Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Социально-правовое положение адыгского крестьянства на начальном зтапе Кавказской войны 24
1. Предварительные замечания 24
2. Зависимые сословия крестьян 28
3. Положение «свободных крестьян»-тфокотлей в княжествах 56
4. Демократический переворот в Шапсугии, Натухае и Абадзехии и возрастание роли тфокотлей 66
Глава II. Социально-экономические последствия политики царизма по насильственной интеграции адыгов в Российскую империю 77
1. Тфокотли демократических народов - господствующее сословие 77
2. Сравнительный анализ форм землевладения и хозяйственной деятельности крестьян аристократических и демократических народов 85
3. Взаимовыгодные русско-адыгские экономические отношения и политика царизма по подчинению их интересам войны 105
4. Адыгское крестьянство - основная сила борьбы за независимость 117
Глава III. Разрушающее воздействие Кавказской войны на адыгское крестьянство 140
1. Подрыв основ экономики, ограничение торговли - следствие длительной войны 140
2. Адыгские тфокотли в поисках путей к мирному урегулированию отношений с Российской империей 155
3. Изгнание адыгов в Османскую империю 178
Заключение 193
Библиография. Источники 199
- Предварительные замечания
- Тфокотли демократических народов - господствующее сословие
- Подрыв основ экономики, ограничение торговли - следствие длительной войны
Введение к работе
Актуальность проблемы. Отечественное кавказоведение на протяжении двух-сотлет обращает повышенный интерес к вопросам общественного и социального устройства адыгов. Опубликованы сборники архивных материалов, многочисленные статьи, изданы монографии. Но за количественным накоплением знаний пока не последовали качественные сдвиги. Все еще нет достаточно аргументированных выводов и оценок. Утверждение, что «изучение общественных отношений адыгов в дореволюционный период, выявление общих тенденций и специфических особенностей их развития... за годы Советской власти далеко продвинулось вперед» далеко не соответствует действительности . Напротив, история трех родственных народов - адыгейцев, кабардинцев и черкесов унифицирована в рамках формационных схем, нивелированы их особенности.
По-прежнему остаются слабоизученными вопросы социального устройства адыгов, правовой статус сословий, взаимоотношения внутри сословий, сложные процессы дифференциации и интеграции, происходящие внутри его. Изданные специальные обобщающие работы по общественному устройству адыгов XVIII-XIX веков сведены в основном к установлению степени зрелости феодальных отношений. При этом основным критерием выступает социальная структура и классовый конфликт, присущий тому или иному адыгскому народу.
Наличие княжеской власти воспринимается как аргумент, свидетельствующий о развитости феодальных отношений, его упразднение или подрыв могущества дворян трактуется как проявление отсталости или неразвитости феодальных отношений.
Большинство исследователей кавказоведов сходится во мнении, что общественный строй адыгских княжеств был более развитым и соответствовал господствующим феодальным отношениям. У народов же, установивших демократические формы правления, якобы общественный строй был более архаичным и соответствовал раннему феодализму или периоду военной демократии. Обнаруженное различие в формах организации власти воспринималось настолько существенным, что для характеристики общественного строя княжеств стали употреблять термин «развитой феодализм», а устройство демократизированных обществ «горским феодализмом». Термины, предназначенные подчеркнуть специфику общественных отношений и со- циальной структуры, не прояснили сути различий, а сделали его еще больше запутанными и неразрешимыми.
Такая интерпретация истории адыгских народов противоречит не только исторической действительности, но и основному марксистско-ленинскому постулату о детерминированности общественного строя уровнем развития производительных сил. Дело в том, что шапсуги, натухайцы и абадзехи - народы с демократической формой правления, причисленные многими историками, руководствовавшимися этой методологией, к отсталым или неразвитым обществам, имели существенные преимущества перед аристократическими народами - бжедугами, бесленеевцами, кабардинцами, те-миргоевцами и другими, проживавшими в княжествах, в развитии земледелия, животноводства и ремесла. И этот очевидный парадокс, требующий осмысления с циви-лизационной парадигмы, вынудил исследователей отказаться от акцентирования внимания на различиях в уровне развития аристократических и демократических народов. Стали нивелировать или просто игнорировать особенности организации социальной структуры населения.
Известный кавказовед В.К.Гарданов - разработчик этой концепции - обобщал предельно ясно: «Сопоставляя основные черты общественно-политического строя «аристократических» и «демократических» племен адыгов, можно сделать заключение, что обе эти группы находились на феодальной стадии развития, а имевшиеся различия были обусловлены ходом классовой борьбы, приведшей к политическому перевороту в конце XVI11 в.»2.
А что лежало в основе классовой борьбы, если не определенный уровень экономического развития? Сторонники классового подхода проигнорировали постулат, что социальный конфликт должен быть предопределен базисно, и не стали выяснять причину демократизации северо-западных адыгов. И такая непоследовательность исследователей стала характерной для кавказоведов, теоретически обосновавших сталинскую руководящую идею о «полупатриархальных-полуфеодалъных» социально-экономических отношениях у народов Северного Кавказа в дооктябрьский период.
Необходимость разработки проблем истории северокавказских народов и, в частности адыгов (современные адыгейцы, кабардинцы, черкесы), обусловлена тем, что в отечественной исторической науке все еще мало исследований, свободных от гос- подствовавших в разные периоды идеологических доктрин - охранительных, великодержавных, свойственных работам, изданным в XIX веке, упрощенно унифицированных схем советского времени, нигилистических оценок истории, становящихся характерными для многочисленных публикаций 90-х годов XX века. Все еще не устранены «белые пятна», аргументированно не опровергнуты необъективные оценки значительных по своим последствиям событий - таких, как демократический переворот, Кавказская война. Поэтому без преодоления утвердившихся деформированных представлений об истории адыгских народов и восстановления объективности в науке невозможно будет всесторонне анализировать сложившуюся обстановку в этой части Российской Федерации и прогнозировать будущее народов, проживающих здесь.
Несомненно, что одним из важных направлений, представляющих исследовательский интерес, является разработка социальной проблематики истории адыгов. Понимание всей сложности палитры общественных отношений - необходимое условие для изучения многих процессов, происходивших как в отдаленном историческом прошлом, так и на современном этапе развития человеческой цивилизации. Ведь именно люди, взаимодействуя, вступая между собой в определенные отношения, творят историю. Без преодоления социальной мимикрии, распространенной в адыгове-дении, невозможно будет понять первопричину большинства явлений.
Объектом исследования данной работы является адыгское крестьянство, составлявшее абсолютное большинство населения, трудом которого создавалось все, на чем зиждилось материальное благополучие всего данного этноса. Крестьянство, в какие бы градации не трансформировалось - зависимое, колхозное, государственное или фермерское, осталось сельским тружеником, основным производителем продовольствия. Поэтому изучение истории крестьянства имеет и чисто прикладное значение, в том смысле, что дает возможность представить лучшие формы и методы хозяйственной деятельности, знание которых будет полезно и в наши дни.
