Русский женский антропонимикон в культурно-генетическом аспекте Степанова Фаина Вячеславовна

Содержание к диссертации

Введение

ГЛАВА 1. Русская антропонимия в социально-историческом аспекте

1.1. Основные этапы формирования русской антропонимической системы 12

1.1.1. Дохристианский период в истории русских имен 15

1.1.2. Формирование системы личных имен в христианский период 19

1.1.3. Ономастические преобразования в 20-ом столетии 28

1.1.4. Современный период в истории антропонимики 31

1.2. Женские личные имена в генетическом аспекте 34

1.3. Выводы 47

ГЛАВА 2. Культурологический аспект русской женской антропонимии

2.1. Имя собственное как культурно-историческая единица национального языка 50

2.2. Ключевые имена в русской культуре и языке 60

2.2.1. Понятие о ключевых именах 60

2.2.2. Национально обусловленная специфика женских ключевых имен 69

2.3. Ключевые имена Мария и Иван: генеалогический и лингвокультурологический анализ 88

2.4. Выводы 105

ГЛАВА 3. Женские личные имена во вторичных номинациях

3.1. Деонимизация личных имен 107

3.2. Деантропонимические производные в семантическом поле «флора»

3.2.1. Народная фитонимика деантропонимического типа 124

3.2.2. Деантропонимические названия грибов 138

3.3. Деантропонимические производные в семантическом поле «фауна»

3.3.1. Зоонимы деантропонимического типа 143

3.3.2. Орнитонимы деантропонимического типа 145

3.3.3. Деантропонимические названия рыб 148

3.3.4. Деантропонимические названия насекомых 149

3.4. Выводы 151

ЗАКЛЮЧЕНИЕ 154

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК 160

ПРИЛОЖЕНИЕ 177

• Основные этапы формирования русской антропонимической системы
• Имя собственное как культурно-историческая единица национального языка
• Деонимизация личных имен

Введение к работе

Проблематика диссертационной работы находится в русле актуальных исследований современной лингвистики, которые направлены на выявление культурного компонента лексических единиц.

Актуальность исследования

Антропоцентрическая парадигма в развитии современной научной мысли конца ХХ-начала XXI в. обусловила актуальность лингвистических исследований, посвященных изучению национально-культурного своеобразия языка, поскольку этот подход к исследованию и описанию языка предполагает обращение к человеку как к национальной языковой личности (Ю.Н. Караулов), несущей в себе особенности национальной культуры и ментальносте (см. работы Ю.Д. Апресяна, Н.Д. Арутюновой, Е.М. Верещагина, В.В. Воробьева, В.В. Колесова, В.Н. Телия, О.И. Блиновой и многих других исследователей).

Антропонимика как раздел лингвистики напрямую связана с антропоцентрическим представлением о мире, так как объектом ее наблюдения являются имена собственные, в которых сконцентрирована культурная, духовная жизнь не только отдельной личности, названной ключевым именем, но и целого народа. Антропоцентрическая картина мира как часть национальной картины мира (КМ) представляет человека центром мироздания, вокруг которого фокусируется Вселенная [Блевцак, 2003].

В задачи нашего исследования не входит специальное рассмотрение проблематики языковой картины мира, однако общее представление об этом феномене считаем необходимым изложить.

Под языковой картиной мира (ЯКМ) в работе понимается особое мировосприятие, миропонимание какой-либо общности людей, говорящих на одном языке, заложенное в самом языке и отражающее взаимоотношения человека и мира через язык. Представление о мире, которое несет в себе язык, не является простым зеркальным отражением, это не просто четкий

отпечаток реально существующего в действительности, а некая интерпретация, осмысление окружающего мира, поскольку человек воспринимает и отражает мир сквозь призму своей деятельности, сквозь призму накопленных обществом знаний, понятий, навыков, сквозь призму своей национальной культуры. «Картина мира есть целостный глобальный образ мира, который является результатом всей духовной активности человека, а не какой-то отдельной его стороны. Картина мира как глобальный образ возникает у человека в ходе всех его контактов с миром» [Постовалова, 1988: 19].

В данном случае язык выступает не только как средство коммуникации, но и как хранилище национальной идеи, воплощение народного духа, наконец, как особый способ видения мира, свой для каждого народа.

Перспективным направлением в исследовании национальной ЯКМ видится изучение отдельных её фрагментов, одним из которых является антропонимическая лексика русского языка.

Актуальность изучения национально-культурного содержания языка, «опрокинутого» в ономастическое пространство, определяет необходимость развития тех аспектов антропонимики, которые ориентированы на культурную и ментальную составляющую значения личных имен, являющихся свидетельством национально-обусловленной специфики наречения главного протагониста окружающего мира - человека.

Традиционно проблемы антропонимики и в целом ономастики привлекали и привлекают внимание многих лингвистов. Детальному изучению подвергаются многие аспекты имен собственных: географический, логический, психологический, лингвистический, семиотический, юридический и др. В аспекте же языковой картины мира анализ личных имен не занял пока должного места, что объясняется, с одной стороны, инерцией представления об именах собственных как «этикетке», «ортодоксальном знаке», обладающем только энциклопедическим значением, а с другой -

6 разнообразием и многоплановостью проявления в данном языковом

пространстве категории собственных имен.

Признание учеными наличия лексического значения у антропонимов позволяет говорить об их способности обладать дополнительной национально-культурной спецификой.

Предмет и объект исследования

Предмет исследования - русская женская антропонимия как лексическая подсистема ономастического пространства языка, представляющая собой фрагмент русской национальной картины мира.

Объектом наблюдения и анализа в диссертационном исследовании являются антропонимические единицы и деантропонимические образования, актуализирующие культуросодержащие компоненты их семантики и формы.

Основная цель диссертационной работы - дать культурно-генетическое описание русской женской антропонимии как фрагмента национальной языковой картины мира, в призме которой проявляется образ русской женщины.

Культурно-генетический подход к описанию личных имен основывается на синхронно-диахронном исследовании русского антропонимикона через анализ и синтез морфонологических, семантических и социокультурных изменений, происходящих в его составе, и дает возможность в интегрированном и законченном виде представить эволюцию женского именника.

Данная цель определила постановку и решение следующих задач:

1. рассмотреть основные этапы формирования русского антропонимикона с целью выявления особенностей каждого периода, обусловленных взаимодействием национальной истории и культуры;

2. выявить генетические истоки русских женских имен и установить тенденции в развитии русской системы личных женских имен;

3. дать представление о месте имени собственного в культурно-историческом и когнитивном пространстве русского языка;

4. определить состав ключевых для русской ЯКМ женских имен, выявить их национально-культурную специфику и источники культурной интерпретации анализируемых единиц;

5. проанализировать культурно-генетические истоки формирования в русской ЯКМ образов Мария и Иван как отражение народного представления о данных именах;

6. выявить случаи экспрессивной деонимизации женских имен и рассмотреть их основу;

7. описать народные наименования деантропонимического типа в семантическом поле «флора и фауна».

Методология исследования

Выдвигаемые в настоящем исследовании задачи решены с позиций антропоцентрического принципа. Общей методологической основой диссертации послужили положения о взаимосвязи и динамике формы и содержания личных имен как культурообусловленной единицы национального языка.

Выбор конкретных лингвистических методов обусловлен задачами работы, а также спецификой анализируемого материала. Основными методами, примененными в работе, являются: метод лингвистического описания, состоящий в отборе, систематизации и описании языкового материала; метод лингвокультурологической интерпретации фактов языка; экспериментальные методы - ассоциативный эксперимент и анкетирование. В ходе анализа языкового материала использовалась также комплексная методика исследования, включающая элементы этимологического, исторического и компонентного анализов.

Материал и источники исследования Для анализа в работе привлекаются личные женские имена, используемые как в их прямом ономастическом значении, так и во вторичных переносных значениях в лексике и фразеологии русского национального языка, прежде всего, в отдельных его говорах.

В качестве лингвистических источников отбора материала использовались словари личных имен, диалектные, толковые и этимологические словари. Кроме того, для работы привлекались сборники пословиц и поговорок русского народа, фольклорные и этнографические источники, содержащие тексты народных песен, заговоров, легенд, описания сельскохозяйственных работ, игр, гаданий, обрядовых действий, в которых выявляется символическая роль того или иного имени.

Научная новизна работы определяется тем, что в ней впервые в целостном виде представлена система русской женской антропонимии как важный компонент национально-специфической картины мира. При описании данного фрагмента национальной ЯКМ сделана попытка представить как единое целое социоисторический, генетический, культурный и номинативный аспекты восприятия и отражения русских женских имен, многие из которых, прежде всего, имя Мария в его тесной взаимосвязи с именем Иван, являются для русской национальной КМ ключевыми концептами. В этом плане находят свое объяснение и факты вторичных номинаций женских имен, уже рассмотренные ранее в ряде работ, но в рамках нашего подхода органически вписывающиеся в представленное в исследовании культурно-генетическое антропонимическое пространство.

Теоретическая значимость исследования обусловлена его вкладом в развитие лингвокультурологического аспекта в изучении русских личных имен и связана с а) переосмыслением традиционной периодизации русской антропонимики и выделением нового этапа, б) определением понятия и состава ключевых женских имен, в) лингвокультурологическим анализом вторичных номинаций в семантических сферах «флора и фауна».

Практическая значимость исследования заключается в возможности использования полученных материалов и результатов в преподавании русского языка в теоретических курсах лексикологии и фразеологии, в разработке спецкурсов по антропонимике, лингвокультурологии.

Материалы диссертации могут быть также использованы в
лексикографической практике при составлении словарей

деантропонимической лексики и лингвокультурологических словарей русских имен.

Положения, выносимые на защиту:

1. Личное имя собственное, являясь значимым элементом, играет важную роль в системе языка и культуры.

2. Воплощая в себе уровень культурного и духовного развития народа, способы восприятия мира, русская антропонимия прошла длинный и сложный путь своего формирования и на современном этапе претерпевает существенные изменения, отражая общественные, социальные и культурные преобразования конца XX - начала XXI вв.

3. Изучение истории женских имен русского народа показывает, что в них на каждом этапе исторического развития аккумулируется информация о самих носителях имен, об отношении человека к реальной действительности и миру в целом, об истории и быте народа, его духовных устремлениях и культурных ценностях.

4. Активное использование отдельных личных женских имен в русском языке на разных этапах, их регулярная частотность, закрепленность в пословицах, поговорках, устойчивых выражениях, функционирование в различных семантических сферах обуславливают особое восприятие этих антропонимов в сознании народа, делая его особо значимым именем — ключевым для русского народа.

5. Ядро ключевых имен для русской ЯКМ представляют имена Мария и Иван, которые, тесно взаимодействуя друг с другом и отражая связь языческой и христианской традиции, образуют целый комплекс представлений, закрепившихся в народной памяти и проявляющихся во вторичных номинациях.

6. Особое место среди отантропонимических номинаций занимают единицы семантических полей «флора и фауна», поскольку они

представляют собой более древние микросистемы, в которых закреплен опыт практического и культурно-мифологического освоения мира как части окружающей человека природы.

