Содержание к диссертации
Введение
Глава I Обоснование закономерностей исследования личности героев художественного произведения в единстве психолингвистического, психологического, литературоведческого и лингвистического аспектов 25
Раздел 1 Основы психолингвистики 25
1 Предмет психолингвистики 25
2 Психолингвистика и языкознание 28
Раздел 2 История возникновения и развития психолингвистики 30
1 Теоретические источники психолингвистики 30
2 Возникновение психолингвистики. Психолингвистика первого поколения 32
3 Психолингвистика второго поколения: Н. Хомский и Дж. Миллер 35
4 Психолингвистика третьего поколения 40
Раздел 3 Основные закономерности исследования литературоведческого аспекта художественного произведения 50
Раздел 4 Основные психологические аспекты вербальной характеристики личности в художественном произведении 66
Раздел 5 Основные психолингвистические аспекты исследования языковой личности и языковой картины мира героя художественного произведения 75
Выводы из Главы I 83
Глава II Концептуальная структура социально-конструктивной языковой личности и языковой картины мира героя художественной литературы 87
Раздел 1 Катартическии концепт языковой личности героя художественного произведения 87
Раздел 2 Общая характеристика концептосферы личности и языковой картины мира героя художественного произведения 92
Раздел 3 Психогенетический концепт в структуре личности героя художественного произведения 95
Раздел 4 Анализ концептуальных личностных подструктур героев художественного произведения во взаимосвязи и развитии 111
Раздел 5 Влияние эпохи, макро- и микросоциума на развитие концепта характерологических акцентуаций как ведущего компонента личностной концептосферы и языковой картины мира героя художественного произведения 115
Раздел 6 Изменение концептов личностных подструктур и языковой картины мира героя художественного произведения вследствие изменения когнитивного концепта профессии 121
Раздел 7 Механизмы взаимосвязи религиозного концепта героя художественного произведения с когнитивным концептом профессии, экзистенциальным и личностными концептами 124
Раздел 8 Вербально-семантический концепт героев художественного произведения 131
Выводы из Главы II 149
Глава III Концептуальная структура социально-деструктивной языковой личности и картины мира героя художественного произведения 153
Раздел 1 Общая характеристика концептосферы социально-деструктивной языковой личности героя художественного произведения 153
Раздел 2 Особенности раскрытия психотического концепта социально-деструктивной личности в художественной литературе 157
Раздел 3 Особенности раскрытия взаимосвязи психогенетического, экзистенциального, катартического и эстетического концептов, а также концептов личностных подструктур героев художественных произведений и писателей, страдающих душевными заболеваниями 162
Выводы из Главы III 173
Глава IV Лингвополитическая концептосфера, личностные концепты и языковая картина мира героев художественной литературы в процессе взаимодействия с макросоциумом 175
Раздел 1 Классический психоанализ о влиянии войны на концептосферу личности и её языковую картину мира 175
Раздел 2 Основные концепты военной лингвополитической концептосферы в художественной литературе 179
Раздел 3 Влияние войны на картину мира, личностную, экзистенциальную и когнитивную концептосферу героев художественной литературы 184
Раздел 4 Основные концепты лингвополитической концептосферы мирного времени и их влияние на личностные концепты и языковую картину мира героев художественной литературы при взаимодействии с макросоциумом 189
Выводы из Главы IV 203
Глава V Психолингвистические и лингвистические основы вербальной характеристики героя художественной литературы . 205
Раздел 1. Общий анализ концептуально-семантических аспектов вербальной характеристики героя художественной литературы 205
Раздел 2. Проблема «психологического литературоведения» в современной психолингвистике 207
Раздел 3 Оппозитивный характер взаимоотношений конституентов концептуальных семантических макрополей личности и языковой картины мира героев художественного произведения 211
Раздел 4 Концептуальное семантическое микрополе рядоположных подструктур личности 216
Раздел 5 Концептуальное семантическое микрополе сквозных подструктур личности 248
Раздел 6. Концептуальное семантическое макрополе языковой картины мира героя и писателя художественного произведения 250
Выводы из Главы V 268
Заключение 270
Библиография 279
I. Научная литература 279
II. Фразеографические и лексикографические источники 306
III. Произведения русской художественной литературы 310
IV. Произведение немецкой литературы 311
V. Произведения художественной английской и американской литературы 311
Приложение «Словарь новых терминов, употребленных в диссертации» 319
- Психолингвистика второго поколения: Н. Хомский и Дж. Миллер
- Влияние эпохи, макро- и микросоциума на развитие концепта характерологических акцентуаций как ведущего компонента личностной концептосферы и языковой картины мира героя художественного произведения
- Влияние войны на картину мира, личностную, экзистенциальную и когнитивную концептосферу героев художественной литературы
- Концептуальное семантическое макрополе языковой картины мира героя и писателя художественного произведения
Введение к работе
Художественная литература является важнейшим компонентом культуры, мощным источником личностного роста и развития во все времена и во всех странах. Но, к сожалению, в наших образовательных учреждениях этот источник в большинстве случаев используется слабо и часто безграмотно, без всякой научной основы. Глубоко научное и эффективное использование художественной литературы может стать могучим источником формирования мотивации к инновационному развитию россиян, перед которыми стоят грандиозные задачи. Эти задачи требуют личностного и профессионального роста, коррекции деструктивных и развития конструктивных качеств, поэтому к художественным произведениям обращаются врачи, психологи, психотерапевты, занимающиеся библиотерапией. К книгам люди обращаются как к друзьям с детства и до глубокой старости. «Лечебница души» - было написано на фронтоне библиотеки в древних Фивах. Герои художественной литературы вдохновляют на подвиги, делают жизнь ярче и интереснее, помогают постичь смысл жизни и стремиться к совершенству, как в профессии, так и в личной жизни. Художественная литература – это также мощный источник для тех, кто овладевает иностранным языком. Вербальная характеристика личности – это новый аспект изучения литературного дискурса, литературных образов.
