Электронная библиотека диссертаций и авторефератов России
dslib.net
Библиотека диссертаций
Навигация
Каталог диссертаций России
Англоязычные диссертации
Диссертации бесплатно
Предстоящие защиты
Рецензии на автореферат
Отчисления авторам
Мой кабинет
Заказы: забрать, оплатить
Мой личный счет
Мой профиль
Мой авторский профиль
Подписки на рассылки



расширенный поиск

Коммуникативные стратегии убеждения в англоязычном политическом дискурсе Калинин Кирилл Евгеньевич

Коммуникативные стратегии убеждения в англоязычном политическом дискурсе
<
Коммуникативные стратегии убеждения в англоязычном политическом дискурсе Коммуникативные стратегии убеждения в англоязычном политическом дискурсе Коммуникативные стратегии убеждения в англоязычном политическом дискурсе Коммуникативные стратегии убеждения в англоязычном политическом дискурсе Коммуникативные стратегии убеждения в англоязычном политическом дискурсе Коммуникативные стратегии убеждения в англоязычном политическом дискурсе Коммуникативные стратегии убеждения в англоязычном политическом дискурсе Коммуникативные стратегии убеждения в англоязычном политическом дискурсе Коммуникативные стратегии убеждения в англоязычном политическом дискурсе Коммуникативные стратегии убеждения в англоязычном политическом дискурсе Коммуникативные стратегии убеждения в англоязычном политическом дискурсе Коммуникативные стратегии убеждения в англоязычном политическом дискурсе
>

Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Автореферат - бесплатно, доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Калинин Кирилл Евгеньевич. Коммуникативные стратегии убеждения в англоязычном политическом дискурсе : диссертация ... кандидата филологических наук : 10.02.04 / Калинин Кирилл Евгеньевич; [Место защиты: Нижегор. гос. лингвист. ун-т им. Н.А. Добролюбова].- Нижний Новгород, 2009.- 187 с.: ил. РГБ ОД, 61 09-10/641

Содержание к диссертации

Введение

ГЛАВА 1. Теоретические основы коммуникативных стратегий убеждения 16

1.1. Содержание понятия стратегии 16

1.2. Структура коммуникативного акта 18

1.3. От речевого воздействия — к речевому взаимодействию 35

1.4. Предпосылки адресат-ориентированного подхода к анализу коммуникативных процессов 39

Выводы 44

ГЛАВА 2. Обеспечение коммуникативного эффекта в персуазивном дискурсе 46

2.1. Категории убеждения с точки зрения классической риторики 46

2.2. Категория persuasio в перцептивном ключе 49

2.3. Связь между ratio и emotio 54

2.4. Значение супрасегментного и невербального компонентов сообщения для коммуникативного эффекта убеждения 59

2.5. Трактовка понятия эмоциональность при рассмотрении восприятия речи 63

2.6. Использование средств эмоционального воздействия в целях убеждения и манипуляции 69

Выводы 83

ГЛАВА 3. Анализ коммуникативных стратегии 85

3.1. Понятие эффективности коммуникативной стратегии 85

3.2. Анализ устных выступлений на предмет их коммуникативной эффективности 89

3.2.1. В.В. Путин: "The Olympic dream of millions of Russians" 89

3.2.2. Martin Luther King, Jr.: "I have a dream..." 95

3.2.3. Hillary Rodham Clinton: "Start marching toward a better tomorrow!" 98

3.2.4. Ben S. Bernanke: "Recession is possible" 105

3.2.5. Colin L. Powell: "Clearly, Saddam Hussein and his regime will stop at nothing until something stops him " 111

Выводы

Заключение

Библиографический список

Приложения

Введение к работе

По свидетельству ряда современных исследователей (Левицкий, 2006; Прохоров, 2006; Формановская, 2007), последние три десятилетия знаменуют поворот от высокой степени обобщения к вопросам, которые перед учеными ставит непосредственный опыт жизненных ситуаций. Такая смена парадигмы характерна, в целом, для гуманитарных наук и, в частности, для лингвистики. Как следствие переключения внимания с описания внутрисистемных отношений в языке на осмысление речевых процессов, произошло резкое расширение круга исследований, с включением в него различных аспектов речевой деятельности и речевого взаимодействия. В настоящее время в лингвистике активно развивается направление, связанное с исследованием коммуникативных свойств языка. Интерес представляют, в том числе, принципы организации дискурса, или, как его называют, «речи, погруженной в жизнь» (Арутюнова, 1990).

Изучение дискурса находится на пересечении различных научных направлений. В частности, актуальной исследовательской задачей стало наблюдение за использованием языка в аспекте его социальной вариативности, внимание к формам, определяемым социальным контекстом (ван Дейк, Кинч, 1988; Nunan, 1993). Процесс охватил также ресурсы таких дисциплин, как психология и психолингвистика: исследования дискурса были использованы при создании когнитивных моделей понимания связного текста (Вежбицкая, 1996; Кибрик, 1994; Lakoff, 1988). К исследованию соотношений между дискурсом и памятью обратились представители педагогической психологии, поскольку обучение происходит на основе текста (Левина, 2003; Пассов, 2000). Наконец, интерес к различным теориям организации памяти, принципам моделирования знаний о мире, необходимых для понимания дискурса, был проявлен создателями искусственного интеллекта. Для представления этих знаний использовались термины, заимствованные из области теории познания: «сценарий», «фрейм», «гештальт» (Minsky, 1977; Schank, Abelson, 1977). Со

5 временем дискурс стал рассматриваться с учетом таких факторов, как мнения, установки говорящего и слушающего, их социальный статус, этническая принадлежность (ван Дейк, 1989; Карасик, 1992; Красных, 1999, 2001). Для современного исследователя наибольшее значение приобрели те лингвистические результаты, которые показывают соотношение языка с другими аспектами человеческого существа (Лакофф, 1981).

Анализ различных сторон дискурса, таким образом, стимулировал развитие комплексного, системного подхода к рассмотрению речевых явлений. За счет междисциплинарных исследований 70-80-х годов лингвистика значительно расширила сферу своего влияния, и этот процесс лингвистической экспансии нельзя считать завершенным (Кибрик, 1983).

