Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Интертертекстовая деривация антропонимов в творчестве Н. С. Лескова как когнитивный процесс 13
1.1. Место антропонимов в идиостилеН. С. Лескова 13
1.2. Интертекстовая деривация антропонимов: основные термины и понятия 16
1.3. Имя собственное в интертекстематике: прецедентные и интертекстовые антропонимы 23
1.3.1. Сопроводители и актуализаторы интертекстовых антропонимов 29
1.3.2. Интертекстовые антропонимы как именные аллюзии 35
1.4. Когнитивный потенциал антропонимов в текстах Н. С. Лескова 37
1.4.1. Когнитивная структура имени собственного 37
1.4.2. Когнитивная функция интертекстовых антропонимов 42
1.4.3. Интертекстовые антропонимы как знаки концептов исходных текстов 46
Выводы по главе 1 50
Глава 2. Типология и функции интертекстовых включений с ономастическим компонентом 53
2.1. Типология интертекстовых включений с ономастическим компонентом 53
2.2. Структурные типы интертекстовых антропонимических единиц у Н. С.Лескова 58
2.2.1. Морфологическая деривация: множественное число антропонимов 58
2.2.2. Структурирование интертекстовой антропонимической единицы в виде сравнения 66
2.2.3. Метафорическая трансформация интертекстового антропонима 75
2.2.4. Лексико-семантическая и словообразовательная трансонимизация 78
2.2.5. Словообразовательные аспекты структурирования интертекстовых антропонимов 82
2.2.5.1. Отономастические интертекстовые дериваты 82
2.2.5.2. Окказиональное словообразование фамилий на базе устойчивых латинских выражений 89
2.3. Интертекстовая деривация антропонимов как средство языковой игры 94
Выводы по главе 2 106
Глава 3. Концептуализация антропонимов в художественных текстах Н. С. Лескова 109
3.1. Антропонимы и их семантика в тексте-реципиенте 109
3.2. Экспликация вершинного концепта культуры «человек» в творчестве Н. С. Лескова 115
3.3. Антропонимы как средства экспликации индивидуально-авторского концепта 133
3.3.1. Имя-заглавие как «национально-мифологический» концепт («Несмертельный Голован») 133
3.3.2. Имя персонажа как текстовый концепт («Павлин») 142
3.4. Культурогенные возможности личного имени как особого языкового знака («Соборяне») 151
Выводы по главе 3 155
Заключение 158
Источники 161
Использованная литература 161
Справочные издания 187
Приложение 192
- Интертекстовая деривация антропонимов: основные термины и понятия
- Типология интертекстовых включений с ономастическим компонентом
- Интертекстовая деривация антропонимов как средство языковой игры
- Культурогенные возможности личного имени как особого языкового знака («Соборяне»)
Введение к работе
Реферируемая диссертация посвящена анализу интертекстовой деривации как когнитивного процесса, а также концептуализации антропонимов в творчестве Н. С. Лескова. В рамках обозначенной темы соединяются вопросы когнитивной лингвистики, теории интертекста, дериватологии и литературной ономастики.
Имена собственные в художественном тексте являются объектом изучения стилистики и лингв опоэтики, литературной ономастики (И. Б. Воронова), поэтической ономастики (В. М. Калинкин). Методы изучения литературных онимов разрабатываются на материале отдельных прозаических (Н. В. Алейникова, М. С. Альтман, М. В. Горбаневский, В. Б. Дорогая), драматургических (Л. И. Андреева) и поэтических произведений (Н. Е. Камовникова, Ю. Б. Мартыненко, О. Г. Ревзина, С. Н. Смольников, Л. Г. Яцкевич). Общие теоретические вопросы изучения имен собственных решаются в трудах В. Н. Михайлова, Ю. А. Карпенко, О. И. Фоняковой. Рассматриваются ассоциативные связи литературного онима (А. А. Фомин, Т. А. Гридина), изучаются особенности использования системы имен и названий в произведениях писателей и поэтов XX века (Г. Ф. Ковалев). На основе лингвокультурологического и герменевтического анализа имени в ряде произведений русской литературы сделаны выводы о концептуальном наполнении литературного антропонима (А. Б. Пеньковский), поставлена проблема культурной истории имени (Е. В Душечкина). Исследовано положение ономастической системы в языке и описано отражение ее свойств в художественной речи (В. И. Супрун). Решается вопрос о наличии / отсутствии и характере лексического значения собственных имен (М. Э. Рут, Е. Л. Березович), разрабатывается типология интертекстовых ономастических структур (К. П. Сидоренко), сложилась ономастическая терминология (Н. В. Подольская). К нерешенным проблемам относится вопрос о соотношении границ ономастической и апеллятивной лексики в рамках художественного произведения, состав собственно литературных имен, их семантика и функции в индивидуально-авторской речи.
По мнению ряда исследователей (В. М. Калинкин, А. А. Фомин), изучение имен собственных в когнитивном аспекте в полной мере соответствует повороту современной лингвистики от изучения статической языковой системы к исследованию «языка в его действии». В результате такого поворота появились новые лингвистические дисциплины - когнитивная лингвистика, теория интертекста, лингвистика текста и поэтика - те науки, с которыми должна взаимодействовать литературная ономастика при решении задач, поставленных перед нею современной лингвистикой. На современном этапе развития лингвистики центральное понятие литературной ономастики -понятие литературного антропонима, должно быть рассмотрено в динамическом аспекте, с точки зрения межтекстовых и внутритекстовых связей. В когнитивной парадигме актуальными оказываются следующие направления в изучении литературных антропонимов:
Литературные антропонимы выступают как ономастические единицы цитатного характера, актуализирующие связи с предшествующим текстом или группой текстов, а также указывающие на включенность текста в культурный диалог, за счет чего происходит расширение пространственных границ текста.
В рамках когнитивной парадигмы литературный антропоним рассматривается как способ хранения и структурирования знаний о мире, культурной памяти народа, поскольку этнокультурное содержание имени формируется на базе культурных концептов, отражающих концептуальную картину мира народа.
