Содержание к диссертации
Введение
Часть 1 Философский анализ как метод 26
Глава 1. Общеметодологическая характеристика философского анализа 30
1.1. Общая методология и философия 30
1.2. Аналитический метод в классической науке и философии. Историческая ретроспектива 35
1.3. Проблема типологии форм анализа 45
Глава 2. Обыденный язык в контексте философского анализа 53
2.1. Обыденный язык как метаязык философии и лингвистики 54
2.2. Обыденный языки логика 63
Глава 3. Семантический анализ и методологический редукционизм 74
3.1. Методологический редукционизм 74
3.2. Референция и философский дискурс 90
Глава 4. Семантический анализ как экспликация смысла и его философские функции 104
4.1. Методологический статус анализа-экспликации 104
4.2. Анализ-экспликация как философия языка 111
4.3. Анализ-показ как специфический метод философствования 127
4.4. Экспликация логических свойств обыденного языка 138
4.5. Экспликация категориальной структуры мышления 155
4.6. Исследование причин и видов ошибок философского познания 170
Глава 5. Семантический анализ и экстралингвистическая реальность 202
5.1. Семантический анализ как реконструкция теоретической философии 202
5.2. Методологический редукционизм и экстралингвистические факты 207
5.3. Экстралингвистический анализ и его отношение к экспликативному анализу понятий 218
Часть II. Философский анализ как теория 236
Глава 6. Лингвистические основы теоретической философии 237
6.1. Исторический экскурс 237
6.2. Философия как теория языка 246
Глава 7. Анализ как онтологическая тематизация формальных предпосылок науки 269
7.1. Метод и референциальная семантика 269
7.2. Существование и грамматические абстракции 276
7.3. Номинализация и факты 294
Глава 8. Теория смысла и теория истины 303
8.1. Факты и истина 303
8.2. Истина и смысл 313
Заключение 335
Примечания 338
Литература 354
- Общая методология и философия
- Экспликация логических свойств обыденного языка
- Исторический экскурс
- Истина и смысл
Общая методология и философия
В ходе развития современной науки все большее значение приобретают методологические исследования самого научного познания. Методология выступает уже не просто как один из традиционных разделов философского знания, но и в качестве относительно самостоятельного раздела науковедения. Методологичность, т.е. рефлексивное, критическое отношение к существующей практике, к основаниям, на которых она строится является неотъемлемой характеристикой научного знания, научной деятельности, а методологический анализ, в таком случае, становится формой самопознания и самосознания науки.1
В истории науки можно выделить три формы методологического сознания: онтологизм (период классической науки до середины XIX века), гносеологизм (середина ХІХ-ХХвек) и методологизм (современная наука). Уже сами названия периодов свидетельствуют о том, что методология всегда, в конечном счете, опирается на определенные философские основания и потому никогда не является чисто «технической», нефилософской. Даже наиболее удаленные от сферы философской рефлексии математические и формально-логические методы остаются чисто техническими только внутри данной системы, но они теряют эту особенность в момент выхода за рамки этой системы. Всегда существуют определенные философские основания за пределами (или даже внутри) самих этих систем, обосновывающие их правомерность, условия и границы применимости. Например, та или иная истина является логической истиной не вообще безотносительно к каким бы то ни было допущениям, а логической истиной в интуиционистской или номиналистической концепции.2 Если формальные методы в их чистой форме не свободны от философских оснований, то тем в большей мере это справедливо для других неформальных методов.3 (см. работы К.Зуева, Е.Кроткова, Е.Е.Ледникова, В.И.Либского, Е.А.Мамчур, И.В.Таванца, А.Тарского, В.А.Смирнова, Е.Д.Смирновой, Я.Хинтикки, В.И.Целищева).
С другой стороны, сама философия представляет собой организованную систему знания, выраженную в соответствующем языке, развиваемую с помощью определенных средств и методов. В этом смысле философия представляет собой один из объектов методологического анализа. Общая методология, обращаясь к философии, может исследовать особенности организации этой разновидности знания, используемых в философии методов, специфику доказательства, аргументации, опровержения, подтверждения в философском исследовании. Общая методология, которая исследует методы, используемые в разлйчньїх областях человеческой деятельности, вступает в контакт и с философскими методами, что говорит в пользу возможности специальной методологии философии. Более того, с исторической точки зрения исходным пунктом развития методологии была философия, (см. исследования Н.С.Дышлевого).
