Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. ФОРМЫ И ФУНКЦИИ ДИАЛОГИЧНОСТИ ПРОПОВЕДНИЧЕСКИХ ТЕКСТОВ СВЯТИТЕЛЯ ИГНАТИЯ.; 18
1.1. Диалогические отношения в проповеди 18
1.2. Средства выражения диалогичности в проповеди святителя игнатия 22
1.2.1. Вопросительные высказывания 22
1.2.2. Побудительные высказывания 37
1.2.3. Обращения в проповеди святителя Игнатия 44
1.3. Особенности функционирования в проповеди диалогических форм согласия и несогласия 46
Выводы 50
ГЛАВА 2. ЖАНРОВАЯ СПЕЦИФИКА ПРОИЗВЕДЕНИЙ СВЯТИТЕЛЯ ИГНАТИЯ. 55
2.1. Проблемы лингвистического изучения жанров церковно-проповеднического стиля 55
2.2. Коммуникативные тактики в творчестве святителя игнатия. 58
2.3. Коммуникативный блок как средство реализации тактик.. 72
2.4. Традиционные проповеднические жанры святителя игнатия 74
2.5. Первичные и вторичные жанры в творчестве святителя игнатия 97
Выводы 113
ГЛАВА 3. СЛОВО-СИМВОЛ КАК ОСНОВА ТЕКСТА ПРОПОВЕДИ СВЯТИТЕЛЯ ИГНАТИЯ 117
3.1. Проблемы лингвистического и семиотического исследования символа 117
3.2. Концепты «видение» и «созерцание» как источник символического плана проповеди святителя игнатия 123
3.3. Образ из видимой природы как составная часть символа 134
3.3.1. Символическое содержание слова «древо». 135
3.3.2. Слово-символ «древо» — основа композиции проповеди. 142
3.4. Понятие как основа символического значения 146
3.4.1. Выражение концепта «жизнь» в символах святителя Игнатия 146
3.4.2. Императивная функция символа странствования в проповеди святителя Игнатия... 155
3.4.3. Слово-символ «странник» как основа проповеди.. 157
3.4.4. Путь как символ жизни в проповеди святителя Игнатия. 161
3.5. Символы тематических групп «человек» и «жизнь» 164
Выводы. 175
ЗАКЛЮЧЕНИЕ. 180
Библиография 183
Приложение 206
II -1. Появление термина стиль по отношению к религиозным текстам 206
II -2. Сложение двух традиций понимания проповеди.. 206
II -3. Период как стилистический прием и коммуникативная тактика святителя Игнатия.. 209
II -4. Композиция «Поучения о спасении и христианском совершенстве» святителя Игнатия 213
II -5. Слова и выражения, характеризующие жизнь богача и нищего в «Беседе в 22 неделю. О богаче и нищем» святителя Игнатия 214
II -6. Речь как проповеднический жанр 214'
II -7. Сравнение проповедей святителя Игнатия и Я. Амфитеатрова 218
II -8. Структура стихотворений в прозе святителя Игнатия 219
II -9. Символические значения слова древо в текстах проповедников XVIII-XK вв 222
II -10. Символ странствования в трудах проповедников XVI1I-XIX вв.. 228
- Диалогические отношения в проповеди
- Проблемы лингвистического изучения жанров церковно-проповеднического стиля
- Проблемы лингвистического и семиотического исследования символа
Введение к работе
В русском языке существует особый пласт текстов, функционирующих в сфере религиозного» культа. Возникает проблема их отношения к существующей системе функциональных стилей данного языка.
Количество функциональных стилей, по мнению некоторых исследователей, не поддается никакому исчислению (Елистратов 1996, Шмелев 1977:75, Аврорин 69-72) (о термине «стиль» в отношении церковной проповеди см. П-1). Тексты, обслуживающие сферу религиозного культа, составляют, как нам представляется, единую коммуникативную систему русского языка. Эта система по-разному определяется современными исследователями:: религиозный язык, культовый язык, язык сакрума, религиозный дискурс, религиозное употребление языка (Войтак 214), сакральный язык (Колесов 2002:13), религиозно-проповеднический стиль (Прибытько 32-43^ Гостеева 1997, Крысин 1994, 1996), церковно-религиозный стиль (Крылова 2000, 2001), религиозный стиль (Лейчик 165), церковно-проповеднический стиль (Грудева 1999), религиозная коммуникация (Карабулатова; 89), сакральная (священная) коммуникация (Гриненко 1999а:99) и< др. По мнению некоторых исследователей, сфера функционирования этого стиля не ограничивается коммуникацией в Русской Православной Церкви, охватывая все конфессии (И.С. Карабулатова, В.М; Лейчик, Г.В. Гриненко).
