Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Жанровые особенности путешествия в творчестве Л. Даррелла 15
1.1. Травелог как литературный жанр 15
1.2. Место путевой прозы в творческой биографии Л. Даррелла 46
1.3. Интерпретация жанра путешествия Л. Дарреллом 65
ГЛАВА 2. Художественное своеобразие путевой прозы Л. Даррелла 74
2.1. Идеи эллинофильства в травелогах Л. Даррелла 74
2.2. Миф в поэтике травелогов Л. Даррелла 101
2.3. Размышления о «духе места» и философия «островомании» в путевой прозе Л. Даррелла 117
2.4. Специфика цветописи в травелогах Л. Даррелла 128
2.5. Шекспировская традиция в травелоге Л. Даррелла «Келья Просперо»... 136
Заключение 150
Список литературы 156
- Место путевой прозы в творческой биографии Л. Даррелла
- Интерпретация жанра путешествия Л. Дарреллом
- Миф в поэтике травелогов Л. Даррелла
- Специфика цветописи в травелогах Л. Даррелла
Введение к работе
Реферируемое диссертационное исследование посвящено путевой прозе английского писателя и поэта XX века Лоренса Джорджа Даррелла (Lawrence George Durrell, 1912-1990).
Актуальность исследования. Лоренс Даррелл – английский писатель, чье имя стало широко известно после выхода тетралогии «Александрийский квартет» (1957-1960). Обширная критическая библиография по творчеству Даррелла, собранная силами «Международного сообщества Лоренса Даррелла» («The International Lawrence Durrell Society») под руководством Джеймса Гиффорда наглядно показывает неугасающий интерес литературоведов к этому необычному циклу романов, который удивляет смелым замыслом, сложной художественной структурой, богатой аллюзивностью образов и мотивов. Кроме того, особый интерес вызывает стиль писателя: изощрённость и витиеватость слога, усложнённая структура предложений и даже некоторая «перегруженность» текста средствами художественной выразительности. Это позволило ряду исследователей отнести прозу Даррелла к романтической и барочной традиции (А. Фридмен, Г. Стейнер, Дж.М. Робинсон). Кроме упомянутых авторов наиболее глубокие исследования романного творчества писателя принадлежат Р. Пайну, С. Хербрехтеру, Д. Касвински и др.
В отечественном литературоведении единственным исследователем творчества Даррелла является профессор Вадим Юрьевич Михайлин, литературовед, антрополог и переводчик. Он осуществил подробное исследование «Александрийского квартета», а его перевод тетралогии впервые открыл творчество Лоренса Даррелла российскому читателю. После выхода в печать знаменитых романов наблюдается возрастание интереса и к другим произведениям писателя. Кроме переводов дилогии «Бунт Афродиты» (1968-70) и шестикнижного цикла «Авиньонский Квинтет» (1974-1985), в России вышли в печать две книги путевой прозы Даррелла: «Размышления о Венере Морской» (1953) и «Горькие лимоны» (1957). Данные произведения Даррелла в жанре путевой прозы условно относятся к циклу так называемых «островных» книг. В упомянутый цикл также входит и первый травелог писателя «Келья Просперо» (1945). Эти автобиографические травелоги описывают три путешествия Даррелла на греческие острова, Корфу, Родос и Кипр, и содержат множество глубоких размышлений автора о национальном характере, проблемах взаимодействия культур, влиянии ландшафта и пейзажа на мироощущение человека, «островомании» и, соответственно, об особенностях жизни на островах и так называемом «островном темпераменте».
Таким образом, с выходом в печать путевых книг Даррелла назревает потребность в их всестороннем исследовании. В постановке нерешённой прежде литературоведческой задачи и заключается новизна данной диссертации. Актуальность исследования обуславливается тем фактом, что жанр травелога активно развивается в современной литературе и продолжает набирать популярность. Этот факт требует обоснования и анализа жанровых форм путевой прозы. Что касается Лоренса Даррелла, то в англоязычном мире он признан классиком литературы путешествий, а также тем автором, за которым следовали многие представители будущего поколения писателей-постмодернистов.
Важно отметить, что 2012 год является годом столетия со дня рождения Лоренса Даррелла. В связи с этим крупным событием выходят в печать новые критические исследования творчества писателя, появляются новые биографии, переиздаются романы «Александрийский квартет», «Чёрная книга», а также готовится к изданию ранее не опубликованный роман «Юдифь» («Judith»), над которым Даррелл периодически работал в 60-70-е годы. Также Британская библиотека совместно с BBC выпустила аудио-версию бесед с Лоренсом Дарреллом в серии «The Spoken Word». Драма «Сапфо» («Sappho: A Play in Verse»), написанная Дарреллом в 1950 году, нашла своё новое воплощение в виде оперы, выпуск записи которой состоялся летом в 2012 году.
