Содержание к диссертации
Введение
I. Тамбовское губернское жандармское управление (ТГЖУ) в системе силовых органов региона и империи
1.1. Общая характеристика Управления 19
1.2. ТГЖУ и губернская администрация 39
1.3. Двоецентрие: Корпус жандармов и Департамент полиции 61
II. Направления деятельности
II. 1. Следственно-розыскная часть 68
II.2. Наблюдательная деятельность 110
II.3. Хозяйственная, строевая и инспекторская части 149
II.4. Канцелярия Управления, делопроизводство 172
III. Основные каналы информационного обеспечения
III.1. Внутренняя агентура 189
III.2. Филеры и наружное наблюдение 208
III.3. Перлюстрация переписки 220
IV. Социальные аспекты функционирования ТГЖУ
IV. 1. Рекрутирование кадров 230
IV.2. Социокультурный портрет личного состава 243
Заключение 281
Список источников и литературы 286
Приложения 291
Введение к работе
Актуальность темы исследования обусловлена совокупностью обстоятельств, связанных с современным состоянием российского общества и государства.
Во-первых, искусственное замалчивание вопросов, связанных с деятельностью политической полиции Российской империи рубежа XIX–XX вв., в советской историографии отчасти из-за идеологических барьеров, отчасти из-за боязни неизбежных аллюзий относительно преемственности царской и советской систем безопасности. Во-вторых, остродискуссионный в современном российском обществе вопрос об эффективности силовых органов в борьбе с терроризмом. В-третьих, в условиях формирования демократического правосознания актуален вопрос об особой подсудности и подследственности преступлений против государства. Отдельный интерес в этой связи представляет исследование правовой базы функционирования карательных и правоохранительных структур рубежа XIX–XX вв., их роли в складывании российской ментальности.
Воссоздание целостной картины функционирования дореволюционных органов политического сыска предполагает изучение ее различных фрагментов, исследование на локальном уровне, чтобы полнее мобилизовать массив источников, доступ к которым до начала 1990-х гг. был чрезвычайно затруднен. Анализ документальной информации, хранящейся в Государственном архиве Тамбовской области (ГАТО) и Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ), позволил по-новому подойти к осмыслению проблем эффективности, целесообразности и законности деятельности органов политического сыска по защите государственных интересов Российской империи.
Объектом исследования избрано функционирование жандармского аппарата Российской империи рубежа XIX–XX вв. на губернском уровне.
Предметом исследования является Тамбовское губернское жандармское управление (ТГЖУ) как типичное учреждение системы политического сыска империи.
Хронологические рамки исследования определяются временем существования Тамбовского ГЖУ, с момента создания в 1867 г. до ликвидации в марте 1917 г.
Территориальные рамки исследования охватывают границы Тамбовской губернии конца XIX – начала XX вв., типичного (по большинству социо-экономических и национально-культурных показателей) региона империи, что позволяет рассматривать и само учреждение, и его работу как своеобразную матрицу для изучения истории политического сыска рубежа XIX–XX вв., экстраполировать многие выводы на другие ГЖУ империи, возможно, менее представленные в региональных архивах.
Историография. Все многообразие публикаций по теме исследования хронологически можно разделить на 3 группы: литература до октября 1917 г., советского периода и с начала 1990-х гг. (постсоветская). Каждый из этапов обусловлен конкретно-историческим развитием страны, общественно-политическое состояние которой, несомненно, влияет на содержание, полноту, методы и оценку исследований.
Литература дореволюционного периода носила описательный характер, что и не удивительно ввиду отсутствия доступа историков к документальной базе. Работы имели, преимущественно, публицистическую направленность и посвящались либо обоснованию необходимости реформирования жандармско-полицейского аппарата, либо вопросам использования провокаторских приемов органами политического сыска. Особняком стоят труды, касавшиеся правовых условий функционирования учреждений политической полиции. Выходившие в виде сборников и сводов для руководства, они концентрировали в себе действовавшие на момент издания приказы и циркуляры Департамента полиции (ДП), штаба Отдельного корпуса жандармов и других правительственных учреждений. Давая обобщающий экскурс в историю становления и развития полицейских учреждений России, эти сборники разъясняли права и обязанности жандармских чинов по наблюдению, производству дознаний, а также некоторые вопросы организационного, строевого и хозяйственного планов, относившиеся к подразделениям КЖ. Вследствие указанной специфики наличия значительного «первичного» материала они вполне могут быть использованы и в качестве источниковой базы.
Заложив первый камень в фундамент изучения истории жандармских учреждений Российской империи, дореволюционная историография на этом себя исчерпала. Однако интерес к органам госбезопасности не угас, получив в первые же послереволюционные годы мощный импульс в связи с деятельностью Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, по итогам работы которой вышли стенографические отчеты допросов виднейших деятелей политического сыска империи, а также отдельных комиссий по разбору документов ДП, охранных отделений, ГЖУ, что позволило ознакомиться с материалами этих учреждений «посторонним» лицам. Первые работы по вопросам функционирования органов политической полиции были написаны именно членами этих комиссий (В.К. Агафонов, М.А. Осоргин, С.Б. Членов, С.Г. Сватиков и др.).
Поток публикаций, посвященных анализу деятельности учреждений политического сыска, не прерывался и в последующие 1920-30-е гг., когда к материалам жандармских архивов стали допускать историков. Но, заметим, авторы этих работ касались, преимущественно, отдельных аспектов деятельности данных учреждений, оставляя вне поля зрения общую картину их эволюции, не говоря уже о комплексном подходе к вопросу функционирования этих органов. Литература этого периода свое внимание концентрировала на методах борьбы царизма с революционным движением, на основе чего разоблачалась реакционная сущность прежнего режима и его охранительных структур.
В 1940-50-е гг. проблема российских дореволюционных служб безопасности перестала быть востребованной, и, прежде всего, властью: стереотипы обозначились уже на прежних этапах, а доступ в архивы был фактически закрыт.
В 1960-70-е гг. вновь появляется интерес к системе политических институтов царизма, включая его органы безопасности. Изучение вопроса идет сразу по двум направлениям – в историческом и правовом аспектах, но, разумеется, при сохранении прежних идеологических оценок. В последующие годы (вплоть до начала 1990-х) исследование истории политической полиции продолжает относиться к разряду «второстепенных» и ведется, преимущественно, на диссертационном уровне. В 1989 г. впервые именно в рамках диссертационного исследования предметом специального изучения стало конкретное учреждение политического сыска – Московское охранное отделение. Основное внимание в работе уделялось методам борьбы царской охранки с революционным движением, другие стороны ее деятельности автором – Ю.Ф. Овченко – не затрагивались.
