Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА І. Лубочная визуальность повести «Уездное» 15
ГЛАВА II. «Блоха»: балаган, лубок, народная комедия 63
ГЛАВА III. Традиции смеховой культуры Древней Руси в рассказе «О том, как исцелен был инок Еразм» 107
Заключение 158
Примечания 168
Список использованной литературы 181
Приложения 199
- Лубочная визуальность повести «Уездное»
- «Блоха»: балаган, лубок, народная комедия
- Традиции смеховой культуры Древней Руси в рассказе «О том, как исцелен был инок Еразм»
Введение к работе
Е.И. Замятин (1884-1937) — классик русской литературы первой трети XX века^ произведения которого были недоступны отечественному читателю с начала 1930-х и вплоть до середины 1980-х годов. Последние два десятилетия отмечены пристальным, интересом к его «возвращенному» наследию. Многое сделано как российскими, так и зарубежными литературоведами: А.Ю. Галушкиным, Л. Геллером, А. Гилднер, Р. Гольдтом, Т.Т. Давыдовой, В.Н. Евсеевым, Н.Ю. Желтовой, Н.Н. Комлик, М.Ю. Любимовой, О.Н: Михайловым, Л.В. Поляковой, И.М; Поповой, Е.Б. Скороспеловой, А.Н. Стрижевым, М.А. Хатямовой, Ж. Хетени,. И.О. Шайтановым, А. Шейном, В. Шмидом, Л. Шеффлери другими. На страницах их работ оценивается вклад Е.И. Замятина в.историю русской литературы, исследуются особенности творческой эволюции писателя, своеобразие поэтики его произведений.
Большой вклад в изучение наследия Е.И. Замятина, внесла тамбовская научная школа «Исследование русской литературы в- национальном культурном контексте» с замятиноведческой^ специализацией под руководством профессора Л.В. Поляковой. В Тамбове создан Международный научный центр изучения творческого наследия Е.И. Замятина с филиалами- в Ягеллонском (Краков, Польша), Елецком имени И.А. Бунина и представительством в Лозаннском (Швейцария) университетах. G начала 1990-х годов на базе Тамбовского государственного университета имени Г.Р. Державина проводятся Международные Замятинские чтения, Международный семинар (1992, 1994, 1997, 2000, 2004, 2006), по материалам которых изданы четырнадцать томов коллективной монографии «Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня» [1]. Проводится регулярный Всероссийский с международным участием конкурс
4 научных студенческих работ с изданием сборников материалов «Литература русского зарубежья. Е.И. Замятин» [2]. В октябре 2009 года в, Тамбове пройдет Международный конгресс литературоведов к 125-летию Е.И. Замятина. В Тамбове изданы монографии [3], написаны и успешно защищены многочисленные докторские и кандидатские диссертации [4], завершает докторскую диссертацию Е.В. Борода.[5].
В рамках ведущего направления кафедры истории русской литературы ТГУ имени Г.Р. Державина написана и диссертация «Традиции народной смеховой культуры в творчестве Е.И. Замятина».
В» соответствии с программами разных литературоведческих школ в замятиноведении сложились, приоритеты, одним из которых является исследование произведений писателя в контексте- русских национальных культурных традиций. Об этом свидетельствуют монографии Т.Т. Давыдовой, Н.Ю. Желтовощ Н.Н. Комлик, Л.В. Поляковой, И.М. Поповой, М.А. Хатямовой [б]1. Их концепции затушевали сложившийся, главным образом в зарубежной науке, стереотип взгляда на «не русского по сути», «англичанина», «европейца» Замятина, и подтвердили достоверность вывода о том, что осознать уникальность его таланта можно только, как пишет Н.Н. Комлик, «через анализ богатейшей системы народной поэзии, народных традиций, обычаев, мироощущения и миропонимания^ народа в их тесном внутреннем соотнесении с оригинальной художественной системой писателя» [7].
Несмотря на активизацию замятиноведения в последние годы, остается неразработанной проблема народной смеховой культуры в художественных концепциях писателя. Известны лишь разрозненные статьи и заметки.
Обнаружение в диссертации факта наследования писателем традиций русской комики развивает и дополняет исследования национального контекста замятинского творчества и предоставляет новые возможности для понимания художественного мира писателя, что главным образом и
5 определяет актуальность проблематики. Исследование написано в соответствии с приоритетным направлением литературоведения, связанным с изучением духовных и эстетических ценностей отечественной и мировой литературы, фольклора в современном осмыслении. Работа обращена к освещению1 культурно-этнического контекста русской литературы, что усиливает востребованность диссертации гуманитарными.науками.
Интерес к изучению связей произведений Е.И. Замятина с народной смеховой культурой и аналогичным вектором древнерусской литературы обусловлен и творческим методом писателя, отразившим специфику развития русской литературы начала XX века, когда реализм был потеснен неореалистическими тенденциями с обостренным вниманием художников к истокам, русскому фольклору и национальной средневековой словесности.
