Содержание к диссертации
Введение
I. Феномен «врага народа» в системе советской идеологии и пропаганды конца 1920-х - первой половины 1930-х гг .
I.I. Предпосылки и истоки формирования феномена «врага народа» в советской идеологии и пропаганде 18
I.II. Структура образа «врага народа» в центральных партийных изданиях 30
I.III. Функции феномена «врага народа» в советской пропаганде 44
П. Особенности и динамика развития образа «врага народа» в советской прессе конца 1920-х - первой
II.I. Формирование сегмента «классовые / социальные враги» на страницах центральных партийных изданий 65
П.П. Культивирование сегмента «идеологические враги» в партийной прессе 100
III. Механизмы формирования образа «врага народа» в советской печати конца 1920-х - первой половины 1930-х гг .
III.I. Методы конструирования образа "врага народа" в центральных партийных изданиях 115
Ш.П. Языковые особенности подачи образа "врага народа" в риторике партийной прессы 137
Заключение 159
Библиографический список
- Структура образа «врага народа» в центральных партийных изданиях
- Функции феномена «врага народа» в советской пропаганде
- Культивирование сегмента «идеологические враги» в партийной прессе
- Языковые особенности подачи образа "врага народа" в риторике партийной прессы
Введение к работе
Актуальность исследования обусловлена рядом факторов, среди которых необходимо выделить, прежде всего, то, что феномен «врага» как один из наиболее древних архетипов общественного сознания оказывал существенное влияние на социальные и политические процессы на протяжении всей истории человечества. Осознание роли феномена «врага народа» как одного из эффективнейших средств манипулирования общественным сознанием, позволит обществу в будущем избежать ошибок прошлого.
Рассмотрение вопроса об истоках, роли и функциях феномена «врага народа», изучение его динамики и механизмов формирования в советской пропаганде и массовом сознании в период с конца 1920-х – начала 1930-х гг. способствует углублению научных знаний о характере взаимодействия идеологии и реальности, власти и журналистики. Изучение проблемы их взаимного преобразования в зависимости от текущей конъюнктуры, тактических и стратегических задач правящей элиты в условиях тоталитаризма, дает возможность более глубокого осмысления способов и методов легитимации политики государственного террора в массовом сознании, а также позволяет подчеркнуть ключевую роль СМИ в процессе становления и функционирования тоталитарных режимов.
Также данное исследование, выявляя широкие возможности манипулирования общественным мнением через масс-медиа, акцентируя внимание на таком аспекте процесса массовой коммуникации, как способность СМИ не только отражать реальность, но и формировать заданное властью представление о ней, может оказаться полезным в рамках развития современной теории средств массовой информации.
Историография исследования. Изучение феномена «врага народа» на страницах советской прессы конца 1920-х – первой половины 1930-х гг., предпосылок возникновения данного явления, его структуры и функций в советской пропаганде, выявление особенностей и динамики развития данного понятия в центральных партийных изданиях, а также анализ механизмов конструирования образа «врага народа» в печати и массовом сознании, является исследованием междисциплинарным и многоплановым, что требует рассмотрения сразу нескольких историографических направлений.
Первый блок теоретической части данной работы составляют труды по исследованию роли и особенностей функционирования отечественных средств массовой информации в контексте многообразных общественно-политических и экономических процессов, протекавших в стране на различных этапах её истории в XX в. В этой связи особое значение имели работы исследователей Г.В. Жиркова, И.В. Кузнецова, Р.П. Овсепяна, Е.П. Прохорова, Л.Л. Реснянской, Д.Л. Стровского, Н.М. Тобольцевой и др., в которых, в той или иной степени, поднимался вопрос взаимозависимости государственной политики и деятельности СМИ, а также затрагивалась проблема оформления журналистики в качестве средства идеологического и организационного обеспечения становления тоталитарного режима в СССР.
Второй блок формируют исторические и социологические труды, в которых анализируется советская репрессивная политика, механизмы её проведения и идеологического обоснования политического террора по отношению к различным категориям «врагов народа». При изучении данного аспекта проблематики автор, прежде всего, обращался к таким исследователям как Н.Г. Баранец, И.Е. Зеленин, Р.Г. Пихоя, Ш. Фицпатрик и др. На взгляды автора оказало заметное влияние исследование идеологемы «кулак» Г.Ф. Доброноженко, в котором акцентировалось внимание на понимании данного феномена как «властной номинации», мало что общего имеющего с реальностью.
Отдельно стоит упомянуть работы авторов Н.Б. Арнаутова, М.С. Корнева, Е.А. Сазанова и А.В. Фатеева, Д.В. Эйдука, затрагивающие пропагандистский аспект формирования образа «врага народа», что имело особое значение в рамках данного исследования.