В целом же, на втором этапе изучения проблемы функционирования силовых органов дореволюционной России историки сталкивались практически с теми же препонами, что и их предшественники: засекреченные архивы и необходимость следования государственной доктрине.
Настоящий прорыв в этой области (как и во многих других) произошел с начала 1990-х гг.: появляется целый ряд публикаций (от изданий для массового читателя до серьезных научных работ), посвященных разным аспектам функционирования политической полиции России рубежа XIX–XX вв.
200-летие МВД стало следующей отправной датой, «спровоцировавшей» появление трудов, посвященных отдельным направлениям функционирования министерства и его составных частей, а также проведение ряда тематических конференций (1998 г. – «МВД России – 200 лет», 1999 г. – «МВД России – 200 лет: опыт, история, проблемы»).
Современный этап историографии отмечен новыми концептуальными подходами к политической системе дореволюционного общества, образующими методологическую основу изучения проблемы функционирования и развития жандармских органов. Значительного подъема достигла диссертационная исследовательская практика, расширилась ее география. Как и прежде, изучение вопроса идет в двух направлениях – в историческом и правовом русле. При этом работы носят более обобщающий характер, рассматривая жандармско-полицейский аппарат как единый механизм в системе губернских карательных органов. Но по-прежнему, за исключением упомянутой диссертации Ю.Ф. Овченко и современной работы И.М. Горбачевой, губернские жандармские управления остаются вне поля зрения историков и юристов.
Важной вехой на пути переосмысления роли органов госбезопасности в истории России стала монография, подготовленная видными учеными (Р.Н. Байгузин, В.А. Динес, В.В. Журавлев, В.Г. Шевченко, В.В. Шелохаев), в которой на материалах многовековой истории страны (от Рюрика до В.В. Путина) всесторонне анализируется идеология и концепция государственной безопасности, функции и роль ее органов и структур в исторических судьбах отечественной государственности.
Отдельные аспекты изучаемой диссертантом темы рассмотрены в исследовательской работе Ю.А. Ершова, который вводит понятие «социальной защищенности» чинов полиции, и, частично, жандармерии, понимая под ним довольно широкий спектр вопросов: жалование, вещевое довольствие, обеспечение жильем, возможности карьерного роста, наградную систему, пенсионное обеспечение и т.п.
Вопросами внешнего облика чинов полиции и КЖ, историей развития обмундирования и вооружения в отечественной историографии занимаются лишь двое исследователей – С.О. Гонюхов и В.И. Горобцов, выпустивших совместно несколько монографий по этой теме.
Ю.А. Реент в докторской диссертации разделяет такие понятия, как «источники осведомления политической полиции» и «методы работы», указывая, что секретная агентура, наружное наблюдение и перлюстрация, которые в большинстве крупных работ относятся к «методам», по сути являются «источниками осведомления», о чем в свое время писал еще жандармский генерал А.И. Спиридович. Указанное разделение поддерживается и автором данного исследования, что нашло место в соответствующем разделе диссертации.
Вопросам взаимодействия жандармерии и чинов прокурорского надзора посвящена работа С.М. Казанцева. Автором ставится «этическая проблема» следующего плана: степень вовлеченности чинов прокуратуры, а через них и Министерства юстиции, в «грязные дела» охранки. Создание КЖ и III Отделения расценивается им как демонстрация властью своей неспособности борьбы с оппозицией легальными методами.
А. Левандовский в предисловии к воспоминаниям жандармского генерала В.Д. Новицкого (кстати, одного из начальников Тамбовского ГЖУ) поднимает «субъективную» тему отношения жандармов к службе и оценку ими эффективности, перспектив борьбы с революционным подпольем, что позволяет по-новому подойти к вопросу результативности работы политической полиции, с позиции самих ее представителей.
Англоязычная историография, основываясь, преимущественно, на опубликованных источниках и материалах библиотеки Гуверовского института, касается общих вопросов функционирования органов политического сыска императорской России, их эффективности в противостоянии революционному подполью. В частности, Н. Шлейфман в своей работе, посвященной деятельности секретных агентов охранки в партии эсеров, указывает в числе важнейших причин падения самодержавия карьеризм и соперничество охранных отделений и жандармских управлений, подрывавших эффективность их совместных усилий в борьбе с революционным движением.
В центре внимания другого видного зарубежного исследователя – Ф. Цукермана – административно-полицейский аппарат императорской России. Он одним из первых сравнил широту полномочий царской системы безопасности с аналогичными учреждениями европейских стран. Следуя в русле популярной на Западе теории о «полицейском государстве» в России, Ф. Цукерман указывает на более широкие, в сравнении с европейскими аналогами, полномочия российских органов политического сыска, обеспечивавшие им контроль над обществом.
Проблемам эффективности российской системы госбезопасности рубежа XIX–XXвв. посвящена работа Д. Дейли. Автор приходит к выводу о том, что политическая полиция в том виде, в каком она существовала в императорской России, была в состоянии бороться только с законспирированными группами революционеров, но не подходила для предотвращения крупных социальных перемен.
Сейчас в зарубежной историографии, как и в российской, наблюдается тенденция сужения рамок исследования. Работы затрагивают отдельные эпизоды деятельности органов политического сыска дореволюционной России.
Вопросам функционирования региональных силовых органов посвящены работы американского исследователя Р. Эбота. Уделяя преимущественное внимание структуре, функциям правоохранительных органов, он рассматривает и вопросы взаимодействия полиции и жандармерии, отмечая, что, если на охранку возлагалась задача внутреннего разложения (посредством секретных агентов) революционных организаций, то полиция должна была осуществлять обязанности каждодневных репрессий в отношении противников самодержавия.
В 1989 г. в рамках сборника научных статей о гражданском праве в императорской России вышел материал по системе политического сыска. В центре внимания – вопрос о влиянии органов госбезопасности на складывание гражданского общества. Вывод автора не утешителен: какая бы политическая сила ни победила в борьбе за власть в России в начале XX в., «итогом вряд ли стало установление гражданского общества».
Таким образом, комплексное изучение функционирования региональных звеньев жандармского аппарата Российской империи рубежа XIX–XX вв. до сих пор не становилось объектом специального научного исследования. В диссертации на примере типичного «звена» силовой структуры империи – Тамбовского ГЖУ – предпринята попытка восполнить недостаточную изученность указанного вопроса.
Цели исследования видятся в историко-правовом анализе и конкретно-историческом изучении функционирования губернских звеньев жандармского аппарата империи рубежа XIX–XX вв. в контексте социально-политических изменений на материалах одного из типичных его учреждений – Тамбовского ГЖУ.
