Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Монастырская колонизация Марийского края в конце XVI — XVII веков 26
1. Оформление феодального землевладения Козьмодемьянской архиерейской вотчины 26
2. Складывание вотчинного землевладения Спасо-Юнгинского монастыря 48
3. Расширение монастырского землевладения в Марийском Левобережье 75
Глава 2. Вотчинное хозяйство монастырей Марийского края в конце XVI — XVIII веков 92
1. Организация вотчинного управления и монашеского уклада жизни 92
2. Феодальное хозяйство монастырских вотчин 124
Глава 3. Монастырские крестьяне и их повинности 171
1. Закрепощение крестьян монастырями и их расселение в Марийском крае 171
2. Крестьянский двор и хозяйство монастырских крестьян 195
3. Повинности монастырских крестьян и формы их социального протеста 227
Заключение 250
Список источников и литературы 261
Приложения 293
- Оформление феодального землевладения Козьмодемьянской архиерейской вотчины
- Расширение монастырского землевладения в Марийском Левобережье
- Феодальное хозяйство монастырских вотчин
- Повинности монастырских крестьян и формы их социального протеста
Оформление феодального землевладения Козьмодемьянской архиерейской вотчины
Вопрос об оформлении феодального землевладения монастырей на территории Марийского края предполагает рассмотрение таких важных аспектов, как его историческую обусловленность, выявление географического размещения вотчинных монастырских владений в пределах определенных административно-территориальных единиц, изучение основных вех становления, форм и методов приращения различных видов земельной собственности каждого монастыря в отдельности и в целом для монастырского землевладения на ясачных марийских землях исследуемого региона.
Исторически, оформление монастырского землевладения в Марийском крае, охватившее по времени конец XVI-XVII вв., было обусловлено различными факторами. Определяющим среди них, безусловно, явилось присоединение к Московскому царству земель Казанского ханства в Среднем Поволжье в 1552 г. С этого времени развитие края стало определяться социально-экономическими процессами, происходившими в Российском государстве. Первоочередной задачей Российского государства на новоприсоединенной территории являлось укрепление здесь своих позиций. Московское правительство было озабочено русской колонизацией края. В связи с этим в завоеванном ясачном Марийском крае появились новые города — Кокшайск (1574), Козьмодемьянск (1583), Царевококшайск (1584), Царевосанчурск (1584), Уржум (1584), которые превратились в опорные центры российской государственности и в новые пункты русской оседлости. По всему бывшему Казанскому ханству, в том числе и Марийскому краю, во второй половине XVI века были размещены русские военно-административные укрепленные пункты. Население этих городов и населенных пунктов состояло преимущественно из разных военно-служилых людей — детей боярских, стрельцов, казаков, которые являлись первыми представителями русского населения в присоединенном крае. За ними последовали другие, которые основали новые населенные пункты, стали заниматься земледельческо-промысловой деятельностью и торговлей.
Прежде чем приступить непосредственно к рассмотрению поставленного вопроса, считаем необходимым отметить следующие моменты. Начавшаяся с середины XVI века русская колонизация покоренной Казанской земли, призванная укрепить здесь российскую государственность, не могла обойтись без такого мощного союзника царского самодержавия, как русская православная церковь. Последняя выступала и как крупный феодальный землевладелец, имевший помимо политико-идеологических функций, стремление к значительному расширению своих земельных богатств в новообретен-ном многонациональном и многоконфессиональном Казанском крае, о чем убедительно свидетельствуют изученные нами обобщающие и специальные исследования .
Можно согласиться с мнением известного исследователя М.К. Любав-ского о том, что, несмотря на то, что внутренние пространства Московского государства заключали в себе свободные земли, тем не менее, русские крестьяне удалялись из внутренних областей на окраины и заселяли их. На окраины влекло русского человека большое плодородие почвы, не сильно истощенной земледелием, чем в центре, более богатые рыбные ловли, бортные ухожаи и звериные угодья, но чаще всего нужда, невозможность выполнять государственные и частные обязательства, давление со стороны властей и землевладельцев и, наконец, преступления. Среди причин, приводящих к переселениям, М.К. Любавский отмечал известную «страсть русских людей к перемене мест, привычки к бродяжничеству, житейский авантюризм». Он писал: «русскому человеку не сиделось на месте; все ему хотелось лучшего, все тянуло на новые места»1.