Помимо указанных выше фактов и событий, к столетию Даррелла была приурочена большая международная конференция, посвящённая жизни и творчеству писателя. Данная конференция, организованная «Международным сообществом Лоренса Даррелла» и Британской библиотекой, состоялась 13-19 июня 2012 г. в Лондоне на базе колледжа аспирантских программ Goodenough College. Обширная программа конференции включала в себя доклады, относящиеся практически ко всем аспектам творчества Даррелла, в том числе поэтике путевой прозы автора, её автобиографическому аспекту, философии пространства, мультикультурализму творчества писателя и т.д.
Предметом настоящего исследования является совокупность воззрений Лоренса Даррелла, отраженных в его путевой прозе, а также художественное своеобразие его травелогов. В качестве ключевых тем, в частности, выделены: авторская философия путешествия и интерпретация феномена «духа места», эллинистическое наследие и эллинофильство в путевой прозе Даррелла, истолкование «островомании» и специфика «островной» поэтики, роль аллюзий и реминисценций, символа и мифа в травелогах английского писателя, а также проявление и функции приема цветописи как одной из характерных особенностей авторского стиля.
Объектом исследования выступает жанровая форма травелога как средство отражения художественного мира Лоренса Даррелла.
Материалом исследования являются травелоги Даррелла «Келья Просперо», «Размышления о Венере Морской», «Горькие лимоны», «Сицилийская карусель» (1977); путеводители «Греческие острова» (1978) и «Прованс» (1990), сборник писем и эссе «Дух места: письма и эссе о путешествии» (1969), ряд интервью, а также личная переписка писателя с Генри Миллером.
Целью исследования является комплексное изучение жанра путевой прозы в творчестве Лоренса Даррелла.
Цель исследования предполагает решение следующих задач:
-
Определить систему характерных жанровых признаков травелога как формы литературы путешествий.
-
Проследить основные вехи развития жанра путешествия в английской литературе XX века.
-
Обозначить место путевой прозы в литературном наследии Лоренса Даррелла и общей традиции литературы путешествий в ХХ веке.
-
Исследовать жанровую специфику травелогов Лоренса Даррелла, нашедшую отражение в их поэтике.
-
Рассмотреть «островную» трилогию Лоренса Даррелла с точки зрения основополагающих для его творчества тем, таких, как «дух места», «островомания» и «эллинофильство».
-
Выявить роль мифологических аллюзий и реминисценций в травелогах Лоренса Даррелла.
-
Рассмотреть особенности цветописи Даррелла как одного из наиболее ярких приемов, используемых писателем для создания образов островов.
-
Проанализировать роль шекспировской традиции в первом травелоге Даррелла «Келья Просперо».
Методология диссертационного исследования определяется сравнительно-историческим, типологическим, культурно-историческим и биографическим подходами. Теоретико-методологической основой диссертации являются работы отечественных и зарубежных исследователей по теории и истории литературы (М.М. Бахтин, Ю.М. Лотман, В.Е. Хализев, Н.Л Лейдерман, Н. Пьеге-Гро, И.В. Гюббенет и др.), по истории английской литературы (Г.В. Аникин, Н.П. Михальская, Н.Я. Дьяконова, Е.Ю. Гениева, В.В. Ивашева, М.И. Никола, Е.В. Сомова, И.О. Шайтанов, Д. Хэд, Дж. Элкорн и др.), по теории жанра путешествия (В.М. Гуминский, В.А. Михайлов, Т. Роболи, Н.М. Маслова, Е.А. Стеценко, О.М Скибина, А. Шёнле, В.А. Шачкова, Е.И. Журбина, П.Дж. Адамс, П. Фасселл, П. Холланд, Б. Корт и др.), по проблемам изучения античной литературы и мифологии (А.Ф. Лосев, Е.М. Мелетинский, Я. Голосовкер, В.Н. Топоров, М. Элиаде, Дж. Фрэзер и др.), а также литературоведческих работ, посвященных творчеству Лоренса Даррелла (В.Ю. Михайлин, А.Дж. Коринн, Г. Баукер, Дж.С. Фрейзер, С. Хербрехтер, А. Лиллиос, Р. Пайн и др.)
Теоретическая значимость исследования заключается в уяснении специфики жанра травелога и его художественного своеобразия. В работе определяется место путевой прозы в творческой биографии Л. Даррелла, а также рассматриваются особенности авторской поэтики в контексте основополагающих для творчества писателя тем, таких как «дух места», «эллинофильство», «островомания» и др.
Практическая значимость диссертации определяется возможностью использования результатов исследования в курсах лекций и семинаров по истории зарубежной литературы XX века, истории английской литературы, при чтении спецкурсов и проведении практических занятий, написании исследовательских работ по проблемам путевой прозы и творчеству Лоренса Даррелла.