Замятин писал и оценивал свои произведения в русле неореализма, четко определив его границы и качественные признаки. В лекции «Современная русская литература» писатель сформулировал основные принципы неореализма: сказовая* форма, обращение к «быту деревни, глуши», «пользование народными местными говорами», «показывание, а не рассказывание», «определенная резкая часто преувеличенная яркость красок», «кажущаяся неправдоподобность действующих лиц и событий» - и определенно заявил: «К этому же течению принадлежу и я» [8]. Вполне очевидно, что новое течение в литературе, провозгласившее постулатом творчества внимание к быту и истинной, подчас физиологической, сущности человека, опиралось на сложившиеся в веках народные представления.
Писатель XX века вступил в сознательную игру с известными архаичными текстами, свободно обращаясь с фольклорно-мифологической традицией. Замятин не просто писал о России, ее уникальности, самобытности народа — он технично воспроизводил специфику русского мышления и мировосприятия путем обращения к жанровым особенностям произведений народной смеховой культуры.
Литературоведческий анализ, творческого наследия Е.И. Замятина в сопоставлении с жанрами русской народной' смеховой культуры (лубком, балаганом, народной комедией)' и древнерусскими пародиями является целью диссертационной работы, обусловливающей постановку следующих задач:
Оценить, какое место занимает русская тема в творчестве Замятина, насколько прочным оказался для писателя пласт народной культуры, послуживший основанием для формирования особого типа его миросозерцания.
Определить параметры для сравнительного^ анализа творческого наследия Замятина с образцами традиционной смеховой.культуры.
3; Выявить и сформулировать модификации путей наследования писателем русской смеховой культуры, с учетом разграничения понятий «пародия» и «стилизация».
Рассмотреть лубочный, характер эстетики' повести «Уездное», опираясь на такое уникальное свойство замятинского текста, как визуальность.
Проанализировать пьесу «Блоха» как типизированный, драматизированный сказ, открыто сориентированный на русские фольклорные источники; обозначить характер связи прозы и драматургии писателя.
Сравнить рассказы из цикла «Чудеса» одновременно с жанрами «жития», «чуда» и древнерусскими пародиями на церковные тексты с целью обнаружения связи замятинских произведений с онтологическими и духовными ценностями русской смеховой культуры.
Описать художественную стратегию Замятина, проявившуюся в процессе использования им жанрообразующих элементов традиционной смеховой культуры.
Обозначенные задачи решаются на материале повести «Уездное»
7 (1912), цикла «Чудеса» (1916-1924), пьесы, «Блоха» (1924-1929) с привлечением публицистики, литературной критики, автобиографий, писем писателя. Заявленная в диссертации проблема заимствования' и продуктивного использования писателем традиций русской смеховой культуры не предполагает рассмотрения творчества Замятина в динамике. В работе анализируются, конкретные факты его творческой биографии, осуществляется- попытка объяснения целей пристального внимания и обращения писателя к конкретным явлениям фольклора и древнерусской литературы. Однако отобранные для анализа произведения демонстрируют постоянство интереса Замятина к смеховой народной культуре на основных этапах его творчества.
В связи с исследуемой проблемой необходимо уточнить определение понятия «народная смеховая культура», так как это многогранное сложное явление не имеет четких и бесспорных научных критериев и границ.
Народная, смеховая культура, в сущности, необозрима: Это собирательное понятие включает культурные пласты разных эпох, начиная с глубокой древности. Проявлением традиций народной смеховой культуры в творчестве Е.И, Замятина будем считать такие способы художественной выразительности, как: 1) очевидную самоидентификацию автора с народом, народными традициями согласно устойчивым: стереотипам социального поведения и действия (неореалистический сказ «Уездного»); 2) выбор культурных эталонов (жанры жития и чуда рассказа «О том, как исцелен был инок Еразм»); 3) ориентацию на излюбленные национальные формы досуга (лубочная эстетика повести «Уездное», форма народной комедии пьесы «Блоха»), Необходимо отметить, что, говоря о заимствовании и воссоздании народной культуры в замятинских произведениях, мы отмечаем полное погружение писателя в мир архаичного творчества русских людей. Об этом свидетельствует функционирование в его произведениях всех составляющих этого мира: 1) культурного текста в широком смысле (об этом
8 свидетельствуют многочисленные аллюзии на архаичные источники); 2) социального носителя- - субъекта культуры, ее создающего и благодаря- ей существующего (см. статью Е.И. Замятина «Народный театр»); 3) социальных механизмов функционирования культуры, ее поддержания и непременной трансформации (см. статью Е.И'. Замятина «Техника художественной прозы»).
В диссертации рассматриваются такие жанры народной смеховой культуры, как лубок, балаган, народная комедия. Каждое из названных явлений - лишь элемент целостной системы массового искусства, развивающегося по законам времени и обстоятельств. Древнерусские произведения демократической сатиры включаются, в эту систему как исходные компоненты, первоисточники. Именно они — первые оппоненты официальной, литературы - вполне могут считаться начальным звеном протянувшейся через века, цепи сменяющихся и непрерывно изменяющихся комических жанров национальной литературы и фольклора.
