутого европеизированной властью, человеку национально-самобытному.
Не случайно сторонники этой власти (Н. Дедушкин, В. Канюков, В. Долгов) ополчились на писателя, его самого нарекли кулацким сынком, проповедующим неверие в советскую власть, в то, что советская власть якобы создает по отношению к простому человеку волчьи законы. Это говорит о том, что обретение героем свободы и возможности аналитической ее оценки пришло к герою через большие страдания.
Семен Крыслов свободу принимает только в отношении себя; он не осознает того, что превратил жену в рабу, закабалив, довел ее до алкоголизма; стремление сына уйти от его влияния он принимает как безрассудство и глупость.
Наряду с этим писатель говорит о необходимости освобождения литературы от недостатков, привнесенных в нее производственной прозой, прямолинейными идеологическими установками власти. И это прежде всего нравственная проблематика.
Нравственная крутость старика, его негодование по поводу молодых фактически были злободневны только для 1960-х годов. Именно тогда А. Артемьев, писавший в основном романтические произведения, создал повесть «Цена хлеба» («акар хакё»), в котором вывел такого же старика-максималиста. Современной молодежи сиюминутность настроений героев уже не совсем, наверное, и понятна.
Поиски производственной прозы не прошли даром, они помогли нащупать основные черты нравственного мира личности, дали возможность ос 28 мыслить нравственные проблемы публицистико-философской прозы, ее героя. Характер героя стал убедительнее, ярче и глубже. Писатели во многом отошли от идеологического понимания положительных и отрицательных черт персонажа.
В повестях, очерках, рассказах А. Талвира, В. Чебоксарова, И. Григорьева, В. Алендея, например, на первый план выходили образы положительных рабочих и крестьян, порой абсолютно безгрешных и исключительно правильных секретарей партийных организаций; это означало, что писатели-производственники в своих произведениях большое внимание уделяли идеологическому конфликту.
Из этого следовало, что нравственная чистота должна вытекать из партийной принадлежности героя. Герои этих произведений, следовательно, превращались в идеологизированного человека. В. Чебоксаров, например, часто анализирует трудовые будни заводских кузнецов, детально рассказывает о технологии их труда, характере изготовления тех или иных деталей. Именно поэтому якобы его герои нравственны. А. Талвир в романе «Фундамент» («Никёс») раскрывает характер своих героев в процессе строительства Вурнарского химкомбината и тоже полагает, что строительный энтузиазм и способен выявить нравственный мир героев.
Герои этих произведений даже в семейном кругу говорят только о производственных проблемах, свысока относятся к быту. Сами же произведения получают явный налет очерковости, и, как следствие, на первый план выходят принципы эмпирического освещения жизни. Поэтому у таких положительных героев в жизни нет и не может быть реальных прототипов, они безжизненны.
Так же обстоит дело в творчестве В. Алендея. Действующие лица его произведений - это часто активные (идеализированные комсомольцы и коммунисты) и утрированно отрицательные лодыри, невежи и т.д. По мне 29 нию теоретика Ип. Иванова, писатель нравственной природе героя уделяет очень много места и времени.
Главное место, по его мнению, здесь занимает проблема достоинства человека, поиска писателем в человеке положительных качеств [75, с. 120]. Но такая нравственность, как правило, у писателя носит иллюстративный характер. Вот как, например, Ип. Иванов разбирает рассказ В. Алендея «Слово, которое не говорилось 30 лет».
«Герасим - человек прямолинейный и крутой, он говорит правду в глаза, именно поэтому колхозного сторожа не любят шоферы. Он замечает все: и то, что кузов машины у одного шофера дырявый, и то, что у другого машина не мыта. В свое время, будучи на войне, он видел, как люди страдали во время блокады от голода. Фронт, таким образом, является основным условием показа нравственного максимализма Герасима. Вот почему он настороженно относится к Мируну, сыну Хелипа, который был на фронте вместе с Герасимом. Отсюда идет целая цепочка событий: Мирун поставил добротный дом, держит свинью, ездит на такси, собаку кормит колбасой, свинью-хлебом...» [75, с. 121-122].
А. Емельянов решительно отходит от шаблонного изображения сельчанина. В изображении героя он использует укрупненную, иносказательную аллегорию, объемные метафоры и символы.
Даже в сравнении с Педером Хв. Уяра его Семен Крыслов - это другой человек. Педер, конечно, тоже циничен, он свысока относится к старшему брату, человеку мягкому и доброму, к другу, азиатам как народам второго сорта в сравнении с европейцами и т.д.
