Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Узуальные и модифицированные фразеологические единицы в структуре художественной речи произведений М.А. Булгакова 19
ВЫВОДЫ 36
ГЛАВА II. Классификация индивидуально-авторских приёмов преобразования фразеологических единиц в произведениях М.А. Булгакова 38
1. Проблема классификации приёмов индивидуально-авторского преобразования фразеологических единиц 38
2. Некомбинированные приёмы преобразования фразеологических единиц в произведениях М.А. Булгакова 46
2.1. Семантические модификации фразеологических единиц 46
2.2. Структурные (формальные) модификации фразеологических единиц 59
2.3.Структурно-семантические модификации фразеологических единиц 65
2.4. Преобразования фразеологических единиц, выходящие за рамки структурного и семантического анализа 128
3. Комбинации приёмов индивидуально-авторских преобразований фразеологических единиц в произведениях М.А. Булгакова 136
ВЫВОДЫ 158
ГЛАВА III. Крылатые выражения, литературные цитаты и паремии в художественных произведениях М.А. Булгакова 164
1. Использование в художественных произведениях М.А. Булгакова крылатых выражений и литературных цитат 164
2. Использование в художественных произведениях М.А. Булгакова пословиц и поговорок 186
ВЫВОДЫ 204
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 208
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК 212
- Узуальные и модифицированные фразеологические единицы в структуре художественной речи произведений М.А. Булгакова
- Проблема классификации приёмов индивидуально-авторского преобразования фразеологических единиц
- Использование в художественных произведениях М.А. Булгакова крылатых выражений и литературных цитат
Введение к работе
Исследование авторской фразеологии стало объектом большого количества лингвистических исследований. Существуют работы, посвященные использованию фразеологических единиц (далее — ФЕ) в творчестве отдельных писателей: М. Горького (Хмелинина 1952), Н.В. Гоголя (Красильникова 1953, Касьянов 1966), Н.С. Лескова (Краснов 1960), М. Шолохова (Можейко 1961; Вирясова 1971; Измайлова 1990), А.П. Чехова (Нестеренко 1966; Бодрова 1968), А.С. Пушкина (Григорьева 1969; Чиханова 1996; Фесенко 2003; Козлова 2005), И. Ильфа и Е. Петрова (Наумов 1971, 1972, 1973; Подгурска 1990), Д.Н. Мамина-Сибиряка (Алтыбаев 1977), С.Н. Сергеева-Ценского (Брызгалова 1975), И.С. Тургенева (Балакай 1978), В. Маяковского (Яковлевская 1949; Ничик 1983), Ф.М. Достоевского (Труфанова 1985; Проскуряков 1995; Семёнова 2004), К. Симонова (Биценцова 1986), А.Т. Твардовского (Мурзаханова 1987), Л.Н. Толстого (Еременко 1988; Архангельская 2005; Ломакина 2006), А.А. Ахматовой (Дмитриев 1990), А.М. Ремизова (Фокина 1995), А.Н. Островского (Ломов 1998), И.А. Гончарова (Попова 1998), В.М. Шукшина (Захарова 2001), Б. Пастернака (Кожанова 2001), B.C. Высоцкого (Прокофьева 2002) и др.
Одной из сложных проблем фразеологии современного русского языка является проблема использования ФЕ в художественной речи, где особое место занимают вопросы индивидуально-авторской модификации ФЕ. Данная проблема многопланова и многоаспектна, «она затрагивает вопросы языка и стилистики речи, жанровые особенности контекста и соотношения в нём ФЕ и слов, языка писателей и его особенностей» [Бойченко 1993: 3].
О возникновении авторских модификаций писал А.И. Фёдоров: «Во второй половине XVIII в. фразеологизмы стали широко употребляться в произведениях низкого стиля, входя в систему разговорно-просторечных средств... в первозданном, неизменённом виде. При формировании среднего (общего) стиля они тоже входят в него, хотя и не все. Грубопросторечные и имеющие диалектные компоненты в своей структуре остаются за пределами литературного
употребления или претерпевают некоторые изменения в составе компонентов: грубопросторечныи или диалектный компонент заменяется синонимичным общеизвестным, не имеющим резко сниженной экспрессивной окраски. <...> Писатели-реалисты, начиная с А.С. Пушкина, П.А. Вяземского, значительное количество фразеологизмов подвергают модификации» [Фёдоров 1973:43-44].
В статье 1923 года «О задачах стилистики» В.В. Виноградов указал на необходимость изучения индивидуальной системы «подбора и расположения разных речевых элементов» в языке писателя [Цит. по: Хмелина 1952, 219]. Существуют достаточно ранние работы, в которых рассматривается своеобразие индивидуально-авторского использования ФЕ. Это такие диссертационные исследования, как «Фразеология стихотворного языка Маяковского» А.В. Яковлевской (1949), «Фразеология ранних фельетонов A.M. Горького (1895-1896гг.)» М.И. Хмелиной (1952), «Фразеологический состав поэмы Н.В. Гоголя «Мёртвые души» О.А. Красильниковой (1953).
Н.М. Шанский писал о том, что переоформленный или обновлённый писателями и публицистами фразеологизм «получает... новые эстетические и художественные качества. Такое использование фразеологических выражений чаще всего наблюдается... как средство для создания всякого рода, художественно-стилистических эффектов (каламбуров, словесной игры, красочного образа и т.д.)» [Шанский 1957: 19]. Позже Н.М. Шанский указывал на так называемые мнимые переделки фразеологического оборота: «При анализе стилистического использования фразеологических оборотов... следует исходить из наличной фразеологической системы, строго и чётко дифференцируя от авторской трансформации факты свободного употребления слов. Особенно важно... учитывать это при анализе речевой практики писателей и публицистов прошлого» [Шанский 1969: 216]. Так, в пьесе М.А. Булгакова «Зойкина квартира» встречается контекст, в котором ФЕ пялить/ выпялить глаза претерпевает ряд авторских модификаций: «Я девушка свободная. Ты если ухаживаешь, ухаживай вежливо, чтобы я согласилась. Ишь, буркалы шанхайские выпятил. Крикун, я тебя
не боюсь»1. На первый взгляд, в данном контексте оборот испытывает комбинацию таких приёмов, как субституция именного компонента и расширение. Однако если мы обратимся к «Толковому словарю русского языка» 1935 года под ред. Д.Н. Ушакова то увидим, что слово буркалы зафиксировано и иллюстрируется таким примером: «Чего буркалы выпучил?» [Толковый словарь русского языка 1935: 207]. Следовательно, компонент буркалы является вариантным, приемлемым для того времени, нежели индивидуально-авторским. Скорее всего, замене подвергается глагольный компонент: выпятить вместо пялить, таращить, пучить.