Третий историографический блок, касающийся историко-философского и социально-психологического аспектов возможности появления, формирования и функционирования феномена «врага народа» вообще и в советской действительности в частности составляют труды таких отечественных исследователей, как К.С. Гаджиев, Л.З. Копелев, Р.Х. Кочесоков, С.Г. Кривенков, Н.И. Плотников и В.Л. Семёнов, Б.Ф. Поршнев, О.Ф. Русакова, В.Л. Хмылёв и др. Среди иностранных теоретиков, разрабатывавших данную проблематику, особо отметим Х. Арендт, К.Д. Брахера, М. Кертиса, Ф.А. Хайека и др.
Также значимый пласт работ теоретического характера, на который опирался автор с целью более глубокого понимания особенностей культивирования образа «врага» вообще и в советском общественном мнении в частности, составляют монографии и статьи С.Н. Бурина, О.В. Волобуева, А.В. Голубева, Л. Гудкова, О.В. Жуковой, Г.И. Козырева, И.С. Кузнецова и др. Существенную помощь в исследовании механизмов манипулятивного воздействия, в том числе и языковых, на массовое сознание оказали работы исследователей О.И. Воробьевой, Э. Кассирера, Н.А. Купиной, А.Р. Лурия, О.А. Мусориной, А.М. Родченко, Д.Э. Розенталь, Л.М. Салминой, Д.М. Фельдмана и др.
Эмпирическая база исследования определяется поставленными в диссертационном исследовании целями и задачами, а также состоянием источниковой базы по истории советской идеологии и пропаганды конца 1920-х – первой половины 1930-х гг. В данной работе были использованы следующие источники:
Материалы советских центральных партийных изданий за период с января 1928 г. по декабрь 1934 г. включительно, а именно: годовые подшивки газет «Правда» (1928 – 1934 гг.), «Крестьянская газета» (1929 – 1932, 1934), «Рабочая газета» (1929, 1930); годовые комплекты журналов «Большевик» (1929 – 1934 гг.), «Коммунистическая революция» (1929, 1931, 1933), «Партийное строительство» (1929 - 1934), «Спутник агитатора (для города)» (1928, 1930, 1932, 1934). Выбор данных печатных органов ЦК ВКП(б) обусловлен той руководящей регламентирующей ролью, какую играла центральная пресса в системе советской пропаганды, что позволяет рассматривать её в качестве незаменимого многопланового источника для отслеживания процесса формирования образа «врага народа» в информационной политике СССР, а также для понимания механизмов культивирования данного феномена в массовом сознании.
Материалы Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ), в фондах которого содержатся протоколы заседаний ВКП(б), партийные резолюции и постановления, справки, переписки государственных деятелей, в которых затрагиваются вопросы о роли советской печати в процессе формирования феномена «врага народа», о способах и методах реализации данной задачи. В частности можно отметить стенограммы выступлений В.М. Молотова на совещаниях работников печати: «Крестьянский вопрос и печать. Популяризация решений Пленума ЦК» и «Текущие политические и хозяйственные кампании и задачи печати. Политика партии в деревне», найденные в личном архиве партийного деятеля (Ф.82. Оп.2. Д.971), – которые дают возможность ознакомиться с замечаниями и рекомендациями последнего относительно того, как следует подавать образ «кулака» в советской прессе.
В контексте данного исследования также весьма любопытен архивный документ «Политическая сводка по письмам крестьян, адресованным в редакцию газеты «Крестьянская Правда» и журнала «Красная деревня» за время с 1 марта по 1 июня 1928 г.» (Ф.17. Оп.85. Д.318), позволяющий проследить реакцию советского общества на активно культивируемый в печати образ «врага народа».
Значительный интерес представляют «Сводки белоэмигрантской прессы №№ 1-21, составленные Информационным отделом ЦК ВКП(б)» (Ф.17. Оп.85. Д.356), публикации которой предоставляют возможность оценить отношение русской эмиграции к процессу формирования образа «врага народа» в советской пропаганде.
Законодательно-нормативные документы, которые являлись опорой для формирования феномена «врага народа» в советской печати, а также затрагивали проблемы развития идеологии и пропаганды СССР в целом.
Научная новизна диссертационного исследования заключается в следующем:
-
Впервые в отечественной научной практике проводится комплексное исследование образа «врага народа» в контексте его функционирования в СМИ, с построением его структуры, выделением взаимосвязей между её компонентами и выявлением основных функций данного феномена в советской пропаганде в период с конца 1920-х – первой половины 1930-х гг., опираясь на материалы центральных партийных изданий;
-
Впервые вводятся в научный оборот архивные документы, найденные автором, которые позволяют проследить значимые аспекты управления информационными потоками в системе советской пропаганды и оценить степень влияния советской власти на ход пропагандистской кампании по внедрению идеологемы «врага народа» в массовой сознание;
-
Впервые исследуются механизмы формирования образа «врага народа» в советской пропаганде: выделяются и анализируются основные используемые в данном процессе приемы, а также рассматриваются языковые особенности культивирования образа «врага народа» на страницах центральных партийных изданий;
-
Впервые в научный оборот вводятся статистические данные, полученные в ходе контент-анализа (проведенного на основе передовых статей газеты «Правда», опубликованных за период с января 1928 г. по декабрь 1934 г. включительно), которые позволяют выявить количественные характеристики образа «врага народа», а также оценить динамику его развития.