Согласно наблюдениям исследователей, заселение Казанской земли русскими людьми было тесно связано с внедрением монастырского землевладения в крае, начало которого следует рассматривать с открытия Казан-ской епархии . 3 февраля 1555 г. решением церковного собора была открыта Казанская епархия во главе с епископом Гурием . Казанская епархиальная кафедра была централизованным учреждением, управлялась митрополичьей кафедрой из Москвы. Круг ее деятельности и пределы власти ограничивались царскими и митрополичьими указами - инструкциями4. С самого начала Казанский архиерейский дом занялся расширением своих земельных владений5.
Сразу же по прибытии в Казань святитель Гурий занялся здесь устройством Зилантова монастыря. Основание этого монастыря было положено при самом взятии Казани в 1552 г. царем Иваном Грозным на месте, где стояло царское знамя и погребены русские воины, павшие при взятии Казани. Первоначально там стояла обыденная церковь во имя «Спаса Нерукотворенно-го», преобразованная в дальнейшем в монастырь. В 1556 г. был учрежден Спасо-Преображенский монастырь в Казани, сделавшийся центром религиозной жизни бывшей мусульманской столицы. Устроитель его архимандрит Варсонофий всецело посвятил себя делу благоустройства нового монастыря. Годом раньше, в 1555 г., возник Богородице-Успенский мужской монастырь в городе Свияжске по указу и на средства царя Ивана Грозного с целью распространения и утверждения христианства среди «инородцев». Над его устройством потрудился другой сотрудник святителя Гурия архимандрит Герман. В 1579 г., по случаю обретения иконы Божьей Матери, именуемой Казанской, царь Иван Васильевич основал в Казани женский монастырь.
Во второй половине XVI века возникло еще несколько казанских городских и уездных монастырей: Иоанно-Предтеченский в Казани, Троице-Сергиевский в Казани, Федоровский, Троицкий Чебоксарский. Все они вскоре стали центрами христианской православной веры в присоединенном крае1.
Для начального этапа монастырской колонизации было характерно то, что в этот период монастыри в Казанском крае появились по инициативе и при непосредственном участии государственной власти. Несмотря на то, что в конце XVI-начале XVII вв. возникали постоянные протесты против монастырских вотчин со стороны светских владельцев, даже было несколько соборных постановлений и правительственных распоряжений против наделения монастырей землями и угодьями, сами государи противоречили такому антимонастырскому настроению .Скорее всего это объяснялось тем, что освоение Казанского края происходило уже в то время, когда государство в полной мере осознало все трудности борьбы за подчинение церкви. Поэтому на новых территориях изначально правительство стремилось построить свои отношения с церковью на принудительно новой основе. Политика правительства прежде всего ориентировалась на сформировавшуюся к этому времени систему государственной централизации. Также государство исходило из своих полных прав на весь земельный фонд присоединенного региона. Монастыри на Казанской земле, получив земли, не обладали широкими им-мунитетными правами на эти вотчины по сравнению с монастырями центральной России. Однако они сыграли заметную роль не только в осуществлении миссионерско-идеологической функции, но и в экономическом освоении края.
Основание монастырей в Казанском крае было делом согласованных действий царя и митрополита. Каждый из них усматривал в монастырях значение опорных пунктов по управлению местным населением и по утверждению православной веры. Монастыри за счет щедрых земельных и других пожалований и денежных окладов, отпускаемых царем, превратились в крупные феодальные владения в крае. В политических расчетах царя и митрополита «старцы» этих монастырей составляли «христову рать» по насаждению христианства среди новоприобретенных подданных России, и, зная, как можно возбуждать их усердие в этом «богоугодном деле», в своем письме Иван IV писал святителю Гурию «...Чтобы старцы не нужны были руками работати, и землю арати, семена снедаемые сеяти, во житницы собирати, а да орют сердце, сеют словеса божия... собирают души в жилише вечное учением... а на тое просите, а быхом дали есма отчины в Арской и Ногайской четвертях елико пригоже». Царь поощрял усиление монастырского землевладения в крае и за счет привлечения сюда сторонних монастырей . Происходило это на основе пожалований самого царя Ивана IV
Расширение монастырского землевладения в Марийском Левобережье
Середина и вторая половина XVII века характеризуются дальнейшим расширением монастырского землевладения в Марийском крае, главным образом на Луговой стороне на землях луговых марийцев Царевококшайского, Яранского, Царевосанчурского уездов. В это же время, как уже отмечалось, продолжалось расширение феодального землевладения Спасо-Юнгинского монастыря за счет общинных земель части горных марийцев, проживавших в Левобережье Козьмодемьянского уезда.