Апробация работы Основные положения диссертации были представлены в виде докладов на Международных конференциях и семинарах «Русская речевая культура XX века» (Ачинск, сентябрь 1999г.), «Типология языка и поэтики устно-поэтических культур» (Петрозаводск, сентябрь 2002 г.); Всероссийских конференциях «Проблемы прикладной лингвистики» (Пенза, 2000 г.), «Актуальные проблемы языка и литературы на рубеже веков» (Абакан, сентябрь 2001г., ноябрь 2005 г.); региональных конференциях «Теоретические и прикладные аспекты речевого общения» (Красноярск, апрель 2000 г.), «Воспитание исторического и национального самосознания» (Канск, 2005 г.), Филологических чтениях памяти проф. Р.Т. Гриб (Лесосибирск, 1999-2006 гг.). Идеи, основные положения и результаты диссертации неоднократно обсуждались на научно-методических семинарах и заседаниях кафедры русского языка ЛПИ КрасГУф.

Материалы диссертационного исследования были положены в основу курса по выбору по теме «Проблемы русской антропонимики», который разработан для студентов 3 курса филологического факультета ЛПИ и внедрен с 2004 г.

По проблематике диссертации разработана тематика курсовых и дипломных работ для студентов филологических факультетов.

По теме диссертации опубликовано 11 работ. Структура работы

Структура диссертационной работы определена поставленными целью и основными задачами, материалом и методологией исследования. Диссертация состоит из введения, 3-х глав основной части, заключения, библиографического списка цитируемой литературы и приложения.

11 В первой главе рассматривается становление антропонимической

системы русского народа и ее женской подсистемы в тесном взаимодействии

с факторами национальной истории и культуры. Вторая глава посвящена

выявлению культурно обусловленной специфики ключевых женских имен

русского народа. Описание вторичных номинаций женских имен

представлено в третьей главе.

Библиографический список цитируемой литературы содержит 155 источников.

Материал, послуживший основой для работы, систематизирован в приложении и представляет собой «Материалы к словарю деантропонимической лексики».

ПЕРВАЯ ГЛАВА. РУССКАЯ АНТРОПОНИМИКА В СОЦИАЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКОМ АСПЕКТЕ

1.1. Основные этапы формирования русской антропонимической

системы

В данном параграфе мы остановимся на рассмотрении основных этапов исторического развития системы личных имен русского народа, отмечая тесное взаимодействие с фактами национальной истории и культуры.

Как известно, формирование русской системы личных имен прошло длительный и трудный путь. История личных имен свидетельствует о сложных процессах, в которых нашли отражение социокультурные преобразования различных эпох: образование славянских племен, создание Киевской Руси как государства, введение христианства, татаро-монгольское господство, создание Московского централизованного государства и Российской империи. Язычество, православие, влияние восточных и западных культур - все это повлияло на русское антропонимическое пространство, а соответственно, отразилось и на формировании национальной языковой картины мира.

О длинном и сложном пути становления антропонимии русского народа свидетельствуют и разные подходы ученых к периодизации этого процесса.

Традиционно российские ученые XIX - начала XX вв. всю более чем тысячелетнюю историю русской антропонимии подразделяли на два больших периода: 1) дохристианский - когда в ходу были собственно славянские по происхождению имена; 2) христианский — когда право наречения имени стало принадлежать церкви и подавляющую массу имен

составили канонические имена [Бондалетов, 1983: 95]. Границей этих периодов считается 988 год - год крещения Руси.

Значительные изменения, которые произошли в русском именнике после 1917 года, вызвали необходимость выделения третьего периода -советского, который характеризовался «проникновением новых заимствованных имен и активным словотворчеством» [Суслова, 1997: 34].

Из деления истории русской антропонимии на указанные три периода по существу исходят почти все исследователи XX в., уточняя в отдельных случаях наиболее существенные черты каждого периода.

Так, например, В.Д. Бондалетов предложил христианский период разделить, по сути, на три этапа, поскольку личные имена в этот временной отрезок функционировали по-разному:

с XI по XIII вв. наблюдалось использование христианских имен при явном господстве неканонических;

с XIV по XVII вв. отмечалось преобладание уже канонических имен и начало формирования трёхчленной формулы именования;

с начала XVIII в. до 1917 г. длился период монопольного господства канонических имён, широкого распространения на все слои общества именования с помощью имени, отчества и фамилии.

Не отрицая многих достоинств имеющихся периодизаций, согласиться полностью с такой хронологизацией русского антропонимикона - означает не увидеть тех новых тенденций и веяний, которыми характеризуется именник конца XX - начала XXI вв. в системно-функциональном отношении.

В нашей работе предлагается следующая периодизация русской антропонимии:

1) дохристианский период (до XI в.) - использование славянских имен, представляющих собой отапеллятивные образования, с незначительным вкраплением ранних заимствований {Ольга, Олег, Игорь);

2. христианский период (с XI в. до 1917 г.) - освоение и функционирование канонических имен, заимствованных вместе с христианской религией,

3. советский период - период дехристианизации и идеологизации русского именника, проявляющейся, в частности, в активном имятворчестве.

4. современный (постсоветский) период (с 90-х годов XX в.) характеризуется возрождением традиционных для русской культуры имен и новыми западноевропейскими заимствованиями.

Правомерность выделения нового исторического этапа обусловлена возрождением понимания личного имени как уникального и культурно-специфического духовного явления.

Будучи составной частью русского национального языка, антропонимия представляет собой исторически сложившуюся систему именования человека, посредством которой формируется своеобразный ракурс восприятия событий и явлений мира.

Воплощая в себе уровень культурного и духовного развития народа, способы восприятия мира, антропонимия претерпевает существенные изменения, поскольку реагирует на все общественные, социальные и культурные преобразования, которые происходят в языке и обществе в конце XX - начале XXI вв. В условиях новых социально-экономических реалий, развития новых информационных технологий, межнациональных контактов все труднее сохранить самобытность русской культуры, поэтому в последние годы русская антропонимия, как и лексика вообще, пополнилась новыми заимствованными именами. В противовес этому процессу «включается» программа по сохранению народной культуры, а это находит свое выражение в возрождении многих традиционных, порой просто забытых русских имен. В настоящее время все чаще появляются младенцы, которых в честь прабабушек или согласно святцам называют Елизаветами, Анфисами, Прасковьями.

Итак, как количественные, так и качественные характеристики современной антропонимии свидетельствуют о заметных отличиях ее от имен предыдущего периода.

Таким образом, предлагаемая в диссертационном исследовании периодизация русских имен учитывает как наиболее существенные черты антропонимическои системы в диахронии, так и доминирующие тенденции на современном этапе.

1.1.1. Дохристианский период в истории русской антропонимии

Изучение исторических памятников, летописей, посвященных древнему периоду Руси, а также сравнение с именами родственных славянских языков позволило отечественным ономатологам сделать вывод о том, что основной антропонимическои единицей в дохристианский период было личное имя - рекло, назвище, парок, прозвание, кличка. Оно использовалось во всех слоях общества и входило в состав как простых (однословных), так и составных наименований человека. Но поскольку письменная культура пришла на Русь позднее, вместе с церковными книгами и грамотностью, ученые не располагают подробными сведениями по истории этих имен.

О характере древних славянских (дохристианских) имен, их многообразии, распространенности и структурных особенностях лингвисты судят, опираясь на антропонимический материал, собранный позднее по древнерусским летописным сводам, различным письменным памятникам и представленный в «Славянском именослове, или собрании славянских личных имен в алфавитном порядке» М. Морошкина (1867 г.), «Словаре древнерусских личных собственных имён» Н.М. Тупикова (1903 г.), «Ономастиконе» СБ. Веселовского, исследованиях А.М.Селищева и других ученых [Морошкин, 1897; Тупиков, 1903; Селищев, 1968; Веселовский, 1974].

16 Подавляющую часть отмеченных в старых азбуковниках славянских

имен составляли древние слова родного языка, образованные от

апеллятивных основ и их сочетаний. Достаточно просмотреть первые

страницы «Словаря древнерусских личных собственных имен» Н.М.

Тупикова, который включает около 6000 имен, чтобы убедиться, насколько

разнообразны были древние имена и насколько богата была человеческая

фантазия при назывании людей в обществе.

При анализе этого интересного материала профессор A.M. Селищев

выделил ряд групп имен по значению, отражающих:

различные обстоятельства появления нового члена семьи, выражение ожидания и неожиданности, чувства родителей: Найден, Краденой, Ждан, Любава, Любим, Неждан;

семейные отношения, порядок и время рождения: Первуша, Неделя, Домаха, Третьяк;

внешний вид, физические недостатки: Беляк, Черныш, Чернавка, Губан, Слепой;

характер и свойства: Неупокой, Добрыня, Плакса, Несмеяна, Забава, Быстрой, Плакса, Беспута и другие [Селищев, 1968].

Многочисленный и разнообразный антропонимический материал позволяет утверждать, что у славян в дохристианский период была значительно большая свобода выбора имени своим детям. А сам выбор имени характеризовался причинами внешними, порой случайными, а может быть, стремлением родителей вложить в имя ребенка свои пожелания в его будущей жизни [Зинин, 1972: 44]. Личные славянские имена сами говорят о высоких моральных качествах их носителей. Например, основа имен Добрыня, Добронрава содержит сему «очень добрый», «очень хороший».

Кроме имен, которые в прямом смысле могли быть названы характеристиками, наши предки использовали еще так называемые имена-метафоры, то есть прозвища, рисующие облик человека иносказательно, путем сравнения с каким-то другим предметом. Чаще всего в этой функции

использовались названия животных и растений. На это указывает популярность среди славян имен, связанных с растительным и животным миром — Береза, Дуб, Репа, Волк, Заяц, Голубь, Ворона, Воробей. В.Н.Топоров, Вяч.Вс. Иванов, внимательно изучив данную группу личных имён, приводят доказательства раннеславянского тотемизма, верования в божественность отдельных растений и животных, очевидно, преимущественно тех, которые играли особую роль в жизни наших предков [Иванов, Топоров, 1974].

В наивной картине мира древних славян отдельные представители природы облагораживались, наделялись человеческими чертами, становились выразителями каких-либо сторон жизни человека. Поэтому, называя ребенка по какому-нибудь животному или растению, родители хотели, чтоб к нему перешли полезные качества: сила, ловкость, живучесть, твердость, а вместе с ними красота и грация.

Следы древнейших представлений, говорящих о связи человека с природой, обнаруживаются до сих пор в современном языке в пословицах и поговорках, устойчивых сравнениях, сказках, лексико-семантической системе: у подавляющего большинства слов, называющих животных, имеются метафорические значения, связанные с обозначением каких-либо качеств человека, например, лиса - хитрая, волк - злой.

Причиной возникновения у древних славян имен-метафор был особый взгляд на слово вообще. Слово, по их мнению, могло обладать чудесной силой: оно могло поднять воинов на ратный подвиг, принести людям мир, остановить струящуюся из раны кровь, причинить зло. Вера в сверхъестественную силу человеческого слова породила многочисленные заговоры, с помощью которых древние знахари пытались бороться с болезнями, стихийными бедствиями. Эта вера в особую силу слова привела наших предков к мысли о том, что имя человека способно не только отражать характер, но и формировать его.

Позднее в эти представления включаются и христианские (канонические) имена, участвуя в формировании наивной картины мира на новом историческом этапе и отражая связь с миром растений и животных в случаях вторичной номинации объектов природы личными именами (детально использование собственных имен для номинации растений и животных рассматривается в третьей главе).

Разновидностью древнерусских имен-метафор можно считать и двуосновные (сложные) имена: Святослав, Любомир, Горислава, Ярослава.