Разумеется, сам по себе факт длительного развития методологии в рамках философии еще ничего не говорит о том, каково взаимоотношение современной методологии с философией, и не может рассматриваться как надежный аргумент в пользу того, что методология и в настоящее время является частью философии. Возможны разные решения этой проблемы, но в любом случае проблема взаимоотношения философии и методологии не исчерпывается определением статуса методологии, но предполагает и специальный анализ возможностей и характера методологического анализа самого философского знания. В частности, в данной связи возникает очень сложная проблема, которой до сих пор не уделялось достаточного внимания: какие представления о статусе общей методологии и характере и целях методологического исследования в наибольшей мере соответствуют специфическим особенностям философского исследования, какие именно методы могут оказаться наиболее эффективными в деле раскрытия логических особенностей философского знания?
Анализ отечественной и зарубежной литературы по данной проблеме показывает существование трех основных концепций природы и целей методологического исследования - дескриптивной, конструктивной и рекоструктивнои. Дескриптивный подход делает ударение на описании философских работ с точки зрения используемых в них методов: значений выражений, словаря, концептуальных схем, сущностей, предполагаемых тем или иным типом лингвистических и концептуальных структур и т.д. Обычно дескриптивный подход ограничивается описанием языка философии, а сам этот язык формулируется с помощью средств естественного языка. Фундаментальная трудность, с которой сталкиваются сторонники дескриптивного понимания природы методологии - фактическая невозможность реализации программы «чистого» описания, описания, не опирающегося на определенные идеализации, схематизации, модели и т.д. Так же как в общей методологии и философии науки, нет никаких оснований ожидать в области методологии философии возможности классификации используемых методов без обращения к каким-либо допущениям или предположениям теоретического порядка. Каждая методологическая концепция является философски и теоретически «нагруженной», (см. работы Е.М.Вольфа, А.Т.Ишнуратова, М.В.Лебедева, Р.Н.Павилениса, В.В.Петрова).
Конструктивный подход, напротив, подчеркивает нормативный, предписывающий характер методологии и видит свою задачу в том, чтобы исследовать реально протекающие познавательные процессы с помощью искусственно сконструированных средств, моделей и идеализации различного рода, значительно отстоящих от непосредственно фиксируемой методологической эмпирии. Однако принципиальные возможности применения этих исходных установок для целей анализа методологических особенностей философского знания еще не достаточно ясны. Более того, многие известные сторонники конструктивистской методологии долгое время вообще стремились показать мнимость характера всей традиционной философской проблематики и лишить философию статуса научности, опираясь при этом на исходные принципы и установки «конструктивистски» истолкованной методологии. Такой подход породил весьма настороженное отношение значительной части философов к возможностям использования в области философии тех методов, которые рекомендовали использовать «конструктивисты» (речь идет в первую очередь о математических и формально-логических методах). В качестве аргумента против «конструктивизма» как общеметодологический установки, перенесенной в область методологии философии, обычно ссылаются на то, что он «разрушает» естественную структуру и связи исследуемых философских феноменов, лишает философские понятия гибкости, многообразия смысловых оттенков, предполагает обеднение, а иногда и примитивизацию исследуемых фрагментов философского знания, (см. труды Е.К.Войшвилло, И.Г.Герасимова, Ю.Г.Гладкова, А.Ф. Грязнова, А.А.Ивина, Р.И.Павилениса, В.В.Петрова, ЛАСлинина, В.И.Целищева).
Реконструктивистский подход представляет собой своеобразный синтез дескриптивного и конструктивного подходов. Он пытается, с одной стороны, быть ближе к методологический и гносеологической эмпирии науки, полнее учитывать фактическую методологическую практику и историю развития познания, а с другой стороны стремится к широким методологическим и теоретическим обобщениям, пытается обнаружить скрытые концептуальные структуры и внутреннюю логику развития науки в целом, и отдельных ее отраслей, не отказываясь от использования там, где это оправдано и необходимо, различного рода моделей, теоретических конструкций, математических и других формальных средств. По нашему мнению, именно такое понимание характера и задач методологического исследования, не являющееся ни чисто дескриптивным, ни односторонне нормативным, в наибольшей мере соответствует потребностям развития методологии философского исследования.