Семен Крыслов показан на широко развернутых аллегорических образах денег, клада, черных груздей, бани, леса и т.д. Страсть героя к деньгам раскрывает генетические корни его скупости и жадности; из-за этой страсти он не жалеет ни себя, ни жену, ни детей.
Это человек черствый, жестокий и властный. При всей его предприимчивости и трудолюбии он ни на минуту не задумывается о своих пороках, в нем нет и намека на избавление от них. Между тем Педер Хв. Уяра в результате «экскурсии» в тайгу понимает, насколько он был ограничен и самолюбив.
Плотники, которые разбирают старую баню Крыслова, находят под ее фундаментом клад, спрятанный еще его родителями. Следовательно, пороки Семена имеют очень глубокие корни, они выводят Крыслова за рамки эпохи социализма. Таким образом, в сравнении с Педером, это человек как бы вне-исторический.
То же подчеркивает образ груздей, разведенных в маленьком лесочке его отцом. «Оживая» (как зложелание отца, как бы вставшего из могилы) из-под земли, они становятся не только причиной и признаком, но всей плотью души Семена, то есть связывают его с преисподней, могилой (не только родителей, но и жены). В связи с этим идеологические мотивы противостояния Крыслова председателю колхоза Каштанову здесь носят второстепенный характер.
60-70-е годы XX века как предпосылка нового хронотопа
А. Емельянов, как отмечают многие критики и литературоведы Чувашской Республики (Ю.М. Артемьев, Г .Я. Хлебников, Г.И. Федоров и др.), еще с первых своих произведений проявил себя как очень чуткий прозаик и публицист. Внимательно следя за тем, что и как происходит в общественной, экономической, духовной жизни страны, он намного раньше других предугадывал то, что произойдет в последующие десятилетия. Конечно, в чувашской литературе и литературах народов Урало-Поволжского региона в этом отношении он не единственный такой публицист или вообще прозаик. В этом смысле данный писатель стоит в одном ряду с такими мастерами, как чувашские художники слова Хв. Уяр, Ю. Скворцов, русский прозаик-очеркист В. Овечкин, башкирские прозаики М. Карим и X. Гиляжев, мастер татарской повествовательной литературы А. Гилязов и др.
Так, в повести «Помилование» М. Карим, например, намного раньше, чем другие писатели, уловил смысл нравственной ограниченности и бездушия представителей «службы особого назначения», так называемых особистов. Через эпизод расстрела молодого солдата, восемнадцатилетнего парня Любомира Зуха, якобы дезертировавшего из армии, он приходит к убеждению в том, насколько узок кругозор гэбиста, капитана Казарина, живущего заботами не фронта и войны, а занимающегося слежкой за солдатами и сидящего в общем-то в тепле и не ощущающего тягот войны.
Подобный взгляд на проблему взаимоотношений народа с властью встречаем в романе X. Гиляжева «Солдаты без погон». Здесь налицо «стремление вчерашних бойцов, осознавших на фронтах Великой Отечественной войны свою силу и место в истории, жить по-новому и попытка некоторых деятелей придерживаться старых, изживших себя догматических методов в руководстве коллективным хозяйством» [33, с. 413]. X. Гиляжев, М. Карим, таким образом, изображают людей, находящихся на верхних уровнях общества, решающих задачи исторического развития общества шаблонно и узко, традиционно и догматически. Это показывает, что на повестку дня поставлен вопрос о взаимоотношениях истории и человека, и это происходит совсем по-новому.
Действительно, в 1930-е годы писатели изображали передовых председателей колхоза, партийных организаторов, которые учили людей правильно осознавать свое место в истории. В основном это было связано с тем, какую роль играет тот или иной человек в создании и укреплении колхозов, в индустриализации всей страны и т.д.
Однако люди, перенесшие трудности войны, осознали, что руководитель - это такая фигура, которая не может быть осмыслена однобоко. Вот почему в литературе все чаще и чаще стал встречаться руководитель-догматик, человек ограниченный и отсталый. Появляется герой, который решительно пересматривает свои взаимоотношения с историей.
Подобную ситуацию видим в повести Хв. У яра «Где ты, море?». В ней известный прозаик весьма пристрастно разбирает то, насколько изуродовали душу чувашского мальчика Педера тяготение к европейским стандартам, увлечение передовыми европейскими тенденциями. Педер становится холодным эгоистом, на все смотрящим цинично и свысока, словно он имеет право поучать других. Спасается же он от этой пагубной болезни лишь через огромные страдания. Не случайно поэтому эта повесть в свое время вызвала большую критику со стороны В.Я. Канюкова, исследователей В.А. Долгова и Н.С. Дедушкина.