Объектом исследования являются центральные партийные издания в период с конца 1920-х – первой половины 1930-х гг., а его предметом – особенности конструирования образа «врага народа» в партийной печати как отражение политики большевиков и как средство манипулирования массовым сознанием.
Цель данного исследования состоит в выявлении, описании и анализе сущностных характеристик образа «врага народа» и процесса его формирования в советской печати конца 1920-х – первой половины 1930-х гг., а также в изучении особенностей его оформления в массовом сознании в качестве феномена.
Для достижения данной цели необходимо было решить следующие задачи:
- определить ключевые предпосылки формирования феномена «врага народа» в советской идеологии и пропаганде в контексте становления и функционирования тоталитарного режима;
- выстроить структуру образа «врага народа» в центральной партийной печати и выявить взаимосвязи между ее компонентами;
- рассмотреть основные функции феномена «врага народа» в советской идеологии и пропаганде;
- исследовать особенности культивирования и бытования образа «врага народа» на страницах центральных партийных газет и журналов изучаемого периода;
- проследить динамику развития феномена «врага народа» в советской пропагандисткой политике во временной перспективе;
- охарактеризовать основные механизмы внедрения идеологемы «врага народа» в массовое сознание, применяемые в советской печати;
- выявить языковые особенности подачи образа «врага народа» на страницах центральных партийных изданий.
Методологическая база исследования в основе своей опирается на системный подход к проблеме изучения феномена «врага народа» в советской печати конца 1920-х – первой половины 1930-х гг. Применение системного подхода продиктовано необходимостью рассмотрения социально-экономических, политических, социально-психологических, коммуникативистских и лингвистических предпосылок и особенностей формирования феномена «врага народа» в пропаганде СССР.
Систематизация предпосылок возникновения феномена «врага народа» в идеологии и пропаганде СССР как отвечающего определенным тактическим и стратегическим целям и задачам советской власти, построение структуры данного понятия и изучение связей между её компонентами на основе изучения материалов центральных партийных изданий, описание роли и функций феномена в информационной политике Советского Союза потребовали применения историко-системного метода и структурно-функционального анализа.
Наблюдение за динамикой развития образа «врага народа», анализ особенностей и механизмов его конструирования на страницах партийной печати в изучаемый период были проведены на основе использования проблемно-хронологического метода.
В рамках данного диссертационного исследования также был применен метод контент-анализа (на основе подсчета передовых статей каждого 5-ого номера газеты «Правда» за период с января 1928 г. по декабрь 1934 г. включительно, в которых упоминалась та или иная категория «врагов народа»). Полученные результаты позволяют проследить динамику развития образа «врага народа» на страницах центрального партийного издания и выявить статистические характеристики данного процесса, дают возможность рассмотреть количественные соотношения между теми или иными единицами анализа и сделать выводы обобщающего характера.
Хронологические рамки исследования ограничены периодом с января 1928 г. по декабрь 1934 г. включительно. Образ «врага народа» в советской пропаганде культивировался как до, так и после изучаемого периода, однако, в настоящей работе предпочтение было отдано данному временному промежутку в силу следующих причин. Выбор нижней границы продиктован серьёзными внутриполитическими изменениями в СССР с конца 1920-х гг., связанными с переходом к политике «большого скачка» и взятием курса на коллективизацию и индустриализацию страны*. Данные трансформации вместе с резким усилением вертикали власти и процессом становления тоталитарного режима в СССР требовали активизации в системе советской идеологии и пропаганды одной из таких её ключевых составляющих, как феномен «врага народа».
Выбор верхней границы обусловлен тем, что в отечественной и зарубежной историографии** 1 декабря 1934 г. – день убийства С.М. Кирова – определяется как точка отсчета нового этапа наиболее широкомасштабных политических репрессий, сместивших акцент в советской пропаганде с «классовых / социальных врагов» в сторону «идеологических». Радикальные изменения, имевшие место со второй половины 1930-х гг. и затронувшие как структуру феномена «врага народа», так и сам процесс формирования образа на страницах центральных партийных газет и журналов, требуют отдельного всестороннего изучения.
Рабочая гипотеза исследования может быть сформулирована следующим образом: феномен «врага народа» занимал одну из ключевых позиций в семантическом пространстве центральной партийной печати в силу ряда значимых факторов, среди которых, прежде всего, необходимо выделить то, что данный феномен отвечал как потребностям большевистской идеологии, так и опирался на особенности массового сознания в контексте перехода от традиционного общества к индустриальному.