Наша работа представляет собой исследование стиля проповеднической литературы Русской Православной Церкви XIX в. Понимая проповедь широко как архетип христианской словесности, а всю христианскую культуру как проповедь (ср. Левшун 2001:107, Котельников 26), мы будем употреблять термин церковно-проповеднический стиль русского языка (ЦПС), относя исследуемые тексты к этому стилю. ЦПС
выделяется на основе одного экстралингвистического фактора - религии как формы общественного сознания (Кожина, Мишланов; 1995:119, ср. Кожина 1968:174, Сергеева 1998:136). Следует учитывать и другие стилеобразующие факторы: книжная риторичность, диалогичность, участие внеязыковых средств выражения, связь с богослужением, эстетическое измерение религиозного акта и др. (Mistrik 83).,
Исследования, касающиеся проповеди как жанра,, в основном построены либо на материале проповедей средневековья (Буланин 1989, Сазонова 1973, Кругликова 1990, Лихачев 1987, Еремин 1962, 1968, Елеонская 1990; Каравашкин 2000, Одесский 1998, Кусков 1989; Кагарлицкий 2000 и др.), либо современных (Майданова 1999; Шмелев 1999, Карасик 1992, Розанова 2003, Прохватилова 1999).
Актуальность выбранной темы заключается, во-первых, в том, что язык:виднейшего проповедника XIX века свт. Игнатия не был до сих пор; предметом монографического изучения; во-вторых, особенности ЦПС русского языка XIX в. практически не изучены, между тем эта функциональная разновидность играла важнейшую роль в развитии русского литературного языка и в становлении; русского речевого идеала і (Сковородников: 1996, Михальская 1992:67). По мнению П.Е. Бухаркина, вообще разрыв двух культур в Новое время был относительным, продолжалось влияние духовной; литературы на светскую словесность (Бухаркин 14).
Особенностью любого функционального стиля является сознательный отбор языковых средств в целях - оптимизации данного вида коммуникации. Как известно, в; религиозной? сфере, наряду с русским, используется церковнославянский язык.. Эта: особенность сакральнойї коммуникации напрямую связана с проблемой выделения жанров ЦПС. Тексты, написанные исключительно на церковнославянском языке, на наш взгляд, не могут представлять жанры ЦПС русского языка. Так, Е.В. Грудева
предлагает ограничить этот стиль одним жанром — проповедью, как текстом, составленном на русском, а не на церковнославянском языке (Грудева 151). Другими; исследователями в составе ЦПС выделяются жанры исповеди, поучения, беседы, лекции в і духовном учебном заведении (Нефедьева 279), молитвы (Войтак 1998) и др., при этом проповедь и молитва иногда определяются как исходные, фундаментальные жанры (Карабулатова 91). Некоторые ученые, говоря о жанровом многообразии этого г стиля, не выводят за его рамки различные жанры; богослужебных текстов, функционирующих на церковнославянском языке (Крысин 1994:71). Нельзя согласиться с разделением жанров ЦПС на речевые (поучение, молитва, притча, исповедь, проповедь) и богослужебные (акафист, епитимья,.псалом), как это делает Л.В. Крысин (Крысин 1996:137), т.к. их тексты написаны на разных языках.
Признавая? разнообразие: жанров ЦПС, мы должны отнести их к различным подстилям. Можно выделить 5 подстилей ЦПС:
вероисповедный (катехизический), который составляют жанры символов, изложений веры, огласительных поучений, катехизисов; апологетических трактатов и толкований (Верещагин 1996:213j Войтак 216);
гомилетический, куда входят дидактические и панегирические жанры проповеди, произносимой на литургии (Верещагин 1996:213,. Черторицкая 8) (ср. учительные и торжественные жанры (Тареев 142));
3) эпистолярный, представляющий различные речевые жанры
переписки^ духовных лиц друг с другом или с мирянами (Верещагин
1996:213, Клименко 1999:29-32);
4) художественно-проповеднический, который представляют
различные тексты, соотносимые с жанрами; художественной литературы
(дума, плач; песнь и др.); выражающие истины веры в художественном
модусе;
5) молитвенный (жанры молитвословий на русском языке).