Цель и задачи исследования. Настоящая диссертация ставит своей целью комплексно изучить историю адыгского крестьянства в годы Кавказской войны: 1769-1864 годы XIX века. Исходя из этого, автор стремится поставить и решить следующие задачи: во-первых, показать социально-правовое положение зависимого адыгского крестьянства; во-вторых, выяснить предпосылки и последствия демократического переворота, повлекшего за собой возрастание роли свободных крестьян-тфокотлей; в-третьих, дать сравнительный анализ правого положения тфокотлей в аристократических и демократических обществах и их хозяйственную деятельность; в-четвертых, изучить взаимоотношения адыгских крестьян с соседними народами и их внешнеполитическую ориентацию; в-пятых, исследовать деструктивное воздействие Кавказской войны на крестьянство и их поиски пути мирного урегулирования конфликта; в-шестых, осветить роль крестьянства в борьбе за независимость; в-седьмых, показать депортацию адыгов в Османскую империю.
Поставленные задачи исследования предопределили хронологические рамки диссертации - годы Кавказской войны (1769-1864). Конфликтный, внутренне противоречивый процесс насильственного включения адыгов в рамки Российской империи, а через нее в мировое сообщество народов, дает возможность выяснить отношение народных масс, и в первую очередь крестьянства, к этому событию, понять характер войны и сделать аргументированные обобщения и выводы.
Научная новизна и практическая значимость исследования определяются тем, что история адыгского крестьянства в годы Кавказской войны до настоящего времени не стала предметом специального изучения в отечественной и зарубежной историографии. Данная диссертация представляет первую попытку научного анализа положения крестьян в годы Кавказской войны.
Таким образом, научная новизна диссертации заключается в следующем:
Социальный строй адыгского крестьянства рассматривается не как следствие поступательного развития, а с учетом деформирующего воздействия войны, прервавшей самобытность адыгской истории.
Обосновывается вывод, что насильственная интеграция адыгов в Российскую империю стала основным определяющим фактором истории адыгов.
Опровергается утвердившийся в кавказоведении вывод о крепостном праве у адыгских народов.
Новым представляется и выяснение возросшего влияния тфокотлей - свободных крестьян как на внутриполитическую, так и на экономическую обстановку в адыгских обществах Северо-Западного Кавказа.
Аргументируется вывод, что глубина противоречий между царской Россией и адыгскими народами с демократической формой правления, кровопролитность войны на Северо-Западном Кавказе и в Причерноморье, завершившиеся депортацией коренных народов, были обусловлены не столько национальными, религиозными противоречиями, разной ментальностью русских и адыгов, сколько конфликтностью между Российскими крепостническими отношениями и высоким уровнем свободы адыгских крестьян. В Кавказской войне Российская шшерия стремилась не только обеспечить свои геополитические интересы, но и сохранить в России существующие порядки, уничтожив очаг свободы в сопредельных землях.
Обосновывается вывод, что адыгские крестьяне - основная сила борьбы за независимость, своим длительным и упорным сопротивлением царским войскам отвлекали на себя реакционные силы России, ставшие помехой на пути развития русского народа, приблизили осознание необходимости проведения демократических реформ и тем самым внесли существенный вклад в устремления народов к общечеловеческим ценностям.
Практическая ценность диссертации состоит в том, что приведенный фактический материал и выводы используются при чтении спецкурса в Кабардино-Балкарском госуниверситете. Отдельные положения диссертации были использованы и апробированы на научном семинаре, в докладах и сообщениях республиканской и региональных конференциях, посвященных истории северокавказских народов.
Методологической основой диссертации являются цивилизационные парадигмы, принципы сравнительно-исторического исследования, признающего многовариантность и полицентричность всемирно-исторического процесса..
Источниковая база. В комплексе документальных материалов, на основе которых сделаны выводы и обобщения, значительное место занимают сведения, извлеченные из архивных источников. Отложились они в центральных хранилищах, а также в краевых и республиканских архивах Северного Кавказа. В какой-то степени они содержат информацию об одних и тех же событиях, но если в центральных архивах хранятся указы, предписания, письма императора, канцлера, военного министра, документы командования Кавказского корпуса обобщающего характера, то в региональных архивах больше документов, содержащих конкретную информацию о соци- альном строе адыгов. Рапорты, прошения холопов, предписания начальника Терской области, наказного атамана Черноморского казачьего войска, документы «канцелярии войсковых и кошевых атаманов», «Ведомости Усть-Лабинского менового двора» и многие другие содержат подробные сведения, как правило, не доходившие до столицы. Поэтому данная работа в значительной степени основана на изучении и анализе комплекса источников, хранящихся в фондах Государственного архива Кабардино-Балкарской Республики (ГАКБР), Государственного архива Краснодарского края (ГАКК), Государственного архива Ставропольского края (ГАСК). Использованы отдельные документы из фондов Центрального государственного исторического архива (ЦГИА), Центрального Государственного военно-исторического архива (ЦГВИА), Архива Кабардино-Балкарского института гуманитарных исследований (КБИГИ), Архива Адыгейского института гуманитарных исследований (АРИГИ), Национального музея Республики Адыгея, Государственного объединенного музея КБР, отделов рукописей Российской библиотеки и Государственной публичной библиотеки им. Салтыкова-Щедрина.
Сведения, извлеченные из фонда №1 Управление Кабардинской линии, дела №26, 32, 45, 47, 49 ГАКБР дают возможность судить о поземельных отношениях, принципах наследования имущества, социальных конфликтах. Ценные сведения содержит фонд №2 Управление кабардинского округа. Здесь хранятся дела, регистрирующие приход и расход денежного сбора с населения кабардинского округа, ведомости о числе дворов свободного сословия Баксанского, Малокабардинского, Черек-ского участков. Вопросы общинного землевладения и притязания на эти угодья дворян, принципы землевладения и землепользования и другие стороны жизни крестьян отразились в делах №2, 4, 8, 12, 209 и других. Здесь отложились также документы, свидетельствующие о захвате дворянами общинных земель, тяжбах по личным и поземельным правам. Массовое бегство крестьян и вообще миграционные процессы, взаимоотношения крестьян с дворянами, сведения о численности народонаселения, расселения аулов и другие события отражаются в документах фонда №16 - Управление центра Кавказской линии.
Богатством архивных документов отличаются и фонды №23 - Кабардинский временный суд, №40 - Управление межевой частью Терской области. В первом из фондов имеются дела об освобождении крестьян от зависимости, об их побегах за Кубань, из аула в аул, и в целом деструктивные процессы, переживаемые крестьянством. В фонде №40 есть свидетельства о том, как сокращались общинные земли за счет отчуждения и захвата их царскими войсками.
Отмеченные фонды довольно хорошо исследованы и, содержащиеся в них материалы в основном известны исследователям, но интерпретированы они в большей мере по заданной схеме: доказать наличие острого классового конфликта, необходимого с позиции марксизма-ленинизма условия для поступательного развития кабардинских крестьян. Зависимых крестьян объявили крепостными, факты бегства - как уход от крепостничества и как проявление классовой борьбы.
Основное направление бегства или миграционных процессов - уход из Центрального Предкавказья за Кубань на Северо-Западный Кавказ, подтверждаемое многочисленными документами, дает основание сомневаться, что это было реакцией на «крепостнические порядки в более развитой в классовом отношении Кабарде». Нам же представляется, что бегство крестьян, да и не только крестьян, но и дворян было вызвано Кавказской войной, разрушившей экономику Кабарды, политикой «утеснения» кабардинцев, в результате чего были отторгнуты лучшие земли, а 10% сохранившегося населения, смещенные в горы и предгорные районы, трансформировались из оседлых земледельцев в горцев-животноводов.
Деформированная экономика, трудно поддающийся изучению социальный строй и общественные отношения в Кабарде становятся более понятными при сравнении кабардинцев с северо-западными адыгами. Последние не успели к тому времени испытать в полной мере разрушающее воздействие войны и сохранили до 30-х годов XIX века в целостности экономику и социальный строй.