Реалии начала XXI века выводят на первый план новые потребности, связанные с изучением речевых процессов, а конкретно, коммуникации. Сегодня интерес к этому разделу лингвистики в широком смысле слова обусловлен, прежде всего, факторами социального или даже социально-философского порядка. Ряд современных философов (Apel, 2001; Luhmann, 1997) с некоторой озабоченностью отмечают довольно противоречивую, на первый взгляд, тенденцию. Повсеместно декларируются принципы глобализации во многих сферах: политической, экономической, культурной. В последней этот процесс, пожалуй, наиболее живо и непосредственно ощущается каждым из нас. Парадокс в том, что на фоне такого, казалось бы, всеобщего стремления к интеграции, на уровне индивидов обостряется осознание собственной личности, ее непохожести на остальных.

Действительно, современный человек активно, охотно и легко общается через виртуальную сеть со множеством таких же, как он, пользователей, многих из которых он, возможно, никогда и не встречал в жизни. Но тревожно отнюдь не это, а то, что такой человек подчас жертвует ради общения по сети живым общением с людьми, окружающими его в данный момент. Люди знакомятся, занимаются творчеством, даже строят города — в виртуальном пространстве, погружаясь при этом в придуманную жизнь настолько, что

происходящее вокруг экрана монитора становится просто неинтересным. Человек, живущий по ту сторону экрана, в отношениях с людьми вокруг себя закрывается для них. И вот, нежданно в начале века XXI возвращается экзистенциальная тоска, о которой писали Сартр и еще ранее Кьеркегор.

Характерное для современного социума настроение коммуникативной разобщенности, связанное с поиском механизмов культурной, религиозной, этнической и иной идентичности, является особенностью усиливающихся тенденций индивидуализации. Как следствие, для обеспечения возможности совместного бытия индивидов, возникает потребность во всестороннем исследовании человеческой коммуникации как формы предотвращения конфликта, а также ее главного механизма — языка, который при таком понимании выступает в роли системообразующей ценности.

Соответственно, в противовес дальнейшей «атомизации» общества в рамках социума идет речь о формировании конструктивных ценностных ориентации, смыслов и мотиваций. И в этой связи с новых позиций оценивается роль функционального аспекта языка. Он предстает в качестве инструмента как социального, так и индивидуального речевого воздействия, осуществляющего управление коммуникативными процессами (Хабермас, 2001). Соображения насущной необходимости, таким образом, подкрепляют сегодня интерес к тому, как использование тех или иных языковых средств способно оказывать влияние на формирование у индивидуального или коллективного адресата искомых установок.

Данный вопрос, вновь с практических позиций, интересует сегодня и таких деятелей, как бизнесмены и политики, для которых речевое общение входит в сферу профессиональной компетенции. Для них разработка четких и применимых на практике моделей коммуникации вызвана необходимостью заранее правильно определять поведение во время деловых переговоров или публичных выступлений, дебатов. Оплошность, а тем более просчет в подобной ситуации может нанести серьезный удар имиджу говорящего, что в современных условиях неминуемо влечет и материальные потери.

7 Наконец, еще одна характерная особенность сегодняшней жизни — ее высокий темп. У практиков нет времени вдаваться в теоретические тонкости науки о человеческом общении: нужны готовые рецепты, ключи к успешной коммуникации. Отсюда, задача специалистов-филологов, изучающих прагматическую сторону коммуникативных процессов, видится в выявлении, осмыслении и описании таких рецептов, которые, пользуясь более строгой терминологией, сегодня обозначают как коммуникативные стратегии.

Вместе с тем, в силу обозначенных выше причин, следует вести речь о вполне определенном типе стратегий. Поскольку достижение в ходе профессиональной коммуникации некоего практического результата (например, подписание договора, реализация проекта, принятие совместного решения), предполагает элемент убеждения кого-либо — будь это деловой партнер или массовая аудитория — имеет смысл сосредоточить внимание на коммуникативных стратегиях убеждения. История вопроса

Коммуникативные стратегии и тактики являются предметом научного анализа уже не одно десятилетие (Бокмельдер, 2000; Демьянков, 1982; Сухих, 1986; Ыйм, 1985; Янко, 1999; Villaume, Cegala, 1988; Smyth, 2006). Представления о структурировании речи в соответствии с целевой установкой говорящего легли в основу многочисленных исследований на материале как диалогической речи (Баранов, Крейдлин, 1992; Борисова, 1996; Изаренков, 1979; Леонтьев, 2003; Тарасова, 1992; Sacks, 1992), так и монологических выступлений (Баранов, 1990; Fowler, 1991; Corder, 1983).

В рамках упомянутого выше системного подхода речевые стратегии рассматриваются через призму различных научных направлений. Приведем основные концепции, определяющие параметры современных исследований в данной области.

Одно из направлений, которое можно назвать психологическим, подходит к проблеме со стороны, связанной с телеологическим аспектом стратегического планирования речи (Леонтьев, 1982; Мухина, 2004; Речевое общение..., 1986;

8 Сахарный, 1989). В рамках данной концепции речь рассматривается как один из видов деятельности человека, а она, как известно, всегда имеет некоторую цель. За непосредственной целью или целями речи стоят более глубокие потребности, или мотивы, осознание которых позволяет получить ясное представление о смысле высказывания; при этом сами они непосредственно не выражаются. Таким образом, коммуникативные стратегии как вид человеческой деятельности имеют глубинную связь с мотивами, регулирующими речевое поведение, а также явную, непосредственно наблюдаемую связь с потребностями и желаниями (Леонтьев, 1982).

Выявление различных целей речевого общения позволяет объединять их в различные группы и на этом основании классифицировать коммуникативные стратегии. Один из вариантов такой классификации был предложен в работе П.Брауна и С.Левинсона (Brown, Levinson, 1987). В межличностном общении исследователями выделяются два ведущих мотива: стремление создать положительный имидж и уберечься от посягательств на свои интересы. Данные мотивы реализуются соответственно в стратегиях самопрезентации и антиэтикетных тактиках (Иссерс, Кузьмина, 1997).