Достижение поставленных целей предполагало решение следующих задач:
на основе всестороннего изучения законодательной базы и архивных материалов охарактеризовать организационную структуру и направления функционирования ТГЖУ с учетом региональной специфики;
выявить источники финансирования, уровень материально-технической оснащенности, уяснив возможности и резервы Управления в деле выполнения поставленных государством задач;
осветить вопросы кадровой политики, комплектования и динамики численности личного состава, системы профессиональной подготовки служащих, а также проблемы социальной поддержки чинов жандармерии;
рассмотреть основные каналы информационного обеспечения и методы работы Тамбовского ГЖУ по противодействию революции, выявить законность и эффективность предпринимавшихся мер.
Научная новизна. В исследовании предпринята попытка комплексного анализа возникновения и функционирования местного органа госбезопасности – Тамбовского губернского жандармского управления, которое впервые становится объектом самостоятельного изучения.
Источниковая база исследования. Основу диссертационной работы составили архивные фонды Тамбовского ГЖУ (в ГАТО), Департамента полиции и Отдельного корпуса жандармов (в ГАРФ). Многие материалы впервые вводятся в научный оборот.
Документы, извлеченные из архивохранилищ, условно можно разделить на 4 категории:
-
документы законодательного характера, официально-нормативные материалы, регламентирующие статус, структуру, права и обязанности органов политического сыска Российской империи. Это различные положения, правила, как-то: «Положение о Корпусе жандармов» (9 сентября 1867 г.), «Правила о порядке действий чинов Корпуса жандармов по исследованию преступлений» (19 мая 1871 г.) и др.;
-
ведомственные нормативные акты – циркуляры, приказы МВД, ДП и штаба ОКЖ, конкретизировавшие компетенцию местных учреждений. Особую ценность в этом плане представляют именно циркуляры, сочетавшие информационные и распорядительные функции, ориентировавшие и направлявшие местные органы сыска по вопросам их внутреннего распорядка и направлениям работы;
-
дела по наблюдению, розыску, производству дознаний, материалы совещаний, финансовые и кадровые документы, отчеты и прочая служебная переписка, раскрывающая особенности работы местных органов сыска. Эта категория источников требует к себе строго критического подхода – стремление выглядеть в лучшем виде перед руководством и коллегами будет, по-видимому, существовать во все времена;
-
пресса. Однако в силу вполне понятных обстоятельств, обусловленных спецификой деятельности спецслужб и предшествовавшим общественно-политическим развитием страны, этот источник не может рассматриваться в качестве достоверного канала информации.
Отдельную группу источников составляют воспоминания государственных и революционных деятелей, чинов политической полиции, помогающие полнее раскрыть атмосферу, в которой протекала борьба двух сил – правительственного и революционного лагеря. Воспоминания, как правило, отражают те вопросы, которые остаются вне рамок официальных документов. Субъективные по характеру подачи материала, они также требуют к себе критического подхода.
Методологическую основу диссертации составили методы исторического исследования, основанные на принципах объективности, историзма и диалектического познания, некоторые историко-философские методы (антикваризм и презентизм), а также методы историко-правового сравнения. При анализе эмпирического материала, связанного с деятельностью жандармского органа, уделялось внимание историческим источникам, их источниковедческой критике.
Основные положения, выносимые на защиту:
-
Тамбовское ГЖУ являлось составным звеном единой цепи губернских жандармских органов, что обусловило и наличие сходных проблем. Несмотря на военную организацию, в деятельности этого регионального органа довольно четко прослеживаются присущие всему жандармскому корпусу чиновничье-бюрократические черты со всеми вытекающими отсюда «последствиями», как-то: излишнее бумаготворчество, боязнь инициативы, формализм и проч.
-
Борьба с революционным подпольем протекала с переменным успехом, определяясь многими факторами, и, не в последнюю очередь, розыскными, организаторскими способностями очередного начальника ТГЖУ. Как и в большинстве ГЖУ, розыскная работа Тамбовского управления строилась на паритете внутреннего и наружного наблюдения, что отличало губернских жандармов от их коллег из охранных отделений, специализировавшихся на внутреннем освещении деятельности партийных ячеек.
-
Объединению полицейских сил на местном уровне мешали не только властные интересы губернаторов и корпоративный дух жандармского корпуса, но и диаметрально противоположные платформы построения двух силовых структур: полиция – чиновничий аппарат, жандармерия – военизированный, что не позволяло создать на этой основе некое единое военно-гражданское учреждение.
-
Наличие у политической полиции Российской империи рубежа XIX–XX вв. многочисленных обязанностей при отсутствии единой инструкции и политической пассивности основной части общества создавало предпосылки для злоупотреблений властными полномочиями. В этой связи отдельное значение приобретал фактор «моральной ответственности» жандармского офицера, накладывавший свой отпечаток на полноту применения предоставленных ему инструкциями прав.
Теоретическая и практическая значимость работы. Положения и результаты исследования могут быть использованы при создании обобщающих трудов по истории органов политического сыска Российской империи рубежа XIX – XX вв., а также в преподавании курса «Отечественная история» в высших и средних учебных заведениях, курсов юридических дисциплин «История государства и права», «Оперативно-розыскная деятельность». Полученные результаты могут составить фактографическую основу для разработки краеведческих курсов по истории Тамбовского ГЖУ, оппозиционного движения, губернской администрации и использоваться в музейной работе.
Апробация работы. Результаты исследования опубликованы в виде тезисов и статей общим объемом 2,2 п. л. Различные аспекты темы рассматривались на конференциях: «Первая российская революция: взгляд из будущего» (Тамбов, 25-26 апреля 2006г.); «Конституция. Выборы. Государство» (Тамбов, 12-13 декабря 2006 г.); «Тамбов: история, современность, перспективы» (Тамбов, 2007 г.). Диссертация обсуждалась на кафедре Российской истории Академии гуманитарного и социального образования Тамбовского государственного университета им. Г.Р. Державина и рекомендована к защите.