На древний характер этих личных имен, по свидетельству М. Морошкина, указывает то обстоятельство, что большая часть их употреблялась всеми славянскими племенами, начиная с Балкан до низовьев Лабы и поморья Балтийского, от Адриатики до Ильменя, от Карпат до гор Валдайских [Морошкин, 1903: 3]. Многие из них до сих пор встречаются в Болгарии, Сербии, Польше.

Кроме того, о древности этих имен говорит двуосновный характер образования, что сближает их с именами древнегерманскими и кельтскими. Различие лишь в том, что славянские имена построены по типу композита с соединительными гласными, а германские двуосновные имена образованы без соединительных гласных по типу соположения (юкстапозита). Такие обстоятельства могут указывать «на старобытность славянских племен и совместное проживание их с племенами германскими и кельтскими» [Суперанская, 1980: 62].

В процессе исторических связей наших предков с соседями в язык попадали и закреплялись в нем имена неславянского происхождения. Принято считать, что первые иноязычные имена были принесены к восточным славянам в IX веке норманнами, или, как их называли тогда на Руси, варягами. Но иноземцы были немногочисленны и не смогли повлиять на ход исторического и культурного развития коренного населения. Они сами вскоре обрусели, и, следовательно, подверглись изменениям и их имена, которые стали звучать как Олег, Ольга («светлая»), Игорь. Теперь их

никто не считает нерусскими, потому что в таком виде они не встречаются ни в немецком, ни в скандинавских языках. Более того, у них появились многочисленные синонимичные имена-тёзки: например, Светлана, Ярослава (славянские), Елена, Алена, Евлампия (греческие), Альбина, Лукерья, Лилия (латинские), Сусанна (древнееврейское).

Так выглядела система дохристианских древнерусских имен, в которую до X века единично, а после крещения Руси массово стали включаться христианские имена.

Таким образом, рассматривая имена дохристианского периода, можно сделать вывод, что на этом историческом этапе сложилась основа для дальнейшего взаимодействия личных имен с лексикой нарицательной.

1.1.2. Христианский период

В истории русской антропонимики с момента крещения Руси (988г.) наступает христианский период, который не отличался однородностью содержания, ведущих тенденций и материального состава имен. Поэтому целесообразно, с точки зрения В.Д. Бондалетова, подразделять этот период на 2 этапа: 1) с XI по XVII вв., 2) с начала XVIII в. по 1917 г.

О составе и облике христианских имен на первом этапе можно судить по словарю, составленному академиком И.И. Срезневским на основе древних месячных списков (миней) XI-XIII вв. и изданному под названием «Древний русский календарь. По месячным минеям ХІ-ХШ вв.» в 1863 году, который включал 328 мужских и всего 43 женских имени (что объясняется неравноправным, приниженным положением женщины в феодальной Руси).

Материалы словаря показывают, что основная масса современных русских имён пришла к нам из Византии в связи с принятием христианской религии. Влияние христианства в целом и православия, в частности, на русскую культуру было очень сильным, что отразилось и на именах. Гораздо меньшим было влияние восточной культуры, мусульманства, что можно

заключить из того примечательного факта, что, несмотря на почти трехвековое татаро-монгольское господство, у русских очень мало имен татарского происхождения.

Христианская культура сопровождалась особым набором личных имен, основную массу которых составляли имена тех, кто пострадал за веру и был канонизирован. Их имена были образованы от различных слов и фраз греческого, арамейского, сирийского, древнееврейского языков, а также от имен божеств, которым они поклонялись.

Входя в русскую культуру, новые имена связывались с другим мировоззрением, иной идеологией и несли в себе иные духовные ценности. Но поскольку «последующий культурный слой никогда не искоренял предыдущего» [Суперанская, 1980: 23], можно считать, что и русская антропонимия отражает тысячелетнюю историю, культуру не только русского народа, но и других культур, включая византийскую, греческую, римскую.

Чтобы войти в речь русского народа, христианские имена долгое время употреблялись наравне с исконными, славянскими, пока не утратилось ощущение их чуждости. Особенно органично вплетались в живую народную речь иноязычные личные имена, пришедшие не книжным путем, а народно-разговорным, потому что, если народ как коллективный носитель и создатель языка допустил то или иное иноязычное имя в свой речевой обиход, значит, оно уже не является чужим, а «присваивается», то есть становится «своим» [Шарифуллин, 1997]. Так произошло с христианскими именами в результате их тысячелетнего употребления в русском языке. Несмотря на заимствованный характер, они воспринимаются как русские.

После принятия христианства русский национальный антропонимикон коренным образом обновился. Но сменился не только состав личных имен русского народа, другим стал и способ выбора антропонима, обряд имянаречения, вкладываемый в имя смысл. Христианское имя стало более интенсивно выполнять защитную функцию, чем это было свойственно

языческим антропонимам. Каждое каноническое имя предопределяло, что у человека будет соименный покровитель на небесах, охраняющий носителя имени от бед. К нему следовало обращаться с молитвой, его день памяти (именины) становился более важным в жизни человека, чем день рождения. Вследствие этого в семантике христианского имени важной составляющей становится сакральное значение, которое основывается на том, что «...имена святых возлагаются на нас в знамение союза членов церкви земной с членами церкви, торжествующей на небесах» [Булгаков, 1993: 955].

С установлением христианства как официальной религии христианин получал имя из святцев, но вместе с ним давалось имя славянское - по привычке. Поэтому вплоть до конца XIII века в истории русской антропонимики наблюдалось взаимодействие двух антропонимических систем - древнерусской (славянской) и христианской - их взаимная адаптация и интерференция, возникновение гибридных моделей наименования [Бондалетов, 1983: 104].

Прежде всего, гибридность проявлялась в обычае иметь два имени: христианское и «мирское». Первоначально двуимённость была отмечена при именовании князей, бояр и духовных лиц («се аз князь великий Гаврил, нареченный Всеволод»), а потом эту традицию подхватили и другие слои населения.

Начавшееся в XIV веке объединение русских земель и образование централизованного государства усилило влияние церкви на все сферы государственной и общественной жизни, в том числе и на именование людей. Поэтому «мирские имена» становятся второстепенными и переходят в разряд прозвищ. Так, при анализе летописных памятников Н.М. Тупиков отметил, что в XV веке князья, как правило, назывались уже одним именем, а представители низших слоев сохраняли двуимённость еще на протяжении двух веков [Тупиков, 1903: 8].

Таким образом, XIV век не зря считают переломным в истории русской антропонимики: христианские имена начинают превалировать над

славянскими. Этому способствовал также и нейтральный характер заимствованных имен, поэтому они являлись своеобразным средством объединения в Древней Руси разрозненных языческих племен, имевших различные религии [Кондратьева, 1969: 59].

Вытеснение русских неканонических личных имен было связано с процессом освоения имен христианских. Процесс этот был сложным и длительным и фактически завершился только в XVIII веке.

Сам процесс проникновения в русский именослов канонических имен относится к числу малоизученных, несмотря на предпринимающиеся попытки ученых выявить пути усвоения русским языком христианского именника.

Заимствованные в связи с христианизацией Руси имена имели во многом чуждый для русского языка фонетический облик и грамматическое оформление, поэтому, приспосабливаясь к общему строю русского языка, претерпевали ряд фонетических и грамматических изменений. Способы фонетической адаптации связаны были, как правило, с действием фонетических закономерностей древнерусского языка: законом построения слога по восходящей звучности, упрощением группы согласных и гласных звуков, заменой одних звуков и их сочетаний другими: Акилина —> Акулина, Ксения —> Аксинья, Евстихий —> Тихон.

При этом адаптированные формы совсем не случайно оказывались близкими по звучанию (или даже тождественными) с отдельными древнерусскими именами, что способствовало в свою очередь новому семантическому переосмыслению и даже контаминации смыслов данных имен.

При анализе ключевых женских имен во второй и третьей главах эти моменты мы попытаемся рассмотреть более подробно на примере конкретных имен.

На факт переосмысления христианских имен едва ли не первый обратил внимание М.Я. Морошкин. «В чуждых именах, - писал он, - русский

ни мало не заботясь о том, соответствует ли смысл христианского имени смыслу созвучного имени родного языка, он прямо иноязычное имя обращал в созвучное ему славянское» [Морошкин, 1863: 519].

Стремление понять неясные для многих значения христианских личных имен заставляло искать в них хотя бы небольшие сходства со знакомыми славянскими именами. Постоянные «поиски понятного в непонятном» [Суперанская, 1980: 44] привели к развитию у заимствованных имен разнообразных народных, разговорных, сокращенных форм, которые совпадали с формами дохристианских имен. В результате такого сближения очень трудно порой бывает установить исходную форму личного имени. Так, например, имя Семак (Семака), отмеченное в словаре Н.М. Туликова как производное от Седьмой (Семый), могло быть образовано от христианского имени Семён. Не без влияния славянского имени Груша появились сокращенные формы Груша, Групя у имени Агриппина.

Тенденция сближения неканонических имен с различными формами христианского имени способствовала скорому закреплению их в русской антропонимической системе и появлению у канонических имен дополнительных значений.

Мысль М.Я. Морошкина о переосмыслении канонических имен развивалась далее в трудах Д.К. Зеленина и Б.М. Ляпунова, причем последних интересовала не только аналогия христианских имен с созвучными языческими личными именами, но и их переосмысление на основе звукового сближения с именами нарицательными.

Они отмечают, что отдельные личные имена, случайно совпавшие при освоении с нарицательными словами неблагоприятного значения, не получили широкого распространения. В качестве примера Д.К. Зеленин указывает на имя Макрина (латинское «худая»), которое не стало распространенным из-за звукового сходства с русскими словами мокрый, мокрица. Имя Улита (латинское Iulita - «принадлежащая Юлию») ассоциируется с улиткой, медлительной, вялой: «Улита едет, когда-то

будет» [Зеленин, 1903: 23]. Так имя Елисей / Елеся (древнееврейское «спасение») получило значение «пролаза, проныра» в связи с глаголом елесить «льстить»

СИ. Зинин справедливо заметил, что хотя для большинства русских значение христианского имени было неясно, тем не менее «христианские имена эпохи XV-XVII вв. нельзя назвать простыми символами, знаками, лишенными всякого значения» [Зинин, 1972: 67]. Незнание внутреннего содержания входящих в русскую именную систему христианских имен приводило к своеобразному их осмысливанию русским народом, в результате чего некоторые имена приобретают новую этимологию. Чаще всего эта этимология носит оттенок иронии и находит отражение в пословицах и поговорках. Так, например, имя Феодулий (в переводе с греческого - «раб божий»), превращенное в Федул, вошло в народное сознание как синоним обидчивого, не терпящего критики человека: Федул, чего губы надул. За именем Устинъя скрывается в пословицах народный образ неумелой, нерасторопной женщины: Какова Устинъя, таково у ней и ботвинье; Живи, Устя, рукава спустя.

Таким образом, личные имена в паремиях стали выполнять функцию обобщения. Почти с каждым личным именем, отмечает Д.К. Зеленин, в народном сознании связано представление о том или ином признаке или даже целой группе признаков, - вне всякой связи от природы носящего это имя человека [Зеленин, 1903: 21]. Подтверждением тому является богатейший антропонимический материал пословиц и поговорок, собранных В.И.Далем.

Заимствованные имена собственные вследствие различных, большей частью скрытых от нашего наблюдения явлений общественной жизни, получили реальное нарицательное значение разных оттенков [Ляпунов, 1935: 254]. Безусловно, что в этом процессе не последнюю роль играет степень известности имени, его популярность, количество разговорных вариантных форм. В то же время смысл, который вносится в то или иное христианское

имя, определяется мировоззрением русского народа, его бытом, хозяйственной деятельностью и жизнью русского народа.

