Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Колхозное крестьянство Приангарья в 1945-1953 гг 47
1.1. Социально-экономическое и демографическое состояние приангарской деревни 48
1.2. Трудовые будни колхозников Приангарья в послевоенный период 72
1.3. Протестные настроения в селах Приангарья как реакция на аграрную политику власти 98
ГЛАВА 2. Социокультурные аспекты повседневной сельской жизни Приангарья в послевоенный период 123
2.1. Организация жизненного пространства сельского сообщества 123
2.2. Повседневная жизнь детей и подростков 148
2.3. Санитарно-гигиеническая культура сельского населения Приангарья 177
2.4. Трансформации в праздничной и досуговой культуре жителей Приангарья 198
Заключение 235
Список источников и литературы 242
- Трудовые будни колхозников Приангарья в послевоенный период
- Протестные настроения в селах Приангарья как реакция на аграрную политику власти
- Повседневная жизнь детей и подростков
- Трансформации в праздничной и досуговой культуре жителей Приангарья
Введение к работе
Актуальность темы исследования определяется возросшим за последние годы научным интересом к проблемам истории повседневности как части социальной истории, выделением ее в самостоятельную отрасль исторического знания, а истории повседневности российской деревни – в столь же самостоятельное направление в развитии отечественной историографии.
Данное научное направление позволяет посредством использования междисциплинарного подхода осуществить комплексное изучение проблем крестьянской повседневности и роли в ней обыденных жизненных практик сельских жителей Приангарья. Используемый в диссертации региональный подход к их исследованию позволяет не только увидеть все многообразие этой ранее не изучавшейся в таком аспекте исторической реальности, но и выявить в феномене «советское крестьянство» специфические черты, обусловленные региональной принадлежностью объекта изучения.
Такое знание особенно важно в связи с тем, что дальнейшее хозяйственное освоение восточносибирского региона внесло заметные коррективы не только в жизненные условия крестьян, но и привело к исчезновению деревень, попавших в зоны затопления уже построенных и строящихся в наше время ГЭС в районах Верхней, Средней и Нижней Ангары. В связи с этим изучение условий жизни простых людей, их быта, нравов, традиций и трансформаций в одежде, жилище, питании не может быть полным, а значит, достаточно объективным без обращения к материалам устной истории. Вводимая в научный оборот информация, почерпнутая из рассказов очевидцев, заметно расширяет и углубляет наши представления об истории сибирской деревни.
Все вышеизложенное свидетельствует об актуальности изучения повседневной жизни приангарских деревень 1945-1953 гг. и объясняет выбор темы исследования.
Степень разработанности проблемы. В новом историографическом контексте историю взаимоотношений крестьянства и власти в послевоенный период можно отнести к числу малоизученных проблем. В целом все выявленные по данной проблеме работы можно систематизировать и по направлениям, и по этапам формирования данной исследовательской традиции. Точкой отсчета здесь следует признать начало 1950-х годов (после 1953 г.), когда вышло сразу несколько работ по истории крестьянства в контексте исследований по проблемам сельского хозяйства страны.
Далее - на первом этапе, охватившем собой конец 1950-х гг. – начало 1990-х гг. – в изучении аграрных вопросов отечественными историками были определены основные направления, ставшие магистральными и в последующие периоды, причем на всех уровнях постановки исследовательских задач (в исследованиях общесоюзного характера, в работах по истории Сибири в целом и по истории Восточной Сибири – в частности). За это время было написано множество работ, посвященных либо отдельным периодам истории российской деревни, либо отдельным проблемам в разных хронологических рамках, анализ которых уже не раз становился предметом историографических обобщений. Своеобразным итогом в складывании данной исследовательской традиции можно считать материал, представленный в четвертом томе «Истории советского крестьянства» - «Крестьянство в годы упрочения и развития социалистического общества. 1945 – конец 50-х гг.». В эти же годы научному сообществу был предложен обобщающий пятитомный труд «История крестьянства Сибири», где усилиями большой группы ученых, и в первую очередь А.П. Окладникова, Н.Я. Гущина, Л.М. Горюшкина, А.В. Дулова, В.Т. Агалакова были рассмотрены вопросы развития материально-технической базы села, выявлены общие закономерности развития крестьянства, региональная специфика их проявления, показаны изменения в численности и в составе крестьянства, его материально-бытовое положение и т.д.