ТГЖУ и губернская администрация
Правовое положение ТГЖУ было таково, что вносило ряд сложностей в его работу и взаимоотношения с местной администрацией. Формально Управление не зависело от губернатора и обязано было лишь сотрудничать с ним. Между тем именно губернатор как «начальник губернии» был в первую очередь ответствен за безопасность и спокойствие в ней. Учитывая это и стремясь не допустить конфронтации между жандармскими и губернскими властями, руководство политического сыска в 1904 г. предписало начальникам ГЖУ согласовывать «свои действия с теми мерами, которые губернатор, как высший представитель административной власти, находит необходимым предпринимать в целях порядка и спокойствия».65
Сосуществование в губернии двух формально независимых друг от друга структур (губернской и жандармской властей), связанных с обеспечением государственной безопасности, по-видимому, отвечало интересам правительства, имевшего благодаря этому возможность, во-первых, сравнивать поступавшую из обоих источников информацию и формировать на этой основе более объективную картину положения дел в губернии, во-вторых, - в определенной степени, контролировать через местные жандармские органы губернаторов и их администрацию. Однако помимо несомненных плюсов подобное положение имело и один существенный недостаток - разобщенность действий, с одной стороны, губернаторов и подчиненной им полиции, с другой - жандармских органов, что в кризисных ситуациях революционных событий играло, безусловно, негативную роль. Наиболее точно, на наш взгляд, описанное положение на местах охарактеризовал в своей «Записке для памяти» начальник Особого отдела ДП Л.А. Ратаев. С одной стороны, считал ощ в губернии есть губернатор, наделенный властью, но «мало осведомленный о смысле происходящих на его глазах явлений», с другой - начальник ГЖУ, «более осведомленный», но «лишенный всякой власти и возможности чем-либо в трудный момент помочь делу».66
Взаимоотношения между подчиненной губернатору полицией и жандармерией вполне, на наш взгляд, можно охарактеризовать как «вынужденное сотрудничество»: работа в смежных, а потому нередко взаимопроникающих областях — политические и уголовные преступления — априори порождала чувства конкуренции, взаимного недолюбливания, еще более обострявшихся вследствие значительной разницы в жаловании чинов двух ведомств. Уже изначально положение жандармерии и полиции, как на государственном, так и на местном уровнях не было равновесным: Однозначный приоритет государством, отдавался чинам КЖ как силе, боровшейся с преступлениями против существующего строя, что выражалось и в лучшем финансировании Корпуса, и в более тщательном отборе людей. На этом фоне полиция, боровшаяся с преступлениями против общества, выглядела несколько ущемлено, что; разумеется, не могло не раздражать ее представителей.
Однако, как бы то ни было, эффективно бороться в одиночку с преступностью ни полиция, ни жандармерия. на рубеже XIX-XX вв. не могли. Необходимость сотрудничества двух силовых структур обусловливалась, как минимум, следующими обстоятельствами: их малочисленностью (ни полиция, ни жандармерия не могли похвастать «достаточностью» своих чинов); V взаимопроникновением элементов политических и уголовных преступлений прежде всего в революционном движении, что стало особенно характерным к началу XX в.; S необходимостью обмена информацией, относящейся к сфере-интересов друг друга. Взаимодействие жандармерии и полиции шло по довольно широкому спектру вопросов, причем первая сторона выступала, преимущественно, в роли «распорядителя», вторая - «исполнителя». Самой обременительной обязанностью полицейского ведомства в рамках сотрудничества двух структур следует признать осуществление на территории губернии так называемого полицейского надзора (гласного, негласного и особого). Передача наблюдательных полномочий именно полиции объяснялась тем обстоятельством, что чины, этого ведомства были рассредоточены по всей территории губернии, в то время как жандармские пункты имелись лишь в некоторых уездах. Чиньь правопорядка обязаны были уведомлять ТГЖУ обо всех перемещениях поднадзорных, случаях выдачи проходных свидетельств, следить за поведением, образом жизни этих лиц и т.д.
Однако подобная дополнительная к повседневным, собственно полицейским обязанностям, нагрузка, при сохранении жалования- на. прежнем уровне, мало способствовала, поднятию служебного- рвения, чинов правопорядка, что выражалось в формальном отношении последних к делу наблюдения за поднадзорными. Начальник ТГЖУ Н.А. Малинин в 1901 г. писал по этому поводу, что хотя гласный надзор и дает полиции широкие полномочия, однако на практике он часто является фикцией: «никогда никто из чинов5 полиции не зайдет к глас-ноподнадзорному, и только слегка следят, не уехал ли он куда без разреше-ния». В представлявшихся по итогам наблюдения за каждое полугодие главами полиции начальнику ТГЖУ списках поднадзорных во вверенных им районах с отметками о поведении, деятельности каждого из них, доминировала характеристика: «в действиях поднадзорного ничего предосудительного замечено не было» - что уже является показательным. Но, пожалуй, самый яркий пример формального отношения,полиции к делу надзора приводит в своих воспоминаниях В.Д. Новицкий, в период с 1874 по 1878-гг. бывший начальником ТГЖУ. Он пишет, что в полученном им однажды от кирсановского уездного исправника спискео поднадзорных поляках напротив одного в первой графе излагалась аттестация и поведение поднадзорного, а напротив, во второй, отмечалось, что это лицо умерло несколько лет назад. Другой приведенный В.Д. Новицким пример свидетельствует, что в ряде случаев — при значительных финансовых вливаниях - то или иное поднадзорное лицо переставало числиться таковым по ведшимся в полицейских управлениях шнуровым книгам, вследствие чего и жандармерия ничего не знала о них. Приговоренный к высылке на поселение «наследник» огромного состояния лидера секты скопцов Платицына моршан-ский купец Зелипупин после ареста его по распоряжению В.Д. Новицкого на допросе откровенно показал, что укрывательство от административной высылки стоило ему ежегодно больших денег, т.к. в «нужное время он осаждался и уездной, и городской полицией, и чиновниками, и частными лицами, знавшими его...» После осмотра в тамбовском городском полицейском управлении поднадзорных книг В.Д. Новицкий пришел к выводу, что за несколько лет фамилия Зелипупина была оттуда просто-напросто вытравлена.69
Все контакты жандармов с гласно- и особоподнадзорными (как-то: объявление последовавших постановлений, вызов в ТГЖУ, в том числе и свидетелей по их делам) осуществлялись не напрямую, а через руководство местных полицейских управлений. В свою очередь, ТГЖУ регулярно снабжало губернатора списками лиц, состоящих под негласным и особым надзором в губернии, с указанием их местожительства, за что и по чьему распоряжению надзор был установлен. Указанная практика не применялась в отношении гласноподнад-зорных, т.к. губернатор лично подписывал распоряжения об отдаче под надзор и информировал Управление об этих лицах. Вся отчетность по ним велась в полицейских управлениях.