Особое место в истории монастырской колонизации Луговой стороны Марийского края, на наш взгляд, занимает основание Мироносицкой пустыни в Царевококшайском уезде в середине XVII века. История возникновения этой пустыни представляет большой интерес. Заметим, что в литературе существуют две версии о ее начале: светская и церковная. Светская версия связана с дальнейшей колонизацией марийских земель, распространением христианства среди марийского языческого населения и государственным поощрением процесса расширения духовного землевладения, о чем будет сказано в дальнейшем.
Рассмотрим церковную версию возникновения данной пустыни. Она связана с явлением здесь иконы святых жен Мироносиц. Сохранилась легенда об основании этой пустыни. В наиболее полном варианте она представлена в работе церковного историка Е.А. Малова .
В выявленных исследователем Е.А. Маловым документальных материалах имеются свидетельства о том, что «в царствование царя и великого князя Алексея Михайловича» в 1647 г. в 15 верстах от города Царевококшай-ска некто христианин, житель деревни Дальнее Кузнецово крестьянский сын Андрей Желнин при возделывании им земли с ясачным марийским крестьянином-язычником Мананской волости Актуганко Педешевым увидел в поле резной на аспиде и обложенный тканым серебром «образ Пресвятыя Богородицы со Святыми Женами Мироносицами». Согласно церковной версии, на пашне якобы явился свет, и он «от того свету Андрей повалился и учал креститься». В это время язычник «Актуганко учал смеяться, и у того де черемисина свет отнялся, и того же дни черемисин учал очию видеть, потому что молился со слезами». При первом желании Андрея взять эту икону, она сделалась невидимой, но, спустя некоторое время, снова представилась «очам его уже стоящею на дереве, откуда со всяким благоговением была снята и принесена в жилище».
Когда же при наступлении вечера и в продолжении всей ночи «от сего образа происходил свет, подобный сиянию солнечных лучей, то Андрей, пришед во крайнее смущение и объятый страхом, не смея приблизиться к иконе, со слезами молился оной издали, и, от изнурения сил, пад на месте своего моления, предался глубокому сну». Во сне к нему якобы явился «некоторый благочестивый, украшенный сединою и в святительском одеянии муж», приказывающий Андрею утром снова начать молитву пресвятому образу. Во время молитвы на месте явления иконы «слышан был колокольный звон и видимы чудеса, оказавшияся при первом его открытии, ибо некто родом из черемис, по имени Актуганко, находившийся в поле с Андреем и видевший все случившееся, получил облегчение от разслабления своих членов».
Утром вышеупомянутый крестьянин Андрей Иванов, «приступив с трепетом к образу и подняв его с благоговением, отнес в дом родителя своего Ивана, по прозванию Жолнина». Андрей рассказал обо всем случившимся своему отцу. Никогда не слышавший от своего сына о подобном происшествии, отец Андрея пришел в крайнее удивление, «обнаруживая оное попеременно то ужасом, то радостию, а увидев исходящее от образа сияние, немедленно известил о том своих соседей и жителей селения, кои, стекшись во множестве, привели с собою негодующих, кои получили скорое исцеление»1.
Вскоре об иконе узнали жители города Царевококшайска и сам воевода Матвей Никифорович Спиридонов. Строительству Мироносицкого монастыря предшествовали сказания о различных чудесах, творимых иконой пресвятой Богородицы и святых Жен Мироносиц. Из всех чудес, приводимых в книге Е.А. Малова, основные по времени связаны с маем месяцем 1647 г., когда явилась эта икона. Действующими лицами в чудесах являлись сам воевода М.Н. Спиридонов, члены его семьи, дворовые, посадские люди и стрельцы города Царевококшайска, дворцовые крестьяне царевококшайской дворцовой волости, жители окрестных городов Царевосанчурска, Яранска и их уездов. Чудодейственная икона якобы давала мгновенное «исцеление» таким людям, которые потеряли всякую надежду на выздоровление: слепые становились зрячими, страдающие различными болезнями — здоровыми. Как видно, для того, чтобы вопрос о строительстве нового монастыря, затрагивавшего интересы воеводской власти и окружавшего населения, решить положительно, потребовалось немало сил и времени. Использовав беззаветную приверженность к православной вере всего русского народа, включая и представителей власти, духовенство прибегло к уже ставшим обычными приемам религиозного воздействия для достижения своих целей.
