Концепция "пролетарской культуры" и монументальная лениниана как отражение идеологических и ментальных установок в обществе в первые годы советской власти, 1917-1927 гг. Андрианова Наталья Юрьевна

Содержание к диссертации

Введение

Глава I. Концепция «пролетарской культуры»: теория и практика. Стр. 54

1 Концептуальное оформление «пролетарской культуры» в трудах А.А.Богданова и А.В.Луначарского. Стр. 56

2 Практическое воплощение «пролетарской культуры» в деятельности Наркомпроса и Пролеткульта. Стр. 79

Глава II Монументальная лениниана: возникновение, идеология, «народная» и «официальная» модификации. Стр.115

1 Монументальная пропаганда, появление первых памятников В.И.Ленину -рождение «народной» ленинианы. Стр. 115

2. «Народная» и «официальная» модификации монументальной ленинианы: ход, идеология, эмоциональный и политический аспекты . Стр. 129

3. Дискуссия вокруг ленинского памятника: поиск образа и формы. Стр. 149

4. Конкурс проектов на лучший памятник. Стр. 160

Заключение Стр. 189

Список публикаций по диссертационной теме Стр. 203

Список источников и литературы Стр. 204

• Концептуальное оформление «пролетарской культуры» в трудах А.А.Богданова и А.В.Луначарского.
• Монументальная пропаганда, появление первых памятников В.И.Ленину -рождение «народной» ленинианы.
• «Народная» и «официальная» модификации монументальной ленинианы: ход, идеология, эмоциональный и политический аспекты

Введение к работе

Революционные события 1917 г. в России были не только переходным этапом от одного жизненного уклада к другому, но также стали и своего рода кульминацией русского Ренессанса, длившегося весь Х!Х в. Итогом мировоззренческих поисков русской интеллигенции явилось философское учение К.Маркса. Представляется, популярность марксизма в России во многом определялась его близостью традиционным ценностям русского сознания, в свою очередь содействовавшим утверждению власти большевиков и советского строя.

Идеологическая стратегия Советского государства, как в теории, так и в «сфере практической политики оформилась, прежде всего, в теоретических работах В.И.Ленина»,¹ который неоднократно подчеркивал обязательную при этом ориентацию на массы, поскольку «идейным завоеванием» только политического авангарда дело не обходится. «Это главное», это первый шаг к победе, «но от этого еще довольно далеко до победы», т.к. «с одним авангардом победить нельзя. Пока весь класс, пока широкие массы не заняли позиции либо прямой поддержки авангарда, либо благожелательного нейтралитета по отношению к нему». Задачей любой революционной партии власти является выработка такой тактики, которая заключается «в уменье подвести массы на новую позицию, или, вернее, уметь руководить не только своей партией, но и этими массами в течение их подхода, перехода на новую позицию» для того чтобы «обеспечить победу авангарда».² «Полная победа» могла быть достигнута только при тотальном, всестороннем охвате общества, когда счет идет, согласно Ленину, уже на миллионы и десятки миллионов человек. А в этом случае, следует помнить «о расстановке всех классовых сил данного общества» и понимать, что «одними только пропагандистскими навыками, с одним только повторением истин «чистого» коммунизма ничего не поделаешь».³ Поэтому идеология начального периода советской власти призвана была отвечать целому ряду политических, правовых, нравственных, эстетических, религиозных и философских обще-

¹ - Жукоцкая А.В. Проблема идеологии (социально-философский анализ). М., 1998. С. 178.

² - Ленин В. И. ПСС. Т.41. С.74-90.

ственных ориентиров. Для этого требовались не только специалисты, но и соответствующие программы. «Идеология предстает в рассуждениях В.И.Ленина, как научное знание, «вносимое» в общество профессиональными идеологами, которые «выстраивают теории, системы утверждений, как правило, превращающиеся в неотъемлемую часть правящей доктрины».⁴

Успех идеологической работы измеряется обычно той степенью идейной «зараженности», которую демонстрирует общество в ответ. Уровень ее Лоуренс Стоун советовал определять готовностью людей не только сражаться и даже убивать за идею (подобное возможно и за материальный интерес), но и готовностью жертвовать жизнью ради нее. «История дает основания предполагать, что люди не меньше и возможно даже больше склонны сражаться и умирать за идею, чем за материальный интерес».⁵

Полагаем, что такой идейной основой советской власти в первые послереволюционные годы стала созданная А.А.Богдановым и А.В.Луначарским теория «пролетарской культуры», получившая свою концептуальную завершенность уже в советские годы. Отношение к А.А.Богданову и А.В.Луначарскому, как к возможным партийным идеологам, очевидно, в какой-то момент было присуще даже В.И.Ленину. Так, например, О.В.Щелоков высказывает предположение о попытке Ленина ввести «разделение труда» в руководстве партии» на начальном этапе оформления большевизма. Оставляя за собой вопросы тактики, оргработу и работу с прессой, он планировал «научные изыскания, разработку партийной идеологии» передать «Богданову, Луначарскому и другим большевикам, склонным к исследовательской и литературной работе».⁶ При этом ведущей фигурой являлся, несомненно, А.А.Богданов, роль и значение которого в партии в этот период заметно возросли. «Было время, когда член ЦК Богданов считался вторым человеком в большевистской партии после Ленина. По выражению М.Н.Покровского он был вице-лидером

- там же.

⁴ - Жукоцкая А.В. Указ. Соч. С. 179,251.

⁵ - цитату см. по Жукоцкая А.В. Указ. Соч. С. 178.

⁶ - Щелоков О.В. РСДРП: проблемы лидерства и обновления руководства (1906-1911). М., 1995. С.42.

партии».⁷ Положение лидера сохранялось за А.А.Богдановым и в его совместной работе с А.В.Луначарским. «Концепция «социалистической» или «пролетарской» культуры разрабатывалась А.А.Богдановым при мощной поддержке А.В.Луначарского».⁸

Сложившееся и ставшее уже традиционным мнение о некоторой маргинальное идей «пролетарской культуры» и деятельности Пролеткульта представляется не совсем верным. Основные положения «пролетарской культуры» не выходили за рамки официальных идеологических установок властей. Также и деятельность Пролеткульта, при достаточно широкой автономии, никогда не была ни полностью самостоятельной, ни полностью независимой. Пролеткулькт существовал, в том числе и финансировался, в рамках Наркомпроса, и свою работу считал «лабораторной» в системе советского просвещения. Бесспорно, Пролеткульт являлся более политизированным, чем остальные подразделения Наркомпроса. Но, рассматривая свою деятельность как культурное движение пролетарского авангарда, Пролеткульт строго ориентировался на партийные решения.

Представляется, что проводимая Пролеткультом и Наркомпросом политика «пролетарской культуры» прежде всего в области культурного строительства весьма заметно повлияла на общественные настроения, ярким отражением которых стала монументальная лениниана.

Монументальная лениниана явление в советской истории феноменальное. Нигде и никем не планируемая, стихийно возникшая из массового порыва, она превратилась в то, что сегодня принято называть «национальной идеей». Ленинский образ, воплощенный в памятниках, повторенный в миниатюре, перенесенный на значки, сувениры, открытки, стал символом, олицетворением страны и всего советского строя.

Обычно монументальную лениниану принято рассматривать в искусствоведческом контексте монументальной пропаганды, начатой советской властью весной 1918

⁷ - Шарапов Ю.П. Ленин и Богданов: от сотрудничества к противостоянию. М., 1998. С. 19-20.

⁸ - Kline j.l. Religions and antirelidgions thought in Russia. Chicago and London. 1968. P.104.

г. Не отрицая политического характера данных явлений, их идеологическое значение чаще всего исследуется в узких рамках агитационно-пропагандистской работы.

Представляется, что подобный подход значительно ссужает тему и снижает ту роль, которую сыграли монументальная пропаганда, и выросшая на ее почве монументальная лениниана, в процессе усвоения и утверждения новых революционных ценностей.

Скульптура, как и архитектура, считается одним из лучших «трансляторов» памяти. Стремление увековечить свое время и дело посредством зодчества или пластических искусств существовало во все времена. Бесспорно, предпочтение отдавалось архитектурному творчеству, поскольку скульптура, особенно памятник,

не всегда органично «вписывалась» в контекст (например, религиозный) времени и государства. Однако, начиная с эпохи Возрождения, сломавшей общепринятые стереотипы, образ Человека в прямом и переносном смысле был возведен на пьедестал.

Советское правительство обратилось к монументальной пропаганде по настоянию В.И.Ленина весной 1918 года. Обозначая данное явление, как пропагандистское, В.И.Ленин, очевидно, придавал ему большее значение. Полагаем, что монументальная пропаганда призвана была содействовать решению главных идеологических задач времени. Революционные памятники вносили и закрепляли новую аксиологическую доминанту. При этом было важно не только идейно «заразить», но и сплотить население страны, открыв некие консолидирующие начала. Идее, посредством которой народ смог бы вновь ощутить свое единство, восстановить утраченные чувства нации и государства со всеми, присущими им атрибутами, следовало быть настолько же новой, насколько и знакомой. И если для решения первого положения достаточно было и таких средств как плакат, лозунг, листовка, газета, то остальное требовало более серьезного исполнения. Олицетворение идеи не могло быть смято, сорвано, брошено под ноги и, тем более, использовано в быту.

Позднее, в годы сталинской реконструкции, вопросы «идеологического влияния» обретут и свое архитектурное воплощение. Но на раннем труднейшем этапе, когда решался вопрос жизни самого государства, архитектура уступила место скульптуре, приоритет, которой определялся, очевидно, следующим: - более доступна интеллектуально;

постоянна, «привязана к месту»;

через ритуал (парады, шествия, митинги перед памятником) обладала силой дополнительного эмоционального воздействия;

дешева по исполнению;

мобильна (тиражирование удачно найденного образа);

Однако феномен монументальной ленинианы не следует рассматривать только как отражение идеологических установок времени, поскольку, как представляется, данное явление тесным образом связано и с проявлением ментальных установок русского сознания и стало результатом взаимодействия идеологии и ментальносте. Собственно этим и продиктована попытка исследовать монументальную лениниану в идеологическом аспекте с обращением русской национальной ментальносте. Тесно связанная с социальными явлениями ментальность позволяет лучше понять общественные настроения, социальные метаморфозы и глубину происходивших перемен первых революционных лет. Отражая глубинные пласты сознания, она вскрывает соотношение революционного и традиционного.

Бесспорно, идеология и ментальность различны по сути. Идеология - результат интеллектуального творчества, так называемой «ясной» стороны сознания, ментальность, напротив, представляет его «темную» строну. Область, где мысль и эмоция не отделены, где действует латентные, неотрефлексированные установки психики, срабатывают «автоматические» приемы сознания. Но, в тоже время, идеология и ментальность тесно связаны, поскольку влияют на поступки людей, сообща руководят их поведением.

Любопытно, что взгляд, присущий создателям «новой исторической науки», на ментальность, как на коллективное сознание, сохраняющее опыт и знания прошлого и объединяющего индивида с остальным человечеством ( от прошедших до будущих времен) полностью совпадает с пониманием роли культуры Богдановым и Луначарским. Именно культурные традиции они рассматривали в качестве носителей информации, как наиболее стабильные, не прерывающиеся и сохраняющие связь поколений. АА. Богданов подчеркивал: «Культурные принципы - это формы социальной практики, закрепленные в формах мышления. Им люди и коллективы подчи-

няются автоматически, не рассуждая и не выбирая». Борьба культурных принципов всегда «глубже борьбы непосредственных интересов, потому что самые интересы людей и коллективов понимаются ими в зависимости от сложившихся форм мышления, т.е. культурных принципов». Собственно и сам революционный процесс есть ничто иное, как противостояние различных социальных культур. «Великие» революции - это революции, сменяющие господство культурных принципов».⁹

Создается впечатление, что своими разработками в области культуры, прежде всего в плане ее психологического воздействия, Богданов и Луначарский предвосхитили новое направление исторической науки. Но для нашей работы важнее тот факт, что они не только смогли предложить пришедшей к власти партии практически готовую культурно-идеологическую программу (для Богданова «духовная культура» и идеология являлись синонимами, были тождественны), но и знали наиболее эффективные способы ее внедрения. На протяжении достаточно длительного периода, начиная с 1900-х годов, они много занимались вопросами социальной психологии, а потому неплохо представляли наиболее успешные методы идеологической работы, главным из которых была культура. «Богостроительство» Луначарского, критически оцениваемое даже его сторонниками, в первую очередь Богдановым, в условиях революционной России оказалось, как представляется, не менее полезным, чем вся программа в целом. И в этом авторы «пролетарской культуры» также совпадали с основателями «новой исторической науки» Марком Блоком и Люсьеном Февром. «Французская история ментальностей сформировалась на социологической основе, но с прививкой психологизма. Ее теоретический орган «Анналы» ведет идейные истоки от «Социологического журнала» Э. Дюркгейма и «Ревю исторического синтеза» А. Берра. Если первый обещал уложить исторический процесс в правильные закономерности, то второй (касался - Н.А.) личностно-психологической квалификации культуры».¹⁰ Обращаясь к прошлому, Блок и Февр обращались к человеку, его психологии. «Ничто в человеческой истории не минует сферы мыслей, представле-

⁹ - Неизвестный Богданов. М., 1995. Кн.1. - Шкуратов В.А. Историческая психология на перекрестках человекознания.// Одиссей. 1991. С.109.

ний, эмоций и все получает от этой сферы определенную окраску». Исследуя социально-психологические механизмы поведения людей, считали в «Анналах», историки вынуждены перемещаться в область, где мысль тесно связана с эмоциями, а память одного растворяется в «комплексах коллективных представлений» многих. «Ни механизмы общественных учреждений, ни идеи той или иной эпохи не могут быть поняты, если (историк - Н.А.) не охвачен психологической заботой, стремлением увязать, соизмерить каждую совокупность условий существования данной эпохи со смыслом, который люди вкладывают в свои идеи. Ибо эти идеи, как и все прочее, окрашиваются этими условиями, приобретая вполне отчетливый для каждой эпохи и для каждого общества колорит. Ибо эти условия налагают отпечаток на идеи, равно как и на общественные учреждения и их деятельность».¹²

Немаловажным нам представляется и существовавшее в «Анналах» отношение к идеям марксизма. Уже само появление истории ментальностей рассматривается рядом историков как своеобразная революция, «революционная методологическая сущность которой состоит из нескольких парадигм, очень напоминающих кри-тический проект, разработанный Марксом несколькими десятилетиями раньше». Не являясь марксистом, Л.Февр в 1935 г. писал: «Читайте Маркса, охотно сказал бы я кое-кому, кто обладает качествами, знаниями, подготовкой, необходимыми для постижения его сложной мысли».¹⁴ Позднее, в 50-60 гг. историки ментальности отмечали «большой поворот французской исторической науки» к марксизму, в попытке «освободить» его «от шелухи, от искажений, в которые вогнала его политическая борьба». Под воздействием работ Грамши (на Западе его считают признанным продолжателем теоретических изысканий А.А.Богданова, имя которого «закрыло» последнего от широкого научного мира¹⁵) и «французских комментаторов Маркса» историки ментальности яснее поняли свою задачу - «обратить главное внимание на

" - Гуревич АЛ. Исторический синтез и школа «Анналов». М., 1993. С.101.

¹² - Февр Л. Бои за историю. М., 1991. С.117.

¹³ - Агирре Рохас К.А. «Анналы» и марксизм.// Споры о главном. М., 1993. С.101.

¹⁴ - Ле Гофф Ж. Существовала ли французская школа «Анналов»?// Французский ежегодник. 1968. М, 1970.
С.358.

¹⁵ - см. Sochor A.Z. Revolution and culture. The Bogdanov - Lenin controversy. Athaca and London., 1988/ P.10.