Соответственно, под народной' смеховой культурой понимается бытовавший наряду с официальной культурой, для которой характерны-сдерживающие нравственные функции, тот ее пласт, где есть выход чувственному инстинктивному началу, но в принятых обществом формах. Это и есть так называемая неофициальная, по выражению' М.М.* Бахтина, «смеховая культура». Теория М.М. Бахтина, построенная на материале достижений западно-европейской цивилизации, явилась стимулом к рассмотрению древнерусской смеховой культуры, которая предстала перед исследователями как самобытное явление, проявившееся' во всех сферах жизненного уклада русского человека. С формами народного юмора связано определенное мироощущение, ставшее особенностью всей русской культуры. Теория Бахтина вполне применима к историко-культурным проявлениям смеховой стихии в русском фольклоре, в котором так же выделяются три основные формы смеховой культуры: обрядово-зрелищные
9 формы; словесные смеховые произведения, устные и письменные; различные формы и жанры фамильярно-площаднойречи [9].
Впервые проблема существования смеховой культуры на русской почве была поставлена вдохновленными работой М.М. Бахтина Д.С. Лихачевым, A.M. Панченко и Н.В. Понырко в книге «Смех в Древней. Руси» [10]. Положения этой книги представляют собой одну из двух известных позиций относительно назначения и сущности древнерусского смеха, согласно которым, по словам Лихачева, «смех чаще всего обращен против самой личности смеющегося» [11] с целью» обновления и возрождения через намеренное, подчеркнутое осмеяние собственной личности. Представителями иного подхода стали Ю.М. Лотман и Б.А. Успенский, настаивающие на том, что Древней Руси не был присущ описанный Бахтиным западноевропейский смех, отменяющий все иерархические отношения. Для нашего искусства характерно непременное разделение участников процесса на зрителей и актеров. Тогда смех «работает на зрителя», а «...резкое членение на действующих и созерцающих -противопоставление их по типу эмоций и поведения — делает эти зрелища именно театром, а не действом» [12].
При анализе творчества Замятина с позиции воплощения в нем смехового начала народной культуры необходимо учитывать обе точки зрения, так как смех по природе своей неоднозначен и не может быть заключен в узкие рамки конкретного определения. К тому же история осмысления культурологического феномена «смешного» обогатилась в последние десятилетия понятиями «смеховой стихии», «смехового мира», «смеховой культуры», поднимающими уровень исследования смехового поведения до уровня ценностно-философского анализа. В диссертации смех рассматривается с этой позиции. Художественный мир Замятина может быть охарактеризован как смеховой. Юмор, ирония, сатира царят в его произведениях. Писатель-неореалист смотрит на мир через микроскоп,
10 оптика которого подчиняется сложившимся в.веках законам смешного.
Объектом - изучения в диссертации явились повесть «Уездное», цикл «Чудеса», пьеса «Блоха» в их соотнесенности со смеховыми жанрами древнерусской литературы и массовым народным искусством XVII-XIX веков.
Народная философия жизни, конкретные формы проявления различных элементов народной смеховой культуры (композиции, художественных приемов, мотивов, общих формул, языка), воплощенные в концепциях анализируемых произведений Е.И. Замятина, писательская рецепция некоторых аспектов поэтики древнерусской-литературы являются предметом диссертационного исследования.
Теоретико-методологической базой диссертации стали труды известных литературоведов, фольклористов и культурологов: учения М.М. Бахтина о хронотопе, гротеске и народной смеховой культуре; концепция Д.С. Лихачева о древнерусском смехе как особом виде мировоззрения; теория» Ю.М. Лотмана о знаковой структуре художественного текста; классификация смеха В.Я. Проппа; анализ народной драмы Н.И. , Савушкиной; позиция Ю.Н. Тынянова в вопросе о разграничении понятий пародии и стилизации; теория» игрового начала И. Хейзинги. При разработке общей* концепции диссертации существенную помощь оказали работы искусствоведов и фольклористов В.В. Стасова, Б.М. Соколова.
В работе учтены подходы к творчеству Е.И. Замятина А.К. Воронского, А.И. Солженицына; научные концепции Т.Т. Давыдовой, Н.Н. Комлик, М.Ю. Любимовой, О.Н. Михайлова, Л.В. Поляковой, М.А. Хатямовой и других современных исследователей в области замятиноведения, а также опыт кафедры истории русской литературы Тамбовского государственного университета имени Г.Р. Державина в изучении замятинской проблематики русской литературы.
В процессе исследования использованы литературоведческие и
культурологические методы и подходы: историко-литературный, структурно-поэтический, сравнительно-типологический и интерпретационный. Положения, выносимые на защиту:
Художественные открытия Е.Иі Замятина являются отражением общих концептуальных поисков русской литературы И' культуры первой, трети XX века, связанных с обращением к народным традициям. Саму возможность «оживления» отечественной литературы Замятин видел исключительно в возвращении^ ее фольклорному истоку.
Замятин формулирует и активно отстаивает постулаты современного искусства-слова с его стремлением найти в народных традициях ответы на «вечные» вопросы бытия через изображение быта. Причиной обостренного писательского внимания* к русской смеховой культуре является потребность создать новые художественные формы, обновить систему литературных жанров, выработать особый стиль, сохраняющий национальную выразительность.
В произведениях Замятина раскрывается имманентное единство разнородных элементов народной смеховой культуры. Именно по этой причине творчество писателя, закономерно воспринимается сегодня как зеркало русской жизни начала XX века («Уездное»), как хранилище традиционных ценностей («Блоха» и «О том, как исцелен был- инок Еразм»).