Положения, выносимые на защиту:
1) одну из ключевых ролей в актуализации архетипического стереотипа «врага» в советском общественном мнении сыграли центральные партийные издания, обеспечившие беспрецедентное манипулятивное воздействие на массовое сознание;
2) феномен «врага народа» в советской печати конца1920-х – начала 1930-х гг. имел полифункциональную нагрузку и выполнял сразу несколько важных задач;
3) структура образа «врага народа» в советской системе пропаганды отличалась особой подвижностью;
4) структурообразующие компоненты образа «врага народа» в советской идеологии и пропаганде не имели строго заданных критериев, следствием чего стала способность данного понятия в зависимости от тактических и стратегических целей и задач власти терять свою «классовую» или «идеологическую» доминату и включать в себя вообще любого инакомыслящего;
5) советская печать конца 1920-х – первой половины 1930-х гг. располагала многоплановым и искусным инструментарием формирования образа «врага народа» на своих страницах;
6) конструируемый на страницах советской печати образ «врага народа» оказал существенное влияние на стилистические особенности риторики центральных партийных изданий; в свою очередь, изобразительно-выразительные средства русского языка явились одним из ключевых механизмов воздействия на массовое сознание в данном контексте.
Филологический аспект исследования заключается в анализе журналистских текстов вообще и публицистических статей ведущих советских писателей и публицистов изучаемого периода в частности в контексте формирования образа «врага народа» на страницах центральных партийных изданий.
Филологический аспект данной работы также содержится в рассмотрении роли языка как одного из эффективнейших средств конструирования образа «врага народа» на страницах советской печати. В исследовании отбираются, описываются и анализируются наиболее часто используемые на страницах центральных партийных изданий образно-выразительные средства и стилистические приемы, призванные повысить способность советской пропаганды воздействовать на массовое сознание в процессе формирования образа «врага народа».
Научно-практическая значимость диссертационного исследования обусловлена введенными впервые в научный оборот архивными документами, статистическими данными и выводами, которые могут быть использованы в рамках учебного процесса на факультетах и отделениях журналистики вузов страны в качестве материалов для общих и специальных курсов по истории отечественных СМИ.
Результаты исследования также могут быть полезны при написании монографий и учебных пособий по данному направлению и в обобщающих трудах по истории, политологии и социологии.
Структура работы. Диссертационное исследование состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического списка, включающего более 150 наименований. Общий объем диссертации составляет 228 страниц печатного текста. Работа снабжена приложением, содержащим развернутую методику и результаты проведенного контент-анализа в виде таблиц, графиков и диаграмм, наиболее важные фрагменты текстов архивных документов, а также иной иллюстративный материал.
Структура образа «врага народа» в центральных партийных изданиях
Тех, кто не руководствуется указаниями законодателя «как в мыслях, так и в действиях», он приговорит «одного к смертной казни, другого к побоям и тюрьме, третьего к лишению гражданских прав, прочих же накажет лишением имущества в пользу казны и изгнанием». При этом наказание Платоном рассматривается как нечто, не имеющее целью причинить зло, а лишь сделать человека «либо лучшим, либо менее испорченным». В случае невозможности исцеления наиболее подходящим наказанием становится смерть: прекратив свое существование, эти люди принесут двойную пользу остальным, став для них примером и избавив государство от своего присутствия.
Надзор над общественной жизнью, запрет на собрания, обсуждения и диспуты как способствующие свободо- и инакомыслию, неприятие тесных социальных связей, порождение взаимного недоверия и раздора между людьми, поощрение шпионажа - эти и другие методы укрепления власти тирана детально описаны в «Политике» Аристотеля. Говоря о терминологии, в этом же трактате встречается понятие «врага народа»: философ употребляет это словосочетание применительно к олигархам, некоторые из которых давали следующую клятву: «Я неизменно буду врагом народа и буду причинять ему такой вред, какой только смогу» .
Близость к тоталитарным концепциям нередко усматривают в трудах мыслителей, писателей, гуманистов и социалистов-утопистов Средневековья, и особенно Нового времени, таких как Т. Мор, Т. Кампанелла, Э.Г. Морелли, А. Сен-Симон, Ж.Ж. Руссо, Г. Бабеф и др. Стремление к насильственной перестройке общества на принципах коммунистических утопий, крайняя нетерпимость к идейным оппонентам, вообще ко всякому инакомыслию характерны для французских социалистов XVIII в. Это можно проиллюстрировать взглядами французского философа Ж.Ж. Руссо, выраженными, в частности, в его философском трактате «Общественный договор». В соответствии с изложенной в нем концепцией государство - это политический организм, функционирование которого требует растворения в нем независимой человеческой личности, полного отчуждения каждого члена со всеми его правами и свободами в пользу общества в целом. Государство, являясь носителем «общей воли», обладая неограниченной властью над социумом и будучи всегда правым, в случае, когда отдельный общественный индивид приходит в конфликт с ним, отказывается ему подчиниться, вправе принудить его: «Это означает лишь то, что его силой заставляют быть свободным»55.
Также Руссо принадлежит мысль о первостепенном значении идеологии - «гражданской религии», как называет её философ, - о её интегрирующей и мобилизующей роли. Руссо считает необходимым «искренне любить законы, справедливость и жертвовать в случае необходимости жизнью во имя долга». А тот, «кто смеет говорить: вне Церкви нет спасения, тот должен быть изгнан из Государства, если только Государство это не Церковь, и государь это не Первосвященник». Монопольная идеология, преследующая инакомыслие, абсолютизация роли государства, уничтожение индивидуальных гражданских прав и свобод, и как следствие стремление стереть все грани между личностью, обществом и государством - зги идеи французского философа XVIII в. нашли своё наиболее полное воплощение при тоталитарных режимах в XX в.