изучение надстройки».¹⁶ Несмотря на сегодняшнее повальное «охлаждение», особенно в России, к марксистской школе исследований, в «Анналах» продолжают придерживаться более спокойной и объективной позиции: «Необходимый отказ от однобокого и упрощенного механизма марксистского объяснения (в его рудиментарных формулировках) не должен привести к отказу от (исследований - Н.А.) объективных императивов, управляющих мыслями и поступками». Также как и отказ от классовой борьбы, как «фактора объяснения истории», не должен приводить к игнорированию «реальности противоречий и той борьбы символов, которая одновременно передает и создает факты социального противостояния и связывает побуждения субъектов в их «автоматических» действиях с объективными условиями, в которых они мыслят и действуют».¹⁷

Историками третьего поколения школы «Анналов» Аленом Буро и Роже Шар-тье на рубеже 80-90 гг. была сделана попытка вернуть «новую историческую науку» на прежнюю колею Блока и Февра. В своих исследованиях Буро вновь обращается к механизмам воздействия общественных стереотипов мышления на отдельных индивидов. Одной из главных задач нового направления, считает А.Буро, должно стать уяснение того, как коллектив воздействует на индивида, как отдельные «творцы истории» преломляют в своем сознании общее и «как принятые в коллективе высказы-вания обретают форму персональных, индивидуализированных». В том же ракурсе, но с обратной стороны, исследует проблему и Р.Шартье. «Идеи творцов не пересаживаются механически в головы «народа». Каждый человек - и представитель элиты, и представитель «народа»,- усваивая что-то из коллективного фонда идей, активно отбирает, пересоздает, по-своему фиксирует чужое, выстраивая свой собственный мир». Задача историка сегодня заключается в необходимости понять и выявить индивидуальные и общие способы присвоения бытующих в обществе представлений.¹⁹

¹⁶ - Дюби Ж. Развитие исторических исследований во Франции./Юдиссей. 1991. С.53.

¹⁷ - Шартье Р. 'Л свободы, % детерминизма.//Споры о главном. С.42-43.

¹⁸ - Бессмертный Ю.А. «Анналы»: переломный этап?// Одиссей. 1991. С.19.

¹⁹ - История ментальностей, историческая антропология. М., 1996. С.48.

Именно в этих рамках для нас важна ментальность, ее помощь необходима при выяснении того насколько и почему революционные идеи, выраженные в частности в «пролетарской культуре» Богданова и Луначарского, оказались близки русскому обществу. Почему свое воплощение они нашли в скульптурном выражении и непосредственно в памятниках В.И.Ленину.

Не подлежит сомнению, что ни одна идеология не может быть эффективной, если этому нет «глубинных, природных» предпосылок в сознании народа. Идея сродни музыке, она окажется «расслышанной» только будучи знакомой, совпав с «внутренней» музыкой человека. Такой базисной основой для идеологии, очевидно, и является ментальность.

Сложность в применении ментального метода заключается в его «неуловимости», порожденной смысловой многозначностью, многомерностью самого понятия. Но, если исходить из того, что любая ментальность формируется в общих рамках языка, религии и культуры, то, очевидно, можно согласиться с тем определением, которое дается одним из российских (мы умышленно ограничиваемся только отечественными исследованиями, чтобы избежать неизбежных при переводах искажений) исследователей, что «менталитет - национальный способ видеть мир и действовать соответствующим образом в определенных обстоятельствах».²⁰ Однако поскольку в русском языке к тому же отсутствует единое толкование понятий «менталитет» и «ментальность» (одни исследователи их считают тождественными, другие склонны разделять), считаем необходимым уточнить, что «ментальность» в данном случае -понятие более узкое и является «признаком мыслящего человека, характерным для данного лица (коллектива) в данное время». И если «менталитет» понятие «глобальное», близкое по сути таким понятиям как «мышление» и «сознание», то «ментальность» может относиться к самым различным социальным стратам и историческим временам. Можно сказать «русская ментальность», «купеческая ментальность». Чтобы определиться окончательно, уточним, нас в данной работе интересует ментальность (общая для всех социальных слоев), присущая российскому обществу на

²⁰ - Кукарцева М.А. Метод исторической ментальносте в контексте философии истории.//Менталитет и политическое развитие России. М., 1996. С. 12.

рубеже Х1Х-ХХ вв. как «природный» базис новой революционной идеологии и как одна из главных консолидирующих структур русского общества.

По своей сути ментальность «величина постоянная», она «наиболее устойчивая и консервативная сторона социальной системы».²² Исследователи выделяют в ней четыре уровня «продолжительности во времени», четвертый последний не важен, ибо связан с биологией человека. Из трех остальных: первый - самый подвижный, а потому наиболее повержен изменениям, действует на «сиюминутном» уровне, чаще всего — это обычный «отклик» на произошедшее событие. Второй, включающий уже не отдельных людей, а целые группы, более продолжителен и менее подвижен. На этом этапе «трансформации согласуются с общественным движением» и «могут происходить в рамках жизни одного поколения». И, наконец, третий уровень, так называемые «темницы долгого времени» - ментальные структуры которые, практически, не меняются или точнее оказывают упорное сопротивление любым переменам. Образованный ими глубокий пласт представлений и моделей поведения не изменяется со сменой поколений, хотя определенные мутации затрагивают и его.²³ В данном случае наиболее важным представляется третий уровень, поскольку он не только сохраняет страну и нацию от распада в эпоху катаклизмов и потрясений, но и «подгоняет» или «отторгает» («очищает») те или иные вносимые переменами идеи и морально-нравственные ориентиры, признавая их «чуждыми», не совпадающими с исконной ментальной природой. Именно действие данного уровня мы склонны считать «решающими» в любом идеологическом процессе.

На сегодняшний день, очевидно, в силу недостаточной проработанности темы, отсутствует четкая классификация основных ментальных установок русского сознания. Но на основании имеющихся в литературе выводов и заключений можно выделить некоторые, как представляется, основополагающие.

Первая - религиозность. П.Е.Астафьев писал: «Религиозные задачи составляют самый центральный и наиболее драгоценный, наиболее ревниво охраняемый, отмежеванный от всего, нарушающего его чистоту, пункт нашего внутреннего ми-

²¹ - Пушкарев Л.Н. Что такое менталитет?//Отечественная история. 1995. №3. С.163.

²² - Гуревич АЛ. От истории ментальное к историческому синтезу. //Споры о главном... С.26.

pa». Поскольку, любая установка имеет еще и ряд своих специфических особенностей, коротко остановимся на них. А. - Чистота и сила веры русского человека, основанные на особом эмоциональном настрое, т. е. то о чем пишет в своей работе Ф.Т.Аутлева: «Истинное православие - не рассуждение о божественных вещах, а принятие божественного в свое существо». Б. - Понимание жизненного Идеала и связанного с ним Абсолютного Добра через поиск Царствия Божия, которое достигается «чистотой души». П.Е. Астафьев подчеркивал: «Ее спасение, полнота, цельность и глубина - прежде всего. Действительная задача христианской религии - спа-сение души, и спасение не на земле и не для земли. Царствие Божие в нас самих». Достижение его, происходит, прежде всего, путем самосовершенствования, изменяясь, человек способен изменять и мир. Оттого и Россия понималась «не могучей, не богатой, а Святой», считал Н.О.Лосский. В. - В поиске Идеала проявлялись: готовность к жертвенности, терпение, смирение перед судьбой. Отсюда и понимание российского предназначения как мессианского. «Стать настоящим русским и будет именно: стремиться внести примирение в европейские противоречия, указать исход европейской тоске в своей русской душе, всечеловеческой и всесоединяющей, вместить в нее братскую любовь, изречь окончательное слово великой общей гармонии, окончательного согласия всех племен по Христову закону», сказал однажды Ф.М.Достоевский.²⁸ Г. - Именно потому, что русские осознают Благо через смирение и жертвенность им ближе и понятнее образ Христа-мученика, когда он «действительно нищ и одинок, и тело которого - страдание человечества».²⁹ Это так называемое «пасхальное христианство» (по В. Непомнящему) в противовес западному «рождественнскому». Отсюда и близость к эсхатологическим настроениям. Очевидно, потому Апокалипсис не страшит, а воспринимается как данная свыше неизбежность. И революция, олицетворяющая для части западного сознания апокалипсиче-

²³ - История ментальностей... С.20.

²⁴ - Астафьев П.Е. Национальность и общечеловеческие задачи.//Вопросы философии. 1996. №12. С.98.

²⁵ - Аутлева Ф.Т. Ценностно-нормативные ориентиры русского менталитета: социально-философский анализ.
М., 1996. С.68.

²⁶ - Астафьев П.Е. Указ.Соч. С.93-94, 99.

²⁷ - Лосский И.О. Характер русского народа. Посев, 1957. С.5,8.

²⁸ - Достоевский Ф.М. Из Пушкинской речи, (цитата по Лосский Н.О. Указ. Соч. С.41-42.

²⁹ - Альтицер Т. Россия и апокалипсис. //Вопросы философии. 1996. №7. С. 123.

ские тенденции, для русских, при всем трагизме положения, - один из возможных вариантов движения вперед. Подобного рода настроения рядом исследователей относятся к природному позитиву русского сознания, которое генетически подготовлено к потрясениям и переменам.³⁰ Д. - Сильная обрядовая сторона, особенно заметная на фоне слабого знания Священного писания. К.Д.Кавелин полагал, что подобное проистекало из самой организации русской жизни: «Каждый шаг (русского человека - Н.А.) обставлен обрядами, соблюдение которых предохраняет от зла и напастей. Вся жизнь, от колыбели до гробовой доски, совершается посреди непрерывных обрядностей и ритуалов»,³¹ что проистекает во многом из языческих тенденций русского православия и позволяет говорить о двоеверии или, по мнению отдельных исследователей, своеобразном «народном христианстве».³² «На Руси византийское православие переработалось в особое русское христианство», поскольку еще до него «россияне имели свои специфические ориентации ментальносте» языческой аксиологии, пишет Ф.Т.Аутлева.³³ П.Н. Милюков отмечал: « Народная масса не успела еще ничего усвоить в домонгольский период. Масса оставалась по-прежнему языческой. Усвоение и правильное выполнение внешнего обряда было еще делом будущего. Для достижения этой ступени понадобилась, чуть ли, не вся история России». Насильственная христианизация, вызвавшая как явное, так и тайное сопротивление (более сильное и стойкое), своеобразно способствовала возвышению обряда. Поскольку именно обряд «послужил той серединой, на которой сошлись верхи и низы русской религиозности». При этом «верхи постепенно утрачивали истинное понятие о содержании (христианского учения - Н.А.), низы постепенно приобретали приблизительное понятие о форме». В итоге «то, что должно было быть только средством, поневоле становилось единственной целью (выделено нами - Н.А.)» причем не только для мирского «низа», но и для иноческого «верха».³⁴

- там же.

³¹ - Кавелин К.Д. Наш умственный строй. М., 1998. С.194.

³² - подробнее см. Данилевский И.Н. Древняя Русь глазами современников и потомков (1Х-ХП вв). М., 1998.
С.225-226.

³³ - Аутлева Ф.Т. Указ. Соч. С.бб.

³⁴ - Милюков П.Н.Очерки по истории русской культуры. М., І994.Т.2(І). С.21-27.

Вторая ментальная установка - соборность. Она неразрывно связана с первой и понималась как объединяющее начало на общей идейной (обычно религиозной) основе. Н.О.Лосский писал: «Высокое достоинство православия состоит в том, что принцип соборности в нем осознан, как более высокая основа Церкви чем, земные авторитеты (какие бы то ни было)».³⁵

Третья - передоверие власти и дистанцированность от нее. Единого объяснения данному феномену нет, но из множества мнений получается следующее. Самоустраняясь от власти, русские люди тем самым как бы решали определенный нравственный императив: душа или власть, и отдавали в массе своей предпочтение первой. «Отрекаясь от участия в этой организаторской власти и работе, которую он сам, во имя свободы и целости своего личного внутреннего мира чуждался, для себя не хотел, народ оставался верен своим глубочайшим, жизненным интересам».³⁶ Н.О.Лосский, ссылаясь на К.Аксакова, утверждал: «Русский народ резко отличает «землю» и государство. «Земля» - община; они живет согласно внутренней, нравственной правде, она предпочитает путь мира. Государство живет внешнею правдою; оно создает внешние правила жизни и прибегает к принудительной силе». И это «грязное дело борьбы со злом путем принуждения берет на себя государь и государственная власть».³⁷

В свете сказанного иначе предстает и крепостное право. К.Д.Кавелин писал: «Крепостное начало проникает до ХУШ в. весь наш частный и публичный быт. Безличность быта не была навязана, наложена насильственно. Она была в нравах большинства. Масса свободно шла в кабалу. Странно, но не позорно и естественно».³⁸ Очевидно, поэтому не было в облике русского крестьянина и тени рабского унижения, что отмечал еще А.С.Пушкин.³⁹ «Точку опоры политической воли россияне склонны выносить вовне, связывая ее с верховной государственной властью. На протяжении веков его главное желание относительно власти заключалось в том,

³⁵ - Лосский Н.О. Указ.Соч. С. 12.

³⁶ - Астафьев П.Е. Указ. Соч. С.96.

³⁷ - Лосский Н.О. Указ. Соч. С.47.

³⁸ - Кавелин К.Д. Указ. Соч. С. 162.

³⁹ - см. Лосский Н.О. Указ. Соч. С.47.

чтобы правительство управляло им для него, а не против него (выделено нами -Н.А.)», отмечает И.К.Пантин.⁴⁰

Четвертая ментальная установка - чрезмерность, преобладание крайностей. Во многом черты, свойственные русской чрезмерности являются обратной стороной терпения и смирения. Л.Февр утверждал: «Всякое человеческое чувство одновременно является и самим собой и своей противоположностью. Стечение обстоятельств, те или иные особенности нашего поведения - все это может объяснить временное преобладание одного полюса над другим. Эти контрасты сохраняют свою неразрывность, и одно не может проявиться, не выявив другого». К.Д.Кавелин видел истоки разгула и молодечества в сдерживающих началах обрядового диктата.⁴ Н.О.Лосский считал, что потеря веры в Идеал или даже малейшее сомнение в нем способны привести русского человека к «крайнему скотоподобию и равнодушию» и закончиться бунтом. Огромный диапазон русского национального характера между добром и злом он объяснял цитатой из Г. Флоровского: «История русской культуры вся в перебоях, в приступах, в отречениях или увлечениях, в разочарованиях, изменах, разрывах. Всего меньше в ней непосредственной цельности».⁴³

Полагаем, успех советской идеологии во многом был обусловлен совпадением революционной аксиологии с традиционными национальными ценностями русского сознания, что особенно наглядно проявилось на примере монументальной лениниа-ны.

Историография вопроса одновременно и весьма обширна, и на удивление невелика.

Общие проблемы идеологии рассматриваются в исследовании А.В.Жукоцкой «Проблема идеологии (социально-философский анализ)». Автор раскрывает феномен «идеологии», его место, роль и значение в социально-политическом контексте времени. Работа Жукоцкой четко расставляет акценты на таких понятиях как «идеология» и «пропаганда», определяя их взаимодействие и функциональные особенности. «Идео-

⁴⁰ - Пантин И.К. Национальный менталитет и история России. Российская ментальность. (материалы круглого
стола).//Вопросы философии. 1994. №1.С31.

⁴¹ - Февр Л. Указ соч. С. 116.

⁴² - Кавелин К.Д. Указ. Соч. С.202.

логия», отмечает автор, главная составляющая - «политическое ядро пропаганды», в то время как последняя - это «механизм распространения и манипуляции массовым сознанием с целью формирования определенного мировоззрения», призванное «стимулировать» необходимое «политическое действие». В своем функциональном предназначении идеология одновременно «сопровождает социальное познание» и «обслуживает власть». Пропаганда в данном случае «подчиняется идеологии», «транслируя ее идеи, завоевывает массы» и «участвует в осуществлении аксиологической функции идеологии».⁴⁴ Важным, представляется, и вывод о том, что «пропагандистское воздействие не всегда успешно», поскольку положительные результаты определяются не только объективными факторами, но и множеством субъективных, отчего «смысл пропаганды - в целенаправленном соединении теоретического и обыденного уровней политического сознания, идеологии и массовой психологии». Свое заключение Жукоцкая подкрепляет Ленинской цитатой: «Никогда миллионы людей не будут слушать советов партий, если эти советы не совпадают с тем, чему их учит собственная жизнь».⁴⁵

Вопросы идеологического влияния на культуру послереволюционных лет по-стоянно находятся в поле зрения отечественных и зарубежных исследователей.