Авторская индивидуальность Замятина проявилась в использовании эстетических и технических особенностей русской фольклорной живописи, народных театральных представлений: Обнаружение фактов воссоздания писателем-национальной жизни и форм ее воплощения в смеховых жанрах, воскрешения образов, сюжетов и структурных особенностей лубка, балагана, народной комедии и древнерусских сатирических текстов, способствует пониманию нравственно-философской канвы творческого наследия Е.И. Замятина.
В повести «Уездное» писатель нашел свой стиль — народный сказ,
12 переработанную разговорную речь, лубочную схематичность и визуальность образов. Продолжая традиции М.Е. Салтыкова-Щедрина и Н.В. Гоголя, Замятин по-своему увидел и описал захолустную, убогую Россию, мещанскую косность; не приложенную к делу, а потому никчемную философию бездействия.
Пьеса «Блоха», созданная Замятиным с опорой на удвоенную культурную традицию: превосходный по стилистике рассказ Н.С. Лескова и живущую в народе историю блохи — явилась аналогом неореалистиского сказа «Уездного» в драматургии. Замятин на отечественной сцене первой трети» XX века воссоздал народный театр, русский балаган, учитывая малейшие нюансы его жанровой формы. Содержательно и формально «Блоха» отмечена своеобразием народной'смеховой. культуры.
В цикле «Чудеса» Замятин реализовал одну из базовых сущностей русской смеховой стихии в форме смеха Древней Руси. Рассказ «О том, как исцелен был инок Еразм» - уникальный литературный эксперимент,-предполагающий языковую имитацию и обязательную установку на «игру» с читателем, осведомленным; в особенностях русских культурных традиций.
Рассмотрение проблемы влияния народных смеховых жанров на творчество Замятина способствует выявлению специфики художественного сознания писателя. Воспринимая его произведения в качестве не просто намеренного продолжения архаической традиции, а проявления новой формы синкретичного искусства, мы с полным основанием можем говорить о фольклорном зрении писателя.
Комическая-направленность произведений Замятина не препятствует постановке важнейших онтологических и аксиологических вопросов. Более того, вопрос о системе воззрений писателя, об-уникальности замятинской поэтики может быть сформулирован и верно решен лишь с учетом ее связи с народной смеховой культурой.
Научная новизна диссертации заключается в особом ракурсе анализа творческого наследия Е.И Замятина. Впервые произведения писателя рассматриваются в контексте целостной системы народной смеховои культуры, в многообразии ее жанрово-стилисти-ческих отличий как возрождение уникальных традиций русского смеха.
Теоретическая значимость исследования заключается в обогащении теории взаимодействия литературы и народной смеховои культуры, их жанров и поэтики, имеющихся представлений о культурно-этническом контексте наследия Е.И. Замятина.
Практическое значение работы. Материалы диссертации могут быть использованы в выстраивании и уточнении общей концепции истории русской литературы XX века, в практике преподавания литературы в вузе и школе.
Апробация результатов исследования. Положения диссертации обсуждались на заседаниях кафедры, истории русской литературы, кафедрального аспирантского объединения, семинаре при Международном научном центре изучения творческого наследия Е.И. Замятина Тамбовского государственного университета имени Г.Р. Державина. Они представлены в научных докладах на 2-х зарубежных и 13-ти отечественных конференциях: V-x Международных Замятинских чтениях (Тамбов, 2004), Международной конференции Slowianie w Europie: Historia. Kultura. Jezyk (Краков, 2005), 3-й Международной научно-практической конференции «Фундаментальные и прикладные исследования в системе образования» (Тамбов, 2005), IV-м Международном форуме «Дни славянской письменности и культуры» (Луганск, 2006), Международной научной конференции «Национальный и региональный «Космо-Психо-Логос» в художественном мире писателей русского Подстепья (И.А. Бунин, М.М. Пришвин, Е.И. Замятин) (Елец, 2006), Второй Международной научной конференции «Изменяющаяся Россия — изменяющаяся литература: художественный опыт ХХ-начала XXI веков»
14 (Саратов, 2008), Международной научной конференции «Мировая литература в контекст культуры» (Пермь, 2008); Всероссийской научно-практической конференции «Славяно-русские духовные традиции в культурном сознании народов России» (Тюмень, 2005), Всероссийской научно-практической заочной конференции «Образовательное пространство региона: проблемы, поиски, перспективы» (Тамбов, 2007); 8-й региональной научно-практической конференции аспирантов, студентов и учащихся «Наука и образование: проблемы и перспективы» (Бийск, 2006), на ежегодных внутривузовских конференциях (2004, 2005, 2006, 2007, 2008). По проблематике исследования опубликовано 25 работ, 2 из них - в зарубежных изданиях, 2 - в издании из списка ВАК Министерства образования и науки РФ.
Структура работы. Диссертация состоит из Введения, 3-х глав, Заключения. Приложены Список использованной литературы, состоящий из 223 наименований, и копии иллюстративного материала.