Некоторые исследователи противопоставляют ЦПС всем остальным функциональным стилям русского языка на основе противопоставления сакральной' коммуникации: обыденной, «профанной». Сакральный язык, с самого начала осознаваемый как высокий * стиль, отличается: прежде всего организованностью нормы (Колесов 2002:13^ см. также: Гриненко 1999а:99, Гольберг 2002:14). Наличие нормы ставит вопрос о времени возникновения ЦПЄ. Нельзя согласиться с мнением, что зарождение ЦПС произошло сразу после принятия; христианства і (Лейчик 165), т.к. в XI в. нет еще единого-литературного языка, не сложилось само понятие «нормы». Исходя из этого, как утверждают В.В. Виноградов и М.Н. Кожина, нельзя? говорить о стилистической дифференциации, русского языка вплоть до XVHI в. (Кожина 1968:242, Виноградов- 1955:80-81). Однако* понятие стиля, как категории исторической; постоянно меняется. «Тип» языка; по BiB:. Виноградову, - явление языковое, а не функциональное. По мнению BiB.. Колесова, «триединство типов: профанный, профессиональный и сакральный — дало не только триединство стиля, но и триединство состояний' языка... То, что прежде воспринимали как «самостоятельные» языки; становится < стилями; то, что было стилями, в изменившихся условиях оборачивается!системными; соответствиями норм» (Колесов 2002:12,13). В; своих общих чертах речевые особенности проповеди до XVIII в. (если не: иметь в виду собственно внутриязыковые исторические: изменения) близки! проповеди XIX в., например наличие специальной церковной терминологии; многообразие императивных конструкций и т.п. С XVIII в. русская проповедь, приобретает характер самостоятельности, значительно ослабляется влияние византийских и латино-польских образцов (Катаев і 157, Разумихин 97, см. также Живов 377). В русской проповеди до XVIII? в., а также в святоотеческой: и ранневизантийской, можно видеть истоки; ЦПС, поэтому мы: включаем; в наше исследование сопоставление некоторых явлений проповедей свт. Игнатия с проповедями его предшественников,
например свт. Димитрия Ростовского, тем более что свт. Игнатий; сам рекомендовал его творения своей пастве (Лозинский 39).
Самостоятельную проблему в исследовании ЦПС составляет проблема отношения; проповеди к ораторскому искусству. Эта проблема по-разному решалась дореволюционными гомилетами, соответствуя- двум традициям: августинской и григорианской. Согласно первой;точке зрения, гомилетика восходит к классической риторике, ораторской речи. Эта точка зрения нашла отражение Bs «Руководстве к церковному красноречию» (Руководство 1804:57), в рукописном «Опыте наставления в церковном красноречии» А.И. Пушкова (Пушков; 1823), в «Чтениях о духовной словесности» Я.К. Амфитеатрова (Амфитеатров 1842), в трудах его последователей (Лонгинов 1847, митр. Антоний 1892, Говоров 1895, Чепик 1910, Фаворов 1911, Троицкий 15). Другая* традиция, григорианская, связывает проповедь с функцией благодатной жизни Церкви, опирается на учение о проповеди, содержащееся в Библии (Ин. 16:13^14:26; Мф.10:19; Мк.ЛЗ:11; Лк. 12:12; 1 Кор. 2:4, 12, 13; 1 Ин. 2:20, 27). Проповедь трактуется как воплощение Божественной энергии (харизмы),, которая через священника передается слушателям. В этой традиции проповедь не признается жанром ораторского искусства (Никольский 1895, Кутепов 1896, Барсов 1899:458, Тареев 1903). Тенденции объединения? риторического и антириторического направлений нашли і отражение в трудах гомилетов рубежа ХГХ - XX вв. (Юрьевский 1903; Певницкий 1908, Булгаков 1916, см: также Ветелев* 1949). Более подробно о двух традициях понимания проповеди см. П-21
ФиЛОЛОГаМИ XX В. ПрОПОВеДНИЧеСКИе ТеКСТЫ обыЧНО НЄ ОТНОСЯТСЯ! к
особому функциональному стилю русского языка, а рассматриваются в области; частной риторики — духовном (церковно-богословском) красноречии. Исследователи XX века говорят о частичном заимствовании проповедью риторических приемов из раздела элокуции (Буланин е 1989:15), заимствовании требований к композиции, соответствующих риторической;
диспозиции (Безменова 9, Кутина 12, Нефедьева 280), или полной идентичности проповеди риторическому мастерству (Морозова 1997д:140, Баженова-Рагрина 68, Бегунов 75, Черторицкая 8, Кочеткова 1974, Михальская 1992, 1996 и др.)- На наш взгляд, жанровое многообразие религиозных текстов не может рассматриваться в рамках ораторского подстиля публицистического стиля.
Исследование ЦПС не может быть полным без тщательного изучения языка отдельных духовных писателей с ХУІШ в. до наших дней. Святитель Игнатий (1807-1867) был канонизирован в 1988 году как «подвижник благочестия, автор многочисленных творений, аскет и учитель христианской; жизни, труды которого по глубине и духовному содержанию раскрывают дух святоотеческого предания и являются его продолжением» (Деяние 1988:165). Видя такую формулировку причин* канонизации святителя в год тысячелетия Крещения Руси, невольно удивляешься тому факту, что в XIX веке его труды читались с большой осторожностью; многие из них подвергались, строгой: цензуре. Учебники по гомилетике и истории церковного красноречия, издававшиеся для духовных семинарий в конце XIX — начале XX вв., многочисленные руководства; по; церковному проповедованию, печатавшиеся в церковных журналах того времени («Руководство для сельских пастырей», «Странник», «Домашняя беседа» и др.), содержат очень мало сведений об этом епископе, в состав ни одной из гомилетических хрестоматий не вошли его проповеди (Поторжинский 1879, 1887,1912; Дударев 1901, Булгаков 1915, Чепик 1910).