Иной критерий для классификации коммуникативных целей представлен в работах некоторых исследователей в русле прагматического направления (Cody, McLaughlin, Schneider, 1981; Dillard, Segrin, Harden, 1989). Разграничиваются два типа целей, отражающих существенные мотивы поведения: желание реализовать интенцию и необходимость приспособиться к ситуации. На основании этих ведущих мотивов выделяются первостепенные цели (или цели воздействия, являющие собой суть коммуникации) и второстепенные (являющиеся производными от различных мотивов человеческой деятельности). Ряд авторов (Янко, 2001; Clark, Delia, 1979; Frey, 1997; Wieser, 1985) предлагают достаточно полные списки таких целей.

Аналогичную классификацию - но уже не целей, а коммуникативных стратегий — приводит О.С. Иссерс (2006). К основным стратегиям автор относит те, которые непосредственно связаны с воздействием на адресата, его

9 модель мира, систему ценностей, поведение; это могут быть стратегии информирования, дискредитации, подчинения и т.д. Вспомогательные же стратегии, согласно взгляду О.С. Иссерс, способствуют эффективной организации диалогового взаимодействия и могут быть подразделены на прагматические (построение имиджа, формирование эмоционального настроя), диалоговые (контроль над темой, контроль над инициативой) и риторические (привлечение внимания, драматизация).

Стоит отметить, что психологическое направление, хотя и привлекает к себе внимание большинства современных исследователей, все же не является единственным при рассмотрении данного вопроса. С когнитивной точки зрения, речевые стратегии могут быть описаны как совокупность процедур над моделями мира участников коммуникативной ситуации (Баранов, 1990; Цурикова, 2007). Лингвистические основы речевых стратегий лежат в области языкового (лексического, грамматического и т.д.) варьирования (Баранов, Паршин, 1986; Fowler, 1991). Социологические предпосылки изучения стратегий в речи относятся к области социальных конвенций и их влияния на отбор и структурирование компонентов высказывания (Ervin-Tripp, 1976; Николаева, 1990).

Благодаря перечисленным исследованиям мы располагаем достаточно богатым перечнем различных речевых стратегий. Вместе с тем, нельзя не отметить, что основными целями данных работ были идентификация, классификация и описание различных коммуникативных стратегий, тактик и ходов. Однако по-прежнему актуальными остаются вопросы о том, на чем основан успех коммуникативной стратегии, что лежит в ее основе и как овладеть навыком эффективного стратегического планирования речи, в частности, при наличии намерения убедить в чем-либо адресата.

Разумеется, вопрос о поиске способов убеждения также далеко не нов, и количество работ, посвященных ему, очень велико: достаточно упомянуть имена Аристотеля и Цицерона, которые, как известно, не только сами были ораторами, но и пытались обобщить свой опыт в виде теоретических

10 положений об успехе публичных выступлений. Среди современных отечественных исследователей данного вопроса можно отметить Ю.Д. Апресяна, Е.Н. Зарецкую, А.А. Ивина, О.С. Иссерс, Е.В. Клюева, И.Н. Кузнецова, Е.А. Ножина, Г.Г. Почепцова. Из зарубежных авторов разработкой проблемы в разное время занимались Р. Гудин, Дж. Диллард, О. Йокояма, Р. Лакофф, Ч. Ларсон, X. Леммерман, Т. Парсонс, Р. Уивер, Р. Фаулер.

Современные взгляды на процессы речевого воздействия во многом базируются на традициях античной и средневековой риторики. За более, чем два тысячелетия существования риторики, прежде всего, как прикладной дисциплины, развивавшейся в тесной связи с философией, а позднее с теорией коммуникации, было накоплено немало рекомендаций, которым должен следовать оратор при подготовке своей речи и во время собственно выступления. Был разработан понятийный аппарат, позволяющий как глубоко осознать, так и подробно описать поведение оратора во время публичного выступления, подход к построению его речи. В частности, определены основные параметры речи: логос, этос и пафос - принятие которых в расчет способствует достижению главной цели оратора - убеждения аудитории. Каждая эпоха привносила какие-то изменения и дополнения в идеальный образ оратора, в соответствии с чертами своего времени. В качестве примеров можно привести следующие образы оратора. Классический ритор античности, согласно Аристотелю, должен был уметь не только правильно структурировать свою речь, но и следить во время выступления за настроением аудитории, держась при этом уверенно (Античные риторики, 1978:58). В средневековой Европе идеальным оратором считался убежденный и страстный проповедник. В советскую эпоху таким идеалом был партийный пропагандист, для которого основными категориями были партийность и классовость, ему также были присущи твердость и ясность мысли и речи, прямота, он должен был быть воплощением физической и моральной нормы (Романенко, 2003:31-32).

Пополнение арсенала средств и приемов, способствующих успешности акта убеждения, активно продолжается в настоящее время - преимущественно, в рамках таких направлений, как прагматика и психология общения. Общие правила, которым подчиняется речевое общение, широко обсуждаются в прагматических исследованиях, главным образом, на основе так называемых принципов и максим общения (Grice, 1975). Одним из первых содержание этих принципов исследовал П. Грайс. В его концепции ключевым является Принцип Кооперации, реализующийся в виде максим, которые определяют нормативность дискурса. Примеры таких максим: «Говори столько, сколько необходимо, не больше и не меньше», «Говори правду», «Будь релевантным». При всей своей очевидности эти правила теряют определенность, будучи «погруженными в жизнь». Сколько «необходимо»? Что является правдой? Что значит «быть релевантным»? Говорящий практически постоянно попадает в ситуации, когда логичные и справедливые, на первый взгляд, правила, просто «не работают», и приходится действовать по обстоятельствам. Как справедливо замечает по этому поводу И.П. Тарасова, «суть коммуникативных правил состоит в их постоянном нарушении» (Тарасова, 1992:19).