Другой пример: «Ещё бы пусть дело какое, а то ни с того ни с сего загородил околесиі{у... Экий я дурак в самом деле» [TV, 623]. В настоящее время глагольный компонент городить сочетается с элементами ахинею, дичь, чепуху, чуиіь [ФСРЛЯ: 152] . Компонент околесицу фиксируется в словарях с глаголом нести/ понести [ФСРЯ: 264; ФСРЛЯ: 406]. Можно сделать вывод, что перед нами фразеологизм, претерпевший контаминацию: городить ахинею (дичь, чепуху, чушь) + нести/ понести околеет^ (околесину, околесную). Однако подобный вывод будет ложным. Если мы обратимся к «Толковому словарю русского языка» 1938 года, то увидим, что оборот фиксируется с двумя глагольными: компонентами городить и нести [Толковый словарь русского языка 1938: 788]. Таким образом, в контексте узуальная ФЕ, а не преобразованная.
Данная проблема поднимается В.М. Мокиенко в книге «Славянская фразеология»: «чрезмерное преувеличение возможностей индивидуального фразеотворчества нередко ведёт к ложным констатациям исторического характера. Широко бытующие в народной речи обороты признаются плодом творчества того или иного писателя; оборот, возникший на базе общеязьжовой модели, называется индивидуальным «крылатым словом»; вариант фразеологизма, взятый писателем из просторечного обихода, определяется как авторское преобразование» [Мокиенко 1980:15].
1 Цнт. по изд.: Булгаков М.А. Собрание сочинений: В 8 томах. Т.З. - М.: ЗАО Центрполиграф, 2004. - С.443.
Далее будут указываться только том и страница по данному изданию.
2 Все сокращения даны в скобках в списке «Использованные лингвистические словари». См. с. 221- 224.
А.Н. Баранов и Д.О. Добровольский для разграничения узуальных и модифицированных ФЕ в языке Ф.М. Достоевского приняли «техническое» решение: «если у нас нет надёжной информации относительно употребления конкретной идиомы в рассматриваемый период, то нестандартные модификации относительно современного состояния литературного языка, представленные в произведениях Достоевского, считаются авторскими» [Баранов, Добровольский 2008:496].
Учитывая вышесказанное, в нашем исследовании мы пришли к следующему: чтобы выявить, узуальная или преобразованная перед нами ФЕ, необходимо привлекать данные различных словарей конкретной эпохи (в нашем случае относительно М.А. Булгакова), анализировать языковое творчество писателей-современников.
Существуют разнообразные определения понятия индивидуально-авторского преобразования фразеологизма.
Е.А. Земская отмечает: «"Авторские фразеологизмы", "индивидуальные фразеологизмы" — это синонимы термина окказиональные фразеологизмы. Окказиональным фразеологизмом не может быть сочетание, созданное по образцу известного с заменой всех компонентов: если в созданном обороте нет ни одного компонента существующего фразеологизма, то каким образом этот оборот будет фразеологизмом?» [Цит. по изд.: Эр. Ханпира 1972,264].
И.В. Дубинский акцентируется на том, что «индивидуальным... является предрасположение к тем или иным приёмам, частота их использования, характер достигаемых стилистических эффектов, семантическая насыщенность и смысловая ёмкость преобразованных фразеологизмов, связь с идейно-художественным замыслом. <.. .> Речевая практика свидетельствует, что мнение о том, будто фразеологизмы должны воспроизводиться в раз навсегда установленной форме, неверно. В общеязыковых и фразеологических словарях нередко иллюстрация отходит от заглавной, исходной формы, что свидетельствует о стилистической гибкости устойчивых сочетаний и о широком
распространении... приёма их осложнения в зависимости от конкретного условия высказывания» [Дубинский 1964: 5; 84]».
Н.Л. Шадрин определяет «контекстуальное преобразование фразеологических единиц» как «опирающееся на их системно-языковую устойчивость, использование свойства раздельнооформленности фразеологизмов, выражающееся в окказиональном нарушении их традиционной формы и семантики в литературных произведениях в качестве художественно-речевого стилистического средства» [Шадрин 1969: 4].
В.М. Мокиенко приходит к выводу, что «вариантность оборотов в речи и так называемые индивидуально-авторские преобразования фразеологизмов с лингвистической точки зрения — явления одного порядка. Последние... часто представляют собой как бы вторичные варианты. <.. .> Вариантность такого типа - это постоянная речевая актуализация нормированного употребления фразеологических единиц» [Мокиенко 1980:18].
В.Н. Вакуров отмечает, что «индивидуальные преобразования ФЕ не просто художественное новаторство, а закономерное проявление известной гибкости и динамичности, проявляющейся в живом употреблении фразеологических единиц... Индивидуально-авторские преобразования обладают всеми основными признаками, свойственными окказиональным словам...: принципиальной одноразовостью, творимостью, «первозданной конкретностью», а также свойством передать уникальность речевой ситуации» [Вакуров 1983:111].
В.Т. Бондаренко отмечает: «Данные нашего анализа показывают условный характер границы между узуальными и окказиональными (индивидуально-авторскими) вариантами: если событие (изменение, преобразование фразы) возможно единожды, то оно может произойти несколько или множество раз. Тот факт, что контекстуальные варианты устойчивой фразы — это не аномальные, а закономерные явления..., положительно решает вопрос об их регистрации и описании в словарях» [Бондаренко 1995: 13-14].
Н.Ф. Алефиренко и Л.Г. Золотых описывают основные признаки индивидуально-авторских ФЕ: «Их значение не закреплено в словарях, они характеризуются индивидуальностью проявления и структурно-семантической немоделированностью. Индивидуально-авторские ФЕ носят... речевой характер, для них их «авторство» принципиально важно, поскольку они не производятся, а творятся: впервые появляются в речи конкретного индивидуума [Алефиренко, Золотых 2000: 198].