Имеющиеся публикации об этом епископе касаются прежде всего его биографии- (труд иеромонаха Игнатия (Садковского) «В? поисках; Живаго Бога» (1913), см также: Биографический очерк 1867, Кончина преосвященного Игнатия 1867, Беловолов 1991, архиеп. Михаил 1967, Викторов 1958)) или особенностей религиозно-нравственных воззрений святителя (труд иеромонаха Илиодора (Труфанова) «Религиозно-
нравственное мировоззрение свт. Игнатия» (1905), фундаментальный труд Лі Соколова «Святитель Игнатий. Его жизнь, личность и морально-аскетические воззрения» (1915), магистерское сочинение доцента^ МДА игумена Мі Лозинского «Духовная жизнь мирянина-и монаха по творениям и письмам святителя Игнатия (Брянчанинова)» в, 2 томах с 6-томным приложением^ (1968) (Соколов 2003, Лозинский 2003, см. также: Тертышников 1994, Чинякова 1999; Афанасьев, Воропаев 1991, Феофан 1869;. Флоровский 1937:393-397)). В единственной прижизненной публикации было отмечено своеобразие творений свт. Игнатия (Матвеевский 1863). Немногочисленные современные лингвистические исследования творчества свт. Игнатия касаются; жанровой организации проповеди (Судаков 2002, 2003) или особенностей эпистолярного наследия этого * проповедника; (Постовалова! 2000). Изучение идиостиля ; свт. Игнатия позволит ответить на вопрос, почему труды этого проповедника не воспринимались.его современниками как образец ЦПС, но*вместе с тем широко используются в церковной жизни сейчас.
Проблема взаимодействия? объективно-структурных качеств стиля ш его субъективной направленности, соотнесенности* с субъектом, формой\ выражения индивидуальных свойств и творческих возможностей; автора впервые была отмечена В.В; Виноградовым; (Виноградов 1961:8).- Понятие: идиостиля; возникает в связи с развитием понятия о личности в общественном самосознании. В истории русской духовной культуры этот процесс формируется; в; XVII-XVIir вв. До XVII< века можно< говорить о коллективном авторе, т.к.. границы между создателем литературного произведения, компилятором; редактором и переписчиком являются * очень зыбкими»(Виноградов* 1961:40, Некрасов 39-40, Буланин 1995:33). В'XVIB веке «намечаются лишь слабые ростки индивидульно-литературных стилей (особенно в творчестве протопопа Аввакума)» (Виноградов 1967:83), произведение соотносится не столько с автором, сколько с жанром:; «По
существу, жанр и был подлинным носителем литературного произведения» (Гуковский 22), но и в XVIII? в. «индивидуальные оттенки стиля' того или иного писателя; обычно стушевывались в устойчивой? схеме жанровой композиции» (Виноградов 1967:84).
XIX век В.В; Виноградов называет эпохой» расцвета индивидуальных стилей (Виноградов; 1971:70). «Все углубляющаяся с середины: XIX века индивидуализация стиля обнаруживается! в: открытии и тончайшей: разработке средств речевой экспрессии» (Там > же 67). Личностное участие в стилевом отборе; менее; важное в ЦПС, по* сравнению> с другими сферами общения, не может препятствовать изучению идиостиля, потому как «в своих наиболее созидательных образцах индивидуальный язык писателя не только не противоречит, естественному идеалу языковой шормы, но даже и больше того: обнаруживает свойства этой нормы наиболее совершенным способом» (Винокур 1990:41, см: также Сепир 200).
В\ связи с вышесказанным! особого внимания; заслуживает вопрос о том, в какой мере может отражаться личность свт. Игнатия в его проповеди. На неоднозначность ответа; на і этот вопрос указывал гомилет рубежа XIX-XX вв: В.Ф. Певницкий. С одной стороны, в проповеди «нет места? для проявления личной оригинальности» (Певницкий 75), в связи с чем понятие образа автора может быть расширено, т. е. его можно понимать не тольков применении к одному отдельному автору, а вообще: к автору церковно-проповеднических текстов; с другой стороны, при «восприятии истины духом? проповедника... он перерабатывает или изменяет ее форму, применительно к нуждам или восприемлемостш своих слушателей.. То недостаток проповеди, если в ней не видно отпечатка личного элемента или личного воздействия проповедника... Душа: человека-проповедника тем сильнее и рельефнее проявляет себя и свою личную оригинальность в своем слове, чем глубже и искреннее ее убеждение в возвещаемой истине» (Там же 76). В: этом ответе отражается «своеобразная парадоксия религиозного
восприятия: будучш из всех жизненных актов наиболее индивидуальным, лично выстраданным, лично обусловленным; оно в то же время оказывается и наиболее универсальным — яркий знак того, что между индивидуальным и универсальным нет противоположности» (Булгаков 1994:52).