Возьмем другой пример - идеи французского коммуниста-утописта Г. Бабёфа, который с целью достижения всеобщего равенства и установления диктатуры трудового народа считал допустимым прибегнуть к широкому применению насилия: « ... до тех пор, пока не будет снесено здание, неприспособленное для счастья большинства людей, с тем, чтобы построить новое здание, начиная с фундамента, по новому плану и в совершенной гармонии с требованиями их свободного и полного развития, все будет подлежать уничтожению, все надо будет переделывать» .
Глубокие аналогии между ролевой установкой феномена «врага народа» в большевистском варианте и этим же понятием времен Великой французской революции и якобинского террора нередко проводились исследователями этой проблемы57, указывавшими на существовавшую внутри большевизма якобинскую традицию с такими её признаками, как доминанта насильственных, диктаторских и террористических методов, крайний этатизм, подчинение интересов личности интересам государства, партийный авангардизм и вождизм, правовой и нравственный нигилизм и т.п. - признаками, которые, в конечном счете, привели к установлению сталинского тоталитарного режима и явились благодатной почвой для культивирования образа «врага народа» в массовом сознании и советской пропаганде. Эти аналогии проводились и самими большевиками, считавшими себя прямыми продолжателями якобинской традиции и не скрывавшими своего предпочтения прибегать к якобинским методам борьбы , к использованию лозунгов, символов, а также терминов Великой французской революции и Парижской коммуны - «террор», «якобинец», «термидор», «комиссар», «революционный трибунал» и т.д., среди которых интересующее нас понятие «врага народа». «Декрет Конвента о подозрительных 17 сентября І 793 г.» и «Декрет 10 июня 1794 г.» могут помочь пролить свет на толкование категории «врага народа» в данном историческом контексте. В первом документе нас интересуют два пункта, в Русакова О. Ф. Якобинский и либеральный радикализм в России // История и террор: Тез. докл. на межвуз. науч. конф. - Пермь, 1996. - Вып. 2. - С. 12-16; которых под словом «подозрительные» имелись в виду те, кто, во-первых, своими мыслями или действиями проявили себя как «сторонники тирании, федерализма и враги свободы»59; и те, кто, во-вторых, принадлежал к «бывшим дворянам ... , которые не проявляли постоянно своей привязанности к революции»60.
Функции феномена «врага народа» в советской пропаганде
На самом же деле, обеспечив самоконтроль общества снизу за счёт пропагандистской кампании по выявлению притаившихся и замаскировавшихся «врагов», а также расправы с ними, советская власть обеспечила себе постоянный социальный контроль над всеми сферами жизни общества. Перманентное подозрение, провокация и шпионаж, культивируемые на страницах советской печати, - вольно или невольно -становились методами, которыми пользовалось большинство членов общества. «В каком-то смысле, - как писала X. Арендт, - каждый является agent provocateur по отношению к любому другому человеку»161.
Достаточно легко проследить реализацию данной функции феноменом «врага народа» в советской пропаганде можно на материалах советской печати, направленных на культивировании мнимых или фантомных «они» в крестьянской среде. Речь шла как о маскирующихся под бедняков и середняков кулацко-капиталистических элементах деревни, так и о колеблющихся колхозниках со свойственной им мелкобуржуазной психологией.
В этой связи интерес представляла статья «О классах в СССР», вышедшая в № 15-16 журнала «Большевик» за 1933 г., в которой с социальных позиций анализировался один из двух основных классов советского общества - крестьянство. Ссылаясь на сборник И.В. Сталина «Вопросы ленинизма», издание писало о том, что по причине базирования крестьянского хозяйства на частной собственности и товарном производстве, данный класс «выделяет и не может не выделять из своей среды капиталистов постоянно и непрерывно»162. Отсюда следовал вывод об однотипности крестьянского хозяйства с капиталистическим, в силу чего вставала проблема необходимости перевоспитания колхозника с его мелкобуржуазной психологией, частнособственническими пережитками и «второй душой»163 - торгашеской. Потенциально колхозник, будучи «вчерашним единоличником» , как писало уже другое издание - журнал «Партийное строительство», - мог сблизиться с кулаком, попасть под его влияние, начав игнорировать «свои обязательства перед пролетарским государством», проявляя «хищническое отношение к общественной собственности и т.п.», т.е. стать врагом.