Мы предлагаем глубокое и всестороннее изучение художественного произведения в единстве лингвистического, психолингвистического, психологического и литературоведческого аспектов.
Актуальность проблемы и недостаточная ее разработанность обусловили выбор темы исследования, связанной с выделением самостоятельного раздела психолингвистики, системно и комплексно раскрывающего психолингвистические основы исследования личности героя художественной литературы, его жизненного пути и языковой картины мира.
Ни в отечественной, ни в зарубежной лингвистике и психолингвистике нет специальных монографических работ, посвященных исследованию психолингвистических основ вербальной характеристики личности и языковой картины мира героев художественной литературы, способствующих созданию у читателя целостного системного представления о характеристике личности и языковой картины мира в художественной литературе, что могло бы стать сильным источником для личностного роста.
Общая гипотеза исследования. Анализ художественного произведения должен осуществляться в диалектической взаимосвязи психолингвистического, психологического, лингвистического и литературоведческого аспектов, а также составляющих их концептов, что поможет выявить неповторимость, многогранность и глубину художественного произведения, а также механизмы его воздействия на читателя и писателя.
Основная цель исследования состоит в теоретическом обосновании психолингвистических основ исследования вербальной характеристики личности героев художественной литературы и их языковой картины мира.
Материалом исследования послужила английская, американская и русская художественная литература XVII, XIX и XX веков, объёмом 53710 страниц. Это, в основном, произведения В. Шекспира, Ш. Бронте, С. Шелдона, С. Льюиса, Л.Н. Толстого, Ф.М. Достоевского и других писателей.
Предметом исследования стали личностные концепты литературных героев в их вербальном проявлении как выражение личностной концептосферы и языковой картины мира писателя.
Объектом исследования послужили конкретные литературные образы в их сюжетном развитии и вербальном проявлении.
В работе использована комплексная методика исследования. Основными методами исследования личности героя художественной литературы и его языковой картины мира являются лингвистические методы: контекстологический анализ, компонентный анализ, метод семантического поля, а также психолингвистические методы ассоциаций по сходству и по контрасту, психологический анализ, литературоведческий анализ, структурно-функциональный анализ текста.
Научная новизна исследования состоит в том, что в нём впервые изучаются концептосферы личности и языковой картины мира героев художественных произведений в их вербальном проявлении и писателей, создавших эти произведения. Обосновывается концептосфера личности, которая включает концепты личностных подструктур и их детерминант, а также концептосферу языковой картины мира героя художественного произведения, представленную психогенетическим, экзистенциальным, когнитивным, катартическим, эстетическим концептами.
Впервые герои художественных произведений изучаются композиционно во взаимосвязи концептосфер конструктивной и деструктивной личностей в их взаимодействии с макро - и микросоциумом в процессе сюжетно-образной эволюции в мирное и военное время.
Впервые описаны наиболее частотные концептуальные семантические поля личности героя художественного произведения и его языковой картины мира; исследованы взаимоотношения компонентов концептуальных семантических полей, представленные оппозициями: привативной, градуальной и эквиполентной. Исследовано взаимоотношение между концептом и семой.
Впервые в работе проведён психолингвистический анализ личности и языковой картины мира героя и писателя в их взаимосвязи и диалектическом развитии, как на уровне эпизода, так и сюжетной линии художественного произведения в целом.
Впервые всесторонне исследована взаимосвязь психогенетического концепта (жизненный путь, личностные качества и языковая картина мира) писателя с концептосферой героев художественного произведения.
Теоретическое значение исследования состоит в разработке теоретических и методологических основ исследования личности и языковой картины мира героя художественной литературы в единстве психолингвистического, лингвистического, психологического и литературоведческого аспектов.
Практическая значимость исследования состоит в том, что основные материалы и положения работы позволяют оптимизировать восприятие художественного произведения, что внесет вклад в достижение личностного роста читателей, улучшит их профессиональную деятельность и личную жизнь в целом. Выводы по работе будут способствовать повышению эффективности англоязычного и русскоязычного личностно-ориентированного общения. Исследование концептуальных семантических полей, взаимосвязи семы и концепта, языковых единиц, характеризующих героев, вносит вклад в языкознание и может быть использовано для курсов лекций по лингвистике. Материалы работы могут быть использованы в лекционных курсах по общему языкознанию, психолингвистике, социолингвистике, психологии, литературоведению и педагогике, а также по стилистике английского и русского языков, интерпретации художественного текста.
Задачи исследования.
I. Выявить и проанализировать особенности становления
психолингвистики как научной дисциплины. (Глава I)
II. Вскрыть качественные характеристики личности в психолингвистике и психологии. (Глава I)
III. Проанализировать особенности характеристики героя художественной литературы в литературоведении. (Глава I)
IV. Дать теоретико-методологическое обоснование и детальное описание особенностей характеристики концептосферы конструктивной личности в художественной литературе во взаимосвязи с психогенетическим концептом. (Глава II)
V. Представить описание концептосферы деструктивной личности в художественной литературе в связи с психогенетическим концептом. (Глава III)
VI. Проанализировать взаимодействие героев художественных произведений с макросоциумом в мирное и военное время. (Глава IV)
VII. Проанализировать механизмы воздействия катартического, эстетического и вербально-семантического концептов на личность героя произведения: (Главы II, III, IV)
VIII. Описать особенности концептуальных семантических полей, лежащих в основе вербальной характеристики героя художественного произведения. (Глава V)
Положения, выносимые на защиту.
I. Исследование психолингвистических основ вербальной характеристики личности и языковой картины мира героев художественной литературы должно производиться в единстве психолингвистического, лингвистического, литературоведческого и психологического аспектов.