А.Н. Баранов и Д.О. Добровольский полагают, что «к авторским идиомам целесообразно относить только такие выражения, которые либо созданы данным автором и не употребляются вне контекста его произведений, либо, будучи обычными идиомами соответствующего языка, структурно и содержательно трансформированы. <...> Авторской идиоматикой можно считать те специфические особенности использования идиом, которые присущи данному писателю и выделяют его среди других носителей языка» [Баранов, Добровольский 2008: 495].
В нашем исследовании принято следующее определение: преобразованный автором фразеологизм — это единица, обладающая такими признаками, как:
Творение конкретного автора и, как следствие, тесная связь с определённым контекстом, постоянная зависимость от него; ограничение рамками индивидуального употребления.
Образование на базе узуальных фразеологизмов по общеязыковым моделям.
Необычность, непредсказуемость, экспрессивность, в большинстве случаев одноразовость. Однако известны случаи, когда преобразованный автором фразеологизм начинает существовать и употребляться наравне с узуальным исходным оборотом. Пр.: не так страшен чёрт, как его малюют — не так страшен чёрт, как его малютки (Лесков); золотой телец — золотой телёнок (Ильф, Петров). Конечно, таких примеров мало.
Одной из главных причин использования многочисленных приёмов преобразования ФЕ различными авторами является не только желание создать определённый стилистический эффект, но и стремление отойти от трафарета и не повторяться [Шанский 1969; Бабкин 1970; Лепешев 1981]. Многочисленные способы авторского преобразования ФЕ во многом схожи с изменениями семантики и структуры оборотов, обусловленными историческими процессами. Разница между ними заключается в следующем: если творческие модификации в большинстве случаев преднамеренные, продуманные, обусловленные авторским замыслом, то исторические видоизменения носят стихийный характер, они не обусловлены чьим-либо желанием и стремлением.
Молотков отмечал: «Фразеологическая единица в её современном облике может без каких-либо отклонений повторять своё прошлое, но может предстать в изменённом виде» [Молотков 1977: 184-185]. Исторические изменения в области фразеологии изучаются с диахронической точки зрения. Среди работ, посвященных исторической фразеологии, можно отметить исследования таких лингвистов, как Б.А. Ларин, В.Л. Архангельский, А.И. Фёдоров, Е.Э. Биржакова, М.М. Копыленко, Н.М. Сидякова, В.Н. Вакуров, Г.А. Селиванов, М.Ф. Палевская, Ф.Г. Гусейнов, Р.Н. Попов, Ю.А. Гвоздарёв, В.М. Мокиенко, А.Г. Ломов, А.К. Бирих, Л.Я. Костючук и др.
Среди исторических преобразований ФЕ можно выделить семантические, формально-грамматические, структурно-семантические. К историческим изменениям в области семантики оборотов можно отнести:
1. Изменения, в результате которых произошло расширение значения фразеологизма. Пр.: оборот в места не столь отдалённые в современном русском языке имеет значение «в ссьшку, в тюрьму». Это выражение пришло из речи чиновников-юристов царской России и первоначально под этим оборотом подразумевалась ссылка в европейскую часть страны [Бирих, Мокиенко, Степанова 2005: 429]. М.Ф. Палевская отмечает, что «усложнение семантической
структуры... является наиболее характерной чертой в развитии фразеологических оборотов XVHI в.» [Цит. по изд.: Жуков 1986,53].
2. Изменения, в результате которых произошло сужение значения
фразеологизма. Н.И. Астафьева говорит о том, что фразеологизм в голос
употреблялся ранее в трех значениях «1) громко, 2) единодушно, 3)
одновременно» [Астафьева 1971: 178]. Однако третье значение этого оборота
является устаревшим для современного русского языка [Там же].
ФЕ способны коренным образом изменять своё значение. Выражение наводить/ навести марафет обозначает «приводить себя или что-либо в полный порядок (по случаю праздника, торжественной встречи кого-либо)». Это выражение пришло к нам из жаргонной среды, где оно первоначально имело значение «заверять в невинности, честности» (Бирих, Мокиенко, Степанова 2005: 416].
ФЕ могут менять своё значение на противоположное. Оборот лапу сосать имеет значение «жить бедно, впроголодь», хотя первоначально это выражение означало «жить с запасами», ведь известно, что медведь «за счёт жировых запасов живёт всю зиму» и сосёт «во время спячки лапу» [Бирих, Мокиенко, Степанова 2005:374].
П. Формально-грамматические модификации ФЕ. Пр.: не к месту — не у места [Бирих, Мокиенко, Степанова 2005: 430]; из года в год — с году на год, лыка не вяжет —лыком не вяжет [Астафьева 1971: 177-178]; сбоку припёку — с боку припёка, попасть как кур во щи — как кур в ощип, на сон грядущий — на сон грядущим [Попов 1967: 40].
ГЛ. К историческим структурно-семантическим преобразованиям ФЕ относятся:
замена компонента ФЕ. Пр.: версты с гаком — километры с гаком; вывести на свеоісую воду —вывести на чистую воду [Мокиенко 2005: 155; 232].
Расширение компонентного состава ФЕ. Оборот бежать (нестись, лететь, мчаться) как угорелая кошка образован путём включения в структуру
фразеологизма нестись как угорелый дополнительного компонента кошка [Бирих, Мокиенко, Степанова 2005: 353].
Сокращение компонентного состава ФЕ. Пр.: молодо-зелено — часть пословицы молодо-зелено — гулять велено; море по колено — пьяному море по колено, а лужа по уши; забот полон рот — забот полон рот, а перекусить нечем [Шавкунова 1967: 244].
Перестановка компонентов ФЕ, «метатеза, пермутация, рокировка» [Селиванов 1980: 9]. Пр.: в самое то время — в то самое время; в самую ту минуту — в ту самую минуту; в самую ту секунду — в ту самую секунду; в самый тот час — в тот самый час; был жил — жили были [Там же].
3. Образование ФЕ по структурно-семантическим общеязыковым моделям.
Пр.: тянуть кота за хвост — тянуть канитель, тянуть время, тянуть резину; из
короба да в крошни — из попов да в дьяволы [попасть], из кобыл да в клячи; метр
с кепкой, полтора метра с кепкой — аршин с шапкой [Бирих, Мокиенко,
Степанова 2005:352; 432].
4. Контаминация ФЕ . Пр.: стреляный воробей = старый воробей +
стреляная птица (стреляный волк, стреляный зверь); [Мокиенко 2005: 117];
голубая кость = голубая кровь + белая кость.