На защиту выносятся следующие положения:
-
В современном литературоведении правомерно утверждение термина травелог для обозначения разновидности жанра путешествия, обладающего следующими характерными особенностями: ретроспективность и фрагментарность повествования; определяющая роль героя-повествователя; маршрут и хронотоп как основа сюжета; высокая доля рефлексии повествователя над увиденным, включение в жанровый синтез других форм, таких как автобиография, дневник, письмо, эссе, элементы путеводителя и др.
-
В травелогах Даррелла нашли отражение ключевые воззрения автора: прочная взаимосвязь и взаимовлияние человека и места; «дух места» как способ увидеть истоки культуры и национального характера; остров как особый локус, удовлетворяющий тягу к уединению и изоляции; остров как место инициации, способствующее раскрытию творческого потенциала личности; остров как поиск утопии; греческий остров как путь к эллинофильству, стремлению понять Грецию прошлого и настоящего и др.
-
Травелоги Лоренса Даррелла можно обозначить как «прозу пребывания» («residence writing»), поскольку писатель подолгу останавливается в описываемых местах. При этом основой повествовательной структуры становится не маршрут, как намеченный путь следования, а хронотоп, то есть совокупность места и времени (например, Корфу начала 30-х гг., Кипр во время борьбы греческого населения острова за «эносис» и т.д.).
-
Даррелл нарушает в травелогах привычное представление о путешествии как отрыве от родных мест. Прибывая в Грецию, автор испытывает чувства человека, возвращающегося домой. Привычная схема путешествия («разлука–инициация-возвращение») предстаёт в травелогах Даррелла в инвертированном виде, где первый и последний этапы меняются местами.
-
Особую роль в путевой прозе Даррелла играет мифологическая образность. У Даррелла мифологический образ нередко становится ключевым в структуре травелога, как, например, образ Афродиты в травелоге «Размышления о Венере Морской». Аллюзии на миф о рождении Афродиты встречаются и в двух других травелогах «островного» цикла и, таким образом, создаются сложные интертекстуальные связи между тремя книгами.
-
Травелог «Келья Просперо», являясь первой книгой путевой прозы автора, вместе с тем представляет особый интерес в аспекте интертекстуальности. С помощью аллюзий на шекспировскую драму «Буря» Даррелл выражает свои размышления на тему творчества, поиска себя как художника и творца, становления творческой личности.
Апробация работы. Основные теоретические положения и выводы диссертационного исследования были представлены на ежегодных Всероссийских научно-практических конференциях молодых ученых МПГУ (2010-2012), IV и V межвузовских научных конференциях «Язык: категории, функции, речевое действие» (МПГУ, МГОСГИ 2011, 2012), X и XI региональных конференциях молодых учёных «Поэтика и компаративистика» (МГОСГИ 2011, 2012), международной научно-практической конференции «Славянская культура: истоки, традиции, взаимодействие. XI Кирилло-Мефодиевские чтения» (ГосИРЯ им. А.С. Пушкина, 2010), IV Международной конференции «Феномен творческой личности в культуре. Фатющенковские чтения» (МГУ, 2010), XXI Международной конференции Российской ассоциации преподавателей английской литературы (СмолГУ, 2011), международной конференции Durrell 2012: The Lawrence Durrell Centenary (British Library, Goodenough College, 2012). Промежуточные результаты диссертационного исследования отражены в девяти научных статьях, три из которых опубликованы в рецензируемых изданиях, рекомендованных ВАК РФ.
Место путевой прозы в творческой биографии Л. Даррелла
Вторая половина XX века отмечена возрождением интереса к литературе путешествий. В это время активно переиздаются классические произведения, написанные в этом жанре. Значительное число начинающих писателей посвящают свое творчество описаниям путешествий, а многие признанные авторы впервые обращаются к этому жанру.
Однако путевая проза в каждой из литературных эпох была востребована и популярна в читательской среде. Можно с уверенностью говорить об особой «живучести» этого жанра, которая делает произведения о путешествиях актуальными и сегодня. Более того, именно в XX веке путевая проза стала обретать статус признанного литературного жанра, заслуживающего пристального внимания и интереса.
На первый взгляд, путешествие в современном мире больше не означает открытие новых, неизведанных мест и не является в большинстве случаев опасным мероприятием, сопровождающимся разного рода приключениями. Возникает закономерный вопрос: о чем теперь могут рассказывать книги о путешествиях? Что продолжает заинтересовывать читателя, который сегодня имеет широкие возможности для совершения поездок в практически любую точку планеты, не говоря уже о «виртуальных» путешествиях, в том или ином виде предлагаемых телевидением и интернетом?
