Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Обзор литературы 20
Роль оксидативного стресса в развитии диабетической энцефалопатии и применение антиоксидантов в ее комплексном лечении 20
Глава 2. Материалы и методы исследования 53
2.1. Экспериментальные животные 54
2.2. Изучаемые лекарственные средства 54
2.3. Оценка влияния эмоксипина, реамберина, мексидола и -липоевой кислоты на интенсивность переокисления липидов головного мозга in vitro 56
2.4. Оценка влияния эмоксипина, реамберина, мексидола и -липоевой кислоты на устойчивость к острой гипоксической гипоксии у мышей 57
2.5. Оценка влияния эмоксипина, реамберина, мексидола и -липоевой кислоты на устойчивость к острой аллоксановой интоксикации 58
2.6. Оценка влияния эмоксипина, реамберина, мексидола и -липоевой кислоты на чувствительность к инсулину и толерантность к нагрузке глюкозой 60
2.7. Оценка антидепрессивной активности эмоксипина, реамберина, мексидола и -липоевой кислоты 61
2.8. Моделирование аллоксанового диабета и его экспериментальная терапия эмоксипином, реамберином, мексидолом и -липоевой кислотой 65
2.9. Биохимические методы исследования 67
2.10. Морфологические методы исследования 67
2.11. Оценка расстройств мотивированного поведения и условнорефлекторного обучения у животных с аллоксановым диабетом 68
2.12. Методы статистической обработки полученных данных 70
Глава 3. Результаты собственных исследований 71
3.1. Обоснование целесообразности применения производных 3-оксипиридина и янтарной кислоты с целью коррекции расстройств метаболизма и проявлений энцефалопатии при экспериментальном сахарном диабете 71
3.1.1. Влияние производных 3-оксипиридина и янтарной кислоты на спонтанное переокисление липидов головного мозга крыс in vitro 72
3.1.2. Влияние производных 3-оксипиридина и янтарной кислоты на устойчивость мышей к острой гипоксической гипоксии 76
3.1.3. Влияние производных 3-оксипиридина и янтарной кислоты на устойчивость к острой аллоксановой интоксикации 78
3.1.4. Влияние производных 3-оксипиридина и янтарной кислоты на чувствительность к инсулину и толерантность к глюкозе 85
3.1.5. Изучение антидепрессивной активности производных 3-оксипиридина и янтарной кислоты 91
3.2. Терапевтическая эффективность производных 3-оксипиридина и янтарной кислоты при однократном введении в остром периоде аллоксанового диабета у крыс 105
3.2.1. Влияние однократного введения производных 3-оксипиридина и янтарной кислоты на метаболические расстройства в остром периоде аллоксанового диабета у крыс 106
3.2.2. Влияние однократного введения производных 3-оксипиридина и янтарной кислоты на морфологию головного мозга в остром периоде аллоксанового диабета у крыс 118
3.2.3. Влияние однократного введения производных 3-оксипиридина и янтарной кислоты на расстройства поведения в остром периоде аллоксанового диабета у крыс 129
3.3. Терапевтическая эффективность производных 3-оксипиридина и янтарной кислоты при семикратном введении крысам с аллоксановым диабетом 140
3.3.1. Влияние семикратного введения производных 3-оксипиридина и янтарной кислоты на метаболические расстройства у крыс с аллоксановым диабетом 141
3.3.2. Влияние семикратного введения производных 3-оксипиридина и янтарной кислоты на морфологию головного мозга крыс с аллоксановым диабетом 150
3.3.3. Влияние семикратного введения производных 3-оксипиридина и янтарной кислоты на расстройства поведения у крыс с аллоксановым диабетом 161
3.4. Терапевтическая эффективность производных 3-оксипиридина и янтарной кислоты при 14-кратном введении крысам с аллоксановым диабетом 173
3.4.1. Влияние 14-кратного введения производных 3-оксипиридина и янтарной кислоты на метаболические расстройства у крыс с аллоксановым диабетом 173
3.4.2. Влияние 14-кратного введения производных 3-оксипиридина и янтарной кислоты на морфологию головного мозга крыс с аллоксановым диабетом 186
3.4.3. Влияние 14-кратного введения производных 3-оксипиридина и янтарной кислоты на расстройства поведения у крыс с аллоксановым диабетом 207
3.5. Терапевтическая эффективность производных 3-оксипиридина и янтарной кислоты при аллоксановом диабете у мышей 218
Заключение 231
Выводы 279
Практические рекомендации 282
Список сокращений и условных обозначений 283