Таким образом, представляется возможным утверждать, что многообразие накопленных за всю историю развития вопроса методов, подходов и рекомендаций порой препятствует успешному овладению искусством убеждения. Слишком много отдельных, не связанных одним системным началом требований приходится держать в уме оратору. Кроме того, как явствует из примера с максимами П. Грайса, условия конкретной ситуации, в которой оказывается оратор, зачастую опровергают кажущиеся бесспорными постулаты. В связи с этим возникает перспектива поиска простого и вместе с тем действенного подхода, который, с одной стороны, приводил бы накопленный богатой риторической традицией опыт в единую, понятную систему и, с другой стороны, служил бы универсальной основой построения эффективных стратегий убеждения, будучи применимым к любой конкретной коммуникативной ситуации.

12 Цели и задачи исследования

Исходя из вышесказанного, основными целями настоящего исследования являются раскрытие сущности коммуникативных стратегий в целом, а также выявление ключевых средств реализации эффективных стратегий убеждения. Для достижения заявленных целей были определены следующие задачи:

  1. На основании различных трактовок понятия стратегии, а также анализа модели речевого акта выявить основы коммуникативной стратегии и сформулировать ее определение.

  2. Определить методологические принципы исследования путей и способов убеждения.

  3. Определить и описать принципы речевого воздействия в ситуациях убеждения.

  4. Сформулировать критерий успешности коммуникативных актов убеждения.

  5. Выявить средства и исследовать причины достижения эффективности коммуникативных стратегий убеждения на основе лингвистического и ситуативно-прагматического анализа выступлений ряда политических и общественных деятелей.

В соответствии с целями и задачами исследования, его объектом является коммуникативный акт убеждения, рассматриваемый в перцептивном ключе. Предметом исследования являются способы обеспечения эффективности выбранной оратором коммуникативной стратегии убеждения.

Материалом исследования послужили 15 публичных выступлений, заявлений и интервью на английском языке, пять из которых были детально проанализированы с привлечением видеозаписей общей продолжительностью 2 часа 27 минут и стенограмм общим объемом 57 печатных страниц; 45 статей из электронных версий ряда периодических изданий ("The Times", "The International Herald Tribune", "The Financial Times", "The Washington Times", "The Guardian", "Time Magazine", "The Independent", «Российская газета», «Взгляд» и других), новостных Интернет-порталов (; cnn.com) и иных

13 информационных ресурсов (; ) общим объемом 204 печатные страницы; выборки из англо- и русскоязычных толковых словарей (Oxford Dictionary Of Current English, New Webster's Dictionary of the English Language, Longman Dictionary of Contemporary English, Cambridge Dictionary of American English, Толковый словарь русского языка).

В качестве основного методологического принципа, применяемого к анализу материала, используется перцептивный, или адресат-ориентированный, подход, суть которого заключается в объяснении коммуникативных успехов или неудач через механизмы восприятия сообщения адресатом. Кроме того, в работе используются методы дефиниционного, семантического и контекстуального анализа.

Научная новизна исследования состоит в постулировании и применении широкого взгляда на коммуникативные стратегии, с включением в них неречевых действий, которые, согласно разрабатываемой в работе концепции, в значительной степени способствуют убеждению адресата. В исследовании также предпринята попытка отказа от традиционного взгляда на речевые акты - и конкретно на процесс убеждения — глазами говорящего в пользу осмысления коммуникативных процессов с точки зрения воспринимающей стороны. Кроме того, в работе к анализу коммуникативных стратегий привлечены видеозаписи устных выступлений.

Теоретическая значимость. В работе предложена и апробирована методика оценки эффективности речевой стратегии. Полученные выводы позволяют по-цовому взглянуть на природу и сущность коммуникативного воздействия, а также могут послужить опорой для дальнейших исследований в области прагматики речевого общения, коммуникативной лингвистики, риторики. В частности, несомненный интерес представляет создание и реализация эффективных коммуникативных стратегий практикующими ораторами согласно предложенной модели, что было лишь намечено в работе.

Практическая ценность работы состоит в использовании материалов и результатов исследования при разработке курсов по коммуникативной

14 лингвистике, теории и практике ораторского искусства, при написании курсовых и дипломных работ; они также могут представлять практический интерес для выступающих публично, включая преподавателей (в том числе лекторов), юристов, общественных деятелей, политиков, специалистов по связям с общественностью. Так, настоящее исследование легло в основу лекционного курса «Коммуникативные стратегии убеждения», прочитанного студентам пятого курса факультета английского языка НГЛУ им. Н.А. Добролюбова в 2007-8 учебном году.

Положения, выносимые на защиту:

  1. Оптимальным путем выявления факторов успеха коммуникативных стратегий является адресат-ориентированный подход.

  2. При рассмотрении речевого воздействия в перцептивном ключе, в процессе актуализации сообщения его формальный компонент оказывает влияние, главным образом, на эмоциональную сторону восприятия адресата, а содержательный, соответственно, на рациональную.

  3. В ситуации убеждения содержательная сторона устного выступления, являясь важным фактором убеждения, может как способствовать, так и препятствовать ассимиляции идей оратора адресатом.

  4. Оценка эффективности коммуникативной стратегии требует привлечения широкого массива данных, описывающих контекст ситуации, а также результаты выступления.

Структурно работа состоит из введения, трех глав, заключения, библиографии и приложений. Во введении обосновывается актуальность предпринимаемого исследования, а также дается краткий обзор истории вопроса. В первой главе на основе содержания понятия «стратегия» и анализа составляющих классической модели речевого акта формулируется определение коммуникативной стратегии, а также обосновывается применение перцептивного, или адресат-ориентированного, подхода к трактовке коммуникативных процессов. Вторая глава посвящена исследованию

15 соотношения формального и содержательного аспектов устной речи и их роли в обеспечении коммуникативного эффекта убеждения адресата. В третьей главе проводится лингвистический и ситуационно-прагматический анализ ряда устных выступлений с точки зрения эффективности избранной оратором коммуникативной стратегии, что позволяет выявить релевантные средства убеждения, а также причины успеха или неудачи данной стратегии в каждом отдельном случае. В заключении резюмируются ключевые факторы успеха речевого акта в персуазивном дискурсе. Приложение представлено в виде текстов выступлений, анализируемых в третьей главе, а также компакт-диска с их видеозаписями.