На протяжении всей своей истории жанр путешествия в литературе претерпевал изменения, которые были продиктованы меняющимся отношением человека к самому феномену путешествия. Путевая проза как ничто другое отражает процесс трансформации концепта «путешествие» в сознании человека. Так, анализируя путевую прозу в английской литературе XX века, мы можем получить представление о том, что побуждало людей совершать путешествия, что определяло выбор мест, какие цели были более значимы. Среди причин, способствующих «охоте к перемене мест», можно выделить следующие: попытка убежать от обыденности; поиск новых впечатлений и знаний; жажда экзотики; желание «завоевать» новые пространства путем их познания; следование моде; поиск своей национальной идентичности; познание своего внутреннего мира, или, образно выражаясь, «путешествие в себя» через путешествие «вовне» и так далее.
Англичане всегда были активно путешествующей нацией. Их литературное наследие в жанре путешествия имеет давнюю традицию и в то же время впечатляет своим многообразием и обширностью.
Барбара Корт в предисловии к своей книге «English Travel Writing. From Pilgrimages to Postcolonial Explorations» (2000) отмечает, что одной из причин того, что английская культура стала благодатной почвой для развития литературы путешествий является «особый культурный контекст», в котором эта литература развивалась25.
В XIX веке статус колониальной империи делал путешествие своеобразным вызовом, своего рода колониальным долгом. Так, историк литературы и культуролог Пол Фасселл, автор книги «За границей: британские литературные путешествия в межвоенный период» («Abroad: British Literary Travelling Between the Wars», 1980) пишет:
«Географическая и лингвистическая изолированность Англии являются одной из причин уникальной для англичан «любви-ненависти» к загранице. С другой же стороны, национальный снобизм, взросший на благодатной почве двухсотлетней истории успешной колониальной политики, делает их поистине
Однако особая «предрасположенность» англичан к путешествиям была замечена задолго до возникновения Британской империи. В эпоху позднего Средневековья в «Путешествиях Сэра Джона Мандевилля» (ок. 1357) этой тяге к странствиям было дано астрологическое объяснение: «Мы живём в краю под знаком Луны, планеты, которая движется быстро, планеты путешественника» (пер. - И.С.). В отдельные эпохи любовь британцев к путешествиям была настолько ярко выраженной, что подчас становилась объектом сатиры. К примеру, во второй части «Фауста» Гёте, Мефистофель удивлён, что среди грифонов, сфинксов и других фантастических существ классической Вальпургиевой ночи нет британских путешественников:
Однако высокая популярность путевой прозы у читающей публики зависела не только от уровня признания автора в литературной среде. В период с XVIII до начала XX века путевые заметки были одним из наиболее читаемых видов прозы.
Несмотря на мнение некоторых литературных критиков о том, что жанр травелога изживает себя, он и по сей день не теряет былой популярности. Более того, массовый зарубежный туризм, освещение жизни за границей в средствах массовой информации и мультикультурные тенденции внутри Великобритании только ещё больше способствуют возрастанию интереса к жанру травелога в англоговорящем мире.
Интерпретация жанра путешествия Л. Дарреллом
«Греческие острова» стали последней книгой Даррелла, посвященной Греции, что выглядит логичным завершением его большого греческого «путешествия» - попытке понять и описать феномен греческой культуры и национального характера. Это «путешествие» началось ещё в 1935 году, когда молодой писатель впервые посетил греческий остров Корфу, о пребывании на котором повествует травелог «Келья Просперо». Таким образом, на протяжении более сорока лет Даррелл путешествовал по Греции и островам, подолгу жил там, покидал полюбившиеся места, отправлялся в другие страны, вновь возвращался, и главное - писал. Греческая тема никогда полностью не исчезала из его творчества. Размышления о Греции, описания и рассуждения можно найти в таких романах Даррелла, как «Темный Лабиринт», где действие разворачивается на Крите, в дилогии «Бунт Афродиты», а также в его личной переписке, эссе и поэтических сборниках .
Наиболее полно, на наш взгляд, Даррелл раскрывает свои мысли о Греции именно в «островных» книгах, которые являются примером удачного соединения элементов жанра публицистики с художественной прозой, в которой образность является доминирующей чертой. очевидно, что выбор жанра травелога для выражения настроений того времени вполне обоснован. Слово Даррелла, как эллинофила, дипломата, который несколько раз отправлялся на греческие острова с дипломатической миссией, и впоследствии знаменитого писателя, было достаточно весомым. В своих травелогах Даррелл часто затрагивает болезненные вопросы, касающиеся противоречивых англо-греческих отношений. Помимо колониальной тематики, особенно явной в книге «Горькие Лимоны», травелоги «Келья Просперо» и «Размышления о Венере Морской» отражают настроения в Европе, в первом случае - прямо перед началом Второй мировой войны, а во второй книге - сразу после неё. Все эти обстоятельства сделали путевую прозу Даррелла актуальной на протяжении многих лет, так как со временем затронутые им проблемы не теряли своей остроты и давали возможность изменившемуся обществу переосмыслить трагичные события прошлого. В то же время, избрав жанр травелога, Даррелл, с одной стороны, мог реализовать свой поэтический дар и наполнить произведения запоминающимися образами, удивить читателя красотой и даже некоторой витиеватостью слога, а с другой, рассуждать на серьезные темы, не боясь оказаться чересчур отвлеченным.