Однако следует заметить, что отечественная историография, много и подробно занимаясь вопросами культурного строительства первых лет Советской власти, традиционно мало внимания обращает на концепцию «пролетарской культуры», в то время как в зарубежных исследованиях данной теме посвящено немало работ. Обыч-

⁴³ - Лосский Н.О. Указ. Соч. С.53-55.

⁴⁴ - Жукоцкая А.В. Проблема идеологии (социально-философский анализ). М., 1998. С.260.

⁴⁵ - Там же. С.265.

⁴⁶ - Агитационно-массовое искусство. М., 1971.; Пинегина Л.А. Советский рабочий класс и художественная
культура. 1917-1932. М., 1984.; Саломатова Т.И. Некоторые вопросы соотношения искусства с общественной
идеологией и психологией в эстетике 20-х гг.//Проблемы общественных наук в работах молодых ученых.
Томск, 1976. Ч.2.; Горбунов В.В. В.И.Ленин о формировании социалистической культуры. М., 1970.; Веселов
Г.В. Партийное руководство культурным строительством в восстановительный период (1921-1925). М., 1970.;
Гулев В.В. Политика Советского государства в области культуры (окт.1917-1921). М., 1984.; Калистратов
Ю.К.Рабочий класс и советская культура в 20-30 гг. Н.Новгород. 1998.; Аймермахер К. Политика и культура
при Ленине и Сталине. 1917-1932. М., 1998.; Fitzpatrick Sh. Cultural revolution in Russia. 1928-1931. Blooming-
ton. 1978; Joravsky D. The Construction of Stalinist Psyche.// Cultural revolution... ; Sochor Z. Revolution and Cul
ture. The Bogdanov - Lenin controversy. Athaca and London., 1988. P. 10. Идеологическая борьба в искусстве. Л.,
1976.; Идеологическое значение социалистической архитектуры М., 1977.; Идеологические и психические ас
пекты исследования массового сознания. М., 1989.; Идеология, история, и проблемы общественного созна
ния в социалистическом обществе. М., 1985.; Идеология, мораль, искусство. Киев, 1991.

но проблемы «пролетарской культуры» рассматриваются в контексте «культурной революции», оценки (а порой и временные рамки) которой также расходятся у отечественных и западных исследователей.

Среди работ справочного плана, посвященных данной теме в советской историографии следует выделить «Культурную жизнь в СССР 1917-1927» и двухтомник «Культурное строительство в РСФСР 1917-1927», несмотря на разницу в издании примерно в десять лет (первая - 1975, вторая - 1983), вводная часть этих работ во многом совпадает. Ход культурной революции, ее временные рамки у большинства исследователей разделены на ленинский и сталинский периоды, при этом последний, зачастую, рассматривается как самостоятельное явление, продолжающее «ленинскую программу построения социализма и коммунизма».⁴⁷ Подчеркивается, что основной «упор делался не только» на «значительный подъем общеобразовательного уровня», но и на «действительно революционное изменение функций культуры в социальной жизни», конечной целью которой была «победа коммунистической идеологии».⁴⁸

Относительно деятельности Пролеткульта, несмотря на более позднее издание второй книги (1980-е гг.), когда в литературе уже стали появляться и лояльные оценки этой организации, сохранялась прежняя критическая позиция. Отмечалось, что большевики вели «непримиримую и принципиальную борьбу против вульгаризаторских, антимарксистских взглядов лидеров Пролеткульта, по существу выступавших за отрыв культурно-просветительской работы от задач построения социализма»⁴⁹. Обвинялся Пролеткульт и в требованиях «чистой пролетарской культуры», и в «нигилистическом отношении к культурному наследию прошлого».⁵⁰

Если две первые работы отражают хронологию процесса, то сборники «Ленинская теория культурной революции и современность» и «Культурная революция - со-

⁴⁷ - Культурная жизнь в СССР. Хроника. 1917-1927. М., 1975. Т.1.;

Культурная политика КПСС. Свердловск, 1989.; Культурная революция в СССР. 1917-1965. М., 1967.; Культурная революция - составная часть ленинского плана социалистического строительства. М., 1981.; Культурное строительство в РСФСР. 1917-1927. М., 1983. Т.1. 4.1,2.; Культурное строительство РСФСР (Статистический сборник). М., 1958.; Культурное строительство СССР (Сборник диаграмм). М-Л., 1929.; Культурное строительство СССР (Статистический сборник). М-Л., 1940. Ленинская теория культурной революции и современность. М., 1974. ⁴ - Культурное строительство в СССР С. 6-8. ⁴⁹ - Там же. С.7. ⁵⁰-Там же С. 10.

ставная часть ленинского плана социалистического устройства» представляют более глубокое, теоретическое осмысление данной темы.

Наиболее важными работами того периода составители сборников считают исследования историков В.В. Горбунова, ГГ. Карпова, М.П. Кима, В.А. Куманева, С.А. Федюкина, СИ. Шешукова. Особенно высокие оценки получили две монографии И.С. Смирнова «Ленин и советская культура. Государственная деятельность Владимира Ильича в области культурного строительства (октябрь 1917-лето 1918)» и авторского коллектива ИМЛ «КПСС во главе культурной революции».⁵¹ Особенно подчеркивается тот факт, что авторы, занимающиеся проблемами советской культуры, рассматривают данную тему, сопоставляя исторические и философские аспекты. Необходимость подобного подхода неоднократно подчеркивал в своих работах и М.П.Ким, в частности, он писал, что вопрос «о сущности и историческом назначении культурной революции - вопрос теоретический, историко-социологический» и потому требует «совместных усилий историков и философов».⁵²

Подробно останавливался М.П.Ким и на проблеме сущности культурной революции, главными признаками которой считал демократизацию культуры, ее тесную связь с трудом; свободу от влияний «антинародных, реакционных идеологий»; преемственность; равенство всех социальных групп в распределении культурных благ.

Немало места в исследованиях этого историка отведено вопросам периодизации советского культурного строительства, в отношении которой большинство советских исследователей разделились на две группы - сторонников и противников Кима. Полагаем, что сторонников оказалось больше, поскольку в большей части просмотренных нами изданий дается периодизация, предложенная этим автором, но есть и другие точки зрения. Так, например, Л.М. Зак в статье «Вопросы культурного строительства в Советской историографической литературе», подчеркивает, что указанные Кимом границы первого периода 1917-1927, не совсем верны. Рубежом Зак считает не

- см. Там же. ⁵² - Ким М.П. О сущности культурной революции и этапах ее осуществления в СССР.//Культурная революция в СССР. С.9.

1927 г., а 1932 г. - «конец переходного периода, после чего начался новый этап куль-турной революции, развивающийся на базе социализма».

В свою очередь М.П.Ким мотивирует сделанные им выводы следующим образом: «1927-1928 гг. - поворотный момент. Время завершения восстановления хозяйства и развертывания реконструкции народного хозяйства. В 1927г. ХУ съезд выдвинул проблему культурной революции». К тому же «это время рождения, становления советской системы, реорганизаторских поисков и острой борьбы между старой и новой культурой».⁵⁴ В целом периодизация культурной революции, предложенная М.П. Кимом, выглядела следующим образом: «1. 1917-1927 - период становления советской культуры; 2. 1928-1941 -решающие успехи; 3. 1941-1965 - полная победа; 4. С 1966 развитие «культурно зрелого социалистического общества».⁵⁵

Однако освещение в советской историографии темы «культурной революции» выглядит несколько односторонне. Не отвергая роль В.И.Ленина, которого буквально все исследователи считают одним из главных ведущих лиц процесса, полагаем точнее его участие определять в рамках общего руководства, не забывая активную деятельность на этом поприще и других партийных идеологов. Общей для всех работ является и негативная оценка деятельности Пролеткульта и А.А. Богданова.

Однако нельзя не согласиться с рядом имевших место выводов, наиболее важным из которых представляется утверждения, что главной функцией Советской культуры являлось обеспечение победы коммунистической идеологии, вследствие чего, культура из области эстетической постепенно переместилась в идеологическую. Также следует отметить и присущее многим исследователям понимание необходимости комплексного изучения проблемы культурной революции «в союзе» с другими науками.

В работах более позднего периода, например в сборниках «Идеология, мораль, искусство» и «Идеологическое значение социалистической архитектуры», общие вы-

- Зак Л.М. Вопросы культурного строительства в Советской историографической литературе.//Культурная эеволюция в СССР. С.401.

1⁴ - Ким М.П. Указ. Соч... С.33-34.

¹⁵ - Культурная жизнь в СССР... С.7.

воды отражают современные оценки взаимоотношений идеологии и искусства, их места и роли в обществе.

В редакционной статье сборника «Идеология, мораль, искусство» (1991) подчеркивается, что «взаимосвязь морали, искусства и идеологии имеет определенные закономерности», при которых особенно важна роль искусства, поскольку оно, «превращаясь в духовно-практическую форму деятельности общества, предельно расширяет границы своего предмета» и объединяет всю «систему нравственных и общественных отношений людей».⁵⁶ Справедливо и утверждение о том, что «формирование средствами искусства человеческих отношений является составной частью идеологического процесса, т.е. процесса перестройки сознания общества в соответствии с осознаваемой перспективой развития»⁵⁷.

Сборник «Идеологическое значение социалистической архитектуры» является итоговым и содержит материалы Международной конференции архитекторов социалистических стран, главным рефреном которой было положение: архитектура - важнейший «передающий полюс». «Практическое потребление и созерцание архитекту-

ры всегда дают идеологический эффект», утверждал архитектор К.Мильде из ГДР. Венгерские исследователи подчеркивали психологическую сторону архитектурного воздействия, а архитекторы Кубы обращали внимание на монументальное искусство, как лучшее для «передачи идеологической информации». Но также как в свое время и авторы «пролетарской культуры», участники конференции отмечали необходимость комплексного подхода к вопросам воспитания и воздействия, подчеркивая, что эффект архитектурного посыла будет максимальным только при грамотном дополнении его другими средствами. «Если мы хотим, чтобы архитектурное сооружение в полной мере служило средством революционного самоизменения человека и общества, необходимо соответственным образом подготавливать общественное и индивидуальное сознание», подчеркивалось в документах конференции.⁵⁹

- Идеология, мораль, искусство... С. 177.

⁵⁷ - Там же.

⁵⁸ - Идеологическое значение социалистической архитектуры... С.35.

⁵⁹ - Там же. С. 37.

Из работ, посвященных более узкой тематике культурного строительства, необходимо отметить: сборники «Агитационно-массовое искусство первых лет Октября» и «Страницы истории советской художественной культуры 1917-1932», монографию Л.А. Пинегиной «Советский рабочий класс и художественная культура 1917-1932» и статью Т.Н. Саломатовой «Некоторые вопросы соотношения искусства с общественной идеологией и психологией в эстетике 20-х гг.».

Первый сборник охватывает огромный материал от конкурса на создание памятника К. Марксу до истории советского агитационного фарфора. Основным достоинством всех работявляется их строго документальная основа. Наиболее интересной, представляется, центральная публикация И.Ростовцевой «Участие художников в организации и проведении праздников 1 Мая и 7 Ноября в Петрограде в 1918г.». Автор подробно рассматривает специфику первых революционных праздников, особенности их подготовки и проведения, роль и участие в них политиков, художников, творческих объединений Петрограда. При этом, справедливо отмечая значение именно 1918 года, как первого и во многом определяющего, года в процессе «закладывания традиций массовых политических празднеств».⁶⁰ Но, обращаясь к А.В. Луначарскому, автор обходит стороной тот факт, что подобные праздники появились благодаря его теоретическим разработкам. Представляется спорной и оценка деятельности Пролеткульта. Отмечая «весьма активное» участие пролеткультовцев в подготовке этих мероприятий и «большой размах работы» организации в целом, автор считает, что «реальный вклад (Пролеткульта - Н.А.) в развитие культуры невелик», хотя «центром оформительских работ Пролеткульта в Октябрьские дни был Смольный». Место, как сказали бы сегодня, культовое для советской власти. И поэтому высказанная выше авторская оценка заставляется усомниться в ее объективности, вряд ли столь важный участок мог быть доверен такой в целом «незначительной» организации, какой представлен в статье Пролеткульт. К тому же и в самом Смольном в эти дни работали выставки, подготовленные пролеткультовцами. Демонстрировались панно «Пролетарский труд и наука», «Деревенская беднота и воо-

⁶⁰ - Ростовцева И. Участие художников в организации и проведении праздников 1 Мая и 7 Ноября в Петрограде в 1918.//Агитационно-массовое искусство... С.9.

руженный пролетариат», а также серия портретов: Маркса, Энгельса, Ленина, Либк-нехта, Бебеля, Лассаля, Урицкого, Володарского, Свердлова.⁶¹

В этом плане монография Л.А.Пинегиной представляется более объективной. Анализируя деятельность рабочих творческих объединений и организаций, автор подчеркивает особую значимость 20-30-х годов в истории советской культуры. Нельзя не согласиться с выводом о том, что эти годы стали «временем гигантского культурного сдвига», временем «соединения масс с культурой». Немало внимания уделяется и деятельности А.В.Луначарского, его дореволюционным работам. Автор считает их «явлением огромной научной ценности». Но идеи, разрабатываемые Луначарским совместно с А.А.Богдановым, трактуются не иначе как достижения марксистско-ленинской мысли. Это относится и к окончательному концептуальному оформлению теории «пролетарской культуры», которую Луначарский завершил уже в советское время. Автор называет «это определение сущности пролетарской культуры большим достижением марксистско-ленинской науки данного периода».⁶³ Однако и такие оценки, представляются существенными, ибо служат дополнительным доказательством надуманности обвинений, выдвинутых против А.А.Богданова.

В 80-е гг. постепенно изменяется и отношение к деятельности Пролеткульта. От общего отрицания и принижения его роли в первые послереволюционные годы советская историография постепенно переходит к признанию положительных моментов в его деятельности. Так в монографии Пинегиной ставится под сомнение отрицание пролеткультовцами наследия прошлого и возможности сотрудничества с творческой интеллигенцией прошлых лет. Напротив, автор подчеркивает, что «оголтелый нигилизм был свойственен всем футуристам», в то время как Пролеткульт еще в 1917 г. на своей 1 Петроградской учредительной конференции объявил «о необходимости изучения и использования пролетариатом культурного наследия». Здесь же рассматривается вопрос и об активном участии в рядах Пролеткульта творческой интеллигенции. В целом авторский вывод гласит, в том, что «классические

-Там же. С. 35-40.

Пинегина Л.А. Советский рабочий класс и художественная культура... С.4.

Там же. С. 23-27.

традиции» русского искусства стали постепенно «обретать характер стабильных воззрений» несомненная заслуга Пролеткульта.⁶⁴

Отрицательным моментом, этой, в целом интересной работы, является полное неприятие всего, что касается деятельности и творчества А.А.Богданова.

Работа Т.И. Саломатовой затрагивает два важных аспекта. Во-первых, автор рассматривает роль искусства в первые революционные годы в тесной связи с политическими задачами времени. И отмечает, что именно эпоха способствовала «дальнейшему развитию самосознания», рождала политические требования и «политическое искусство».⁶⁵ Во-вторых, проблема политического искусства тесно увязывается с вопросами общественной психологии. «В эпоху становления Советского государства, его идеологии, искусство обязано организовать психику масс в сторону решения задач партии». Ссылаясь на Маяковского, автор замечает: искусство воспринималось в эти годы непримиримой классовой борьбы в первую очередь, как оружие, доводя до «политической ясности» идейное воззрение во всех областях общественного сознания».⁶⁶ Данный вывод подтверждает, что идеи Богданова и Луначарского были активно восприняты молодым советским обществом.