Воевода в торжественной обстановке перенес икону святых Жен Мироносиц в уездный центр и поставил ее в соборной церкви Воскресения Христова. На месте, где явилась икона, он распорядился построить часовню. Это место стало считаться «Святым местом» . Так началась история Мироносиц-кой пустыни - этого небольшого монастыря в 20 верстах от Царевококшайска в глубине языческого расселения. Как видно, воеводская власть принимала самое активное участие в этом богоугодном деле, являлась главной поддержкой для церкви, решившего построить монастырь среди луговых марийцев-язычников прежде всего с целью проведения миссионерской деятельности.
Воевода известил о явлении чудотворной иконы в Москву царю Алексею Михайловичу. В своем росписи государю он изложил просьбу стрельцов, посадских и уездных «всяких чинов» людей и новокрещенов о пожаловании на строительство церкви на месте явления иконы.
Как видно, в процессе основания первого православного монастыря на Луговой стороне Марийского края активное участие принимало все русское население, проживавшее поблизости, а инициаторами и проводниками этого дела выступили церковь и государственная власть.
Ответ на просьбу последовал сразу же. Уже 6 июля 1647 г. Царево-кокшайский воевода М.Н. Спиридонов получил царскую грамоту о разрешении на сооружение на месте явления чудотворной иконы церковь1. В царской грамоте имелось еще требование списать с иконы копию и оставить ее в Ца-ревококшайске, а подлинную прислать в Москву: «с тем чудотворным образом прислал бы еси к нам, к Москве, дворянина или сына боярского, доброго, и за тою ж иконою велел быть к нам, к Москве, соборные церкви священнику да дьякону и крестьянину Ондрюшке Жолнину, и черемисину Айтуганку Пе-дешеву, и подводы им до Москвы дал»2. Государь велел проводить этих людей и икону со всеми почестями «священником и дьяконом со образы, и со свечами, и с кадилы и звоном». В царской грамоте напоминалось, чтобы М.Н. Спиридонов послал в приказ Казанского дворца князю А.Н. Трубецкому и дьякам Л.Лопухину, П. Спиридонову и Т. Перфирьеву новую «отписку» о том, какого числа он отправил икону в Москву, и кто ее сопровождает .
Царь Алексей Михайлович встретил икону с большим торжеством «при служении молебнаго пения». Потом приказано было поставить ее «в царских палатах», где больные, приходя, «получали исцеление». Государь повелел «облечь образ бархатною срачицею, обнизанную жемчугом, начать построение обители на месте явления образа во имя жен Мироносиц и снабдить оную книгами, ризами, кадилами и всею необходимою утварью, а напоследок отпустил из Москвы и самую икону в город Царевококшайск»4. В Москве икона пробыла два года. В сентябре 1649 г. она была переведена на место явления, где по указу царя было положено начало строительству новой обители: «указали мы тот чудотворный образ святых Жен Мироносиц поставить в новой церкви во имя святых Жен Мироносиц, которую церковь по нашему указу велено поставить на месте, где тот чудотворный образ явился»1.
Феодальное хозяйство монастырских вотчин
Переходя к рассмотрению вопроса об организации хозяйственной деятельности монастырских вотчин Марийского края конца XVI-XVIII вв., следует отметить, что при его изучении нами были привлечены различные виды документов. Среди них особую ценность имеют сведения, содержащиеся в актовых материалах (царские жалованные и другие грамоты), делопроизводственной документации, а также в опубликованных «офицерских описях» монастырских вотчин 1764 г. При этом впервые нами наиболее полно были изучены данные хозяйственной документации приходно-расходных книг Мироносицкой пустыни 1712-1800 гг. и другие материалы .
Очевидно, что особенность природно-географического расположения региона, высокий процент лесов, фактическое закрепление за ясачными марийскими крестьянами удобных для хлебопашества земель, их постоянная борьба за исконные свои земельные владения, а также фискальные и иные интересы государства, царские указы XVI-XVII вв. о запрете и ограничении захвата ясачных земель сыграли определенную роль в том, что накануне секуляризации 1764 г. в Марийском крае удельный вес земельных владений духовных вотчинников по подсчетам А.Г. Иванова составлял лишь около одного процента от общей площади земель Марийского края .