Литературный антропоним может быть сближен с абстрактными именами, репрезентирующими и замещающими в сознании человека определенный осмысленный им фрагмент действительности.
Литературный антропоним может быть изучен в его проекции на личность автора и его ментальную модель действительности, которая находит реализацию в художественном мире произведения. Литературный антропоним может быть также спроецирован на личность читателя и его ментальную модель произведения, которая является творческим индивидуальным переосмыслением художественного мира текста. Для писателя и читателя речь будет идти о разной степени смысловой наполненности одного и того же имени собственного.
Актуальность работы определяется ее включенностью в круг современных исследований в рамках антропоцентрической парадигмы на стыке когнитивной лингвистики, литературной ономастики и теории интертекста. В настоящее время накоплен значительный материал как по общим вопросам литературной ономастики (специфика литературных онимов, их функции в художественном тексте, взаимодействие с другими единицами текста и тропами, приемы и способы выражения именами разнообразных смыслов и т. д.), так и по конкретным авторам. Однако собранный и изученный материал представлен неравномерно. Это становится очевидным при сопоставлении работ по ономастике, посвященных авторам, относящимся к одному хронологическому периоду: немало работ по собственным именам в произведениях Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого, А. П. Чехова, М. Горького, тогда как проза Лескова изучена в этом отношении гораздо хуже. Заполнение таких лакун - одна из первостепенных задач литературной ономастики.
Объектом анализа послужили репрезентируемые в творчестве Лескова антропонимические единицы в когнитивном и деривационном аспекте.
Предметом данной работы являются деривационные возможности антропонимов различной степени известности в динамике межтекстовых связей, а также концептуализация антропонимов в художественных текстах Лескова.
Богатый материал для рассмотрения актуальных проблем семантики и текстового функционирования антропонимов представляют тексты Лескова, включающие антропонимы различного происхождения: имена литературных и библейских персонажей, исторических личностей, современников писателя. В работе были проанализированы антропонимы, соответствующие следующим
классификационным характеристикам: степень известности антропонимов, участвующих в интертекстовой деривации; типы текстов-источников (деривационных баз), с которыми связаны антропонимы в тексте-реципиенте (генетический аспект), а также значимость этих единиц в формировании индивидуальной концептосферы писателя. В результате такого отбора была создана картотека антропонимов (около 300 антропоединиц), которая и послужила материалом исследования.
Цель настоящего исследования заключается в описании механизма интертекстовой деривации антропонимов как когнитивного процесса и концептуализации антропонимов, что позволит решить проблему семантики имени собственного в когнитивном аспекте.
Достижение поставленной выше цели связано с решением следующих конкретных задач:
уточнить основные терминологические понятия: мотивирующая база, деривационная база, интертекстовый антропоним, интертекстовая деривация;
описать типологию интертекстовых включений с ономастическим компонентом;
охарактеризовать концептуальные возможности антропонимов в художественном тексте, их роль в формировании ассоциативно-семантических полей;
реконструировать отдельные фрагменты концептуальной картины мира писателя, вербализованные при помощи имени собственного;
описать функционирование антропонимов в текстах Лескова с учетом того, что трансформация, деривация, ассоциативность, инвариантность являются условием включения антропонима в новый текст;
рассмотреть антропонимы с точки зрения интертекстематики, что позволит решить проблему семантики имени собственного в когнитивном, а не в традиционно лексикологическом ключе;
определить основные критерии отбора и систематизации антропонимической лексики в творчестве Лескова.
Научная новизна диссертационного исследования связана, прежде всего, с предлагаемым интертекстовым подходом к изучению антропонимической лексики в художественных, публицистических и эпистолярных текстах Лескова. Впервые интертекстовость рассматривается как один из аспектов деривации антропонимов; представлены основные структурные типы интертекстовых антропонимических единиц, а также описаны способы вербализации концептов на материале антропонимов.
В теоретическом плане научная новизна исследования связана с введением и обоснованием понятий интертекстовый антропоним, актуализаторы и сопроводители антропонимов, мотивирующая и деривационная базы, концептуализация антропонимов в художественном тексте.
Теоретическая значимость исследования состоит в уточнении и расширении содержания термина прецедентный феномен; в построении
типологии интертекстовых включений с ономастическим компонентом; в исследовании роли личных имен в качестве основы для изучения национально-культурных и текстовых концептов в художественном тексте. Теоретическая значимость работы определяется также выявлением лингвистических подходов к анализу антропонимов в публицистических, художественных и эпистолярных произведениях Лескова с учетом специфики их когнитивного потенциала и интертекстовых связей.
Динамический аспект изучения антропонимического материала прорабатывался с учетом общих и частных положений мотивологии (Н. Д. Голев, М. Э. Рут, Ю. А. Гвоздарев) и семасиологии (Ю. Н. Караулов, М. В. Никитин, 3. Д. Попова, И. А. Стернин). Основой для теоретического осмысления ономастического материала послужили работы Б. О. Унбегауна, Н. И. Толстого, С. М. Толстой, В. Д. Бондалетова, Д. Б. Гудкова, Н. В. Подольской, Ю. А. Карпенко, Е. С. Отина, А. В. Суперанской.
Практическая значимость исследования состоит в том, что полученные результаты могут быть использованы при разработке вузовских программ по литературной ономастике, стилистике, лингвистическому анализу текста, при разработке спецкурсов и спецсеминаров, посвященных вопросам изучения языковой личности, концептосферы русского языка, слова в художественном тексте. Материалы исследования могут быть использованы в лексикографической практике (при составлении словаря языка Лескова, словаря крылатых выражений, словаря личных имен). Практическая значимость связана и с материалом, впервые введенным в научный обиход: готовится к переизданию собрание сочинений Лескова, которое, безусловно, требует работы над составлением подробных комментариев к текстам писателя.