Список литературы 28
- Оценка влияния эмоксипина, реамберина, мексидола и -липоевой кислоты на интенсивность переокисления липидов головного мозга in vitro
- Влияние производных 3-оксипиридина и янтарной кислоты на спонтанное переокисление липидов головного мозга крыс in vitro
- Влияние однократного введения производных 3-оксипиридина и янтарной кислоты на морфологию головного мозга в остром периоде аллоксанового диабета у крыс
- Терапевтическая эффективность производных 3-оксипиридина и янтарной кислоты при 14-кратном введении крысам с аллоксановым диабетом
Оценка влияния эмоксипина, реамберина, мексидола и -липоевой кислоты на интенсивность переокисления липидов головного мозга in vitro
Высокая заболеваемость СД и угрожающая тенденция к дальнейшему нарастанию распространенности этого заболевания является одной из глобальных проблем современного здравоохранения [92, 138, 324, 441]. Это отражается в прогрессирующем ухудшении прогнозов, касающихся эпидемиологии СД. В 2003 году считали, что к середине третьего десятилетия 21 века общее число больных СД составит 333 млн. человек [363]. В 2010 году ожидаемый показатель заболеваемости СД к 2030 году составил 435 миллионов человек [91]. И наконец, в 2011 году этот показатель увеличился уже до 552 миллионов человек [534]. В настоящее время в мире насчитывается более 371 миллионов больных СД, большая часть которых приходится на пациентов, страдающих СД 2 типа [364]. В нашей стране в 2011 году число официально зарегистрированных больных СД составляло 3 269 000 человек, а истинная численность могла достигать 9 миллионов человек, т.е. 5,5% всего населения России [92]. Изложенные факты позволяют расценивать ситуацию СД в качестве эпидемии неинфекционного заболевания [91, 138, 284] и рассматривать эту нозологическую форму как «опасный вызов мировому сообществу» [92].
Развитие СД обусловлено формированием абсолютной (при СД 1 типа) или относительной (при СД 2 типа) недостаточности инсулина [11, 187]. В динамике прогрессирования заболевания недостаточность инсулина приобретает смешанный характер вне зависимости от типа СД. В случае СД 1 типа это обусловлено развитием вторичной инсулинорезистентности, снижающей эффективность заместительной инсулинотерапии [157, 435, 443]. При длительном течении СД 2 типа развивается вторичное поражение панкреатических -эндокриноцитов с сопутствующим снижением продукции эндогенного инсулина и формированием потребности в лечении препаратами этого гормона [90, 204]. Абсолютный и относительный дефицит инсулина вызывает общеизвестные нарушения обмена веществ, приводящие к развитию поздних осложнений СД, наиболее часто представленных диабетическими нейро- и ангиопатиями [144, 188, 282, 342, 511]. Системное поражение нервной ткани клинически проявляется развитием ДН, частота которых коррелирует с длительностью заболевания и во многом определяет неблагоприятные исходы СД и снижение качества жизни пациентов [249, 362, 384]. Прежде всего, это касается наиболее распространенной формы нейропатического процесса – ДССП, во многом обусловливающей формирование СДС, прогрессирование которого часто завершается высокой ампутацией нижних конечностей и тяжелой инвалидизацией больных [89, 284]. Отдельного внимания заслуживает проблема диабетического поражения вегетативной нервной системы, затрагивающего, в первую очередь, ветви n. vagus [11, 360]. Развитие автономной нейропатии сопровождается разнообразными и трудно диагностируемыми нарушениями со стороны желудочно-кишечного тракта и мочеполовой системы [178, 241, 445]. Наиболее серьезным проявлением автономной нейропатии справедливо считается ее кардиоваскулярная форма, приводящая к нарушениям сердечного ритма, ортостатической гипотензии, безболевой ишемии и инфаркту миокарда [154, 395, 529]. Расстройства вегетативной регуляции сердечно-сосудистой системы в сочетании с макро- и микроангиопатиями на фоне дисметаболического повреждения миокарда в 2-4 раза повышают риск сердечнососудистой смертности у больных СД [91, 530], выводя ее на первое место среди причин смерти при этом заболевании [231, 324, 441]. Особого внимания заслуживает еще одно жизнеугорожающее проявление автономной нейропатии -бессимптомная гипогликемия [190].