Таким образом, фразеологические обороты в своём развитии, становлении и проявлении весьма индивидуальны, у каждого из них своя судьба. Однако стоит согласиться с замечанием Д.Н. Шмелёва: «...сколько бы индивидуальна ни была судьба каждого отдельного фразеологизма, сколь бы многими факторами она не определялась, в развитии фразеологического состава языка ведущую роль... играют те же движущие силы, которыми определяется лексико-семантическое развитие языка в целом. Это стремление к мотивированности языкового знака, с одной стороны, и стремление к его автоматической воспроизводимости, с другой, или тенденция к экспрессивности и тенденция к регулярности» [Шмелёв 1964: 240]. В нашем исследовании мы пришли к тому, что индивидуально-авторские
3 Явление фразеологической контаминации впервые было обнаружено Г.А. Селивановым при исследовании им составных терминов и формул в новгородских договорных грамотах XIII - XIV вв.
модификации ФЕ развиваются на базе исторических преобразований. Хотя приёмы преобразования ФЕ, обусловленные историческими процессами, не столь разнообразны, как, например, способы индивидуально-авторского видоизменения ФЕ, но их механизм во многом схож. Возникает вопрос: как разграничить авторские преобразования от узуальных исторических изменений ФЕ? А.И. Фёдоров предлагает «привлекать для сопоставления данные исторических диалектных словарей, языка фольклора, языка других писателей той же эпохи, создавая обширную фразеологическую картотеку» [Фёдоров 1973: 46].
Границы фразеологии устанавливаются в зависимости от того, какие признаки являются основополагающими при определении ФЕ. При широком взгляде на фразеологию таким основным признаком является, в первую очередь, воспроизводимость. Вслед за Л.А. Булаховским, А.А. Реформатским, А.И. Ефимовым, Е.М. Галкиной-Федорук, В.Л. Архангельский Н.М. Шанским, М.М. Копыленко, Л.И. Ройзензоном, Ю.Ю. Авалиани, Р.Н. Поповым, А.Н. Тихоновым, В.Н. Телия, С.Г. Гавриным, А.Г. Ломовым и др. в нашем исследовании принято широкое понимание фразеологии, мы относим к ней фразеологические сращения, единства, сочетания и фразеологические выражения. Вслед за А.Н. Тихоновым, под фразеологизмом мы понимаем воспроизводимую в речи единицу, чаще всего эквивалентную слову, имеющую целостное значение, постоянный компонентный состав и грамматическую структуру [Тихонов 2007:474] .
В нашей работе наряду с термином индивидуально-авторское преобразование ФЕ употребляются такие синонимичные понятия, как трансформация, деформация, модификация, видоизменение, творческое или авторское преобразование ФЕ.
Актуальность исследования обусловлена недостаточной разработанностью проблемы индивидуально-авторского преобразования ФЕ, отсутствием единой общепринятой классификации авторских модификаций фразеологизмов, а также стремлением создать новый тип словаря в авторской лексикографии — словарь
4 Тихонов А.Н. Учебный фразеологический словарь русского языка: ок. 2000 единиц/ А.Н. Тігхонов, Н.А. Ковалёва. - М.: ACT: Астрель, 2007.
фразеологизмов в художественной речи М.А. Булгакова. Принятая в диссертации многоступенчатая классификация позволяет рассмотреть способы преобразования ФЕ наиболее глубоко и разносторонне. ФЕ, употребляющиеся в художественных текстах Булгакова, уже были объектом лингвистического исследования (Н.Г. Михальчук, А.Э. Павлова). Однако остался целый пласт произведений 5, в котором ФЕ еще не рассматривались. В данной диссертации описаны и проанализированы узуальные и модифицированные ФЕ на материале всего корпуса художественных произведений Булгакова.
Цель исследования состоит в подробном изучении и описании модифицированных ФЕ в художественных произведениях М.А. Булгакова. Данная цель определяет конкретные задачи:
описать историю возникновения авторских модификаций, их взаимосвязь с историческими преобразованиями ФЕ, различные подходы к определению преобразованных автором фразеологизмов;
представить разнообразные классификации модификаций ФЕ с учетом структурно-семантического критерия, квантитативного критерия, степени сложности, частотности употребления, степени целостности ФЕ;
3. выделить и проанализировать основные приёмы модификаций ФЕ в
художественных произведениях Булгакова, внутри каждого приёма выделить и
описать специфические особенности;
4. охарактеризовать своеобразие употребления узуальных и
модифицированных ФЕ в авторском повествовании и речи персонажей;
5. охарактеризовать своеобразие употребления крылатых выражений,
литературных цитат, пословиц и поговорок в художественных произведениях
Булгакова.
5 Романы «Жизнь господина де Мольера», «Театральный роман»; пьесы «Белая гвардия», «Дни Турбиных», «Зойкина квартира», «Бег», «Блаженство», «Адам и Ева», «Кабала святош», «Война и мир», «Мёртвые души», «Александр Пушкин», «Последние дни», «Дон Кихот», «Батум»; либретто «Чёрное море», «Минин и Пожарский», «Пётр Великий», «Рашель»; киносценарии «Мёртвые души», «Необычайное происшествие, или Ревизор»; часть рассказов, очерков, фельетонов 1919-1924 гг. (76 произведений), все рассказы, очерки, фельетоны 1925-1927 гг. (80 произведений), рассказ «Был май», повесть «Тайному другу»; «Мой дневник».
Достижение цели и решение поставленных задач потребовало применения приёмов исследования, характерных для метода компонентного анализа, метода семантической идентификации, метода контекстологического анализа, описательно-аналитического, сравнительного, статистического методов.
Научная новизна исследования. Впервые рассмотрено употребление узуальных и модифицированных ФЕ в авторском повествовании и речи персонажей в художественных произведениях М.А. Булгакова. Впервые предложена классификация, состоящая из пяти параметров оценки авторских преобразований ФЕ (структурно-семантический критерий, квантитативный критерий, степень сложности, частотность употребления, степень целостности ФЕ). На примере употребления ФЕ в художественных текстах Булгакова выделяются не отмечавшиеся ранее приёмы авторской модификации оборотов: преобразования, приводящие к возникновению антонимического значения; приобретение фразеологизмом дополнительного семантического оттенка; экспликация внутренней формы ФЕ; образование ФЕ по общеязыковым моделям; сокращение компонентного состава, приводящее к образованию фразеологических осколков; морфолого-синтаксические преобразования; перестановка компонентов ФЕ; ролевая инверсия компонентов ФЕ; преобразования, основывающиеся на конверсии ситуации; рассмотрены различные комбинации авторских приёмов преобразования ФЕ. Исследованы специфические особенности употребления в художественных произведениях Булгакова крылатых выражений, литературных цитат, пословиц и поговорок.