Методы и приемы исследования. Ведущий метод исследования -описательный с использованием таких приемов, как контекстный и компонентный (на основе словарных дефиниций), лингвокогнитивный анализ антропонимов на базе данных толковых, фразеологических, антропонимических и лингвокультурологических словарей. В диссертационном исследовании применялись частные методы словообразовательного анализа, а также элементы метода концептуального анализа.
На защиту выносятся следующие положения:
Интертекстовые антропонимы - это мотивированные претекстом антропонимические единицы, порождающие дополнительные смыслы в результате взаимодействия с другими элементами текста-реципиента, а также обладающие когнитивным потенциалом, который не всегда осознается современным читателем. Понятие интертекстовый антропоним шире, чем прецедентный, поскольку последний является лишь частным проявлением интертекстуальности вообще: интертекстовые антропонимы не всегда включаются в когнитивную базу усредненной языковой личности, то есть в силу определенных социальных и культурных изменений данные единицы не всегда осознаются средним носителем языка как прецедентные.
Произведения Лескова представляют собой семиологически многомерный текст, то есть совокупность текстов, вбирающих в себя элементы
иных текстов (вербальных и невербальных), эксплицированных в виде «точечных» цитат (личные имена исторических, библейских и литературных персонажей), а также интертекстовых включений с ономастическим компонентом. Интертекстовые связи дополняются интермедиальными. В данной работе под интермедиальными связями понимается связь текстов с произведениями других родов искусств, прежде всего, живописи и музыки, актуализированных в тексте и значимых для его построения. В результате интертекстовые антропонимы отсылают как к вербальным текстам (литературные произведения, тексты песен), так и к вербализованным (произведения живописи, скульптуры, музыки, архитектуры).
Отношения между претекстом и текстом-реципиентом аналогичны деривационным типам отношений, существующим между языковыми единицами. В связи с этим процесс интертекстовой деривации антропонимов можно описать при помощи терминов мотивирующая и деривационная база, принятых современной дериватологией и фразообразованием. Мотивирующей базой интертекстового включения является содержательная структура исходного текста, то есть любая ситуация, образ, феномен; деривационной базой - языковой материал («точечные» цитаты, интертекстовые включения с ономастическим компонентом). Интертекстовые антропонимы, участвующие в процессе интертекстовой деривации, рассматриваются с учетом вопросов деривации, трансформирования, парадигматики, синтагматики, ассоциативности и инвариантности.
Когнитивные компоненты в семантике антропонима представляют собой способ хранения информации (языковой и внеязыковой, универсальной и этнокультурной) и оперирования ею. Элементы когнитивной структуры имени собственного - дифференциальные признаки и атрибуты имени - могут выступать как лексические актуализаторы интертекстовости и входить в состав интертекстовой антропонимической единицы. В качестве актуализаторов, поддерживающих связь двух текстовых образований, рассматриваются графические (кавычки, курсив), словообразовательные и лексические (оговорки, прямые ссылки) средства. Выделяются также лексические сопроводители интертекстовых антропонимов - это знаки перехода антропонима из одного когнитивного пространства в другое; сопроводители вносят дополнительные смысловые компоненты в семантику интертекстового антропонима.
Интертекстовые антропонимы являются особой структурой представления / хранения знаний о мире, а апеллятивы (судьба, история, рассказ и т. д.) - языковым средством актуализации подобных знаний, в результате чего становится возможным воссоздать отдельное событие или ситуацию только путем указания на это событие при помощи имени собственного.
Антропонимы выступают вербализаторами ведущего концепта культуры «человек», формирующего индивидуальную концептосферу Лескова-писателя. В рамках одного текста интертекстовые антропонимы
квалифицируются как средство концептуализации антропонимов, не обладающих статусом интертекстовых единиц.
Апробация работы. Основные положения и результаты исследования были представлены в докладах на Всероссийской межвузовской научно-технической конференции студентов и аспирантов «XXXIII неделя науки СПбГПУ» (29 ноября - 4 декабря 2004 г.); на X международной научно-практической конференции «Лингвистический и методический аспекты оптимизации обучения русскому языку в Вузе» (4 февраля 2005 г.); на Международной научной конференции «Современные проблемы межкультурных коммуникаций» (16 марта 2005); на X юбилейной международной научной конференции «Пушкинские чтения - 2005» (6 июня 2005 г.), в РГПУ им А. И. Герцена на «Герценовских чтениях - 2006»; на Всероссийских научных конференциях «Слово. Словарь. Словесность: социокультурные координаты» (к 110-летию со дня рождения Н. П. Гринковой)» (15-17 ноября 2005 г.), «Слово. Словарь. Словесность: из прошлого в будущее (к 225-летию А. X. Востокова)» (15-17 ноября 2006 г.).
По теме диссертации опубликовано 7 работ.
Структура диссертации. Диссертация общим объемом 197 страниц состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованной литературы (254 наименования), справочных изданий (45 наименований) и приложения, включающего указатель антропонимов, вошедших в текст диссертации.
Интертекстовая деривация антропонимов: основные термины и понятия
Изучение антропонимической лексики в творчестве Лескова связано в первую очередь с современной теорией интертекста: центральное понятие литературной ономастики - понятие литературного онима (поэтонима) -рассматривается «с точки зрения его языковой природы и статуса в тексте, а также внутритекстовых и интертекстовых связей» [Фомин 2004: 119]. Понятие интертекстуальность, возникшее под влиянием идей М. М. Бахтина, впервые было употреблено Ю. Кристевой, которая понимала под этим явлением некую интеракцию, происходящую внутри отдельного текста. В современной лингвистике под интертекстом понимается использование компонента содержательной структуры одного текста в процессе текстопорождения и создания нового текста (в широком понимании). Теория интертекстуальности позволяет посмотреть на природу текста в общекультурной текстовой среде, поскольку «интертекстуальность - это слагаемое широкого родового понятия, так сказать, интер ... альности, имеющего в виду, что смысл художественного произведения полностью или частично формируется посредством ссылки на иной текст, который отыскивается в творчестве того же автора, в смежном искусстве, в смежном дискурсе или в предшествующей литературе» [Смирнов 1995: 11]. При таком подходе происходит совмещение текста и культуры, поскольку текст включает в себя опыт предшествующей и сосуществующей с ним культуры. Это онтологическое свойство любого текста Ю. М. Лотман определил следующим образом: «Культура в целом может рассматриваться как текст. Однако исключительно важно подчеркнуть, что это - сложно устроенный текст, распадающийся на иерархию "текстов в текстах"» [Лотман 2000:72]. «Текст» необходимо рассматривать как единообразно организованное смысловое пространство, дополняющееся «ссылкой на вторжение разнообразных "случайных" элементов из других текстов» [Лотман 2000: 72]; «хранящее многообразные коды, способные трансформировать получаемые сообщения и порождать новые» [Лотман 1997: 205].