В статье «О классовой боеспособности групп бедноты», напечатанной в № 7-8 «Партийного строительства» за 1930 г., указывалось на то, что и среди середняков и бедняков могут затаиться враги. Так, противопоставляя эти два слоя крестьянства друг другу, журнал писал: «Группы бедноты всегда должны помнить о мелкособственнической природе середняка, необходимости всегда осматриваться на этого отстающего "соседа"»165. В свою очередь середняки обязаны не забывать, что и среди бедняцко батрацких масс крестьянства немало тех, кто находился под кулацким влиянием, - неких «"несознательных" подкулачников»166. Фантомные «они» в деревни были представлены не только кулачеством, маскирующимся под колхозников, но и непосредственно середняками и бедняками, самими колхозниками и сельскими коммунистами, которые (как говорилось уже в другой статье издания), ввиду «их мелкособственнической психологии, жажды частнохозяйственного накопления, ... ещё далеко не изжитую ими»1 7, могут оказаться не «нами», а «ими». Центральные партийные издания также активно культивировали образ мнимых «они», маскировавшихся под рядовых членов пролетарской партии. Например, в статье «В чём сущность борьбы партии на два фронта», напечатанной в № 11 журнала «Большевик» за 1933 г., говорилось о том, что сам рабочий класс неоднороден и, с опорой на высказывания И.В. Сталина по данному вопросу, издание выделяло три основные «прослойки»168. Первая из них - «"чистокровные" пролетарии» - это та масса пролетариата, которая «давно порвала со своим прошлым, ... , прошла уже известную школу борьбы с капитализмом». Второй слой составляла «наиболее молодая часть рабочего класса» (не в смысле возраста, а по времени их прихода на фабрично-заводское предприятие), которая, не порвав ещё окончательно своих связей с прошлым, распространяла в рядах пролетариата идеи и ценности той среды, из которой она вышла - крестьянства, мещанства, интеллигенции. Цитируя И.В. Сталина, журнал писал: «Этот слой представляет наиболее благоприятную почву для всяких анархистских, полу анархистских и «ультра-левых» группировок».
Наконец, третья прослойка пролетариата - «рабочая аристократия» -представлена наиболее высокооплачиваемыми рабочими, стремящимися «"выйти в люди", приспособиться к господствующим классам». И снова издание приводило слова И.В. Сталина: «Этот слой представляет наиболее благоприятную почву для откровенных реформистов и оппортунистов». Следуя логике издания, только одна прослойка рабочего класса представляла прочную опору советской власти, две другие - базу для оппортунизма, представленную колеблющимися и сомневающимися, а также притаившимися и маскирующимися под «пролетариев» врагами.
Феномен «врага народа» в советской пропаганде реализовывал также функцию «снятия напряжения» по линии власть-общество, ослабления конфликта в данной плоскости посредством перекладывания ответственности с государства и правящей партии на «врагов народа», по сути являвшихся «козлами отпущения».
Культивирование сегмента «идеологические враги» в партийной прессе
Идеологическая дискриминация была необходимым условием для успешного функционирования коммунистической системы, отчасти напоминавшей новую религиозную секту, строго и непоколебимо придерживающейся генеральной линии партии и враждебно относящейся к любым отходам от своих «заповедей». В силу этого на страницах советской печати активно формировались «идеологические враги», структуру образа которых с опорой на анализ печатных материалов можно выстроить следующим образом: первый блок - «внутрипарийная оппозиция» -формировали такие основные враждебные категории, как «"левый" уклон», «правый уклон», «право-троцкистский блок» и с декабря 1934 г. в нём начали оформляться такие структурообразующие элементы, как «зиновьевская оппозиция» и «троцкистско-зиновьевский блок» ; второй блок -«политические партии» - состоял из такие единиц системы, как «анархисты,
В связи с тем, что данное исследование в верхней своей границе завершается декабрём 1934 г., а такие категории сегмента «идеологические враги», как «зиновьевская оппозиция» и «троцкистско-зиновьевский блок» начали только оформляться в декабре 1934 г., они не подлежат детальному анализу в данном исследовании. меньшевики, эсеры, кадеты, консерваторы и монархисты». При этом необходимо заметить, что как только одни из «идеологических врагов» оказывались успешно поверженными и отходили на второй план, советская идеология и пропаганда с неизбежностью порождали новых или вновь реанимировали старых.
Определяя в нескольких словах количественные характеристики данного сегмента, отметим, что как показали результаты контент-анализа, всего на блок «идеологические враги» за период с января 1928г. по декабрь 1934 г. включительно пришлось около 37% от общего объема упоминаний образа «врага народа» в передовых статьях «Правда» за данный период (рис.6). При этом на категории «врага народа», составляющих «внутрипартийную оппозицию», пришлось около 81%) от общего объема упоминаний «идеологических врагов» за весь период: «правый уклон» - 43%, «"левый" уклон» - 35%, «право-троцкистский блок» - 1,3%, «зиновьевская оппозиция» - 1,3%, «троцкистско-зиновьевский блок» - 0,3% (рис.9). На «политические партии» пришлось 17% (2 % составила категория «другие»): «меньшевики» - 9%, «анархисты» - 3%, «эсеры» - 2%, «кадеты» и «монархисты» - по 1,3% на каждую категорию, «консерваторы» - 0,3% (рис.9).