Отмеченная выше тематика являлась приоритетной и в трудах историков Восточной Сибири. В 1950-х – 60-х годах выходят сборники статей и коллективные монографии, в числе которых отметим работы А.П. Косых, З.И. Рабецкой, М.К. Гаврилова, В.И. Степичева, А.А. Смирнова, где выделяются и анализируются отдельные проблемы аграрного развития региона, содержится ряд важных наблюдений и выводов. Уровень глубины обобщений в этих публикациях различен, но в совокупности они предоставляют в распоряжение исследователя богатую научную информацию по различным вопросам темы. В 1970-х - начале 80-х гг. вышли в свет очерки истории областных партийных организаций Восточной Сибири, содержавшие в себе богатый исторический материал о работе партийных комитетов в сельской местности.
Анализ сложившейся в советской историографии традиции изучения истории крестьянства позволил сделать ряд заключений. Общей тенденцией можно отметить то, что в исследованиях 1950-80-х годов вопросы, позволявшие приблизиться к воссозданию и пониманию жизненных практик надломленного войной российского крестьянства, сложившихся в период активных восстановительных процессов в стране, сопряженных с трудностями нового витка индустриализации и его последствий, рассматривались одномерно и поверхностно. Чаще всего историки, изучавшие отдельные стороны жизни советской деревни в послевоенный период, видели там лишь проявления поддержки и одобрения политики государства со стороны «трудящегося крестьянства», а результаты политики в социально-экономической сфере измерялись только по шкале «неуклонного улучшения уровня жизни сельских жителей». Оценки социальных устремлений крестьян, содержащиеся в немногочисленных работах о духовно-нравственном настрое русской деревни, скорее выдавали желаемое за действительное, что нельзя назвать верифицированным знанием, а вопросы о том, чем и как жил крестьянин повседневно, звучали и воспринимались лишь как иллюстрация к серьезной, большой (настоящей) истории. Также характерной чертой сложившейся историографической практики до конца 1980-х годов следует признать то, что абсолютное большинство работ писалось в духе многотомной истории КПСС. При этом основное внимание исследователей уделялось исключительно колхозному и совхозному производству, их материально-технической базе и т.п.
К положительным моментам можно отнести то, что в эти годы были заложены основы изучения ключевых проблем аграрной истории, таких как развитие колхозной экономики, культуры села, социально-экономического положения крестьянства.
С середины 1990-х гг. в изучении новейшей истории российского (сибирского) крестьянства начинается качественно новый этап, вызванный к жизни новациями в отечественной историографии в целом. Своего рода импульсом к постановке новых ракурсов в изучении темы следует рассматривать выход в свет в 1987 г. на Западе, а в 1992 г. - и на русском языке сборника работ зарубежных социологов-крестьяноведов, который назван его составителем Т. Шаниным «Великий незнакомец».
Очевидной тенденцией исследований тех лет стало проявление интереса ученых не только к социально-экономическим вопросам крестьянской истории, но и к ее социокультурным аспектам. Наибольший интерес при этом вызывала тематика истории первой половины XX в., и потому самым исследованным периодом оказались 1914-1930-е гг., привлекающие внимание беспрецедентными социальными потрясениями и насилием, перманентными кризисами и переменами (труды Н. Б. Лебиной и А. Н. Чистикова, Г. В. Андреевского, Н. Н. Козловой, С. В. Журавлева и др.).
Применительно к послевоенной истории деревни историки начали рассматривать такие моменты в истории послевоенного крестьянства, как послевоенный голод, его причины и размах, «жесткий» внутриполитический курс в отношении крестьянства, роль личного подсобного хозяйства в жизни крестьянской семьи, формы социального протеста колхозного крестьянства. Ключевой темой локально-исторических исследований становится процесс раскрестьянивания, рассматриваемый не только с точки зрения его внешних признаков (внешнее сокращение численности сельского населения – прим. С.К.), но и как утрата генетических и социально-экономических корней, понимания земли, желания и умения работать на ней.
