Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Вопрос об отражении в языке национальных особенностей народа и теоретические основания концептуального анализа в паремиологии 11
1.1. Национальное своеобразие языка и картина мира 11
1.2. Языковая картина мира как отражение национального мировидения 28
1.2.1. Психологическое направление 28
1.2.2. Лингвофилософское направление 31
1.2.3. Лингвокультурологическое направление 32
1.2.4. Этносоциолингвистическое направление 34
1.2.5. Лингвистическое направление 36
1.3. Концепт - "квант структурированного знания" об окружающей действительности 41
1.4. Концептуальный анализ в паремиологии 57
Выводы 63
Глава II. Концепт Бог в пословицах и поговорках 65
2.1. Внутренние факторы, из которых складывается содержательная характеристика концепта Бог 66
2.1.1. "Бог" как понятийная (логическая) основа концепта Бог 66
2.1.2. Содержание понятия "бог" в лексикографии 72
2.1.3. Лексические средства репрезентации концепта Бог 83
2.1.3.1. Собственно лексические средства (лексема бог и синонимический ряд с доминантой бог), реализующие концепт Бог 83
2.1.3.2. Синонимия и антонимия как репрезентанты содержательных компонентов концепта Бог 107
2.1.3.3. Изобразительно-выразительные средства как репрезентанты концепта Бог 117
2.1.4. Темпоральные и пространственные показатели и характеристики Бога 121
2.1.5. Валентность и персональность как средства репрезентации концепта Бог 129
2.1.6. Микрополе концепта Бог 135
2.2. Внешние факторы, из которых складывается содержательная характеристика концепта Бог 138
2.2.1. Бог и Человек 138
2.2.2. Бог и Судьба 147
Выводы 151
Глава III. Концепт Судьба в пословицах и поговорках 154
3.1. Внутренние факторы, из которых складывается содержательная характеристика концепта Судьба 154
3.1.1. "Судьба" как понятийная (логическая) основа концепта Судьба и ее характерные черты, представленные в современных исследованиях 154
3.1.2. Содержание понятия "судьба" в лексикографии 161
3.1.3. Лексические средства репрезентации концепта Судьба 172
3.1.3.1. Собственно лексические средства (лексема судьба и синонимический ряд с доминантой судьба), реализующие концепт Судьба 172
3.1.3.2. Синонимия и антонимия как репрезентанты содержательных компонентов концепта Судьба 201
3.1.3.3. Изобразительно-выразительные средства как репрезентанты концепта Судьба 206
3.1.4. Темпоральные показатели и характеристики Судьбы 212
3.1.5. Пространственные показатели и характеристики Судьбы 225
3.1.6. Персональность как средство репрезентации концепта Судьба 229
3.1.7. Валентность как средство репрезентации концепта Судьба 233
3.1.8. Микрополе концепта Судьба 236
3.2. Внешние факторы, из которых складывается содержательная характеристика концепта Судьба 238
3.2.1. Судьба и Человек 238
Выводы 251
Заключение 254
Список использованных словарей 257
Список цитируемых и упоминаемых источников 259
Приложение 273
- Национальное своеобразие языка и картина мира
- Собственно лексические средства (лексема бог и синонимический ряд с доминантой бог), реализующие концепт Бог
- Собственно лексические средства (лексема судьба и синонимический ряд с доминантой судьба), реализующие концепт Судьба
- Судьба и Человек
Национальное своеобразие языка и картина мира
В наши дни все чаще лингвисты различных направлений обращают внимание на вопросы, связанные с национальной спецификой языка. Среди них особенно актуальными являются вопросы о происхождении национального языка, о связи языка и мышления, языка и культуры, языка и этнического менталитета, все они находятся на стыке различных наук, таких как психология, социология, философия, лингвистика, этнография, история и др. В настоящее время в лингвистике особенно активно исследуется проблема соотношения национального и универсального в языке и культуре. Ее решение происходит с помощью понятий: "языковая картина мира", "концептуальная картина мира", "модель мира", "этнический менталитет", "концепт" и др.