Психолингвистические основы исследования личности и языковой картины мира героев художественной литературы - это новое научное направление психолингвистики, нацеленное на системное и комплексное исследование раскрытия личностных особенностей, языковой картины мира и жизненного пути героев художественных произведений.
II. Психологический аспект исследования представлен содержанием психических процессов, состояний и свойств личности героев и писателей художественных произведений, которые раскрываются в личностных подструктурах и их детерминантах.
III. Психолингвистический аспект исследования связан с особенностями языковой картины психических процессов, состояний и свойств личности героев и писателей их создавших, а также с особенностями их языковой картины мира и жизненного пути, представленного психолингвистическими концептами: концептами личностных подструктур и их детерминант, концептами языковой картины мира: экзистенциальным концептом (представляющим жизненный путь героя), когнитивным концептом (характеризующим, по мнению героя, его идеальный жизненный путь) и психогенетическим концептом (раскрывающим информацию об авторе художественного произведения).
IV. Лингвистический аспект исследования представлен вербально-семантическим концептом, включающим языковые единицы, использованные для раскрытия личностной концептосферы, концептов языковой картины мира, жизненного пути героя, а также катартического концепта, раскрывающего конфликт художественного произведения.
V. Литературоведческий аспект представлен катартическим и эстетическим концептами, то есть, связан с закономерностями раскрытия особенностей личности, ее жизненного пути, внутреннего мира, причин и следствий конфликтов, человеческих поступков, речевого поведения именно в художественном произведении, нацеленном на удовлетворение потребности в самопознании, личностном росте и самоусовершенствовании. Литературоведческий аспект также связан с особенностями концепта сюжета, литературно-художественными приемами, нацеленными на раскрытие внутреннего мира героя художественного произведения.
VI. При проведении психолингвистического анализа художественного произведения представляется важным раскрывать в системе все личностные подструктуры и их детерминанты, учитывая специфические особенности каждого художественного произведения.
При анализе художественного произведения необходимо на первый план исследования выдвигать концептосферы социально конструктивной и деструктивной личностей героев, представленных в произведении.
VII. Психолингвистический анализ личности героев художественного произведения должен включать в себя исследование психогенетического концепта: анализ экзистенциального, когнитивного и личностного концептов писателя, насколько это детерминирует личностные качества героев произведения.
VIII. Концепты лингвополитической концептосферы макро- и микросоциума в мирное и военное время должны раскрываться в диалектическом развитии и в тесной взаимосвязи с личностной концептосферой героев и концептами их языковой картины мира, а также с экзистенциальным, когнитивным, катартическим, эстетическим и вербально-семантическим концептами.
IX. Вербально–семантический концепт художественного произведения включает концепты личностных подструктур и языковой картины мира, выраженные семами, словами, фразеологическими единицами, пословицами, афоризмами, объединенными в смысловые концептуальные семантические поля.
Апробация материалов диссертации
Результаты исследования послужили теоретической основой для статей, монографий, а также четырехтомного учебного пособия для обучения английскому языку и психолингвистическому анализу англоязычной и русскоязычной художественной литературы студентов переводческого, педагогического и лингвистического факультетов Института лингвистики и межкультурной коммуникации Московского государственного областного университета.
Результаты и теоретические положения диссертационного исследования доложены на следующих заседаниях кафедр, межвузовских конференциях:
1) В 2004-2005 гг. на кафедре психолингвистики и теории
коммуникации ИЛиМК МГОУ;
2) на заседаниях секции иноязычной личностно-ориентированной
фразеосемантики МГОУ в 2000, 2005 годах;
3) на кафедре литературоведения МГОУ 2002-2005 гг.;
4) на кафедре общей и клинической психологии Московского Института медико-социальной реабилитологии в 2004 году;
5) на заседании Международной педагогической академии в 2005 году;
6) на Московской межвузовской конференции 10/Х-12/Х 2005 года;
7) на Московской межвузовской конференции 14-15/III 2007 года;
8) на Московской межвузовской конференции 27-28 сентября 2007 года;
9) на Международной конференции, посвящённой проблемам личностного роста 1 июня 2008 года.
Структура и объем диссертации
Психолингвистика второго поколения: Н. Хомский и Дж. Миллер
Уже в конце 1950-х гг. у осгудовскои психолингвистики появился сильный оппонент. Это был молодой лингвист Ноэм Хомский, дебютировавший в 1955 г. диссертацией о трансформационном анализе, а в 1957 г. выпустивший в гаагском международном издательстве «Mouton» свою первую большую книгу «Синтаксические структуры». Но знаменитым его сделала опубликованная в 1959 году развернутая рецензия на книгу Б., Скиннера «Речевое поведение», где Н. Хомский впервые четко сформулировал свое психолингвистическое кредо. Еще больше укрепило позиции Н. Хомского и группы молодых лингвистов, объявивших себя адептами его теории, и то, что в их ряды встал очень известный психолог, прославившийся к этому времени как автор классического компендиума «Язык и коммуникация» (1951) и безусловно являвшийся самым талантливым и компетентным специалистом Америки - Джордж Эрмитейдж Миллер.
Если Ч. Осгуд строил свою психолингвистическую модель, отталкиваясь от психологии или, в терминах необихевиористов, от «теории поведения» и конкретизировал ее на материале речи и ее восприятия, то Н.Хомскии шел принципиально иным путем — от лингвистики. И в частности, от им же разработанной трансформационной модели.