Структура коммуникативного акта

Поскольку мы имеем дело с коммуникативными стратегиями, логично, что интересующие нас действия связаны с осуществлением коммуникативного акта. Соответственно, для вычленения таких действий, необходимо рассмотреть составляющие речевого общения.

В диссертационном исследовании О.В. Юрьевой на основе анализа ряда концепций (Burleson, 1992; Dance, 1982; Motley, 1990; Кибрик, 1983; Киселева, 1978; Оптимизация..., 1990; Речевое воздействие..., 1990) предложено определение, которое, в силу значительного охвата взятых за основу исследований, можно считать конвенциональным. Оно гласит, что речевое общение представляет собой «процесс обмена информацией, осуществляемый средствами языка, в ходе которого оказывается воздействие на собеседника в соответствии с актуальной коммуникативной целью говорящего» (Юрьева, 1999:3).

Согласно этому определению, в ходе общения имеет место обмен информацией: участники коммуникации поочередно выступают в роли отправителей сообщения. Очевидно, что обмен — это двунаправленный процесс, который можно разложить на два простейших коммуникативных акта сообщения информации.

Процитированное определение указывает на возможность воздействия в ходе общения только средствами языка, что не только ограничивает область исследования вербальным аспектом коммуникации, но и входит в противоречие с речевой практикой. Как известно, сообщение информации возможно также и с помощью невербальных средств, например, в ситуации, когда адресат поднятием бровей выражает удивление в ответ на реплику адресанта. В этом случае участники общения, не меняя каждый своей роли, действительно обмениваются некоторой информацией, хотя от говорящего и от слушающего посылается информация разного рода и разными способами.

Упомянутый в определении обмен информацией также подразумевает возможность оперативной корректировки говорящим своего высказывания, что, безусловно, можно рассматривать как существенный элемент стратегического планирования речи.

В свете данной трактовки определения нельзя не обратить внимания на то, что следует понимать под информацией. Исходя из того, что она может передаваться не только средствами языка, необходимо уточнить, какую роль играют невербальные средства коммуникации и какого рода информацию они передают.

Приведенное определение также содержит указание на воздействие, производимое с некоторой целью. Речь как вид человеческой деятельности имеет ту или иную мотивацию, которая, характеризуя интенционалъностъ речи, задает как желательную цель, так и направление, то есть отбор и комбинацию средств, для ее достижения.

Данное «конвенциональное» определение представляет коммуникацию достаточно обобщенно; оно явно или имплицитно содержит некоторые компоненты речевого общения: говорящий, его собеседник, передаваемая информация, языковые средства — причем, они связаны процессуалъностью, а весь процесс имеет цель. Последнее замечание, безусловно, представляет ценность для рассмотрения коммуникации в стратегическом ключе. Вместе с тем, формулировка определения дает почву для ряда вопросов, связанных, в частности, с ролью невербального компонента общения. Разрешить их представляется возможным, прежде всего, выстроив ясную схему протекания речевого акта. Наиболее распространенный и общепризнанный вариант такой схемы описан в работе P.O. Якобсона (Jakobson, 1960). Согласно его модели, любой акт речевого общения можно представить следующим образом:

Как видим, в данной схеме явно присутствуют отправитель и получатель сообщения, что делает модель, можно сказать, более персонифицированной, то есть, более подходящей для отражения конкретной ситуации общения. Кроме того, у P.O. Якобсона фигурирует термин код, а не язык. Таким образом, создается предпосылка для более широкого понимания коммуникации, не сводимого к общению лишь с помощью вербальных средств. В схеме также подчеркивается важность наличия контакта между коммуникантами - условия, которое в вышеприведенном определении только подразумевается. Наконец, вводится понятие контекста, что вновь выводит нас за рамки исключительно языкового исследования и заставляет обратиться к экстралингвистическим факторам коммуникации.

Объединив рассмотренное выше «конвенциональное» определение с классической схемой P.O. Якобсона, можно получить системное представление о компонентах речевого акта, а также о характере его направленности, что имеет важное значение для понимания сущности стратегии в коммуникации. Очевидно, что актуализация стратегии как выстроенных в определенном порядке действий предполагает некоторую динамику, а сама стратегия, ввиду ее планируемого характера, немыслима без цели. Более того, телеологический характер речевого акта заставляет уделить внимание феномену воздействия в коммуникации. Для того чтобы понять, какие именно действия вовлечены в осуществление коммуникативного акта, попытаемся, с учетом данных комментариев, последовательно охарактеризовать каждый из обозначенных в схеме компонентов.

Следует отметить, что P.O. Якобсон трактует понятие контекст как то, о чем идет речь (Якобсон, 1975:198). Между тем, традиционно контекст, применительно к исследованию коммуникации, понимается как экстралингвистический контекст, то есть «ситуация коммуникации, включающая условия общения, предметный ряд, время и место коммуникации, самих коммуникантов, их отношения друг к другу и т.п.» (ЛЭС:23 8-239). Одновременно, «то, о чем идет речь» — это предмет речи, и его предлагается рассматривать в разделе «Сообщение». Во избежание нежелательной двусмысленности, в диссертационном исследовании используется термин «ситуация» (или «речевая ситуация»), определяемый как «действительность, в которой протекает коммуникация» (Миньяр-Белоручев, 1980:37).

Важность учета ситуации при рассмотрении коммуникативного акта обусловлена весьма значимой ролью этого компонента в формировании самого смысла высказываний. «До тех пор, пока высказывание не соотнесено с ситуацией, оно остается с точки зрения связного текста лишь не имеющей значения пропозициональной функцией; для того, чтобы превратить эту функцию в суждение, ее нужно поставить в новые связи, соотнести с определенной ситуацией» (Барт, 2008:135). Как известно, значение отдельного слова определяется в контексте. Ситуация общения и является тем контекстом, который определяет значение произносимых в ходе данной коммуникации высказываний.