Изучение культуры в рамках гуманитарных наук имеет давнюю традицию. Высказываются противоречивые точки зрения о сущности культуры, перспективах ее развития. В частности, "Философский энциклопедический словарь" (далее ФЭС) определяет культуру как "специфический способ организации и развития человеческой жизнедеятельности, представленной в продуктах материального и духовного труда, в системе социальных норм и учреждений, в духовных ценностях, в совокупности отношений людей к природе, между собой и к самим себе" (ФЭС, 1983,, с. 292).
Ф.К.Бок, вслед за Редфильдом, предсг зляет культуру как "традиционную общность наименования (understanding), реализующуюся в действии и артефакте - его материальном результате" (Бок, 1975, с. 383). Для нас "Культура - это: организация человеческой жизни, особый класс общественных явлений; внимание к национальной личности и, прежде всего, к ее внутреннему духовному миру; совокупность способов творческой деятельности личности в области материального и духовного производства; способы распределения и потребления материальных ценностей, достижения в области организации общественных взаимоотношений, способствующих прогрессивному развитию человечества" (Воробьев, 1996, с. 18 - 19). Культура является одним из основных признаков этноса: "Ее символические (знаковые) компоненты, в первую очередь язык, обеспечивают... взаимопонимание и взаимную информацию членов этноса, без чего невозможна была бы их эффективная совместная деятельность..." Язык содержит "межпоколенную этнокультурную информацию" (Бромлей, 1983, с. 67).
Таким образом, язык - это "важнейшее средство... аккумуляции знаний культуры". Он предстает как сложная знаковая система, способная хранить, передавать, использовать и преобразовывать информацию. Культура, как и язык, тоже является знаковой (семиотической) системой, способной передавать информацию, но, в отличие от языка, не способной самоорганизовываться, так как культура - это прежде всего память, сложная семиотическая система, ее функция - память, а ее основная черта - накопление (См.: Лотман, Успенский, 1993, с. 227). Язык и культура - сложные системы, организующие этнос.
Впервые вопрос о связях "этнос - язык - культура" был поднят в трудах Вильгельма фон Гумбольдта. Гносеологические корни теории Гумбольдта уходят в философию Гегеля и Канта. "Народный дух" в теории ученого напоминает "абсолютную идею" Гегеля, которая обладает такой же активной ролью. Весь мир, по Гегелю, представляет перевоплощение абсолютной идеи, развитие "мирового духа". Человеческая история мыслится как "чисто духовная ситуация". Весь смысл "образования" индивида (или его культуры), по Гегелю, заключается в том, чтобы посредством науки пройти все ступени "образования мирового духа" и сделать его своим, теоретически усвоенным, соразмерным своему индивидуальному сознанию. Поэтому наука для Гегеля - "наиболее совершенный способ культурного существования индивида" (Межуев, 1977, с. 48). Подобным же образом все в языке, по теории Гумбольдта, является перевоплощением и отражением "народного духа", "национальный дух" является движущей силой развития языка.
Социально-философское осмысление понятий "народ" и "язык" изложено Гумбольдтом в его работе "О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человечества". "Нация" представляется ученым, как "высшая форма индивидуализации человеческого духа", которая имеет "языковой" статус. В. Гумбольдт приходит к выводу, что ничто иное так, как язык, не способно разгадать тайну человека и национальную самобытность народов. "Язык - это расцвет всего организма нации", ее "духовное воплощение" (Гумбольдт, 1984, с. 325, с. 72). Он тесно связан с духовным развитием человеческой нации, в частности, все изменения в культурном строе народа обязательно находят отражение в его языке.
Именно духовная самобытность, по мнению ученого, является той основой, на которой происходит развитие языков наций, зависимых от народов, которым принадлежат. Основную причину различий между языками В. фон Гумбольдт видел в этнической специфике психологии, "духе народа". "Язык есть как бы внешнее проявление духа народа: язык народа есть его дух, и дух народа есть его язык" (Там же, с. 68), который выступает как хранилище народного духа, культуры, "объединенная духовная энергия народа, чудесным образом запечатленная в определенных звуках" (Там же, с. 349). Отсюда познание этноса и его культуры обособленно от языка не представляется возможным, более того, ученый считает, что среди всех проявлений, посредством которых познается дух и характер народа, только язык способен выразить своеобразные черты народного духа и характера и проникнуть в самые глубинные тайны. Таким образом, язык, с одной стороны, и этническая культура, с другой, - оказываются соотносительными и неразрывно связанными. При этом язык является национальной формой выражения и воплощения культуры. Дух народа с его живой самобытностью действует в обществе и активно воздействует на язык, который благодаря этому совершенствуется и обогащается, обогащая в свою очередь дух народа. В.Гумбольдт отмечает, что понимание самобытности народа и его языка полностью зависит от правильного видения своеобразия национального духа. Язык является внутренним бытием, поэтому он неразрывно связан с силой национального духа, и чем сильнее воздействие духа на язык, тем закономерней, ярче и богаче развитие последнего.