Почему-то считается, что Н. Хомскому принадлежит идея трансформации. Это не так: трансформационный подход был впервые предложен его учителем - крупнейшим американским лингвистом Зелигом Харрисом. Заслуга же Н. Хомского в том, что он реализовал этот подход в виде целостной модели описания языка — порождающей грамматики. Причем «порождает» она всего лишь текст. В этой грамматике существуют особого рода правила или операции (трансформационные), прилагаемые к синтаксической конструкции предложения как единому целому. Так, Хомский выделяет группу простейших синтаксических структур, называемых им ядерными. Это еще лингвистика. Кстати, первоначально Н. Хомский и не имел в виду переносить свою модель в психолингвистику: еще в 1961 году он считал «ошибочным» убеждение, что порождающая грамматика, как таковая, есть модель для говорящего или соотнесена с ней каким-то строго определенным образом. Первую попытку внедриться в психолингвистику Хомский сделал в известной книге «Аспекты теории синтаксиса» [Хомский 1965], где вводится понятие глубинной структуры, определяющей семантическую интерпретацию синтаксической конструкции предложения и соответствующей «ядерной конструкции» первого варианта его теории. По Хомскому, последовательность порождения предложения такова. «База» (базовые грамматические отношения) порождает глубинные структуры. Глубинная структура подается в семантический компонент и получает семантическую интерпретацию; при помощи трансформационных правил, она преобразуется в поверхностную структуру, которой далее дается фонетическая интерпретация при помощи правил фонологического компонента. [Леонтьев 2003].
Пожалуй, стоит обратить внимание только на три момента в дальнейшем развитии взглядов Н. Хомского. Во-первых, он стал «встраивать» в структуру своей модели не только грамматические, семантические и фонетические (фонологические), но и так называемые прагматические правила — правила употребления языка. Во-вторых, он развил идею, которую можно найти уже в ранних его работах - идею о принципиальном различии модели linguistic competence («языковой способности») и модели linguistic performance («языковой активности»). Первая есть потенциальное знание языка, и оно-то, по Хомскому, как раз и описывается порождающей моделью. Вторая - это процессы, происходящие при применении языковой способности в реальной речевой деятельности. Первая - предмет лингвистики; вторая - предмет психологии. Первая определяет вторую и первична по отношению к ней. Ясно, что психолингвистическая концепция Хомского представляет собой как бы проекцию лингвистической модели в психику. В подавляющем большинстве исследований школы Хомского—Миллера речь идет не случайно именно об анализе и количественной оценке «психологической реальности» тех или иных компонентов языковой структуры или правил перехода от нее к каким-то иным структурам, обычно априорно объявляемым психологическими (или когнитивными).
Основная идея - положить в основу модели операции трансформации - как уже сказано, принадлежит 3. Харрису. [Леонтьев 2003] Н. Хомский лишь последовательно провел ее и придал ей «товарный вид». Динамичность модели Н. Хомского весьма ограничена: операция в его представлении - это переход от одного статического состояния системы к другому статическому состоянию. А ее системность во многом фиктивна - во всяком случае, довольно успешно описывая английский язык и речь на этом языке, как лингвистическая, так и основанная на ней психолингвистическая модель Н. Хомского оказалась мало приемлемой для языков другой структуры, даже для русского.
Итак, важнейшее отличие психолингвистики второго поколения по сравнению с осгудовской заключалось в том, что был преодолен атомизм последней. Это особенно ясно видно на примере трактовки усвоения языка: согласно школе Н. Хомского, это не овладение отдельными языковыми элементами (словами и т.д.), а усвоение системы правил формирования осмысленного высказывания. Но какой ценой это преодоление было достигнуто? Односторонне психологическая ориентация сменилась односторонне лингвистической. Единство психолингвистической модели Хомского— Миллера - это единство модели языка. Итак, претензии психолингвистики Хомского на глобальное объяснение речевого поведения не имеют под собой, однако, реального основания: известный англо-американский психолог Джером Брунер замечает по этому поводу, что на самом деле «...правила грамматики так относятся к закономерностям построения предложения, как принципы оптики к закономерностям зрительного восприятия» [Вшпег 1975, 45].
Два других недостатка осгудовской психолингвистики остались непреодоленными. Изменилось представление о степени сложности речевых реакций, но осталась незыблемой сама идея реактивности. Это особенно хорошо видно в работах Дж. Миллера, Е. Галантера, К. Прибрама [Миллер 1965]. А индивидуализм осгудовской психолингвистики Н. Хомский и Дж. Миллер еще больше углубили. Одним из важнейших положений психолингвистики второго поколения стала идея универсальных врожденных правил оперирования языком, сформулированная на основе тех бесспорных фактов, что, с одной стороны, эти правила не содержатся в эксплицитной форме в языковом материале, а с другой, что любой ребенок может одинаково свободно овладеть (как родным) языком любой структуры. Таким образом, процесс овладения языком свелся к взаимодействию этих врожденных правил или умений и усваиваемого языкового материала или, если угодно, к актуализации этих врожденных правил. [Леонтьев 2003].
Европейские психолингвисты приняли идеи Хомского— Миллера с самого начала с большим скепсисом, поверяя их традиционной психологией и преобразуя в соответствии со своей психологической позицией. В европейских ответвлениях психолингвистики второго поколения допускается иное функциональное соотношение грамматики и семантики в порождении и восприятии предложения, хотя и в рамках его языковой структуры, вводятся отдельные понятия теории высказывания, учитываются некоторые «неклассические» ситуативные факторы (особенно в работах психолингвистов Германии), но роль этих факторов в психологической организации процессов общения, ее зависимость от типа и задачи общения остаются нераскрытыми. Европейские психолингвисты покушаются и на «святая святых» теории Н.Хомского -противопоставление языковой способности и языковой активности. Однако в силе остается подход к психолингвистике с позиций «психологической реальности» языковых единиц и структур, т.е. идея полного или частичного изоморфизма «когнитивных» или психолингвистических структур и структур языковых.
Поэтому на этом «диссидентском» направлении в психолингвистике такое развитие остановиться никак не могло.