Теоретическая значимость исследования. Наблюдение над преобразованными ФЕ и их анализ, выявление специфики использования оборотов в художественном тексте, предложенная классификация трансформированных оборотов представляют теоретический интерес для фразеологической стилистики, стилистики текста. Полученные в результате исследования материалы могут быть применимы при создании пособия по индивидуально-авторским преобразованиям ФЕ.
Практическая значимость исследования. Материалы данного исследования могут быть использованы: а) при составлении учебных пособий по русской фразеологии, стилистике, культуре речи; б) при чтении общих и специальных курсов по современному русскому языку (лексикология и фразеология) и культуре речи, а также при проведении спецсеминаров по данной проблеме, при лингвостилистическом и комплексном филологическом анализе текста; в) при составлении фразеологического словаря художественных произведений М.А. Булгакова.
Объектом исследования являются узуальные и модифицированные ФЕ, употребляющиеся в художественных произведениях М.А. Булгакова. В диссертации исследовано свыше 1417 ФЕ (без учёта повторяемости) и 107 литературных цитат, которые извлечены из художественных текстов Булгакова путём сплошной выборки. Предметом исследования выступают разнообразные приемы индивидуально-авторского преобразования фразеологизмов и их комбинации в художественных произведениях М.А. Булгакова. Материалом для анализа послужили рассказы, фельетоны, очерки 1919-1927 гг.; повести «Дьяволиада», «Записки на манжетах», «Собачье сердце», «Роковые яйца», «Тайному другу»; романы «Белая гвардия», «Жизнь господина де Мольера», «Театральный роман (Записки покойника)», «Мастер и Маргарита»; пьесы «Белая гвардия», «Дни Турбиных», «Зойкина квартира», «Бег», «Багровый остров», «Кабала святош», «Мёртвые души», «Адам и Ева», «Полоумный Журден», «Блаженство (Сон инженера Рейна)», «Иван Васильевич», «Александр Пушкин», «Последние дни», «Дон Кихот», «Батум»; либретто «Чёрное море», «Минин и Пожарский», «Пётр Великий», «Рашель»; киносценарии «Мёртвые души», «Необычайное происшествие, или Ревизор»; «Мой дневник».
Основные положения, выносимые на защиту:
1. Узуальные и модифицированные ФЕ в структуре художественной речи произведений Булгакова выполняют следующие функции: характеризуют речь персонажей, создают иллюзию живой речи; характеризуют авторское повествование,
служат символами авторских размышлений, идей; обеспечивают структурно-смысловую целостность повествования, его композиционно-содержательное единство; служат для создания многоплановости художественного текста; являются средством выражения иронии, юмора, создания комических ситуаций.
2. Многоступенчатая, многомерная классификация авторских
преобразований ФЕ позволяет произвести комплексный, всесторонний анализ
приёмов модифицикации ФЕ в текстах различных авторов.
Анализ ФЕ в художественных произведениях Булгакова показывает, что используется большое количество разнообразных приёмов преобразования фразеологизмов (24) и их комбинаций, что является характерной чертой стиля писателя. Большинство приемов преобразования ФЕ направлено на создание многозначности, двусмысленности, гипотетичности в восприятии произведения. Текст становится символичным, так как модифицированное выражение более, образно, метафорично и выразительно.
Трансформированные крылатые выражения и паремии, применяемые в сатирических и юмористических целях, способны создавать скрытые смыслы текста и усиливать его эмоционально-экспрессивное звучание, привносить дополнительные семантические оттенки, реализовывать новые значения в контексте. Литературные цитаты, нередко использующиеся Булгаковым в качестве эпиграфов, служат для определения микротемы повествования, тем самым они влияют на весь текст и аккумулируют его содержание. Крылатые выражения, литературные цитаты и паремии являются значимыми элементами в идейном содержании и композиционной структуре художественного текста, активизируют в целом его восприятие.
Материалы диссертационного исследования прошли апробацию в процессе проведения семинарских занятий по современному русскому языку. Основные положения диссертации обсуждались также на различных научных конференциях: в докладах на международных научных конференциях «Грамматические категории и единицы: синтагматический аспект» (2007 г.),
«Межкультурная коммуникация в глобальном мире» (2009 г.) во Владимирском государственном гуманитарном университете, на научно-практических конференциях молодых учёных «Актуальные проблемы русского языка и методики его преподавания» в Российском университете дружбы народов (2008, 2009 гг.), на международной научной конференции «Лингвокультурные взаимодействия. Роль родного и иностранного языков в подготовке учителя» в Московском государственном областном гуманитарном институте (Орехово-Зуево, 2008 г.).
Структура диссертации. Работа состоит из 2 томов. Первый том включает в себя введение, три главы, заключение, библиографический список (список цитируемой лингвистической литературы, список использованных лингвистических словарей, список художественных текстов). Второй том состоит из четырех приложений, в которых отражены все употребления фразеологизмов в художественных текстах Булгакова (с указанием тома и страницы). Приложение I включает в себя узуальные ФЕ; приложение П — иностранные крылатые выражения, употребляемые без перевода; приложение ІП — литературные цитаты (имеется ссылка на источник). В приложении IV приведены ФЕ, употребляемые у Булгакова в модифицированном виде. При этом фиксируется узуальная форма фразеологизма, прием модификации или комбинация приемов и примеры с указанием тома и страницы.