Близко к этому стоят повесть Ю. Скворцова «Березка Угах» («Уках хуранё»), повесть башкирского прозаика А. Хакимова «Свадьба». В первой из них повествуется о трагической судьбе семнадцатилетней девушки, о ее смерти от тягот войны. Повесть была раскритикована Э. Юрьевым, В. Ален-деем, А. Эсхелем и др. И здесь Ю. Скворцова ругали за то, что он не разглядел руководящей роли комсомола, показал Угахви одинокой героиней. Во второй говорится о трагизме жизненных поисков юных влюбленных Хай-буллы и Малики-Алтынсек [91, с. 131]. Другими словами, проза этих лет настойчиво обращалась к пересмотру содержания жанров, сюжетики и художественного их пространства.
Показательно то, что пишут авторы «Истории башкирской советской литературы»: «Вопрос о том, какого героя ставить в центр своих произведений, ныне не является спорным для башкирских прозаиков. Партийные документы, съезды писателей и многочисленные дискуссии теоретического характера ... внесли ясность в этот вопрос. Башкирские писатели работают над осуществлением задач создания живого героя дня» [33, с. 407]. Причем «"герой дня", якобы определяющий образный хронотоп произведения, должен был стать человеком, обладающим "социалистическим отношением к труду"» [33, с. 408]. Это должна была быть личность, которая близко стоит к Власову, Чапаеву, Кожуху, Корчагину и т.д. [33, с. 407].
Наряду со сказанным здесь же авторы указывают и на недостатки, которые вытекают из такого подхода к показу жизни. Разбирая повесть З.А. Биишевой «Странный человек», они подчеркивают, что «автор вывел отрицательного персонажа лишь для того, чтобы ярче оттенить положительные качества Гаделыни и Гульбике, живущих с ним бок о бок» [33, с. 411]. То есть отрицательный персонаж в таких произведениях является героем лишь второстепенным, слабо участвующим в создании образного строя повести.
А. Емельянов всячески старается отойти от таких принципов отображения жизни. Диктуется это, конечно, пониманием реальных задач, поставленных новым временем. Наряду с этим писатель начинает создавать нового героя с иным, чем прежде, хронотопом.
В этом аспекте прежде всего следует остановиться на таких сторонах произведений Емельянова, как особый род категории пространства и времени в его понимании. Проблема эта плотно соприкасается со следующими вопросами, тесно взаимосвязанными между собой: 1. Художественно-философский и философско-публицистический характер поисков писателя. Осознание этого обстоятельства позволяет понять своеобразие его прозы. В этом же смысле важно понять то, как и что он считает главным и основным в показанной им жизни. Стремление писателя к символическим образам. 2. Проблема взаимоотношений обыкновенного человека с руководителями, то есть проблема взаимоотношений человека и власти. Этот план стал фактором, полностью организующим творческие ориентиры писателя. По этой причине он также служит средством, помогающим раскрыть своеобразие категории пространства и времени в творчестве чувашского писателя. 3. Специфика взаимоотношений отдельного человека и истории, исторического процесса. Изучение данной проблемы будет выявлением того, на каких особенностях этого взаимодействия человек становится личностью. 4. Проблема производственной технологии и публицистическое изучение технологии производственного процесса. 5. Публицистико-философские взаимоотношения человека и природы, проблема эрозии и экологии души. Разберем это более подробно. Во второй половине XX века в чувашской художественной прозе А. Емельянов занимает одно из ведущих мест. «Сегодня, - отмечает А.Ф. Мышкина, анализирующая творческий опыт А. Емельянова, - уже можно утверждать, что наиболее ярким образцом художественного философско-публицистического мышления в послевоенной чувашской литературе стало его творчество» [91, с. 74]. При этом она опирается на мнение Ю.М. Артемьева о том, что писатель умеет «соединить глубину социологического анализа с пластикой художественной формы» [91].
Художественные особенности очеркистики А. Емельянова в контексте развития литературы
Проблема жанра в искусстве слова является одной из самых главных, любое произведение пишется в форме или романа, или поэмы, или драмы. Естественно, важно понимать и то, что публицистика, как и любая другая отрасль литературы, имеет свою систему жанров. Собственно, и зарождение чувашской литературы во многом связано с жанрами очерка, публицистических зарисовок, дидактического, нравоучительного рассказа, аллегорических притч и т.д.
В чувашской очеркистике заметный след оставили такие мастера слова, как Сп. Михайлов, М. Федоров, Игн. Иванов, И. Тхти, И. Тукташ, С. Эльгер и др. Интенсивно разрабатывались самые различные жанры публицистики и в 1920-1930-е годы XX века.