Не меньшую угрозу для снижения качества жизни больных СД и уменьшения ее продолжительности представляют диабетические микроангиопатии, распространенность которых среди других видов осложнений достигает 40-60% [144]. Чаше всего поражение сосудов мелкого калибра проявляется в виде диабетической ретино- и нефропатии [143, 199, 390], в результате чего риск развития слепоты и хронической почечной недостаточности у больных СД повышается соответственно в 20 и 25 раз [315]. С диабетическими микроангиопатиями неразрывно связано развитие нейропатических осложнений СД [504, 510]. По мнению ряда авторов, поражение нервной ткани при СД следует рассматривать как одно из частных проявлений микроангиопатических процессов наряду с диабетической ретинопатией и нефропатией [315, 528].
На этом фоне проблема центральных нейропатий при СД выглядит клинически менее значимой [15, 228, 334, 470]. Главным образом это касается ДЭ, начальные стадии которой проявляются легким или умеренным когнитивным дефицитом и субклиническими аффективными расстройствами [40, 127, 128, 195, 200, 281, 493].
Проблема ДЭ имеет многолетнюю историю. Взгляды на этот синдром претерпели трехфазную динамику от первоначальной декларации концепции ДЭ в 1950 году R.N. De Jong [306] до последующего отрицания и повторного возобновления интереса к данной проблеме в последнее десятилетие [176, 227, 283, 396, 405, 417]. В отечественной диабетологии впервые разделять центральную и периферическую нейропатию предложил В.М. Прихожан в 1987 году [173]. Позже М.И. Балаболкин в рамках центральной ДН выделил диабетическую энцефалопатию и миелопатию [11], а С.В. Котов и соавторы дополнили классификацию центральной ДН острыми нервно-психическими расстройствами на фоне декомпенсации метаболизма и острыми нарушениями мозгового кровообращения [130]. В ряде более поздних классификаций ДН понятия центральной ДН и ДЭ отсутствуют вообще [80].
Невзирая на то, что в настоящее время феномен развития центральных нейропатий не вызывает сомнений [141, 142, 152, 283, 417], проблема ДЭ зачастую замалчивается или подменяется представлениями о СД-ассоциированных когнитивных нарушениях. К сожалению, лишь немногочисленные группы исследователей в настоящее время целенаправленно занимаются изучением патогенеза ДЭ. В этом отношении несомненный интерес представляют концептуальные обобщения A. Sima и соавторов (2004 - 2010 гг.) которые отмечают существенные патогенетические, функциональные и структурные различия между ДЭ при СД 1 и 2 типа [484, 486, 488]. Согласно мнению этих авторов, ДЭ может развиваться как первичный синдром, обусловленный инсулинодефицитом и хронической гипергликемией. Действие этих двух факторов приводит к нарушению экспрессии нейротрофических факторов, нейротрансмиттеров, оксидативному стрессу, апоптотической гибели нейронов и когнитивному дефициту [484, 485, 487, 489, 490]. В этой связи первичная или «дисметаболическая» ДЭ рассматривается как относительно СД 1 - специфичное проявление центральной нейропатии [484, 487]. Вторичную ДЭ, по мнению A. Sima и соавторов, следует рассматривать как кумулятивный результат нарушения церебрального кровотока вследствие прогрессирования макро- и микроангиопатий или повторных эпизодов тяжелой гипогликемии [484, 487, 488]. Невзирая на то, что вторичная ДЭ считается относительно СД 2 – специфичным неврологическим осложнением, нельзя полностью исключить формирование ДЭ по аналогичному сценарию и при длительно текущем СД 1 типа, особенно в случае применения интенсивных режимов инсулинотерапии.
Несмотря на привлекательную своей простотой и доступностью схематизацию патогенеза ДЭ по A. Sima и соавторам, ее нельзя признать исчерпывающей. Более полные представления о механизмах диабетического поражения головного мозга представлены в аналитическом обзоре T. Kodl и E.R. Seaquist в 2008 году [387]. Перед рассмотрением результатов этого обобщающего анализа следует подчеркнуть, что T. Kodl и E.R. Seaquist, в отличие от A.Sima и соавторов, рассматривают патогенез лишь СД-ассоциированной когнитивной дисфункции, тем самым неправомерно сузив рамки своего анализа. Представления T.Kodl и E.R.Seaquist о мультифакторной природе поражения головного мозга при СД отражены в модифицированной схеме (рисунок 1). Эти представления отличаются от концепции A.Sima и соавторов более внимательным отношением к роли макроангиопатического поражения головного мозга и отсутствию аллели Apo4 (более известному как фактор риска болезни Альцгеймера).
Влияние производных 3-оксипиридина и янтарной кислоты на спонтанное переокисление липидов головного мозга крыс in vitro
Острая аллоксановая интоксикация (ОАИ) рассматривается как модель выбора для изучения свободнорадикальных механизмов патогенеза СД [291, 402]. В связи с этим представляется целесообразным использовать данную модель для оценки in vivo значимости ПОЛ-модулирующих эффектов исследованных ЛС, установленных in vitro.