Таким образом, переосмысление христианских имен связано с несколькими взаимообусловленными факторами, при которых канонические имена получают характеристики «домашних» русифицированных имен. Кроме этого, семантическое освоение, на наш взгляд, было связано и с борьбой языческих и христианских имен, что отразилось, например, в семантическом пространстве имен Иван и Марья. Но эта проблема мало затрагивается ономастами.

Определенную роль, а может быть, и решающую, при смысловом преобразовании православных имен сыграл феномен слияния христианства и местных народных верований, получивший в религиоведении название двоеверия [Волошина, 1996].

Соединение языческих и христианских верований и обрядов породило своеобразную народную мифологию, где христианские легенды слились с этиологическими мифами восточных славян. Христианские святые, именем которых назывались новорожденные, в народном сознании превращались в образы, соотнесенные с основными оппозициями модели мира и соответствующими языческими персонажами. А вследствие этого стали получать дополнительную смысловую характеристику, приобретать черты, присущие святым языческого культа. Дни их памяти (а соответственно, и имена) становились маркерами, культурными знаками той или иной точки временного круга с определенными связанными с ней представлениями, функциями и той или иной степени сакральности.

Таким образом, русский народ по привычному суеверию делал каждого святого как бы участником и покровителем своих трудов и своего имущества. Так, например, святой Власий по созвучию уподобился славянскому богу домашнего скота Волосу (Велесу) и стал покровителем скота и людей одновременно. Святой Параскеве - покровительнице полей и домашних животных, хранительнице семейного благополучия - перешли все

функции и атрибуты древней славянской богини Мокоши. Языческое божество Перун - «славянский Юпитер», повелитель громов, «утолявший летнюю жажду земли» живительными дождями, трансформировался в святого Илыо-Пророка [Рыбаков, 1981].

Подобные языческо-христианские корреляции не были случайными совпадениями или произвольными заменами. В процессе переосмысления иного антропонимического знака, в данном случае имени личного, происходил «перевод» с одного мифологического языка на другой: с языческого на христианский. По мере освоения и усвоения фонда христианских имен постепенно определялось отношение к ним русских людей, выделялись группы любимых и нелюбимых имен.

Но языческое «прошлое» сохранялось в них еще долго и обнаруживает себя при внимательном анализе и на современном этапе, например, в экспрессивной деонимизации личных имен, в отантропонимических названиях растений, животных. Эти процессы мы попытаемся описать во второй и третьей главах.

Таким образом, «обрусение» христианских имен зависело от частоты употребления того или иного имени, от культа почитаемых церковью различных святых. Канонические имена, обладающие устойчивостью и повторяемостью, несмотря на многообразие, нередко при наречении использовались многократно. Каноническое имя в известной степени отождествляло его носителя не только с христианским святым, но и с другими антропонимическими денотатами, известными носителями того же имени. Это обстоятельство приводило к десакрализации календарных имен [Фролов, 1976: 32].

Десакрализация христианского имени способствовала сближению его с некалендарными именами, что проявлялось в поиске ассоциаций со словами общей лексики (Константин - Костя - кость, Харитон — харя).

Переосмысленные христианские имена начали аналогично апеллятивам образовывать всевозможные семантические и грамматические

категории: Анна - анютины глазки, Антон — антоновка, Варвара — варваритъ, Егор — объегорить, Кузьма — подкузьмить, Матрёна — разматрёнить.

Освоенные и в грамматическом, и фонетическом отношениях канонические имена в течение XVII-XIX вв. прочно входят в русскую антропонимию, закрепляются в ней в традиционных для восточных славян формах: церковной {Анания, Феодосия, Азария), литературной {Ананий, Федосия, Азарий) и народной {Анан, Федосья/Федосея, Азар) [Суслова, Суперанская, 1997: 44], обогащаясь определенным семантическим содержанием.

Известно также, что не все христианские имена оказались принятыми русским народом. Из большого количества личных имен, которые рекомендованы христианской религией и числились в церковных календарях, в России некоторые не употреблялись ни разу, например, мужские имена Алгабдил, Бастолимоний, Вусирис, Издериос, Лампад, Титир, Херимон, Раврава и др., женские: Аксуя, Аммонария, Бистамона, Еротиида, Мастридия, Рогатилла, Симфороза, Феопистия и др. Выяснить в каждом конкретном случае, почему имя не получило дальнейшего распространения не всегда представляется возможным.

Социальная дифференциация имен, существовавшая во все времена, в XVIII-XIX вв. проявилась особенно ярко в употребительности имен.

Сравнительный анализ состава и употребительности имен этого периода, проведенный В.А. Никоновым, вскрыл антропонимическую неоднородность, причина которой, по мнению исследователя, заключалась в неравенстве социальном. «Одними и теми же именами пользуются преимущественно крестьянки и пренебрегают дворянки - Василиса, Мавра, Федосья, Фекла; другие - в почете у дворянок и неупотребительны у крестьянок - Александра, Елизавета, Ольга, Екатерина» [Никонов, 1974: 52]. В.А. Никонов отмечает, что именник купчих занимает промежуточное положение между именами крестьянок и дворянок. «Частые у крестьянок

имена Марфа, Меланья, Неонила, не принятые дворянками, редки у купчих Москвы, но купчихи Коломны еще не прониклись барским презрением к этим именам» [Там же].

1.1.3. Ономастические преобразования в 20 столетии

Следующий этап - советский - в истории русской антропонимии начался после Октябрьской революции 1917 года и характеризовался рядом качественных изменений. Начало переменам положил подписанный в первые месяцы существования советской власти декрет об отделении церкви от государства. Это означало, что церковь была лишена прав регистрировать рождение ребенка и, следовательно, участвовать в процессе наречения. Если в христианстве человек соединялся со своим святым и его именем во время крещения и связь эта была нерасторжимой, то после отделения церкви имя перестало выполнять сакральную функцию, поскольку указанное выше положение утратило свою силу. Регистрация актов гражданского состояния была возложена на ЗАГСы и местные сельсоветы. А это означало, что родители могли сами, без вмешательства священника, без оглядки на церковные календари, выбирать имя ребёнку, менять своё прежнее, порывая с русским церковным календарем и ломая сложившиеся традиции именования.

Среди начавшихся в 20-30 годы двадцатого столетия ономастических преобразований выделилось движение за пересмотр христианского именника. Оно нашло проявление в создании совершенно новых имен, идеологически актуальных и потому востребованных: Марлей (Маркс и Ленин), Нинелъ (палиндром от Ленин), Ревмир (революция мировая), Даздраперма (Да здравствует 1 Мая), Октябрин; и в смелом заимствовании: Регина, Виталина, Жозефина, Илиада; и в использовании русских и славянских имен, не предусмотренных святцами: Веста, Велимир, Милана, Мира; и в отказе от значительной доли старых, ставших непопулярными христианских имен и замене канонических вариантов календарных имен

народными: Денис вместо Дионисий, Семен вместо Симеон, Прасковья вместо Параскева, и в использовании в качестве официальных сокращенных форм типа Лена, Рита, Ляля и т.д. [Бондалетов, 1983].

Среди антропонимических новшеств 20-30-х годов прошлого столетия заметными являлись также имена-неологизмы, созданные на базе русского языка лексико-семантическим способом (от слов с ярко выраженной идеологической семантикой): Радий, Искра, Идея, Май. Безусловно, такие имена привлекали своей необычностью, приковывали к себе всеобщее внимание, но, как указывается в работах В.А. Никонова, В.Д Бондалетова (1983), А.В. Сусловой, А.В.Суперанской (1997), Е.Ф. Данилиной (1972), не имели впоследствии столь широкого распространения, так как не соответствовали сложившейся традиции, в соответствии с которой личное имя не должно было иметь созвучий или ассоциаций с нарицательной лексикой.

Популярными становились имена, образованные морфологическими способами (аффиксация, аббревиация, словосложение): Октябрина, Сталина, Ким (коммунистический интернационал молодежи), Марлена (Маркс, Ленин), Гертруда (героиня труда), Ревмира (революция в мире), Ленинид (ленинская идеология). Довольно широкое распространение получили имена, образованные по этой модели от славянского имени Владимир в сочетании с элементами отчества и фамилии вождя мирового пролетариата: Владлен, Владилен, Виленин, Владиана.

Многочисленными среди новых имен исследователи называют имена, заимствованные из ряда западноевропейских языков. У большинства из них указать точно язык-источник практически невозможно, так как они активно используются в ряде языков: Гортензия, Виола, Стелла, Дина, Луиза.

В 30-40-е годы довольно частыми, по мнению Н.И.Шейко, были случаи, когда родители называли своих детей именами полюбившихся им литературных персонажей, в том числе и из зарубежной литературы [Шейко, 2005: 20]. В качестве примера можно привести имена, употребленные

зо А.Грином в своих произведениях и ставшие достаточно популярными:

Ассоль, Лолита.

Стремление найти для детей необычное, оригинальное имя породило
целый ряд явно неудачных имен, нарушающих естественные
антропонимические нормы русского языка, и самый главный принцип -
благозвучие: Владикатра (дети Владимира и Екатерины), Луидэюи (Ленин
умер, но идеи живы), Марэпленет (Маркс, Энгельс, Ленин, Троцкий),
Оюшминальда (Отто Юльевич Шмидт на льдине), Лорикэрик (Ленин,
Октябрьская революция, индустриализация, коллективизация,

электрификация, радиофикация и коммунизм). Такие «фонетические монстры», конечно же, не могли рассчитывать на продолжительную жизнь. Поэтому некоторые имена-неологизмы подвергались процессу фонетической мимикрии, т.е. процессу подравнивания под внешнюю форму западноевропеских имен, например, имена Луидэюи, Гертруда могут восприниматься и как заимствованные.

К середине двадцатого века сложился разнообразный спектр русских имен, обнаруживающий в своем составе около 900 мужских и около 230 женских, среди которых встречаются и древние общеславянские имена, и имена, сложившиеся под влиянием христианства, и современные заимствования в результате сотрудничества с другими народами.

Пометой «новое» в первом издании «Словаря русских имен» Н.А. Петровского (1966 г.) снабжены 66 имен-неологизмов (23 мужских и 43 женских) и 116 западноевропейских (32 мужских и 84 женских). Важно обратить внимание в связи с этими цифрами еще на одну особенность рассматриваемого периода - это заметное преобладание (впервые за всю историю русской антропонимики) женских имен. Пропагандирование социального равенства и равноправия полов немало этому способствовало.

Несмотря на значительные новшества, привнесенные в русский именник в первую половину двадцатого столетия, состав русских имен и их формы все-таки остаются в общем близкими к традиционным. Объясняется

это, прежде всего, тем, что имена - особая категория слов, которая развивается по своим закономерностям. Имена, употребляющиеся в каждом языке, составляют свою систему, которая свободно принимает пополнение, но при этом все новое перерабатывается, подчиняется нормам системы. То, что не удовлетворяет систему, рано или поздно выпадает из нее.

1.1.4. Современный этап в истории антропонимии

Личное имя человека как неотъемлемая часть русского национального языка и народной культуры отражает все процессы, происходящие в языке и обществе в конце XX - начале XIX вв. - возрождение духовных, культурных традиций, демократизация и деидеологизация языка, «вестернизация», или экспансия заимствований.