Оформление правого уклона как главной опасности, как «антиленинской, антиболыиевисткой, по существу буржуазно-либеральной»321 системы идей, главным носителем которых явился Н.И. Бухарин, произошло, как пишет газета «Правда» в передовице «Итоги и перспективы» от 18 ноября 1929 г., на апрельском пленуме ЦК ВКП(б) 1929 г., когда партия признала «пропаганду взглядов правого оппортунизма и примиренчества с ним несовместимой с принадлежностью к ВКП» и постановила «вывести из Политбюро главного лидера и вдохновителя правых уклонистов тов. Бухарина».
С этого момента в советской печати развернулась широкая пропагандистская кампания по дискриминации правого уклона как враждебного и «объективно являющегося рупором хозяйственных и политических интересов мелкобуржуазной стихии и кулацко-капиталистических групп» . На страницах центральных партийных изданий в большом количестве публиковались аналитические статьи, направленные на раскрытие образа «правых уклонистов» как враждебного, с критическим рассмотрением их оппозиционной платформы и с описанием их «двурушнических» методов борьбы против партии и пролетариата.
В этой связи интересной представляется статья «Куда растёт правый уклон» К. Розенталя, вышедшая в июльском номере журнала «Большевик» в 1929 г. На основе развёрнутой критики «тезисов» И. Предейна, которые, как писало издание, явились «откровенной и развёрнутой платформой правого уклона»323, автор характеризует представителей последнего как «выразителей интересов, чаяний и надежд кулака». В вину «правым уклонистам» вменялось их несогласие с основными решениями партии по вопросам индустриализации, коллективизации и связанной с ним политики наступления на капиталистические элементы города и деревни. Как писало издание, эти оппортунисты «требуют "изменить немедленно политику партии", ... ибо-де, это ведёт не только к "деградации" сельского хозяйства, но и к "срыву социалистического строительства"!» и утверждают, что время для строительства колхозов «ещё не приспело», что не созрели ещё необходимые для коллективизации предпосылки, что «нам нужен реальный .. . , а не фантастический хлеб фантастических совхозов и колхозов».
Однако, как заметил автор в отношении всех этих опасений «правых уклонистов», «изволили просчитаться, почтеннейшие: слишком уж явно торчат под вашим колпаком кулацкие уши для того, чтобы кто-либо поверил, что вы печётесь "во имя интересов пролетариата и пролетарской революции"».
На страницах советской печати встречается также немало материалов, в которых описываются способы и методы оппозиционной борьбы «правой оппозиции». Например, в «Рабочей газете» в передовой статье «Новые манёвры оппортунистов разоблачены» от 31 октября 1930 г. говорилось о «тактике "молчания"»324, к которой прибегли «правые оппортунисты» будучи разгромленными и разоблаченными партией в качестве кулацкой агентуры. Суть этого манёвра заключалась в формальном признании генеральной линии партии, тогда как на деле в ожидании более подходящего момента для открытого выступления велась «скрытая фракционная борьба против неё».
С целью наиболее комплексного представления о процессе формирования образа «правой оппозиции» как враждебного на страницах советской печати необходимо также остановиться на количественной характеристике данного процесса. Частота появления категории «правый уклон» в передовых статьях газеты «Правда» составила в среднем 16% от общего объема упоминаний образа врага за исследуемый период (рис.7). Количественно характеризуя динамику развития образа «правого уклона», заметим, что частота его появления с 7 материалов за 1928 г. увеличилась почти в 7 раз и к 1930 г. составила уже 47 материалов, после чего начался процесс снижения упоминаемости до 9 материалов в 1934 г. (рис.3)
Языковые особенности подачи образа "врага народа" в риторике партийной прессы
Повторенные множество раз на страницах советских газет и журналов эти устойчивые образные словосочетания, накладывались на уже существующие суждения, представления и формировали ассоциативные ряды и цепи, тем самым закрепляясь в сознании людей, воспринимались уже на веру, начинали мыслить человеком, управлять его чувствами и формировали его душевную субстанцию. Эти «ядовитые элементы»505, проникающие незаметно внутрь, поначалу, кажется, не оказывают никакого влияния, то «через некоторое время отравление налицо». Данный процесс происходил по аналогии с каплей, которая камень точит.
Характерной особенностью языка 1920 - 1930-х гг. было появление неологизмов: новые общественно-политические и экономические реалии -новые понятия: «колхоз», «комсомол», «пятилетка», «стахановец» и т.д. Вообще, стоит заметить, что революции (будь то Великая Французская революция или Октябрьская Социалистическая) традиционно рождали множество неологизмов, которые способствовали процессу демаркации социальных групп. В то же время, в советской системе как тоталитарной неологизмы играли ещё и важную манкирующую роль. Эти процессы проявились также в возникновении новых терминов в советской идеолого-пропагандистской системе для обозначения «врага народа», при этом количество этих обозначений только росло в связи с тем, что объект политических репрессий постоянно менялся.