Другой, не менее обременительной обязанностью, правоохранительных органов являлось содействие чинам КЖ в деле розыска и задержания лиц, скрывшихся от преследования властей за совершенные государственные преступления. Но, как и в предыдущем случае, действительное «содействие» оказывалось редкостью. На деле, полицейские власти ограничивались простой перепечаткой розыскных циркуляров ДП. Алфавиты разыскиваемых лиц нередко велись крайне небрежно или не имелись вовсе. Департаментом полиции были зафиксированы случаи, когда розыскные дела сдавались в архив полицейских учреждений, несмотря на то, что упоминавшиеся в них лица еще не были задержаны. Начальник ТГЖУ B.C. Устинов вспоминал, как при личной беседе с одним из глав местной полиции последний выразил свое «неудовольствие» по поводу присылки жандармским органом фотографий разыскиваемых лиц, т.к. на них приходилось заводить при управлении «особое хранилище».71
Помимо осуществления на территории губернии надзора полиция активно привлекалась к негласному сбору сведений об интересовавших Управление лицах. Судя по сохранившимся документам, главным способом получения этой информации был опрос «благонадежных» соседей, прислуги и т.п. Этим дело, как правило, и ограничивалось.
Наблюдательная деятельность
Это направление работы политической полиции являлось изначальным, ради которого, во многом, и была в свое время создана такая структура, как Корпус жандармов. Однако с развитием системы госбезопасности функция наблюдения постепенно отошла на второй план, уступив место следственно-розыскной деятельности. Командир КЖ генерал-лейтенант П. Курлов в 1910 г. высказывался более категорично, указывая, что наблюдательная работа все больше «отходит в область преданий». Хотя формально с 1880 г. КЖ должен был утрачивать значение наблюдательного правительственного органа, поскольку с завершением судебной и административной реформ надзор за соблюдением законов вменялся в обязанность прокурорскому надзору, по существу ГЖУ продолжали осуществлять негласное наблюдение, в том числе за деятельностью местной администрации, не исключая и высшие ее эшелоны;
Наблюдательная деятельность в Тамбовской губернии основывалась на 2-х «китах»:
- личном наблюдении офицеров, нижних чинов и их докладами по различным направлениям общественной жизни и
- знакомством с благонадежными и «нужными» лицами в разных слоях местного общества.211
В конце года собранный жандармами материал обобщался и в виде политических обзоров губерний отсылался в III Отделение. До 1881 г. какой-либо строгой формы для этого вида отчетности не существовало, поэтому обзоры составлялись произвольно, что, безусловно, отрицательно сказывалось на их полноте, т.к. различные стороны жизни губернии оказывались освещенными не в одинаковой степени. Первоначально обзоры представлялись 2 раза в год (в январе и июле), однако практика показала, что столь частое их составление из-лишне, т.к. в них, «по необходимости, повторяется одно и то же». В 1877 г. шеф жандармов признал целесообразным установить однократное их представление в январе месяце (с 1887 г. - не позднее 15 марта). В 1881 г. уже новым органом политического сыска - ДП были предприняты шаги по структурной унификации этого вида отчетности, однако составленная в Департаменте вопросная анкета, как позже выяснилось, являлась «слишком обширной» и обременяла жандармов сбором сведений, не относящихся» к пределам их прямой компетенции. Сам Департамент между тем имел возможность получать недостающие сведения-из других источников. Поэтому в 1887 г. начальникам ГЖУ было предложено помещать.в. обзоры только данные, полученные непосредственно чинами управлений по следующим наиболее существенным направлениям жизни губернии:
1. общее настроение населения, случаи волнений или конфликтов между отдельными слоям общества;
2. факты злоупотреблений со стороны местных городских, земских и крестьянских учреждений с указанием конкретных виновников;
3. проявления антиправительственной пропаганды или «предосудительного поведения» среди расположенных на территории губернии войск, особенно в офицерском составе;
4. результаты наблюдениям учебными заведениями: настроения учащихся (прежде всего средних и высших учебных заведений), преподавательского состава (особенно народных школ) с указанием фамилий лиц, обративших на себя внимание;
5. случаи волнений среди крестьян, рабочих с обозначением наиболее активных лиц. Желательно также было отмечать причины этих беспорядков; степень их серьезности и вероятность повторения;
6. сведения, о проходивших в губернии публичных лекциях и чтениях, их тематика;
7. выявленные случаи «вредного влияния» местных печатных органов, распространения в обществе запрещенных изданий; результаты наблюдения- за общественными библиотеками и читальнями с указанием лиц из числа заведующих этими учреждениями, которые вызвали сомнение в благонадежности;
8. имеющиеся у жандармских властей данные о лицах, вне зависимости от сословия или класса, замеченных в политической неблагонадежности.214
Помимо вышеперечисленных сведений начальникам управлений разрешалось дополнять обзоры и фактами, с их точки зрения заслуживавшими внимания, хотя бы они и не подходили ни под один из указанных пунктов: Допускалось также в качестве приложения отсылать и политические обзоры помощников, если они представляли собой самостоятельный интерес.215
В разное время обзоры адресовались то командиру КЖ, то шефу жандармов. Практика их составления просуществовала довольно длительное время: с 1875 по 1913 гг., когда приказом по КЖ от 13 июля за № 404 их представление было отменено.216 В завершение рассмотрения этого вида- жандармской документации укажем на главную его особенность - информативность, раскрывающую различные аспекты жизни губернии, что вкупе с губернаторскими отчетами позволяет реконструировать в какой-то мере объективную картину положения дел на местах, однако в силу ряда исторических обстоятельств этот источник дохих порслабо введен в научный оборот.
Помимо обобщающих за год сведений по губернии начальники ГЖУ с 1901 по 1915 гг. представляли в ДП и ежемесячные обзоры (в конце каждого отчетного месяца), в которых сообщали о продовольственном положении в губернии, размерах выданных (с разбивкой по уездам) губернским присутствием ссуд на продовольствие и осеменение, а также имевших место пожарах, болезнях, неурожаях, падеже скота и т.п. Целью этих сообщений было помочь правительству ориентироваться, в ситуации на местах. Кроме того, сразу по получении сведений о каждом таком факте местные жандармские органы немедленно сообщали в соответствующие инстанции, в зависимости от тематики происшествия — шефу жандармов, ДП, командиру или штабу КЖ. Описанная ситуация между тем на практике нередко приводила к путанице: какому учреждению или должностному лицу и о чем надлежало сообщать, — еще более усугублявшейся вследствие неоднократных изменений порядка отчетности. Суммируя эти изменения, можно, в целом, выделить следующую тематику донесений:
шефу жандармов (он же - министр внутренних дел) и командиру КЖ (он же - товарищ министра) отсылались ежегодные политические обзоры губерний, сообщалось обо всех выдающихся событиях, чрезвычайных происшествиях, имевших важное государственное и общественное значение;
в ДП сообщалось о волнениях, сведения по розыскной и наблюдательной деятельности;
в штаб КЖ шли донесения по строевой, инспекторской, хозяйственной и военносудной частям.219
В разные периоды спектр донесений в те или иные инстанции мог существенно разниться, нередко копии с сообщений об одном и том же событии должны были отсылаться нескольким адресатам, что только увеличивало переписку. Между тем подобная многоступенчатая система донесений не застраховывала от сбоев: руководство ДП и КЖ неоднократно жаловалось, что сообщения о чрезвычайных происшествиях поступают с большим опозданием или же не поступают вовсе, в результате чего о них становится известным совершенно случайно, из газет или по сообщениям других ведомств.