Лубочная визуальность повести «Уездное»
«Русь — в сущности, единственная тема всех его работ, он ей не изменил, и она не изменила ему - и не изменит», - писал Е.И: Замятин в 1927 году, подводя итог творческой жизни художника Б.М . Кустодиева [1]. Не Россия - Русь, сочная, колоритная, румяная, не оставляла в покое воображение самого писателя. У Замятина и Кустодиева была одна родина, богатая обычаями, традициями и ритуалами. Они хорошо знали землю, хранящую память столетий, и людей - часть той земли, порождение ее. Поэтому не смог Замятин написать статью о «Русских типах» по заказу «Аквилона»: написался рассказ, «действующими лицами в нем были люди, сошедшие с ... кустодиевских картин» (т. 3, с. 190). Художник, сгустив краски, позволил увидеть национально выраженные черты русского характера. А.И. Солженицын посчитал название «Русь» слишком масштабным, значительным для небольшого «бытового» рассказа Замятина. Но писатель увидел жизнь такой: в частном показал общее. Он явил перед читателем Русь в исконном русском» слове, которое знал и бесконечно ценил как единственное средство художественной выразительности. Тема России станет ведущей в его творчестве, и интерес представляет то, как оригинально, по-разному, но в соответствии с законами литературы начала XX века она раскрывалась от произведения к произведению.
В 1912 году Е.И. Замятин пишет повесть «Уездное». Об обстоятельствах, подтолкнувших начать работу над ней, автор с иронией вспоминает в автобиографии: «Если я что-нибудь значу в русской литературе, то этим я целиком обязан Петербургскому Охранному Отделению. В 1911 году оно выслало меня из Петербурга, и я года два очень безлюдно жил в Лахте. Там от белой зимней тишины и зеленой летней - я написал «Уездное» (т. 2, с. 4). Повесть основана на материале, хорошо известном автору, да к тому же детально разработанному в русской, литературе, но привлекает безукоризненностью формы, стиля, выдержанностью языка, ярчайшими образами. Характеры сконструированы мастерски. Все вымерено- по линейке, ведь, как писал Замятин в статье «Цель»: «Цель искусства и литературы в том числе — не отражать жизнь, а-организовывать ее, строить ее» (т. 3, с. 119).
Замятин по-своему увидел и описал захолустную, убогую- Россию, мещанскую косность, не приложенную к делу, а потому никчемную философию бездействия. В «Уездном», безусловно, прослеживаются традиции сатиры М.Е. Салтыкова-Щедрина. В литературном мире после появления- повести заговорили о рождении «нового Гоголя». В наши дни Солженицын писал о том, что Замятин упорно-боролся с исконно русским добродушием и состраданием в литературе, «много превзойдя Щедрина», превратил привычный шарж в хулиганство: «Гоголь онемел бы перед такой вереницей харь» [2]. Нагнетение- мрака, чувство безысходности слышатся столь же отчетливо и живо, как и в «Деревне» (1910) И.А. Бунина. О.Н. Михайлов пишет, что есть-преемственность жуткой уездной фантасмагории у Ф.К. Сологуба с гротескным миром замятинских обывателей из «Уездного». Тот же критик видит сходство Замятина с Ремизовым в стремлении к языкотворчеству, к сказовой манере. Ну и, конечно, «Городок Окуров» (1909) М. Горького - это ли ни «уездная, звериная-глушь» [3]?
Несмотря на свойственную литературе традиционность, истинный писатель всегда оригинален. Впервые у Е.И. Замятина читатель сталкивается со столь противоречивой авторской позицией в отношении к изображаемому в повести «Уездное». Ненависть, злая, несдержанная ко всему отсталому, дикому и тупому - и любовь к безграничному природному потенциалу человека. Замятин в работе «О синтетизме» объяснял двойственность оценки тем, что под микроскопом неореализма «открывается красота полена — и трупное безобразие луны, открывается ничтожнейшее, грандиознейшее величие человека... И разве не естественно, что в философии неореализма — одновременно - влюбленность в жизнь и взрывание жизни страшнейшим из динамитов...» (т. 3, с. 168). Писатель говорит об «улыбке», но его оружием становится злейшая сатира против человека, общественного уклада, политического режима, религии и церкви. Парадокс авторской симпатии к жизнестойкой, крушащей все на своем пути фигуре Барыбы объясняется другим постулатом творчества: «На отрицательных чувствах - нельзя строить. Только тогда, когда мы вместо ненависти к человеку поставим любовь к человеку, - придет настоящая литература» (т. 3, с. 116).
В теоретических статьях 1920-х годов Замятин описывает технику писательского мастерства, новые подходы к разработке жанра, стиля, структуры художественного произведения, находит новый «язык», ведь, по мысли Ю.М: Лотмана, «выбор писателем- определенного жанра, стиля или художественного- направления - тоже есть выбор языка, на котором он собирается говорить с читателем» [4].
Ученый в цитируемой работе в доказательство приводит слова Ф.М. Достоевского: «Я даже верю, что для разных форм искусства существуют и соответственные им ряды поэтических мыслей, так, что одна мысль не может никогда быть выражена в другой несоответствующей ей форме» [5]. Следовательно, замысел «Уездного» не мог воплотиться иначе как в форме повести-сказа. Во вступительной лекции «Современная русская литература» Замятин, объясняя происхождение особенностей творчества писателей новейшего времени, «принявших в наследство черты как прежних реалистов, так и черты символистов», рассуждал следующим образом: «С целью экономии слов и с целью живее передать впечатление движения жизни неореалисты избегают давать отдельные описания места действия или героев. Неореалисты не рассказывают, а показывают, так что и к произведениям их больше подходило бы название не рассказы, а показы. Теория сказа» [6].