Вместе с тем, каждая вотчина представляла собой уникальный организм хозяйствования со всеми присущими ему элементами и особенностями развития. Жизнедеятельность монастырской вотчины в исследуемый период во многом обуславливалось феодальной крепостнической организацией труда и функционирования хозяйства во всех его конкретных проявлениях и изменениях. Монастыри являлись достаточно сильным ядром в хозяйственной и духовной жизни Марийского края. Монахи, проповедуя высокоморальные принципы и праведное поведение, сами проникали во всю человеческую, земную «греховную» жизнь. Они являлись не только служителями православной веры, но и духовными корпоративными владельцами земельных и промысловых угодий, организаторами торгово-ростовщических операций и других хозяйственных мероприятий.
Нами уже было отмечено, что земельные богатства Козьмодемьянского архиерейского дома, Спасо-Юнгинского монастыря и Миро-носицкой пустыни, как и других монастырей на марийских землях в основном сформировались к концу XVII века. В дальнейшем, в XVIII столетии в монастырских вотчинах края заметно расширилась площадь пахотных земель и сенокосных угодий, о чем свидетельствуют и данные «офицерских описей» духовных вотчин периода секуляризации 1764 г.
Следует подчеркнуть, что хозяйственное состояние вотчинных монастырских владений 30-60 гг. XVIII века наиболее полно отразили материалы «офицерских описей», о чем не раз отмечалось иссле-дователями . К сожалению, не сохранились «офицерские описи» Нижегородского архиерейского дома, которые могли бы пролить свет на многие аспекты, связанные с его хозяйственной деятельностью. Тем не менее, попытаемся дать общее представление о земельных владениях феодальных монастырских вотчин Марийского края в середине XVIII века (см. табл. 1).
Как видно из таблицы 1, общая площадь вотчинных владений Спасо-Юнгинского монастыря равнялась 820 дес, из которых пашни занимали 582 дес. (70,9 %), сенокосы - 105 дес. (12,8 %) и лесные угодья 133 дес. (16,3 %). Основная часть земельных владений располагался в правобережной части вотчины, а сенокосные и лесные угодья - в заволжской части. Собственная монастырская десятинная пашня составляла 106,5 дес. (18,3 %) в трех полях, сенокосы 25 дес. Мироносицкая пустынь по своим размерам являлась мелковотчинным монастырем, имевшим в своем распоряжении 200 дес. земли. Из них пашни составляли 95 дес, сенокосы - 44 дес. Остальная площадь (61 дес.) приходилась под кустарники1. По данным III ревизии во владении Нижегородского архиерейского дома находилось 2782 дес. пашни, не считая земельные площади, занятые под сенокосами (62 дес.) и лесными угодьями(552 дес.) . Всего в Козьмодемьянская архиерейская вотчина занимала земельную площадь в размере 3385 дес. Как видно, удельный вес земельных площадей архиерейской вотчины составлял 76,6 процента. На долю Спасо-Юнгинского монастыря приходилось 19,9 процента, а Мироносицкой пустыни — всего 4,5 процента. Заметим, что в ходе Генерального межевания конца XVIII века земельные границы бывших монастырских владений, населенных экономическими крестьянами, заметно расширились, главным образом, за счет прирезки лесных и иных угодий и составили в общей сложности 10941 дес. (под усадьбой — 288 дес, пашни — 4552 дес, сенокосы — 164 дес, леса — 43339 дес, неудобные места — 1598 дес.)2. Всего за монастырями Марийского края, как видно, в середине XVIII века было закреплено более 4 тыс. дес. земли, не считая промысловые угодья. Наличие земельного фонда являлось главным и необходимым элементом для нормального хозяйственного функционирования вотчины наряду с другими ее составными частями.
Численность крепостных крестьян в монастырских вотчинах Марийского края в середине XVIII века представлены в таблице 2, из которой видно, что почти 2/3 приходилось на долю Козьмодемьянской архиерейской вотчины, чуть менее трети — Спасо-Юнгинского монастыря, а около 10 процентов — Мироносицкой пустыни.