Тексты, которые хранят и передают информацию, выполняют три основные функции: передачи сообщения, генерации новых смыслов и конденсации культурной памяти.
Важнейшими для теории интертекста понятиями являются интертекстовая динамика,интертекстовая деривация.
Под интертекстовой динамикой в исследованиях К. П. Сидоренко понимается аспект рассмотрения интертекстового (цитатного) материала с учетом того, что изменяемость (инвариантность, деривация, парадигматика и синтагматика, ассоциативность, текстопорождение) является «условием существования интертекстового материала как интертекстовой структуры, то есть претекста и интекста, связанных оппозитивными отношениями через интертекстовый шаг» [Сидоренко 2001:295-296]. Изучение антропонимов в динамическом аспекте связано с классификацией текстов на текст-источник, или претекст (первичный текст) и вторичный текст -текст, включающий антропоним в качестве единицы номинации, В свою очередь интертекстовая статика предполагает «рассмотрение интертекстового (цитатного) материала как индекса (антологии) "канонических" единиц» [Сидоренко 1999: 13]. В интертекстематике для описания процесса интертекстовой динамики вводится понятие интертекстового шага по аналогии с деривационным шагом. Интертекстовый шаг - «актуализация интертекстемы (интертекстем), компонента содержательной структуры исходного текста (претекста); реализация претекста как интекста» [Сидоренко 1999: 12]. Изучение антропонимов у Лескова в аспекте интертекстовой динамики позволит в дальнейшем разработать эффективные приемы выявления и описания интертекстовых функций антропонимов в когнитивном аспекте, а также модификаций антропонимов в результате их перехода из претекста в новый текст.
Интертекстовая деривация антропонимов рассматривается в когнитивном аспекте, что связано с антропоцентрическим пониманием слова и его значения. Выходя за рамки языкового знания на уровень структур знания о мире (энциклопедическое знание), мы можем трактовать антропоним как когнитивный компонент, фрагмент целостной системы знаний о мире. Когнитивный подход к вербальному знаку соотносит антропоним с компонентом сознания. Механизм интертекстовой деривации антропонима имеет когнитивно-ментальную природу и связан «со свойствами языкового знака, всех его компонентов, механизмами мысли и речи, структурой сознания» [Бутакова 2003:24], то есть с когнитивным потенциалом антропонима. Важно, что «"запускает" этот механизм сознание говорящего», «в его действии как раз и реализуется когнитивный потенциал самого вербального знака, определенного текста, где знак впервые появился, когнитивный потенциал текстов, в которых языковая единица неоднократно функционировала» [Там же: 24]. Под когнитивным потенциалом знака понимается «возможность слова быть компонентом и средством означивания когнитивных структур разной степени сложности» [Там же: 25].
В данной работе разводятся термины лексическая деривация антропонимов, в их проекции на языковую систему, и интертекстовая деривация, при которой антропонимы рассматриваются с точки зрения межтекстовых связей в процессе их вхождения в новый текст, то есть в динамическом аспекте. Интертекстовая деривация может быть рассмотрена по аналогии с лексической деривацией языковых единиц. Лингвистический термин деривация традиционно относится к синхронному способу словообразования, когда между исходным лексико-семантическим вариантом и другим словом с новым значением сохраняется семантическая мотивирующая связь. Терминологически строгим и одновременно исчерпывающим представляется определение деривации, предложенное Е. С. Кубряковой, согласно которому деривация понимается как «процесс образования или результат образования в языке любого вторичного знака, то есть знака, который может быть объяснен с помощью единицы, принятой за исходную, или выведен из нее путем применения определенных правил» [Кубрякова 1977:64]. Словообразование же определяется как система «средств, единиц, связей и т. д.» [Там же: 223], служащая процессам номинации и ими обусловленная, как «область моделирования особых единиц номинации - производных» [Там же: 224].
Если сравнить взаимодействие между исходным и вторичным текстом с типами отношений, существующими между языковыми единицами, то «оно соответствует деривационным отношениям, понимаемым, как отношения между исходным и производным знаками» [Кузьмина 2004: 26]. В таком случае «интертекстуальность может быть интерпретирована как "деривационная история" текста» [Там же: 26]. В современной лингвистике под интертекстом понимается «совокупность инвариантных признаков, выделение которых позволяет установить отношения деривационной общности между двумя и более текстами» [Сидоренко 2006: 145]. В связи с этим в интертекстематике появился термин интертекстовая деривация. М. А. Фокина рассматривает интертекстовую деривацию (в ее статье используется термин интертекстуальная деривация) как трансформацию устойчивых оборотов, крылатых выражений «в результате текстовых модификаций» [Фокина 2004: 315], на базе которых образуются собственно авторские фразеологизмы. В диссертации Е. В. Кузьмицкой интертекстовая деривация рассматривается как «процесс образования интертекстовых единиц, сопровождающийся семантическими и формальными трансформациями в результате их "движения" из претекста в новый текст» [Кузьмицкая 2006: 11].
Типология интертекстовых включений с ономастическим компонентом
В интертекстематике имя собственное может быть рассмотрено как в деривационном, так и в функциональном аспекте, поскольку «оно проявляет устойчивую тенденцию к порождению высказывания, структурированию его при помощи цитатной единицы и ее трансформаций» [Сидоренко 2001а: 296].