Представляется интересным и такое авторское замечание: «Вбирая в себя широкий круг устойчивых и изменчивых социально-психологических характеристик, (искусство - Н.А.) несло информацию об общественной психологии данного времени».⁶⁷

Однако названные работы относятся к так называемому застойному периоду, что не могло не отразиться на авторских выводах, а также на наличии проблем, отрицательно влиявших на результаты исследований. Так, в первом сборнике о советском агитационном искусстве, отмечалось, что «важные вопросы, связанные с агитационно-массовым искусством первых лет Октября, разработаны пока что в очень малой мере. Главная причина - слабая изученность фактического материала».⁶⁸ Политическая и идеологическая сторона в работах этого периода зачастую сводились к

⁶⁴-Там же. С. 56-61.

⁶⁵ - Саломатова Т.И. Некоторые вопросы соотношения искусства с общественной идеологией... С.31-33.

⁶⁶-Там же. С.32-33.

⁶⁷ - Там же. С. 33.

агитационно-пропагандистской работе, при этом подчеркивалось, что именно «агитационность определяла характер искусства тех лет». Однако взаимосвязь искусства и пропаганды не отрицалась. «Искусство служило орудием агитации. Оно открыто и прямо боролось за утверждение ее целей и ближайших задач». И, хоть и мельком, но отмечались место и роль в этом процессе монументальной пропаганды. «Это было творчество, рожденное революцией, и очень нужное ей. Выдвинутый В.И.Лениным план монументальной пропаганды подчеркнул последнее ясно и определенно».⁶⁹

В этом отношении сборник «Страницы истории советской художественной культуры 1917-1932», увидевший свет в 1989 г., лишен ряда объективных недостатков прежних изданий.

В его основу положен культурологический подход и потому главная задача всех публикаций определяется «не формальной инвентаризацией наличного «художественного фонда», а преобразованием его в культурную реальность», выяснением «конкретных способов его освоения на разных уровнях» и исследованием имевших место «культурных традиций». Все авторы сборника отмечают некую «исключительность» культурных процессов. Несмотря на революционные потрясения, ставшие катализатором многих социальных процессов, в т.ч. ив области культуры, они «не могут механически проецироваться на сферу искусства», ибо ее специфика не допускает «резких изменений и предполагает совсем иные длительности развития».⁷¹ Оценка культурной ситуации 20-х гг., даваемая авторами, представляется справедливой и созвучной выводам нашего исследования. Это касается и отмеченной многими исследователями «установки на новизну» предусматривавшей связь с близкими тенденциями прошлого и «особенно генетически связанными с переломными эпохами», и наличия пристального внимания к психологии вопроса, обращения к «природной», традиционной стороне сознания. «При изучении раннего советского искусства - его истории и функционирования - нельзя игнорировать психологический фактор. Иногда этот фактор реализует прогрессивные, иногда консерва-

⁶⁸ - Редакционная статья.//Агитационно-массовое искусство... С.8.

⁶⁹ - Там же. С.7.

- Страницы истории советской художественной культуры 1917-1932... С.5 ⁷¹ - Там же. С.6.

тивные тенденции социального развития» . Консервативными авторы считают: «вскормленную крестьянским сознанием мечту о «царствие земном», ее необычайную «устойчивость и активное воздействие на восприятие реальных событий»,⁷³ а также имевшее место смешение марксистской и христианской идей, близость концепции «мировой революции» с «восточной идеей», которая, согласно Л.Н.Толстому, являла собой «идею грандиозности, планетарности, беспредельности и непримиримости», «вскормившую» «мировую революцию»⁷⁴ Важным представляется и общий вывод о том, что «общественные идеалы выступают в качестве инстанции, регулирующей ход освоения «культурного фонда»

Наиболее интересной и важной для нас является статья М.М. Блок, в которой исследуются тенденции самодеятельного творчества. Автор подчеркивает небывалый расцвет и размах народного искусства, обосновывая это медлительностью профсоюзов, создававших новый репертуар», и в противовес активной и широко-масшабной деятельностью таких организаций как Пролеткульт, а также раскрывает суть самодеятельной культуры. Блок подчеркивает, что помимо присущих общему настроению тех лет романтизму и коллективизму, в истоках самодеятельного творчества лежал фольклор. Объединенные вместе они не только вносили элемент «революционной народности», но и особую атмосферу. «Участники, не покидая твердой почвы реальной жизни, одновременно воспаряют к образам условного мира прекрасного, причем нередко ощущают себя как бы «внутри» этих образов».⁷⁵ Очевидно, данный феномен допустимо отнести к разряду тех жизненных ситуаций, ко-торые И.Хейзинга называет «игрой».

Единственное, что омрачает общее весьма благоприятное впечатление от сборника «Страницы истории советской художественной культуры» - прежнее негативное отношение к творчеству и наследию А.А. Богданова.

-Там же. С. 15. ⁷³-Тамже. С. 14. ⁷⁴-Там же. С. 15-16.

⁷⁵ - Блок М.М. Художественное творчество масс.//Страницы истории советской художественной культуры...
С.117.

⁷⁶ - см. Хейзинга Й. Homo ludens. В тени завтрашнего дня. М., 1992.

В отличие от отечественных зарубежные исследователи намного серьезнее относятся к творчеству А.А.Богданова, считая его одним из главных авторов советской культурной революции.

Среди работ, посвященных данной проблеме следует назвать сборник под редакцией Ш. Фитцпатрик (Sheila Fitzpatrick) «Культурная революция в России 1928-1931»,⁷⁷, отдельные выводы которого заслуживают пристального внимания отечественных историков. Авторы сборника, сопоставляя различные концептуальные подходы к проблеме культурной революции Ленина, Бухарина, Богданова, Сталина пытаются определить суть явления и характер последующих культурных метаморфоз.

Особенно интересны статьи Ш.Фитцпатрик и Д. Журавского (David Juravsky). Фитцпатрик, разделяя процесс культурной революции на ленинский и сталинский периоды, считает последний «перевернутым» вариантом первого, своеобразной «революцией сверху». Опору этого процесса (при общей массовой пассивности) составили представители «нового класса» «особенно из среды рабочего класса и кресть-янства, выдвинувшиеся и выучившиеся в период Первого пятилетнего плана». Автор склонна противопоставлять эту «новую советскую интеллигенцию» «старой русской», явно склоняясь в оценке данного явления к влиянию «левых» идей «пролетарской культуры». Интерес в этом плане и другой вывод о сходстве сталинского варианта культурной революции с последующей Китайской. И хотя имени А.А.Богданова не упоминается, его «влияние» «угадывается», тем более, что в литературе действительно имеется точка зрения на сталинскую модернизацию в области культуры как на «искаженное воплощение некоторых идей А.Богданова и «левых большевиков»,⁷⁹ существует сходная оценка и в отношении Китайской культурной

революции.

Во другой статье Фитцпатрик обращается к Бухаринской концепции культурной революции, называя ее «обобщающей», очевидно, имея в виду попытку Бухарина совместить ленинский и сталинский варианты. В целом принимая авторскую

⁷⁷ - Fitzpatrick Sh. Cuitural revolution in Russia. 1928-1931. Bloomington. 1978.

⁷⁸ - Fitzpatrick Sh. Editors Antrodustion// Cultural revolution... P.2, 7.

⁷⁹ - Биггарт Дж. Предисловие.//Неизвестный Богданов. М, 1995. Кн.2. С.5.

⁸⁰ - см. Sochor Z. Revolution and Cuiture...P.10.

оценку, считаем возможным слегка «подправить» акценты. Фитцпатрик, несомненно, права, в оценке позиции Бухарина, но только «обобщил» он точки зрения не Ленина и Сталина, а Ленина и Богданова, влиянию которого был определенным образом подвержен и взгляды которого (порой даже более радикальные, чем у Богданова) частично разделял. Чему имеются подтверждения и в статье, так автор подчеркивает «двойственность» взглядов Бухарина, который с одной стороны защищает «буржуазных» писателей в литературной дискуссии 1924-1925 гг., с другой вовлечен в более раннее «пролетарское» движение в культуре, во многом, совпадая по духу со старыми пролеткультовцами».⁸¹

Д.Журавский в своей работе задается вопросом «Где (когда) начинается культурная революция?» и отмечает: «Есть нечто неуловимое, что трудно выявить, чтобы дать определение культурной революции, как целостному понятию. Трудно даже определить, с какого момента следует рассматривать начало данного процесса. С 1928 или 1917, или еще раньше с того момента, когда «критический индивидуализм» нашел себя в среде небольшого, но увеличивающегося числа образованных людей», т.е. с рождения русской интеллигенции. Собственно появление интеллигенции, считает автор, и стало первым шагом «к реформе или революции». В отличие от предыдущего автора Журавский не склонен разделять процесс культурной революции. Он считает, что «попытка связать создание современной культуры с Лениным, а установление интеллектуального контроля со Сталиным (напротив - Н.А.) показывает, что культурная революция являлась единым, весьма протяженным во времени процессом». И «расцветшие пышным цветом цветы» сталинского периода были «посажены» в ленинское время. Журавский тонко чувствует природу культурной революции. Он заявляет о двух имевших место подходах к данной проблеме. Первый - Ленина, включавший культурную революцию в общий революционный процесс и отводивший ей место во времени, последующим за политической революцией, и второй - Богданова, относивший ее к наиболее раннему времени и придававший ей большее значение, ибо Богданов не видел смысла в революции, если рабочий класс «не пережил опыта культурной революции». Такой пролетариат, под-

⁸¹ - Fitzpatrick Sh. Cultural Revolution as Class War//Cultural Revolution... P. 13, 14.

черкивает автор точку зрения Богданова, не мог стать подлинным руководителем

революции.

Приведенное положение представляется обоснованием одного из главных теоретических разногласий между Лениным и Богдановым.

Взаимосвязь политической ситуации и культурной жизни страны подробно рассматривается и в книге К. Аймермахера «Политика и культура при Ленине и Сталине». Привлекая широкий документальный и публицистический материал, автор делает несколько интересных и важных выводов. Прежде всего, он отмечает особую атмосферу свободы и самостоятельности в культурной жизни страны ленинского периода, когда даже замечания Ленина касательно литературы «в принципе не играли никакой роли». Поскольку общее настроение руководящего «верха» было достаточно лояльно, «ни Ленин, ни Луначарский, никто другой из партийных руководителей или членов правительства никогда не давали повода считать, что их литературные или художественные вкусы являются обязательными». А потому «лишь небольшое число официальных решений партии» в отношении культурной политики «принималось на уровне ЦК». Аймермахер считает, что подобная свобода может рассматриваться, прежде всего, как результат особой «открытости литературно-политического» процесса тех лет, происходившей, возможно, еще и от того, «что ни до революции, ни сразу после нее, у партии не было четко разработанной литера-

турно-политической концепции». Второй момент, который, необходимо отметить, на первый взгляд противоречит сказанному. «Партия уже с начала 20-х гг. проводила определенную политику в области литературы». Автор подчеркивает, что это касалось «основных принципов», которые «поддерживал и определял Луначарский».⁸⁴ В действительности, представляется, первое положение не противоречит второму, а, напротив, одно вытекает из другого. Заключения Аймермахера подтверждают и наши об использовании после революции культурной программы Богданова-Луначарского. И в этом свете роль А.В.Луначарского была особенно важна. Третий авторский вывод: о «сходстве» позиций и взглядов А.В.Луначарского «во многих

⁸² - Juravsky D. The Construction ...P.106, 107.

⁸³ - Аймермахер К. Политика и культура при Ленине и Сталине. 1917-1932. С. 13,29,41.

существенных вопросах с Лениным, Троцким, Бухариным», также подтверждается диссертационными выводами о том, что «пролетарская культура» не противоречила официальной линии и даже во многом определяла ее.

В главе «Партия и Пролеткульт» Аймермахер, отмечая имевшее место в первые послереволюционные годы разделение обязанностей между партией (политическое руководство), профсоюзами (экономическое) и Пролеткультом (культурное), подчеркивает, что между ними «не возникало и мысли о том, что это конкурирующие организации». Напротив, «цель у всех была одна: утвердить господство проле-

тариата во всех значительных общественных сферах». Подобная точка зрения представляется вполне обоснованной, также справедлива и оценка Пролеткульта «как несамостоятельной, вспомогательной организации».

Прав автор и относительно Бухарина, отмечая его «весьма положительное» отношение «к созданию пролетарской культуры».⁸⁷

Но в работе К.Аймермахера есть на наш взгляд и спорные заключения. Так, подчеркивая положительное отношение Н.И.Бухарина к пролетарской культуре и деятельности Пролеткульта, автор оставляет в стороне участие последнего в антипролеткультовской кампании 1920-1922 гг. Бесспорно, Бухарин не все принимал и не во всем соглашался по этому поводу с Лениным, но не следует забывать, что бу-харинское слово являлось своеобразным «партийным рупором», а газета «Правда» -главной трибуной в борьбе с Пролеткультом и А.А.Богдановым. Другой момент -это заявление автора о, якобы, имевшем месте «тезисе Богданова», что «пролетарская культура должна создаваться совершенно независимо от иных культур».⁸⁸ Подобных заявлений А.А.Богданов никогда не делал.

Наиболее полной и, возможно, лучшей работой, посвященной А.А.Богданову, его месту и роли в истории партии и Советского государства является исследование З.Сочор (Zenovia Sochor) «Революция и культура. Ленин и Богданов к вопросам противостояния». Мы не будем рассматривать всю объемную монографию, отметим

⁸⁴ - Там же. С.26,42.

⁸⁵ - Там же. С.42.

⁸⁶ - Там же С. 45.

⁸⁷ - Там же С. 46.

только, что это, как представляется, одно из наиболее объективных исследований, непредвзято освещающих деятельность А.А.Богданова, его взаимоотношения с В.И.Лениным, ломающая многие сложившиеся стереотипы как в западной, так и в отечественной историографии. К тому же работа Сочор созданна на основе обширного материала, и представляет наиболее полный историографический анализ мировой литературы, посвященной А.А.Богданову до 1988 г.

Среди рассматриваемых тем, выделим три, наиболее важные для нашей работы. Первая - проблема культурного строительства в первые революционные годы. Именно она и определяет, считает автор, подлинную суть расхождений Ленина и Богданова. Только сравнив и поняв подлинное взаимодействие «старого и нового», можно постичь «напряжение раннего этапа Советского Союза». Но именно этот фактор, «фактор культуры в процессе революционного преобразования» всегда оставался за рамками исследовательских интересов советской (добавим и российской) науки. Между тем, западные ученые считают его основополагающим. Во-первых, «политическая культура», как «сумма отношений, убеждений и чувств руководит политическим процессом» и обеспечивает «необходимую реакцию и поведение (людей - Н.А.) в политической системе». Во-вторых, именно политическая культура утверждает «легитимность правящего режима, укрепляя и стабилизируя его». Сложности в культурной политике Советского государства происходили от столкновения «старой» и «новой» культурных традиций. Поэтому Р. Такер счел возможным охарактеризовать сложившуюся ситуацию как - «две России» или «две культуры», от взаимодействия которых зависел весь дальнейший ход событий. А. Мейер рассматривал это положение с позиций борьбы «привилегированной» и «контркультуры». Точка зрения Сочор иная, она считает, «в действительности не «новое» накладывалось на «старое», а шел процесс становления «нового». И самым важным в нем было утверждение «нового», его соединение, соотношение со «старым». Поэтому, «руководствуясь термином Э. Веллеса (Anthony F.C.Wallace), следует определить, насколько эффективно происходил «трансфер» культуры». Другими словами, насколько успешно была определена «система операций, способных трансформировать су-

- Там же.