В связи с понятием "национальный дух" рассматривается понятие "внутренняя форма" языка. "Языковая внутренняя форма" в теории Гумбольдта - важнейший атрибут языка в целом; под ней подразумевается совокупность законов воспроизведения языка, следовательно, законов, по которым действует дух. "Постоянное и единообразное в этой деятельности духа, возвышающей членораздельный звук до выражения мысли, взятое во всей совокупности своих связей и систематичности, и составляет форму языка" (Там же, с. 71). Таким образом, форма языка - это то, что идет от корней этого языка, а не системно-структурная его специфика.
"Национальный дух" представляется как совокупность общих черт, присущих мышлению данного народа, его образ мыслей, мировоззрение. Говоря о связи языка и мышления, В. фон Гумбольдт подчеркивает, что их характеризует неразрывная связь и именно язык определяет мышление народа, его познавательную деятельность: "Язык есть орган, образующий мысль, следовательно, в становлении человеческой личности, в образовании у нее системы понятий, в присвоении ею накопленного поколениями опыта языку принадлежит ведущая роль" (Там же, с. 78).
По Гумбольдту, чувство и деятельность человека зависят от представлений, а представления - от языка. Таким образом, отношения человека к внешним предметам обусловлены тем, как эти предметы представляются ему в языке. Человек, "создавая из себя язык", становится в тот момент его частью; каждый народ, утверждает исследователь, как бы обведен "кругом" своего языка, выйти из которого он может, только перейдя в другой.
Впервые в работах Гумбольдта была поставлена на рассмотрение проблема соотношения интеллектуальной сферы жизни людей и языка. Ученый считает, что рассмотрение языка в качестве основы для объяснения "ступеней духовного развития" нации приводит к выводу, согласно которому интеллектуальное своеобразие народа представляется движущей силой этого развития. "Своеобразие" же непосредственно отражается в строе каждого отдельного языка. Лингвист-философ Гумбольдт обозначил связь языка и культуры: "Язык тесно переплетен с духовным развитием человечества и сопутствует ему на каждой ступени его локального прогресса или регресса, отражая в себе каждую стадию культуры (Там же, с. 48). С учетом лингво-культурного взаимодействия построено гумбольдтовское определение языка: "Язык - это мир, лежащий между миром внешних явлений и внутренним миром человека" (Там же, с. 304).
Собственно лексические средства (лексема бог и синонимический ряд с доминантой бог), реализующие концепт Бог
Содержательная структура концепта Бог в паремиях, исследуемых нами, складывается из компонентов, которые репрезентируются, во-первых, с помощью ядерной лексемы - бог, а во-вторых, репрезентантами являются лексемы синонимического ряда.
Нами выделено 1332 паремии, в которых реализуется концепт Бог. Лексема бог, как репрезентант исследуемого концепта, в наших текстах представлена 1003 раза.
В большинстве паремий лексема бог реализует компонент "высшая сила, от которой зависит все происходящее на земле": Живем так, что ни догнал, ни поймал, а как бог дал (I, 77); Жилами не нажить (не натянешь), чего бог не даст (II, 20); Все от бога. Всяческая от творца (I, 24); В мале бог, и в велике бог (I, 22).