В наши дни, когда люди стали больше дорожить реликвиями прошлого, начали их тщательно охранять, понимать их историческую значимость, а порой и большую художественную ценность, все чаще стали слышны старые имена Анфиса, Мелания, Василиса, Антонина. Возрождение духовных культурных традиций, связанных в том числе и с православием, обусловило увеличение числа крещенных и интересующихся этим таинством. А это в свою очередь повлияло на мотивы выбора имени в соответствии с церковным календарем, в честь уважаемых предков (бабушек и дедушек).

Демократизация и деидеологизация языка полностью нейтрализовала социальную и территориальную дифференциацию личных имен, которая существовала еще в середине прошлого века. Именник деревни по составу сейчас ничем не отличается от городского. Исчезли имена, отличающиеся идеологизированной семантикой, только в отчествах можно найти отголоски существовавшей в 30-40-е годы моды на имена Владилен, Октябрин, Виль и

ДР.

Вместе с тем наблюдаемая на современном этапе развития языка экспансия заимствованных слов проникает и в сферу антропонимической

лексики и выражается не только в заметном увеличении иноязычных имен, но и в изменении антропонимической нормы, характеризующейся у русских трехкомпонентным составом (фамилия + имя + отчество) и стилистической дистрибуцией полных (официальных форм) и сокращенных (неофициальных). Прежде всего, изменение нормы коснулось именования людей публичных: политиков (Владимир Путин, Александр Хлопонин), артистов (Маша Распутина, Катя Лель, Таня Буланова).

Таким образом, доминирующие признаки антропонимии в конце XX-нач. XXI вв., отличающие ее от системы имен советского периода, позволяют нам с полным основанием говорить о выделении нового этапа, который можно назвать постсоветским, поскольку многие антропонимические тенденции возникли в ответ на имена предшествующего периода.

Правомерность выделения нового периода может быть обоснована, в частности, и наблюдением за динамикой наиболее значимых для русского народа имен - Иван и Мария - на протяжении XX столетия. При этом сошлемся на материалы работ наиболее крупных исследователей истории русского антропонимикона - В.Д. Бондалетова, В.А. Никонова, А.В. Сусловой, А.В. Суперанской и других [Бондалетов, 1976; Никонов, 1988; Суслова, Суперанская, 1997].

Так, например, В.Д. Бондалетов, изучив состав русского именника в разные исторические периоды, приводит данные об употребительности имени Мария, свидетельствующие о том, что с 1892 по 1902 гг. имя Мария занимало первую строчку по популярности (1714 человек - 12,752 %); в 1921-1930 гг. оно опустилось на 10 место (3,3%), а в послевоенный период считалось редким [Бондалетов, 1976: 33, 39,45]. Имя Иван повторило судьбу Марии: в 1892 по 1902 гг. входило в первую пятерку, в 1921-1930 гг. стояло на 16 месте, а в послевоенный период стало редким [Бондалетов, 1976: 30].

В 80-е же годы наблюдается возрождение этих имен: они опять становятся популярными. Об этом свидетельствует наблюдение за динамикой женского антропонимикона г. Лесосибирска и составом имен

студенток Лесосибирского пединститута. Так, например, выявлено, что уже в начале выделяемого периода повышается популярность имени Мария. Если в 1979 году в г. Лесосибирске Мариями назвали только 5 девочек, то к концу 1989 года - уже 21. Возросла популярность и других традиционно русских имен: Екатерина, Наталья, Надежда, Анна, Елена, Дарья, Надежда, Анастасия.

Именник студенток, обучающихся в институте в 2000-2005 гг., т.е. родившихся в период перестройки, также свидетельствует о частотности этих имен: среди студенток всех факультетов лидируют имена Светлана, Марина, Екатерина, Оксана, Анна. Имя Мария занимает шестую строчку. Вместе с тем женский именник ЛПИ на современном этапе пополняется новыми заимствованными именами: Кристина (лидер среди иноязычных имен), Каролина, Эвелина, Элеонора, Виктория, Диана.

Таким образом, на современном этапе наблюдаются две тенденции в списках модных женских имен: тяготение к традиционным, старинным именам и выбор заимствованного имени. В разные исторические периоды эти две тенденции получали большее или меньшее развитие. «В настоящее время обнаруживается стремление выбирать антропонимы, которые имелись в русской среде в прошлом. Это подтверждается мужским списком: Никита, Даниил, Кирилл, Артем, Егор и др. - эти имена носят оттенок традиционности, старины, хотя они никогда не выходили из употребления. Женский же антропонимикой содержит значительное число антропонимов западноевропейского происхождения: Кристина, Юлия, Виктория, Диана, Карина, Анэ/села» [Супрун, 2000: 35].

Данные выводы практически совпадают с результатами нашего собственного экспериментального исследования, целью которого было выявление типичных и модных женских имен. Добавим только, что в число модных имен попали и старинные русские женские имена Дарья, Полина, Елизавета.

1.2. Женские имена в генетическом аспекте

Каждая ономастическая подсистема имеет свою историю, отражающую становление и развитие отдельных групп имен собственных. Если говорить об истории формирования русского женского антропонимикона, то следует признать, что «этногенетика» русских женских имен относится к числу проблем, наименее изученных, поскольку в работах по исторической ономастике формам именования женщин внимания уделяется меньше, потому что в памятниках письменности практически отсутствует исходный пласт дохристианских имен, очень важный для выявления генетических истоков женской антропонимии, а сведения об именах XI-XVI вв., которые бы могли помочь восстановить общую картину, представлены в письменных источниках фрагментарно.

Но, тем не менее, начиная с работы Я. Гримма «О женских именах от названий цветов» (1852 г.), особенности формирования женской антропонимии привлекают к себе постоянное внимание лингвистов. Так, например, отдельные наблюдения были проведены Н.М. Тупиковым [Тупиков, 1903], к исследованию социоисторического аспекта русских женских имен неоднократно обращался В.А. Никонов [Никонов, 1974, 1988], структурные особенности женских именований в XVI-XVIII вв. изучались Р. Мароевич, Н.Н. Парфеновой, Е.А. Шерстенниковой [Мароевич, 1981; Парфенова, 1991; Шерстенникова, 1996], лексикографический аспект русских женских имен представлен в диссертации Е.А.Тарнопольской [Тарнопольская, 2002]. Сведения о составе, этимологии женских имен содержатся в словарях личных имен Н.А.Петровского, А.А. Суперанской, из которых мы узнаем, что женские имена, сосуществующие в современной русской антропонимической системе, неоднородны по своему происхождению, различен возраст этих имён и языковой материал, из которого они состоят. Из чего можно заключить, что современный русский

женский антропонимикой, т.е. имена конца XX - начала XXI вв., включает в себя несколько исторически сложившихся именных пластов :

1. древнейшие дохристианские имена и ранние дохристианские заимствования: Горислава, Лада, Людмила, Светлана, Ольга, Милана;

2. календарные (христианские) имена различного происхождения, пришедшие после крещения Руси и обрусевшие с течением времени: Мария, Елена, Алёна, Татьяна, Анна, Наталья, Ирина, Арина, Ксения, Оксана.;

3. новые имена, образованные разными способами уже в XX в.: Кристина, Ангелина, Виолетта, Каролина, Эллина.

Рассмотрим подробнее эти группы имен в хронологическом порядке.

Дохристианские женские имена очень немногочисленны. Среди наиболее ранних документально засвидетельствованных имен женщин Н.М. Тупиков отмечает такие имена: Малуша, Рогнеда, Ольга (X в.); Предслава (XI ,-в.); Болеслава, Верхуслава, Всеслава, Звенислава, Измарагд, Сбыслава, Ярослава (XII в.). Обращает на себя двуосновный характер этих имен, что, скорее всего, указывает на княжеский титул их носителей.

Затем по времени фиксации указываются имена Богдана, Вера, Ждана, Кроткая [Тупиков, 1903]. В памятниках древнерусского периода XII-XIV вв.;. исследователями обнаружены также женские имена отапеллятивного характера: Голуба, Добрава, Ждана, Неждана, Забава, Истома, Чернавка, Чернова, Неулыба, Смеяна, Несмеяна, Любава, Милава, Нелюба, Злоба, Белова, Змейка, Заика, Селянка, Смиренка, Корова, Щука, Курица и некоторые другие. Иной раз имя, которое бы сейчас восприняли только как женское, носили и мужчины. По данным словаря Н.М. Тупикова, и мужчины в ряде случаев могли иметь имена Вера, Надежда, Чернавка, Малюта, Матушка, Медведица.

¹ При изложении материала для примера используются женские имена, употребляемые на современном этапе в городе Лесосибирске, в частности взяты имена студенток 1-5 курсов (соответственно 1984-1990 г. рождения).

Общее количество древних женских славянских имен, отмеченных в словарях Н.М. Тупикова, СБ. Веселовского, М. Морошкина, не превышает шестидесяти единиц. Но было бы неправильным предполагать, что для именования женщин восточные славяне использовали только перечисленные выше имена. Ведь имена женщин всегда представляли существенный лексический пласт, а если бы он отсутствовал, то не могла бы осуществляться коммуникация наших предков [Суперанская, 1998: 52]. Скорее всего, многие другие женские имена просто не попали в документы и до нас не дошли, поэтому проследить эволюцию женских имен с древнейших времен не представляется возможным. О личных женских именах дохристианского периода можно строить только общие предположения. По причине изменившихся принципов именования в современной системе имен русского народа большинство дохристианских имен, в том числе и женских, отсутствует.

Пришедшие на смену славянским после крещения Руси иноязычные имена принадлежали нескольким языкам: древним языкам Ближнего Востока - древнееврейскому и арамейскому {Мария, Елизавета, Анна и др.), древнегреческому {Елена, София, Зинаида), латинскому языку {Марина, Наталья), древнегерманскому языку {Эмма, Эльвира). Но греческие имена все-таки преобладали, да и сейчас встречаются чаще ввиду более сильного византийского влияния.

Имена, включенные в православные святцы, соответствуют разным периодам истории христианства. О постепенном проникновении имен к русским свидетельствует тот факт, что в Сирском именослове, датируемом V веком, было всего 181 мужское и 11 женских личных имен, в минеях (помесячные списки) домонгольского периода отмечается уже 330 мужских и 64 женских имени. Основной фонд русских имен XVII-XIX вв., по сведениям А.В. Суперанской, составили 537 мужских и 105 женских [Суперанская, 1998: 54].

Как видно, в течение XVII-XIX вв. происходит заметное увеличение общего числа календарных имен, употребляющихся в России, в том числе и женских. Причины этого не вполне ясны, как не ясны и источники пополнения, поскольку в византийских перечнях многих из вновь появившихся имен не было. Одной из причин, как считает А.В. Суперанская [Суперанская, 1980: 42], могла быть очень сильная на Руси традиция компиляции, самостоятельного составления календарей, как отдельными лицами, так и монастырями, которые пытались из сопоставления разных источников выявить имена малоизвестные, а также включить в свои календари памяти местно чтимых святых.