В повести «Уездное» налицо отчужденность личности писателя. Автор превращается в рассказчика, «сказителя» (Б.М. Эйхенбаум), которому доподлинно известно, что происходит в Уездном. Благодаря такому приему, гротеск и карикатурность изображаемого воспринимаются как вполне естественные для народного мироощущения изобразительные средства. Правом автора наделяется человек из народа, отлично знающий уклад и традиции уездной жизни. Он даже говорит на одном языке с жителями: «Кухарку - Анисью толстомордую прогнала Чеботариха. За что? А за то самое, чтобы к Урванке не подкатывалась. Прогнала, а теперь вот хоть разорвись. Нету по всему посаду кухарок. Пришлось взять Польку - так, девчонку ледащую» (т. 1, с. 86).
Повествование Замятина, если опереться на теорию В.В. Виноградова, соответствует такому типу сказа, который создает «иллюзию, бытовой обстановки», сужает «амплитуду лексических колебаний», ограничивает стилистическое движение определенным языковым сознанием, отражает определенный социальный-быт [7]. Замятин ориентирует внимание читателя на устные монологи персонажей, имитируя в их речи особенности провинциального говора. При этом все произведение постепенно разворачивается при переходе от одного монолога к другому. Сказ «Уездного» стилизован под просторечия и диалектизмы, театральные устные речи героев. Он предполагает реакцию читателя, формирующего в своем сознании облик Анфима Барыбы, Чеботарихи, Урванки и других.
«Блоха»: балаган, лубок, народная комедия
В начале 1920-х годов Е.И. Замятин обращается к драматургии. «В эти годы - роман («Мы»), ряд повестей, рассказов, критических статей. И в эти же годы - новый соблазн: театр» (т. 3, с. 7), - писал он в «Автобиографии».
И в прозе для Замятина главным являлся диалог, живой и динамичный, организующий и движущий повествование вперед, содержащий в себе всю информацию о среде и эпохе. По определениюs писателя, уже «эпическое произведение, то есть нормальный образец художественной прозы - есть театр, игра; писатель - актер» [1]. Учитывая замятинскую теорию о родах литературы, о слиянии эпоса, лирики и драмы, можно прийти к выводу, что, по представлению писателя, драматургическое произведение - частный случай эпического.
Естественно, творческая концепция писателя-неореалиста, проверенная прозой, распространилась и на пьесы. Народная смеховая культура, отразившаяся в ранней повести «Уездное», в полный голос зазвучала в одном из первых опытов в области драматургии, пьесе «Блоха. Игра в четырех действиях» - типизированном, драматизированном сказе, опирающемся на русские фольклорные традиции. Эти два произведения написаны одним «народным» языком. Замятин, первоклассный стилист, «словесный мастер», заявляет, что русский писатель - полноправный наследник литературы и всей культуры предшествующих эпох - должен обращаться к кладовым словесного творчества: «Первоначальный источник и творец языка народ. Фольклор. Надо прислушиваться к народному говору ... Кроме этих живых источников, которые могут обогатить язык, есть еще источники литературные. Сюда относятся прежде всего памятники эпической народной поэзии...» [2]. В 1927 году, то есть в период исправления, корректировки «Блохи», Замятин написал статью «Народный театр». Основной ее мыслью является то, что образцы народного творчества вдохновляют и предоставляют богатейший материал в темах и формах для скульпторов и художников, писателей, музыкантов и балетмейстеров. Замятин называет имена Коненкова, Кустодиева, Рериха, Петрова-Водкина, Лескова, Ремизова, Мусоргского, Римского-Корсакова, Стравинского и Дягилева. Писатель находит парадокс в том, что фольклорные источники игнорируются в драматургии: «Только пути нашего театрального искусства почти нигде не пересекаются с народным театром - ни на сцене, ни в литературе. Темы народного театра еще, случалось, попадали в поле зрения наших драматургов, но только темы, а не форма, не способ обработки этих тем» [3].
Е.И. Замятин называет всего две более или менее удачные попытки использования формы народных образцов: «русальные действа» Ремизова («Бесовское действо», «Трагедия об Иуде», «Действо о Георгии Храбром») и «нехитрого, грубоватого, веселого» «Принца Лутоню» Курочкина. Причину того, что народный театр обошли вниманием, писатель видит главным образом в том, что это «наименее совершенная, наименее зрелая из всех форм народного творчества». Автору, берущемуся написать такую пьесу, придется много больше работать: «Настоящее золото есть и здесь..., но чтобы из этой жилы добыть столько же золота, сколько из других, - нужно размельчить и промыть гораздо больше руды» [4].
Вот как Е.И. Замятин представлял себе сущность, вид и форму пьесы «Блоха», «опыта воссоздания русской народной комедии»: «Обрядовый театр отжил свое время и поэтому не может быть материалом для сегодняшнего театра; от балаганного театра можно взять только кое-какие приемы, но никак не тексты. Остается только петрушечный театр и народная комедия: только здесь и можно искать материала для построения сегодняшнего народного театра. ... Речь идет, конечно, не об эстетической, музейной реконструкции: это никому теперь не нужно. ... Новый зритель все это уже перерос. Нужно другое: руду народного театра пропустить через машину профессиональной обработки, нужно отсеять весь налипший в царской казарме, в кабаке мусор, нужно использовать не темы, а формы и методы народного театра, спаяв их с новым сюжетом» [5].