Бог представляется как причина всего сущего, причина самого бытия, все в мире причастно ему, все является плодом его творения. Однако, как уже отмечалось, одним из основных свойств русской ЯКМ является "антропоцентризм" (человек - "мера" всех вещей), поэтому все действия и "поступки" бога в первую очередь в пословицах и поговорках соотносятся с человеком. Бог определяет "жизненный путь" человека, от его воли зависит, какой будет жизнь человека:
Охнешь и ты, как не даст бог ни в чем пути (I, 107);
Живем не широко, а узким бог помилует (I, 53);
Человек ходит, бог водит (I, 23).
Подчеркивается то, что только с "богом" "путь" будет хорошим, то есть бог представляется неотъемлемой частью положительной судьбы человека:
С богом пойдешь - до блага дойдешь (к добру путь, или: добрый путь найдешь) (I, 23);
С богом хоть за море (прибавка: а без бога ни до порога) (I, 23). Бог ориентирует человека на преданность, смирение, принятие всего, что "дается" высшей властью:
Во что бог ни поставит (I, 85);
Бог дал, бог и взял (I, 85);
Коли богу угодно. Коли бог велит. Как богу угодно. Богу соизволящу, попускающу. Как бог попустит (I, 24). Такое смирение перед всеми "земными" делами бога, непосредственное соотношение бога с реалиями земной жизни оборачивается принижением в ней роли человека:
Один воин тысячи водит, а бог и тысячи и воина водит (I, 24);
Один воин тысячи водит (а бог и воеводу и тысячи водит) (I, 193);
Враг хочет голову снять, а бог и волосы не дает (II, 225).
Бог в паремиях часто действует вопреки желаниям человека:
Человек так, да бог не так (I, 24);
Человек предполагает, а бог располагает (I, 23);
Человек так, а бог инак. Человек по-своему, а бог
по-своему (I, 23). Но это оправдывается тем, что:
Бог лучше знает, что дать, чего не дать (I, 25). Русскому народу свойственна вера в то, что все "дела бога" направлены на благо человека, поэтому вера в бога в русской ментальное связывалась, прежде всего, с преданностью воле божьей, доходящей до смирения перед всеми невзгодами, которые, как правило, только усиливали и укрепляли эту веру:
Нужда — богомолка. Нужда приводит к богу (I, 67);
Нужда научит богу молиться (I, 67);
Кто нужды не знавал, досыта богу не маливался (I, 67).
"Смирение", возведенное в высшую степень, в паремиях часто перерастает в пассивность:
Клади весла — молись богу (говорится на Волге при опасности) (I, 109);
Кто в море не бывал, тот досыта богу не маливался (I, 217);
Как бог на сердце положит (II, 6). Однако Бог в паремиях ассоциируется и с "силой", "присутствие" которой рождает в человеке уверенность в своих возможностях, ориентирует его на активность:
Бог по ны, никто же на ны. Бог по нас, никто же на нас (I, 23);
Коли бог по нас, то никто на нас (или: против нас) (I, 23);
С нами крестная сила! С нами бог и все святые (I, 27).
Отмечается возможность взаимоотношений между богом и человеком:
Каков до бога, таково и от бога (I, 162). С одной стороны, бог ассоциируется с "властью", способной к гневу, с другой, - с "капризной" силой, которой человек должен "угодить":
Не гневи бога ропотом, молись ему шепотом (I, 86);
На это плакаться — только напрасно бога гневить (I, 86);
Молись до пупа — бог любит докуку (т.е. клади крест ниже) (I, 86);
Смиренье - богу угожденъе, уму просвещенъе, душе спасенье, дому благословенье и людям утешенье (II, 191). "Общение" с богом как "сверхъестественной силой" представляется возможным с помощью молитвы, которой придается большое значение в христианском мировоззрении:
Молитва — полпути к богу (или: ко спасению) (I, 26);
Молись втайне, воздастся въяве! (I, 26). На наш взгляд, действие "молить" и "молитва" реализуют концепт Бог в исследуемых дискурсах, так как "молиться Богу" значит: "сознавая ничтожество свое перед Творцом, приносить Ему покаяние свое, любовь, благодарность и просьбы за будущее" (Даль, 1981, т.2, с.341). То есть глагол "молить" и существительное "молитва" - "самое содержание, суть просьбы" (Там же), раскрывают содержание исследуемого концепта и репрезентируют также его компоненты, такие как "всемогущество", "управитель человеческих судеб", "вездесущность", "промыслитель всего сущего и живущего":
Лихо думаешь - не почто богу молиться (I, 35);
На зло молящего Бог не слушает (I, 341);
Что бы ни пришло, все молись (I, 26).