Влияние эпохи, макро- и микросоциума на развитие концепта характерологических акцентуаций как ведущего компонента личностной концептосферы и языковой картины мира героя художественного произведения
Сравним героев художественных произведений, например акцентуантов-шизоидов, живших в Англии, Америке и России в XVII, XIX и XX веках.
Гамлет, герой одноименной трагедии Шекспира (XVII век) в известном монологе «Быть или не быть», проявляет двойственность (амбивалентность) мыслей и чувств, мешающую принять решение. Психастеноидная акцентуация порождает тревожную мнительность, тоску и депрессию. Например, он утверждает: «Я мертв, пока я жив». Его циклоидность порождает поверхностность в чувствах и поступках, в начале трагедии Гамлет бросает Розалину без серьезной причины на это.
Внешне его отношение к Офелии весьма демонстративно. Демонстративность и истероидность проявляются в его притворстве и позерстве в том, что он играет сумасшедшего.[Shakespeare 1994]
И совершенно отличается от Гамлета шизоид Пьер Безухов, герой романа Л. Толстого «Война и мир», написанного в первой половине XIX века. Перед нами другие дополнительные акцентуации, другая эпоха, другая страна, другой писатель, социальное положение героев отличается. Все эти отличия формируют у Пьера другие личностные черты.
Пьер Безухов при флегматическом темпераменте, под влиянием всеобщего ажиотажа, связанного с войной, неожиданно и неадекватно начинает интересоваться военными действиями, пытается принять участие в Бородинском сражении, не будучи военным: он только мешает солдатам и офицерам воевать с врагом. Как типичный шизоидом, он неадекватно беседует с солдатом Платоном Каратаевым на религиозные темы. Неадекватность, негармоничность лежат в основе концепта шизоидной акцентуации. Но его любовь к Наташе Ростовой значительно глубже, чем любовь Гамлета к Офелии, хотя Гамлет и утверждал на могиле Офелии, что он любил её больше, чем 40 000 братьев. Пьер Безухов, у которого нет дополнительной истероидной акцентуации, как у Гамлета, не хвастается своей любовью, а действует: он помогает Наташе.
А теперь рассмотрим личностную концептосферу шизоида Уйма, героя романа «Полночные воспоминания», написанного американским писателем Сидни Шелдоном. Роман вышел в 90-х годах XX века. Как истинный шизоид, Уйм обладал настолько высоким уровнем развития математических способностей, что запоминал все цифры из многочисленных отчетов фирм, которыми владел его хозяин, миллионер Демирис. Но с другой стороны, его неадекватность, как основа концепта шизоидной акцентуации, выражалась в том, что он не мог своевременно воспроизводить огромную информацию, которой он обладал. Например, когда его дама приглашала танцевать фокстрот, он вместо согласия долго и нудно рассказывал историю и особенности фокстрота. Возможно, это происходило ввиду ошибок в когнитивном концепте. Излишняя детализация также свидетельствует о наличии концепта эпилептоиднои акцентуации, которая также является причиной садизма и жестокости Уйма в другом эпизоде. Жена его начальника Демириса звонит из Греции в Лондонскую фирму, чтобы сообщить, что её муж высылает людей, чтобы убить Катрин. Она просит Уйма предупредить женщину. Но Уйм этого не делает, он считает, что надо поставить эксперимент и посмотреть, сможет ли Катрин сама выпутаться из ситуации, и каким образом её будут убивать, поэтому он ничего не сообщает Катрин. Итак, концепты шизоида-эпилептоида, воссоединенные в личности причудливым образом, изменяют её экзистенциальный, когнитивный и личностные концепты. Это мы видим на примере миллионера Демириса, психогенетический концепт которого сформирован в процессе проживания в бедной рабочей семье. Однако под воздействием мощной мотивации, лежащей в основе его личности ,К.Демирис полностью изменил свой экзистенциальный концепт жизненного пути, когнитивный концепт жизни и профессии, а также концепты личностных подструктур: он родился в бедной семье, а в конце жизни, стал одним из самых богатых людей в мире.
Очень интересно представлено взаимодействие концептов личностных подструктур в творчестве В. Шекспира, например, в его трагедии «Ромео и Джульетта» (XVII век). Здесь хотелось бы обратить внимание на великолепно описанную смену психических состояний Ромео и Джульетты: от гипертимности до субдепрессии, в чем проявляется циклоидная акцентуация героев. Эта же акцентуация свойственна и Меркуцио, который в предсмертной ситуации шутит и демонстративно высмеивает себя. Этот факт свидетельствует о дополнительной истероидной акцентуации.
Ослабленный эмоциональный, волевой и интеллектуальный контроль, яркая демонстративная речь Ромео свидетельствуют также и об истероидной акцентуации в его характере.
Разнообразна также и плеяда эпилептоидов, героев художественной литературы.
Сравним концепты личности и языковой картины мира героев Ф.М. Достоевского; В. Шекспира и С. Шелдона, Л.Н. Толстого.
Ф.М. Достоевский и Л.Н. Толстой, будучи эпилептоидами, сами очень детально описывали события, «застревая» на подробностях. Часто одно предложение занимало у них полстраницы, а иногда и страницу.
Героям Ф.М. Достоевского таким, как Федор и Иван Карамазовы, свойственны жестокость и брутальность в отношении к женщинам.
У Л.Н. Толстого в «Войне и Мире» отец князя Андрея Болконского, типичный эпилептоид, жесток с членами семьи. Он обладает таким качеством мышления как застревание на деталях. Он догматично детально и схематично разбирает прошлые военные бои.
Герой В. Шекспира эпилептоид Отелло, в результате несправедливой ревности оскорбляет, называя «шлюхой» и «клятвопреступницей» свою невинную жену Дездемону. Он жестоко убивает ее, говоря, что «она умрет, чтоб больше не грешила». Но, узнав о ее невиновности, будучи всегда обладателем правильного сверхнормативного поведения, он наказывает и себя, совершив самоубийство.