Писатель в связи с поиском формы представления, лучшим образом удовлетворившим интересы нового зрителя — народа, разграничивал понятия театра для народа и народного театра: «Театр для народа - это именно то, что сейчас не нужно для «народа», о чем как можно скорее нужно забыть, народный театр - вот то, что может оказаться нужньїмі новому зрителю, о чем до сих пор почему-то забывали и о чем пора вспомнить» [6].
Работа над инсценировкой- рассказа Н.С. Лескова «Левша» была предложена Е.И. Замятину режиссером театра МХАТ 2-ой А.Д. Диким. Писатель признавался, что Блоха его здорово «укусила»: он с вдохновением принялся за ожидаемую работу и скоро был создан эскизный план по актам. После достаточно длительной работы над фольклорным материалом Замятин всего за пять недель написал пьесу. В 1924 году «Блоха» впервые прозвучала в авторском исполнении перед труппой МХАТ-2-го. Об этом Замятин впоследствии написал в автобиографии: «Актеры смеялись так, что трудно было читать» (т. 3, с. 8).
Дикий, как и Замятин, чувствовал, что на русской сцене не хватает живого русского представления, отчасти безумного безудержного веселья. Причиной рождения у режиссера замысла поставить на сцене «Левшу» можно считать, во-первых, преклонение перед талантом и художественной мощью Н.С. Лескова - летописца судьбы русского народа, интерес к его уникальному сказовому стилю. Помимо «Блохи», Дикий принял участие в постановке пьесы Лескова «Расточитель» (1867) и инсценировке «Леди Макбет Мценского уезда» (1864). Во-вторых, режиссер испытывал непреодолимую жажду возрождения мудрой, простодушной, при всей ее ироничности, народной комедии, интерес к истории русского театра с массовыми зрелищными сценами и непременным лицедейством. Необходимо сказать, что постановка «Блохи» в корне противоречила эстетической концепции театра, которым в то время руководил М. Чехов. Жизнерадостное и яркое балаганное представление не вписывалось в круг философских произведений, затрагивающих проблемы одинокой незаурядной личности, таких, как «Эрик XIV» А. Стриндберга, «Гамлет» В. Шекспира, «Дело» А. Сухово-Кобылина», «Закат» И. Бабеля.
Постановка «Блохи» подверглась строгой критике художественного руководителя МХАТ 2-го М. Чехова, который, как и Станиславский, признавал работу талантливой, но с полной уверенностью заявлял, что пути театра и труппы «Блохи» разошлись. Софья Гиацинтова в своих воспоминаниях уверяет, что постановку и ругали, и хвалили, но «самый веселый наш спектакль» имел оглушительный успех у зрителей. Она с упоением пишет: «Сочные до дерзости краски оформления, изобретательность и темперамент режиссуры, неповторимый юмор и язык автора, сплавившись в единое целое, явили стилизованное единство, откровенное балаганное, лубочное действо, крайне неожиданное после интеллектуально-философского «Гамлета». На сцене происходил удалой разгул цвета, звука, феерической, чуть грубоватой театральности и, конечно же, актерского мастерства» [7].
Традиции смеховой культуры Древней Руси в рассказе «О том, как исцелен был инок Еразм»
Народная смеховая культура бесспорно повлияла на формирование индивидуальности Е.И. Замятина как писателя. На всех этапах его творчества очевидно стремление найти основу для оригинальной художественной концепции в традиционных явлениях национальной жизни.
Замятин успешно черпал материал в прошлом, сохраняя традиции русского смеха в своих произведениях. Он использовал смех во всех его проявлениях, заимствовал способность комической оценки действительности. Примитивный смех (первостепенная, изначальная форма смеха), выражающий неподдельную радость здорового и благополучного человека, который и стал основой русской массовой культуры, характерен для замятинской неореалистической сказовой прозы («Уездное», «Алатырь», «Кряжи») и балаганной пьесы («Блоха»). Как и в культуре в целом, в художественной системе писателя примитивный смех (объект изображения) перерождался в смех ума (способ изображения), непременно конфликтуя и смешиваясь с ним. Двойственность смеха при близости формы выражения создает парадоксы, которые в замятиноведении подчас ведут к затруднениям в определении замысла автора, жанра произведения и так далее.
Смех по своей природе призван разрушать барьеры, соединять высокое и низкое, прошлое и настоящее. Это в полной мере отразилось в произведениях Замятина. В повести «Уездное» смеховое начало обусловлено наличием ироничной сказовой манеры, передающей живой народный голос, и вполне зримых лубочных русских характеров. Смех «Блохи», самый очевидный и однозначный, продиктован выбором жанра, хранящего память о традиционной культуре.