Человек ориентируется на "духовность", поэтому отмечается предпочтение для верующего духовного развития перед материальными благами:
Одно спасенье - пост да молитва (I, 27);
Не хлебом живы, молитвою (I, 27);
Не встанет свеча перед богом, а встанет душа (I, 28).
Однако вера человека в бога ориентирует его не только на смиренную молитву, но и на действия:
Без дел вера мертва (нема) перед Богом (Даль, 1981, т.1, с.332). Лексема вера является репрезентантом концепта Бог. Вера определяется В.И.Далем как "верование, отсутствие всякого сомнения или колебания о бытии и существе Бога; безусловное признание истин, открытых богом" (Даль, 1981, т.1, с.331), то есть лексема вера включает сему "бог" и реализует исследуемый концепт в паремиях:
С верой нигде не пропадешь (Даль, 1981, т.1, с.332);
Без веры живут на этом свете, а на том не проживешь (I, 27);
Без веры господь не избавит, без правды господь не исправит (I, 29).
Собственно лексические средства (лексема судьба и синонимический ряд с доминантой судьба), реализующие концепт Судьба
Содержательные компоненты концепта Судьба в анализируемых нами пословицах и поговорках репрезентируются с разной степенью полноты значительным количеством лексем и другими средствами в сочетании с показателями контекста.
Непосредственно лексема судьба, как репрезентант исследуемого концепта, в наших текстах представлена 18 раз. Однако к пословицам и поговоркам можно отнести закономерность, отмеченную С.Е.Никитиной для других фольклорных текстов: "Если семантические связи других фольклорных слов улавливаются в ближайших контекстах, то связи концепта Судьба таятся в темной глубине многослойного фольклорного текста, а на поверхности - либо слова, достаточно похожие на бытовые по своему лексическому поведению, либо цепь метаморфоз-персонификаций" (Никитина, 1994, с. 130). То есть отдельные семантические составляющие концепта представляются другими лексемами.
В большинстве случаев слово судьба употребляется в паремиях в значении "высшая сила, власть над людьми, которая управляет их жизнью". Судьба представляется как одухотворенное существо, способное преследовать, наказывать, судить и т.д.:
Судьба придет, ноги сведет, а руки свяжет (I, 40); От судьбы не уйдешь. Никто от своего року не уйдет (I, 40); Погладила меня судьба против шерсти (I, 108). С одной стороны, судьба воспринимается народным сознанием как объект невидимого мира (небесная сила), с другой - как хозяин, который распоряжается своими подчиненными - людьми. Данное значение концепта Судьба чаще характеризуется отрицательной оценочностью, так как судьба представляется силой, осуществляющей какие-то нежелательные для человека действия, человек не может этой силе противостоять: Судьба придет - и руки свяжет (I, 281); Судьба придет — по рукам свяжет (I, 140). В пословице:
Натура дура, судьба злодейка (I, 50) судьба - злобная сила. В.И.Даль определяет слово злодейка: "Кто дает, творит зло; ворог или враг, супостат, недруг, предавшийся злу, ожесточенный преступник, закоренелый противник божеских и людских законов..." (Даль, 1981, т.1, с.684). Таким образом, здесь судьба представляется носителем зла,, беды и несчастья, она неподвластна человеку и действует вопреки ему. Судьба - "дающая человеку его долю" выражена в пословице: Кого минует (судьба), того и обнесет (I, 40).
Глагол минует в значении "обойти, объехать, пройти мимо, оставить в стороне..." (Даль, 1981, т.2, с.327) и глагол обнесет - "обносить при угощении, миновать, обходить..." (Там же, с.606) в сочетании с судьбой могут актуализировать сожаление человека по поводу того, что что-то хорошее не выпало на его долю (ср.: Горько пить вино, а обнесут (мимо), горчее того) и судьба не "обнесла" (См.: обносить - "при угощении яства, вино, разносить всем, вокруг, потчивать всех") (Там же), а прошла мимо. Значение "высшая сила" актуализируется в примерах, где судьба соотносится с господом, усиливается оппозиция небесного и земного, подчеркивается независимость всего происходящего от человеческих усилий и невозможность переносить "решения" господа или судьбы // судьбины на силовые методы: Ослоп не господь, а ослопина не судьбина (при спорах бывали поединки ослопами) (I, 75).