Надо заметить, что специфика наблюдательной деятельности, а также практика руководства подчиненными подразделениями на рубеже XIX-XX вв. не позволяла жандармам «отсиживаться» в «кабинетах». Причины — не только в ином правовом поле, но и ином ритме работы, укладе жизни, уровне технической оснащенности (масштабно не был, к примеру, распространен телефон).
Экстренные донесения всегда первоначально сообщались по телеграфу, при необходимости — шифром. Под-юбности происшествия затем представлялись почтой.
Поэтому главным способом осуществления контроля над подведомственной территорией и источником получения сведений по наблюдательной части был ее объезд. Начальник Управления обязан был объезжать губернию 2 раза в год, помощники - 1 раз в два месяца подведомственные уезды. Нижние чины осматривали свои участки в сроки, определенные начальником ТГЖУ, а с учетом того, что унтер-офицерам приходилось разъезжать и по отдельным поручениям своего руководства, в год могло «набегать» до нескольких сот таких поездок (см. п. 10 приложения № 7). Все объезды производились лично, посылать вместо себя доверенных лиц запрещалось. Разница в поездках нижних чинов и руководящего состава заключалась в том, что унтер-офицеры только осматривали свои участки, начальник же Управления и помощники в дополнение к этому еще и инспектировали подчиненные им жандармские пункты. Поэтому с наблюдательной точки зрения наиболее «плодотворными» были поездки нижних чинов, о результатах которых - случаи пожаров, факты самовольных порубок леса, мошенничества, краж, беспорядков и т.п. - в письменной форме сообщалось непосредственному руководству: помощнику или начальнику Управления. Из-за своей малочисленности и принадлежности к «властям» унтер-офицеры в рамках подведомственной территории были личностями известными. Поэтому успех как наблюдательной, так и розыскной деятельности нередко основывался на авторитете жандармов среди местного населения. Примером могут служить унтер-офицеры, несшие в 1900 г. службу на липецком пункте, пользовавшиеся, по словам помощника начальника Управления в этом регионе, таким доверием, в частности, крестьян с. Романово Липецкого уезда, что последние «при всяких наездах» жандармов обращались к ним «за всякими справками».221
Внутренняя агентура
Вопрос о деятельности секретных сотрудников охранки является одним из наиболее интересных и востребованных широкой аудиторией, что не лишено вполне объективных оснований. Человеческая психика устроена так, что именно скрытое, секретное и вызывает наибольший интерес, создавая побудительный мотив к разгадыванию тайны. Однако не только, и даже не столько гриф секретности затрудняет работу современного исследователя — документы этого периода уже рассекречены. Проблема кроется в том, что о деятельности внутренних агентов никогда не велась сколько-нибудь регулярная отчетность. Лишь сопоставляя информацию из разных источников, можно, с большей или меньшей долей вероятности, выявить такие параметры, как численность секретной агентуры конкретного розыскного органа (в нашем случае Тамбовского ГЖУ), ее социальный состав, направления и эффективность работы.
Секретными сотрудниками, или агентами внутреннего наблюдения, в жандармской практике именовались лица, состоявшие «членами преступных сообществ», дававшие информацию о своих организациях за плату.354 Последняя варьировалась в обширных пределах: от 5 руб. в месяц у незначительных агентов до 500 руб. у крупных партийных деятелей, таких как Е. Азеф, Р. Малиновский.
Организация внутреннего освещения революционных партий основывалась на принципе «перекрестной агентуры», т.е. возможности проверки информации, полученной от одного секретного сотрудника, сведениями от других агентов в этой же организации, не подозревавшими о существовании друг друга. Особенно это касалось сотрудников-новичков, которых проверяли еще и с помощью наружного наблюдения. Эти меры позволяли выявлять агентов, поставлявших недостоверную информацию.
Как это ни покажется странным, но общепринятой классификации секретной агентуры не существует. Причина кроется в том, что даже в циркулярах ДП не выдерживалась постоянная терминология. Не удивительно, что и на местах в этом вопросе существовала некоторая путаница: чины охранных отделений и жандармских управлений нередко называли секретными агентами и секретных сотрудников, и вспомогательных агентов, не видя между ними особой разницы. Наиболее полную классификацию секретной агентуры дала в своем исследова-ний М.С. Чудакова. Однако мы в данной работе будем придерживаться той, которая фигурировала в «Инструкции по организации и ведению внутренней агентуры» (утверждена министром внутренних дел П.А. Столыпиным в февра-ле 1907 г. ) как максимально упрощенной и использовавшейся в терминологии органов политического сыска начала XX в. Согласно этому документу, агенты внутреннего наблюдения делились на три категории: 1) штучников, 2) вспомогательных агентов и 3) собственно секретных сотрудников. Штучниками именовались лица, случайно узнавшие какие-либо интересовавшие жандармерию сведения и сообщившие их за определенную, как правило, небольшую плату. Вспомогательный агент являлся систематическим информатором, получавшим регулярное денежное вознаграждение за поставляемые сведения. От секретного сотрудника он отличался тем, что не состоял ни в одной из подпольных организаций и пользовался лишь косвенными сведениями. Своеобразной элитой политического сыска и наиболее ценными информаторами считались секретные сотрудники, непосредственно состоявшие в антиправительственных организациях и общавшиеся с революционерами напрямую.357 За свою работу они получали регулярное жалование, средний размер которого в ТГЖУ составлял 2(МЮ руб. Для сравнения, жалование жандармского унтер-офицера колебалось, в зависимости от оклада, от 15 до 25 руб. в месяц. По результатам работы сотрудникам могла выплачиваться премия в размере 5-20 руб.
Официальный статус секретного агента был очень шатким. Ему выплачивалось жалование, но он не состоял на жандармской службе, следовательно, ДГТ не нес ответственность за его материальное обеспечение в случае провала. Однако способный осведомитель мог перейти в ряды жандармских чинов и добиться высокого положения, хотя это было большой редкостью. Такой путь проделали, например, С.Г. Зубатов и П.И. Рачковский.