Опыт разных исследователей показывает, что очерк стал истоком многих жанров: рассказа (М.Я. Сироткин, Е.В. Владимиров, В.П. Никитин), повести (М.Я. Сироткин, В.Я. Канюков, Г.Я. Хлебников), романа (И.А. Зотов, Г.И. Федоров) и т.д. Дальнейшее углубление в поставленную проблему помогает выделить и другие стороны, которые позволила выработать публицистика.
Так, повесть И. Тукташа «Бычий Лог» («Вакар сырми») легко можно расценить как повесть-очерк. Повестью-очерками являются такие книги, как «Тимер» («Тимёр») М. Ильбека, Таэр («Тайар») К. Петрова, «Летчики» («Летчиксем») В. Садая, многие повести В. Алендея, В. Чебоксарова, Л. Маяксема, И. Григорьева. Такие черты легко можно обнаружить при сравнении очерка с рассказом. Это хорошо видно на примере книг В. Алендея «До следующей встречи» («Тепре куриччен»), А. Емельянова «Бабье лето» («Ват ашши»), Н. Максимова «Подледное течение» («Пар айён те шыв юхать») и т.д. Такой опыт для диссертанта все же важен не только потому, что многие чувашские писатели начинали свое творчество именно с очерков (И. Тукташ, Л. Агаков, К. Петров и др.), а потому, что с них начал свое творчество и А. Емельянов. И. Тукташ и В. Алендей, Л. Маяксем и И. Григорьев в своих поисках в основном так и остались на уровне очерков. Емельянов сумел далеко уйти от голого очеркизма, от производственных проблем, он сделал шаг к показу внутреннего мира публицистического героя. То есть очерк в творчестве писателя получил новые высоты и новое напряжение.
Следует отметить, что к концу XX века чувашская литература в своем развитии накопила большой, разнообразный опыт, тогда как в других некоторых регионах, например в Мордовии, именно в 1930-е годы самым распространенным жанром стали в основном только очерки [49, с. 9]. Как считает В.П. Никитин, в эти годы жанровые признаки отчетливо приобретают очерк, очерковый рассказ, они начинают преобладать в литературной практике. В них формируется поэтика контрастности, которая определяет их жанровое содержание [94, с. 75]. С таким мнением трудно согласиться, очерк был главным жанром в чувашской литературе на век раньше. И все же с тем, что в 1930-е годы главенствовал прием контраста нельзя не согласиться. Художники еще ранее обращались к зарисовкам, памфлетам, сатирическим рассказам, циклам очерков, собственно очеркам и т.д. Продолжалось это особенно сильно и в 1930-е годы.
Особое развитие эти жанры получили в публицистической прозе 1940-х годов. Если в 1930-е годы чаще печатались очерки путешествий, очерки на производственную тему, то в 1940-е годы стали разрабатываться патриотические очерки, памфлеты и т.д. С изменением жизни, развитием литературы содержание жанра меняется, оно не стоит на месте. Но все же влияние разнообразных форм очерка на формирование жанровой системы чувашской литературы и особенно А. Емельянова трудно не заметить.
Определений жанра (лирических, публицистических, психологических) произведений как эстетической категории много, их сотни, но до сих пор не найдено окончательное, верное и полное его понимание. Диссертант в настоящей работе не занимается всеобщей теорией словесных жанров, для изложения своего понимания этой категории она обращается к высказываниям Т.А. Касаткиной. «... Писатель, - считает исследовательница, размышляя о природе жанра, - гораздо более склонен прислушиваться к тому, что говорит язык, чем к тому, что говорит ученый-филолог» [81, с. 66]. При этом следует понять и следующую ее мысль: «Язык существует до высказываний о каком-либо предмете, человеке, факте, это как особенность церковного жанра, который существует "не как высказывание о действительности, но как высказывание в действительности"» [81, с. 78].
Такую точку зрения легко можно объяснить, потому что церковному жанру, например, нужно не изобретение каких-то картин, не отображение внутреннего мира героев, нужно обращение к прихожанам с целью воздействия на них. В связи с этим здесь на первое место выходит уместность, аргументированность, убедительность речи-слова.
Подобный подход хорошо применим и к разговору о художественной публицистике, ибо она так же имеет своей целью обращение к какой-то определенной аудитории. И тут самым важным признаком публицистики являются острота проблемы, образность речи, актуальность поставленных проблем.
Текст в данном случае является дидактическим наставлением, призывом к действию и т.д. В связи с этим в художественной публицистике главное место занимает само высказывание, а образ, изображение картин и даже герой играют в ней второстепенную роль. Следовательно, требовать от публициста раскрытия глубокой психологии героев, показа ярких изобразительных картин будет не совсем оправданно.