Судьба в значении "высшая сила" может содержать и положительную оценочность:
Судила судьба киселем заговеться (I, 75).
В данном примере стержневым принципом, на котором построена пословица, является ирония. Истинный смысл высказывания прямо противоположен тому, что подразумевается. Начало паремии "Судила судьба" позволяет предположить, что далее будет сказано о чем-то плохом, нежелательном для человека, оказывается выражение с противоположным смыслом: "киселем заговеться".
Второе значение концепта Судьба, репрезентируемое в паремиях лексемой судьба, - "то, что дано человеку". Если в бытовом употреблении судьбой могут обладать неодушевленные предметы (судьба книги, судьба страны и т.д.), то в исследуемом материале "носителями" судьбы выступают только люди (человек).
В отличие от судьбы - "наделяющей силы", судьба - "данное человеку" ведет себя в пословицах и поговорках как неживое существо. Ею наделяется человек, он не может ее изменить или отказаться от нее, поэтому принимает судьбу такой, какая она есть:
Так рок судил. Видно, судьба такая (I, 40). Судьба противопоставляется случаю, случайности, актуализируется сема "предопределенность":
Судьба не авоська (I, 41);
Не судьба крестьянскому сыну калачи есть (I, 355). Из субъекта действия судьба превращается в объект действий:
Знать, по судьбе нашей бороной прошли (I, 42). В данном случае, на наш взгляд, судьба изменяет свою оценочность, судьба как "данное, предопределенное" имела положительную оценку, но вмешательство "внешних сил" (бороной прошли), которое все изменило, перевернуло, перемешало, приводит к отрицательной оценке судьбы.
Судьба в пословицах и поговорках соотносится с индейкой - "петух или курица" (Даль, 1981, т.2, с.44):
Жизнь - копейка, судьба — индейка (I, 210); Натура дура, судьба индейка (I, 50). "Курица", по представлениям русского народа, является глупой домашней птицей. В.И.Даль отмечает, что она имеет и название "дурка, дурышка" (Там же). Таким образом, на наш взгляд, "индейка" используется в данном случае в переносном значении. С помощью метафоры судьба представляется как сила, действия которой не поддаются разумному объяснению. Подчеркивается, что "жизнь - копейка", ничего не стоит, она ничтожна и мала, а "судьба - индейка" пуста и безразлична к человеку. Однако в данных примерах лексема судьба может реализовывать и значение "данное человеку". В таком случае, если жизнь "ничего не стоит", то и судьба, соотносимая с индейкой в значении "домашняя птица", представляется как нечто ненадежное. Во втором примере наблюдается несколько иной ассоциативный план. "Натура", определяемая В.И.Далем как "природа, все созданное на земле нашей; созданье, творенье..." (Там же, с.486), представляется как "дура" (сема "глупость" актуализируется и в этом примере), а судьба, являющаяся "творением высшей силы" или "порождением натуры", - индейка, также понимается как "плохая", "нежелательная судьба".
Кроме лексемы судьба, содержательные компоненты концепта Судьба в пословицах и поговорках реализуются также с помощью ряда других лексем: доля, рок, участь, часть, жеребий / жребий, счастье и т.д. (полный перечень см. в Приложении).
Слово доля, выступающее репрезентантом исследуемого концепта, с этимологической точки зрения, по данным словарей, образовалось от глагола делить. В паремии большое место занимают культурные корреляты глагола делить. Действие деления целого на части является одним из основных в понимании концепта Судьба. Первоначально номинации, связанные с глаголом делить (доля, часть, участь, счастье), употреблялись в значении "часть чего-либо", "получение собственной доли при дележе добычи", позднее они стали ассоциироваться с судьбой и представлениями о "делении общего на части", "получением каждым индивидом своей доли". Основным значением глагола делить является "разъединять, расчленять на части", что отражено в семантическом наполнении производных от него наименований судьбы. Таким образом, слово доля, образованное от глагола делить, означает не только "отдел", но и судьбу. М.Фасмер отмечает, что изменение значения шло следующим образом: "часть" "доля", "судьба" (Фасмер, 1986, т.1, с.526).