В некоторых случаях книжники, желая сделать христианские имена понятными для русского человека, переводили их на русский язык. Первые примеры перевода христианских имен, по свидетельству М. Морошкина, принадлежат летописцу Нестору. Он рассказывает, например, почему св. Феодосия назвали этим именем, и разъясняет при этом смысл самого слова, давая почти буквальный перевод на русский язык: «ПРОЗВУТЕРЪ ЖЕ ВИДЪВЪ ДЪТИЩЕ, СЕРДЕЧНЫМИ ОЧИМА ПРОЗРЯ ЕЖЕ И НЕМЪ, ЯКО ХОЩЕТЪ ИЗЪ МЛАДА БОГУ ДАТИСЯ, ФЕОДОСЕМЪ ТОГО НАРИЦАЕТЪ» [Морошкин, 1963, IV: 521-522].

Латинские имена Fides, Spes, Charitas (Фидея, Спес и Харитас, в греческом языке звучащие как Пистис, Элпис, Агапэ,) были переведены на русский язык как Вера, Надежда, Любовь.

С другой стороны, число женских имен значительно увеличивалось и за счет случаев образования родовой пары от соответствующих мужских имен: Агафон - Агафья, Андрей - Андрея, Евлампий — Евлампия, Зиновий -Зиновия, Ульян - Ульяна, Федор - Федора и многие др. В результате изменения морфологических норм в антропонимике XVIII века женский именник пополнился за счет мужских имен Инна, Пинна, Римма.

Вследствие всех этих факторов в Житиях всех святых за 1916 год уже отмечено 863 мужских и 232 женских имени. В церковном календаре за 1988

год, когда отмечалось 1000-летие крещения Руси, с добавлением сербских, грузинских и некоторых других заимствованных имен, мужских имен отмечено 885, а женских - 245.

Резкое увеличение количества женских имен наблюдалось, как мы уже указывали в предыдущем параграфе, в период после Октябрьской революции 1917 года и связано было с несколькими факторами, в том числе и популяризацией феминистского направления в России. На современном этапе антропонимики также отмечается пополнение женских имен за счет новых заимствований. Такие новые имена, несмотря на свой иноязычный характер, не противоречат фонетическим нормам русского языка, поэтому становятся достаточно распространенными.

При рассмотрении процесса освоения имен в период христианизации Руси для нас важно отметить, что, прежде чем христианские имена утвердились в русском языке, они прошли стадию двойной ассимиляции: вначале в греческом языке византийской эпохи, а затем в старославянском языке, так как на русскую языковую почву иноязычные имена проникли в церковнославянской форме. Вследствие этого заимствованные из одного и того же источника имена русского народа существенно отличаются от имен, используемых европейскими народами: Варвара - Barbara.

Приспосабливаясь к общему строю русского языка, заимствованные имена существенно меняли свой внешний облик, подвергаясь воздействию таких процессов, как ассимиляция, диссимиляция, стяжение, усечение и наращение, мена ударения [Фролов, 1972: 6], что вполне закономерно. В процесс фонетического изменения христианские имена образуют систему вариантных форм с функциональной дифференциацией, например, церковный (канонический) вариант Иулиана, Елизавета противопоставляется народно-разговорному Ульяна, Лизавета. В результате дальнейшего функционирования подобных вариантов наблюдалось и совершенно различное переосмысление их семантики. Поэтому считаем необходимым остановиться подробнее на процессах фонетического приспособления

женских имен, поскольку эти моменты важны для характеристики ключевых женских имен и описания их вторичных номинаций. Иллюстративным материалом при этом- послужили женские имена, осмысленные русским народом в пословицах и поговорках, народных приметах.

Среди особенно заметных изменений общеупотребительных личноименных форм в области вокализма наблюдалась утрата инициальных гласных А, Е, И, ведущая к упрощению, удобству произношения и быстроте называния: Екатерина —> Катерина: Ваша Катерина да нашей Орине двоюродная Прасковья [Даль, 1957: 389]; Княгиня княже, кошка котя, а Катерине милее свое дитя; Той Катерине добро на перине [Пушкарев, 1999: 154], Елизавета —> Лизавета, Иулитта -> Улита: Сыта Улита, и хлеб цел. [Даль II: 294], Улита едет, когда-то будет [Даль II: 63], Кирик и Улита. [Даль II: 48], Сыта Улита, коли гущи не ест, Всем спасибо, а Улите - два [Пушкарев, 1999: 157], Иустиния —> Устинья: Лакома Устинья до ботвинья [Даль И: 295]; Живи, Устя, рукава спустя [Даль I: 632]; Какова Устинья, таково у ней и ботвинье [Даль II: 85], Иулиана —> Ульяна: Перешла как Ульяна в ляшскую веру [Снегирев, 1995: 94].

Относительно начального Е, его утраты или последовательного изменения Е —> О -> А, можно уточнить, что в языковом сознании древнерусского человека начальное Е ассоциировалось как форма книжного, старославянского языка (ср. един - один), поэтому на народной разговорной почве имя Елена образует вариант Олёна, которое в акающих говорах переходит в Алёна.

Результат подобных изменений, осложненный выпадением ряда звуков или заменой их другими, характеризует и формы имен Евдокия -> Овдотья —> Авдотья.

В народном употреблении особенно часто происходила утрата безударного гласного И на конце слова перед гласным или замена его на согласный звук [j]: Наталия -> Наталья: У Макарья - по деньге Наталья, а

на грош - целый воз [Даль, 1957: 336], Мария —> Марья: На каждого Ивана своя Марья найдется, София —>Софья: Швея Софья на печи засохла [Даль И: 17], Старица Софья о всем мире сохнет [Даль IV: 107]. Некоторые имена (Дария —>Дарья) подверглись такому изменению и в литературном языке.

Двугласные сочетания ИО, ЕО, несвойственные русскому вокализму, редуцировались в безударной позиции в неначальных слогах, заменяясь при этом одинарными гласными Е, И, например: НЕОнила —> Непила: Насилу Непилу свалили в могилу [Даль, 1957: 289.], ФЕОдора —> Федора: Федора, да чёрт ей рад; Не идет Федора за Егора, а Федора идет, да Егор-то не берет [Даль, 1957: 185], Велика Федора, да дура, а Иван мал, да удал [Даль, 1957: 547].

Переход Е » О под ударением после мягкого согласного перед твердым, еще отмеченный в памятниках русской письменности, привел к образованию в разговорной речи новых именных форм: Елена —> Алёна.

В русском языке известны случаи не только всевозможных сокращений, но и наращений, происходящих в тех личных именах, в которых появлялись протетические звуки. Так, официальному употреблению формы Ксения была противопоставлена просторечная форма Аксинья: Какова Аксинья, такова и весна [Даль, 1957: 873], Какова Аксинья, такова и ботвинья [Даль, 1957: 178].

В ряде случаев (Мелания —> Маланья) наблюдался процесс ассимиляции, то есть уподобления, когда гласный переднего ряда уподобляется гласному заднего ряда: В поле Маланья не ради гулянья, а спинушку гнет для запаса вперед [Даль, 1957: 508], Дело сделала, Маланыо замуж выдали [Даль, 1957: 498].

Таким образом, звуковая оболочка личного имени подвергалась существенным деформациям, которые носили в целом закономерный характер.

Фонетические преобразования христианских имен были, как нам кажется, вызваны различными причинами: 1) чисто фонетическими -

РОССИЙСКАЯ

ГОСУДАРСТВЕННАЯ

БИБЛИОТЕКА

заменой «чуждых» звуков своими, более или менее близкими по ряду признаков; 2) сближение с нарицательными существительными, которые были близки к формам иноязычных имен. Влиял также и непростой процесс христианизации Руси и противодействие этому русского язычества, приводящие (по мере перехода к православию) к отождествлению в народном сознании - в случае фонетического сближения — имен христианских святых с именами языческих божеств или просто формой имен (например, пересечение имен Мария и Мара приводит к дифференциации вариантов Мария и Марья. Подробнее об этом во второй главе).

Таким образом, изменения христианского именника коснулись не только внешней стороны имен, а также семантической и функциональной, что особенно существенно для восприятия женских личных имен в русской

якм.

Неоднократно уже отмечалось, что имена русского народа на разных временных этапах обнаруживают количественную несоразмерность между мужскими и женскими именами.

Причин диспропорции мужских и женских имен можно указать несколько. Во-первых, причина малого количества женских имен кроется в том, что в церковные календари попадали, главным образом, имена служителей и проповедников христианской веры, которые подвергались гонениям за веру, мучениям, а этому посвящали свою жизнь, как правило, мужчины. Первые христианские монастыри тоже были только мужскими.

Существует несколько преданий о женщинах, которые, переодевшись в мужское платье и взяв мужские имена, пожелали посвятить свою жизнь Богу. Это - Мария, принявшая имя Марин, Пелагея, назвавшая Пелагий, Анна, ставшая Евфимианом [Суперанская, 1998: 53].

В православные календари попали имена некоторых мудрых и мужественных женщин, проводивших просветительскую работу, например, святая равноапостольная Нина - просветительница Грузии, равноапостольная Елена - мать царя Константина, великомученица Варвара.

Русская церковь канонизировала лишь некоторых русских женщин, главным образом княгинь, проявивших себя достойным образом в трудные для Отечества времена. Так, в церковных календарях отмечается день памяти Анны Каширской, жены тверского князя Михаила Ярославича (XIV в.), Евфросинии Суздальской (в миру Феодулии), дочери Михаила Черниговского (XIII в.), Февронии, княгини муромской (XIII в.), Евдокии, княгини московской (XV в.), Иулиании, княгини Ольшанской (XVI в.) и некоторых других.

Малое количество женских имен связано еще и с тем, что в прошлом женщине отводилось подчиненное место в обществе. Женские имена, как и само отношение к женщине, в разные эпохи оказываются в особенной зависимости от исторических (военных, экономических) условий. Когда первобытный охотник, помогавший жене в домашнем хозяйстве, становится воином, женщина из правительницы рода и дома превращается в его рабыню. Затем традиции домостроя не позволяли женщине принимать участие в общественной жизни. В связи с этим в переписные списки имена женщин не включались. При оформлении юридических документов имя женщины упоминалось только в случае вдовства, что давало право быть юридически «главой» семьи и выполнять обязанности за главу семьи [Зинин, 1972: 89]. Только ко второй половине XVIII века женские имена заняли свое место в официальных переписных документах наравне с именами мужскими.

Ввиду того, что испокон веков мужчина неоспоримо считался хозяином дома и семьи, активно участвовал в общественной жизни, а женщина оставалась в кругу семьи и была хозяйкой лишь у себя в горнице и на кухне, и состав мужских имен оказался намного богаче и разнообразнее.

Кроме этого, социальное бесправие женщин в XI-XVII вв. нашло отражение в официальной письменной речи в формах и способах именования, которые не были упорядочены и в силу этого не отличались единообразием [Суперанская, 1977: 15]. Следует отметить, что женщина именовалась непосредственно с помощью личного имени в редких случаях.

Чаще всего номинация осуществлялась способом, восходящим по происхождению к праславянскому языку, - через имена других лиц: замужней женщины - через имя мужа, девушки - через имя отца с указанием его профессии. Вследствие этого женские именования могли состоять из четырех, пяти (а иногда и более) компонентов. В словаре «Русские в исторических лицах, церковных и народных праздниках, пословицах и приметах» составитель Н.И. Решетников приводит следующие примеры: Даниловна Романовича, княгиня Гюргевая; Евдокия Патракиева дочь Ивановская жена Савельева; посадская вдова Парасковья Панкратова; дочь Прокофьевская жена Никифорова сына Лактева, отмечая при этом, что полное имя женщины в таких моделях встречалось достаточно редко [Решетников, 2002: 4].