При изучении идиостиля писателя встает вопрос о разграничении* понятий идиостиля и идиолекта. Часто значимость- идиолекта преувеличивается, когда язык трактуется как простая сумма; идиолектов (Винокур 1987:11, ср. Лосский 238). Иногда эти понятия^ не различаются (Григорьев 4), но чаще современные исследователи, противопоставляя понятия «язык,- индивидуальная модификация», идиолект и идиостиль рассматривают в системе соотношений «система - структура» и «система — текст» (Ревзина 68-69, Щукин; 1978; Северская, Преображенский 147, Баранов 1998:121). Под идиолектом? свт. Игнатия мы будем; понимать допустимый вариант ЦПС, а под идиостилем - специфическую систему свт. Игнатия, «соотносительно с другими индивидуальными стилями и манерами» (Виноградов 1967:84). Идиостиль - явление более широкого плана, чем идиолект, т.к. отражает одновременно, и системные свойства стиля и вариативные, дифференцируемые на; основе: конструктивных противопоставлений частных систем выражения (см. Северская, Преображенский, 147). По мнению В.В., Виноградова, «индивидуальный стиль писателя, его качественное своеобразие, в значительной мере определяется формами воплощения «образа автора» в»произведениях этого писателя» (Виноградов, 1960:25). Образ автора в ЦПС практически; не изучен. Ю.В. Рождественский в: статье «Образ автора; в гомилетике» (Рождественский 160-163), выделяя такие особенности русского проповедника; как аскетизм, культуросозидательность, неподсудность, благотворительность и др:, не дает; сведений о языковом выражении образа автора, тем более для определенного периода развития этого стиля.
Нам представляется целесообразным изучение идиостиля свт. Игнатия і проводить с точки зрения двух аспектов: коммуникативного и жанрового. Для стилистики в целом «не существует самостоятельного предмета исследования, вне коммуникативного подхода» (Винокур 1987:9). Как известно, проблема образа автора в стилистике — это прежде всего проблема участника коммуникации, подчиняющегося ее законам, выработанным в коллективе носителей языка. Образ автора наиболее отчетливо > проявляется в отношениях со своим адресатом: «стиль отражает позицию субъекта речи относительно позиции адресата» (Долинин 1978:36^ см: также Золотова 1982:3). Как известно,.вид коммуникации! оказывает существенное влияние на жанровую^ дифференциацию^ речи (Земская; 42-43), а любая индивидуализация стиля, в свою очередь, «сопровождается смещением' и смешением границ литературных жанров» (Виноградов* 1967:86). Жанровый* аспект не противопоставляется < нами принципу учета семантико-стилистического своеобразия; речевых средств, а рассматривается как. закономерное его продолжение и развитие (Ефимов 1954:280).
Коммуникативно-жанровая дифференциация позволит
конкретизировать функциональную специфику изучаемых текстов, т.е. то, как ЦПС реализуется в строении текста свт. Игнатия. Именно жанрово-коммуникативная типология внутри функционального стиляї может дать определенные гарантии по возможности; полного учета стилевой; специфики исследуемых текстов.
Целью диссертационного исследования является изучение идиостиля; свт. Игнатия в і жанровом^ и коммуникативном аспектах как варианта ЦПС русского языка XIX в. Эта цель предполагает решение следующих задач: 1) описать субъектную! организацию текстов свт. Игнатия, формы и функции диалогичности в его проповедях; 2) охарактеризовать специфику жанров в; творчестве свт. Игнатия, выяснить, насколько последовательно в его творчестве представлен жанровый канон проповеди и в какой мере
отразилась индивидуальность автора в создании? текста; 3) определить особенности; употребления в проповедях свт. Игнатия образных средств языка; 4) выяснить роль риторических традиций в ЦПС XIX в., в частности в творчестве свт. Игнатия; 5) определить место духовного < творчества свт. Игнатия в проповедническом наследии его эпохи.
Мы не ставим перед собой задачи выявить весь перечень стилеобразующих языковых средств, но хотим обратить внимание на наиболее спорные вопросы, которые в современной стилистике не получили однозначного решения.
Специфика идиостиля свт. Игнатия будет нами определяться через: предпочтительность (см. Леденева 38), т.е. отражение тяготения проповедника к тем или иным языковым константам. На основе прагматической, семантической и синтаксической модели идиолекта можно выявить, особенности идиостиля, выраженные 1) в предпочтении тем; жанров: проповеди, средств и приемов передачи г информации, особенных способов построения текста, в отражении субъектно-объектных отношений; 2) в предпочтении слов в! роли предиката (средства характеризации? выражения авторской позиции; оценки), слов определенной семантики (избирательное отношение к тому или иному члену лексической парадигмы, тематических, лексико-семантических групп, синонимических рядов) \ (Диброва 1996:136), в особенностях образных средств речи; 3) в специфике синтаксиса проповедника (Ефимов 1969:200).