В течение суток до введения аллоксана мышей лишали пищи при сохранении свободного доступа к воде. ОАИ у мышей вызывали путем однократного подкожного введения растворенного в 0,9 % раствре NaCl аллоксана моногидрата («ДИАэМ», Россия) в дозе 245 мг/кг. Сразу после подкожной инъекции аллоксана животным однократно внутрибрюшинно вводили препараты изучаемых ЛС. Каждый препарат применяли в 3-х дозах согласно алгоритму, представленному в разделе 2.2. Животные группы «контроль ОАИ» вместо исследованных ЛС получали эквиобъемное количество 0,9% раствора NaCl. Мышам группы «интактный контроль» вместо аллоксана и изученных ЛС вводили 0,9% раствора NaCl в соответствующих объемах. Данная экспериментальная серия проведена на 207 мышах.
ОАИ-модулирующее действие изученных препаратов оценивали через 72 часа после введения аллоксана. Выбор данного срока обусловлен 4-х фазным характером токсикодинамики аллоксана, вызывающего некротическую деструкцию -эндокриноцитов и абсолютный дефицит инсулина в пределах
48 часов после введения [402]. Для надежного воспроизведения ОАИ период, предшествующий регистрации её проявлений, пролонгировали на сутки от максимальной латентности развития абсолютного дефицита инсулина. Выраженность ОАИ оценивали по показателям гликемии, летальности, снижению активности животных в «открытом поле» и нарастанию длительности «поведения отчаяния» в 6-минутном тесте подвешивания за хвост.
Поведение мышей в «открытом поле» исследовали с помощью актографа, конструкция которого описана в работе M.L. Weischer [533]. Использованный вариант актографа представлял собой восьмиугольную арену. Длина каждой из восьми сторон арены равняется 14 см. Боковые стенки «поля», высотой 16,5 см, имеют 16 отверстий диаметром 2,1 см (по 2 отверстия на каждой грани). Расстояние между центрами отверстий составляет 7 см. Центр каждого отверстия удален на 6,5 см от дна актографа. В центре актографа располагается полая четырехгранная колонна квадратного сечения высотой 16,5 см и шириной 8 см. В середине каждой грани колонны находится отверстие того же диаметра и такого же удаления от дна актографа, как на его боковых стенках. Дно «открытого поля» разделено на 8 равных секторов, границы которых проходят от середины каждой боковой стенки до углов центральной колонны или до середины её боковых сторон. 5-минутное тестирование мышей в «открытом поле» начиналось с помещения животных в один из углов актографа. Оценивали горизонтальную (количество переходов в новый сектор), ориентировочную (число вертикальных стоек) и исследовательскую (число выглядываний в отверстия) активность животных.
О длительности «поведения отчаяния» судили по суммарной продолжительности периодов иммобильности в 6-минутном тесте подвешивания за хвост по Steru [499]. Для подвешивания применяли прочную белую нить, один конец которой закрепляли на расстоянии 10 мм от кончика хвоста мыши с помощью липкой ленты. Второй конец нити привязывали к концу горизонтально расположенного металлического стержня (диаметр сечения 10 мм). В этих условиях расстояние от мордочки пассивно висящего животного до поверхности лабораторного стола составляло 30 см. По окончании тестирования животных декапитировали и получали кровь для оценки гликемии.
Все эксперименты, в соответствии с рекомендациями [424], выполнялись в условиях стандартного освещения белыми неоновыми лампами. Регистрация параметров поведения в этих и всех последующих сериях экспериментов осуществлялась двумя независимыми наблюдателями с соблюдением «слепой» постановки эксперимента [252].
Оценка влияния эмоксипина, реамберина, мексидола и -липоевой кислоты на чувствительность к инсулину и толерантность к нагрузке глюкозой
Учитывая общеизвестную роль относительной и абсолютной недостаточности инсулина в развитии СД и его осложнений [11, 140, 187, 435], было изучено влияние эмоксипина, реамберина, мексидола и -ЛК на чувствительность к инсулину.