Категория persuasio в перцептивном ключе

Примечательно, что, хотя понятие коммуникативных стратегий было введено сравнительно недавно, проблема поведения в различных ситуациях речевого общения и, прежде всего, в ситуации убеждения, вызывала интерес с давних времен (Рождественский, 2006). Постановка и варианты решения этой проблемы находились преимущественно в рамках риторики, которая изначально относилась к ораторскому искусству. Мастера слова античных времен, стремясь обобщить свой опыт публичных выступлений, разработали понятийный аппарат, позволяющий как глубоко осознать, так и подробно описать поведение оратора, подход к построению его речи.

Еще Аристотель в IV в. до н. э. определил риторику как «способность находить возможные способы убеждения относительно каждого данного предмета» (Античные риторики, 1978:26). Риторика рождается как искусство управления и решения государственных и судебных дел. Наиболее успешно она развивалась там, где существовали благоприятные условия для участия всех граждан в общественной и политической жизни страны. В древности такие условия были в Греции, главным образом в Афинах. Политические и судебные решения принимались голосованием, а результаты определялись убедительностью публичных речей и тем впечатлением, которое оратор производил на собравшихся граждан. В этих условиях в V-IV веках до н. э. сложилась профессия софистов, платных учителей философии и ораторского искусства, которые обучали молодых людей технике аргументации и приемам воздействия словом.

Выдающиеся ораторы Древней Греции и Рима оставили множество ценных советов и рекомендаций, которыми пользуются и наши современники, выступающие публично. Так, Перикл, всегда учитывал настроение и запросы своих слушателей, тщательно обрабатывал свои речи и следил за точностью и выразительностью их произнесения. Лисий считал, что публичная речь должна выглядеть, как импровизация, будучи при этом тщательно продуманной и отработанной. Демосфен, поначалу имевший недостатки, недопустимые для оратора (слабый голос, косноязычие, нервное подергивание плеча), путем длительных упражнений избавился от них и стал одним из самых знаменитых ораторов Древней Греции. Его речи носили ярко выраженный пламенный, патриотический характер.

Интерес к публичным выступлениям в Древней Греции, острая необходимость в таких выступлениях способствовали созданию теории ораторского искусства, которая нашла наиболее яркое выражение в риторике Аристотеля. Выдающийся философ и ученый, Аристотель уделял огромное внимание стилю речи. По его мнению, крупнейшим недостатком оратора было смешение разных стилей речи. Главным достоинством стиля Аристотель считал ясность мысли и умение донести её до слушателя простыми точными словами. Стиль должен соответствовать предмету речи и правильно выражать "чувства и характер" оратора. По мнению Аристотеля, оратор не должен говорить "слегка" о важных вещах и торжественно о пустяках, не должен злоупотреблять эпитетами, сравнениями и метафорами, и только при случае (в целях наглядности) пользоваться этими выразительными средствами. Придавая огромное значение содержанию и структуре речи, он рекомендовал придерживаться некоторых элементов ораторского искусства: - изобретение (тщательная подготовка) материала; - форма (план) построения речи; - запоминание (освоение); - правильное словесное выражение; - правильное произнесение (интонирование). Кроме того, Аристотель высказал много ценных и тонких замечаний об умении оратора обращаться с аудиторией, возбуждать её внимание остроумной шуткой, лирическим отступлением и т. п. Плеяда таких прославленных римских ораторов, как Катон, братья Гракхи, Марк Антоний, Гортензий, Квинтилиан и Цицерон, также привнесла в арсенал риторических приемов и средств немало ценного. Так, Цицерон считал важнейшим качеством оратора убежденность и умение убеждать других. Для этого необходимо иметь полноту доказательств. Цицерон часто прибегал к патетическим вопросам и обращениям, эмоциональным восклицаниям, сильно действовавшим на чувства аудитории. Он был большим мастером плавной впечатляющей речи и редко говорил отрывистыми мелкими фразами. Таким образом, античные ораторы, являясь, прежде всего, практиками, стремились формализовать и обобщить накопленный опыт в виде наставлений своим последователям, а также теоретических положений, впоследствии составивших основу современной дисциплины риторики.

Согласно представлениям античных авторов, убедительность речи зависела от ее логоса — силы доводов, приводившихся оратором; этоса — уместности речи, ее соответствия общепринятым обычаям, взглядам, и фжокалии (букв, благолепия — красоты) оратора и его речи; а также пафоса — эмоций (гнева, сострадания, мужества, милосердия и др.), возбуждаемых в публике словесным искусством оратора (Рождественский, 1988). Данные три категории — логос, этос и пафос — соотносятся с другой, более фундаментальной категорией риторики, называемой persnasio, или убеждение. Именно последнее является фундаментом риторики, которую часто определяют как науку об убеждении. Реализация же убеждения в конкретных сообщениях осуществляется с помощью указанных трех категорий. Так, понятие логоса предполагает средства убеждения, апеллирующие к разуму; этоса — средства убеждения, апеллирующие к нормам человеческого поведения, в том числе и речевого; и пафоса - средства убеждения, апеллирующие к чувствам. Пользуясь более строгой терминологией, можно утверждать, что риторика фактически закладывает в структуру сообщения такие критерии, как критерий истинности (категория "логос"), искренности (категория "этос") и релевантности речевого поведения (категория "пафос") (Клюев, 1999).

Нетрудно заметить, что, несмотря на "скрытое присутствие" Адресата в постулируемых категориях и отражающих их критериях сообщения, его роль как получателя, от которого, по сути, зависит успешность реализации убеждения, не более чем вспомогательная. Эта характерная черта отмечалась в исследованиях и комментариях, привлекавших богатый материал по риторике. Автор статьи «Семь грехов прагматики...» Доротея Франк отмечает, что «традиционная риторика создавалась в первую очередь как совокупность наставлений говорящему» (Франк, 1986:371). Действительно, категории логоса, этоса и пафоса предстают в виде ориентиров, содержащих рекомендации оратору и помогающих ему выдержать выступления в рамках четко определенных критериев. Однако неясно, как эти ориентиры соотносятся с реакцией воспринимающей стороны.