Материалы, содержащие сведения о северо-западных адыгах, хранятся в архивах Краснодарского и Ставропольского краев. В восьми обследованных фондах ГАКК (260, 252, 261, 324, 449, 454, 460, 774) - «Канцелярия начальника Черноморской береговой линии», «Канцелярия начальника Черноморской кордонной линии», «Кубанское областное управление», «Усть-Лабинский меновый двор», «Канцелярия помощника начальника Кубанской области по управлению горцами», «Войсковое правление Кубанского казачьего войска» и четырех фондах ГАСК (20, 63, 71, 235) - «Главный попечитель Кавказских меновых сношений с горцами», «Кавказское областное управление», «Общее правление ставропольского округа», «Кавказское наместническое правление» хранятся документы, свидетельствующие о демократизации общественно-политического строя адыгских народов - шапсугов, натухайцев, абадзе-хов, о возрастании роли тфокотлей в хозяйственной и политической жизни. В них есть и источники, характеризующие разные сословия крестьян.
Документы меновых дворов показывают, с одной стороны, стремление царских чиновников подчинить экономические связи интересам войны, а с другой - объективную заинтересованность свободных крестьян-тфокотлей в налаживании взаимовыгодных торговых сношений с русскими, украинскими переселенцами.
Ценными являются документы, связанные с волнениями казаков, зафиксированных под названием «Персидский бунт». Вольные казаки, естественно, симпатизировали свободным адыгским крестьянам, тайно поддерживали социально-политические контакты, игнорировали соляную блокаду адыгов, объявленную царизмом, вступали в брачные узы и были наказаны за это - Екатерина II объявила их «неверными». Были распущены некоторые казачьи отряды, многих осудили, на что казаки ответили бунтом и угрозой «перебить все начальство и уйти за Кубань» к адыгам, если не будут освобождены участники волнения.
Разрушающее и тормозящее воздействие захватнической политики царской России на социально-экономический строй и развитие адыгских народов и «развитие его в моральном отношении» с поразительной откровенностью, не характерной для большинства царских чиновников, освещаются в документе непреходящего значения, под названием - «Отношение временно командующего Кавказской армией генерал-адъютанта Г.Д.Орбелиани военному министру Н.О.Сухозанету о распределении зе--мелъ между горскими народами по проекту графа Н.И.Евдокимова». Этот документ хранится в фонде №1268 ЦГИА и в.сокращенном виде опубликован в Сборнике документов - «Социально-экономическое, политическое и культурное развитие народов Карачаево-Черкесии (1790-1917)». Ростов-н/Д, 1985.
Г.Д.Орбелиани пишет военному министру Н.О.Сухозанету о том, что российские войска в Черкесии «разрушили старый порядок владения землями, но не могли еще создать никакого нового порядка... Общества, отдельные аулы и даже отдельные семейства, принимавшие покорность, переселялись на новые указанные им места... им указывались земли только примерно и временно... из земель, указанных туземцам, мы нередко отнимали часть под казачьи поселения или укрепления». При такой обстановке разрушения всей системы землевладения и землепользования становится невозможным определение личностных и имущественных прав тех или иных специальных слоев адыгского крестьянства.
Восстановить историю адыгского крестьянства на ограниченных во времени материалах региональных архивов становится невозможным без обращения к источникам предшествующего Кавказской войне времени.
Опубликованные источники. На протяжении двух веков -XIX и XX появилось значительное число публикаций архивных документов и материалов. Среди них наибольший интерес представляют «Акты, собранные Кавказской Археографической комиссией» (АКАК). В них собраны и систематизированы официальные документы, извлеченные из архива Главного управления наместника царя на Кавказе. Поэтому АКАК представляет собой ценнейший опубликованный источник для изучения социально-экономического и общественного строя адыгских народов. Несмотря на то, что в них опубликованы тенденциозно подобранные материалы, отражающие точку зрения царизма на историю народов Кавказа. «Актьо> дают информацию из первых рук. Например, в четвертом томе АКАК опубликован «Всеподданейший рапорт генерала Ермолова от 28 июля 1822 г. Командующий Кавказским корпусом русской армией отчитывался императору Александру I о создании специального отряда для тщательного наблюдения за каждым кабардинцем, и что «непокорных и мятежных пресле-дуют и изгоняют в отдаленные горы за пределы земли Кабардинской» .
Разработанный царизмом план разрушения системы изложен в записке военного министра России И.В.Чернышева командующему отдельным Кавказским корпусом Г.В.Розену - «О мерах по усмирению кавказских горцев»4. Предусматривалось «разобщение горцев, посредством последовательности действий против них», чтобы «пролагались по землям их укрепленные линии от Кубани к Черному, от Сунжи к Каспийскому морям, на местностях, к тому наиболее удобных, и которые в стратегическом и торговом отношении представляли бы наибольшие выгоды», лишить народы «возможности к внешним торговым и политическим сношениям». Записка бьша датирована 25-м июля 1835 г. 18 августа 1835 началась реализация этого плана с того, что «с утра были двинуты колонны (царских войск. - М.Х.) по разным направлениям для истребления ближайших аулов».
М.Ф.Федоров - генерал-майор русской армии, участник этих операций, зафиксировал в своих записках: «В этот день мне ... пришлось видеть, как страшно война нарушает спокойствие мирной жизни» .
Абсолютное большинство опубликованных источников XIX века принадлежит участникам Кавказской войны. Они фиксировали очевидные для себя события и факты. Однако их восприятие было субъективным, преломленным через сложившийся стереотип, что адыги - «рабы свободы» и враги порядка, наводимого Россией. Эти искаженные психологией войны представления об адыгах становятся понятными, если обратиться к источникам, предшествующим периоду силового противостояния.
К ним относятся, в первую очередь, публикации П.Г.Буткова «Материалы для новой истории Кавказа с 1722-го по 1803 г.». Ч. 1-3. СПб., 1869; Ф.И.Леонтовича «Адаты. кавказских горцев. Материалы по обычному праву Северного и Восточного Кавказа». Вып. 1-2. Одесса, 1882; «Материалы для истории Северного Кавказа 1787-1792 гг.», собранные Е.Д.Фелицыным //Кавказский сборник. Тифлис, 1896. Т. 17; М.М.Ковалевского «Закон и обычай на Кавказе». Т. 1-2. М., 1890. В этих публикациях нашли отражение горские адаты, обычное право. Они позволяют увидеть социально-правовой статус разных слоев адыгского населения до их деформации. Из тридцати подборок документальных материалов и сведений об адыгах, изданных Е.Д.Фелицыным, наибольший интерес представляют коллекции: «Сословия у горских племен Кубанской области», «Князь Сефербей Занов» и «Материалы для изучения горцев».
Наряду с изданными в прошлом веке источниками использованы публикации новейшего времени. Наиболее полными по содержащимся документам являются сборники «Шамиль - ставленник султанской Турции и английских колонизаторов», опубликованный в г.Тбилиси в 1953 году, и «Движение горцев Северо-Восточного Кавказа в 20-50-х годах XIX века». Махачкала, 1959 г. Если первый сборник отличается тенденциозным подбором материалов, извращающим историческую действительность, и подвергнут справедливой критике, то второй - содержанием источников, отражающим широкую палитру суждений и оценок, в значительной степени устраняет грубые ошибки предыдущего издания. Фактический материал о социальном строе адыгских народов, содержащийся в них, используется для сравнительно-исторического анализа.