В центральных партийных изданиях употребляются неологизмы общеязыковые, которые довольно быстро вошли в лексических состав русского языка и, следовательно, перестали ими являться: «кулачество», «кулак», «подкулачник»— для обозначения классовых врагов в деревне, -производный от них глагол «раскулачить», прилагательное «кулацкий» и причастие «окулачившийся»; «троцкисты», «бухаринцы», «зиновъевцы» (производные от фамилий лидеров оппозиции Л.Д. Троцкого, Н.И. Бухарин и Г.Е. Зиновьева); «рубинщина», «переверзевщина» и «громанщина»506, «кондратьевщина, чаяновщина» и «сухановщина» (производные от фамилий учёных И.И. Рубина, В.Ф. Переверзева и В.Г. Громана, Н.Д. Кондратьева, А.В. Чаянова и Н.Н. Суханова) - как наименования враждебных коммунистической идеологии научных течений в области экономики и в литературоведении.
Встречаются в советской печати и неологизмы индивидуально-авторские / стилистические. Так, например, автор статьи «Построить боеспособную парторганизацию в деревне», опубликованной в №3-4 журнала «Партийное строительство» в 1930 г., вводит, видимо, для большей образности, такое словосочетание, как щитатмахерская ловкость» , свойственная оппортунистам (вероятно, имеется в виду мастерское использование оппозицией цитат из классиков марксизма-ленинизма для доказательства жизненности своей политической программы). Возьмём другой пример: в передовице газеты «Правда» от 19 января 1928 г. «Тоже -американский рекорд» американская профбюрократия названа «болыиевикоедом» (т.е. «поедающий большевиков»), что вполне укладывается в рамки антагонизма между капиталистическим строем и коммунистическим.
Отдельно стоит остановиться на понятии «кулак» как на неологизме семантическом. Уже известному слову в советской действительности присваивается новое значение: изначально термин «кулак», согласно определению, данному в Толковом словаре живого великорусского языка В. Даля, обозначал «скупца, скрягу» или «перекупщика, переторговщика», живущего обманом, - т.е. речь шла о роде деятельности человека, но одновременно это понятие являлось категорией этического порядка. Под влиянием советских реалий и вследствие целенаправленной работы идеолого-пропагандисткой машины данное слово приобрело новое значение: «кулак» понимался как «классовый враг» в деревне. Один из новейших словарей - «Большой толковый словарь русского языка» под редакцией С.А. Кузнецова - даёт следующее определение: «Богатый крестьянин-собственник, использующий труд батраков»511. Таким образом, мы видим, что словари закрепили значение идеологемы.
Нельзя обойти вниманием и такой языковой приём, как употребление в советской печати фамилий «врагов народа» во множественном числе, что позволяло их типизировать: «Слуцкие и Волосевичи»512 (Е.Е. Слуцкий -выдающийся советский математик и экономист; В.О. Волосевич - историк, автор ряда книг по истории ВКП(б)); «Кондратьевы, Чаяновы»513, (Н.Д. Кондратьев - советский экономист; А.В. Чаянов - советский экономист и социолог); « «Болдуины и Черчилли»5 4 (С. Болдуин и У. Черчилль -британские государственные деятели, лидеры Консервативной партии); «Истмены-Кацы и суварино-коршисты»5Х5, (М.Ф. Истмен - американский журналист и писатель, поддержавший Л.Д. Троцкого против И.В. Сталина в борьбе за власть после смерти В.И. Ленина; В.И. Кац — советский экономист, автор ряда работ по планированию народного хозяйства; Б. Суварин -французский политический деятель, писатель, историк, коммунист, какое-то время поддерживал Л.Д. Троцкого в его борьбе против И.В. Сталина; К. Корш - один из теоретиков Коммунистической партии Германии, идеи которого в СССР были заклеймены как «леворадикальное отклонение»); «Азефы и Бродские»516 (Е.Ф. Азеф - революционер, один из руководителей партии эсеров; вероятно, имеется в виду династия Бродских - российских промышленников и капиталистов-сахарозаводчиков); «Гусевы - Лобановы» (главные обвиняемые по делу «Промпартии» (декабрь 1930 г.: В. Гусев -начальник Златоусовской электростанции и А. Лобанов - начальник эксплуатационного отдела Ивановской ГРЭС).
Использование фамилий во множественном числе было частым явлением на страницах советских газет и журналов и выступало как обобщение антикоммунистических течений в области экономики, истории, литературы, внутри самой партии большевиков, а также антисоветской политики капиталистических стран, и являлось способом типизации «врагов народа».
Стоит упомянуть встречающиеся на страницах советских газет и журналов обращения к русскому фольклору и не только, к библейским сказаниям, а также отсылки к наследию мировой литературы. Это можно проиллюстрировать следующими примерами: «Троцкий ... , как птица Сирин «всё забывает, когда поёт» (на самом деле, согласно славянской мифологии, забывали обо всём на свете люди, слушавшие пение Сирина, но не сама птица); капиталистические страны, словно «омерзительные сирены клеветы свищут под советской стеной»519; Или: негативно реагируя на пророчества «буржуазных идеологов и их лакеев» относительно скорой гибели советского государства, журнал «Партийное строительство» в № 14 от 1932 г. приводит народную пословицу: «Не вылакает собака реки, так всю