Экспликация логических свойств обыденного языка
Третьей философской функцией анализа-экспликации является исследование неформальной логики обыденного языка. Под этим имеется в виду показ и описание обыденных употреблений так называемых логических постоянных (констант), а также природы импликации, противоречия, вывода, пресуппозиции и других видов логических отношений между суждениями в процессе обыденных фрагментов рассуждения. Наиболее системное описание этих отношений дано в работе П. Ф. Стросона "Введение в логическую теорию". Как отмечает Стросон, исследование должно показать "точки соприкосновения и расхождения между произведением слов в обиходной речи и поведением символов в формально-логической системе"17. Оно должно помочь понять "природу самой логики". Таким образом, анализ-показ может внести вклад в логическую теорию в смысле философии логики, а также в саму логику, формальную и неформальную. Частью этого вклада станет уяснение того, что обыденный язык не представляет собой точную формальную систему.
Проверенным способом вхождения в данную проблематику будет краткий исторический обзор основных концепций логики языка, связанных с именами Г. Фреге, Б. Рассела, Л. Витгенштейна, Я. Хинтикки18.
Фундаментальный и решающий вклад в изучение языка сделан Фреге, особенно в области подхода к анализу языка. Фреге начал прокладывать путь к формализации естественного языка, предполагая, что формализация избавит естественный язык от двусмысленностей и неопределенности. В связи с проблемами формализации была развита теория значения. Разделение значения и смысла, проводимое в теории Фреге, возможно лишь на внешнем, по отношению к изучаемому языку уровне, т.е. на уровне метаязыка. Г.Фреге по существу предпринимает металингвистический, философский анализ языка, хотя это различие формализуемого языка и языка рефлектирующего содержится в его теории лишь имплицитно.
Б.Рассел ставит проблему различения языка и метаязыка в явной форме и предпринимает грандиозную попытку ее решения, создав теорию типов, теорию перехода от одного уровня языка к другому.
В творчестве Л. Витгенштейна традиционно выделяют два этапа. В первом Витгенштейн как последователь Фреге занимается формализацией языка. Во второй период Витгенштейн обращается к анализу естественного языка, он определяет значение слова уже не с помощью понятия референции, а как использование этого слова в языке. Но логические правила не могут отразить всего многообразия отношений, имплицитно функционирующих в конкретных ситуациях использования естественного языка. Следовательно, формализация уже не представляется адекватным средством изучения естественного языка. Возникают неизбежные вопросы: что дает формализация? что именно следует формализовать? каковы пределы формализации? Эта дилемма между формальными и неформальными подходами к анализу языка иллюстрирует противоречие двух периодов и эволюции Витгенштейна. Она же характеризует современную ситуацию в изучении естественного языка. Именно поэтому Витгенштейн выступает как одна из самых значительных фигур в истории логики языка. Каждый из логиков более поздних поколений следует либо за Витгенштейном первого периода, либо за Витгенштейном второго периода. Первое исключение из этого правила составил Я. Хинтикка, которому удалось осуществить синтез двух названных направлений19.
Я. Хинтикка развил выдвинутую Витгенштейном идею языковой игры. Витгенштейн не ставил вопрос о том, как именно в ходе игры устанавливается отношение с действительностью. Хинтикка по сути отождествил формализующий подход с теорией языковых игр. Проблема метаязыка в этом случае перестает существовать и растворяется в многообразии языковых игр. Каждая языковая игра представляет собой одно из возможных отношений к реальности, сама же реальность фактически является не более чем одним из возможных миров. Логические кванторы получают вопросно-ответную интерпретацию, таким образом, вопросительные предложения уже не исключаются из сферы логического анализа.
С учетом специфики естественного языка новые направления логики языка могут быть объединены под общим названием "аргументации"20. Огромная роль в аргументации принадлежит вопросам. Первым в истории логики и философии использовал вопросно-ответный метод Сократ. Задавая вопросы своим собеседникам, Сократ заставляет их признать, что они не знают того, о чем заявляют, что знают. Да и сам Сократ знает только то, что ничего не знает. Иначе говоря, вопросы позволяют зафиксировать незнание. Однако вопросы не только оценка знания. Сократ придает им значительно большее значение: вопросы и ответы в равной мере выражают свойства Логоса. Именно в этом и состоит диалектическая концепция Логоса.