В экспериментах по изучению влияния эмоксипина, реамберина, мексидола и -ЛК на чувствительность к инсулину in vivo было использовано 140 крыс, подвергнутых предварительному суточному голоданию при свободном доступе к воде. Изученные ЛС вводили однократно внутрибрюшинно. Каждый препарат применяли в 3-х дозах, экстраполированных из разовых дозировок терапевтического диапазона для человека с учётом различий в величинах относительной площади поверхности тела согласно алгоритму, представленному в разделе 2.2. Животные контрольных подгрупп получали соответствующие объемы 0,9% раствора NaCl. Сразу после внутрибрюшинного введения ЛС или 0,9% раствора NaCl крысам проводили струйную внутривенную инфузию нейтрального раствора инсулина для инъекций (Хумулин регуляр, «Eli Lilly», Франция) в дозе 40 МЕ/кг, предварительно разведенного в растворе Рингера до концентрации 8 МЕ/мл в объёме 5 мл/кг [28, 252]. Чувствительность животных к инсулину оценивали по длительности временного промежутка от момента инъекции препарата инсулина до развития комы, о наступлении которой судили по неспособности животных выходить из физиологически неестественного положения (провисание на горизонтальном стержне, подведённом под область живота, в течение 60 секунд) [28, 252].
В отдельной серии экспериментов оценивали влияние эмоксипина, реамберина, мексидола и -ЛК на толерантность к нагрузке глюкозой у интактных крыс. Было использовано 140 животных, подвергнутых предварительному суточному голоданию при свободном доступе к воде. Через 30 минут после однократного внутрибрюшинного введения ЛС в приведенных выше дозах у крыс забирали кровь из хвостовых вен для регистрации исходных значений гликемии и выполняли тест толерантности к глюкозе (ТТГ). С этой целью применяли нагрузку глюкозой в дозе 2 г/кг (5 мл/кг 40% раствора глюкозы внутрибрюшинно). Изменения гликемии в динамике ТТГ регистрировали через 60 и 120 минут после сахарной нагрузки. Животным контрольных подгрупп за 30 минут до ТТГ вместо изучаемых ЛС вводили эквиобъемные количества 0,9% раствора NaCl.
Широкий спектр эндокринных функций инсулина включает его участие в регуляции эмоций и поведения [18, 311]. Это связано с экспрессией рецепторов данного гормона в головном мозге, чувствительность которого к инсулину в значительной степени определяет аффективный статус человека и животных [313, 481]. Учитывая поставленную в работе задачу по изучению влияния эмоксипина, реамберина и мексидола на чувствительность к инсулину, представляется целесообразным дополнить этот раздел параллельным исследованием антидепрессивной активности изученных препаратов. Данный раздел был выполнен на двух видах лабораторных животных (мыши, крысы). Первая серия экспериментов была проведена на 304 половозрелых беспородных мышах обоего пола. Изученные ЛС вводили однократно внутрибрюшинно за 30 минут до оценки их антидепрессивной активности. Сразу после инъекции животных помещали в условия, идентичные их содержанию в виварии (полипропиленовые клетки со свободным доступом к воде и пище), вплоть до начала тестирования. Каждое ЛС применяли в 3-х дозах, экстраполированных из разовых дозировок терапевтического диапазона для человека согласно ранее описанному алгоритму (раздел 2.2.). В качестве антидепрессанта сравнения использовали амитриптилин (Амитриптилин-АКОС, ОАО «Синтез», Курган) в дозе 5 мг/кг (ЭСТД). Мыши контрольной группы получали изотонический раствор NaCl в соответствующем объеме.
Влияние однократного введения производных 3-оксипиридина и янтарной кислоты на морфологию головного мозга в остром периоде аллоксанового диабета у крыс
Зависимость действия эмоксипина от дозы имела U-образный характер, который иллюстрируется наиболее выраженными эффектами его минимальной ( ЭСТД) и максимальной (2 ЭСТД) дозировок. Только эти дозы эмоксипина достоверно уменьшали процентную долю липофусцин-содержащих нейронов поля СА1 гиппокампа соответственно в 1,3 и 1,6 раза. В случае применения 2 ЭСТД эмоксипина этот показатель снижался до уровня интактного контроля. Следует добавить, что ЭСТД эмоксипина увеличивала на 20% количество нейронов ПВЯ у контрольных крыс с аллоксановым диабетом, а 2 ЭСТД этого ЛС вызывал увеличение процентного содержания пирамидных нейронов поля СА1 в 1,3 раза. Однократное применение ЭСТД и ЭСТД эмоксипина приводило к нарастанию площади тигроидной зернистости в палеокортикальных нейроцитах соответственно на 40% и 31%, что является признаком интенсификации синтеза белка в этих клетках. Относительно высокие дозы эмоксипина (ЭСТД и 2 ЭСТД) предотвращали убыль олигодендроцитов в гиппокампе крыс с аллоксановым диабетом. Средняя доза (ЭСТД) эмоксипина оказывала противоположное действие на число клеток олигодендроглии в ПВЯ, которое снижалось в сравнении с крысами, не получавшими препарат.