До написания пьесы «Блоха», в работе над циклом «Чудеса», Замятин уходит еще глубже в прошлое, обращается к искусству Древней Руси. Рассказ «О том, как исцелен был инок Еразм» — не просто пародия на древний жанр. Сами средства комического изображения были заимствованы у первоисточника, уникального по своей природе древнерусского смеха. По этой причине, говоря о традициях народной смеховой культуры в творчестве Замятина, нельзя оставить в стороне это произведение.
Рассказ «О том, как исцелен был инок Еразм», обретающий контекст в цикле «Чудеса» («Нечестивые рассказы»), для Евгения Замятина становится экспериментальным полем. Писатель оттачивает свой стиль, устремляясь «за словесными жемчужинами ... к самым истокам русского языка: к памятникам древнеславянским, к изучению апокрифов, акафистов, четий-миней, особенно старообрядческих» [1].
В статье «Техника художественной прозы» Замятин писал, что обращение к исключительному богатству народного искусства характерно для русской литературы, и называл в связи с этим имена Н.С. Лескова («который пользовался источниками церковнославянскими, с одной стороны, и фольклором, провинциализмами в хорошем смысле этого слова — с другой стороны»), П.Н. Мельникова-Печерского, Л.Н. Толстого и А.П. Чехова, М. Горького и A.M. Ремизова. Очевидно, что древнерусская литература представляет интересный материал для писателей начала XX века, одних привлекая структурой, других - содержанием. Авторы обратились к прошлому, чувствуя, по мнению Замятина, что рабочий материал — слово -утрачивает силу, что необходимо взять часть древних сокровищ из тайников языка и влить их в литературу.
К примеру, М.А. Волошин пересказал житийные истории старообрядцев Аввакума и Епифания, с точностью констатируя и художественно переосмысливая факты их биографий («Протопоп Аввакум» (1918), «Сказание об иноке Епифании» (1929). Оригинально к интерпретации памятников древнерусской литературы подошел A.M. Ремизов. К его реконструкции народного мифа следует отнести книги «Посолонь» (1907) и «Лимонарь» (1907). Основной задачей писателя становится не пересказ, а именно воссоздание «когда-то действительно совершившегося события». Это позиция самого писателя, обосновывается A.M. Грачевой: «В своих пересказах средневековых повестей Ремизов как бы восстанавливал метод работы древнего книжника» [3].
А.И. Куприн в статье «Фольклор и литература» (1927) писал: «Гете взял основу своего величайшего произведения из народного эпоса. Пушкин с усердием и любовью разрабатывал крестьянские сказки и народный лубок. Скептический Анатоль Франс и суровый, доныне мало оцененный Лесков терпеливо вникали в «Жития святых», где так много мотивов, звучащих строем полуязыческих веков. В наши дни многие взыскательные и тонкие художники слова отворачиваются от наскучивших трафаретов, к которым неизбежно пришла бесчисленная современная литература, и устремляют свое вдохновение к нетленным образам прошлого...» [4].
Е.И. Замятин создает иллюзию древнего текста, буквально воспроизводит жанр жития в цикле «Чудеса», включающем близкие по стилю изображения «О святом грехе Зеницы-девы. Слово похвальное» и «О том, как исцелен был инок Еразм». Для прочтения последнего многое дает его сравнение с повестью И.С. Шмелева «Неупиваемая чаша» (1918) -житийной историей о трагической любви крепостного иконописца к молодой барыне. Рассмотрение двух произведений показывает, насколько разными могут быть подход, цели и средства при разработке близкой проблематики.
Авторы, прикоснувшись к традициям русской христианской культуры, по-своему раскрыли их в собственных произведениях, каждое из которых оригинально по форме и стилю изображения. Схожими являются тема (судьба художника и его творения), а также обращение к жанру, форме, языку древней литературы, духовным нравственным составляющим русской культуры. Основное отличие в том, что повесть Шмелева реалистично рассказывает о событиях, имеет хронотоп, а рассказ Замятина представляется языковым экспериментом воссоздания древнего жанра.
В произведениях, о которых мы говорим, рассказаны истории жизни двух иконописцев, следующих по предначертанному пути, на котором -испытания, предзнаменования, соблазны. Еразма, обещанного Памве еще до рождения, мать привела в монастырь, как только он научился «петь хвалу зародившему его и зарождающему тьмы» (т. 1, с. 575). Храм оказывается местом, где может реализоваться дар художника. Илья бежал от развратного барина и в храме нашел утешение: «Лежало сердце ... к монастырской жизни: тишина манила» [5]. Перед Еразмом предстал покой и умиротворение: «белые плиты перед храмом были усыпаны весенними благоуханными травами, и венками были увенчаны кресты» (т. 1, с. 576), только бесы мешают видеть прекрасное, искушают отрока. Для Ильи же все окружающее, безгрешное и чистое, «святым гляделось»: барин стоял на пруду в китайском халате - «так и сиял, как икона»; Сонька Лупоглазая в белом одеянии, «как отроковица на иконе в монастыре с голубками» (с. 592). Житийное повествование в обоих случаях отличается особой авторской позицией в вопросах, связанных с религией, что отразилось в использовании библейских образов и мотивов, функционирующих в русском фольклоре. Народность как ведущий принцип изображения художественного пространства, в полный голос звучавшая в «Запечатленном ангеле» (1872) Н.С. Лескова, определяет тональность рассказа Замятина и повести Шмелева.