Ценным источником для изучения истории адыгского крестьянства являются «Материалы по обычному праву кабардинцев. Первая половина XIX в.», собранные и изданные в 1956 году В.К.Гардановым. Такие документы, как «Прошение «холопа» Алия Таашева начальнику Центра г.-м. Кн. Голицыну» от 26 апреля 1844 г., «Прошение узденя Бекмурзы Созиева и.д. начальника Центра полковнику Беклими-шеву» от 14 декабря 1847 г., «Докладная записка «холопов» армян Гауровых Мокулы Доуважева, Васлана Карданова и др. Начальнику Центра Голицыну» от 23 августа 1845 г. и другие отражают сложные процессы ломки владельческих прав дворян, нарушения сословной иерархии.
Положение крестьян, их внутрисоциальную градацию в княжествах и у абадзе-хов с демократическими принципами организации власти нашли освещение в «Воспоминаниях кавказского офицера» Ф.Ф.Торнау. Более 3 лет он был в плену у адыгов и имел возможность наблюдать за их бытом, правовым положением крестьян. По его свидетельству, большинство адыгского населения считало себя «совершенно независимым», а потому свободным. Этот вывод, игнорируемый большинством историков-кавказоведов, не единичен. Годом раньше Ф.Ф.Торнау в 1834 г. Иоганн Бла-рамберг зафиксировал тоже самое, а именно: «кубанские черкесы, которые еще сегодня представляют собой удивительный пример свободного народа ... они образуют столько маленьких феодальных республик, сколько у них есть вождей из князей и знати»6. Рукопись Бларамберга, свидетельствующая о личной свободе большинства адыгских крестьян и республиканских формах организации власти, была запрещена императором Николаем I. Под грифом «Совершенно секретно» она 158 лет хранилась в военном архиве и издана недавно.
Декабрист Н.И.Лорер своими «Записками» , и комаїгдующий войсками правого крыла Кавказской линии, и наказной атаман Черноморского казачьего войска с 1835-го по 1838 год Г.И.Филипсон, придерживавшийся либеральных взглядов, своими мемуарами «Кавказская война»8 во многом восполняют недостатки АКАК, не от- разившие взгляды передовых людей на адыгские народы и на их освободительную борьбу.
Весьма важными и ценными опубликованными источниками по интересующим нас вопросам являются «Воспоминания» турецкого штабного офицер-майора Осман-бея9 и английского разведчика Эдмонда Спенсера - «Путешествия в Черкесию». Дневниковые записи, сделанное иностранцами на основе личных впечатлений и наблюдений, - и это как бы взгляд из вне на привычную повседневность, а потому они вносят новые нюансы в оценку исторических фактов. Принципиальное значение для нас имеют наблюдение и сравнение, сделанное Спенсером в результате длительного пребывания в Шапсугии. Он писал о шапсугах как о свободных и независимых тружениках, которые «обрадовали и удивили» его «высоким уровнем разведения земледельческих культур», и далее - шапсуги, как нас уверяли, еще вышли из варварства, «похожи на горские кланы Шотландии», а в опрятности «не хуже тирольских и шведских горцев». «Тирания им неизвестна», и каждый член шапсугского клана «владеет собственными землями» .
Ф.Ф.Торнау, Г.И.Филипсон и Э.Спенсер на протяжении 1834-го и 1835 годов в своих дневниках зафиксировали идентичную оценку общественно-политического устройства демократических народов - республика. Такое странное, на первый взгляд, единодушие нельзя ничем объяснить, как объективным отражением действительности.
В качестве источников использованы военные, исторические журналы и газеты России. Среди них: «Русский вестник», «Военный сборник», «Кавказский сборник», «Кубанский сборник», «Кубанские областные ведомости», «Санкт-Петербургские ведомости», «Северная пчела» и другие.
Источниковая база настолько обширна и разнообразна, что дает возможность сравнивать, сопоставлять, проверять объективность авторов документов и делать аргументированные выводы.
Историография проблемы. История адыгского крестьянства - основной массы созидающего населения находилась и находится в поле зрения кавказоведов. Ведь только выяснив роль и место крестьянства в жизни доиндустриального общества, можно понять многие вопросы экономического, политического и культурного разви- тия этноса, общественно-политического устройства, политической истории и в особенности многомерное и внутренне противоречивое событие, как Кавказская война.
Поскольку к интересующей нас теме обращалось значительное число исследователей, то воспользуемся той систематизацией, которую дал профессор Х.М.Думанов11. При этом отметим, что все авторы рассматривают историю крестьянства в рамках формационной схемы. Характер общественных отношений, обусловивших роль и место адыгского крестьянства, определяется следующим образом:
Патриархально-родословные отношения (А.В.Мамонтова, А.И.Краснов).
Раннефеодальные отношения с еще не оформившейся частной собственностью на землю (Е.П.Алексеева, Т.Боцвадзе, Л.И.Лавров).
Феодальные отношения с сильными пережитками патриархально-родовых отношений и без частной собственности на землю (С.И.Месяц, В.П.Пожидаев, И.Ф.Мужев).
4. Полуфеодальные-полупатриархалъные отношения (З.В.Анчабадзе, С.К.Бушуев).
Протофеодалъные отношения (Г.А.Меликишвили, А.И.Робакидзе).
Феодальные отношения с пережитками патриархально-родовых отношений, но с частной собственностью на землю (Е.И.Студенецкая, Е.Н.Кушева, Е.Д.Налоева, Н.А.Смирнов, А.А.Белоусов, М.Х.Ацканов, Н.Х.Тхамоков, Т.Х.Кумыков, В.К.Гарданов).
Завершенный феодализм с некоторыми элементами его разложения (Г.А. Ко-киев, Б.В. Скитский, С.С. Анисимов, С. А. Комиссаров, А.И. Лодыженский).
В ряду этих типизированных суждений об уровне развития адыгов, преимущественно кабардинцев, сам Думанов принадлежит к седьмой группе. Его вывод, что феодальные отношения «достигли высокого уровня развития с явными признаками разложения», хоть и имеет несколько иную акцентировку, но, по сути, ближе к выводу Г.А.Кокиева и А.ИЛодыженского.
При всех кажущихся различиях в обобщающих оценках исследователи первых пяти групп сходятся в одном принципиальном - адыги в первой половине XIX века находились на переходном этапе протофеодальных или полуфеодально-полупатриархальных отношений с незрелой социальной структурой населения. Такое единодушие было обусловлено не идентичностью анализируемых источников, предопределивших совпадение суждений, а тем, что они работали в одинаковых условиях идеологической зашоренности и обязаны были научно подкреплять руководящие идеи, в частности сталинское определение социально-экономических отношений у народов Северного Кавказа и Средней Азии как «полупатриархальных- полуфеодальных» . И поскольку вывод был предопределен заранее, то источниковый материал отбирался предвзято, цитировался превратно. Архаизация истории преследовала политическую цель - с принижением уровня развития в прошлом контрастнее должно было восприниматься благодеяние сталинского режима.
Исследователи шестой и седьмой групп предпринимали усилия по независимому от диктата прочтению архивных документов и объективной реконструкции истории. Работы В.К.Гарданова13, Т.Х.Кумыкова14, Е.Н.Кушевой15, Е.Д.Налоевой16, Н.А.Смирнова положили начало длительному и незавершенному по сей день процессу болезненного преодоления сталинской схемы.