Часто в быту женщины именовались формами, производными с помощью суффикса -их(а) от имени мужа: Иваниха (от Иван), Николаиха (от Николай).

В письменных источниках XIV-XVII вв. (писцовые и переписные книги) наблюдается эволюция доминирующей модели именования женщин: формула женской номинации начинает приближаться к модели называния мужчин.

В начальный период формирования русского национального языка (вторая половина XVII - начало XVIII вв.) формула именования женщин все более сближается с мужской моделью, так как в ее составе появляется полуотчество, но опосредованное именование сохраняется. И только в период укрепления норм национального языка мужская и женская модели, наконец-то, совпадают.

Однако следует заметить, что формы женских имен в письменных памятниках могли зависеть от характера и назначения документа. Так, Н.Н. Парфенова указывает на преобладание книжно-славянской формы женских имен в церковном и монастырском делопроизводстве, синодиках, месяцесловах, тогда как в документах, отражающих повседневную жизнь, -

судебные дела, переписка, грамоты более частотными являются живые (народные) формы имен [Парфенова, 1991: 75].

Из нескольких сотен указанных в святцах канонизированных женских имен в обращение вошло лишь несколько десятков - 74 (по данным В.А. Никонова), а употребительными стали и того меньше.

Когда-то распространенность отдельных имен зависела главным образом от того, настолько часто они встречались в календаре. Известно, что некоторые мужские имена значились до 35 раз, а имя Иван (одно из самых употребительных мужских имен) - 79, а многие - лишь 1-2 раза. Женские имена встречались в основном один - два раза, и только отдельные чаще: Анна - 18 раз, Мария - 12, Юлиана - 12, Ульяна -11, Федора - 9.

Существует предположение, что многие старые благозвучные имена оказались забытыми только оттого, что значились в календаре по одному разу и потому имели только отдельных носителей. Таковыми считают старые женские имена Пульхерия (латинское «красивая»), Архелая (греческое «вождь народа»), Евстолия (латинское «хорошо одетый»), Харитина (греческое «прелестная, благодатная») и др. Однако было бы неправильным объяснять популярность или непопулярность отдельных имен только тем, насколько часто они повторялись в календарях. Некоторые имена, такие, как Ксения, Дария, Екатерина, числились в святцах по одному разу, но были весьма распространенными как в прошлом, так и сейчас, а другие, повторяющие по нескольку раз в год, - Афанасия, Федора, Евфросиния, Евфимия, Кристина — встречались в быту редко.

Если рассматривать канонические женские имена, употребляемые в русском обществе, с точки зрения первоначального значения их основ, то окажется, что почти все имена древнегреческого происхождения подчеркивают в людях моральные и физические достоинства. Например, Агата - «красивая», Глафира — «изящная», София - «мудрая». Такие же качества у людей подчеркивают латинские имена: Пульхерия — «прекрасная», Валерия - «бодрая, здоровая», Ульяна - «кудрявая».

С точки зрения символической значимости не могли не вызывать возражений в русском обществе имена Аксуя, Аммоиария, Пистамопа, Еротида, Кридула, Мастридия, Трифоза, Феопистия, Феозва, Проскудия. Фомиида. Но звучат они непривычно для русского уха, потому что русские ими никогда не пользовались, несмотря на то, что в языках-источниках они образованы от основ с положительным значением (Феозва - «благочестие», Проскудия - «благоговейная молитва»).

Следовательно, можно сделать вывод, что значимость и культурная ценность имени не исчерпывается первичным значением его основы. Скорее всего, оно может служить лишь ключом к пониманию имени. В современном обществе первоначальное значение не играет такой важной роли, хотя имена не лишились своего символического содержания. Только современное содержание имени является новым, несколько отличным от предыдущего и не совпадает с восприятием этих имен в древности. И ощущается необходимость нового прочтения и интерпретации ономастического материала с целью выявления культурных напластований, поскольку «в средние века сформировался сложный симбиоз древних индоевропейских, собственно славянских и христианских представлений» [Михайлова, 2002: 160].

Чтобы понять и объяснить степень популярности или непопулярности отдельных личных имен в настоящее время, следует принять во внимание многие факторы как лингвистического, так и экстралингвистического характера.

Сопоставление дореволюционных и современных данных по актам записей гражданского состояния о рождения, проведенное В.А. Никоновым в 70-е годы двадцатого столетия, показывает, что «социальный фактор, который в прошлом имел большое значение для выбора имени, в прямом виде ушел» [Никонов, 1967], уступив место лингвистическим факторам.

Давно замечено, что важную роль при выборе имени играет не только внешняя форма имени: звучание, количество слогов в имени, его

морфологическое строение, но и восприятие своего имени и имен окружающих. Важны при этом ассоциации, вызываемые антропонимом и созвучными с ним словами, так как в любом слове языка заложена возможность ассоциативного сближения с другими лексическими единицами. Способность слова вызывать в сознании человека те или иные образы, по мнению НЛО. Шведовой, составляет ассоциативную потенцию слова, которая реализуется «в ассоциативном значении - той информации, тех представлениях, которые возникают у получателя речи при восприятии слова» [Шведова, 1984: 71].

В отношении личных имен этот аспект ещё мало исследован. В связи с пониманием важности изучения современного восприятия русских женских календарных имен в рамках работы был проведен ассоциативный эксперимент с применением методики свободных ассоциаций. Результаты эксперимента будут представлены в отдельном параграфе.

Хочется только отметить, что предпочтение отдается стилистически и семантически нейтральным именам, не связанным со словами неодобрительной семантики.

З.А. Данилина также считает фонетико-психологический критерий важным [Данилина, 1971: 19], отмечая при этом условность психологической окраски и характера звуков [Там же: 20]. Ею выявлено, что для современной антропонимической системы не характерны имена, имеющие большой процент низких звуков, отмечена непопулярность имен со звуками У, Ф, X (Ульяна, Улита, Фекла, Фаина, Агафья), сочетаниями Кл, Гл (Клавдия, Глафира, Гликерия). Но здесь решающим мог быть и социальный фактор -ведь все эти имена в прошлом были социально окрашены.

Кроме фонетического фактора, одним из критериев выбора имени может быть словообразовательный (имеется в виду способность образовывать уменьшительные формы). А. Вежбицкая неоднократно указывала на особенность русских имен - богатейшую систему производных форм. Способность образовывать уменьшительные формы является, на наш

взгляд, и причиной, и следствием популярности имен [Вежбицкая, 1997]. Действительно, наиболее частотные имена имеют большое количество разнообразных форм. Лидером среди женских имен, по данным словаря А.Н. Тихонова, Л.З. Бояриновой, А.Г. Рыжковой [Тихонов, 1995], являются имена Татьяна, Наталья, Елена, Мария.

Безусловно, на распространенность имен продолжают оказывать влияние культурно-исторические, общественно-бытовые, в том числе художественная литература и фольклор (былины, сказки, предания), народные приметы, а также мода, местные и семейные традиции. Это подтверждают своими исследованиями А.В. Суслова и А.В. Суперанская, отметившие популярность некоторых имен в отдельном поселении или семье [Суслова, Суперанская, 1997: 62].

Таким образом, сложившаяся современная система личных женских имен - это результат длительного процесса, который испытывал влияние социальных факторов, культурных традиций общества.

1.3. Выводы

Итак, ономастическая подсистема русского национального языка имеет свою интересную историю, отражающую становление и развитие отдельных ее категорий, в тесной взаимосвязи с фактами материальной и духовной культуры, бытом и народными традициями народа. Изучение эволюции русского именника, динамики его отдельных единиц позволяет выявить отличительные черты, присущие антропонимам на разных этапах своего функционирования.

Прослеживая историю русских личных имен и реконструируя эпоху древних славянских имен, необходимо отметить, что именник восточных славян был подвижным, разнообразным по этимологической основе и многочисленным.

Не регламентированный религиозными канонами он наилучшим образом отражал древнейшие представления человека о мире и самом себе, формируя наивную картину мира.

Утверждение христианства на Руси повлекло за собой широкое проникновение канонических имен - заимствований из греческого, латинского, древнееврейского и других языков. Главной отличительной особенностью канонических имен становится отсутствие понятной всем характеристической информации, которое определялось потерей этимологических связей в процессе заимствования. Однако генетически заложенная в имени способность к характеризации препятствовала превращению имени в пустой знак, «ярлык» (Дж. С. Милль).

Включение иноязычных имен в антропонимическое пространство древнерусского языка после принятия христианства происходило в сложной борьбе с языческими именами и сопровождалось различными изменениями внешней формы заимствованных антропонимов, образованием канонических и народно-разговорных вариантов. В диссертации утверждается, что ликвидации образовавшейся «семантической пустоты» чужих имен в сознании носителей русского языка стали содействовать два основных фактора: накопление индивидуально-ассоциативной информации, связанной с утверждением святцев, и вовлечение в процесс словообразовательных и фонетических модификаций, привносивших дополнительные оттенки чувств, эмоций, социальных оценок. Закреплению адаптированных имен в народном сознании способствовало и семантическое переосмысление, в основе которого обнаруживаются лингвистические и экстралингвистические факторы (случайное созвучие славянских и христианских имен, совпадение последних с именами нарицательными, пересечение образов языческих божеств и христианских святых и т.д.). Таким образом, в христианских именах начинает проявлять себя идеологический компонент, проявившийся в борьбе канонических имен с языческими, в которых идеологический компонент отсутствовал.

Появление личноименных форм как словообразовательного, так и фонетического характера сопровождалось на протяжении всего периода их социальной дифференциацией.

В советский период идеологическая семантика личного имени как никогда усиливается, актуализируясь особенно в именах типа Идея, Сталина, Люция (усеченное от революция).

В именах постсоветского периода этот компонент оказывается нечетким, «размытым», вследствие плюрализма имен, проявляющегося во взаимосуществовании имен как старых, канонических, так и новых, заимствованных. Смещение идеологического компонента отражает все то, что происходит в языке в целом.

Система русских личных имен на современном этапе свой самоорганизующий и саморегулирующий характер проявляет в. том, что активизирует употребление именно тех личных имен (хорошо известных, проверенных временем, но почему ранее забытых), которые способны стать «ключами» к культурной памяти народа. Выступая в функции «аккумулятора» и «транслятора» национально значимой информации, личные женские имена содействуют возрождению духовного наследия народа, его объединению.

Основные этапы формирования русской антропонимической системы

В данном параграфе мы остановимся на рассмотрении основных этапов исторического развития системы личных имен русского народа, отмечая тесное взаимодействие с фактами национальной истории и культуры.

Как известно, формирование русской системы личных имен прошло длительный и трудный путь. История личных имен свидетельствует о сложных процессах, в которых нашли отражение социокультурные преобразования различных эпох: образование славянских племен, создание Киевской Руси как государства, введение христианства, татаро-монгольское господство, создание Московского централизованного государства и Российской империи. Язычество, православие, влияние восточных и западных культур - все это повлияло на русское антропонимическое пространство, а соответственно, отразилось и на формировании национальной языковой картины мира.

О длинном и сложном пути становления антропонимии русского народа свидетельствуют и разные подходы ученых к периодизации этого процесса.

Традиционно российские ученые XIX - начала XX вв. всю более чем тысячелетнюю историю русской антропонимии подразделяли на два больших периода: 1) дохристианский - когда в ходу были собственно славянские по происхождению имена; 2) христианский — когда право наречения имени стало принадлежать церкви и подавляющую массу имен составили канонические имена [Бондалетов, 1983: 95]. Границей этих периодов считается 988 год - год крещения Руси.