Политический, экономический, социокультурный контекст развития сельского хозяйства, а значит - деревни Восточной Сибири в середине 1940-1950-х гг. воссоздается в работах таких историков, как А.В. Шалак, Л.М. Кожевникова, а историография этой проблемы в основном представлена отдельными статьями в научных сборниках.
Вторую группу исследований, значимых для нашей работы, составляют труды, посвященные истории советской повседневности послевоенных лет. История российской крестьянской повседневности данного периода представляет собой еще слабо изученное проблемное поле.
На уровне методологической рефлексии в данной области исторического знания следует отметить труды И.М. Савельевой, А.В. Полетаева, Ю.А. Полякова, Н.Л. Пушкаревой где интересующая нас тема разворачивается в новом ракурсе – с точки зрения микроистории как особого историографического направления в истории повседневности.
На уровне исследовательской практики примером обновленного взгляда на послевоенную историю российского крестьянства следует считать труды О.М. Вербицкой и Е.Ю. Зубковой, которые реконструировали ее с позиций новых подходов. Введение в научный оборот новых архивных документов позволило этим авторам выявить различные аспекты в развитии крестьянства, показать сдвиги в его социально-экономическом статусе, изменения в социально-психологическом состоянии и, в целом, создать правдивую картину послевоенного положения российского крестьянства.
Локально-исторических исследований, посвященных эволюции крестьянской повседневности различных регионов нашей страны, на сегодняшний день немного, к таковым можно отнести труды И.В. Пелих, И.В. Кометчикова, Н.В. Камардина, М.Р. Струговой. Стоит отметить, что указанные авторы опираются на различные концептуальные позиции, вследствие чего в поле их зрения оказываются совершенно разные вопросы – нормы и аномалии в социальном поведении крестьян, обывательские стратегии выживания, сюжеты из демографической, бытовой или культурной жизни. Отмеченное нами многообразие тематики нашло отражение в проблемах, обсуждавшихся на научных конференциях уже в начале 2000-х годов, когда уже можно говорить о формировании отдельных историографических школ по истории повседневности.
В связи с вводом в научный оборот устных исторических источников тему истории крестьянства (блок научно-исторических изысканий) можно обнаружить в исследованиях, посвященных проблемам функционирования социальной памяти, принципов интерпретации мемуаров и устных интервью. В этом направлении ведут свои исследования по истории повседневности крестьянства В.А. Бердинских, Т.К. Щеглова и другие авторы.
Оценивая опыт изучения послевоенного «повседневья» деревни (в том числе и сибирской) в отечественной историографии, согласно проблемно-тематическому принципу, следует выделить несколько тенденций.
Круг вопросов, поставленных нами в контексте истории повседневности, до определенной степени изучен специалистами по социально-экономической истории, истории культуры и быта СССР послевоенных лет. Эти исследования мы объединили в третью группу. Стоит отметить, что в последние годы наметилась тенденция полидисциплинарного изучения этих вопросов, традиционно входивших в круг проблем, интересовавших историков-бытописателей.
Среди тем, привлекших наибольшее внимание исследователей в указанном историографическом контексте, необходимо отметить следующие: праздничная культура сельских жителей; история крестьянской семьи и двора; история культуры питания и потребления; обеспечение сельского населения товарами первой необходимости; история образования; вопросы здравоохранения и санитарно-гигиенической культуры крестьян. Отметим, что проблемы жилищной политики советского государства в сельской местности 1945-1953 гг. освещения практически не получили.
В процессе изучения трудов исследователей особое внимание автора диссертации привлекали те, в которых встречались сведения, позволявшие понять, насколько историкам был интересен район Приангарья. Следует отметить, что регион становится привлекательным в 1957—1962 гг., что можно увязать с начавшимся интенсивным освоением гидроресурсов Ангары. В Приангарье работали комплексные экспедиции Ленинградского института этнографии АН СССР. Результатом этой работы стали публикации, освещающие материальную культуру, хозяйственный и семейный быт ангарцев, деревянное зодчество и народный костюм.