Как уже отмечалось, травелог может вместить в себя множество других жанровых элементов. Поэтому Даррелл, позиционируя свои произведения исключительно как «очерки атмосферы и настроений» того времени, решает одновременно несколько задач: художественную, социальную, историческую, и в даже в некотором роде практическую. В прикладном смысле его книги окажутся полезными путешественникам, так как содержат в себе элементы путеводителя и изобилуют любопытными деталями быта местных жителей, описанием их традиций и обычаев, наблюдениями над национальным характером и так далее. травелоги, затем книги, тяготеющие по форме к путеводителям, а по содержанию к сборникам эссе (к которым можно отнести книги Даррелла «Греческие Острова», 1978 и «Прованс», 1990) и ряд отдельных эссе. Необходимо отметить, что наиболее важные для нашего исследования очерки вошли в антологию, составленную под руководством самого писателя и получившую название «Spirit of Place. Letters and Essays on Travel» («Дух места. Письма и эссе о путешествиях», 1969). Как следует из названия, в неё вошли письма Даррелла, написанные во время его пребывания в тех или иных местах, эссе на тему путешествия, статьи, а также отрывки из ранних произведений писателя и разнообразные наброски и заметки, никогда ранее не выходившие в печать.
Особенно важным для понимания путевой прозы Даррелла является его эссе «Пейзаж и характер»83, в котором он раскрывает сущность часто используемого им выражения «дух места». По мысли писателя, дух места является важнейшей составляющей любой культуры. Даррелл пишет, что «человек носит в себе отпечаток местности, где он живет, и даже более того -является её отражением»84. Автор говорит, что путешествуя, мы, прежде всего, хотим уловить непередаваемое чувство «английскости» или, например, «греческости», что, в целом, не зависит от того, насколько много коренных англичан проживает в Англии, а настоящих греков - в Греции. Писатель приводит пример, что, несмотря на многовековую историю Греции с постоянными завоеваниями и переселениями, каждый, если захочет, может ощутить присутствие настоящего живого Аристофана, достаточно лишь прислушаться к разговорам торговцев и разносчиков на Плаке, старейшей улице Афин. Целью же писателя-путешественника является увидеть в людях коренное начало, происхождение их культуры, которое отражается непосредственно в
Данное эссе дает нам основание заключить, что взгляды Даррелла на путешествие отличались стремлением не просто пересказать события, приключившееся с рассказчиком и описать увиденные «чужие» места, а раскрыть истинный дух этих мест, их неповторимые особенности. Такой подход требует от путешественника созерцательности, аналитичности и открытости новому и необычному.
Справедливо отметить, что Даррелл оказался именно таким путешественником, что, не в последнюю очередь, явилось результатом его происхождения и неоднозначной биографии.
Индивидуальность писателя в значительной мере определяется тем, что он родился вне Англии. Детство, проведенное в Индии, по признанию самого писателя, сильно повлияло на его будущее отношение к тем местам, которые станут для него домом на тот или иной промежуток времени. Не удивительно и его увлечение восточной философией, понимание которой писатель воплотит в своем заключительном и поистине самом масштабном произведении -«Авиньонский Квинтет» (1992).
В одном из писем Даррелл признается: «Моя жизнь — как разрубленный на части червь. До одиннадцати — роскошные грезы: белые, белее белого Гималаи из окна спальни. Тихие черные иезуиты молятся матери нашей небесной, а снаружи по приграничным дорогам идут, неловко переставляя ноги, китайцы, а тибетцы прямо на земле играют в карты — между гор голубые ущелья. Господи, какая мечта, перевалы по дороге в Лхасу — льдисто-голубые, оттаивающие понемногу по мере приближения к святому запретному граду. ... Я жил на самой его границе (Тибета - прим. И.С.) в состоянии какого-то на детскую песенку похожего счастья. Мне хотелось как-нибудь летом подняться к этим перевалам. Меня обещали взять с собой. Но так я и уехал, не побывав в Тибете, — удрученный — эта мысль до сих пор не дает мне покоя» . Переехав в одиннадцать лет в Англию, Даррелл нелегко принимал новое непривычное окружение и, к тому же, был оторван от родителей в самый трудный период взросления. Счастливые воспоминания детства навсегда будут связаны с пейзажами Индии.