Как отмечалось выше, Х.М.Думанов своей характеристикой феодальных отношений в Кабарде сделал существенный шаг по преодолению устоявшихся стереотипов. Работа В.К.Кажарова «Традиционные общественные институты кабардинцев и их кризис в конце XVIII - первой половине XIX века» содержит глубокий анализ разрушившихся в силу внутренних причин и военно-политических факторов традиционных общественных институтов. Вывод автора: «Феодализм у кабардинцев в XVI -начале XVII в. достиг внутренне заданных пределов, оказавшись не в состоянии порождать новые формы социальной организации», свидетельствует о начале качественно нового этапа исследования истории адыгских народов.
Констатированные в исторической науке оценки уровня развития кабардинцев экстраполированы на адыгское население княжеств Северо-Западного Кавказа. Исследователи усматривают значительное сходство, а то и идентичность в общественном и социальном развитии адыгских народов - кабардинцев, бжедугов, бесленеевцев, темиргоевцев, мамхеговцев, махошевцев, адамиевцев и егерухаевцев.
В обобщающем труде - История народов Северного Кавказа (конец XVIII в. -1917 г.) разные, а порой противоположные суждения об уровне развития адыгов, све- дены к выводу: «В первой половине XIX в. на Северном Кавказе заметно углубился процесс феодализации»18.
Изучением истории адыгских крестьян занимались многие кавказоведы нескольких поколений. Основным объектом были крестьяне, проживающие в княжествах. Шапсуги, натухайцы и абадзехи, составлявшие, до завершения Кавказской войны, большинство адыгов, но не вписывающиеся своей историей в утвердившуюся формационную схему, не были удостоены такого внимания, как кабардинцы, бжедуги и др. Тем не менее существующая адыговедческая литература позволяет утвердительно говорить о том, что изучение этих народов, находится на начальной стадии.
Те историки, которые обращались к изучению демократических народов, руководствовались марксистско-ленинской методологией и пришли к таким полярным выводам, что ставят под сомнение направляющую доктрину. Например, первый советский историк-марксист, видный деятель науки, академик М.Н.Покровский допускал существенные преувеличения в оценке уровня социального и экономического развития северо-западных адыгов и в особенности народов с демократическими формами правления. В статье «Завоевание Кавказа» утверждается, что демократический переворот осуществила нарождающаяся адыгская торговая буржуазия, а Сефер-бей Зан (Заноко) - типичный представитель этого сословия1 .
Идея, сформулированная М.Н.Покровским, была подхвачена его последователями, абсолютизирована и гипертрофированна. Например, Я.Н.Раенко-Туранский в монографии «Адыге до и после Октября» писал: «В конце XVIII века мы видим у адыгов ... зарождение торгового капитала. Наравне с зарождением торгового капитала нарастает противоречие между феодалами и представителями торгового капитала, не довольствующегося племенной организацией общества и требовавшего национального объединения ... В конце XVIII века ... представители торгового капитала ... опираясь на крестьянство и ремесленников... проводят так называемую абадзехскую революцию. Эта первая революция - борьба торгового капитала за нацию - охватила племена натухайцев, шапсугов, абадзехов и убыхов... В то время когда выше указанные племена свергли своих феодалов и у них господствовал торговый капитал, в дру-гих племенах торговый капитал был развит слабо и были сильны феодалы» . Прямо противоположный М.Н.Покровскому и Я.Н.Раенко-Туранскому вывод пытается упорно обосновать современный историк М.М.Блиев. Он утверждает, что демократические народы - шапсуги, натухайцы и абадзехи в первой половине XIX века находились на стадии разложения родовых отношений. Тезис этот не только не проясняет вопросы древней, средневековой истории, когда они поддерживали связи с греческими городами-республиками, древнерусским государством, генуэзскими торговыми факториями, восточными государствами, но делает совершенно непонятным характер тех экономических, политических и культурных отношений, которые они поддерживали с русскими переселенцами, сопредельными казаками и вообще с народами Кавказа.
Если же анализировать «Кавказскую войну» с исходных позиции М.М.Блиева и отвечать на вопрос - почему многие десятилетия царская Россия с могущественной армией не могла сломить сопротивление и подчинить своей власти «племена, переживавшие период разложения родовых отношений?» - то предлагаемый этим автором ответ - источником военной силы адыгов была экономическая отсталость и архаичная социальная структура населения, вряд ли кто примет на веру потому, что он алогичен и антинаучен.
В тех сюжетах «Кавказской войны», где затрагиваются вопросы истории крестьян демократических народов, нет позитивного. Выводы, сделанные ими, далеко не новы. Подобные заключения были сформулированы в прошлом веке военными историками охранительно-великодержавной школы.
Между этими диаметрально противоположными оценками уровня развития де мократических народов есть и центристское понимание истории адыгов. В.К.Гарданов - известный кавказовед предельно четко изложил свою точку зрения: «Сопоставляя основные черты общественно-политического строя «аристократических» и «демократических» племен (народов. - М.Х.) адыгов, можно сделать заключение, что обе эти группы племен находились на феодальной стадии развития»21.
Вывод В.К.Гарданова об идентичности уровня и степени феодализации адыгских народов как аристократических, так и демократических, нашел признание в кругах кавказоведов и закреплен в академическом издании «История народов Северного Кавказа». Но такое нивелированное центристское представление о народах, имеющих противоположные формы организации власти, и непризнание различий между ними ведет к отрицанию или умалению положительных последствий демократического переворота. «Различие это, наблюдаемое с конца XVTII века, заключалось, главным образом, в их политическом управлении. В то время как аристократические управлялись князьями (поэтому-то их нередко и называют «княжескими владениями»), так называемые «демократические племена», как правило, управлялись «выборными старши-нами» - такова обобщающая оценка переворота, свидетельствующая, в целом, о негативном отношении автора к демократизации адыгского общества, о недооценке последствий переворота. «В обществах с «княжескими владениями» наблюдалось более четкое классовое деление, особенно у кабардинцев». «Сложный характер носила классовая структура у адыгов второй группы, где еще сильны были пережитки об-щинного устройства» . Народы, осуществившие переворот, изгнавшие крупное дворянство и существенно ограничившие власть дворян, оставшихся на родине, объявлены отсталыми. То есть, наличие классов, классового антагонизма, утвердившаяся система эксплуатации, называемая без должной аргументации крепостнической, воспринимаются как показатели более высокого уровня развития. В то же время серьезное ограничение власти дворян, ставшее следствием демократического переворота, значительное ослабление эксплуатации основной массы населения - крестьянства и снятие остроты межклассовых конфликтов, а все в совокупности, создавшие более благоприятные условия для стимуляции созидательного труда основной массы населения, воспринимаются как проявление отсталости, архаичности, устойчивости «пережитков общинного устройства»24.
Профессор Б.М.Джимов, исследовавший социально-политическое положение адыгов в XIX веке, утверждает, что они к началу проведения крестьянской реформы -отмене крепостного права, находились «только на этапе раннефеодальных отношений»25. Следовательно, не правомерно говорить о том, что в предшествующем веке с неразвитыми классовыми отношениями восставшие крестьяне могли ограничить права и демократизировать политическое устройство. И вполне логично в контексте подобных суждений определение крестьянской войны и ее кульминации, Бзиюковской битвы - «фактором, сдерживающим феодализацию общества» б.