В указанной постановке проблема крестьянской повседневности с ее региональной спецификой изучена недостаточно и представлена фрагментарно.
Цель нашего исследования: в конкретно-историческом плане охарактеризовать развитие ряда важных аспектов повседневной жизни сельского населения Приангарья в послевоенные годы с тем, чтобы глубже изучить формы крестьянской повседневности с точки зрения традиций и новаций, обусловленных изменением политической и социально-экономической ситуации в стране в целом и в регионе, в частности. Для достижения поставленной цели ставится ряд задач, позволяющих комплексно подойти к проблеме:
- выявить специфику социально-экономического положения крестьян Приангарья в 1945-1953 гг. в контексте демографического развития сибирской деревни в послевоенный период и в связи с начавшейся модернизацией региона;
- проанализировать тенденции развития трудовой деятельности деревенских жителей с точки зрения ее повседневного бытования и региональных особенностей взаимоотношений крестьянства с властными структурами;
- определить и дать оценку особенностям повседневной сельской жизни Приангарья в таких аспектах ее функционирования, как организация жизненного пространства (быт, санитария, гигиена);
- раскрыть специфику организации повседневной жизни детей и подростков как носителей советских ценностей в рамках сельского сообщества Приангарья;
- проследить трансформации в праздничной и досуговой культуре жителей приангарской деревни в послевоенный период.
Объектом диссертационного исследования является повседневная жизнь сельского населения СССР, которая рассматривается как система жизненных практик, специфических способов организации сельской жизни, норм и ценностей мировосприятия, общения и взаимоотношений с окружающими. Предметом исследования стала повседневная жизнь крестьян Приангарья в послевоенные годы, слагающаяся из таких структур повседневности, как работа и досуг, домашняя жизнь, условия жизни, отношение к власти и т.д.
Поскольку Приангарье – район, заселенный представителями разных этносов, в т.ч. и коренных народов Сибири (буряты, эвенки, тофалары), у которых повседневные практики связаны с национальными традициями хозяйствования и культуры, то за основу изучения нами взято в основном старожильческое (преимущественно русское) население.
Хронологические рамки исследования определены периодом со второй половины 1945 г. – началом коренных изменений общественно-политической ситуации в стране и перехода к экономическим преобразованиям - до середины 1953 г. – смены руководства и, соответственно, политики государства по отношению к крестьянству, а так же глобальных преобразований в аграрной сфере. Этот период важен для нас потому, что указанные годы позволяют проследить сельский мир Приангарья в том состоянии, в котором он существовал и ранее, поскольку со второй половины 50-х гг., под влиянием интенсивного строительства ГЭС на Ангаре, он постепенно исчезает и за три десятилетия практически потерян.
Территориальные рамки исследования. В центре нашего внимания – район Приангарья, с географической точки зрения рассматриваемый как часть Восточной Сибири, расположенная в бассейне р. Ангары с 51 по 60 северной широты и с 96 по 105 восточной долготы. Регион вытянут с юго – востока на северо – запад и простирается по долготе на 950 км, по ширине на 750 км, занимает площадь 468 тыс. кв.км. Территория Приангарья в основном относится к Иркутской области (Верхнее и Среднее), за исключением ее северных районов, а также частично к Красноярскому краю (Нижнее).
Также важно учитывать, что в послевоенный период на территории Приангарья насчитывалось 26 районов с 350 сельскими советами и 5 районов Усть-Ордынского бурятского АО (45 сельских советов). Основной состав населения по этнической принадлежности принадлежит к русским, за исключением районов УОБО.
Источниковая база диссертации представлена материалами разного типа, которые классифицируются, прежде всего, по способу оформления в них исторической информации. Мы использовали письменные, устные и визуальные источники.
К числу письменных источников исследования относятся: опубликованные документы, архивные материалы, периодическая печать. Их можно подразделить на несколько групп.