В паремиях доля предстает как результат законченного действия, которое воплощается в сложную схему, включающую действие, соответствующее глаголу делить, деятеля - вершителя дележа и результат действия - собственно долю. Доля актуализирует два основных значения. Как и судьба, она обозначает:
1. Существо, от которого зависит человеческая жизнь.
2. То, что дано человеку, его доля.
Наличие этих компонентов в структуре слов судьба и доля позволяет выступать им в роли репрезентантов концепта Судьба.
Судьба и Человек
Фольклорная картина мира, отраженная в исследуемых дискурсах, беспристрастно фиксирует ситуацию "человек - судьба" как в ее полярных проявлениях, где человек прямо противопоставлен Судьбе и признается единственным "творцом" собственной судьбы, отвергаются всяческие вмешательства "внешних сил", или же, наоборот, Бог / Судьба противопоставлены человеку как иррациональное начало, так и в более нейтральных, где Человек и Судьба / Бог "уравниваются" в своих возможностях.
Чаще всего в пословицах и поговорках человек предстает как пассивный объект, на который направлены действия судьбы. Предопределенность судьбы, вера в то, что судьба дается богом и изменить ее нельзя, рождает пессимистические настроения:
От судьбы не уйдешь. Никто от своего року не уйдет (I, 40);
С богом не поспоришь (II, 267);
Суда божьего околицей не объедешь (I, 25).
Паремии, в которых судьба выступает как предопределение, ориентируют человека на:
I. Смирение:
Будь, чему быть. Пусть будет, чему не миновать (I, 55);
Пасись горького, а не надейся на сладкое! (I, 37);
Кто нужды не видал, и счастья не знает (I, 74). Так как изменить судьбу нельзя, то ее необходимо принимать такой, какая она есть. В паремиях отмечается, что русскому человеку свойственно верить в то, что после несчастья, неудачи всегда наступает счастливая пора, т.е. подчеркивается, что судьба не бывает однородной, она "переменчива" (Зимин, Спирин, 1996, с. 159). Поэтому смирение, в некотором роде, соотносится с надеждой и терпением. П. Терпение:
Оттерпимся - и мы люди будем (I, 87);
Оттершимся до чего-нибудь дотершимся (I, 87);
Больно, да дело - то невольно. Трещи не трещи, да гнись (И, 274). III. Надежду:
Век живи, век надейся! (I, 38);
Что пождем, то и наживем. Век жить, век ждать (I, 37);
Подождем, так что-нибудь да выждем (I, 87). Все эти свойства соотносятся с пассивностью человека и его полагани-ем на высшую силу. Тем самым подчеркивается, что человек не может что-либо изменить в своей судьбе, он может только смиренно переносить все тяготы и лишения и надеяться на то, что судьба будет к нему благосклонна:
Терпи, казак, атаман будешь (I, 38);
Жди, так дождешься. Жди, чего-нибудь дождешься (I, 88);
За терпенье дает бог спасенье (I, 86). Смирение, терпение, надежда являются, по мнению многих исследователей, ключевыми понятиями национального русского менталитета. Надежда для русского человека всегда была связана с именем бога, всевышнего, именно на "волю всевышнего" возлагал все свои надежды русский человек. Вера в то, что все зависит не от каких-то обстоятельств или случая, а от "высших сил" позволяет надеяться на перемены в судьбе. Поэтому в фольклоре представлены и такие свойства русского человека, как "вера в лучшее", "выдержанность":
Будет и на нашей улице праздник (I, 38);
Все на свете к лучшему. Что ни делается, все к лучшему (I, 37);
Будет и то, что и нам не помешает никто (I, 38). Смирение и терпение соотносятся с пессимизмом, который по признанию А.Вежбицка, является чертой русского менталитета, а надежда характеризует оптимизм в национальном характере:
Удастся и червяку на веку (I, 38);
Полоса пробежит — другая набежит (I, 38);