Работа, выполненная на основе марксистско-ленинской методологии, определяющая крестьянскую войну за социальную справедливость как тормоз для общественного развития - нонсенс. Но Б.М.Джимов последователен в своем стремлении принизить уровень развития северо-западных адыгов. В демократизации политического строя большинства адыгов он увидел ограничение социально-экономического развития шапсугов, натухайцев и абадзехов27.
Все современные исследователи кавказоведы, обращавшиеся к изучению адыгского крестьянства, признают существование крепостного права в Кабарде и на Северо-Западном Кавказе. В.Х.Кажаров приводит даже аргумент: «Нет более бесспорного свидетельства существования крепостного права в Кабарде, чем факт его отмены в 1867 г.» и далее - «Крепостное право приняло в Кабарде настолько гипертрофированные формы, что фактически в крепостной зависимости оставались даже вольноотпущенники (подчеркнуто нами. - М.Х.), которые не имели права уходить из аулов своих господ» . Более того, ссылаясь на переписку президента Коллегии иностранных дел графа Н.И.Панина с генерал-аншефом Г.А.Потемкиным, утверждается, что существовавшие здесь крепостнические отношения были «однотипными» с аналогичными по- рядками в России и других государствах» .
Можно сослаться и на Хан-Гирея, пользовавшегося термином «крепостной человек», а также на многих русских авторов. Мы же сомневаемся не только в однотипности существовавших крепостнических прав, но и в том, что оно было. Наше возражение не будем аргументировать только отсутствием какого-либо законодательного акта или документа, устанавливающее крепостное право. Фактический материал, зафиксировавший правовой статус разных категорий крестьян, «Постановления о сословиях в Кабарде» свидетельствуют о том, что все разряды крестьян пользовались собственностью» и «огражденной безопасностью»30. Была зависимость, была эксплуатация, были ограничения, вводимые «бесчеловечными владельцами», но не было системы, именуемой «крепостное право».
Путь, пройденный адыгами, своеобразен. Экстраполирование порядков в России и других государствах на Кабарду, а кабардинских на западных адыгов не может подменить необходимости изучения и обобщения конкретного материала. История адыгских крестьян при всех проявляющихся общих чертах и различиях подтверждает многовариантность и многополюсность всемирно-исторического процесса. В рамках формационной схемы невозможно объяснить итоги общественно-политического переворота, совершенного шапсугами, натухайцами и абадзехами. Признать, что адыгские крестьяне в результате многолетней борьбы взяли верх над дворянами, что крайне редко случалось в мировой истории, значит надо бы говорить о смене формаций - о переходе от одного общественно-политического строя к другому. Надо было определить, от какого строя к какому перешли адыги.
Отвечать определенно утвердительно на это было нельзя. Это бы противоречило господствующей концепции. Адыгское доиндустриальное общество со своим своеобразием не позволяло исследователям вычленить основные феодальные форма-ционные признаки - монопольное феодальное землевладение, внеэкономическое принуждение крестьян и т.д. Поэтому М.М.Блиев не только проигнорировал свершившийся факт победы адыгских крестьян над дворянами, но и исключил такую возможность. В.К.Гарданов признал наличие у шапсугов, натухайцев и абадзехов сословий и сам факт переворота, но умалил его результат, объявив, что в жизни адыгов не произошло ничего существенного. Б.М.Джимов таюке признал, что в конце XVIII века адыгские крестьяне победили в классовой борьбе, в результате чего развитие феодализма у северо-западных адыгов было заторможено и ограничены возможности социально-экономического развития.
Как видно, в трактовке этих событий у вышеназванных исследователей, и не только у них, есть разное представление об уровне развития адыгов конца XVIII -первой половины XIX века, но при всех различиях эти авторы единодушны в принципе: шапсуги, натухайцы и абадзехи (их формы общности определены как племена. -М.Х.) - народы отсталые, не имели сколь-нибудь развитой социальной структуры, а сам демократический переворот, если был, то не более, чем исторический казус.
Монография А.Х.Бижева - «Адыги Северо-Западного Кавказа и кризис Восточного вопроса в конце 20-х начале 30-х гг. ХТХ века», в основе которой лежат ци-вилизационные парадигмы, рассматривает историю адыгского крестьянства вне рамок формационной схемы и делает выводы, что именно в результате переворота тфо-котли стали свободными, что свободный и заинтересованный труд обеспечил им невиданные в княжествах успехи. Автор считает: «последствия переворота были на- столько значительны, что можно утвердительно говорить о создании самостоятельной доиндустриалъной земледельческой цивилизации»31. Выводы А.Х.Бижева аргументированы и углубляют наши представления не только об истории адыгского крестьянства, но и о поворотных событиях в жизни адыгов.
В краткий историографический обзор не включены труды, изданные в XIX веке. Несмотря на их значительное количество, они, за редким исключением, однообразны как по содержанию, так и по концепции. К тому же они достаточно изучены и оценены отечественными историографами. Поэтому мы сочли возможным ограничиться тем, что отношение к таким исследованиям будет отражено в основной части диссертации.
Недостатки и упущения в воссоздании истории адыгских крестьян, отмеченные нами, не означают непризнания или умаления бесспорных достижений отечественного кавказоведения. Исследования Е.П.Алексеевой, З.В.Анчабадзе, Т.Боцвадзе, С.К.Бушуева, В.К.Гарданова, Б.М.Джимова, И.Ф.Мужева, В.П.Пожидаева, Н.Х.Тхамокова и многих других испытали воздействие господствующей доктрины, но тем не менее внесли существенный вклад в изучение социальной истории адыгов. В тех условиях, в которых они работали, ими сделано все возможное, чтобы накопить исторические знання для грядущих поколений исследователей.
В данной работе автор с благодарностью учитывал результаты исследований как своих предшественников, так и современников и опирался на них. Вместе с тем счел необходимым сосредоточить основное внимание на выяснении менее изученных и более спорных вопросов истории адыгских крестьян, что и придало диссертации некоторую полемичность.
Примечания 'Джимов Б.М. Социально-экономическое и политическое положение адыгов в XIX в. Майкоп, 1986.
С.27. 2Гарданов В.Х. Общественный строй адыгских народов (XVIII - первая половина XIX в.). М., 1967.
С.128. 3 Акты, собранные Кавказской Археографической комиссией (АКАК). Тифлис, 1870. Т.4. Док. №704.