В большинстве случаев люди смотрели на работу секретного сотрудника как на способ заработать деньги, причем нередко не гнушались ничем, чтобы этот заработок приобрести. Именно это обстоятельство серьезным образом сказывалось на качестве вербуемой агентуры. Сетования же, к примеру, заведующего розыском при ТГЖУ ротмистра Дурново, как и многих других представителей политического сыска империи начала XX в., что «вообще в настоящее время добыть хоть сколько-нибудь порядочного сотрудника представляется за труднительным», - являлись лишь констатацией факта, что порядочность и предательство несовместимы в человеке, если только он не служит определенной идее. Таких, «идейных», сотрудников, преданных правительству и сознательно боровшихся с революционерами, в истории отечественных спецслужб рубежа веков насчитывалось немного, но именно они-то и являлись самыми-ценными агентами. Наибольшую известность приобрела сотрудница Московского охранного отделения З.Ф: Гернгросс-Жученко. В ТГЖУ к подобной категории «идейных» сотрудников относилась М.Н. Алексеева, дочь надворного советника, проходившая в Управлении под кличкой «Приезжая» (данные о ней см. в приложении № 27 п. 1)
В целом же руководство ДП отнюдь не обольщалось относительно того обстоятельства, какого рода люди обращаются с предложениями сотрудничества. В отношении же тех агентов, которые проявили себя исключительно с отрицательной стороны (занимались сбором слухов или сами выдумывали их, выдавая за достоверную информацию), составлялся особый список, рассылавшийся затем во все жандармские учреждения империи с воспрещением пользоваться услугами указанных лиц в случае, если те обратятся с предложением таковых. Из тамбовских агентов с подобной отрицательной стороны зарекомендовали себя Данилин и Портновский (см. п. 12, 17 приложения № 27). Аналогичную характеристику заслужил себе и некто К.Ф. Семенов («Ростовцев»). Разъезжая по городам России в качестве гастролера, он неоднократно предлагал свои услуги и тамбовским жандармам, выдавая себя за агента ни более, ни менее как Московского охранного отделения. Запросив московскую охранку о личности Ростовцева и получив неблагоприятный отзыв, ТГЖУ не спешило принимать его на службу, установив ему некий «испытательный срок». И, как показала практика, вполне оправданно - Ростовцев ни разу не дал «ни одного более или менее заслуживающего внимания сведения .., а только занимался лишь сплетнями».360 Поскольку на службе в ТГЖУ он не числился, данные о нем в таблицу не вошли.
Несмотря на значительный опыт, накопленный жандармами по вербовке секретных сотрудников, и наличие разработанных методик, их приобретение представляло одну из самых серьезных проблем. Согласно «Инструкции ...», в число «перспективных» для заагентуривания лиц входили: партийные деятели, «подозревавшиеся или уже привлекавшиеся к политическим делам, слабохарактерные революционеры, разочарованные или обиженные партией, нуждавшиеся материально, бежавшие из мест высылки, а также и предназначенные в ссылку».361 Заметим, что вербовка была основным, но далеко не единственным способом приобретения сотрудников. Практически все вышестоящие начальники ЖУ, охранных отделений, вплоть до руководства ДП, не только постоянно требовали информацию от подчиненных, но и переманивали у них наиболее ценных агентов, ссылаясь на то, что на местном уровне полноценное руководство их деятельностью невозможно. А поскольку оценка службы жандармских офицеров во многом зависела от наличия и качества завербованных ими осведомителей, полноты и достоверности поставляемой ими информации, это обстоятельство служило дополнительным мотивом скрывать имена и личности своих агентов, как от подчиненных, так и от вышестоящего начальства.
На наш взгляд, серьезным препятствием в деле приобретения жандармскими офицерами секретных сотрудников являлась своеобразная моральная «брезгливость» первых по отношению к последним. И это неудивительно: ведь жандармский офицер — это прежде всего офицер (по воспитанию), а уже потом - жандарм. И, как офицер, он, согласно законам офицерской чести, не мог спокойно и тем более с пониманием относиться к людям, сознательно шедшим на предательство своих товарищей по партии. В армейской среде, к примеру, офицер, заподозренный в доносительстве или в связях с доносчиком, изгонялся из полка. Отсюда и нежелание, особенно на первых порах становления системы внутреннего наблюдения за революционными организациями, большинства офицеров КЖ иметь какие-либо отношения и связи с людьми, предлагавшими; услуги сотрудничества. Для них революционеры представлялись неким подобием нечистой силы, любые «неформальные» отношения с которыми казались и греховными и опасными.362
Рекрутирование кадров
Эффективное и четкое функционирование любого учреждения напрямую зависит от правильного подбора, расстановки и обучения кадров. Отбор кандидатов в Корпус жандармов регламентировался целым рядом правил: «Положением о Корпусе жандармов» (1867 г.), «Правилами для определения в Корпус жандармов вновь поступающих лиц» (1871 г., 1903 г.), «Положением о приеме офицеров в Отдельный Корпус жандармов» (1913 г.). Попасть в Корпус было непросто. Офицерский состав пополнялся из числа армейских офицеров всех родов оружия в чине не выше капитана или ротмистра, выслуживших в войсках не менее 3-х лет. В силу национальной окраски революционного движения для поступающих на службу имелись и некоторые национально-религиозные ограничения. Не допускались евреи (даже крещеные), поляки, а также католики и женатые на католичках. Указанные лица не могли работать даже филерами. Еще одним ограничением был факт привлечения к ответственности за преступление или состояние секретным сотрудником. Чтобы стать жандармским офицером, необходимо было иметь потомственное дворянство, окончить военное или юнкерское училище по первому разряду,453 не иметь взысканий, штрафов и долгов. В конце 1913 г. было установлено дополнительное ограничение: возраст кандидата должен был колебаться в пределах 24—33 лет. Это условие мотивировалось тем обстоятельством, что офицер моложе 24 лет еще не имеет «установившегося характера» и, не умея часто разобраться в своей личной жизни,-тем более не может ориентироваться «в сложных вопросах, выдвигаемых политической жизнью».454
Офицер, пожелавший вступить в Корпус, подавал через непосредственное воинское начальство письменное ходатайство для представления в штаб КЖ. Одновременно с ходатайством в штаб направлялся и послужной список с характеристикой на кандидата. В последней указывались не только деловые, но и нравственные качества офицера, его репутация у начальства и товарищей, образование и прочее. Дополнительная информация о претенденте собиралась и по другому каналу - через ГЖУ по месту жительства и службы. В случае положительных результатов офицер приглашался в штаб для предварительного собеседования, выдержав которое заносился в кандидатский список. Испытания заключались в написании работы по заданной тематике (со временем они стали более специализированными - по истории, литературе или юриспруденции). При собеседовании также обращалось внимание на общее развитие кандидата, его способности, знакомство с языками. После 1912 г. круг вопросов, затрагивавшихся на собеседовании, значительно расширился: от офицеров стали требовать знание государственного, уголовного, полицейского, финансового и международного права, русской истории, истории Великой Французской революции, новейшей истории Западной Европы, географии Российской империи, политэкономии.455 Жандармский подполковник А. Поляков вспоминал, что ходили слухи, будто на вступительном экзамене могли задаваться и такие вопросы:
— «Вы курите?