Узуальные и модифицированные фразеологические единицы в структуре художественной речи произведений М.А. Булгакова
Произведения М.А. Булгакова представляют большой интерес для их всестороннего исследования. Это обусловлено тем, что долгое время по идеологическим соображениям цензура не позволяла использовать тексты писателя, и поэтому цитаты из его произведений не применялись в качестве иллюстративного материала. В настоящее время существуют работы, посвященные изучению текстов Булгакова в лингвистическом аспекте. Среди них исследования Ю.А. Смирновой «Образно переосмысленные значения глагола в прозе М. Булгакова (Именование фразы конца)» (1989); Е.М. Ивановой «Функционально-семантическая характеристика текстовых номинативных цепочек в повести Михаила Булгакова «Собачье сердце» (1993); Д.А. Щукиной «Интерпретация художественного текста: Категория времени в романе М. Булгакова «Белая гвардия»» (1996), «Пространство как лингвокогнитивная категория: На материале произведений М.А. Булгакова разных жанров» (2004); М.В. Гавриловой «Пространство и время М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»» (1996); Н.В. Якимец «Категория авторской модальности в функциональном аспекте: На материале «Театрального романа»» (1999); И.Г. Сагирян «Функциональные особенности вставок в языке прозы М.А. Булгакова» (1999); Е.Д Ревиной «Речевой акт и его репрезентация в драматургическом тексте: На материале пьесы М.А. Булгакова «Дни Турбиных»» (2000); О.В. Волкова «Текстообразующие функции лексических средств в романе «Мастер и Маргарита»» (2000); С.Д. Левиной «Модально-референциальные аспекты модернистского текста: На материале произведений М.А. Булгакова и В.В. Набокова» (2001); Е.М. Николаенко «Аспектуальная семантика высказываний с инфинитивом при выражении категории «временного порядка»: На материале романа «Мастер и Маргарита» и его англоязычных переводов» (2001); Е.Г. Лысоеваненко «Система и семантика цветообозначений в прозе М.А. Булгакова» (2001); СИ. Клецкой «Конструкции с сочинительными рядами глаголов-сказуемых и их стилистические функции в языке прозы Булгакова» (2003); Е.П. Багировой «Эволюция антропонимикона в разных редакциях романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»» (2004); Е.В. Свинцицкой «Реализация художественно-эстетического потенциала лексики восприятия в романах М.А. Булгакова» (2004); Л.А. Хрячковой «Отбор и использование библеизмов в художественном наследии М.А. Булгакова» (2004); Е.В. Панаевой «Функции специальной лексики в художественном тексте: на материале произведений М.А. Булгакова» (2005); Н.И. Маругиной «Метафора в процессах текстопорождения: На материале повести М.А. Булгакова «Собачье сердце»» (2005); Н.В. Березиной «Хронотоп ранней прозы М.А. Булгакова: лексический аспект» (2006); М.М. Алиевой «Структурно-семантические и функциональные особенности антропонимов в художественном тексте: На материале произведений М.А. Булгакова» (2006); О.А. Актисовой «Синтаксические средства реализации концептов в аспекте эволюции типов повествовательной речи: На материале описаний в романах «Преступление и наказание» Ф.М. Достоевского и «Мастер и Маргарита» М.А. Булгакова» (2006); Т.А. Желватых «Текстовое представление иронии на материале драматургии и прозы М.А. Булгакова» (2006); СО. Драчевой «Темпоральная организация романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»: лингвистический аспект» (2007); С.С Сермягиной «Подтекст в прозе М. Булгакова: лингвистический аспект» (2007); Н.В. Головенкиной «Метафорическое моделирование действительности в художественной картине мира М.А.Булгакова» (2007).
Фразеологические единицы в произведениях Булгакова уже подвергались анализу. Так Н. Г. Михальчук в исследовании «Фразеологические единицы как средство формирования идиостиля М.А. Булгакова» установила частотность ФЕ, распределила обороты по тематическим полям, определила роль грамматической и стилистической принадлежности ФЕ, рассматривала фразеологизмы в узуальных и авторских вариациях, разнообразные способы введения оборотов в контекст. А.Э. Павлова в диссертации «Фразеологические единицы как средство создания комического в романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»» приходит к выводу, что «узуальные, окказиональные, индивидуально-авторские ФЕ занимают ведущее место среди языковых средств создания комического эффекта» в исследуемом романе Булгакова [Павлова 2003: 178]. Однако никто из этих исследователей не рассматривал употребление фразеологизмов в авторском повествовании и в речи персонажей. Совершенно справедливо отметила И.В. Попова, изучающая закономерности и особенности функционирования фразеологических единиц в авторской речи, что «для всех работ, посвященных исследованию функционирования фразеологических единиц в тексте, характерно отсутствие дифференциации структур авторского повествования и речи персонажей, монологов и диалогов...» [Попова 1987: 6]. Очевидно, что необходимо проводить грань между авторским повествованием и речью персонажей.
Стоит отметить, что «фразеологические обороты — яркое стилистическое средство, делающее речь сильной, выразительной, богатой смысловыми и экспрессивными оттенками. В образной природе фразеологизмов заложено понятие социально-речевой оценки личности...» [Вомперский 1963:24-25].
Анализируя произведения М.А. Булгакова, с уверенностью можно сказать, что фразеология в речи персонажей выразительна и индивидуальна, она насыщена большим количеством как узуальных, так и преобразованных ФЕ. В большом количестве в речи персонажей булгаковских произведений преобладают междометные ФЕ, служащие для передачи различных эмоций, волеизлияний, клятвенных уверений и т.п., напр.: боже ты мой, ради бога, ей-богу, слава Богу, Господи Иисусе Христе , Господи боже мой, царство (царствие) небесное; чёрт возьми, чёрт его (тебя и т.п.) возьми; честь имею (имею честь). Редко встречаются в речи персонажей такие обороты, как ну и ну\, мать честная\, вот тебе (те) на\, вот тебе (те)разі, вот так клюкваї, подумать толької, чтоб ни дна ни покрышки, хоть убей, типун тебе (ему и т.п.) на язык, ни-ни, здрасьте-пожалуйста, ей-ей, ёлки-палки, ни гугу (гу-гу).
Особое место в речи персонажей занимают обороты с компонентами бог и чёрт (см. приложение I). Однако ошибочно считать, что употребление подобных фразеологических единиц напрямую и неразрывно связано с проблематикой и тематикой произведения. Подобные заключения способны привести исследователей к поверхностным или ложным выводам. Так, Н.Г. Михальчук утверждает, что на частотность употребления фразеологизмов с компонентами чёрт и бог в произведениях Булгакова влияет одна из важных тем его творчества — тема добра и зла [Михальчук 2002: 17]. При этом исследователь не учитывает, что фразеологизмы с этими компонентами в речи персонажей могут употребляться независимо от темы произведения: такие ФЕ часто используются как средство стилизации, придавая высказываниям персонажей нарочито, разговорный, часто грубо-фамильярный характер. Если действующее лицо восклицает «черт меня возьми», «к черту», «чёрт знает что», «чёрт тебя знает», «какого чёрта», «слава богу», «ради Бога», «более мой», «Бог мой!» «Бог с тобой» и т.п., это ещё не значит, что в произведении будет повествоваться о добре и зле, темных и светлых силах. Совершенно очевидно, что автор при. помощи оборотов с компонентами чёрт и бог обрисовывает эмоциональные переживания и чувства персонажа, передаёт его психологическое состояние.