Значительные изменения, которые произошли в русском именнике после 1917 года, вызвали необходимость выделения третьего периода -советского, который характеризовался «проникновением новых заимствованных имен и активным словотворчеством» [Суслова, 1997: 34].

Из деления истории русской антропонимии на указанные три периода по существу исходят почти все исследователи XX в., уточняя в отдельных случаях наиболее существенные черты каждого периода.

Так, например, В.Д. Бондалетов предложил христианский период разделить, по сути, на три этапа, поскольку личные имена в этот временной отрезок функционировали по-разному:

- с XI по XIII вв. наблюдалось использование христианских имен при явном господстве неканонических;

- с XIV по XVII вв. отмечалось преобладание уже канонических имен и начало формирования трёхчленной формулы именования;

- с начала XVIII в. до 1917 г. длился период монопольного господства канонических имён, широкого распространения на все слои общества именования с помощью имени, отчества и фамилии.

Не отрицая многих достоинств имеющихся периодизаций, согласиться полностью с такой хронологизацией русского антропонимикона - означает не увидеть тех новых тенденций и веяний, которыми характеризуется именник конца XX - начала XXI вв. в системно-функциональном отношении.

В нашей работе предлагается следующая периодизация русской антропонимии:

1) дохристианский период (до XI в.) - использование славянских имен, представляющих собой отапеллятивные образования, с незначительным вкраплением ранних заимствований {Ольга, Олег, Игорь);

2) христианский период (с XI в. до 1917 г.) - освоение и функционирование канонических имен, заимствованных вместе с христианской религией,

3) советский период - период дехристианизации и идеологизации русского именника, проявляющейся, в частности, в активном имятворчестве.

4) современный (постсоветский) период (с 90-х годов XX в.) характеризуется возрождением традиционных для русской культуры имен и новыми западноевропейскими заимствованиями.

Правомерность выделения нового исторического этапа обусловлена возрождением понимания личного имени как уникального и культурно-специфического духовного явления.

Будучи составной частью русского национального языка, антропонимия представляет собой исторически сложившуюся систему именования человека, посредством которой формируется своеобразный ракурс восприятия событий и явлений мира.

Имя собственное как культурно-историческая единица национального языка

В настоящее время, когда активно развивается антропоцентрическое направление в лингвистике, когда центром лингвистических изысканий, по выражению Ю.Н. Караулова, «стал язык в человеке, человек в языке» [Караулов, 1989: 4] и в современных исследованиях большое внимание уделяется выявлению национально обусловленного компонента в языке, культурологический аспект изучения единиц языка расширяет свои границы.

Данное исследование, выполненное в русле этого направления, способствует выявлению особенностей национального мировидения в единицах, менее всего изученных с этих позиций.

Лингвисты неоднократно отмечали, что особенности национального видения мира находят своё отражение, прежде всего, в лексическом строе языка, хотя не все лексические единицы в равной мере информативны и национально специфичны [Люстрова, 1983: 76]. Среди языковых единиц, обладающих национально-культурным компонентом, собственные имена занимают особое место, которое определяется их большой коммуникативной и информативной значимостью, а также тесной связью истории русских имен, отчеств и фамилий с историей русского народа

В данном исследовании выдвигается тезис о том, что отдельные, особо значимые личные имена (их можно назвать ключевыми для русской культуры) способны аккумулировать и транслировать культурную, этно-, социолингвистическую информацию, которая должна найти свое отражение в их планах выражения и содержания, т.е. в их формально-семантическом функционировании в виде своеобразного свёрнутого национально культурного текста. При этом формально-семантическая структура личных имен, как было отмечено в первой главе, вступает в корреляцию со сходными структурами имен нарицательных. В данном случае личные имена с формально-семантической корреляцией в лексическом пространстве русского языка, органично связаны и с феноменом множественности (генезиса, развития, функционирования и истолкования). Эти положения были разработаны Б.Я. Шарифуллиным в докторской диссертации «Проблемы этимологического изучения русской лексики Сибири (экспрессивный фонд языка)» [Шарифуллин, 1998] и использованы нами в интерпретации материала во второй и третьей главах.

Концепция имени собственного как единицы, накапливающей информацию о духовных устремлениях, ценностных установках социумов рассматривалась уже представителями сравнительного языкознания. Инициатором такого подхода к личным именам можно считать Якоба Грима, который в 1852 году в своем исследовании «О женских именах от названий цветов» устанавливает, что женские имена несут на себе отпечаток национального менталитета.

В XIX веке эта работа была воспринята как проявление романтизма в языкознании, однако некоторые исследования в области человеческих имен развивали и углубляли идеи Я. Грима. Так, например, М.Я. Морошкин в своем труде, посвященном славянским именам, отмечает, что «личные имена имеют важность и значение не только как материал языка, но и как памятник воззрений, понятий и представлений народных», что в них нередко отражается «характер и дух народа лучше всех других исторических памятников» [Морошкин, 1867: 3].

Данную мысль он подтверждает ссылкой на исследование об именах германских женщин немецкого лингвиста Вейнгольда, который предполагал, что из собственных имен германских женщин можно узнать то высокое значение, какое имела женщина у германцев. Смысл и значение этих имен, по утверждению исследователя, «высоки и благородны, и ни одно из них не намекает на низкое положение женщины в германском мире» [Там же].

Очевидно, что связь между именем и образом должна прослеживаться и в русской картине мира, на что указывают, в частности, компоненты добро, мир, мил, слав в древних славянских именах Богуслава, Добронрава, семантика которых, несомненно, способствует выявлению отношения к ключевым понятиям народного мировосприятия и реконструкции первоначального представления о русском человеке и о русской женщине, в частности.

Деонимизация личных имен

Как известно, номинативная деятельность, связанная с практическим овладением, познанием и отражением объективного и субъективного мира человека, не исчерпывается ни простым воспроизведением уже готовых наименований, ни созданием новых имен. В поисках адекватных средств отражения познаваемых сторон деятельности человек постоянно приспосабливает значения существующих лексических единиц к новым образам. Использование имеющихся лексических средств в новой для них функции составляет сущность таких языковых явлений, которые принято обозначать термином «вторичная номинация».

Возникновение у слов дополнительных номинативных функций обусловлено самой природой языка - невозможностью бесконечного количества роста единиц с новым планом выражения. Однако, отмечая экономичность вторичных номинативных единиц, ученые неизменно подчеркивают, что вторичная номинация, прежде всего, ориентирована на коммуникацию [Телия, 1977; Фонякова, 1982; Вежбицкая, 1986; Писанова, 1997]. Именно в процессе общения заложены не только возможность, но и естественные условия для использования готовых имен в новой для них номинативной функции: «Язык не был бы «действительным сознанием», если бы его строительный материал - слова и синтаксические модели - не способны были бы выражать вновь познаваемое в мире и человеке» [Телия, 1981: 118].

Постижение закономерностей функционирования единиц вторичной номинации предполагает, как известно, выявление общих принципов релятивного, т.е. опосредованного отображения действительности. В специальной литературе, посвященной данной проблеме, указывается, что простейший акт вторичной номинации основывается на сопоставлении двух предметов, которое возникает окказионально в речи. При этом непрямое отображение предмета проявляется в том, что оно опосредуется предшествующим значением номинативной единицы, те или иные компоненты которого включаются в ее новое семантическое содержание. Семантические составляющие, восходящие к первоначальному объекту обозначения, выполняют в семантической структуре переосмысленного слова роль его внутренней формы. Поэтому вторичное наименование всегда оказывается мотивированным его предшествующим значением, что в итоге создает эффект переосмысления слова [Телия, 1988: 4,44].

Поскольку вторичные наименования могут получать конвенциональное закрепление в словарном составе языка, вторичная номинация, по своему характеру, подразделяется на языковую и речевую.

Объектом нашего наблюдения и описания в третьей главе является система функционирующих в русских народных говорах вторичных лексических единиц, которые образованы от личных женских имен, принадлежащих в основном христианской традиции.

Давно замечено, что антропонимы могут использоваться во вторичных функциях и являться базой для создания как номинативных, так и экспрессивных языковых единиц в ряде языков. Особо часто в этой функции собственные имена используются в пословицах и поговорках, фразеологических оборотах. Например, русск. Сошлют тебя, куда Макар телят не гонял; Я ему про Ерему, а он мне про Фому; англ. A good Jack makes a good МП «Если Джек хорош, то иДэюулли будет хороша» (ср.: У хорошего мужа и жена хорошая); немец. Was Hanschen nicht lernt, lernt Hans nimmer mehr «Чему смолоду не научишься, того и под старость знать не будешь» (ср.: Чего не знал Ванюша, того не будет знать Иван).

Процесс вторичной номинации на базе имен собственных и использование их в функции нарицательных называется апеллятивизацией, или деонимизацией [Подольская, 1978: 54]. Процесс апеллятивизации антропонимов, осуществляющийся в условиях реального функционирования языка, начинается с изменения коммуникативно-смысловой цели и денотативной (предметной) соотнесенности. Если коммуникативная цель проприальной номинации - назвать объект, выделив его из ряда подобных, то в случае апеллятивизации антропонимов говорящий преследует другую цель - назвать, охарактеризовать объект, выразить оценку, причислив его к определенному ряду. Апеллятивированные антропонимы соотносятся уже не с одним денотатом, а с рядом денотатов, аналогизируемых по какому-либо признаку. Признак этот становится базой для вторичной номинации, в результате которой антропонимы приобретают связь с понятием и превращаются из «монофункциональных номинативных единиц в бифункциональные единицы, способные выступать как в идентифицирующей, так и в предикативной функции» [Комарова, 1991: 23-24]. Такие собственные имена, продолжая выполнять свои первичные функции индивидуализации и идентификации объектов, спорадически встречаются в языке и речи как эквиваленты (синонимы) апеллятивных имен, благодаря вторично развивающимся социально значимым созначениям (коннотемам). Например, Макар представляется неудачником, нерасторопным человеком, поэтому в пословице На бедного Макара все шишки валятся он показывается совсем безответным; Емеля - это болтун, пустомеля, вероятно, потому, что так его характеризует пословица Мели Емеля: твоя неделя.

Похожие диссертации на Русский женский антропонимикон в культурно-генетическом аспекте

Структурно-семантический, этимологический, парадигматический и речевой аспекты описания фразеосинтаксических схем с опорным компонентом-наречиемБелозерова Юлия Михайловна

Информативный диалог конфликтного типа: структурно-семантический и коммуникативно-прагматический аспектыРудов Павел Анатольевич

Наречия-инновации: лингвопрагматический аспектТропина Ирина Анатольевна

Функциональные аспекты исторической антропонимикиСмольников Сергей Николаевич

Пленарное заседание Государственной Думы: дискурсивно-текстовой и прагматический аспектыКаблуков Евгений Викторович

Манипулятивное речевое воздействие: коммуникативно-прагматический аспектДенисюк Елена Викторовна

Русская сакральная идиоматика: лингвокультурологический аспектВоробьёва Наталья Александровна

Ритмическая организация "Стихотворений в прозе" И. С. Тургенева: лингвостилистический аспектГорелова Оксана Александровна

Оценочные предикаты в публицистической очерковой литературе: аспект антропоцентрической парадигмыВагабова Асият Керимхановна

Динамическая картина мира Иосифа Бродского: лингвистический аспектСамойлова Инна Юрьевна