Отношение же к Англии в дальнейшем будет неоднозначным, и это несмотря на то, что именно там Даррелл почувствует желание писать, и именно в Англии он напечатает свою первую книгу, Англия навсегда будет ассоциироваться у него с ощущением ограниченности, узости восприятия мира, «серостью» и тоской, с инертностью и провинциальностью. Писателя манила Европа, в то время как Англия, на его взгляд, была совершенно и сознательно от неё оторвана.
Такое отношение к Англии было присуще не только Дарреллу, начинающему писателю, но и многим другим выдающимся авторам. Чувство отчуждения и даже некоторой враждебности родины зарождается ещё в начале XX века. В связи с войнами, введением паспортов и виз, а также с потерей колоний англичане начинают ощущать сужение границ, ограничение пространства, означающие невозможность путешествовать так же свободно, как и раньше.
Миф в поэтике травелогов Л. Даррелла
«Она поднялась, будто рожденная из пены, медленно поворачивая изящное тело из стороны в сторону, точно кланяясь публике. Морская вода лизала её столетиями, и мрамор стал похож на белый каменный мармелад, едва ли хоть одна черта осталась четкой, какой она вышла из-под резца. Но настолько грациозной была вся её поза - стройная шея и тугие груди, так любовно изваянные, гибкая линия плеча и бедра, - что отсутствие строгих контуров делало её красоту более нежной и волнующей»167.
В тексте травелога миф о рождении Афродиты перестает быть иллюзорным событием далекого прошлого, сказочной легендой, но приближается к реальности, свидетелями которой оказываются Даррелл и его друзья. Прием причудливого переплетения в повествовании мифа и реальности также реализуется в описании самой скульптуры. На первый взгляд, писатель подчеркивает искусственность и безжизненность статуи: «восхитительно высеченная спина», «холодные губы и брови», «каменные косы», «тяжелая мраморная фигура», «безмятежное белое лицо с невидящими глазами»1 . С другой стороны, Даррелл персонифицирует образ Афродиты, наделяя её возможностью мыслить («...она стоит в родосском Музее, сосредоточенная на своем внутреннем мире, размышляя о том, что творит время»169), а также влиять на чувства людей: «пока мы здесь, мы останемся её рабами; точно наши мысли навсегда отравлены ее таинственным сиянием...» ; «рана, оставленная ею, не заживает никогда - останется до самого конца света» . Известно, что Афродита обладала способностью вселять любовь в сердца людей. Так, Даррелл будто оказывается «раненым» этой любовью. Подобно Пигмалиону он восхищается неживой, холодной, но прекрасной статуей. В мифе о кипрском художнике Афродита оживляет скульптуру, внемля мольбам Пигмалиона, полюбившего своё собственное творение. В своем травелоге Даррелл, персонифицируя статую Венеры, в определенном смысле, дарует ей духовную жизнь:
«На Родосе мы по своей воле отдались во власть морской Венеры ... мы научились понимать вневременные, точные, как мелодия, размышления богини - тайну её самодостаточности»172.
Необходимо упомянуть, что описываемая скульптура Венеры Анадиомены не является плодом воображения автора. Она действительно была найдена родосскими рыбаками на дне гавани ещё в предвоенный период, но только после окончания Второй мировой войны её поместили в музей. Статуя датируется II веком до нашей эры и включается в список известных сохранившихся скульптурных изображений Афродиты античного периода. Сейчас она находится в археологическом музее Родоса - том самом музее, о котором и повествует Даррелл в своем травелоге.
Описание скульптуры в «Размышлениях о Венере Морской» является ярким примером классического экфрасиса. Известно, что одними из канонических примеров экфрасиса являются «Описания статуй» Каллистрата . Переводчик СП. Кондратьев в предисловии к «Описаниям» замечает, что «основная мысль и цель» Каллистрата «заключается в том, чтобы доказать: художник одухотворяет мертвую материю и, выражая чувства и переживания изображаемого образца, заставляет нас как бы какими-то чарами забывать о том, что перед нами камень или медь» влиянием подобных «чар» искусства. Возвращаясь к описаниям статуи Афродиты, приведенным выше, заметим, что для автора «мертвая материя» статуи оказывается одухотворенной силой таланта художника, когда-то её сотворившего. Однако скульптура уже не является исключительно творением рук человека. Сама природа и время изменило её: «Морская вода лизала её столетиями ... Вместо четких классических черт она обрела нечто юношеское, ещё не до конца сформировавшееся. Совершенство её тела оттенялось совершенством лица, но не греческой матроны, а юной девушки. ... Она пожертвовала изначальной зрелостью ради вновь обретенной юности»175. В представлении писателя, время не испортило скульптуру, но преобразило её.