Источники свидетельствуют, что вотчинные хозяйства Козьмодемьян-ского архиерейского дома, Спасо-Юнгинского монастыря и Мироносицкой пустыни в Марийском крае базировались на крепостнической организации труда, внеэкономическом принуждении монастырских крестьян и реализации своих прав земельного собственника путем изъятия феодальной ренты с непосредственных производителей материальных благ. При этом, хозяйственная деятельность монастырей края носила многоотраслевой, но преимущественно натуральный характер, направленный на удовлетворение повседнев ных потребностей монашествовавшей «братии». Рассмотрим каждый из них в отдельности и попытаемся выделить общие и специфические черты.
Козьмодемьянская архиерейская вотчина по своим размерам являлась крупной вотчиной (см. табл. 1). В рассматриваемое время она принадлежала двум владельцам: суздальскому архиепископу и нижегородскому митрополиту. Каждый из них по-своему налаживал здесь хозяйственную жизнь. Исходя из этого, история хозяйствования в Козьмодемьянской архиерейской вотчине нами условно разделена на два этапа. Первый этап, как уже было отмечено, охватывал 1588-1673 гг. и назван нами «суздальским». Нижегородский этап приходился на 1673-1764 гг. В свою очередь, по характеру организации труда и функционирования хозяйственной деятельности каждый из этих этапов можно разделить на отдельные периоды.
Рассмотрим первый этап (1588—1673 гг.). На начальных порах Козьмодемьянская архиерейская вотчина представляла собой промысловое хозяйство и внесла своей деятельностью определенный вклад в формирование средневолжского центра промыслового рыболовства. Охотничий промысел, скорее всего, был на втором плане. По всей видимости, для данной вотчины до начала XVII века была характерна сезонная организация хозяйственной деятельности. Для осуществления рыбного и охотничьего промыслов из центральной вотчины посылались старцы, слуги, служебники, работники во главе с наместников в лице приказчика или управителя. Исследователь Э.Л. Дубман заметил, что крупнейшие монастыри, являвшиеся наряду с суздальским архиепископом промышленниками Средней Волги, — Чудов, Новоспасский, нижегородский Благовещенский направляли на ватаги наиболее привилегированных лиц из состава монашеской братии — соборных старцев . Возможно, такая же ситуация была и в Козьмодемьянской архиерейской вотчине.
Исследователи рыболовецкого хозяйства Среднего Поволжья выделяют две основные стадии в производстве промысловых работ: первая связана с добычей рыбы; вторая с ее перевозкой, обработкой и хранением. Нас больше интересует первая стадия. Лов рыбы производился в течение всего года, который делился на несколько промысловых сезонов или путин. Первая весенняя путина начиналась сразу после вскрытия Волги и длилась примерно до середины мая, до весеннего половодья. Она приурочивалась к весеннему ходу рыбы на нерест и давала большую часть годового улова красной рыбы -осетров, белуг, севрюг, стерляди, белорыбицы (белая семга). Летнюю - примерно с середины июля до середины августа и осеннюю - с середины августа до начала декабря - путины промысловики зачастую не разделяли и считали за одну. Зимой ловили подо льдом лосося, небольшое количество красной рыбы, белорыбицы и частика. Выделение четырех путин в годовом промы словом цикле, по мнению Э.Л. Дубмана было характерно для рыболовства Нижней и Средней Волги на всем протяжении XVII-XIX вв. Большой интерес представляют орудия ловли рыбы, которыми пользовались промысловики в Марийском крае. Сравнив орудия труда рыбаков XVII-XVIII вв., Э.Л. Дубман заметил, что в Среднем Поволжье они были аналогичными с другими рыболовецкими районами страны (исключая Поморье и Нижнюю Волгу). Качественно новыми были только стержневые невода больших размеров, позволявшие резко увеличивать производительность труда. Невода применялись и зимой для подледного лова. Учуги и езы не применялись на Средней Волге. Все прочие средства для лова рыбы отличались чрезвычайным разнообразием. Монастырские ловцы могли вести промысел неводами и оханами, сетьми и кормачной, юртовой и плавными связочными. Одним из основных орудий в весеннюю путину были оханы (аханы) - ставные сети, использовавшиеся для лова ценных сортов рыбы. Из сетных снастей применялись также плавные связочные сети. Значительная часть осетровых, лососевых и стерлядей вылавливалось самоловами. Одну из самых ценных и редких рыб Средней Волги - лосося ловили только зимой и, как правило, на удочки - «кармашная снасть»2.
Повинности монастырских крестьян и формы их социального протеста
В рассматриваемое время хозяйственное развитие крестьянских дворов в монастырской деревне Марийского края помимо вышеперечисленных факторов во многом обуславливалось различной степенью тяжести размеров владельческой ренты и многочисленных податей и повинностей, накладываемых на крестьян феодальным государством.