Интертекстовый подход к культурно значимым именам предполагает анализ антропонимов, восходящих к различным источникам, в том числе и малоизвестным, и оценивает их, прежде всего, как единицы текста.
Обобщение всех случаев интертекстуальности с ономастическим компонентом в творчестве Лескова позволяет выделить основные типы реализации подобных интертекстовых включений: в цитатном контексте и вне контекста. Вслед за О. И. Фоняковой [Фонякова 2001:36-37] мы различаем следующие типы интертекстовых включений с ономастическим компонентом:
Тип I. «Реминисценции и аллюзии в ономастической форме» [Фонякова 2001: 37] (имя как знак известного текста, ситуации или как мотив).
1. Имя героя / персонажа какого-либо прецедентного текста:
О погоне нечего было и думать. Положение Руслана, стремившегося отнять похищенную у него Людмилу, было не затруднительнее положения, в котором нашли себя развязанные крестьянами Байцуровы (Старые годы в селе Плодомасове).
Антропонимы Руслан и Людмила указывают на известную ситуацию, описанную в претексте: похищение невесты.
2. Название известного произведения с ономастическим компонентом в составе названия. Интертекстовый антропоним входит в состав словосочетания (сверхсловная единица образует интертекстовую единицу с ономастическим компонентом в составе), причем функциональную и смысловую нагрузку несет все словосочетание:
Но речь Аскоченского идет из иного настроения: его кандидат епископства, человек смелого ума и откровенной прямой натуры, напоминает «Племянника г-на Рамо» (Печерские антики). «Племянника г-на Рамо», то есть героя повести Д. Дидро «Племянник Рамо»;
Когда в Орле была впервые прочтена «Крошка Дорит», то многие говорили, что старый отец маленькой Дорит, живущий в тюрьме и там лицемерствующий, точно будто списан Диккенсом с орловского острожного патриарха — Красовского (Загадочное происшествие в сумасшедшем доме).
В последних примерах мы имеем дело с «цитацией заглавия, что составляет особый пример паратекстуальной цитации» [Фатеева 2007: 123].
3. Имя писателя, ученого как автора известного произведения:
Уважение и несостоятельность самой достичь его под искушением сумеречного дьявола... Это мог бы изобразить только один Эдгар По (статья «Пагубники»);
Но если его ничто не раздражало, то он был тих и или ходил задумчиво, или сидел потупя взор, как Абадонна, и читал Губера (Инженеры-бессребреники).
Тип II. Цитирование прецедентного текста с ономастическим компонентом.
1. Цитирование отрывков прецедентного текста с указанием автора:
...сам же правитель ненавидел александрийского патриарха, который был очень умный и ловкий человек, имел в столице могущественных друзей и крепко удерживал их расположение посредством таких александрийских пурпуровых ковров, о которых еще Феокрит писал, что они «нежнее сна и легче пуха» (Гора); Исмайлов является в таком ужасном положении, что с одной стороны его ждут сети дамы, к которой можно применить стих Байрона: Весталка по пояс, а с пояса Кентавр... (Синодальный философ);
- Да уж за это, — говорю, - будьте покойны, - и привел ему шутя слова Тургенева, что «нашей русской сути из нас ничем не выкуришь» (Колыванский муж).
Лесков называет точные источники заимствования - Феокрит, Байрон, Тургенев, Пушкин. «Весталка по пояс, а с пояса Кентавр» - цитата из сатиры Байрона «По стопам Горация» (1811). Актуализация интертекстовости основана в данных примерах на прямой отсылке к автору.
Сохранение имени автора в той или иной форме, «относится к одному из приемов актуализации инотекстовой сотнесенности» [Сидоренко 1999: 28]. Так, в рассказе «Зимний день» указание имени автора используется как один из приемов актуализации интертекстовости наряду с кавычками и интертекстовыми включениями с ономастическим компонентом: «Катков умер». Вы это сказали так, как будто хотели сказать: «Умер великий Пан». — А вы на это «сверкнули», как Диана. Кажется, ведь это таку Тургенева? (Зимний день).
В приведенном выше примере элементы претекста, взятые в кавычки, структурируются в виде сравнительного оборота с интертекстовым антропонимом в сравнительной части: «сверкнули», как Диана. Деривационной базой интертекстовых включений («умер великий Пан»; «сверкнули», как Диана) выступает произведение И. С. Тургенева «Нимфы», входящее в цикл «Стихотворений в прозе»: «...смех, сверкающий олимпийский смех бежит и катится вместе с ними... Впереди несется богиня. Она выше и прекраснее всех, — колчан за плечами, в руках лук, на поднятых кудрях серебристый серп луны... Диана - это ты?»
2. Цитирование фрагмента исходного текста с указанием персонажа, которому принадлежит данная цитата (текстовая паспортизация):
Характер у Ильи Макаровича был необыкновенно живой и непостоянный; легкость в мыслях, как говорил Хлестаков, необыкновенная; ко всему этому скорость, сердечность и доброта безграничная (Обойденные, ч. 2, гл. 1);
- А я тебе могу ведь, как Татьяна, сказать, что «прежде лучше я была и вас, Онегин, я любила» (На ножах, ч. 1, гл. 9); Он, подобно Дон-Жуану, мог похвалиться, что не только не оскорблял молодые существа грубостию, но даже «никогда не обольщал с холодностью бесстрастной» (Старинные психопаты); «Это и наука-то совсем не дворянская, на то извощики есть», — говорила доброй памяти г-жа Простакова о географии (О русском расселении и Политико-экономическом комитете).