Трактовка понятия эмоциональность при рассмотрении восприятия речи

Традиционный подход к исследованию коммуникации, то есть сосредоточенный, прежде всего, на говорящем субъекте, отводит эмотивному аспекту роль, скорее, факультативного элемента в модели речевого общения. Мы привыкли говорить об эмоциях в общении как о "заряде" речи, о характеристике, сообщаемой ей адресантом в зависимости от чувств, которые испытывает он сам и/или намеревается вызвать у слушателей. Кроме того, эмоциональность принято связывать с интенсивностью, накалом, напряженностью: эмоциональной в нашем понимании является такая речь, которую оратор произносит с чувством, нарастающим волнением и т.д. Многие исследования посвящены выявлению и описанию способов выражения различных эмоций в тех или иных языках (Малинович, 1989; Шаховский, 2008; Oatley, 1989; Fomina, 1999).

Однако в свете подхода, ориентированного на принимающую сторону в коммуникации, понятие эмоциональности получает иную трактовку. Эмоциональность в перцептивном аспекте понимается как чувственный отклик (не всегда и не сразу осознаваемый), который вызывается у слушателя звучащей речью и определяет тональность ее оценки. В этой связи представляется необходимым обозначить некоторые принципиальные различия между понятиями эмоциональности в традиционном ее понимании и в контексте рассмотрения коммуникации с точки зрения воспринимающего субъекта.

1. Эмоции говорящего интересуют нас лишь в том случае, если они получают некую манифестацию в самом высказывании. Возможны два варианта: оратор, испытывая в процессе произнесения речи некие чувства, модифицирует речь в стремлении просто выразить эти чувства, либо, в дополнение к предыдущему, он еще и намеревается вызвать соответствующие чувства у слушателей. Как бы то ни было, речь становится эмоционально "заряженной", что непременно находит некие формальные средства выражения. Это могут быть языковые средства (лексические, синтаксические), супрасегментные (интонация, сила), паралингвистические (жесты). Ситуация, когда говорящий испытывает некие чувства, но "держит их при себе", то есть его чувства не оказывают никакого влияния на речь, равносильна тому, что оратор не испытывает этих чувств, поскольку отсутствуют формальные показатели, по которым единственно и можно судить об их наличии.

Напротив, эмоции, которые испытывает слушающий под воздействием произносимой речи, не предполагают формального выражения уже в силу того, что, начав выражать возникшие у него эмоции, слушающий превращается в адресанта. Нас интересуют эмоции адресата лишь на том этапе, когда они возникают как непосредственная реакция на форму предъявляемого адресату сообщения. Интерес в контексте настоящего исследования представляет и влияние этих эмоций на оценку речи и ее автора в глазах адресата.

2. Наличие эмоций у адресанта, как правило, связано с его интенциями: он желает либо просто дать выход своим чувствам, либо "заразить" ими адресата. Эмоции же, испытываемые слушателем, обусловлены, как было упомянуто выше, воздействием формы воспринимаемого им сообщения.

3. Исходное сообщение, в соответствии с интенциями адресанта, может быть как эмоционально окрашенным, так и эмоционально нейтральным в то время как восприятие этого сообщения всегда получает ту или иную эмоциональную окраску. Вне зависимости от того, испытывает ли оратор какие-либо чувства, имеет ли он намерение передать эти чувства адресату, и наделяет ли он свое сообщение эмоциональным компонентом - адресат испытает некоторые чувства в связи с воспринимаемой им речью в любом случае.

В самом простом виде возникающие у адресата эмоции можно представить в рамках оппозиции нравится/не нравится. Характер чувственного отношения к звучащей речи может быть либо положительным, либо отрицательным. Безусловно, эта оппозиция градуальна; нам может что-то, например, нравиться в той или иной степени: например, немного, очень, вполне. Однако эмоциональное отношение может быть либо положительным, либо отрицательным. Нейтральное отношение на этапе акустического восприятия речи представляется невозможным, поскольку эмоции адресата в процессе перцепции сообщения возникают, как было отмечено, мгновенно, в виде непосредственных реакций на внешний сигнал. Соответственно, такие эмоции - это в такой же степени явления физиологического порядка, как реакция на тактильные ощущения: мы всегда классифицируем любое прикосновение как, скажем, мягкое, теплое (то есть, приятное) или грубое, холодное (то есть, неприятное) и т.д.

Данный вывод чрезвычайно важен в свете рассмотрения коммуникации с точки зрения адресата и служит опорным пунктом для многих последующих рассуждений. В этой связи интересно проанализировать некоторые точки зрения на процесс коммуникации в контексте полученных выводов. Обратимся к курсу лекций под общим названием «Слово как действие» ("How То Do Things With Words") Дж.Л. Остина (Austin, 1975). Говоря о выделении «последствий» осуществления речевого акта, Остин задается вопросом, «не являются ли последствия, вносимые номенклатурой перлокуций, на самом деле последствиями актов как таковых...то есть локуций?» (Остин, 1986:94-95) По сути, это не что иное, как признание возможности оказания на адресата воздействия посредством формы сообщения. Однако дальнейшая цепочка рассуждений приводит английского логика к выводу о том, что, хотя произнесение звуков и может быть физическим следствием движения органов речи, дыхания и т.п., но произнесение слова ни в физическом, ни в ином смысле не является следствием производства звука. Соответственно, слова, несущие определенные значения, не являются следствием [курсив автора] их физического произнесения (Ук.соч.:95).

Таким образом, Остин склонен увязывать локуцию {производство звуков и произнесение слов) с иллокуцией (выражением намерения говорящего) настолько сильно, что вынужден отказать простому производству звуков в возможности оказывать на адресата коммуникативное воздействие.

Понятие эффективности коммуникативной стратегии

Успешность любой деятельности определяется тем, насколько ее результат совпал с теми ожиданиями или намерениями, с которыми деятель приступал к ее реализации, иными словами, насколько полно он достиг своей исходной цели. Если приложить это суждение к приведенной выше (с. 34) схеме речевого акта, окажется возможным проследить следующую цепочку на уровне, который мы обозначили как «идеальный»: коммуникативные интенции отправителя, реализуясь в доминантной функции сообщения, вызывают определенный эффект со стороны получателя.