С.508. 4АКАК. Тифлис, 1881. Т.8. Док. №263. С.356. 'Записки М.Ф.Федорова // «Кавказский сборник». Тифлис. 1879. Т.З. С.2 6 Бларамберг И. Кавказская рукопись (авторский заголовок - «Историческое, топографическое, статистическое, этнографическое и военное описание Кавказа»). Ставрополь, 1992. С.51. 7Лорер Н.И. Записки декабриста. М., 1931. 8Филипсон Г.И. Кавказская война. Ставрополь, 1992. 9 Осман-бей. Воспоминания 1855 года. События в Грузии и на Кавказе // Кавказский сборник. Тифлис, 1977. Т.2. 10Спенсер Эдмонд. Путешествие в Черкесию. Майкоп, 1994. С.23. 11 Думанов Х.М. Социальная структура в нормах адатов. Нальчик, 1990. С. 16-17. 12Сталин И.В. Об очередных задачах партии в национальном вопросе. Соч. Т.5. С.24-25. 13Гарданов В.К. Общественный строй адыгских народов (XVIII - первая половина XIX в.). М., 1967. 14 Кумыков Т.Х. Экономическое и культурное развитие Кабарды и Бал карий в XIX в. Нальчик, 1965. 15 Кушева Е.Н. Народы Северного Кавказа и их связи с Россией (вторая половина XVI - 30-е годы XVII в.). М., 1963. 1бНалоева Е.Д. К вопросу о социальных отношениях в Кабарде в первой половине XVIII в. // Вестник
КБНИИ. Нальчик, 1968. Вып. 1. "Смирнов Н.А. Политика России на Кавказе в XVI-XIX вв. М., 1953. 18История народов Северного Кавказа (конец XVIII в.- 1917 г.). М., 1988. С.З. 19 Покровский М.Н. Завоевание Кавказа // Дипломатия и войны царской России в XIX столетии. М.,
1923.С.197-199. 20Раенко-Туранский Я.Н. Адыге до и после Октября. Ростов-на-Дону, 1927. С. 19-20. 21 Гарданов В.К. Общественный строй адыгских народов (XVIII в. - первая половина XIX в.). М.,
1967. С.128. 22История народов Северного Кавказа (конец XVIII в. -1917 г.). М., 1988. С. 100. 23 Там же.
Там же. 25 Адыгея. Историко-культурный очерк. Майкоп, 1989. С.73. 26 Джимов Б.М. Крестьянское движение в дореволюционной Адыгее // Ученые записки АНИИ. Май коп, 1970. Т.П. С.102. 27 Там же. 8 Кажаров В.Х. Традиционные общественные институты кабардинцев и их кризис в конце XVIII -первой половине XIX века. Нальчик, 1994. С.74-75.
Там же. 30Хан-Гирей. Записки оЧеркесии. Нальчик, 1992. С.124. 31 Бижев А.Х. Адыги Северо-Западного Кавказа и кризис Восточного вопроса в конце 20-х - начале 30-х гг. XIX века. Майкоп, 1994. С.140.
Предварительные замечания
Социальный строй адыгского крестьянства во многом был тождественен доин-дустриальным земледельческим обществам. Крестьяне составляли абсолютное большинство населения. Их трудом создавались основные материальные ценности. Именно крестьяне занимались, в первую очередь, земледелием, затем скотоводством, ремеслом и различными видами домашней промышленности. Причем ремесло и домашняя промышленность были не только «тесно связаны с сельским хозяйством», -как писал В.К.Гарданов, но обеспечивали население оружием, изготовляли изделия, пользующиеся спросом на внешнем рынке .
Крестьянство не было однородным по своему составу. Оно делилось на ряд категорий, отличавшихся друг от друга имущественным правовым положением, степенью зависимости и трудовыми повинностями.
Социальная неоднородность адыгского крестьянства воспринимается исследователями крайне противоречиво. Например, В.К.Гарданов в «раздробленности адыгского крестьянства на многочисленные разряды и категории» увидел, что адыгское общество «находилось еще не на вполне зрелой стадии»2. Е.Д.Налоева в дробной социальной структуре крестьян усматривает развитость общества, где каждая из этих категорий, включенных в систему зависимости, имела строго очерченную имущественную и правовую основу. Они отличались друг от друга «как по степени зависимости, так и по характеру, и по числу лежавших на них обязанностей» .
Среди кавказоведов нового времени не было также согласия по вопросам внутренней градации крестьянства. Хан-Гирей адыгских крестьян делил на следующие «разряды»: 1). «Вольные земледельцы в племенах, имеющих народное правление»; 2). «Вольные земледельцы в княжеских владениях»; 3). «Крестьяне или пшьтлы (буквально значит - княжеский человек)»; 4). «Уволенных, или пшьтлъ-азат»; 5). «Дворовых внешних»; 6). «Дворовых внутренних»; 7). «Бездомных крестьян, или унешходис» . Шора Ногмов считал, что крестьян можно было разделить на четыре клана - «пшикеу (княжеский)», «окго (зависимый)», «длягунопит (или дльхукотль, т.е. крестьянин)», «унаут (дворовый)» . Иоган Бларамберг делил на два «класса» собственно крестьян и ясырей (рабов)6. В.Кудашев делил крестьянство на «пшитлей» и «азетов» (вольноотпущенников), считая последних промежуточной фазой между дво-рянством и крестьянством . Н.Х.Тхамоков подразделяет все крестьянство на «тлхукотлов» - свободных крестьян общинников, пшитлов - зависимых крестьян и унаутов-рабов . Т.Х.Кумыков считает, что крестьяне делились на унаутов, лагунау-тов, огов и азатов . М.В.Покровский предполагал, что в адыгском обществе были три формы зависимости несвободного населения: «Унауты» - это рабы; «пшитли» - крепостные и «оги» - зависимые крестьяне10. Б.М.Джимов пришел к выводу, что «эксплуатируемый класс крестьянства состоял из тфокотлей,пшитлей и унаутов. Другими прослойками зависимого населения были оги и азаты, являвшиеся второстепенными по количеству, устойчивости и значимости» . К господствующему сословию причисляет «пшикеу», а также служителей мусульманского духовенства.
В.К.Гарданов писал: «Основную массу адыгских крестьян составляла преобладающая часть так называемого «свободного населения» - тфокотлей, находившаяся в зависимости от феодальной знати (князей и первостепенных уорков) и подвергавшаяся эксплуатации своей собственной верхушкой»12. Огов, лагунапытов у кабардинцев и пшитлей причисляет он к категории «крепостных крестьян» .
Профессор Х.М.Думанов, исследовавший социальную структуру кабардинцев, крестьянство подразделяет на следующие категории: «тлхукотлов», «тлхукотлшао», «унаутов и азатов» . Причем к категории тфокотлей относит пшитлей и лагунаутов.
Противоречивые суждения о социальной структуре зависимых крестьян в обобщенном виде смотрятся так: В.К.Гарданов - «... в XVIII - первой половине XIX в. у адыгских народов, в том числе и у кабардинцев, процесс закрепощения свободных крестьян еще не был завершен»15. Т.Х.Кумыков в монографии «Экономическое и культурное развитие Кабарды и Балкарии в XIX веке» утверждает, что к 60-м годам XIX века «основная масса общинников (тлхукотлов) трансформировалась в зависимых крестьян - лагунапыт»16. Через год Т.Х.Кумыков изменяет свое мнение и пишет, что в первой половине XIX века в Кабарде оставались незакрепощенные тфокотлы, которые вместе с освобожденными Ермоловым составляли категорию «вольных крестьян»17. Е.Д.Налоева утверждает, что в XVIII веке все кабардинские крестьяне находились в зависимости от феодалов, а Х.М.Думанов считает - в первой половине XIX века все крестьяне в Кабарде были закрепощены.