В новом тексте может произойти трансформация интертекстовых включений: лексические замены, сокращение, изменение категории лица, порядка слов: О, он неимоверно нравится Данке. Она чувствует, что этот «он» есть тот он, которому она, как Пушкина Татьяна, могла б сказать: Ты в сновиденьях мне являлся; / Незримый, мне ты был уж мил, / Твой чудный взор меня томил; / В душе твой голос раздавался! (Божедомы. Повесть лет временных, ч.З, гл.З); Пусть беседуют теперь на том свете с Пушкиным и целуют его ручку за Таню, которая раз «другому отдана и будет век ему верна» (Загадочный человек).
Лесков приводит неточную цитату из «Евгения Онегина»: «Ты в сновиденьях мне являлся, / Незримый ты мне был уж мил, / Твой чудный взгляд меня томил, / В душе твой голос раздавался» (А. С. Пушкин «Евгений Онегин»).
3. Контаминация имени и цитаты:
...как надлежало для довершения глупости, у нее был управитель — весьма гадкий поляк Винцентий, ( Иуда, раб и льстец", и этого она не боялась, а даже была в его руках (Фрагменты незавершенного романа о «Человеке без направления»);
Словом, это был превосходный и редкий человек, которого при жизни его называли «праведником» и «Нафанаилом, в нем же лести несть»\ (Пресыщение знатностью).
В первом примере выражение «Иуда, раб и льстец» представляет результат интертекстовой деривации, в результате которой происходит контаминация имени евангельского персонажа (Иуда) и цитаты «раб и льстец» из стихотворения Пушкина «Друзьям». Второй пример представляет контаминацию имени и фрагмента претекста из Священного Писания: «Иисус, увидев идущего к нему Нафанаила, говорит о нем: вот подлинно Израильтянин, в котором нет лукавства» (Евангелие от Иоанна 1:47).
Интертекстовая деривация антропонимов как средство языковой игры
По замечанию академика А. С. Орлова, Лесков «больше чем кто-либо из русских писателей XIX века оставил следов стилистической игры со свойствами русского языка» [Орлов 1948: 153]. В текстах с языковой игрой так называемые интертекстовые знаки - «цитаты, аллюзии, реминисценции, традиционные поэтические формулы - являются наиболее продуктивным приемом создания оттенков юмора, сатиры, иронии» [Кузнецова 2003: 406]. «Юмор и ирония - неотъемлемая часть картины мира любой нации, и их своеобразие в немалой степени обусловливает специфику мировоззрения различных народов» [Там же: 406].
Под языковой игрой исследователи (Т. А. Гридина, В. 3. Санников) понимают нестандартное (творческое) использование языковых средств, отступление от нормы, причем четко осознаваемое и намеренно допускаемое говорящим (пишущим). Творческое начало языковой игры заключается в поиске приемов выведения знака из типового (системно-обусловленного) контекста его употребления, восприятия и конструирования. Таким образом, в основе любой языковой игры лежит стремление говорящего достичь определенного эффекта эстетического воздействия (чаще всего комического) путем нарушения канона восприятия языковых единиц.
В. 3. Санников выделяет несколько функций языковой игры:
1) разрушающая сила смеха, дискредитация описываемого персонажа;
2) там, где дискредитация конкретного описываемого лица (или объекта) не является основной задачей шутки, на первый план выступают другие функции языковой игры. Об одной из функций языковой игры «хорошо сказал Н. И. Хмельницкий в "Невском альманахе" за 1840 г. ... : "напав на какое-нибудь слово, играю им, как мячиком... Поверьте, если бы почаще играли таким мячиком, то скорее бы приучились владеть языком, который не довольно еще гибок для языка разговорного"» [Санников 1999: 26];
3) языкотворческая, поскольку языковая игра - один из путей обогащения языка;
4) стремление развлечь себя и собеседника (читателя).
Разновидностью языковой игры является ономастическая игра, «в основе которой лежит способность говорящих к актуализации ассоциативного потенциала имен собственных с целью создания особого мотивационного контекста его восприятия» [Гридина 2001: 234]. В данном контексте имя собственное осмысляется «как элемент игрового ассоциативного поля» [Там же: 234], зависимый от того или иного вида устанавливаемой деривационно-мотивационнои связи ассоциантов, в результате чего оним получает различную интерпретацию. Наибольший интерес в процессе ономастической игры представляют антропонимы, поскольку из всех разрядов имен собственных они наиболее «антропологичны» и связаны с потенциальными характеристиками носителей данного имени.
В текстах Лескова интертекстовая деривация выступает как один из источников ономастической игры. В процессе интертекстовой деривации происходит семантическая и формальная трансформация антропонимов и как следствие этой трансформации появление в структуре текста-реципиента новой интертекстовой единицы.
При изучении текстов Лескова с различными оттенками юмора и иронии необходимо в первую очередь определить основные средства семантической и формальной трансформации антропонимов в процессе интертекстовой деривации. К таким средствам могут быть отнесены: 1) этимологическая игра иноязычных слов; 2) парафразирование антропонимов и идиом; 3) фонетические изменения имени, актуализация внутренней формы; 4) искажение имени в духе народной этимологии; 5) словообразование, семантическая деривация и т. д.
Для адекватного понимания большинства художественных, публицистических, а также эпистолярных текстов Лескова, необходимы определенные фоновые знания, носившие для современников Лескова политический, а для нас исторический характер, поскольку имя в тексте-реципиенте может отсылать не только к тексту, но и к какой-либо известной, скандальной ситуации того времени. Восприятие социально / культурно значимого имени может вызвать затруднения у читателя, поскольку его актуализация предполагает наличие определенного культурно-исторического опыта, что подразумевает обращение к фоновым знаниям, отсутствие которых может привести к непониманию авторских интенций. Приведем примеры:
Фаресов, усматривая в своей фамилии букву «ф», — вдруг пожелал скинуться «Фрейшицом» и сделал «волшебный выстрел». Прилагаю Вам при этом вырезку из Вашего письма с послесловием «Фрейшица»... (письмо Л. Н. Толстому 6 сентября 1891).