Проблема классификации приёмов индивидуально-авторского преобразования фразеологических единиц
В русской фразеологии собран значительный теоретический и практический материал, касающийся общих вопросов индивидуально-авторской фразеологии и разнообразных способов и приёмов творческого видоизменения ФЕ.
Невзирая на довольно большое количество работ, посвященных авторскому преобразованию ФЕ, среди исследователей нет единодушия во взглядах на классификации трансформаций, нет достаточно чёткой и единообразной модели классификации творческого использования устойчивых оборотов. Отсутствие таковой объясняется рядом причин: во-первых, способы модификаций достаточно многочисленны, разнообразны, а порой и необычайно сложны; во-вторых, приёмы авторских трансформаций используются не изолированно, а часто в комбинации друг с другом. Однако стоит отметить, что в исследованиях практически никогда отдельно не рассматриваются комбинации индивидуально-авторских приёмов преобразования ФЕ.
Способы и приёмы индивидуально-авторского преобразования представляют собой специфические процедуры, речевые механизмы, которые направлены на видоизменение формы и содержания фразеологизма.
Существование разнообразных индивидуальных модификаций ФЕ приводит к тому, что в исследованиях фразеологов отражаются различные модели классификаций авторских трансформаций.
Часть фразеологов все существующие разновидности творческих модификаций рассматривает обособленно, отдельно друг от друга, избегая деления способов и приёмов авторских преобразований на семантические, структурно-семантические и т.п. группы. Таковы классификации А.В. Яковлевской (1949), М.И. Хмеленой (1952), Н.М. Шанского (1957, 1969), A.M.
Бабкина (1970), О.Г. Сальниковой (1971), Л.И. Шоцкой (1971), Д.Н. Шмелёва (1977), М.А. Бакиной (1980), И.В. Труфановой (1985), Б. Подгурска (1990), А.Н. Баранова, Д.О. Добровольского (2008) и др.
Интересна, на наш взгляд, классификация А.Н. Баранова и Д.О. Добровольского, представленная в книге «Аспекты теории фразеологии» [Баранов, Добровольский 2008: 495-529]. Они выделяют следующие типы авторского употребления идиом : авторские лексические модификации; авторские грамматические трансформации; авторские семантические модификации; авторские фреквенталии (ФЕ, употребляющиеся в языке конкретного писателя более часто); авторские деахраизмы (случаи художественного «оживления» ФЕ, давно вышедших из употребления); собственно авторские идиомы [Там же: 495]. Авторами выделяются способы формального варьирования структуры идиомы, которыми тоже можно охарактеризовать специфику художественного стиля конкретного писателя (в частности Ф.М. Достоевского). К приёмам формального варьирования они относят: введение дополнительных компонентов идиомы, замена компонента идиомы на нестандартный, замена граммемы грамматической категории, изменение категориальной принадлежности, изменение модели управления [Там же: 507-510].
В работах ряда авторов представлены классификации, перечисляющие признаваемые ими виды творческих модификаций с подразделением их на две группы: изменения в семантике и изменения в форме фразеологизма. Подобный тип классификаций встречается в исследованиях Э.Б. Наумова (1971), А.И. Молоткова (1977) и др. Э.Б. Наумов изменение внешней формы фразеологизма назвал деформацией, а изменения, затрагивающие внутреннее содержание фразеологизма, определил как модификацию [Наумов 1971: 72]. В том же направлении, с распределением авторских трансформаций на семантические и структурно-семантические, написаны работы Н.Л. Шадрина (1969), Н.И. Астафьевой (1971), Л.Ф. Баранник (1978), А.М. Мелерович, В.М. Мокиенко (1989), H.B. Соколовой (1989), И.Ю. Третьяковой (1993), Т.И. Кошелевой (1997), Г.И. Алиомаровой (2003) и др. Примечательно то, что И.Ю. Третьякова приходит к следующему выводу: в результате как семантических, так и структурных модификаций ФЕ могут возникать и окказиональные варианты узуальных ФЕ и окказиональные фразеологизмы как таковые [Третьякова 1993: 9]. Эта идея поддерживается Н.Г. Михальчук, рассматривающей творческие преобразования ФЕ как одно из средств формирования идиостиля Булгакова [Михальчук 2002: 46-47].
ИМ. Абрамович подразделяет окказиональные деформации также на две категории: преобразования, в результате которых фразеологизмы претерпевают какие-либо внутренние изменения и преобразования, при которых внутренняя форма остаётся неприкосновенной, обыгрывание её проистекает в окружающем контексте [Абрамович 1964:213-218].
Л.И. Ройзензон и Е.А. Малиновский противопоставляют друг другу контекстуально обусловленный тип преобразований и внутрисистемный, который они считают преобладающим, т.к. они заложены в самой системе языка, предопределяются и порождаются ею. В свою очередь внутрисистемные делятся на два типа: внутренние и внешние трансформации [Ройзензон, Малиновский 1974, 109-110]. Подобная классификация трансформаций поддерживается Е.Ю. Поповой, изучающей художественные функции фразеологизмов [Попова 1998: 11].
Бинарным классификациям, которые в настоящее время достаточно распространены, противостоят многокомпонентные классификации, включающие в себя более двух групп творческих преобразований.