В своей книге «Сказать почти то же самое. Опыты о переводе» (2003) Умберто Эко пишет, что в случае экфрасиса «зрительный текст переводится в письменный»176. Именно благодаря этой функции экфрасиса мы спустя много веков можем составить какое-то представление об исчезнувших произведениях искусства. Даррелл, создавая экфрасис в своем травелоге, запечатлевает то, что может быть утрачено. Для него - это сама Греция, «греческий гений», который писатель открывает для себя на греческих островах. Недаром он называет Афродиту «покровительницей острова», «гением Родоса». В его понимании именно в образе богини заключается «дух места» - феномен, который автор исследует в своей путевой прозе.
В этом смысле, примечателен также эпизод, в котором Даррелл и его друг Гидеон читают фрагмент письма, полученного от одного военного, в числе первых прибывшего на послевоенный Родос. Автор письма, некий Г., рассказывает случай из прошлого, который сильно врезался ему в память, оставив «щемящий аромат в сердце» . В 1939 году, в последний раз оказавшись на острове перед войной, герой в один из вечеров в сумерках сталкивается с незнакомой женщиной: «Незнакомка замерла передо мной, не говоря ни слова. «Кто здесь?» -спросил я. Она не ответила, но тихо положила ладонь мне на руку, и я понял. ... Я полез за коробком спичек и зажег одну, сказав: «Хорошо, если ты красивая». Пламя отразилось в темных глазах: лицо старше, чем положено годам - серьезное, влекущее и усталое от жизни. Мы вместе взобрались по склону Монте-Смит и легли на один из могильных камней, ещё теплый» 178.
Он описывает женщину истощенной, голодной и бедной настолько, «что никто из тех, кто не бывал в Средиземноморье, не сможет даже вообразить» . Автор письма замечает, что «у её одежды был привкус морской соли». Эта деталь со всей ясностью снова отсылает нас к мифу о рождении Афродиты. Продолжая описывать женщину, Г. в конце концов восклицает: «Её звали Афродита - я знаю! Знаю! Она целый день ходила вдоль моря, собирая хворост и морской уголь»180. ЯЗ. Голосовкер в «Логике мифа» (1987) рассматривает идею «снятия с глаз пелены мрака». Он пишет:
«По мифу, когда бог снимает с глаз смертного пелену мрака, смертный бросает более глубокий взгляд на бытие — взгляд божества. Таков час просветления. Но вот еще один неприметный поворот образа по горизонтальной оси зрения, — и новый образ дополняет смысл прозрения: виденье истины сквозь маску лжи, узреванье подлинного лица сквозь мнимую обманчивую личину: Елена — в «Илиаде» узнает Киприду, представшую пред ней в образе старухи, когда та зовет ее в объятия Париса; и Одиссей узнает в оборотне
Афину; и Анхиз (отец Энея) узнает в пришедшей к нему деве бессмертную богиню Любви, хотя и виду не подает, что глаза его проникли сквозь обманчивую оболочку смертной, оболочку, которой Афродита хотела прикрыть свою божественность»181.
Так, рассказчик в письме «узревает» в бедной женщине богиню Любви. С другой стороны, этот образ также связан с архетипическим библейским образом блудницы, чей грех не означает духовного падения:
«То, что изначально считалось отвратительным или грязным, преображалось благодаря тем обстоятельствам, которые вынуждали её совершать те или иные поступки; ... Жизнь для неё значила необыкновенно много; принимая её как данность, она её одолевала. ... К её шали булавкой был приколот цветок ладанника. Когда мы расставались, она отколола его и протянула мне с восхитительной сердечностью. Тогда я понял без слов, что греки по-прежнему прирожденные поэты Леванта» .
Отметим, что в травелоге не только упомянутый выше герой освобождается от «пелены мрака». Мотив «прозрения», способности увидеть скрытую истину обнаруживается и в заключительной главе книги: « ... именно с помощью морской Венеры мы научились видеть Грецию внутренним взором, не как собрание разрозненных остатков давно забытых культур, а как нечто вечно существующее и вечно обновляющееся ... »
Специфика цветописи в травелогах Л. Даррелла
С другой стороны, ещё одной чертой английского травелога можно считать высокую долю рефлексии повествователя. Рассказ об увиденных местах становится не просто бытописанием - он наполнен размышлениями о серьезных вопросах таких, как взаимодействие человека и окружающей его местности, конфликт культур, самоидентификация, национальная свобода и многие другие.
Необходимо упомянуть, что Даррелл был скорее «путешественником поневоле», чем просто любителем поездить по свету. Исследователи жизни и творчества писателя часто называют его «a man in exile», что в дословном переводе означает «изгнанник». «Изгнанничество» Даррелла выражается в том, что длительный период своей жизни, он находился в поиске такого места, которое могло бы стать для него «домом». В некотором смысле, Даррелл был изначально лишен того, что в обычном случае дано изначально. В общепринятом понимании, «дом» - это место, куда человек может вернуться из своего «путешествия». В случае с Дарреллом, путешествие становился поиском подобного места. В то же время Даррелл как писатель постоянно искал по его собственному выражению «питательную почву» для творчества. Поэтому путешествие - это ещё и поиск вдохновения, и способ познания самого себя, особая «форма интроспекции»276.