ществующую культуру в главную, руководящую». Ситуация осложнялась еще и тем, считает автор, что у правящей партии не было ни четкой программы в области культурной политики, ни единого понимания ее сути. Но «этот недостаток является обычным в том случае, когда вопросы культуры вызывают многочисленные дискуссии до и после революции, что имело место и в партии большевиков». При этом Со-чор указывает на существование двух главных «интерпретаций» культурной политики, выдвинутых «главными протагонистами» Лениным и Богдановым.⁹⁰

В главе «Ленинизм и Богдановизм» автор детально рассматривает имевшие место противоречия. Суть которых заключалось в том, что «Богданов являлся альтернативой Ленину», и «исследователи, не колеблясь, называют Богданова Ленинским противником, а Богдановизм - «второй серьезной идеологией». Подтверждением чему, Сочор считает послереволюционную публицистику: «Статьи 1920-х гг. часто ставили в непосредственное соседство «материалиста-диалектика Ленина» с «тектологистом Богдановым».⁹¹ Главное противоречие заключалось в различном понимании того, «как действительно следует строить социализм».⁹² Определяющим являлось понимание сути, целей, задач и содержания культурной революции. Обращаясь вновь к Мейеру и Такеру, автор подчеркивает, первый настаивал на том, что: «Культурная революция в различных формах пронизывают всю историю коммунистических режимов». А второй вообще считал «коммунизм - «культурно-преобразующим движением».⁹³ В центре спора Ленина и Богданова лежали, казалось бы, достаточно простые вопросы: Что такое культурная революция и как ее следует определять. Могла ли вообще культурная революция внедрить в сознание людей понимание необходимости перемен, а с нею вместе новые ценности и отношения. Как все это могло совмещаться со старым, традиционным? Суть полемики заключалась не только в том, как Ленин и Богданов отвечали на эти вопросы, но и в том, как они понимали их. Водораздел проходил именно здесь: культурная революция - это «совершенный процесс роста сознательности или «кампания, устраняющая

⁸⁹ - Sochor Z. Revolution and culture... P.4.

⁹⁰ - Там же.

⁹¹-Там же. P. 12, 13. ⁹²-Там же. Р. 14.

неграмотность». Что должно было стать приоритетным в российских условиях. Как пишет Сочор «Ленин и Богданов закрутили все эти вопросы в бараний рог (locked horns over)». К тому же теоретические разногласия накладывались на личное противостояние, на «личное лидерство в новой политической культуре». При этом, бесспорно, «революция, сменив политическую культуру, создав новые символы, лозунги, новые положения, давала шанс каждому из них лично влиять и на процесс формирования руководящего класса».⁹⁴ Программа, представленная А.А.Богдановым и его сторонниками была «альтернативной» и вызвала «горячие споры» в среде большевистского руководства.⁹⁵ В последствии, претерпев заметные изменения в сторону упрощения, «спрямления», эта программа станет основой сталинской культурной революции. В заключении, автор отмечает: «Богданов привнес стимулирующее (будоражащее) разнообразие в ранний большевизм». В его линии некоторые исследователи склонны были видеть «утопичное направление в большевизме, отличное от взглядов первых Ленинцев». Что было вполне возможно, ибо, как отмечал О. Гулд-нер (Alvin Gouldner), истоки марксистского мышления имели некую двойственную природу. «Несомненно, Богданов представлял «другой Большевизм» (other Bolshevism) - конверсию Ленинского Марксизма».⁹⁶

В этом контексте следует рассматривать и Пролеткульт. Автор подчеркивает, культурная революция «высветила нечто новое и уникальное» в пролетариате. Но многое «упиралось» в проблему культурной отсталости, причем и здесь между Лениным и Богдановым не было единства. Природа разногласий оставалась прежней -сущность социализма. «Богданов, в противоположность Ленину, идентифицировал два вида культурной отсталости: в отношении к капитализму и в отношении к социализму. Следовательно, если в «школе капитализма» имелись определенные пути решения проблемы, то во втором случае начинать надо было со строительства самой «школы социализма».⁹⁷ Сочор считает, что Богданов «рассматривал Пролеткульт как курс альтернативных ценностей, как «школу социализма», которые способство-

⁹³-Там же. Р. 15.

⁹⁴ - Там же. Р. 16.

⁹⁵ - Там же. Р. 17.
⁹⁶-Там же. Р. 19.

вали развитию специфических социалистических черт». Создание Пролеткульта Сочор называет «массовым организационным движением, ведущим рабочих в «школу социализма». Движением, которое «может рассматриваться как активная «натурализация» новых ценностей и убеждений, как «лаборатория жизни» для Бо-гдановских идей». По своей сути это было «обращением к опыту Западных школ». Таким образом, заключает Сочор, у Богданова «имелась надежда представить свою версию культурной революции, которая существенно отличалась от Ленинской».⁹⁹ Очевидно, это и предопределило судьбу Пролеткульта и участие в нем Богданова. «Это позволило (Ленину - Н.А.) увидеть в Пролеткульте истоки новой политической борьбы, новую группу «Вперед», с самыми выдающимися интеллектуалами партии, соединившимися против него». Сочор подчеркивает, огромное идейное влияние А.А.Богданова на «атмосферу» и идеологию Пролеткульта, причем сохранялась она и после его выхода из организации, несмотря даже на частичные извращения (упрощения) идей в более поздний период. В целом влияние Пролеткульта, по мнению Сочор, было значительным, и опыт организации «следует рассматривать как наиболее интересный социальный эксперимент времени».¹⁰⁰ Но в своем противостоянии с Богдановым Ленин вторично вышел победителем (первый раз в 1909). «Как полагает Журавский, Богданов «был пинком скинут с верха. Он имел возможность обращаться к интеллектуалам, но оказался изолирован от массовой аудито-рии».

Но, «проиграв» Ленину в очном соперничестве, Богданов, возможно, считает Сочор, победил в заочном, поскольку его теоретические взгляды оказали заметное влияние как на большевистскую среду, так и на зарубежный марксизм. И здесь следует сказать о третьем, важном для нас аспекте в работе Сочор. Она неоднократно подчеркивает имевшую место популярность взглядов Богданова среди «большевистской интеллигенции», включая и «таких ленинских любимцев как Горький и Бу-

- Там же. Р. 125, 126.

- Там же. Р. 124.
¹ - Там же. Р. 126.
-Там же. Р. 155.
'-Там же. Р. 154.

харин». Собственно Богданов, считает Сочор, «шел» в русле «более творческого варианта западного марксизма», что подтверждает, печальный для самого Богданова факт. Его идеи, увидевшие свет еще в начале века, в мировом марксизме зачастую «открывались заново» в уже более позднее время, например в трудах А.Грамши. «Богданов и Грамши рассматривали сходные проблемы в процессе революционного обмена и зачастую высказывали одинаковые заключения».¹⁰³ Но при этом последний намного более известен, чем Богданов.

Заканчивая обзор работы 3.Сочор, приведем еще одно важное авторское заключение. Трагедия А.А.Богданова заключалась не только в том, что в силу различных причин, он оказался «за пределами» общественной и научной жизни страны, но и в том, что «никто так и не смог уловить всю сложность Богдановского мышления. Богдановизм - это конгломерат всего того, что было известно на тот период в философии, экономике, социологии, в естественных науках. На сегодняшний день существуют как бы два Богдановых: один - основатель новой системы мышления, другой - создатель нового культурного движения».¹⁰⁴

При самых высоких оценках, которые заслуживает книга З.Сочор, существуют, как представляется, и спорные моменты. Прежде всего, это наличие двух концепций культурной революции: Ленина и Богданова. Мы склонны считать, что непосредственно концепция была одна - Богданова-Луначарского. Задачи, вставшие перед партией после ее прихода к власти, накануне определялись и осознавались «в общем», без детальной проработки по отдельным направлениям. И это были проблемы российской власти в целом, включая царское и временное правительства. Большевики оказались не исключением, но их заслуга в том, что, получив власть, они сумели в достаточно короткие сроки не только определить необходимые меры, но и добиться определенных результатов. В идеологии, включая и культуру, результат оказался в целом успешным. Причиной этому, на наш взгляд, было не противостояние двух культурных концепций, а, напротив, отсутствие в первые послереволюционные годы всякого противостояния. Программа была одна, и ее осуществляли

¹⁰²-Там же. Р. 12. ¹⁰³-Тамже. Р. 18.

близкие к Богданову и Луначарскому - Пролеткульт и Наркомпрос. Полагаем, что В.И.Ленин принял эту программу «в целом», очевидно, допуская ее дальнейшую корректировку, что и случилось позже. Ленин действительно имел свое понимание и видение ситуации. В этот период, как и при первом столкновении с Богдановым в 1907-1909 гг. (период думского конфликта), он руководствовался конкретными реалиями, зачастую подчиняя им и марксистскую теорию. И в этом случае также можно говорить об определенном «вольном» толковании марксизма, Ленин также был способен отойди от ортодоксальной линии, если того требовала конкретная историческая ситуация, но отходил он не в сторону идеала, как Богданов, а в сторону российской действительности. Принимая общие положения культурной политики Богданова-Луначарского, он руководствовался первостепенными требованиями: неграмотностью населения, отсутствием специалистов, общей культурной отсталостью страны. Получив власть, будучи реалистом, Ленин соответственно выстраивал и свою политическую линию. Абсолютно иначе понимая суть социализма, Богданов, при этом, признавал необходимость многих мер, проводимых партией. «Я считаю, что крушение коммунистической партии было бы несчастьем для России. Она одна умела, хоть сколько-нибудь, вести революцию, одна способна провести и сносную контрреволюцию - восстановление порядка с сохранением основных экономических приобретений революции».¹⁰⁵ Считаем, что можно говорить об определенном нейтралитете Ленина и Богданова в начальный период, который при этом не менял сути их отношений и разногласий.

Второй спорный момент заключается в том, что, как пишет Сочор, что для нее так и «остается неясным, как новая политическая культура начала осуществляться, входить в быт, проникать в сознание», поскольку «простое соблюдение марксистских положений еще не обеспечивало решения проблемы», как не обеспечивали их идеология и вера, взятые «сами по себе». Возможно, если бы автор, отбросив тезис о двух концепциях, с большим внимание отнеслась к занятиям А.А.Богданова общественной психологией, ей стал бы ясен механизм внедрения. Богданов, одним из пер-

-Там же. Р. 10.

- РГАСПИ. Ф.259, оп.1, д.81, Л.2.

вых, предсказал скрытые механизмы человеческого сознания, влияющие на его поведение, посредством которых возможно идеологическое воздействие.

В отечественной литературе в последние годы также появилось немало интересных работ, посвященных роли и месту А.А.Богданова в партии и науке,¹⁰⁶ среди которых исследования Гловели Г.Д., Шарапова Ю.П., Щелокова О.В., Морозовой А.Ю. Эти работы - новый взгляд на творчество А.А.Богданова. Впервые за многие годы, получили достойную оценку не только выдающиеся способности А.А.Богданова, но и его роль в развитии советской науки (от кибернетики и медицины до социальной психологии). Все авторы подчеркивают его исключительно высокое положение и авторитет в партии большевиков и не только в период активного партийного строительства 1900-х гг., но и в дальнейшем. Однако если Гловели Г.Д. обращается к научному наследию А.А.Богданова, то остальные авторы исследуют его политическую деятельность, роль Богданова в партии, подлинные причины расхождения с Лениным. Любопытно, что конфликт Ленина-Богданова все больше теряет свою философскую и партийную подоплеку и все больше приобретает контуры личного противостояния, личной конкуренции двух выдающихся партийных интеллектуалов. Подобные замечание вскользь делались и в книге Сочор.¹⁰⁷

К сожалению, в указанных работах вопросы культурного строительства рассматриваются в общим ряду с остальными направлениями деятельности А.А.Богданова. Сохраняются и прежние тенденции в оценке деятельности Пролеткульта, нет объективной оценки работы этой организации.

Из работ, посвященных А.В.Луначарскому, выделим две. Первая - одна из глав книги Дж.Кляйна (G.L.Kline) «Религиозное и антирелигиозное сознание в Рос-

¹⁰⁶ - Гловели Г. Д. На тризне по социализму .//Труды комиссии по научному наследию А.А.Богданова. М., 1992; он же. «Социализм науки»: мебиусова лента А.А.Богданова. М., 1991; Максименко Е.П. Концепция «пролетарской культуры» в идейно-политическом наследии А.А.Богданова. М, 1996; Морозова А.Ю. «Устраненные» большевики. (1908-1910).//Россия и реформы. М., 1993.; Новоселов В. Марсиане из-под Вологды. Вологда, 1994.; Путильник С.Н. Истоки системной мысли А.Богданова. М., 1990.; Савченко О.В. Марксизм как идеология российского освободительного движения в к.Х!Х-н.ХХ вв. М., 1996.; Стейла Д. В поисках «научного мировоззрения»: соображения о русском махизме.// Вопросы истории естествознания и техники. М., 1994. №1.; Шарапов Ю.П. Ленин и Богданов: от сотрудничества к противостоянию. М., 1998.; Щелоков О.В. РСДРП: проблемы лидерства и обновления руководства (1906-1911). М.,1995.; Kline G.L. Religions and antireligions thought in Russia. Chicago and London, 1968.; О'Коннор Т.Э. Анатолий Луначарский и советская политика в области культуры. М., 1992.

сии», где автор исследует истоки философского сознания Луначарского и природу «богостроительсва». К сожалению, в целом интересная работа написана с привлечением только опубликованных источников. Очевидно, автор не имел возможности ознакомиться с архивными материалами, которые дали бы ему дополнительную пищу для раздумий.

Вторая работа - книга «Анатолий Луначарский и советская политика в области культуры» Т.Э. О'Коннора. Основное внимание в ней уделяется работе А.В.Луначарского в наркомате Просвещения. Но в начальных главах есть несколько любопытных авторских заключений, на которых следовало бы остановиться. Во-первых, автор настойчиво повторяет, что помимо философских авторитетов, Маха и Авенариуса, на Луначарского в течение всей жизни оказывал огромное влияние А.А.Богданов, что не могло не отразиться на творчестве Луначарского. За исключением, конечно, опыта «богостроительства», воспринятого Богдановым отрицательно. Но главное, что подчеркивает О'Коннор, это факт поддержки «с самого начала» Луначарским «идеи Богданова о соотношении социализма и пролетарской культуры». Во-вторых, автор считает, что краеугольным камнем в этой теории для Луначарского было «богостроительство». И хотя такая оценка вклада последнего в концепцию «пролетарской культуры», на наш взгляд, несколько занижена, нельзя не согласиться с последующими авторскими выводами: «Для Луначарского марксизм был эрзацем религии. Он трансформировал марксизм в религиозный миф, придав ему эсхатологическое звучание. Сутью социализма Луначарский считал «религиозный атеизм». А также то, что в богостроительстве «нашли свое выражение преданность Луначарского делу революции, идее социализма, исполненная энтузиазма вера в творческие способности человечества». В последствии вынужденный отрекаться от прежних взглядов Луначарский «полностью богостроительства не осудил. Ядро системы Луначарского на пролетарскую культуру составляла идея об этических обязанностях и эмоциональной приверженности. Отказ от нее означал бы для него от-

- см. Sochor Z. Revolution and culture... p.13 и Щелоков O.B. Указ. Соч. С. 42, 58. -см сноску № 108.

речение от самого социализма».¹⁰⁹ В-третьих, оценивая отношения В.И.Ленина и А.В.Луначарского, автор отмечает их добрую, несмотря ни на что, основу. «Очевидно, большевистский центр полагал, что критика Луначарского не должна идти дальше осуждения богостроительства. Ведь Луначарский был ценным пропагандистом. Ленин надеялся, что можно будет добиться разрыва между Богдановым и Луначарским. Противоречия Ленина и Луначарского носили, прежде всего, философский характер».¹¹⁰ Назначение Луначарского наркомом Просвещения автор оценивает положительно, ибо он принес собой не только любовь к знаниям, но и «веру в просвещение, как в лучший способ совершенствования социальных институтов».¹¹¹

Однако ряд замечаний кажется спорным. Например, мы не разделяем вывода, что «Луначарский вообще не относился к числу самобытных мыслителей и на протяжении всей жизни шел за теми, кто превосходил его по силе интеллекта и воли»."² Более внимательное исследование все-таки позволяет говорить о самостоятельности творческого мышления А.В.Луначарского. Примером чему является создание того же «богостроительства», а также разработка идей «пролетарской культуры» в том русле, который казался важным непосредственно самому Луначарскому. Также спорным представляется и высказывание о назначении Луначарского. «Должность Луначарского, с точки зрения политики весила слишком мало. Большевики не числили его в ряду главных фигур партии. А потому назначение на пост комиссара просвещения не только соответствовало его склонностям, но и говорило о незначительности его как политического деятеля».¹¹³ Замечание верное только частично, поскольку, как показало время, именно идеология и культура оказались наиболее важными и действенными сторонами политики большевиков. Именно благодаря «идеологическому штурму» смогла утвердиться и удержаться советская власть в самые опасные и трудные периоды.