Архиерейские крестьяне суздальского архиепископа в Козьмодемьянском уезде в конце XVI - середине XVII века обязаны были отрабатывать на туральные феодальные повинности по ловле ценных пород рыб и их поставке своему владельцу. Эти повинности со временем увеличивались за счет заведения монастырской десятинной пашни и необходимостью ее ежегодной распашки, уборки урожая и перевозки в господские закрома. Во второй половине XVII — первой четверти XVIII века крепостным крестьянам Козьмодемьянской архиерейской вотчины нижегородского митрополита приходилось выполнять полевую барщину и платить денежный оброк. Во второй четверти XVIII века с архиерейских крестьян взимали в основном денежный оброк, дополняемый сбором с них различных столовых припасов (рыба, хлеб, овес и другие продукты)1.
Тяжелым было положение крестьян Спасо-Юнгинского монастыря, которым в XVII—XVIII вв. приходилось отбывать барщину. Крепостные четырех деревень правобережной части вотчины (Болониха, Гаврениха, Крас-ногорка, Сосновка), составлявшие одну сельскую общину, обязаны были отрабатывать монастырскую запашку в размере 91,5 дес. (в трех полях). Раскладка повинностей производилась по тяглам. Каждые 16 ревизских душ составляли одно тягло. Всего в правобережной общине числилось 32,5 тягла. Для выполнения полевой барщины и других повинностей староста и выборные деревень направляли пеших и конных работников «в монастырь по очереди с тяглом». На монастырских работах крестьяне вынуждены были довольствоваться «пищею своею». В общей сложности ежегодная норма барщины на озимом и яровом поле для одного тягла в среднем равнялась 3,02 дес, одного крестьянского двора — 0,44 дес. и одной души муж. п. — 0,19 дес. На крестьянах лежала повинность по уборке сена с 8 дес. земли, называемая «собакин луг», заготовке 100 копен «близ монастыря», косьбе части монастырских лугов в Заволжье2.
В левобережной крестьянской общине (с. Ахмылово и д. Рутка) монастырские повинности делились по ревизским душам. Здесь ежегодная норма полевой барщины на 15 дес. (в трех полях) монастырской земли в среднем на один двор равнялась 0,18 дес. и одну душу муж. п. соответственно 0,12 дес. пашни. «Работники наряжаемы были для монастырских работ с протчими жительствы по очереди» и довольствовались своею крестьянскою пищею. Кроме того, жители села Ахмылово и деревни Рутка, помимо полевой барщины и совместных с правобережными крестьянами работ по уборке сена на 12 дес. монастырских угодий, обязаны были ежегодно ловить рыбу «в озере Ахмылове для монастыря». Крестьяне обеих вотчин вынуждены были рубить лес, заготовлять бревна, тесницы, кирпичи, добывать бутовый камень и перевозить на своих лошадях эти стройматериалы для починки обветшавших монастырских строений. В то же время каждая их четырех ревизских душ обязана была поставлять в монастырь по одной сажени двуполенных дров. Ежегодная норма этого вида натурального оброка равнялась 116 саж. дров. В 1762 г. барщина была заменена денежным оброком из расчета 1 руб. с каждой ревизской души, что также было обременительно для крестьян .
Крепостных крестьян Мироносицкой пустыни заставляли выполнять барщину и платить оброк. При этом монастырские крестьяне обрабатывали лишь половину десятинной пашни, на остальной площади работали наемные работники. В пользу пустыни на барщине «крестьяне монастырский хлеб жали каждой по 300 снопов, по одному дню пахали, по овину молотили». По данным А.Г. Иванова, норма полевой барщины на монастырской запашке в 1710 г. составляла в среднем по 0,6 дес. озимого и ярового полей на один крестьянский двор. Кроме того, монастырским крестьянам ежегодно приходилось платить деньги игумену в размере 15 руб. за аренду «в наем» монастырской земли .