Основным источником нашего исследования являются три тома творенийсвт. Игнатия: два тома, объединенные названием «Аскетические опыты», включающие в основном нетрадиционные жанры ЦПС, и «Аскетическая проповедь», представляющая собой неполный годичный цикл проповедей (пять седмиц (из восьми) от Пасхи до Пятидесятницы, с 21 седмицы от Пятидесятницы до Великого поста, все седмицы Великого Поста). Проповеди расположены в сборнике в соответствии с началом года
по светскому календарю. Тип проповеди аскетической был свойствен и современнику свт.. Игнатия свт., Феофану, труды, которого, однако, помещали в хрестоматиях и не подвергали той цензуре, как труды свт. Игнатия.
Во второй половине XVIII в. и первой половине XIX в. основным было нравственно-практическое направление церковной проповеди, виднейшими представителями * которого являлись св.. Тихон; епископ Воронежский; митр. Московский і Платон (Левшин), митр. Московский Филарет (Дроздов), архиеп. Херсонский Иннокентий* (Борисов), протоиерей Родион Путятин и др. Во второй половине XIX в. развиваются два направления: общественно-публицистическое (нашло. отражение в проповедях епископа Смоленского* Иоанна (Соколова),, архиеп. Херсонского Димитрия< (Муратова), архиеп: Харьковского Амвросия (Ключарева) и др.) и нравственно-аскетическое. С начала XIX в. в трудах различных проповедников формируется образец проповеднического языка, несоответствие которому воспринимается в духовном сочинении как оскорбительное для священного содержания, «отступления от нормы понимались здесь не только как стилистические погрешности, но и как проявления неблагочестия» (Живові 486). Стилистическая правка проповедей призвана привести в соответствие язык и содержание проповеди. Известно, что свт. Игнатий неоднократно проводил правку своих творений, законченный вид его духовные произведения; получили в * 60-е гг. XIX в. В" это время в і богословии темы нравственные заменили темы метафизические. Складывание «русского церковного' либерализма, более бытового и житейского,.чем богословский» (Флоровский 1937:388), формирование традиции обмирщенной религиозности; влияние иностранной литературы являются причинами; перестраивания нравственного богословия; заново, как учения о духовной жизни. Под: влиянием учеников св. Паисия Величковского вновь оживает созерцательное монашество. Так, в преп. Серафиме Саровском (1759-1833) вновь становится
живой византийская< традиция. «В русском церковном развитии святость и ученость оказались разомкнуты. В традиции старца Паисия приоткрывалась возможность нового смыкания и замыкания. Всего важнее было творческое восстановление перерванной і когда-то- византийской созерцательной и аскетической традиции» (Там же 392). Византийская традиция сказывается в литературе уже с 40-х гг. XIX в., когда в Оптиной пустыни издаются святоотеческие переводы духовных книг св. Паисия Величковского и: его учеников. «В короткий срок в русский і читательский обиход был введен ряд образцовых книг для духовного чтения и размышления. Духовный спрос на эти книги: уже существовал.... К старым и переводным? книгам присоединились новые и самостоятельные опыты...» (Там же 393).
В исследовании применяются методы стилистического анализа: описательный, сравнительный;, сравнительно-исторический - и элементы дискурсивного анализа, представляющего собой г освещение религиозного общения с учетом; характеристик культурно-исторического и коммуникативного планов.
Научная новизна исследования определяется тем, что в диссертации предложены новые критерии для описания; стилевых черт (жанровых, лексико-семантических, синтаксических) и согласно этим критериям дано подробное описание идиостиля свт. Игнатия. Введен в научный оборот материал, который, будучи опубликован в 1867 т., оставался малоизвестным и никогда не исследовался в специально филологическом, а не богословском аспекте: Изучение идиостиля проповедника XIX в. в жанрово-коммуникативном аспекте предпринимается впервые.
На защиту выносятся следующие положения.
1. Творчество;свт. Игнатия, представляющее собой идиостиль ЦПС XIX века, в большей степени отражает развитие проповеднической поэтики, нежели перенимает риторические традиции схоластической гомилетики.
Важнейшей функционально-семантической категорией проповеди является диалогичность, которая по своему стилистическому назначению существенно отличается от диалогичности в других функциональных стилях. Это проявляется вt том, что диалогичность проповеди: не предполагает полифонии, дискуссии, спора, т.к. она опосредована другими важнейшими функционально-семантическими категориями проповеди -молитвенностью и соборностью.
В связи: с развитием! образа автора ві проповеди; XIX века в творчестве свт. Игнатия происходит трансформация традиционных, канонических жанровых форм проповеди, их смешение и появление нетрадиционных для ЦПС жанров речи.
41 Созерцательный тип мышления проповедника, его обращённость к мистическому смыслу рассматриваемых явлений- и событий не позволяет ему использовать обычную систему тропов, характерную для других функциональных стилей, и свт. Игнатий вынужден использовать особый язык символов, в> содержании которых пересекаются оси; материального и метафизического миров.
5.. Свт. Игнатий в своем творчестве использовал богатый; опыт словесной культуры XIX в; не для) сближения со светской словесностью, а= чтобы придать этой культуре духовную: значимость, что говорит о вкладе свт. Игнатия в историю русского литературного языка.