Реамберин, также как эмоксипин, оказывал наиболее выраженное нейропротекторное действие в отношении «древней коры» при введении в минимальной и максимальной дозировках (таблица 14). Наиболее заметная коррекция нарушений клеточного состава поля СА1 палеокортекса была отмечена после введения ЭСТД реамберина. Это проявилось почти двукратным снижением доли липофусцин-содержащих нейроцитов с одновременным нарастанием в 1,8 раза количества корзинчатых нейронов и в 2,1 раза - микроглиоцитов. Минимальная доза реамберина вызывала повышение содержания микроглиоцитов и в IV - VI слоях неокортекса (в 1,4 раза). В глубоких слоях коры этот эффект был менее выражен, чем в гиппокампе. Минимальная доза реамберина уменьшала в 1,3 раза относительную площадь тигроидной зернистости в нейронах ПВЯ.
Примечание:1) интактным крысам вместо аллоксана и реамберина вводили эквиобъемныеколичества 0,9% раствора NaCl, контрольным крысам с аллоксановым диабетом вместореамберина вводили эквиобъемные количества 0,9% раствора NaCl;2) - р 0,05 по сравнению с интактным контролем, - р 0,05 по сравнению скрысами с аллоксановым диабетом; значимость межгрупповых различий оценивали спомощью непараметрических критериев Манна-Уитни, Вальда-Вольфовица, Колмогорова-Смирнова.
Максимальная доза реамберина оказывала менее выраженный церебропротекторный эффект, который проявился увеличением доли пирамидных нейронов в 1,8 раза и нарастанием числа олигодендроцитов поля СА1 в 1,3 раза. Параллельно наблюдалось небольшое, но статистически значимое снижение числа астроцитов в ПВЯ в 1,2 раза. Кроме того, 2 ЭСТД реамберина усугублял убыль олигодендроцитов в I - III слоях новой коры, уменьшая их содержание в 1,4 раза. Средняя доза реамберина (ЭСТД) вызвала наименее выраженный церебропротекторный эффект, который проявился лишь увеличением числа олигодендроцитов в поле СА1 в 1,35 раза.
В связи с этим, особый интерес представляют результаты корреляционного анализа, проведенного на стандартизованных по средним величинам соответствующих контролей показателях церебропротекторного и антигипоксического эффектов (рисунок 6).
Взаимосвязь между влиянием изученных лекарственных средств на количество олигодендроцитов глубоких слоев поля Par1 крыс с аллоксановым диабетом и устойчивость к гипоксии у интактных мышей Примечание к рисунку 6: 1) треугольником обозначены ЭСТД, кругом – ЭСТД, квадратом– 2 ЭСТД; 2) прозрачная заливка - эмоксипин; черная заливка – реамберин; серая заливка с очерченными контурами – мексидол; серая заливка без очерченных контуров – -липоевая кислота.
Было установлено, что способность изученных ЛС предотвращать убыль неокортикальных олигодендроцитов зависит от антигипоксической активности изученных препаратов. Особенно ярко эта закономерность проявилась на уровне олигодендроцитов глубоких слоев неокортекса. Аналогичная, но несколько менее выраженная зависимость (rs = 0,804, p = 0,002) касалась ограничивающего влияния изученных ЛС на уровень олигодендроцитов в поверхностных слоях поля Par1 и антигипоксической активности изученных препаратов.
Заслуживает внимания также обратная корреляционная зависимость между влиянием изученных ЛС на показатели гликемии через 2 часа после сахарной нагрузки и способностью предотвращать уменьшение количества олигодендроцитов в поверхностных слоях первичной соматосенсорной коры в острый период аллоксанового диабета (rs = - 0,685, р = 0,014).
Мексидол оказывал нейропротекторное действие в относительно низких дозах ( ЭСТД и ЭСТД). Однократное введение минимальной дозы этого ЛС корригировало снижение нейронов в гиппокампе крыс с аллоксановым диабетом. Это проявилось повышением процентного содержания пирамидных и корзинчатых нейронов соответственно в 1,4 и 1,6 раза (таблица 15). Однократное введение ЭСТД мексидола вызывало значительное, почти в 1,5-кратное, снижение процентного содержания ЛП нейронов в поле СА1 аммонова рога. Данный эффект может быть обусловлен системным антиоксидантным действием препарата, проявившимся параллельным снижением уровня изопропанолрастворимых КД и СТ в крови (таблица 9). Применение максимальной дозы мексидола оказалось менее эффективным, чем использование относительно низких дозировок этого ЛС. Введение 2 ЭСТД мексидола не вызвало коррекции морфологических сдвигов в изученных отделах головного мозга крыс с аллоксановым диабетом (таблица 15). Препарат -ЛК существенно уступал отечественным производным 3-ОП и ЯК по выраженности церебропротекторного действия при однократном введении (таблица 16).