Яркая картина барщинных повинностей в первой половине XVIII века представлена в показаниях самих крестьян Мироносицкой пустыни 1729 г., в частности, мирского старосты Козьмы Анисимова, выборного Ивана Павлова и рядового Ульяна Иванова: «напред-де сего при прежде бывших игуменых пахали они, крестьяне, той пустыни про братью десятинную пашню по 10 десятин в поле, а в дву по тому ж». На каждую десятину высевалось ржи по 10 четвертей, ярового по 20 четвертей. Сенных покосов ставили по 200 копен, дров возили по 50 возов в год. В погребы снег метали. Да на монастырские мельницы, «для починки тех мельниц отпускали они, крестьяне, с работниками по 40 подвод. Квасы про братью варили». А когда «хлеб поспеет», то они, крестьяне, тот «хлеб зжинали, и молотили, и в житницы клали. И около той десятинной пашни он, крестьяне, от себя городьбу городили. А на карауле они, крестьяне, не стаивали»1.
Размеры денежного оброка и барщинной повинности в условиях малоземелья и невысокой урожайности была весьма обременительными для монастырских крестьян. До 1762 г. с каждой ревизской души крестьяне вынуждены были отдавать монахам по 40 коп. в год. Кроме того, по договору с игуменом обязаны были отрабатывать два дня в году за каждую душу муж. п. Ежегодно на монастырские работы посылались по 326 конных и пеших работников, которые «хлеб сеяли и жали и мо-лотили и сено косили и всякие работы исправляли» .
В целом, владельческие повинности и подати были весьма обременительными для монастырских крестьян края. При этом рост денежной ренты в различных ее формах сопровождался усилением жесткой регламентации всех сторон жизни крепостных крестьян.
Изучение социального положения монастырских крестьян края невозможно без выяснения вопросов, связанных с фискальной политикой феодального государства. В отечественной историографии установлено, что государственные платежи монастырских крестьян делились на натуральные и денежные — по своему характеру и на окладные (годовой оклад которых установлен на длительный срок или определяется для следующего года по предыдущему), запросные и чрезвычайные — по форме их взимания. Как справедливо отметила в своей работе известный историк Н.А. Горская, принципиальным рубежом для рассмотрения государственных повинностей XVII века служит сентябрь 1679 г., когда была введена новая утяжелившая государственное обложение окладная единица — дворовое число (как для денежных, так и для натуральных сборов). В связи с этим она рассмотрела все имеющиеся материалы по монастырским платежам по двум периодам — до и после 1679 г.1 К сожалению, источниковая база по монастырям в Марийском крае нам не позволяет подробно изучить расклад государственных платежей и повинностей до 1679 года, так как сохранились лишь отдельные сведения. Однако сохранившиеся квитанции и расписки, относящиеся к периоду после 1679 г. позволяют сделать определенные наблюдения об уплате денег в казну.
Главным окладным натуральным платежом монастырских крестьян на протяжении всего XVII века был стрелецкий хлеб, а окладным денежным — ямские (и полоняничные) деньги. Причем стрелецкий хлеб вносили только северные монастыри. Для 20-30 гг. XVII века исследователь Н.А. Горская выделила следующие окладные государственные платежи монастырских крестьян: 1) ямские деньги; 2) стрелецкие хлебные запасы или стрелецкие деньги; 3) деньги на городское и острожное дело (варианты — валовое, мостовое), или выполнение работ на постройке городов и острогов, а также заготовка леса для этих целей.
После введения в качестве окладной единицы дворового числа внутри общины продолжал сохраняться принцип мирской раскладки повинностей, обеспечивавшей более исправное поступление государственных платежей. В 1679—1700 гг. основными окладными государственными поборами в монастырской деревне были: 1) ямские и полоня-ничные деньги; 2) отставным стрельцам на корм; 3) на житничную поделку; 4) сенные, за сено государевым лошадям; 5) стрелецкий хлеб или стрелецкие деньги. Сбор сена и овса на корм государевым лошадям превратился в окладной (по образцу каждого предыдущего года) в течение 80-х гг. XVII века. В то же время чрезвычайные по своему характеру сборы на жалование ратным людям, покупку лошадей становятся по существу также окладными лишь с разными погодными ставками с двора — в 25,5 коп. и 1 руб.1
Обратимся к фискально-податным документам Спасо-Юнгинского монастыря, которые наиболее полно отражают расклад окладных, запросных и чрезвычайных государственных платежей монастырских крестьян за 1680 — 1699 гг. В этот период по переписной книге 1678 г. за Спасо-Юнгинским монастырем числились 34 двора. По основным видам государственных платежей нами составлена погодная таблица, где размещены взимаемые налоги с каждого отдельно взятого двора (см. таблицу 20).