Что касается концептов личности эпилептоидов Сидни Шелдона, американского писателя XX века, хотелось бы рассказать о самом ярком из них.
Это К. Демирис. Он родился в рабочей семье, где было 14 детей. С детства он мечтал стать миллионером. Он каждый день, как колыбельную песню, повторял себе на ночь фразу: «Я буду богатым». Прошли годы, он целенаправленно шел к богатству, используя все: карьеру, брак, любовные связи. И он достиг цели: стал одним из трех самых богатых людей в мире. Целеустремленность и карьеризм -ведущие черты эпилептоида, которые изменили когнитивный, экзистенциальный и все личностные концепты героя. Но кроме названных черт эпилептоиду, как мы упоминали выше, свойственны сильно развитое чувство собственности, мстительность и жестокость. Поэтому, изменившую ему любовницу Ноэль Паж и ее любовника Лэри Дугласа Демирис жестоко наказывает, добиваясь смертной казни за несовершенное преступление. Более того, после расстрела он требует, чтобы Ноэль похоронили на принадлежавшем ему острове, и каждый день после этого он приходит на ее могилу, плюет на нее и оскорбляет Ноэль Паж матерной бранью.
Но Демирис обладал и дополнительными акцентуациями: истероидной, которая добавляла ему харизматичность и красноречие, шизоидной, которая помогала быть неординарным математиком, логично рассчитывать каждый ход противника и плести сети, в которые безошибочно попадали его враги и погибали там как физически, так и духовно.
Рассмотрим концепты другой не менее интересной акцентуации.
Очень интересна эволюция и психокоррекция личностных деструктивных особенностей возбудимой акцентуантки, поведение которой иногда даже похоже на возбудимого психопата. Имеется в виду Катарина, героиня комедии В. Шекспира «Укрощение строптивой». [Shakespeare 1936] Мягкий конформный очаровательный истероид Бианка, сестра Катарины, вызывает любовь у всех мужчин: у ее отца и многочисленных женихов, что приводит Катарину в бешенство, и она постоянно издевается над сестрой. Катарина упрекает отца в том, что она одна, ее не любит никто, даже отец. Но отец, когда-то избаловавший дочь, не может скорректировать ее скверный характер.
Влияние войны на картину мира, личностную, экзистенциальную и когнитивную концептосферу героев художественной литературы
Если в анализе войны размышления Л. Толстого и 3. Фрейда аналогичны и заключаются в тотальности разрушительного действия ее, то реализм Толстого более дифференцированно описывает индивидуальные особенности личных судеб и обстоятельств героев (экзистенциальный концепт).
Так, на судьбу Пьера Безухова повлияло его пленение, разговор с простонародным философом-солдатом Платоном Каратаевым, который в свою очередь положительно повлиял на богоискательские тенденции Пьера. Не только вступление в масонский орден, но и душеспасительные разговоры о любви к ближнему с Каратаевым, привели П. Безухова к поискам христианского мировоззрения, изменив содержание его концепта мировоззрения.
Перед этими поисками Толстой описывает феномен «отсутствия цели» (отсутствие концепта цели) как индивидуальное состояние психологического кризиса, приведшего к вере в Бога (к появлению концепта религии). «И это-то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие. Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру - не веру в какие-нибудь правила или слова, или мысли, но веру в живого всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне Вселенной. Он испытывал чувства человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя» [Толстой 2005, т. 3-4, 689].
Толстой пишет, что «Пьер почти не изменился в своих внешних приемах, на вид он был точно таким же, каким был прежде». [Толстой 2005, т. 3-4, 690]
Но Толстой видит внутреннюю перемену в личностных концептах П. Безухова: «Прежде он казался хотя и добрым человеком, но несчастным, и потому невольно люди отдалялись от него. Теперь улыбка радости жизни постоянно играла около его рта, и в глазах его светилось участие к людям - вопрос: довольны ли они так же, как и он?
И людям приятно было его присутствие. Прежде он много говорил, горячился, когда говорил, и мало слушал; теперь он редко увлекался разговором и умел слушать так, что люди охотно высказывали ему свои самые задушевные тайны». [Толстой 2005, т. 3-4, 691].
Итак, Лев Толстой показывает, что, несмотря на внешнюю неизменность П.Безухова, в нем под влиянием войны произошли кардинальные перемены внутренних личностных ключевых концептов веры и цели, что привело к глубокому изменению концептов внутреннего психического состояния от горя и тревоги к счастью, которое он обрел не только в новой вере, но в любви, соединив свою судьбу с Наташей Ростовой, полностью изменив свой и Наташин экзистенциальный, когнитивный и личностные концепты подструктур и их детерминант, которые стали чище, глубже и возвышеннее. Они освящены вновь обретенным концептом Бога как символа новой веры.
Огромную роль для раскрытия идейного содержания романа и, прежде всего влияния войны на судьбы его героев, сыграло описание жизненного пути (экзистенциального, когнитивного и катартического концептов), а также становление личностных концептов сильного и незабываемого образа князя Андрея Болконского.