Использование в художественных произведениях М.А. Булгакова крылатых выражений и литературных цитат
В языковом творчестве Булгакова достаточно часто используются крылатые выражения, в лингвистической литературе определяемые как устойчивые сочетания слов подобные фразеологическим единицам, «но происходящие из определённого литературного или исторического источника» [Ахманова 2007: 212]. С.Г. Займовский особо подчёркивал, что «"крылатое слово" есть пословица или поговорка литературно-образованных кругов в отличие от пословиц, речений, поговорок народной речи» [Займовский 1930: 15]. Вслед за С.Г. Займовским С.Г. Шулежкова «дифференциальными, отличительными признаками крылатого слова... считает: 1) ходячесть; 2) меткость; 3) лаконизм; 4) принадлежность к литературно-образованным кругам, в отличие от пословиц и поговорок; 5) связь с первоисточником, индивидуальным инициатором» [Шулежкова 1995: 9]. СИ. Ожегов определяет крылатые слова как «любые отрезки контекста с законченным смыслом, употребляющиеся в речи как цитаты. Такого же рода всевозможные афоризмы, фразы, извлечённые из контекстов или составленные на основе каких-нибудь контекстов и ставшие ходовыми для цитирования» [Ожегов 1974: 194]. Н.С. Ангукин и М.Г. Ашукина в своих исследованиях крылатые слова определяют следующим образом: «Термином этим обозначают вошедшие в нашу речь из литературных источников крылатые цитаты, образные выражения, изречения исторических лиц, имена мифологических и литературных персонажей, ставших нарицательными,... образные сжатые характеристики исторических лиц...» [Ашукин, Ашукина 1987: 4]. М.А Булатов в своей книге «Крылатые слова» утверждает, что «они... несут ту же службу, что пословицы и поговорки, но отличаются от них тем, что у них есть определённый автор. Источниками их может быть литературное произведение, историческое событие, письменные памятники и т.д. Эти образные, меткие выражения, прочно вошедшие в нашу речь, мы называем "крылатыми словами"» [Булатов 1958: 3]. Однако О.В Беркова, понимающая под крылатыми словами «употреблённые в данном языковом коллективе и используемые в качестве лексических единиц краткие цитаты из письменных или устных источников, имеющие определённого автора» [Беркова 1991: 29], полагает, что источник авторства у крылатых выражений признак дополнительный, утрата этого признака не приводит к каким-либо изменениям. «Важным критерием «крылатости» выражения... является его употребительность» [Беркова 1991: 21], а также воспроизводимость. А.Н. Баранов и О.Д. Добровольский утверждают, что «крьшатые слова выделяются на нелингвистических основах, частично попадая в идиомы, частично - в пословицы. Крылатые слова - это когнитивный концепт, тесно связанный с культурной традицией. Отсюда вариантность указанного класса: человек, не читавший И.. Ильфа и Е. Петрова, не поймёт большинства приведённых крылатых слов из их романов» [Баранов, Добровольский 2008: 73].
В нашем исследовании под крылатыми выражениями понимаются речевые образования, употребляющиеся в конкретном языковом и культурном коллективе, обладающие такими признаками, как устойчивость и воспроизводимость, имеющие определенный источник, соотносящиеся по своей структуре со словом, словосочетанием или предложением.
Наряду с крылатыми выражениями, Булгаковым включаются в художественное повествование разнообразные литературные цитаты. Они представляют собой фрагменты из общеизвестных (в большей или меньшей степени) текстов, также функционируют в художественных произведениях без указания на источник, но сохраняют с ним ассоциативную преемственную связь. О.В. Беркова под цитатой понимает «точно (дословно) воспроизводимую часть текста (письменного или устного), включая, в отдельных случаях и одно слово» [Беркова 1991: 29]. СИ. Ожегов о цитатах писал следующее: «...нередко пишущие, по ходу своей мысли, чтобы иллюстрировать её сжатым резюме или яркой характеристикой, приводят цитату» [Ожегов 1974: 222-223]. Целесообразно отметить, что не всегда, подтверждая свои мысли цитатой, автор ограничивается определённым кругом цитат. Нередко он стремится употребить цитату как раз менее известную, не использующуюся ранее, отличающуюся именно своей новизной. Среди причин такого отбора О.В. Беркова называет следующие: «начитанный автор может вполне естественно процитировать полюбившееся место..., с другой стороны, возможно просто желание щегольнуть своей эрудицией, произвести впечатление...» [Беркова 1991: 24]. Использование таких малоизвестных цитат позволяет писателю расширить кругозор читателя. Следовательно, цитаты кроме своей основной функции - изобразительно-оценочной - начинают выполнять информативную функцию [Дядечко 1989:164].
Под литературной цитатой мы подразумеваем в нашем исследовании дословно (в большей или меньшей степени) воспроизводимую часть (слово, словосочетание, предложение) произведения какого-либо автора, используемую кем-либо с различными целями. Причём эта часть (слово, словосочетание, предложение) не обязательно должна обладать такими качествами крылатых слов и выражений, как воспроизводимость по памяти и устойчивость.
Среди литературных цитат можно выделить так называемые «популярные-цитаты», которые достаточно часто используются Булгаковым в художественных произведениях, например, в качестве эпиграфов. В.П. Берков отмечает, что «популярные цитаты всегда сохраняют свой первоначальный смысл, и поэтому не возникает трудностей отграничения их от крылатых слов, хараісгеризующихся смысловым сдвигом всей единицы» [Уолш, Берков 1984: 6]. В.П. Берков акцентирует внимание на том, что крылатые слова «имеют афористический характер, выражают глубокие философские истины», а популярные цитаты «относятся к будничным ситуациям или являются описательными» [Там же: 7]. «Популярные цитаты» представляют собой самостоятельные, полноценные предложения, именно поэтому «они не вписываются в синтаксическую структуру предложения..., в большинстве случаев не имеют обобщающего смысла» [Беркова 1991: 29-30]. Так, например, в фельетоне «Сорок сороков», где повествуется о быте и культуре Москвы в период с 1921 по 1923 гг., эпиграф представляет собой популярную цитату (правда, формально искажённую), взятую Булгаковым из комедии А.С. Грибоедова «Горе от ума»: «Решительно скажу: едва/ Другая сыщется столица как Москва» [I, 224]. Ср.: «А, батюшка, признайтесь, что едва/Где сыщется столица как Москва».
Писателям свойственно создавать «такие речевые обороты и смысловые формулы, которые свободно выхватываются из текста стихов или прозы и начинают жить в язьпсе народа рядом с пословицами, поговорками и подобными им устойчивыми сочетаниями слов, представляя собой выразительное богатство национального языка и пополняя его идиоматический запас» [Бабкин 1970: 108]. Бабішн A.M. справедливо отмечал, что «лексическая лаконичность при смысловой ёмкости делает подобные выражения необходимыми и весьма живучими фактами языкового употребления» [Там же: 111].