Для Платона центральным был вопрос: по какому критерию мы считаем, что данный ответ является действительно ответом на данный вопрос? Цель диалектики - найти такой критерий. Вначале Платон соглашается с Сократом в том, что критерии соответствия ответов вопросу следует искать в свойствах Логоса. Однако такая позиция характерна лишь для ранних, до "Менона", диалогов. Для обозначения периода после "Менона" можно использовать термин "средние диалоги". В этот период происходит переход Платона от вопросно-ответного метода к гипотетическому, представляющему единство анализа и синтеза. Гипотетический метод служит для обоснования ответов, вопросы для Платона становятся только поводом для ответов, а самостоятельного интереса не представляют. Поздний период эволюции Платона (после "Федона") - это, по существу, переход к онтологии. Обоснование ответов становится обоснованием утверждений, складывается знаменитая платоновская теория форм, в которой уже нет места для вопросов. Аристотель завершил движение, начатое Платоном. Его теория силлогизмов, обеспечивая формальные критерии обоснования, делает науку вообще независимой от вопросов. Философия становится безапелляционной, догматической дискурсией, мудрость которой заставляет нас забыть о том, что она является лишь стремлением к мудрости.
На службе у онтологии вопрос превращается в чисто риторическую процедуру и утрачивает свою познавательную роль. Диалектика оказывается за пределами научности, сводится к методу ведения спора, основанному на мнении. Вопросы становятся предметом психологии и риторики.
Возрождение в наше время логической теории вопросов совпало с возрождением теории аргументации, или проблематологии. Аргументация в качестве единицы языка имеет структуру вопросно-ответной пары. Использование языка определяется теорией как функция этой пары, имеющая целью выразить проблему либо решить ее. Далеко не всегда проблема формулируется с помощью вопросительного предложения (недекларативного), а решение проблемы (ответ) - с помощью декларативного. Так, косвенный вопрос может иметь грамматическую форму декларативного предложения, а в некоторых вопросительных предложениях "спрятан" ответ. Например, вопрос "Разве он честен?" содержит совершенно недвусмысленный намек. Различие между проблемой и ее решением (на уровне языка) проходит соответственно демаркационной линией между эксплицитом (оформленным) и имплицитом (неоформленным). Это различие между проблемой и решением, вопросом и ответом, которое можно назвать проблематологическим различием, выражает фундаментальный дуализм языка. Отсюда становится ясным определение аргумен -тации как изучения отношения между эксплицитом и имплицитом.
Необходимым посредником проблематологического различия является контекст. В понятие контекста включаются информация о посылках и правилах дискурса, а также знание участников диалога друг о друге и о той информации, которой располагает другой. Эти фрагменты информации могут оставаться неявными (имплицитными) в контексте. Однако в науке контекст обычно играет редуцированную роль. В теоретическом изложении он вообще может быть аннулирован. Гарантией научности, объективности служит для ученых деконтекстуализация, которая обеспечивается формализацией. В системах формализованного языка нет места для противоречивых высказываний, нет альтернативы предлагав -мым ответам. В противоположность логическому рассуждению, для которого характерна строгая необходимость, аргументация есть неформальное, свободное рассуждение. Аргумент есть мнение по вопросу, представляющее возможность для противоположного мнения и дебатов.
Исторический экскурс
Известно, что в теоретическом исследовании используются слова, смысл которых должен быть самоочевидным. Такие слова могут быть названы «первичными»1. Однако, когда в процессе исследования совершается переход от языка первичных слов к научной терминологии, поясняемой с помощью этого первичного языка, этот переход должен подчиняться методологическим установкам, так как правильное употребление первичных слов не означает владения знаниями о них. Отсюда следует, что теоретическая лингвистика как наука о языке может вносить коррективы в теоретическую философию, не подменяя ее2.
Во-первых, лингвистическое исследование показывает, что необходимо более последовательно разграничивать философский и лингвистический аспекты и не смешивать их. Так, в высказывании (акте речи) различимы смысл (лингвистический аспект) и функция (философский аспект). Смысл высказывания - это совокупность содержащейся в нем информации. Функция находится вне смысла высказывания и не входит в лингвистический анализ. Одна функция может осуществляться высказываниями разного смысла, а высказывания одного смысла могут иметь разные функции.