Прослеживая индивидуальную судьбу Андрея Болконского (его экзистенциальный концепт), который прошел через физические (ранения) и моральные испытания (уход Наташи Ростовой к Анатолию Курагину); Толстой считает, что эти испытания также привели к изменению личностных концептов героя. Мы видим, что герой обрел не только новый концепт человеческой любви, но и Божественную любовь, так как произошла его личностная переориентация с любви к ближнему на христианскую любовь к врагу: «Та любовь, которую я испытал в первый раз, когда, умирая, я увидел своего врага и полюбил его, я испытал любовь, которая есть сама сущность души, для которой не нужно предметов и теперь испытываю это блаженное чувство. Любите ближнего, любите врагов своих. Все любить — любить бога во всех проявлениях. Любить человека дорогого можно человеческой любовью; но только врага можно любить любовью божеской. И от этого-то я испытал такую радость, когда я почувствовал, что люблю того человека. Что с ним? Жив ли он... Любя человеческой любовью, можно от любви перейти к ненависти; но божеская любовь не может измениться. Ничто, ни смерть, ничто не может разрушить её. Она есть сущность души. А сколь многих людей я ненавидел в своей жизни. Из всех людей никого не любил я и не ненавидел как её.
И он живо представил себе Наташу не так, как он представлял себе её прежде, с одною её прелестью, радостной для себя; но в первый раз представил себе её душу. И он понял её чувства, её страдания, стыд, раскаяние. Он теперь в первый раз понял всю жестокость своего отказа, видел жестокость своего разрыва с ней». [Толстой 2005, т. 3-4, 442]
Итак, Андрей Болконский, по мысли Толстого, приходит к новому концепту мировоззрения, то есть формированию нового мировоззрения - от любви человеческой, содержащей противоречивые элементы любви-ненависти, к более беспредметной любви, но более возвышенной и христианской - «полюбить врага своего».
Это новое мировоззрение привело его к раскаянию и пониманию жестокости своего разрыва с Наташей. Ему захотелось еще хоть один раз увидеть её. И это произошло сначала в сновидении, а потом и в реальной жизни: «Князь Андрей собрал все силы, чтобы опомниться, и он пошевелился, вдруг в ушах его зазвенело, в глазах помутилось, и он, как человек, окунувшийся в воду, потерял сознание. Когда он очнулся, Наташа, та самая живая Наташа, которую, из-за всех людей в мире ему более всего хотелось любить той новой, чистой божеской любовью, которая была теперь открыта ему, стояла перед ним на коленях. -Простите меня за то, что я сделала, - чуть слышным, прерывистым шепотом проговорила Наташа.
- Я люблю тебя больше, лучше, чем прежде, - сказал князь Андрей, поднимая рукой её лицо так, чтобы он мог глядеть в её глаза. Глаза эти, налитые счастливыми слезами, робко, сострадательно и радостно любовно смотрели на него». [Толстой 2005, т. 3-4, 443]
Итак, анализ влияния войны на картину мира, личностную, экзистенциальную и когнитивную концептосферы героев художественной литературы на материале бессмертного творения Л.Н. Толстого романа «Война и мир» подводит к выводу о том, что война, как утверждают 3. Фрейд и Л. Толстой, бесспорно, приносит горе, смерть, боль физическую и душевную, разрушение личностных и экзистенциальных концептов людей, разрушение городов и природы, она часто приносит духовную и физическую смерть. Это утверждает Л.Толстой-писатель и Л. Толстой-человек. Но Л. Толстой-писатель, эстетический и катартическии концепты которого намного сильнее тех же концептов Л. Толстого-человека вскрывают еще одну сторону войны - её сильный катартическии концепт, омывающий душу и ум, заставляющий увидеть ограниченность мелких страстей и целей, позволяющий почувствовать мощь и силу истинной, единственно истинной Божественной любви, поднимающей человека к Богу, который не может испытывать ни мелочной ненависти, ни мести, свойственной слабому и посредственному человеку. Думается, князь Андрей, возлюбивший Божественной любовью любого человека, будь-то враг, будь-то его возлюбленная, духовно приблизился к Богу, так как он был очищен от ненависти и мести и пропитан любовью, ибо, как сказано в Библии, Бог есть Любовь. Он обрел истинный когнитивный и экзистенциальный концепты любви, поэтому, возможно, Л. Толстой и позволил ему умереть физически, так как его место теперь было в бессмертии, ближе к Богу, чтобы он стал еще чище и совершеннее. Ведь оставшись жить даже с Наташей Ростовой, вряд ли он стал бы глубже и чище, чем в те последние моменты своего экзистенциального земного пути. В этом Л. Толстой идентифицирует себя с князем Андреем. Он также оставил семью перед смертью, чтобы предаться неземным размышлениям и быть свободным и независимым. Он уехал от семьи и умер в поезде. Его сняли с поезда на станции Астапово. Толстой старался во многом идентифицировать свою личностную концептосферу и картину мира с концептосферой и картиной мира князя Андрея, поэтому очень многое в психогенетическом концепте князя Андрея совпадает с его остальными концептами и многое, о чем тайно мечтал писатель, чего ему так не доставало, он воплотил в своем герое.
Концептуальное семантическое макрополе языковой картины мира героя и писателя художественного произведения
Вербальная характеристика картины мира героя художественного произведения и его автора тесно связаны с описанными выше их личностными особенностями, жизненными путями. Немалое значение имеют профессиональные особенности писателя. Вербально-семантический концепт языковой картины мира героя художественного произведения, включают важнейшие компоненты художественного произведения, необходимые для его целостного, глубокого и всестороннего восприятия и гармонизирующего воздействия на личность.
Семантическая структура концептуального психогенетического микрополя.
Это микрополе включает семантические компоненты, раскрывающие личностные особенности писателя, которые характеризуются теми же языковыми единицами, что и личностные подструктуры героя, проанализированные нами в предыдущих разделах.
Психогенетический концепт включает также информацию о жизненном пути писателя: его рождение, жизнь и смерть, то есть его экзистенциальный путь. Фразеосемантическое поле рождения, жизни и смерти человека исследовано в кандидатской диссертации А.Н. Озерова [Озеров 2006], выполненной под руководством профессора Е.Г. Чалковой. Результаты этого исследования детально изложены в монографии под названием: «Фразеосемантическое поле рождения, жизни и смерти человека» [Чалкова, Озеров 2006]. Упомянутая работа никак не связывается с использованием данного языкового материала в художественном произведении, т.к. это не было целью исследования. В работе исследовано фразеосемантическое поле рождения, жизни и смерти человека на материале словарей.