Еще одна работа, заслуживающая особого внимания - книга Н.Тумаркин «Ленин жив! (культ Ленина в Советской России)». Тумаркин также обращается к

¹⁰⁹ - ОКоннор Т.Э. Анатолий Луначарский... С. 29. ¹¹⁰-Там же.

¹¹¹ -Там же С. 33.

¹¹² - подробнее см. Новоселов В. Марсиане из-под Вологды... С.20-21.

А.В.Луначарскому и его «богостроительству». Полагаем, что в многочисленных оценках данного феномена заключается главная интрига, подчеркивающая философскую многогранность и сложность, созданной Луначарским теории.

Тумаркин, называет Луначарского «поэтом революции», основные интересы которого заключались в области философии, эстетики и религии. Но «религия для Луначарского» была, прежде всего, «ключом к реализации заложенных в человеке возможностей». И «социализм неминуемо должен был выработать новую религию -всецело гуманистическую».¹¹⁴ Касаясь богостроительства, Тумаркин подчеркивает его эсхатологию, которая «обещала универсальное «развитие человеческого духа к «Вседуше». А одним из главных аспектов богостроительства или «марксистской религии» - учение о бессмертии. Что позволяет автору считать Луначарского, одним «из главных архитекторов культа Ленина».¹¹⁵

Мы не согласны с Тумаркин, когда она и А.А.Богданова называет «богостроителем». Богданов весьма скептически относился к данной проблеме, не отвергая ее оттого, что неплохо знал А.В.Луначарского и присущую тому «религию чувства». Однако Тумаркин права, когда подчеркивает имевшуюся у Богданова веру «в создание такого людского сообщества, которое преодолело бы рамки индивидуализма и достигло бессмертия».¹¹⁶

В целом авторские выводы относительно «богостроительства» и его «влияния» на советскую действительность кажутся бесспорными. «Богостроительство - а позднее усилия по увековечению памяти Ленина - ставило целью подлинное обожествление человека. В марксизме со всей очевидностью выступает прометеевский порыв-убеждение в том, что сознательные свободные труженики станут творцами нового мира. Тем же убеждением проникнута и русская революционная традиция. Богостроительство возникло на перепутье различных умственных течений - марксизма, русского революционного движения и апокалиптических чаяний. Ирония истории заключается в том, что богостроители приложили немало стараний для

^1,3 - ОКоннор Указ. Соч. С.ЗЗ.

¹¹⁴ - Тумаркин Н. Ленин жив! (культ Ленина в Советской России). Спб., 1997. С.29.

¹¹⁵-Там же. С.29,30.

¹¹⁶-Там же. С. 30.

РОССИЙСКАЯ , J

обожествления человеческого гения в личности Ленина, который предавал анафеме всякую религию - и которому особенно отталкивающим представлялось богостроительство. Однако именно Ленину суждено было стать богочеловеком коммуниз-ма».¹¹⁷

Верным представляется и обращение Н.Тумаркий к истокам Ленинского культа, которые она склонна искать в специфике русского сознания. «Нельзя не усмотреть явной зависимости этого культа от особенностей социального уклада дореволюционной России, от своеобразия политической культуры».¹¹⁸ Истоки культа автор видит в особом почитании «святых князей», «канонизированных не по традиционным причинам (например, мученичество за веру), - а ввиду того, что их постигла ранняя смерть при исполнении княжеского и воинского долга. Потому считалось, что и «после смерти (они-Н.А.) выполняли ту же функцию, что и при жизни, - заботились о стране и о своих подданных, оказывали им помощь и содействие». В постепенной «трансформации» культа святых князей «в миф о царе». «Батюшка»-царь одновременно близок Богу и связан «божественными узами с каждым из своих подданных». Третьим истоком стали революционеры - мученики, «самоотверженные аскеты - русские террористы». Но путь к ним автор начинает с культов А.С.Пушкина и Н.Г.Чернышевского. Но основу русского культа, считает автор, определяет вера. «В жизни народа основное место занимали религия и ритуалы». При этом «ритуалы христианские», а природа их во многом языческая. «Языческие элементы долго сохранялись в религиозной практике русского христианства». И эти моменты не могли не сказаться на процессе сотворения культа В.И.Ленина. Несомненно, с автором можно спорить, отчего, например, названы только эти истоки и пропущены другие, но в целом Н.Тумаркин права, обращаясь к самобытной русской природе и отмечая ее особенную роль в российском революционном процессе. Роль традиционных ценностей была велика не только в формировании народной жизни, но для всего общества в целом, включая и революционеров. «Происхождение (культа Ленина - Н.А.) объясняется политическими запросами послереволюционной Рос-

¹¹⁷-Там же. С. 31. ¹¹⁸-Там же. С. 15.

сии. Культ отвечал нуждам молодого Советского государства: это был строго регламентированный набор символов и мероприятий, разработанный партией и правительством для привлечения к себе неграмотных масс. Между тем, происхождение этого культа глубоко коренится в российском прошлом, история его развития наглядно демонстрирует всю силу иррационального начала в формировании советской политической культуры. Наконец, это свидетельство того, как новый большевистский порядок в стремлении овладеть Россией сам строился именно на тех элементах старой русской культуры, которые Ленин со столь отчаянным упорством стремился уничтожить».¹¹⁹

Работа Н.Тумаркин - одна из наиболее интересных, однако, касаясь культа Ленина, она отчего-то вообще не рассматривает в этом ряду ленинские памятники.

В целом книга Н.Тумаркин подтверждает - нельзя понять идеологию в отрыве от народных традиций, ментального подтекста любого исторического явления.

Количество и качество работ, посвященных монументальной пропаганде и лениниане прямо противоположно рассмотренным выше.

Серьезных исследований, посвященных монументальной пропаганде практически нет. При весьма обширной литературе (в основном обзорной) по истории ле-нинианы, в т.ч. и художественной, исследований строго научного плана также практически нет.¹²⁰

Из работ общего характера, посвященных лениниане, выделим «Ленин и изобразительное искусство» (1977) и «Ленин. Революция. Искусство» (1987). В них отмечается участие В.И.Ленина в деле становления Советского искусства, и в первую очередь его план монументальной пропаганды. «Идея плана Монументальной пропаганды конкретно выявляет Ленинский взгляд на искусство как на силу, способную создать новое общество» и новое искусство, т.к. «во многом определила пути» его

¹¹⁹ -Там же. С. 17,18,22,15.

¹²⁰ - Ленин в зарисовках и в воспоминаниях художников. М-Л.,1928.; Ленин в искусстве. М, 1924; Ленин и ис
кусство. Л-М., 1929.; Ленин и вопросы социалистического искусства. М., 1990.; Ленин и изобразительное ис
кусство. М., 1977.; Ленин и культура. (Хроника событий). М., 1976.; Ленин и культурная революция. (Хроника
событий). 1917-1923. М.,1972.; Ленин. Революция. Искусство. Л., 1987.; Лениниана - поиски и находки. М,
1970.; Аболина Р.Я. Ленин в советском изобразительном искусстве. М, 1987.; Демченко Е.П., Шлеев В.В. Ле
ниниана. Эстетика и изобразительное искусство. М., 1969.; Лениниана в советском изобразительном искусстве.

развития. Особую роль монументальной пропаганды авторы видят и в «становлении художника нового типа», сумевшего посредством этой акции окончательно опре-делить свои «эстетические взгляды и творческие методы». Общий вывод о значении монументальной пропаганды подчеркивал, что она являлась ничем иным как «программой развития принципиально нового, социалистического искусства».¹²

Авторы сборников уделяют большое внимание и таким направлениям монументальной пропаганды, как уличные праздники, манифестации, особые «красные» дни календаря и их соответствующему оформлению. Отдельные материалы рассказывают о проводившихся конкурсах на создание тех или иных фигур, в т.ч. К.Маркса. Не забыты были художники и скульпторы, составившие в последствие знаменитую когорту советских мастеров изобразительных и пластических искусств. Среди приводимых в сборнике имен упоминаются Б.М.Кустодиев, Н.А.Касаткин, К.С.Петров-Водкин, Г.К.Савицкий, М.В.Добужинский, С.В.Герасимов, И.И.Малков, братья Андреевы, С.Т.Коненков, Г.Д.Алексеев, И.Д.Шадр, С.Д.Меркуров, В.В.Синайский, В.В.Козлов, А.Т.Матвеев, А.С.Голубкина, Л.В.Шервуд, В.И.Мухина.

Однако обращает внимание тот факт, что непосредственно о ленинских памятниках речи, практически, нет, а если авторы и упоминают их, то обычно наиболее знаменитые ленинские скульптуры работы Андреева, Алексеева, Шадра, Козлова.

Говоря о ленинской теме в первые советские годы, авторы ограничиваются общими фразами и положениями. «В дни революции родилась и новая тема советского изобразительного искусства - ленинская. Еще при жизни В.И.Ленина созданы произведения, достойно, открывающие лениниану».¹²⁴ Любопытно, что ни в этой работе, ни в других просмотренных нам так и не встретилось ничего, что могло бы подсказать, если не показать, отношение самого В.И.Ленина к данному факту. Возвращаясь к теме ленинианы, отметим, что ее значение авторы сборников видели в «огромном

М., 1990.; Становление социалистического реализма в советском изобразительном искусстве. М., I960.; Яхонт О.В. Советская скульптура. М., 1988. Кузнецова Э.В. Ленин в Советском изобразительном искусстве. М., 1990.

¹²¹ -Ленин. Революция. Искусство... С.13

¹²² - Там же. С.62,66.

¹²³ - Ленин и изобразительное искусство... С.56.
¹²⁴-Ленин. Революция. Искусство... С.13.

воздействии на советское изобразительное искусство», которое сказалось в «его переходе на путь социалистического реализма».¹²⁵

Из работ более узкого направления следует выделить книгу Э.В.Кузнецовой «Лениниана в советском изобразительном искусстве» (1990). Отметив появление ле-нинианы уже в первые годы советской власти, автор много и подробно рассматривает этапы ее становления, с характерными для каждого трактовками ленинского образа. Так, наиболее «документально точным и романтичным» является первый этап 20-30 гг. Второй «сталинский» этап (40-50 гг.) отличается «ложной патетикой, театральным пафосом». Третий (после XX съезда) был попыткой сквозь символ разглядеть «человека, яркую и целостную личность». Годы 60-70-е, определившие четвертый этап, внесли значительную долю помпезности, но автор полагает, что уже тогда «велись поиски новых выразительных средств», т.к. стало «возникать стремление к воссозда-нию исторических событий в их взаимосвязи и противоречивости».

Разбирая особенности первого периода, Э.В.Кузнецова большое внимание уделяет тем проблемам, которые интересуют и нас: споры о лучшей форме памятника (архитектурной, скульптурной, утилитарной), характере изображения ленинского образа (символическое или реальное). Касательно последнего автор упоминает принятое решение -при воплощении ленинского образа «соблюдать принципы документально-конкретного изображения и обобщения».¹²⁷ Соглашаясь в целом, уточним, что, начиная с 1925 г. трактовка ленинского образа становится все более символичной, соответствующей потребностям времени.

Несмотря на попытку автора затронуть идеологическую сторону процесса, например, в периодизации, именно эта сторона в книге Кузнецовой (как и в большинстве других) отсутствует. Поэтому и в части, посвященной форме ленинского памятника, автор не видит (или избегает?) связи поступивших предложений и проектов с идеологическими установками времени. Хотя в целом, данная работа, - одна из наиболее полных из посвященных ленинским памятникам.

Там же.

Кузнецова Э.В. Ленин в Советском изобразительном искусстве... С.4.

Там же. С. 45.

В другой книге подобного плана Р.Я.Аболиной «Ленин в советском изобразительном искусстве» (1987) есть, помимо рассказа о первых наиболее известных Ленинских памятниках, и упоминание о «народной» лениниане. «Мы знаем примеры, когда памятники Ленину, особенно в первое десятилетие Октября, сооружали рабочие фабрик и заводов, а иногда и сельские жители по проектам местных художников-самоучек».¹²⁸ Особенно важным для нас в этой работе является имеющее место упоминание границ «народной» ленинианы, совпавшие с нашими заключениями, которые были сделаны по архивным документам, точнее, по мере активности в поступлениях проектов и сообщений о возводимых памятниках. Согласны мы и с другим авторским выводом: «В какой-то мере самодеятельное искусство питало и профессио-нальное, давая ему для разработки ту или иную оригинальную идею». Однако и в этой книге проблемы ленинианы не выходят за рамки публицистическо-искусствоведческого повествования.

Из работ непосредственно посвященных первым ленинским памятникам следует выделить статьи М.Каганович «К истории создания памятников В.И.Ленину (1924-1925)», Л.Владич «Монументальная пропаганда на Украине в первые годы революции» и Е.Никифорова «Первые памятники В.И.Ленину».¹³⁰ Большая часть имеющихся работ, посвящена исследованиям отдельных периодов или отдельных регионов; судьбе одного, максимум нескольких, ленинских монументов. Почти все работы небольшие по формату и, за редким исключением, являются журнальными статьями.

На литературе, посвященной проблемам российской ментальносте, остановимся бегло, поскольку подробный анализ ряда работ сделан был в первой части Введения.

- Аболина Р.Я. Ленин в советском изобразительном искусстве... С.5.

¹²⁹ - Там же.

¹³⁰ - Анохин В. Первый памятник В.И.Ленину. М, 1964; Владич Л. Монументальная пропаганда в первые годы
революцииУ/Искусство.М., 1966. №11.; Выставка произведений Г.Д.Алексеева. 1881-1951. Каталог. М., 1969.;
Каганович М. К истории памятников В.ИЛенину (1924-1925).//Искусство. М., 1970. №7.; Куратова И. Живое-
наследие.//Искусство. М., 1963. №1.; Никифоров Е. Первые памятники В.И.Ленину. //Художник. М., 1978.
№4.

В целом все привлеченные работы, на основе которых сделаны имеющие место в данной работе выводы, можно условно разделить на три группы.

В первую группу вошли труды Баткина Л.М., Бахтина М.М., Коллингвуда Р.Дж., Лосева А.Ф., Мишле Ж., Хейзинги Й., Юнга К.Г., Шкуратова В.А.¹³¹

Во вторую - сборники: «Споры о главном», «История ментальностей, историческая антропология», «Русская история: проблема менталитета», а также работы российских и зарубежных авторов, среди которых М.Блок, Л.Февр, А.Я.Гуревич, Ж.Ле Гофф, Ж.Дюби и др.¹³²

В третью - произведения русских философов: С.С.Аверинцева, Л.П.Карсавина, К.Н.Леонтьева, В.С.Соловьева, ПЛ.Чаадаева.

К сожалению, к проблеме ментальносте в нашей стране обратились сравнительно недавно, и поэтому говорить о какой-либо фундаментальной основе не приходится. К тому же и в мире, и у нас историей ментальности в основном занимаются

¹³¹ - Баткин Л.М. Итальянские гуманисты: стиль жизни, стиль мышления. М., 1978.;Бахтин М.М. К философии
поступка.//Философия и социология науки и техники. М., 1986.; он же (Волошинов В.Н.) Марксизм и фило
софия языка. Л., 1929.; он же. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1979.;Гуревич А.Я. Проблемы средневе
ковой народной культуры. М., 1981.; он же. Средневековый мир: культура безмолствующего большинства.
М., 1990.; он же. Категории средневековой культуры. М., 1984.; Кантор В.К. Личность и власть в России: со
творение катастрофы.//Вопросы философии. 1998., №7.; Коллингвуд Р.Дж. Идея истории. М., 1980.; Мишле
Ж. Народ. М., 1965.; Хейзинга Й. Об исторических жизненных идеалах = Historical ideals of life and other es
says, (лекции). London., 1992.; он же. Осень средневековья. М., 1988.; он же. Homo ludens. В тени завтрашнего
дня. М., 1992.; Шкуратов В.А. Историческая психология на перекрестках человекознания.//Одиссей. 1991.;
Юнг К.Г. Аналитическая психология и моровоззрение.// он же. Проблемы души нашего времени. М., 1994.