— Курю.
— Сколько спичек помещается в коробке? или
— В винт играете?
— Играю.
— Что написано на тузе бубен?»
Если офицер не знал ответы на эти вопросы, ему говорили: «У Вас нет наблюдательности», и его проваливали».456
Состоять в кандидатском списке можно было несколько лет. По мере освобождения вакансий успешно прошедшие предварительные испытания прикомандировывались к штабу Корпуса, где им предстояло обучение на курсах, длившихся, в разное время, 3-6 месяцев, которые проводились в Санкт-Петербурге в помещении штаба Корпуса у Цепного моста. Посещение занятий было обязательным. Программа курсов рассчитывалась таким образом, чтобы количество учебных часов было не менее 100. О серьезном отношении руководства КЖ и ДП к подготовке личного состава свидетельствует хотя бы тот факт, что список преподавателей и программа курсов согласовывались и утверждались на уровне товарища министра внутренних дел (командира КЖ). В начале XX в. программа курсов включала в себя следующие дисциплины: 1) устройство КЖ, права и обязанности его чинов в строевом, инспекторском, хозяйственном и военно-судном отношениях, 2) права и обязанности по производству дознаний, правила ведения служебной переписки, 3) специальные права и обязанности чинов ЖПУ ж/д. На устройство Корпуса отводилось 4 ч., столько же на производство дознаний. Службе в железнодорожной жандармерии посвящалось 6 ч., революционному движению и розыску - по 8 ч. Уголовное судопроизводство считалось второстепенным предметом. Позднее был введен курс регистрации преступников (антропометрия, дактилоскопия), системы шифров, использовавшихся в практике органов политической полиции и революционеров, фотографическое и - после 1913 г. — телеграфное дело. Много времени отводилось на теорию розыскной деятельности, историю революционного движения, на изучение форм и методов работы подпольных организаций, особенно террористического толка. При этом изучались такие понятия, как «социализм», «коммунизм», «аграрный социализм», «анархизм» и др. Слушатели получали представление о некоторых крупных деятелях революционного движения (Герцене, Чернышевском, Бакунине), различиях тактик социал-демократов и эсеров, изучалась партийная литература (Манифест коммунистической партии, статьи из «Искры» и проч.), а также сами уголовные дела.457 Жандармский генерал Спиридович вспоминал, что на курсах им как-то было выдано для ознакомления с порядком производства дознаний несколько томов дела о покушении на Александра III но без каких-либо дополнительных разъяснений к нему.458 Несмотря, однако, на несомненные достоинства, подготовительные курсы имели один существенный недостаток - отсутствие дисциплин по оперативно-розыскной деятельности, причина чего, возможно кроется не только в сжатости сроков обучения, но и в соображениях конспирации этих самых методов от «новичков».
В разное время на курсах преподавали: государственное право и русское государственное право - Беклемишев; уголовное законодательство — вице-директор ДП Виссарионов и Харламов; железнодорожную службу и вопросы, связанные с деятельностью ЖПУ ж/д, — Тимофеев; теорию розыска читали генерал-майор Герасимов и полковник Еремин; производство дознаний - Савицкий; устройство Корпуса - Яворский; антропометрию — Лебедев; шифры и секретную переписку — Зыбин; историю революционного движения преподавали Спиридович, Рожанов, «жандармы-историки», как их впоследствии стали именовать в литературе.459
По окончании курсов кандидаты сдавали экзамен, от результатов которого;, как и при выпуске из военных училищ, зависело назначение на ту или иную вакантную должность. Экзамены проводились по 12-балльной системе. Ответ, оцененный ниже 6 баллов, считался неудовлетворительным. Офицеры, успешно окончившие курсы, могли претендовать на должность адъютантов ЖУ. Официальное зачисление в КЖ производилось только приказом императора. После получения назначения офицер сразу отправлялся к месту новой службы. При вступлении в должность начинался следующий этап — практическое обучение. За офицером обычно закреплялся опытный наставник, обучавший его основам оперативной работы. Добавим и такие источники обучения, как участие в региональных и общероссийских совещаниях сотрудников ГЖУ, ЖПУ ж/д, охранных отделений, где присутствовали и представители ДП, КЖ, а также обязательную самостоятельную подготовку - изучение приказов, циркуляров, программ политических партий и т.п.,
Однако, несмотря на это, полученных знаний было все же недостаточно. Курсы давали только общетеоретическую подготовку, сами преподаватели жаловались, что из-за ограниченности времени предмет приходилось преподносить в сжатой форме. Между тем последнюю точку зрения разделяют не все современные исследователи. В.М. Горяинов, к примеру, пишет, что по сравнению со сроками обучения в военных и гражданских учебных заведениях того времени, курсы при штабе КЖ можно считать вполне длительными.460 На наш взгляд, проблему нужно рассматривать шире — не в продолжительности курсов, а в систематичности обучения. Последнее как раз и отсутствовало: в начале XX в. в этом направлении делались только первые шаги. Между тем потребность в курсах повышения квалификации назрела давно - дифференциация, усложнение революционного движения в империи требовало подготовленных к борьбе с ним кадров. Какой может быть эффективность сыска, если офицер с трудом отличает социал-демократов от эсеров или путает «Бунд» с бунтом?! Понимало это и правительство, разработав в октябре 1912 г. «Положение о повторных курсах», целью которых было повышение познаний в области розыска офицеров Корпуса, предназначенных к службе в розыскных учреждениях в должностях помощников начальников ГЖУ и УЖУ. Курсы были рассчитаны на 2-3 месяца и проходили при ДП. В первую очередь на них приглашались те офицеры, которые показали лучшие результаты на экзаменах на курсах при штабе КЖ по розыску и истории революционного движения. На повторных курсах предполагалось углубить знания по этим предметам. Особое внимание уделялось революции 1905-07 гг., подробно изучались социал-демократы и эсеры (состав, программа, устав, издания, заграничные и местные партийные организации и т.п.). Серьезное внимание уделялось национальным партиям.461 Однако и эти курсы не могли стать «спасительной панацеей» при отсутствии целостной системы повышения профессиональной квалификации.