Терапевтическая эффективность производных 3-оксипиридина и янтарной кислоты при 14-кратном введении крысам с аллоксановым диабетом
Также как в предыдущих сериях снижение активности животных в «открытом поле» следует рассматривать в качестве компенсаторной реакции, направленной на ограничение ДЭ-обусловленной убыли нейронов в изученных церебральных структурах. Справедливость данного положения иллюстрируется отрицательными корреляциями между двигательной активностью и содержанием нейронов в ПВЯ (rs = - 0,482, р = 0,031) и IV - VI слоях поля Par1 (rs = - 0,569, р= 0,009) крыс с аллоксановым диабетом.
Двухнедельное применение изученных ЛС привело к заметной коррекции расстройств поведения и условнорефлекторного обучения (таблица 38). Наиболее ярко это проявилось в группах, получавших мексидол и -ЛК. Все изученные дозы этих ЛС значимо повышали активность больных животных в «открытом поле», уменьшали интенсивность их груминга и дефекации, а также улучшали качество формирования УРАИ. В частности, мексидол повышал двигательную активность животных с аллоксановым диабетом на 42 - 71%, ориентировочную – на 61 - 108%, исследовательскую – на 71 - 131% в сравнении с животными, получавшими только инсулинотерапию. В этих случаях зависимость эффекта от дозы носила U-образный характер с наибольшей выраженностью эффекта при использовании ЭСТД и 2 ЭСТД препарата. Показатель качества формирования УРАИ при введении всех использованных дозировок мексидола превышал аналогичные параметры больных животных контрольной группы в 2,2 - 2,3 раза. Одновременно наблюдалось уменьшение анксиогенной дефекации и снижение показателя груминга до уровня интактного контроля и ниже. При курсовом 14-дневном применении -ЛК нисколько не уступала, а по ряду позиций даже превосходила мексидол по выраженности влияния на этологический статус крыс с аллоксановым диабетом. Так, показатели двигательной активности под действием изученных доз -ЛК превышали параметры больных животных контрольной группы на 86 - 138%, ориентировочной активности – на 185 - 235%, исследовательской – на 217 -244%. полученные в течение десятиминутного наблюдения за животными в «открытом поле»; показатель анксиогенной дефекации представлен числом фекальных болюсов; показатель УРАИ представлен кратностью снижения латентного периода избегания через 24 часа после обучающей попытки; интактным крысам вместо аллоксана и изученных лекарственных средств вводили эквиобъемные количества 0,9% раствора NaCl, контрольным крысам с аллоксановым диабетом вместо изученных лекарственных средств вводили эквиобъемные количества 0,9% раствора NaCl; крысы с аллоксановым диабетом получали 3 ЕД/кг инсулина аспарта двухфазного, раз в сутки, подкожно, начиная с 4-го дня после введения аллоксана; животные соответствующих контрольных подгрупп получали эквиобъемные подкожные инъекции 0,9% раствора NaCl в те же сроки и с аналогичной кратностью;
Наиболее эффективная коррекция нарушений поведения больных животных в «открытом поле» была отмечена при использовании максимальной дозировки -ЛК. Относительно большие дозы -ЛК (ЭСТД и 2 ЭСТД) повышали показатель качества формирования УРАИ соответственно в 2,4 - 2,5 раза. Важно отметить, что указанные дозировки препарата полностью восстанавливали мнестический потенциал больных крыс до уровня интактного контроля. ЭСТД -ЛК также повышала показатель качества формирования УРАИ в 1,8 раза. Следует подчеркнуть, что -ЛК характеризовалась кумулятивным развитием ноотропного эффекта. Однократное введение этого ЛС корригировало показатель УРАИ только при введении ЭСТД (раздел 3.2.3., таблица 18). При 7-кратном введении -ЛК ноотропный эффект продемонстрировали её относительно высокие дозировки – ЭСТД и 2 ЭСТД (раздел 3.3.3., таблица 28). Лишь 14-кратное введение -ЛК позволило достичь улучшения показателя УРАИ во всем диапазоне изученных доз (таблица 38). Все дозы -ЛК при двухнедельном применении вызывали уменьшение анксиогенной дефекации и снижение показателя груминга до уровня интактного контроля и ниже.