В творческой личности писателя причудливо переплелось стремление к познанию иных культур и ландшафтов с тягой к оседлой жизни. Вынужденные переезды писателя с одного нажитого место в другое только усиливали его болезненное желание укорениться, построить «дом», как в прямом, так и в переносном смысле.
Как было отмечено, непростые взаимоотношения Даррелла с таким понятием как «Родина», во многом обусловлены его происхождением. Детство, проведенное в колониальной Индии, наложило серьезный отпечаток на будущую жизнь писателя, который увидел Англию только в одиннадцать лет. Встреча с «родиной», в сущности, совсем ему незнакомой страной, оказалась не такой «теплой», как ему могло представляться. Именно тогда зародилось чувство неприкаянности среди урбанистических пейзажей Лондона. Познакомившись со своей первой женой, художницей Нэнси Майерс, Даррелл на время уехал с ней в английскую деревню, где по её словам они оба ощутили настоящий творческий подъем277. Позже, в одном из своих интервью Даррелл признается, что со временем в его характере развилась некая «гиперчувствительность» («a sort of hypersensitivity») к пейзажу и ландшафту окружающей местности:
«I feel physically unhappy and bored and unable to work in certain landscapes and perhaps a hundred of miles away in another landscape or corner I feel physically able to work .. . There are places which depress me and bore me like Argentina and Yugoslavia where I met nothing but kindness but which made me feel I was on a the edge of the nervous breakdown most of the time. Other places like Greece and France, less Italy but Italy too, where I feel stimulated by the ambience. England too is jolly good... It s a very creative place particularly the country»278.
Анализируя творчество Даррелла в контексте его путешествий, можно сделать вывод, что именно греческий остров как уникальный локус был особенно притягателен для писателя. В английской культуре и, в частности, литературе, острова всегда обладали особым значением. Д.Г. Лоуренс в своем рассказе «Человек, который любил острова» подробно описывает непреодолимое притяжение острова и его влияние на образ мысли и жизни человека. Однако именно Даррелл в своем травелоге «Размышления о Венере Морской» впервые определил это явление как «островоманию». Дж. Фаулз развивал эти идеи вслед за Дарреллом в своем эссе «Острова».
Идеи Даррелла об особой притягательности островов для человека связаны с его концепцией феномена «духа места», то есть единства неповторимых особенностей той или иной местности. В представлении писателя, именно место и особенности ландшафта определяют культуру и ментальность народа, проживающего на этой территории.
Истоками островомании и эллинофильства Даррелла во многом можно считать его особую любовь к средиземноморскому и, в частности, греческому пейзажу. В своем творчестве Даррелл использует прием цветописи, создавая так называемые «словесные» пейзажи. В описаниях окружающего ландшафта автор активно использует приемы живописи, скульптуры, архитектуры и других видов изобразительного искусства. Используя те или иные цветообразы, писатель с их помощью мастерски передает атмосферу каждого из островов. Так, Даррелл уже в первом предложении своего травелога «Келья Просперо» на первый план помещает цвет: «Somewhere between Calabria and Corfu the blue really begins» (Прим.: курсив - И.С.). В данном утверждении под словом «the blue» («синева», «лазурь») Даррелл, по всей очевидности, понимает особый цвет морской воды, которая славится сияющим чистым голубым цветом. Однако цвет всегда несет символическую и эмоциональную нагрузку. В общепринятом понимании, небесный синий цвет вызывает ассоциации с чистотой, безмятежностью, свободой. Переезд из Англии в Грецию на остров Корфу был для Даррелла серьезным шагом на пути к его творческой реализации. После сдержанных цветов Англии эта яркая синева стала для Даррелла символом надежды и любви к жизни. Кроме того, синий, а также белый цвет - цвета греческого флага и для писателя они навсегда были связаны с Эгейским морем и любимой Грецией.
Даррелл, обращая особое внимание на окружающие пейзажи, в то же время всегда старался узнать историю места. Однако в травелогах писателя история каждого острова является не просто совокупностью фактов и дат. История острова слагается из передающихся из уст в уста легенд, мифов, непрерывающихся традиций и обычаев местных жителей.
Переплетение мифа и реальности в произведениях Даррелла становится одной из характерных черт. К примеру, образ Афродиты является одним из наиболее ярких сквозных мифологических образов, который создает интертекстуальные связи между травелогами. Кроме того, миф функционирует в путевой прозе автора как способ прикоснуться к древности, вернуться к истокам великой культуры. Важным аспектом мифологического мышления для Даррелла было понятие двойственности всего сущего. В этом смысле образ Афродиты символизирует амбивалентность жизни.