Всему бывает перемена. Всему мена да перемена (I, 88). В русском языковом концепте Судьба заключен отрицательный компонент, связано это с тем, что человеческая судьба "непредсказуема", "ненадежна" и в ней чаще случается плохое, чем хорошее. В фольклоре судьба часто расходится с ожиданиями человека:
Хотелось пировать, а пришлось горевать (I, 47);
Ждала сова галку, а выждала палку (II, 66);
Хотелось на коне, а досталось под конем (I, 79). Однако, как отмечает А.Д.Шмелев, "такие коннотации судьбы определяются скорее общечеловеческой склонностью представлять хорошее не как дар судьбы, а как результат заслуг человека, плохое же "списывать" на судьбу" (Шмелев, 1994, с.229). Поэтому в фольклоре отмечается, что судьба зависит не только от "высших сил", но и от самого человека, паремии ориентируют человека на определенные действия:
Работай — сыт будешь; молись — спасешься; терпи — взмилуют ся (I, 86);
Супорно жди, а дело делай (I, 88); Установки на пассивность и активность человека заложены в фольклорной картине мира и фиксируются в паремиях:
Что ни будет, то будет, а будет то, что бог даст (I, 56);
Все в мире творится не нашим умом, а божьим судом (I, 56) //
На бога надейся, а сам не плошай (I, 26);
Бог-то бог, да и сам не будь плох (I, 370);
Коли сам плох, так не даст и бог (I, 370). Многие высказывания выражают фаталистическую зависимость человека от судьбы, что часто приводит к бездействию человека и позволяет некоторым исследователям утверждать, что русскому человеку свойственен пессимизм и пассивность. Однако это не всегда так. Предопределенность судьбы, упование на ее необратимость может стимулировать активность человека:
Кому суждено опиться, тот обуха не боится (I, 52). Поэтому смирению человека противопоставляется активность, пессимизму оптимизм. Человек может активно воздействовать на свою судьбу. С одной стороны, он может всячески содействовать судьбе, назначенной свыше (Живешь счастливо, паши не лениво; Где бог велит, там и берите; Дал бы бог здоровья, а счастье найдем); с другой стороны, - стремится полностью изменить ее или подчинить своей воле. Смирение, терпение, надежда человека представляются в пословицах и поговорках как "пассивное" воздействие на судьбу, которое заключается в принятии того, что дано богом. "Счастье заключается не в реальном обладании объектами, а в отношении человека к своей судьбе", - пишет В.Г.Гак (Гак, 1994, с.204-205).
Народное сознание подчеркивает, что, несмотря на то, что "все в мире творится божьим судом", все-таки "береженого и бог бережет". Паремии ориентируют человека на деятельность:
На бога уповай, а без дела не бывай! (II, 14);
Гребень (Прялка) не бог, а рубаху дает (II, 14);
Кто рано встает, тому бог подает (I, 16). Человек входит в концептуальное пространство Судьбы как "сотворен," своей доли:
Будешь плох, не даст и бог. Богу молись, а сам не плошисъ (I, 370);
Кто сам себя стережет, того и бог бережет (II, 143);
Чего душа желала, то бог и дал (I, 51). Хотя человеческая активность в паремиях ограничивается божественным провидением:
Девку веретено одевает. Девка прядет, а бог ей нитку дает (II, 205);
Сам кует, жена дует, да бог весть, что будет (I, 351);
Жилами не нажить (не натянешь), чего бог не даст (II, 20). Наблюдается процесс взаимозависимости, с одной стороны, человек зависим от Судьбы и это особенно отмечается паремиями, факт зависимости человека от "внешних сил" заложен в фольклорной модели мира, с другой стороны, человек может влиять на свою судьбу, он не может ее полностью изменить, но может внести некоторые "коррективы". "Мощный аппарат модели мира, - пишет Т.В.Цивьян, - призван отучить человека от посягательств на волю высших сил", но сами "запреты вступать в спор с судьбой являются ответом на попытку уйти от судьбы" (Цивьян, 1994, с.123):
От судьбы не уйдешь. Никто от своего року не уйдет (I, 40);
С богом не спорить (не поспоришь) (II, 267);
Суда божьего околицей не объедешь (I, 25).