Во-вторых, оно позволяет вскрыть большое число проблем теоретического характера, до сих пор не нашедших своего освещения в рамках онтологии, теории науки, этики, а также логики и философии языка.
В-третьих, известно, что этимологически слово «philosophia» означает любовь к проявлению ума и любознательность. При этом, как показывает история, философское исследование в означенном смысле концентрируется вокруг так называемых «вечных вопросов»: бог, свобода, бессмертие, разум, природа. Однако в силу особой сложности данных тем их обсуждение оказалось настолько запутанным, что современная философия оказалась вынужденной обратиться к исследованию языка теоретической философии и в этой связи сделать вывод о том, что «отличительная черта философии сводится к тому, что вопросы, задаваемые ею о мире, отсылают назад к общему характеру дискуссии и обсуждаются с учетом этого характера»3.Философия в данной функции оказывается «метаисследованием» (исследованием исследования), а не постоянной параллелью науки в форме наиболее общих и необходимо истинных суждений. Такое исследование отличается от других только предметом и методом. Им допускается, что философу необходимо участвовать в исследованиях, являющихся «лингвистическими», но только в той мере, в какой понимание принципов работы языка существенно для понимания исследования. Важно, что в этом пункте философия вступает в контакт с теоретической лингвистикой, но не в качестве ее конкурента, а в форме философии языка, функция которой состоит в том, чтобы описать и объяснить такие свойства языка как абстрактность, продуктивность, независимость и сила, чтобы облегчить задачу построения теорий референции, смысла, понимания, объяснения4. Ведь интерес к языку и его семантике объединяет большую часть философии XX века. С другой стороны, лингвистика ныне занимает особое положение в ряду частных научных дисциплин. Это связано с тем, что предмет лингвистики - язык - исходный и конечный пункт процесса создания теории, и что лингвистика как «теоретическая» дисциплина имеет свою «эмпирию» в практике языка. В зависимости от того, понимается ли эта практика как говорение, или порождение предложений, или как понимание высказываний и т.п., эта преддефинируемая практика языка будет совпадать с ее теорией. Анализирование языкового материала, формулирование теории -само это является языковой практикой и указывает на контекстно-специфическую связь действий. Весьма существенным для лингвистики как частной науки оказывается вопрос о рамках и характеристике ее участия в научной разработке феномена языка -глобального предмета познания. Лингвистика показывает, что язык создает правила сочетания знаков в линейную структуру (грамматику), причем значение таких линейных структур шире суммы значений отдельных знаков.
Основателя теоретической лингвистики Ф.Соссюра и творца «лингвистического поворота» в философии Витгенштейна объединяет новый подход к пониманию грамматики. В отличие от традиционной грамматики они понимали грамматику более широко как всю систему внутренних отношений, определяющую функционирование языка, то есть в грамматику включается не только морфология и синтаксис, но и лексико-семантические структуры5.
В-четвертых, философия не является ни эмпирической, ни дедуктивной наукой, так как у нее нет формальной структуры эмпирической теории, а тем более номологическо-дедуктивных или вероятностных разъяснений. Несмотря на это, взаимные связи между философией и наукой существовали в прошлом и продолжают иметь место и поныне6. В частности связь философии с лингвистикой означает вовлеченность философской тематики в теорию языка, так же как методологические следствия теоретической лингвистики являются существенными для философии языка.
В-пятых, специфика философского исследования выражается в разных способах его осуществления, в разнообразных тенденциях и установках, которые современная философия унаследовала от прошлого.
В-шестых, философское исследование может функционировать лишь в том случае, если язык создает имена для тех объектов, существование которых отчасти предполагается, отчасти признается реальным. Эта креативная способность языка. Специфика создания имен для объектов в случае универсального философского познания состоит в том, что язык создает в первую очередь имена для функций, которые выполняют аспекты, получившие предпочтение (например «существовать», «субстанция»). Затем - имена для самого аспекта, получившего предпочтение (например, «идея», «дух», «материя») и, наконец, происходит создание выражений (или использование их из обыденного языка), обозначающих функционирование означаемого начала (например, «существовать -значит быть воспринимаемым»). Таким образом, говорят, что картина мира воплощается в языке - «Это обстоятельство может послужить некоторым залогом того, что такой мир тоже может вместиться в наиболее общие рамки бытия или что существование такого мира не противоречит некоторым наиболее общим условиям бытия»7.