Курсовое 14-дневное применение эмоксипина уменьшало выраженность расстройств поведения в «открытом поле» у больных животных в относительно высоких дозах (ЭСТД и 2ЭСТД). При этом двигательная активность повышалась на 64% и 61%, ориентировочная – на 64% и 85%, а исследовательская – на 99% и 96% соответственно. Вместе с тем, ЭСТД этого ЛС не оказала значимого корригирующего влияния на показатели двигательной и ориентировочной активности крыс с аллоксановым диабетом, но повышала исследовательскую активность животных на 52%. Эмоксипин, так же как мексидол и -ЛК, существенно увеличивал показатель качества формирования УРАИ во всех дозах, причем в минимальной и максимальной дозировке этот параметр повышался почти в 2 раза, а при использовании средней – в 2,4 раза (таблица 38). Во всех вводимых дозировках эмоксипин также нормализовал повышенные показатели груминга и анксиогенной дефекации у больных животных, которые в большинстве случаев стали даже ниже уровня интактного контроля.
Наименее эффективным оказалось 14-дневное применение реамберина. Введение реамберина вызвало достоверный ноотропный эффект в единственной дозе (ЭСТД), которая повышала показатель качества формирования УРАИ в 1,5 раза. В отличие от эмоксипина, мексидола и -ЛК, реамберин не влиял на показатели груминга в относительно высоких дозах. В остальном реамберин не уступал -ЛК и производным 3-ОП по способности корригировать нарушения поведения больных животных в «открытом поле». В избранном дозовом диапазоне все дозы реамберина при двухнедельном введении примерно одинаково предотвращали СД-ассоциированную депрессию поведенческой активности больных животных в «открытом поле». При этом двигательная активность повышалась на 90 - 103%, ориентировочная – на 155 - 173%, исследовательская – на 165 - 176%. Все использованные дозы реамберина при 14-кратном введении снижали анксиогенную дефекацию до уровня интактного контроля. Следует подчеркнуть, что менее продолжительное (7-дневное) курсовое применение реамберина при аллоксановом диабете корригировало расстройства поведения во всем диапазоне изученных доз (раздел 3.3.3., таблица 28). Это свидетельствует о возможном развитии толерантности к ремберину в процессе его 14-дневного применения при экспериментальном СД. Не исключено, что формирование толерантности к реамберину при аллоксановом диабете может быть связано с неблагоприятным влиянием данного препарата на динамику гликемии после сахарной нагрузки (раздел 3.1.4., таблица 5).
В целом, производные 3-ОП и ЯК при 14-дневном применении эффективно корригировали нарушения поведения в «открытом поле» и снижение способности к условнорефлекторному обучению у крыс с аллоксановым диабетом. Наиболее ярко это проявилось для эмоксипина и мексидола. Данный факт хорошо согласуется с результатами клинического исследования, продемонстрировавшего тимоаналептическое и ноотропное действие эмоксипина и мексидола при двухнедельном применении у больных СД [40]. Основой терапевтического действия этих ЛС считается их антиоксидантный эффект [74,75, 99, 158]. Вместе с тем, в условиях клинического применения при СД данный эффект не всегда воспроизводится и зависит от исходной выраженности ОС [37, 40]. В разделах 3.3.1. и 3.4.1. показано, что 7- и 14-дневное применение производных 3-ОП при аллоксановом диабете не только не оказывает отчетливого антиоксидантного действия, но даже приводит к увеличению уровня отдельных категорий липопероксидов в крови. Это не позволяет считать антиоксидантную активность производных 3-ОП единственным, и тем более, главным механизмом их терапевтического действия при диабетических поражениях нервной системы. Позитивное влияние эмоксипина и, особенно, мексидола на толерантность к глюкозе (раздел 3.1.4., таблица 5) можно рассматривать в качестве альтернативного механизма их терапевтического эффекта при ДЭ. Справедливость данного положения иллюстрируется тем, что мексидол превосходит эмоксипин как по позитивному влиянию на ТТГ, так и по коррекции этологических нарушений при экспериментальной ДЭ.
![Гипотензивное действие 3-(3-[1,2,4-триазоло])-оксатриазолиум-5-олата: физиологический и биохимический анализ в экспериментах на крысах](/i/i/4363/460006.png "Гипотензивное действие 3-(3-[1,2,4-триазоло])-оксатриазолиум-5-олата: физиологический и биохимический анализ в экспериментах на крысах Артемьева, Марина Михайловна")