В данном случае ономастическая игра основана на этимологическом обыгрывании иноязычных слов. Этот пример можно рассматривать как случай совпадения в одном экспликаторе указаний на разные самостоятельные денотаты: «Фрейшиц» от немецкого слова Freischutze - вольный стрелок , партизан и «Фрейшиц» - название оперы К. Вебера. Имя Фаресова связано с политическим процессом, отсюда и появление выражения «волшебный выстрел», как намек на заговор, убийство. Имя выполняет аллюзивную функцию: указывает на известный исторический факт. Фаресов был осужден по революционному процессу 193-х, добился свидания с Лорис Меликовым и заявил о своем отказе от революционных убеждений молодости, после чего был амнистирован, дело его прекращено и ему было дано право жить в Петербурге.
В другом примере «обыгрывание» и «прояснение» внутренней формы фамилии реального исторического лица графа Клейнмихеля реализуется за счет сопоставления с антонимичной фамилией Гросмихель:
Всякая типическая разница характеров здесь совершенно сглаживалась и исчезала до того, что, по шутливому замечанию одного из современников, при государе «даже Гросмихель опасался походить на Клейнмихеля» (Борьба за преобладание).
Этимологическая игра немецких слов («Гросмихель» - большой Михаил, «Клейнмихель» - малый Михаил) метила в носителя немецкой фамилии графа Петра Андреевича Клейнмихеля (1793-1869) -главноуправляющего путями сообщения, члена Государственного совета, скомпрометировавшего себя служебными злоупотреблениями.
Парафразирование идиом как средство языковой игры неоднократно встречается в текстах Лескова. Парафраз состоит в изменении лексического состава какого-либо устойчивого выражения или текста, известного адресату, в результате чего происходит «тематическая переориентация исходной единицы на текст, в который эта единица вводится» [Москвин 2006: 207]. Лексическая замена не должна нарушать ритмико-синтаксическую структуру исходной фразы, поэтому наиболее удачными следует признать замены близкозвучным словом, например: ...он говорил по-французски: «шерше ля хам»... Истинно, - «шерше ля Хам»... И Хам был найден, — это был сам он... он даже потрепал при всех по лысине генерала и поэта Розенгейма и назвал гостей «дурашками»... (Неоцененные услуги);
Я знал, что это может удасться — но не знал: к кому обратиться и у кого искать совета. И тут-то вдруг пошло у меня мелькать в уме ашиновское присловье: «шерше ля Хам» (Неоцененные услуги); - Хам! Хам! явись мне, пожалуйста, в какой ты можешь оболочке, -и он явился. Его не послушали: барышня У ша кова предложила ему самому пойти и поучиться у кухонного мужика вежливости. Вот это самое сподручное «шерше ля Хам», но в столкновении с дамскою затеею выводить в полонезе высеченных болгар — кухонный мужик не поможет... (Неоцененные услуги).
Культурогенные возможности личного имени как особого языкового знака («Соборяне»)
Особую значимость имя собственное приобретает в языке «возможных миров», где оно может выступать в качестве знака, символа значимого для данной культуры текста, актуализирующего у адресата (читателя) все ассоциации, связанные с соответствующим текстом. Чем выше степень интертекстовости имени, тем более сложным оказывается функционирование данного языкового знака в художественном тексте. Осуществляя «память» культуры (Ю. М. Лотман), являясь знаками, символами текстов-первоисточников, такие ключевые имена культуры встречаются и в произведениях Лескова.
В хронике «Соборяне» интертекстовые имена выступают в качестве «знака» определенного культурного архетипа, прецедентного образа -стереотипное представление о реальном или вымышленном человеке, включающее совокупность характеристик по внешности, чертам характера, и традиции, с ним связанные. Говоря об архетипе имени {Каин, Ахилла), следует иметь в виду то содержание, которое стало универсальным и воспроизводимым в общемировой культурной традиции.
В «Соборянах» особого внимания заслуживают способы номинации одного из главных героев хроники - дьякона Ахиллы Десницына (Ахилла, Каин, уязвленный, Махмуд). Интертекстовый антропоним Махмуд выступает в «Соборянах» как сигнал интертекстовой переклички лесковского текста с текстом А. Н. Островского: «Я, може, на какого-нибудь там Франца-Венецыяна или Махмуда сдамся в одно лицо, вот тебе воцарюсь!» Посмеялся надо мной, посмеялся, да и отпустил. «Ступай, говорит, отец Махмуд, а вперед косушки-то счетом глотай» (Соборяне, ч. 4, гл. 6).
Упоминание имени Махмуда заставляет читателя вспомнить монолог странницы Феклуши про «неправедных салтанов» Макнута турецкого и Махнута персидского.
В значение интертекстового антропонима входят дополнительные коннотации, порождаемые литературными, мифологическими и культурными знаниями. Например, литературные коннотации библейского имени Каин связаны с поэмой Байрона:
«Вы еще знаете ли цену Каину-то? что такое, говорит, ваш Авель? Он больше ничего как маленький барашек, он низкопоклонный искатель, у него рабская натура, а Каин гордый деятель Вот, говорит, как его английский писатель Бирон изображает...» и вот вдруг чувствую, что хочу я быть Каином, да и шабаш. (Соборяне, ч. 1, гл. 3).
В роли актуализаторов интертекстовых связей библейского антропонима Каин выступает имя известного английского писателя Байрона, автора поэмы «Каин».
Можно выделить два способа употребления имен:
1. «Прямое, экстенсиональное, употребление» [Гудков 1999:34], то есть денотативное: «...мое имя крещеное и я священнослужитель» — дьякон Ахилла о своем имени. Прототип героя Лескова «также был дьяконом», речь идет о церковном подвижнике XIV века, «преподобном Ахилле, дьяконе Киевско-Печерском» [Гуминский 1983: 255].
2. «Косвенное, интенсиональное, употребление» имени [Гудков 1999: 35] в значении «злодей, убийца», «отверженный, проклятый всеми человек, скиталец» [Отин 2006: 203]:
...я только Каином быть не хочу, а то бы я его...; Ведь я там с ними в полку и действительно Каином сделаюсь; ... отец Протопоп ... гневным голосом крикнули: «Ступай спать, Каин неистовый»! Верите ли, я даже затрепетал весь от этого слова, что я «Каин», потому, представьте, что я только собирался в Каины... (Соборяне, ч. 1, гл. 3).