В-седьмых, известно, что еще в греческой философии различали «речь ораторов, обращенную к широкой публике, и философские размышления, целью которых было исследование истины»8. Однако не существует такой философской истины, которой нельзя было бы противопоставить иную истину. Дискуссионный характер философской истины попытались преодолеть логические позитивисты, которые стремились устранить неудобства, вызванные существованием множества философских истин, посредством исследования той сферы применения термина «истина», в которой можно было бы точно установить его значение.
Дискуссионный характер философских истин свидетельствует о специфичности природы философских размышлений, а именно, что диалог и дискуссия не есть нечто внешнее и второстепенное для философии, скорее, напротив, они характеризуют ее внутреннюю сущность и ее нормальное состояние.
В-восьмых, специфика философского знания состоит в том, что оно в отличие от науки имеет дело с проблемами, которые снова и снова нуждаются в разрешении. Именно поэтому в философии имеют место «вечные аргументы». Требование, чтобы эти аргументы открывали истину, увеличивали наши знания или способствовали прогрессу человечества, покоится на ложной подмене аргументов философии аргументами науки9.
В-девятых, было бы заблуждением считать, будто при исследовании языка мы действительно достигаем проникновения в философские проблемы как таковые. С другой стороны, не все речевые акты можно отнести к конвенциональным (в смысле договорно-условным), конвенциональными являются только внеречевые акты. При этом далеко не все конвенции, регулирующие речевое поведение, носят сугубо лингвистический характер. Отсюда следует ненужность абсолютного противопоставления грамматик форм и функциональных грамматик. Высказывание есть свойство дискурса, изучать которое можно только основываясь на коммуникативной направленности языковой деятельности, на интенциональности дискурса и на понятийной основе референтов дискурса.
Истина и смысл
Решение проблемы истинности является основным компонентом при формировании всякой лингвистической теории высказывания. Ключевым моментом является связывание истинности с объектом реальной действительности и достоверное запечатление этой связи в языковом выражении. Само же расхождение в оценках истинности того или иного языкового высказывания возникает из-за различий в восприятии и оценке истинности субъективно познаваемых с помощью чувств объектов. Попытка преодоления этого различия осуществляется в рамках теории речевого действия, разделяющего предложение как бы на две части, первая из которых включает практическое знание о характеризуемом действии и отношениях между отправителем и получателем (ведь именно эти факторы так влияют на возникновение различий в восприятии), вторая часть дает тематическую информацию об объекте и предикации. Обе важны в одинаковой мере для восприятия высказывания, и одна неотделима от другой: на основе первой части формируется прагматический смысл высказывания, на основе второй - его пропозициональный (концептуальный) смысл. Два эти компонента и дают в совокупности смысл высказывания. Само понимание получателем смысла высказывания указывает на то, что ему известно имеющееся у отправителя представление об истинности формируемого им высказывания. В то же время получателю неизвестна реальная истинность высказывания. Восприятие сказанного зависит от того, пожелает ли получатель принять высказывание за истинное на основании мнения, сложившегося у отправителя. Таким образом, понимание высказывания во многом зависит от того, как реализуется предикат «истинно», само наличие которого в языке указывает на саморефлективный характер лингвистической практики. Исследование, экспликация и уточнение порядка реализации этого предиката и является одной из основных задач философии языка.
Поскольку языковые выражения передают смысл лишь постольку, поскольку этот смысл вкладывается изначально людьми в языковые единицы, следует признать, что при этом изначально предусматривается и возможность оценки и дифференциации высказывания с точки зрения истинности/ложности. Основываясь на неизменном факте (в свою очередь воплощающем основы реальных объектов и событий), предикат "истинно" становится инструментом унификации восприятия и оценки множества речевых актов, которые продуцируются членами языкового коллектива.