¹³² - Агирре Рохас К.А. «Анналы» и марксизм.//Споры о главном... ;Аутлева Ф.Т. Ценностно-нормативные
ориентиры русского менталитета: социально-философский анализ...; Бессмертный Ю.А. «Анналы». Пере
ломный этап?...; Блок М. Апология истории или ремесло историка. М., 1973.; Гуревич А.Я. Добротное ремес
ло (первая биография М.Блока)//Одиссей. 1991.; он же. Исторический синтез и школа «Анналов». М., 1993.;
он же. Категории средневековой культуры. М., 1984.; он же. От истории ментальностей к историческому син
тезу.// Споры о главном. М., 1993.; он же. Проблемы средневековой народной культуры. М., 1981.; он же.
Средневековый мир: культура безмолствующего большинства. М.,1990.; Дюби Ж. Развитие исторических ис
следований во Франции после 1950г. //Одиссей. 1991.; История ментальностей, историческая антропология.
М., 1996.; Ле Гофф Ж. С небес на землю.//Одиссей.1991.; он же. Существовала ли французская школа «Анна-
лов»?//Французский ежегодник. 19687. М., 1970.; Пушкарев Л.Н. Что такое менталитет?//Отечественная исто
рия. 1995.№3.; Споры о главном. М., 1993.; Усенко О.Г. К определению понятия «менталитет».//Русская исто
рия: проблемы менталитета. М., 1994.; Февр Л. Бои за историю. М., 1990.; Шартье Р. 'А свободы, У* детерми-
низма.//Споры о главном... ; Шевяков М.Ю. Менталитет: сущность и особенности фукнционирования. Волго
град, 1994.

¹³³ - Аверинцев С.С. Поэтика ранневизантийской литературы. М., 1977.; Кантор В.К. Личность и власть в Рос
сии: сотворение катастрофыУ/Вопросы философии. 1998. №7 С. 14-22.; Карсавин Л.П. Восток, Запад и русская
идея. Пб., 1922.; он же. Религиозно-философские сочинения. М., 1992.; он же. Философия истории. Спб.,
1993.; Леонтьев К.Н. Византия и славянство.//Россия глазами русского. Спб., 1991.; Менталитет и политиче
ское развитие России. М., 1996.; Соловьев B.C. Избранные произведения. М., 1991.; он же. Идея сверхчелове-
ка.//Сочинения в 2-х тт. М., 1988.; он же. Русская идея.//Россия глазами русского...; Чаадаев П.Я. Философи
ческие письма.//Россия глазами русского...

медиевисты. Изучение политической истории с применением ментального метода только начинается. Уже вышло несколько итоговых сборников к научным конференциям и чтениям, но более серьезных исследований пока нам не встретилось.¹³⁴

Практически все авторы отмечают: основой легитимности власти является соответствия новых, вносимых ею ценностей старым. Поэтому одним из главных требований к любой идеологии было ее максимальное «совпадение» с общим настроением масс. Не был исключением и революционный период. Новая идеология не только утверждала новые ценности, но и возрождала страну. «Воссоединение государства было возможно лишь на основе идеологии, не вызывающей отрицательной реакции у преобладающей части социума. Таковой явилась коммунистическая идеология». С культом вождей, социализмом вместо прежней религии, идеями коллективизма и социальной справедливости.¹³⁵ Одной из особенностей этой идеологии было проникновение идеи в быт, «растворяясь в нем», она «становилась одной из сторон обычного социального поведения».¹³⁶

Ряд авторов обращаются непосредственно к вопросам культуры, их выводы во многом совпадают с нашими. «Настроение «нового» общества выдвинуло вопрос о «новой» культуре. Культура стала «заложницей идеологии», формой идеологии, средством политического прагматизма. Одним из ярких примеров является «монументальная пропаганда».¹³⁷

Многие исследователи, занимающиеся непосредственно вопросами культуры, также пытаются выявить связь русской культуры и иррациональных начал сознания. Одной из таких работ является книга Крупника Е.П. «Психологическое воздействие

¹³⁴ - Архетипические образы в мировой культуре. Спб., 1998.; Воронов Ю.М. Становление идеократии: исто
ки, ментальності», аппарат (1917-1929). Иваново, 1993.;Глебкин В.В. Ритуал в советской культуре. М., 1998.;
Дьюкс П. Октябрь в людских умах: от Фрейда к междисциплинарному взгляду на русскую револю-
цию.//Октябрьская революция: от новых источников к новому осмыслению. М., 1998.; Карцов А.С. Проблема
общественного идеала в русском консерватизме (П п. Х!Х - 1 п. ХХв.). Спб., 1998.; Крупник Е.П. Психологи
ческое воздействие искусства наличность. М., 1995.

¹³⁵ - Бакулин В.И.Русский менталитет, народная школа и революцияУ/Менталитет и политическое развитие
России. М., 1996. С.89.

¹³⁶ - Яров СВ. Политическое мышление рабочих в 1917-1923 гг.: элементы трансформации./УМенталитет и
политическое развитие России... С.120-121.

¹³⁷ - Кравцова Е.М. Соборность - особенность русского менталитета и ее проявление в духовной культуре
(1920-1930гг.)//Русская история: проблема менталитета. М., 1994.

искусства на личность». Автор, которой, подчеркивает: искусство - не самоцель, а средство, посредством которого достигается необходимое психологическое воздействие. Благодаря данной работе, можно отметить, что общее для всех советских идеологов, в т.ч. и для Богданова с Луначарским, восприятие искусства, как основного воздействующего средства является одной из трех существующих точек зрения на роль искусства. Она получила название «этическая концепция» и свое воздействие оказывающая посредством обращения к чувственной стороне сознания, посредством «заражения искусством». Данная концепция восходит еще к трудам Платона и Аристотеля, в России ее сторонниками были: В.Г.Белинского, Н.Г Чернышевского, Ф.М.Достоевского, Л.Н.Толстого.

Также необходимо отметить и книгу Глебкина В.В. «Ритуал в советской культуре». Роль ритуала в государстве, особенно идеологическом, к каким мы относим Советский Союз, бесспорно велика. И нельзя не согласиться с автором, который подчеркивает особую значимость ритуала «для понимания таких (явлений - Н.А.) как «государство» и «народ». В этом случае ритуал устанавливает некий «канал связи», выражающий «высшие ценности» данного общества. При этом следует помнить и о существование «обратной связи», при которой ритуальное действие не только «оформляет» общественную аксиологию, но «одновременно «подпитывает» ее необходимой энергией.¹³⁹ Обращаясь к культуре, Глебкин, отмечает наличие 2 культурных уровней. Первый - уровень социальной оболочки, присущей конкретному социальному порядку. «Новый социальный порядок рождает новую социальную оболочку, новые ценностные нормы и правила». Изменения социального порядка, особенно революционные, способствуют изменению и этого культурного уровня. Но в культуре есть и второй, менее подверженный изменениям, который автор называет уровнем «культурного моделирования». Его отличает «гораздо большая инерционность, самостоятельность и самодостаточность». Нужно отметить, что «генетическая память» на этом уровне составляет важнейший фактор культурного развития. «Отношения родства», преемственности здесь значат гораздо больше, чем «отношения

Крупник Е.П.. ^"Твоздействие искусства на личность. М., 199j\

Глебкин В.В. Ритуал в советской культуре... С.23.

соседства», выражающие связь с современностью. Данное заключение особенно важно, поскольку подтверждает и наши выводы о своеобразном «совпадении» советской идеологии с «природной» стороной русского сознания. Важным авторский вывод и о том, что «видимо, первым, кто еще до революции отчетливо сформулировал концепцию пролетарского искусства, стал А.А.Богданов». Но при этом мы не согласны с тем, что концепция Богданова «не имела многочисленных сторонни-ков».'⁴¹

Представляет интерес и работа И.С.Белят «Все выше и выше, и выше» - от зиккурата до мавзолея (архетипы лестницы в искусстве русского авангарда).¹⁴² Автор отмечает: образ лестницы - «древнейший мифологический образ, соединяющий земной мир с небесным, человека с Богом». Он представляет космическую вертикаль, проходящую через три уровня мироздания: подземный, земной и небесный. И служит для преодоления хаоса внутреннего и внешнего. Идея «лестницы заложена в большинстве культовых сооружений мира», а также «в памятниках сакрального значения». В последствии «образ и форма модифицировались», лестница утеряла свою строгую вертикаль. «Она превращается в спираль», постепенно сливаясь «с архетипом круга». Любопытно, что «после архаических культур формальная типология лестницы никогда не была столь широко и обнажено использована», как в России начала XX века. «Все виды искусства - архитектура, скульптура, живопись, сценография - приобретали сакральность, становились храмами новой идеологии, а их ступенчатая структура - «светлым путем» к ее осуществлению, т.к. архетип пути также

14"? 1-г

присущ лестнице». Для нас помогает уяснить истоки и значение того смыслового подтекста, который создатели первых ленинских монументов, зачастую по наитию, вкладывали и в сам памятник, и в его постамент, имевший особое смысловое значение

Вместе с тем существует ряд работ, авторы которых со всей серьезностью обращаются к теме «коллективного бессознательного», играющего одну из опреде-

¹⁴⁰ - Там же. С. 47.

¹⁴¹ - Там же.

¹⁴² - Белят И.С. «Все выше и выше, и выше» - от зиккурата до мавзолея (архетип лестницы в искусстве рус
ского авангарда)//Архетипические образы в мировой культуре...

ляющих ролей в ходе исторического процесса, не занимаясь при этом непосредственно вопросами соотношения идеологии, культуры и ментальносте.¹⁴⁴

Таким образом, завершая историографический обзор работ, посвященных диссертационной теме, следует отметить, что наиболее разработанными являются вопросы культурной революции, особенно в зарубежной историографии, советские исследования до недавнего времени освещали этот вопрос несколько односторонне. Немало исследований существует и по истории нового революционного искусства, причем в 1980-1990-е гг. появляются работы, авторы которых не только подробно рассматривают событийную канву, но и обращают внимание на психологическую сторону процесса, отмечая при этом особую «регулирующую» роль традиционных (иначе - ментальных) установок сознания. Обширна литература и по истории возникновения и создания ленинианы.

Однако существует ряд аспектов, которые пока еще не получили должного освещения, среди них: разработка идеологической и культурной политики первого послереволюционного десятилетия (представляется, что помимо В.И.Ленина этими вопросами занимались и другие видные деятели большевизма); влияние концепции «пролетарской культуры», ее роль в формировании нового мировоззрения; суть и . место монументальной ленинианы в политической жизни страны.

Совокупность перечисленных проблем и составляет предмет исследования.

Актуальность диссертационного исследования заключается в определенном сходстве переходного периода современной российской истории с исторической ситуацией первого послереволюционного десятилетия начала XX в., когда пришедшая к власти партия большевиков, равно как и сегодняшнее руководство страны, призвана была решать не только важнейшие социально-экономические и политические проблемы, но и определять идеологическую стратегию государства. Опыт большевиков подтверждает, что идеология способна обеспечить и легитимность власти, и общественную стабильность, в то время как «идеологический вакуум» чреват глубокими со-

¹⁴³ - Там же. С. 82-85.

¹⁴⁴ - Булдаков В.П. Красная смута. М., 1997., Он же XX век в истории России: имперский алгоритм? Нацио
нальные отношения в России и СНГ. М., 1994.,Волобуев П.П., Булдаков В.П. Октябрьская революция: новые

циально-психологическими потрясениями. Несмотря на существующие противоречия прежних общественных ориентиров с настоящими, практика прошедшего позволяет исследовать и определить наиболее созвучные русскому народу жизненные ценности и возможность с их помощью формировать новые общественные идеалы. Концепция «пролетарской культуры», ставшая, как представляется, одной из основ идеологической и культурной политики большевиков, раскрывает присущую русскому сознанию идейную направленность, подтверждая, что идеология не возникает в отрыве от народа, а рождается внутри него, при самом активном участии «темной» стороны сознания (национальной ментальности), которая в процессах усвоения зачастую играет главную роль, помогая «ясной» стороне принять или отторгнуть идею.

Цель работы - исследовать основные положения концепции «пролетарской культуры», ее роль и влияние на идеологическую и культурную политику государства в первое послереволюционное десятилетие, соотношение с основными ментальными установками русского народа, показать, что монументальная лениниана стала наиболее ярким отражением взаимодействия революционной аксиологии с традиционными национальными ценностями.

Задачи работы.

1. Раскрыть суть основных положений «пролетарской культуры», проследить процесс ее концептуального завершения и превращения в одно из основных направлений идеологии советской власти в области культурной политики государства. На примерах деятельности Пролеткульта и Нар-компроса показать механизм пропаганды идей «пролетарской культуры» в советском обществе в первое послереволюционное десятилетие.

2. Проследить возникновение и развитие монументальной ленинианы в первые годы советской власти, ее идеологию, функциональную направленность, а также установить на ее примере возможность взаимодействия идеологических и ментальных установок в массовом сознании.

подходы к изучению. Вопросы истории. № 5-6, 1996, 1917 г. в судьбах России и мира; Октябрьская революция от новых источников к новому осмыслению. М., 1998.

Источниковая база исследования. Для решения задач диссертационного исследования был привлечен широкий круг источников, в том числе материалы из фондов трех архивов.¹⁴ Из архивных материалов большую ценность представляют документы РГАСПИ, связанные с материалами Комиссии по увековечению памяти В.И.Ленина, а также документы из личного фонда А.В.Луначарского, большая часть которых не публиковалась или публиковалась частично¹⁴⁶; документы РГАЛИ, посвященные Пролеткульту и позволяющие представить реальную картину деятельности организации, ее место в общественно-политической системе государства¹⁴⁷.

В качестве базовых источников использованы:

материалы Комиссии по организации похорон В.И.Ленина (в последствии - Комиссии по увековечению памяти В.И.Ленина), в т.ч. постановления и резолюции ЦК РКП(б), документы по пропаганде ленинского наследия, документы, связанные с организацией похорон, а также обширный материал конкурсных проектов и обращений в ЦК партии и Комиссию с предложениями по увековечению ленинской памяти.¹⁴⁸

материалы по деятельности Пролеткульта: журналы заседаний Президиума Пролеткульта, протоколы, доклады, переписка с Наркомпросом, инструкции местным организациям, переписка с ними, статистические материалы, статьи авторов Пролеткульта и т.д. за период 1918-1928 гг.^ид

А. Материалы Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ): фонд 142, опись 1 А.В.Луначарского; фонд 259, опись 1 -А.А.Богданова; фонд 436, опись 1 литературно-издательской группы «Вперед»; фонд 137, опись 1 -Л.Б.Красина; фонд 16, опись1,2 Комиссии по организации похорон В.И.Ленина, фонд 17, опись 1, части 1,2 - ЦК РСДРП. Фонд 17, опись 60 ЦК КПСС Отдел агитации и пропаганды. Б. Материалы Государственного архива РФ (ГАРФ):фонд 6946, опись 1 Совета культурного строительства при президиуме ВЦИК; фонд 2306, опись 1 Секретарита Наркомпроса; фонд 2: 17 Пролеткульта (в качестве отдела Наркомпрса); фонд 2306, опись 23 ИЗО отдела Наркомпроса. В. V Российского государственного архива литературы и искусства: фонд 279, опись 1,2 А.В.Луначарского;фонд 1230, опись 1 -Пролеткульта.

¹⁴⁶ РГАСПИ ф. 142.

¹⁴⁷ РГАЛИ ф. 1230.