Остановимся на семантических особенностях характеристики рождения, жизни и смерти именно писателя и его героя, т.к. эти аспекты будут характеризоваться одними и теми же языковыми единицами.
Вербальная характеристика личностно-экзистенциального концептуального семантического микрополя.
В англоязычной художественной литературе нашей выборки рождение писателя и героя в большинстве случаев характеризовалось как физическое рождение; а дородовой период, роды, послеродовой период в основном описывались в русскоязычных произведениях. Особенности рождения, наследственность часто встречаются и в англоязычной и в русскоязычной художественной литературе. Нам, как и А.Н. Озерову [Озеров 2006] не часто встречались Ф.Е., характеризующие физическое рождение в анлоязычной литературе. Возможно, ввиду того, что англичане слишком тактичны и предпочитают не обсуждать рождение, в прямом смысле слова. Они заменяют его эвфемизмами. [Чалкова, Озеров 2006] Например: to come into the world — родиться. Дословно: войти в мир. Например: When her second baby came into the world she was the happiest woman on earth, thoush unlucky. [Mikes 1958, 531]
А также, To give birth to (a child) - рожать, родить. Well, it is strange that I who gave birth to her... should be alive and meny now, and she lying there: so cold and stiffl [Highsmith 1987, 27]
To bring a child into the world - произвести на свет, родить кого-л. At the end of six months she brought me into the world, and then herself left it... [Mikes 1958, 19]
В русском языке много фразеологизмов, обозначающих рождение как легенду: ребенка аист принес, его нашли в капусте.
В нашей выборке духовное рождение и смерть человека в художественной литературе описываются чаще и значительно ярче, чем физическое рождение.
Англичане описывают смерть нейтральными лексическими единицами для достижения определённого стилистического эффекта. Например, в рассказе Ч. Диккенса A Christmas Carol в большинстве случаев смерть описывается глаголом to die (данная ЛЕ используется в рассказе 18 раз, в то время как ФЕ всего два раза). Главный герой Скрудж, духовно бедный человек, считающий целью жизни накопительство, встречает призрак давно умершего компаньона по фирме, который предупреждает его о том, что к нему придут три ангела и заставят его переосмыслить жизнь. Чтобы обратить внимание читателя на то, что компаньон Скруджа давно уже мертв, автор использует ФЕ as dead as a door nail - окончательно мертвый (как дверной гвоздь).
Смерть считается таким состоянием, при котором возвращение к жизни невозможно. Данная ФЕ подчеркивает эту мысль. Если бы автор не использовал данную ФЕ, возможно, читатель мог бы вначале принять компаньона Скруджа за живого человека. [Чалкова, Озеров 2006].
Old Maiiey was as dead as a door nail... If we were not perfectly convinced that Hamlet s father died before the play began there would be nothing more remarkable in his taking a stroll at night... [Dickens 1858, 5]
Старый Марли ужу давно ушел из жизни ... Если бы мы не были совершенно уверены в том, что отец Гамлета умер до того, как началась пьеса, то в его ночной прогулке не было бы ничего странного.»
Многие авторы отмечают, что в случае с ФЕ, характеризующими рождение, англичане чаще используют нейтральные ЛЕ или эвфемизмы, что, объясняется чертами характера этой нации. Муж Эммы Харт в произведении A Woman of Substance , обсуждая причину выкидышей подруги Эммы, обвиняет во всем ее мужа Блэки, который не дает ей время восстановить силы после очередной потери ребенка и продолжает попытки зачать дитя. Муж Эммы осуждает Блэки, но не позволяет себе грубых замечаний в его адрес. [Чалкова, Озеров 2006].
There s nothing you can do , Joe exclaimed. That s Blackie s problem.
He should exercise a little self-control and stop getting her- he flushed. In the family way/ Emma finished for him. [Bradford, 596]
«Ты ничего не можешь сделать! - воскликнул Джо - Это проблема Блэки. Он должен немного контролировать себя и прекратить попытки...» он покраснел, недоговорив.
«Зачать ребенка» - Эмма закончила за него.
Смерть ярко описывается в художественной литературе при помощи сравнений и метафор.
die in one s bed - умереть своей, естественной смертью. [Кунин 1998, 73]. Например, Though he had taken part in two wars, he died in his bed. [White 1977, 59]
Хотя он участвовал в двух войнах, умер он у себя дома, в постели.
А также, То pass beyond the veil - отправиться в неизвестное, отправиться в потусторонний мир. ...the voices and shadowy moving which came to her from out the cloudy pillar of inspiration have each one echoes and answers in her own expecting nature. Its mystic imagery are so many talismans and gems inscribed with unknown hieroglyphics; she folds them in her bosom, and expects to read them when she passes beyond the veil. [Follet 1996, 462]
To go off the hooks - разг. отдать концы. "What do you want to see me about?" "Old Timothy; he might go off the hooks at any moment. I suppose he s made his will." [Birmingham 1992, 85]
On the brink /verge/ of the grave - на краю могилы, на грани смерти. I m on the brink of the grave, and I am not likely to lie to you. [Mikes 1958, 58]...there was a great improvement of symptoms — one of those deceitful lulls by which her inexorable disease so often beguiles the anxious heart, even on the verge of the grave. [Allende 1985, 79]
On one s last legs - доживать свои последние дни (о людях, учреждениях и т. п.). ...a bleedin ruin is Bob, I tell you. He s on his last legs. [Wilder 1963, 74]. People had grown tired of saying that the "Disunion" was on its last legs. [White 1977, 172]