Тесная связь между истинностью и смыслом выражается в том, что теория истинности представляет собой основу теории смысла. Знание значения (смысла) предложения означает в наибольшей степени знание условий, при которых данное предложение будет истинным. Поэтому для разрешения проблемы значения можно использовать положения семантики истинности. Понимать предложение (в рамках этой теории), значит знать, в какой ситуации оно является истинным. Иначе говоря, высказывание имеет смысл, если можно определить условия его истинности или ложности7. И в конечном счете толкования семантических единиц основаны на понятии истинности, устанавливающем связь между языком и миром.
Так, например, лексические единицы осуществляют референцию, то есть представляют имена в том случае, если в их закодированном смысле присутствует бытийная пресуппозиция. Если слова, объединенные в последовательности, сообщают нечто о действительности, это происходит потому, что сущности, предполагаемые ими, репрезентируют комбинации аксиоматических понятий.
Отказ от референциальной функции языка привел к тому, что цель лингвистического анализа оказалась ограниченной областью синтаксиса и точкой зрения, согласно которой языковой знак носит конвенциональный характер. Слова и сообщения могут выполнять различные задачи, одно и то же выражение может быть использовано то для обозначения внеязыковой ситуации, то как элемент языковой игры. Референция, таким образом, оказывается всего лишь разновидностью семиотического акта, формой употребления языка. Общая связь между употреблением S (высказывания) и истинностью Р (суждения) обязана своим существованием, во-первых, связи между употреблением S и намерением передать Р и истинностью Р. Так, если бы кто-нибудь употребил S без намерения передать Р, то было бы чистым совпадением, что Р в этом случае оказалось бы истинным8.
Распространенное в современной формальной логике понятие истинности влияет на характер соотношения между предложением и суждением. Для современной формальной и символической логики характерно признание суждения и понятия основными предметами исследования логики. При этом понятие нередко подменяется термином, а суждение - высказыванием или даже просто предложением.
Такой подход не позволяет провести разграничение понятий оформленности суждения и оформленности предложения. Критерий истинности здесь применяется непосредственно к предложению, которое признается истинным тогда, когда оно основывается на истинном суждении (пропозиции), истинность же суждения выводится из истинности его значения. Таким образом, логика становится дисциплиной, изучающей не мыслительные, а физические объекты. Познание характеризуется всегда как истинное познание объекта, которое осуществляется непосредственно в момент узнавания объекта. Получаемое представление об объекте должно соответствовать сущности этого объекта. Такая концепция истинности не позволяет объяснить, почему суждения (а значит и предложения) все же могут быть истинными или ложными.
Выход из создающегося логического тупика только один: признание необходимым условием истинности предложения, наличие соответствия между содержанием (смыслом) и наклонением (установкой). Смысл формируется в зависимости от отношения к истинности, то есть от наклонения, определяемого в зависимости от значимости объекта. Значимость же не может определяться в рамках самого предложения, поскольку оно зависит от внешних условий его реализации и формирования. Значимость же суждения не может быть определена на основе установления соответствия его содержания истинности положения вещей.
И поскольку сигнификативность языка не позволяет установить значимость, следует признать необходимым использование определенных мыслительных образований нематериального характера, на основе которых формируется представление о значимости объекта по отношению к другим объектам реальной действительности.
Когнитивно-установочные предложения - это такие высказывания, главный глагольный элемент которых представлен когнитивным глаголом. Задачей же семантического анализа когнитивного предложения признается выявление тех условий истинности, при которых могут адекватно быть определены отношения логического следования элементов. Менталистская семантика исходит при объяснении семантических явлений ( и в особенности вопроса об истинности высказывания) из психологических представлений об отражении наших мыслей в сознании в виде ментальных репрезентаций. Поскольку в нашем сознании существует не одна, а несколько систем репрезентаций, для реконструкции смысла отбираются соответственно репрезентации из этих разных систем. Объясняя с точки зрения психологической теории процесс накопления и переработки информации, эта концепция, таким образом, не дает определения истинности предложения, а лишь объясняет, почему когнитивные предложения истинны. При этом их содержание обедняется, так как сводится к набору ментальных репрезентаций. От этого теряется также и коммуникативная направленность когнитивных предложений. Семантический ментализм, следовательно, не представляется адекватной теорией для рассмотрения когнитивных предложений, поскольку даже не может доказать, почему вообще исследование семантики таких предложений должно непременно связываться с оценкой ментальных репрезентаций.