Теоретическая значимость работы заключается в том, что изучение ЦПС в жанрово-коммуникативном: аспекте позволяет с большей степенью полноты отразить функционально-стилистическую' систему русского языка. Результаты проведенного исследования идиостиля свт. Игнатия могут способствовать изучению идиостилей других проповедников как XIX, так и других веков.
Практическая значимость работы определяется тем, что данный материал может быть использован? в преподавании* стилистики,
лексикологии, истории русского литературного языка, а также (при условии определенной степени адаптации) на уроках русской словесности в средней школе и на спецкурсах по лингвистическому краеведению. Результаты исследования могут быть применены также в лексикографической практике для уточнения толкований слов, соотносимых со > словами-символами свт. Игнатия.
Апробация работы. Основные положения диссертации обсуждались на XII Международных Рождественских образовательных чтениях (Москва, 2004), на XXXIII Международной филологической конференции (Санкт-Петербург, 2004), на всероссийских конференциях: «Вузовская; наука — региону» (Вологда, 2003;. 2004), «Молодые исследователи — региону» (Вологда, 2004), на межрегиональных научных конференциях: «Санкт-Петербург— Вологда: историко-культурное взаимодействие XVIII - XX вв.» (Вологда, 2003), «Святые и подвижники Русского Севера» (Великий Устюг, 2003), на IV Межвузовской конференции молодых ученых (Череповец, 2003), на научно-практических конференциях: «Духовность и патриотизм как основа современного образования» (Вологда, 2002), «Святитель Игнатий: духовное наследие и современность (К 195-летию со дня рождения)» (Вологда, 2002), «Святые места Вологодчины» (Тотьма, 2004).
Основные результаты исследования нашли отражение в* 5 опубликованных работах.
Структура диссертации. Цель и задачи исследования определили структуру работы, которая состоит из введения, трех глав, списка использованной литературы, приложения и списка сокращений.
Диалогические отношения в проповеди
Особое внимание исследователей привлекает проблема определения» вида речи (диалогическая І или І монологическая) церковно-проповеднических текстов:. Монолог и диалог являются основными формамш воплощениям жанра (Китайгородская! 111). Являясь,важнейшим компонентом структуры текста, диалог отражает особенности; индивидуального стиля автора: В5 составе ЦГТЄ Н.Н: Розанова выделяет особый малыш жанр - микродиалог (информативный, прескриптивный; апеллятивный; фатический) (Розанова 346); хотяі сам? жанр проповеди, характеризуется? этим» исследователем признаками І устности, монологичности, спонтанности,, подготовленности « (Тамі же 348): Монолог многими; признается? искусственной! языковот формой; (Щербаї 1915: с. 3-4- — приложение; Арутюнова 1992:52). Его связывают с «авторитетностью, ритуалом, церемонией-и пр.» (Якубинский 34); с книжной; повествовательной речью (Золотова 1973:335), указывается, что письменный монолог проецирует сложное протекание речевого процесса (Якубинский 3 7):
ВIпонимании диалога существуют две точки зрения: Согласно узкому пониманию, диалог - однаїиз композиционных форм речи (диалогическаяшг монологическая! речь), с точки І зрениям широкого» понимания; «каждыш монолог является репликой большого, диалога» (Бахтин 1986:313). Признание: диалогичности любого текста встречается еще в І античности; в: риторике Аристотеля, получает завершение у М:Мї Бахтина. Последний положил начало ш широкому пониманию диалога; как всякого речевого общения; и как формообразующего принципа- духа,, неполной противоположностью которого является монолог (ср. мысли; о диалоге как всеохватывающем свойстве литературы: (Боровой 27)). Диалогические отношения,, согласно; М.М.. Бахтину, - понятие более широкого плана, нежели диалогическая речь в узком смысле, под которой; понимается взаимное общение, при котором: активность и пассивность переходят от одного участника коммуникации к другому, а наиболее благоприятной является атмосфера нравственного равенства говорящих (Бахтин 1986:321).
Проповедь, по; количеству активных участников речи, представляет собой монолог, но, включенная: в коммуникативные процессы и осуществляющая их, она отмечена диалогичностью в широком смысле. А.К. Михальскаяі признает проповедь монологичной только «по форме», указывает на приемы и средства диалогизации («слова; высоких: духовных авторитетов - святых отцов, учителей и наставников... и голос самого оратора» (Михальская 1992:65-66)). Для G.A. Прохватиловой признак диалогичности является г доминирующим в проповеди І (Прохватилова 1998). По мнению О.Т. Лойко, вся; «христианская : культура в \ наибольшей \ степени диалогична и дихотомична» (Лойко 51).