Таким образом, интенциональность общения позволяет связывать эффективность речевой деятельности с ее результативностью (Проблемы эффективности..., 1989; Шакирова, 2003). При этом степень эффективности конкретного акта речевого общения (большая, меньшая) соотносится с мерой соответствия результатов общения намеченным целям. Так, полное соответствие достигнутого в общении с тем, что прогнозировалось говорящим, означает максимальную эффективность; недостаточно полное или неполное соответствие означает малую эффективность или неэффективность общения.

В случае, если речевой акт оказался неэффективным, мы можем говорить о том, что адресанта постигла коммуникативная неудача. Она, в частности, может выражаться в отсутствии когнитивных последствий для адресата, сравним следующее определение: «Коммуникативная неудача - полное или частичное непонимание высказывания партнером коммуникации, т.е. неосуществление или неполное осуществление коммуникативного намерения говорящего» (Ермакова, Земская, 1993:81).

Вместе с тем, оценка эффективности общения лишь на основании когнитивного аспекта может оказаться неадекватной при рассмотрении конкретных условий коммуникации. Возможны случаи, когда выявление причин успеха или неудачи требует комплексного анализа ситуации.

Пример можно привести, обратившись к одному из выступлений президента США Дж. Буша-младшего в конгрессе. Автор статьи, появившейся в газете "The Moscow News " вскоре после обращения Президента к Конгрессу 23 января 2008 года, иронически сравнивает реакцию членов Конгресса с поведением советских "apparatchiks" на съездах партии, когда финальная овация могла продолжаться дольше самого выступления генсека (The Moscow News, 29.01.2008). Автор статьи подсчитал, что 49-минутная речь Буша-младшего прерывалась аплодисментами 63 раза. Это тем более удивительно, что по результатам последних парламентских выборов в США большинство в обеих палатах Конгресса получили оппоненты Президента — демократы, от которых едва ли можно было ожидать столь горячей поддержки выступления Дж. Буша. В нем он, в частности, пытался убедить Конгресс направить дополнительные силы в наиболее неспокойные регионы Ирака, а также вести военную кампанию в этой стране до победного конца. Как известно, демократы смогли завоевать большинство в американском парламенте во многом благодаря обещаниям скорейшего вывода войск из Ирака. Однако, судя по реакции конгрессменов во время обращения к нации, выступление Буша оказалось в высшей степени эффективным: "So we re deploying reinforcements of more than 20,000 additional soldiers and Marines to Iraq. ..And in Anbar province,where al-Qaeda terrorists have gathered...we re sending an additional 4,000 U.S. Marines with orders to find the terrorists and clear them out." (Applause); "Our country is pursuing a new strategy in Iraq, and.. .1 ask you to support our troops in the field, and those on their way." (Applause); "Ladies and Gentlemen, nothing is more important at this moment in our history than for America to succeed in the Middle East, to succeed in Iraq and to spare the American people from this danger." (Applause); "Tonight I ask Congress to authorize an increase in the size of our active Army and Marine Corps by 92,000 in the next five years." (Applause) (www.whitehouse.gov).

Самым удивительным было поведение нового спикера-демократа Нэнси Пэлози (Nancy Pelosi), которая после традиционной для таких выступлений завершающей формулы "God bless America" вскочила и первая начала с энтузиазмом аплодировать. Объяснить подобную реакцию, не зная до конца подоплеки событий американской политической жизни, невозможно. Следовало ожидать, что конгрессмены от Демократической партии встанут в жесткую оппозицию предложениям Президента относительно продолжения войны в Ираке, поскольку обещание завершить эту войну и вернуть солдат домой лежало в основе их предвыборной программы. И после выборов, когда демократы получили большинство, а значит, возможность блокировать предложения из Белого Дома, Президент мог рассчитывать лишь на «холодный прием». Во всяком случае, аплодисментов после каждого заявления, которое должно было вызвать жаркие споры, от парламентариев явно не ожидали. Возможную причину именно такого, благоприятного для Дж. Буша эффекта его обращения назвал автор цитируемой статьи. По мнению Дж. Фэйрбэнкса, реальный центр принятия решений в современной Америке, несмотря на существующую систему сдержек и противовесов, находится в Белом Доме и представлен группой ближайших советников Президента, которых называют неоконсерваторами. Поэтому автор разочаровывает тех, кто надеется, что в случае прихода к власти Барака Обамы или Хиллари Клинтон, ситуация кардинально изменится: "The neocon express ride has only begun", — заключает он.

Таким образом, можно предположить, что в данном случае эффективность выступления политика была обусловлена не стилистическими или аргументативными достоинствами самой речи, а конъюнктурными соображениями адресатов. Как бы то ни было, интенции оратора были реализованы, и эффект выступления оказался благоприятным и желательным для него. Остается признать, что решающим фактором успеха оказались скрытые от широкой публики мотивы, своеобразная политическая «кухня», что мы можем квалифицировать как внутренний контекст. Следовательно, в ситуациях убеждения ключевую роль могут сыграть элементы контекста, а значит, для определения эффективности устного выступления необходим тщательный анализ всех компонентов речевого акта.

Очевидно, что цель любого оратора заключается в реализации своих коммуникативных интенций, а они, так или иначе, состоят в обеспечении определенного эффекта со стороны конкретных получателей сообщения. В случае коммуникативного акта убеждения таким эффектом, разумеется, будет появление у адресата убежденности в правоте позиции оратора. Соответственно, имея более или менее точное представление об интенциях выступающего и о его адресате, а также зная, какой эффект произвела его речь, можно судить о коммуникативной эффективности его выступления и о том, чем она обусловлена. Под эффективностью предлагается понимать полноту выполнения коммуникативной установки отправителя сообщения, заключающейся в том, чтобы вызвать со стороны адресата тот или иной коммуникативный эффект.

Похожие диссертации на Коммуникативные стратегии убеждения в англоязычном политическом дискурсе