Тфокотли демократических народов - господствующее сословие
Кавказоведы и в особенности исследователи адыгской истории, длительное время занимавшиеся теоретическим обоснованием сталинского постулата о господстве полупатриархальных-полуфеодальных отношений у адыгов в дооктябрьский период, как это ни парадоксально, пришли к антимарксистским выводам и обобщениям. Проиллюстрируем это суждение не на частных примерах, каковых довольно много, а на примере обобщающего академического издания "История народов Северного Кавказа с древнейших времен до конца XVIII века", которое, к сожалению, оказалось не свободным от навязанных в свое время схем. Авторы раздела "социально-экономические и внутриполитические отношения на Северном Кавказе в XVIII веке" утверждают: "Безусловно, одним из важных показателей недостаточно высокого развития горского феодализма в XVIII веке было наличие у большинства народов Северного Кавказа весьма значительной прослойки полусвободного, еще не полностью закрепощенного крестьянства. Таковыми были уздени в Дагестане, тфокотли у адыгов и другие по названию, но вполне соответствующие по своему социальному положению категории крестьян в Осетии, Карачае, Балкарии" . И здесь же, не вполне согласованный с предыдущим тезисом посыл: "Есть серьезные основания предполагать, что многочисленность этой социальной прослойки в XVIII в. объяснялась систематическим пополнением ее родов за счет освобождавшихся различными путями крепостных и феодально-зависимых крестьян" . Но авторы не уточнили, является ли "наличие ... значительной прослойки незакрепощенных крестьян" остаточным явлением от прошлых времен или только что обнаружившимся явлением, не заметили динамики социальных процессов, подчеркнув лишь сам факт.
Следовательно, речь должна идти не столько о наличии крестьян, сохранивших свободу, сколько о тех, кто "различными путями" освобождался от зависимого, по мнению авторов, крепостного положения. Очевидно, что крестьяне, свободные или полусвободные, и крестьяне "освободившиеся крепостные" - сословия не одного порядка. Логика же изложения такова, что если бы не было освобожденных, то число зависимых было бы больше, значит, и степень феодализации адыгов была бы более высокой в предшествующее время и более архаичной в последующем.
Напрашивающийся вывод из этих построений алогичен - адыги в XVIII веке развивались не поступательно вперед, а повернули вспять, поскольку, по мнению авторов, полная закрепощенность - это показатель высокого уровня развития феодализма, наличие же свободных и полусвободных - свидетельство их отставания.
Увеличение численности "еще не полностью закрепощенного крестьянства" авторы монографии относят к XVIII веку и делают оговорку: "Было бы неверным считать, что в данном случае мы всегда имеем дело с исконно свободными непосредственными производителями. В отношении, например, адыгов можно считать доказанным факт слияния в XVIII веке в крестьянстве незакрепощенных общинников (тфокотлей) с вольноотпущенниками (азатами) и беглыми крепостными" . И резюме: "Именно это обстоятельство привело к тому, что число так называемого "свободного" крестьянства у адыгов в XVIII веке не уменьшилось, а даже значительно возросло по сравнению с предыдущим периодом и продолжало возрастать на протяжении всей первой половины XIX в" .
Приведенные выше суждения объясняются двумя обстоятельствами. Во-первых, игнорированием разрушающего воздействия Кавказской войны на социально-экономические отношения адыгов и, во-вторых, абсолютизацией классового принципа анализа исторических событий, которая завела историков в тупик. Если признавать, что число незакрепощенных крестьян все время увеличивалось, а это веский аргумент в пользу отсталости адыгов, и что в этом процессе "важнейшую роль сыграла классовая борьба", то следует признать последнее не "двигателем прогрессивного развития", а реакционным явлением, с чем никак не согласятся авторы указанного труда.
Подобная противоречивая, путанная в своей основе трактовка адыгской истории, ставшая следствием вышеуказанных обстоятельств и сопряженного с ним тоталитарного мышления кавказоведов, наиболее рельефно проступает в оценке демократического переворота, осуществленного шапсугами, натухайцами и абадзехами в конце XVIIT века. Событие далеко не ординарное, противоречивое, действительно не укладывается ни в одну схему, в рамках которой традиционно рассматривалась адыгская история. И каждый исследователь, который к нему обращался, не имея аналогов для сравнения, чувствовал себя первооткрывателем и смело, без достаточной аргументации, мог обнародовать свою оценку демократического переворота.
Подрыв основ экономики, ограничение торговли - следствие длительной войны
Кавказская война - многомерное, внутренне противоречивое явление. Рассматривать ее в упрощенной схеме как противостояние русских и народов Северного Кавказа - значит заведомо обрекать себя на повторение ошибок и просчетов отечественного адыговедения последних шестидесяти лет с той лишь разницей, если в доперестроечное время внимание акцентировалось на позитивном материале, то в последнее десятилетие доминирует тенденция поисков недоразумений и конфликтных событий. Между тем длительная деструктивная война, ставшая подлинным бедствием как для адыгов и в особенности крестьян, так и для русских и украинцев, не столько обусловлена ни национальными или религиозными различиями, сколько конфликтом между тоталитарно-бюрократической диктатурой в России и относительной свободой большинства адыгского населения, обусловившим нарастание воинственности и реакционности Российского правительства. Ведь до начала Кавказской войны адыгские княжества и Российское государство установили взаимовыгодные отношения, основанные на учете жизненных интересов сторон и на объективной оценке реальной обстановки, складывающейся в регионе. Отношения между сторонами стали осложняться по причине нарастания реакционных тенденций в России - активной завоевательной политики, игнорирующей ранее достигнутые соглашения и договоренности великодержавного отношения к адыгской аристократии и т.д.
В 1739 году Российская и Османская империи с согласия Англии и Франции подписали Белградский мирный трактат, где в пункте шестом подтверждалась независимость Кабарды, что должно было гарантировать и целостность исторической территории Кабарды и признание ее политического устройства1. Но не прошло и четверти века, как правительство Екатерины II стало на путь откровенного игнорирования условий Белградского мирного договора.
Царские чиновники начали с того, что приступили к дестабилизации обстановки в Центральном Предкавказье. Демонстрируя благосклонность императрицы к одним князьям и неприязненность к другим, царские чиновники, по существу, не только раскололи адыгскую феодальную аристократию, но и предопределили их внешнеполитическую ориентацию. Появились дворянские группировки пророссийской и про-турецкой направленности. Первые, естественно, были объявлены друзьями, вторые -врагами Российской империи.
Правительственные чиновники и военноначальники Екатерины II изощренно и прагматично в своих завоевательных устремлениях использовали чаяния различных социальных слоев кабардинского общества. Зависимым от дворян кабардинским крестьянам российские крепостники лицемерно пообещали землю и волю, дворянам, которые «предавались в волю Российских властей», гарантировалась царская милость и много других льгот. Началась кампания провоцирования кабардинцев к бегству в Моздок, где поселился под защитой Российских войск один из владельцев Малой Ка-барды Кургоко Канчокин2.
В 1962 году «состоялось высочайшее повеление о выдаче пособия принявшим христианство: узденям по 10 рублей, а простым - по 5 рублей, причем холостым лицам выдачи эти уменьшались наполовину» .
В докладе Сената императрице Екатерине II об отведении урочища Моздок для поселения крестившихся кабардинцев во главе с владельцем Малой Кабарды Кургоко Канчокиным (А.Ивановым по крещении) признавалось, что эти земли «принадлежат, бесспорно, к здешним границам и к поселению удобны, да турецкому двору, когда сей крещенный кабардинский владелец с другими таковыми ж новокрещенными в здешние границы переведен будет ... претендовать неможно» будет кому-либо на эту землю4.
Малокабардинский князь и три его двоюродных брата Ислам, Гирей и Алхас, чувствуя уязвимость своих позиций в междоусобной борьбе, из прагматических соображений также хотели заручиться поддержкой Российской империи. Для сближения с царскими чиновниками они заявили о том, что «христианский закон принять жела-ют»5. Условием они поставили, «чтобы им были отведены земли по реке Тереку между урочищами Моздока и Мекеня, куда они могли бы переселиться с подвластными своими» из восьмисот человек»6.