Проблемы лингвистического изучения жанров церковно-проповеднического стиля
Основы теории жанров речи (РЖ), были изложены М.М. Бахтиным в работе «Марксизм и философия языка» (Волошинов.1930), а затем получили развитие в его статье «Проблема речевых жанров» (Бахтин: 1986). Согласно М.М. Бахтину, человеческая речь в типичных ситуациях отливается, в готовые формы РЖ. По определению ММ. Бахтина, РЖ - это относительно устойчивые тематические, композиционные и стилистические типы высказываний. Типическими - для РЖ являются коммуникативная ситуация, экспрессия! и; экспрессивная І интонация, объема (приблизительная длина речевого целого) (Бахтин 1986:267), концепция: адресата и концепция нададресата (Там же 305), воспроизводимость (Там же 247-254).
Интерес к различным жанрам человеческого общения заметно возрос в 80-90-е годы XX столетия. Жанр определяется как ««идеальный» тип или логически сконструированная модель конкретного литературного произведения, которые могут быть рассмотрены в качестве его инварианта» (Тамарченко 2001:263); При исследовании ЦПС важно ответить на вопрос о членении религиозного дискурса на отдельные РЖ. При этом; характеристика структуры проповеднического жанра для ХГХ в. должна сочетаться с освещением его особенностей в диахронии.
Главная трудность, с которой сталкиваются современный исследователь, строящий типологию РЖ, и гомилет прошлого, — поиск основания» классификации. В этой области в наибольшей степени разработаны два метода:; компонентный и иллокутивно-перформативный анализ. С помощью иллокутивно-перформативного критерия в отношении ЦПС трудно различить тексты, имеющие одинаковую цель — побуждение адресата к спасению души. Методика компонентного анализа удобна, когда один РЖ противопоставлен другому по одному дифференцирующему признаку, но проповеднические РЖ свт. Игнатия противопоставлены друг другу целым комплексом признаков. Мы попытаемся объединить эти: два критерия на; том основании, что компоненты проповеди свт. Игнатия отличаются не столько содержательно,, сколько именно своей целевой установкой. Иллокутивный критерий в современной прагматике привел прагматику, как писала T.F. Винокур, к некоторому кризису, когда в центре внимания оказались модели и прагмалингвистика перестала соответствовать своему назначению? - «быть наиболее личностно ориентированной и наиболее связанной с действительностью внешнелингвистическош дисциплиной» (Винокур 1993:20-21). Задачей нашего исследования является рассмотрение жанров свт. Игнатия не просто как текстовых моделей; а как специфических текстов религиозного дискурса XIX в.
Проблемы лингвистического и семиотического исследования символа
Творения свт. Игнатия І отражают мистический опыт проповедника,. а «любое религиозное и? тем; паче мистическое сознание самой! своей! сутью принуждено І создавать для себя систему сакральных знаков и символов, без которых оно? не: могло бьЕ описывать свое «неизрекаемое» содержание» (Аверинцев; 1997:129 см;, также:: Лосев 1927:321-337, 463-528). Основы лингвистической? и семиотической? теории символа были; заложены. Чі. Пирсом, выделившим І 3 типа знаков; - индексы, иконические знаки и; символы, при; этом под символом он і понимал чисто- условный : знак. Многими; зарубежными; исследователями» отмечалась связь, символа с метафорош m другими тропами на; основе мотивированности значения символа;, вытекающей: из:отношений конкретного шабстрактного значений? (Gassirer. 1946, 1957, Леви-Єтрос 1994). На русской почве основы изучения символа заложил А.А. Потебня, говоривший, в частности;, о том; что «символ языка ... можно назвать его поэтичностью» (Потебня 1990:22). При этом поэтичность бывает разной: в.широком смысле, «поэтический! образ каждый і раз, когда воспринимается и оживляется понимающим; говорит ему нечто большее, чем то;, что в нем? непосредственно заключено», в узкомс смысле,, поэтичность равна переносу (метафоричность)І (Там же 141). В? современной: лексической? семантике понимание символа как языковой! категорию отличается у разных исследователей; Различие: чаще всего касается \ двух проблем: 1) отношение символа: к знаку, образу, понятию, концепту; 2); отношение символа: к выразительно-изобразительным; средствам языка, тропам. 1. Отношение символа к знаку, образу, понятию; концепту..
Одними исследователями, символ толкуется через; понятия образа г и. знака и определяется как «образ, взятый в аспекте своей знаковости» и как «знак, наделенный всей органичностью и неисчерпаемой многозначностью образа» (Аверинцев 1983:607,. см. также: Виноградов 1923:196, Лосев 1970, Арутюноваї 1999:896, Шелестюк 2001:52). Согласно другой точке зрения; «давно пришло время поставить символ рядом с понятием» (Марков, 112), при этом символические значения не отождествляются с концептуальными. Синтез; этих подходов можно видеть вЇ работах В.В: Колесова; которыш рассматривает отношения символа к понятию, образу и концепту ві динамике. Семантический синкретизм концепта, по мнению В.В. Колесова, оформляется в образе, анализируется; в понятии; а в символе предстает уже как «единство «мысли-чувства», и потому может замещать одновременно і и понятие, и образ; символ - понятийный образ; или образное: понятие» (Колесов 2002:57,62).