Интертекстовый антропоним в данном случае служит как для идентификации, так и для эмотивной характеризации героя. Подобная вторичная номинация, называя конкретное лицо, одновременно передает представление об определенном качестве, ярчайшем носителем которого выступает это лицо, отсылает к прецедентному образу.
Каин - «один из сыновей Адама и Евы - из зависти убил своего брата Авеля. В наказание Бог отметил его особым знаком, чтобы никто, встретив, не убил его, чтобы он был вечным скитальцем» [Словарь русской фразеологии 1998: 444].
Такая апелляция не к понятию, но к образу-символу является причиной того, что интертекстовый антропоним при интенсиональном употреблении не допускает интерпретирующего вопроса (что значит имя Каин?), но терпимо к каузативному (почему Ахилла называет себя Каином?). Если понятие можно описывать интерпретативно, то образ - нет; можно лишь пояснить, почему происходит отсылка к этому образу при характеризации текстового субъекта, почему автор дает такую оценку. В данном контексте антропоним Каин актуализирует характеристику внутреннего, душевного состояния героя (обида, жажда мести, убийство ближнего):
Я, знаете, будучи уязвлен, страх как жаждал, чем бы самому отца Савелия уязвить... , Варнавка ... мне тогда озлобленному и уязвленному, как подтолдыкнул; ...сделался уязвлен и сам заговорил в вольнодумном штиле (Соборяне, ч. 1, гл. 3).
Собственное имя персонажа Ахилла связано с «прецедентным образом-концептом» [Кузнецова 2001: 13]. Ахиллес - один из самых смелых и сильных героев древнегреческой мифологии. Номинация с помощью интертекстового антропонима делает акцент на одном из многочисленных аспектов обозначаемого им лица. Непобедимый воин, силач : Ректор ... удивлялся, глядя на этого слагавшегося богатыря, и, изумляясь его величине, силе и бестолковости; Роста Ахилла огромного, силы страшной унаследовал беспечность и храбрость и многие другие казачьи добродетели (Соборяне, ч. 1, гл. 1); ...Ахилла сего гордого немца сломал и, закрутив ему ноги узлом, ... взял оные десять пудов да в добавок самого сего силача и начал со всем этим коробом ходить перед публикой... (Соборяне, ч. 1, гл. 5); стихийный исполин (Соборяне 5, гл.4); ...богатырь с буйною гривой черных волос на большой голове (Соборяне, ч. 1, гл. 6); Пока я этого Варнаву не сокрушу, не зовите меня Ахилла-дьякон, а зовите меня все Ахилла-воин (Соборяне, ч. 1, гл. 12); Отрицающий смерть : ...тяжело ему ношу, сонную дрему, весть, когда в нем в одном тысяча жизней горит; ...он есть само отрицание смерти (Соборяне, ч. 5, гл. 3). Сравнить: Ахиллесов — «Согласно греческому мифу, тело героя Ахиллеса было неуязвимо, за исключением пятки, за которую держала его мать, богиня Фетида, погружая в чудодейственную подземную реку Стикс» [БАС]. Непомерный : ...он ни за что не может ограничиться на умеренности, а непременно во всем достарается до крайности (Соборяне, ч. 1, гл. 5); ...непомерен ты до страсти... (Соборяне, ч. 1, гл. 1). Личное имя дьякона Ахиллы становится «знаком» своего «архесюжета» (культурного архетипа) - это устойчивый образ, повсеместно возникающий в индивидуальных сознаниях и имеющий распространение в культуре. В «Соборянах» сохраняется пропозитивная функция антропонима: указание на сюжет, который оправдал его известность. Лесков-сатирик упоминает об оперетте Жака Оффенбаха «Прекрасная Елена», в которой пародируются мифы о Троянской войне. Присутствующий на представлении герой сравнивает себя с царем Ахиллой:
Но только на меня даже ни крошки не похоже: выскочил актер, весь как есть в латах, и на пятку жалится, а дай мне этакую сбрую, я бы гораздо громче разыграл (Соборяне, ч. 1, гл. 4).
Для самого дьякона имя Ахилла «прямо связывается с героем гомеровской поэмы» [Гуминский 1883: 255].
Обращение к подобным именам, обыгрывание связи между личным именем дьякона (Ахилла) и его прозвищем-определением (уязвленный) -характерные приемы сатиры Лескова. Личное имя героя (Ахилла) и его характеристика-определение (уязвленный) активизируют в сознании читателя универсальные, стереотипные представления, связанные со значением фразеологического оборота: Ахиллесова пята - «книжн. слабая, уязвимая сторона кого-л.» [Словарь русской фразеологии 1998: 482]; «чья-либо слабая струна, сторона, слабость; живое, больное место» [Словарь В. Даля]. Однако в «Соборянах» интертекстовый антропоним получает иное семантическое наполнение, в силу чего в имени Ахилла важны не только культурно-социальные коннотации, но и ономастические коннотации, обусловленные семантикой контекста. Постоянный предикат уязвленный получает несколько дополнительных смыслов. Во-первых, оно сюжетно мотивировано, являясь словом-цитатой песнопения. В один из праздников Ахилла «должен был делать весьма хитрое басовое соло на словах: "И скорбьями уязвлен"», но в силу своей «увлекательности» «Ахилла позабыл весь мир и себя самого». Он пел «уязвлен» до тех пор, пока его не вывели из церкви и «струя свежего воздуха не отрезвила его экзальтацию» (Соборяне, ч. 1, гл. 1). Во-вторых, он уязвлен протопопом Савелием, который запер знаменитую трость Ахиллы «в свой гардеробный шкаф». В-третьих, уязвлен «кончиной отца протопопа», «смертью», «определением», «законом природы».