¹⁴⁸ РГАСПИ ф.16, оп.1.

¹⁴⁹ РГАЛИ ф.1230; ГАРФ ф.2306, оп.17; РГАСПИ ф.17, оп.60.

творческое наследие А.В.Луначарского и А.А.Богданова, переписка, отдельные документы, материалы по группе «Вперед», а также изданные работы за период 1900-1927 гг.¹⁵⁰

документы Наркомпроса по деятельности Внешкольного отдела, ИЗО-отдела (это официальное название), Пролеткульта 1918-1927 гг.¹⁵¹

Помимо этого были использованы отдельные работы В.И.Ленина, в основном касающиеся деятельности Пролеткульта и событий 1920 г., связанных с ним. Произведения Н.И.Бухарина по вопросам культурной политики Советского государства, материалы критической публицистики 1920-х гг. А также ряд архивных материалов, не вошедших в основную источниковую базу, но позволивших получить более объективную картину исследования.¹⁵²

Научная новизна диссертации определяется самой постановкой проблемы. Впервые предпринята попытка пересмотреть роль и место концепции «пролетарской культуры» в идеологической и культурной политике советского государства, на конкретном материале показать ее влияние на социальные настроения первого послереволюционного десятилетия. Новым в исторической науке является вывод о совпадении ряда положений «пролетарской культуры» с отдельными установками национальной ментальносте, что во многом способствовало становлению власти большевиков и позитивному отношению к ней большинства населения. Впервые феномен монументальной ленинианы исследуется в идеологическом контексте, рассматривается как отражение народного восприятия (переосмысления) революционной аксиологии в соотношении с традиционными общественными ценностями, придавшими процессу не только идеологическое, но и сакральное содержание.

Хронологические рамки диссертационной темы - 1917-1927 гг. В эти годы теория «пролетарской культуры» получила свое концептуальное оформление (разработки велись с начала 1900-х гг.), совпавшее с началом ее практического воплощения в деятельности таких организаций как Пролеткульт и Наркомпрос, одним из наиболее ярких результатов которого стала монументальная лениниана - стихийный

¹³⁰ РГАСПИ ф.142 и ф.259; РГАЛИ ф.279. ¹⁵¹ ГАРФ ф.2306.

народный ответ на революционную идеологию, подсказавший власти лучшее символическое выражение социалистической идеи (и идеологии в целом) и завершившийся на рубеже 1926-1927 гг. в период установления государственного контроля над процессом создания памятников В.И.Ленину.

Практическая значимость работы позволяет расширить исследовательскую тематику по истории первых послереволюционных лет, включив в круг научных интересов заново переосмысленную концепцию «пролетарской культуры», связав ее с идеологической политикой большевиков и установками национальной ментальносте, позволяет пересмотреть социальные настроения и механизмы влияния на них, вскрыв ранее неотмеченные тенденции и аспекты, имеющие значение не только для оценки прошедших событий, но и для современного периода. Представляется, что тема диссертационного исследования также может быть использована при подготовке и разработке общих и специальных курсов по таким дисциплинам, как история, социология, политология.

Апробация результатов проходила при обсуждении материалов диссертации на кафедре истории МПГУ. Ряд положений и выводов изложен в трех научных публикациях, в сообщениях и выступлениях на научных чтениях и конференциях.

Структура и содержание диссертации.

Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, примечаний, списка использованных источников и литературы.

^,2 см сноску № 145.

54 a

Концептуальное оформление «пролетарской культуры» в трудах А.А.Богданова и А.В.Луначарского

Все творчество А.А.Богданова основано на философской концепции монизма или иначе «единстве в мышлении», подробно изложенной автором в книге «Всеобщая организующая наука. (Тектология)». По определению немецкого исследователя творчества А.А.Богданова ГХорцкой эта работа - «попытка монически-синтезированного научного подхода», предпринятая автором для «осмысления законов» жизни природы и общества. Создавая «Тектологию», Богданов стремился заложить «фундамент социалистической науки, которая сделает возможным» объединение «отдельных дисциплин», составляющих мировое единство.

Очевидно, ощущение и понимание жизненной гармонии, как целого, происходило от разносторонних интересов самого автора. Спектр этих интересов чрезвычайно широк и, как отмечает Горцка: «простирается от философии через социологию, политику, политэкономию, искусство, кибернетику и научную организацию труда до научных разработок в области медицины». Но для нас в обширном наследии А.А.Богданова важны его разработки в области идеологии. Сам термин «идеология», у Богданова теснейшим образом связан с понятием «культура». В 1911 г в своей работе «Культурные задачи нашего времени» Богданов писал, что когда говорят о «культурных задачах», то, в конечном счете, говорят о «духовной культуре», суть которой неоднозначна. «Духовная культура» - это и мировоззрение, и художественное творчество; это этические и политические отношения, но точнее всего это «обозначается как «идеология», общественное сознание людей».14 Культурные отношения важны для Богданова, в первую очередь, как отношения общественных взаимодействий и связей; «идеология или духовная культура выполняет организующую функцию в жизни общества».15 Отсюда и «роль философских, метафизических, религиозных концепций состоит в том, чтобы стройно объединить, целостно систематизировать, организовать то или иное мировоззрение».16 Данное утверждение особенно важно, поскольку служит ключом к пониманию сущности «пролетарской культуры».

Впервые, как писал А.А.Богданов в своей автобиографии в 1925 г., лозунг «пролетарской культуры» был сформулирован в 1909 г. в идейной платформе группы «Вперед» «Текущий момент и задачи партии».17 Однако обращение к проблемам культурного развития общества произошло у самого А.А.Богданова много раньше. Его главными работами по этой теме были сборники «Новый мир» (1904-1906), «Культурные задачи рабочего класса» (1911), «Искусство и рабочий класс» (1918); «Социализм науки» (1920), «Элементы пролетарской культуры в развитии рабочего класса» (1920), «О пролетарской культуре» (1904-1924); а также два романа «Красная звезда» (1907) и «Инженер Мэнни» (1912). Помимо этого, как писал Богданов: «несколько книг, несколько десятков журнальных статей, брошюр и докладов, главным образом пропагандистских и агитационных».18

В 1911 г. А.А.Богданов оставил группу «Вперед», поскольку ее участники постепенно стали «переходить от культурно-пропагандистской работы к политике в заграничном духе», что ему было чуждо и неинтересно. Он «ушел из политики, писал потом до революции, пропагандистские статьи в «Правде» и других рабочих органах»,19 а также продолжал разработку идей «пролетарской культуры».

Несомненно, «пролетарская культура» является отражением мировоззрения своих авторов и, прежде всего А.А.Богданова, поскольку его авторитет и ведущая роль, бесспорно, признались А.В.Луначарским. Мировоззренческой основой Богданова являлись философское учение К.Маркса и коллективистская идея. Но марксизм Богданова и Луначарского - это марксизм «свободно» читающих и понимающих наследие Маркса людей. Скорее, это метод, путь следования, допускающий исследовательскую полемику и последующее развитие идеи. Такой нетрадиционный подход можно назвать «романтическим» марксизмом, но ортодоксальные противники такой философии называли ее «идеализмом».

«Идеализм» или «романтизм» Богданова всегда социален, он отражает всю многомерность человеческого бытия. Чувства, стремления, поступки признаются идеальными при условии активной жизненной позиции их носителя, когда они «имеют ярко выраженную социальную направленность». Важно не только наличие социальной подоплеки поступка, но и мера, «качество» данной социальности. Имеет значение только идеализм осознанной жертвы, когда человек стремится к благу «для более широкого целого», поступаясь личным во имя общественного.20

Монументальная пропаганда, появление первых памятников В.И.Ленину -рождение «народной» ленинианы

Начало монументальной пропаганды (15 марта - 8 апреля 1918) совпало с одним из наиболее сложных периодов истории Советского государства, когда вопрос 0 существовании самой советской власти встал как никогда остро. А.В.Луначарский, в беседе с которым В.И.Ленин впервые высказал идею создания революционных памятников, позже воспоминал, что предмет разговора был вызван острой необходимостью воспитания молодежи в духе нового времени.1 Однако представляется, что рассматривать данное явление следует шире. Допустимо предположить, что посредством идеологии решался вопрос укрепления власти. Как известно, эмоциональная сторона играет огромную роль в любом общественном процессе, и, очевидно, Ленин придавал этому огромное значение. Во всяком случае, его выступления и статьи позволяют сделать подобное предположение. В работе «Главная задача наших дней» говорилось: «Мы в несколько недель, свергнув буржуазию, победили ее открытое сопротивление. Мы прошли триумфальным шествием из конца в конец громадной страны. Мы ввели и упрочили советскую республику. Мы пробудили веру в миллионах рабочих всех стран. И в несколько дней 1 - В «Биохронике» дата разговора дается, очевидно, со слов Луначарского, который не запомнил числа и указывал его в промежутке между 15 марта - 8 апреля. См. Луначарский А.В. Воспоминания и впечатления М., нас бросил на землю империалистический хищник. Он заставил нас подписать невероятно тяжелый и унизительный мир». И далее: «Не надо самообманов. Надо измерить целиком всю пропасть поражения» и осознать, «чем яснее мы это поймем, тем более твердой сделается наша воля к освобождению». Чуть позже, 14 марта, в «Докладе о ратификации мирного договора» Ленин вновь обратился к той же теме: «Революции не идут... гладко. Не было ни одной великой революции, которая не переживала бы тяжелого периода поражений. Некоторые скажут: «Русские начали не так», но важно то, что наш народ, - народ, поднявший знамя революции, народ, сумевший создать Советскую власть». И он «не может погибнуть».3

Полагаем, цель этих работ заключалась в попытке силой убеждения, эмоциональным натиском, заставить людей не потерять, вспыхнувшую было веру в новую власть, поэтому приведенные цитаты являются ничем иным как страстным идеологическим призывом. Но в своих выступлениях и обращениях со страниц прессы Ленин использовал и еще один прием, - прием «предельной открытости». Россия в годы революционного переворота уже познала накал трибунных страстей, однако, Ленин, дополнив их откровенным признанием крайне тяжелого положения, видимо, рассчитывал получить таким образом понимание и поддержку масс, которые силой своего сочувствия властям смогли бы усилить необходимое сопротивление внешней и внутренней опасности. Однако, представляется, и этого было недостаточно. Полная победа могла быть достигнуто только при условии, что внутренние установки человека, массы людей совпадут (станут созвучными) с провозглашенными властью ценностями. Оттого была нужна не просто новая идеология, а механизм «внедрения» ее в массы. Сила великого и могучего оружия -слова, которое активно использовал сам Ленин, явно не решало проблемы. Вряд ли, следовало рассчитывать быть услышанным и понятым в огромной малообразованной стране. Проникновенность слова ограничивалась не только масштабами, но и неспособностью людей его прочесть. Бесспорно, следовало искать иные средства, способные наглядно дополнить сказанное. Ими, очевидно, по замыслу Ленина, и призваны были стать памятники и памятные доски. Вспоминая фрески на стенах «Солнечного государства» Кампанеллы, Ленин, обращаясь к Луначарскому, заметил: «Это далеко не наивно и могло бы быть нами усвоено и осуществлено теперь».4 Он считал необходимым «в разных видных местах, на подходящих стенах или сооружениях разбросать краткие, но выразительные надписи, содержащие наиболее коренные принципы и лозунги марксизма», а также «крепко сколоченные формулы, дающие оценку тому или другому историческому событию». Но важнее всего были «памятники: бюсты или целые фигуры».5

«Народная» и «официальная» модификации монументальной ленинианы: ход, идеология, эмоциональный и политический аспекты

Началом «официальной» ленинианы можно считать создание Комиссии по организации похорон В.И.Ленина в ночь с 21 на 22 января 1924 г.

Помимо решения чисто организационных вопросов комиссия особое внимание уделяла политической стороне процесса. В частности тому, «чтобы оставить миллионам трудящихся Европы и Азии образ» умершего вождя/

Посмертный облик Ленина были призваны запечатлеть специально приглашенные художники. В их обязанности входило «передать будущему» самого усопшего, отдельные сцены и общую картину прощания.33 23 января из состава основной Комиссии выделили подкомиссию в составе: Аванесова, Сапронова, Енукидзе, Луначарского, которым следовало решить вопрос «кого и в каком количестве допустить к зарисовке»/ Заявок поступило столько, что «не представлялось никакой возможности удовлетворить и в малой степени всех желающих».35 Каждую кандидатуру обсуждали отдельно, допущенным были посланы приглашения.36 Критерий отбора не известен, но несомненно, что главным принципом являлся талант. Поэтому среди художников, приглашенных, но так и не явившихся был, например, Ю.Анненков, который в воспоминаниях, вышедших уже в эмиграции, объяснял свое отсутствие следующим образом: «На ел едущий день после смерти Ленина я получил срочный вызов в Москву (он жил в Петрограде - Н.А.), чтобы написать портрет Ленина в гробу. Меня эта работа не вдохновляла, и чтобы избежать ее, я тотчас переселился на несколько дней, не оставив в моем доме нового адреса».

Однако большинство приглашенных явилось в установленный срок.

Были среди них и иностранные художники. Например, американка Сенди Амтер. Причем она не только получила право работать в Колонном зале, но и выступила на траурном митинге, где сказала: «Ленин олицетворял для Америки и американских рабочих великий дух пролетарской революции. Когда в России произошел великий октябрьский переворот, рабочие массы Америки охватило колоссальное воодушевление. Рабочие осознали тогда, что этим переворотом было положено начало концу капитализма. Ленин для всего рабочего класса Америки стал творцом нового строя».

Но, очевидно, для иностранцев получить пропуск было не так просто. Так, немецкий журнал «Ди Арбайт» на свое обращение с просьбой выдать пропуск художнику журнала получил отказ.

Все работавшие в Доме Союзов художники давали расписку: «Я, нижеподписавшийся, даю настоящую расписку в том, что без разрешения тов.Дзержинского (председателя Комиссии по организации похорон - Н.А.) выполненную мной работу по зарисовке тела В.И.Ленина (Ульянова) никому не покажу, не сдам в печать».

Архивные документы позволяют точно установить тех, кто в траурные дни работал по заказу Комиссии. Среди допущенных были «художники: тт. Радимов («Красная Нива»), Киселис («Рабочая газета»), Львов (Общество старых большевиков), Амтер и Тоот (коммунистические партии других стран), а также: тт.Афанасьев, Кацман, Петров-Водкин, Малютин, Юон; скульпторы: Шадр, Гинзбург; граверы: Ксидмас, Кравченко. Были сделаны различные зарисовки: тт.Пшеничниковым, Мешковым, Яковлевым, Сухотиной, Гореловым».

Похожие диссертации на Концепция "пролетарской культуры" и монументальная лениниана как отражение идеологических и ментальных установок в обществе в первые годы советской власти, 1917-1927 гг.

Власть и общество в годы Великой Отечественной войны в воспоминаниях жителей Тамбовской областиКозодаев Станислав Александрович

Власть и общество Мордовии в годы первой российской революции : 1905-1907 гг.Дулкин Олег Владимирович

Мордовия в годы перестройки (1985-1991 гг.): власть и обществоОгрина, Галина Вячеславовна

Власть, общество и еврейский вопрос в 80-е годы XIX века в РоссииВитенберг Майя Викторовна

Исторический опыт взаимоотношенй союзного (республиканского) руководства, органов власти на местах и общества в 1960-1990-е годы (на материалах Дона и Северного Кавказа))Пономарева Мария Александровна

Власть и общество зауральского города в условиях нэпа: 1921–1929 годы (на материалах Тюмени)Сухарев Анатолий Анатольевич

Переворот 1801 года и русское общество : вопрос о преемственности и легитимности самодержавной властиПавлова Елена Валентиновна

Власть и научные общества Петрограда-Ленинграда в 1920 - е годыСинельникова, Елена Федоровна

Власть и общество в системе местного самоуправления России в 1977-2003 годахМатвеев Михаил Николаевич

Отношение власти и общества к проблеме так называемого немецкого засилья в России в годы первой мировой войныШубина, Анна Николаевна