Первую группу письменных опубликованных источников составляют такие виды документов, как законодательные акты послевоенного периода, директивные документы высших органов Коммунистической партии – съездов, конференций, пленумов ЦК, постановления советского правительства, использование которых позволило соотнести реалии повседневности с проводимой Советским государством политикой по отношению к крестьянству и деревне в целом. В процессе реконструкции социокультруных аспектов жизни послевоенной деревни важную группу официальных материалов также составили опубликованная отчетная и делопроизводственная документация.
Наиболее ценным источником для написания диссертации послужили неопубликованные материалы центральных и сибирских архивов, которые составляют вторую группу. Автором использованы документальные источники семи архивов: Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ), Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ), Государственного архива Иркутской области (ГАИО), Государственного архива новейшей истории Иркутской области (ГАНИИО), Архивного агентства администрации Красноярского края, а также Кежемского муниципального районного архива Красноярского края и архива научно-исследовательской лаборатории гуманитарных исследований ГОУ ВПО «Братский государственный университет» (НИЛ ГИ ГОУ ВПО «БрГУ»). Подчеркнем, что ряд документов, использованных в диссертации, впервые вводится в научный оборот.
Существенная часть документов, хранящихся в фондах этих архивов, – директивные документы, решения бюро, пленумов обкомов, райкомов, резолюции партконференций, переписка с райкомами ВКП (б), которые прежде всего дают представление об основных социально-экономических и политических мероприятиях как центрального, так и местного партийного руководства. Кроме того, «между строк» мы можем обнаружить свидетельства того, какими путями и под воздействием каких факторов формировалось жизненное пространство сельского населения Приангарья. Особый интерес ходе исследование представляли документы, содержащие богатый материал по количественным показателям, также позволяющим глубже раскрыть специфику деревенского повседневья.
Статистические источники нашего исследования представлены как архивными материалами, так и опубликованными данными. Неопубликованная статистика (ГАРФ, ф. А-630, А-374.; ГАИО, ф. Р-11, Р-1989.; архивного агентства администрации Красноярского края, ф. Р-1300.) дает нам представление по проблемам демографии, здравоохранения, образования, торговли, экономики. К числу опубликованных статистических источников относятся, прежде всего, сведения (статистические данные), вошедшие в сборники, в которых характеризуются изменения в демографической структуре общества в 1940-1950-е гг., а так же результаты исследований, построенных на анализе статистических данных по общесоюзной и региональной социально-экономической проблематике.
К четвертой группе письменных источников относится периодическая печать, из которой получена существенная доля информации для нашего исследования, в ходе которого были использованы десять изданий краевого, областного и районного значения. Содержательно периодическая печать представлена публицистическими, научными статьями, краткими очерками и обозрениями внешне - и внутриполитических событий, местной хроникой, фельетонами. В целом эта группа источников представляла ценность не только как источник конкретных фактов о жизни послевоенной приангарской деревни, но и текст, позволяющий обнаружить эмоциональную оценку времени самими носителями данной культуры.
В работе использован и такой тип источников, как устные повествования, к которым мы относим сделанные нами записи интервью со старожилами ангарских деревень из разной социальной среды, собранные во время экспедиций в поселения Кежемского и Мотыгинского районов Красноярского края, Нижнеилимского, Братского, Чунского районов Иркутской области. В ходе полевых исследований было проведено 352 интервью о повседневной жизни в 24-х деревнях Нижнего, Среднего и частично Верхнего Приангарья,
Реконструируемую картину заметно дополнили визуальные свидетельства, в частности; картографические материалы, натурально-изобразительные источники, представленные фотоматериалами из семейных альбомов жителей Приангарья и музейных коллекций, а также художественно-изобразительные материалы.
В целом полученный комплекс составил репрезентативную базу исследования, что позволило решить задачи, поставленные в работе, и достичь указанной цели.
Методологические основы исследования. Выбор предмета изучения предполагал работу в рамках современного антропологически ориентированного исследовательского подхода, позволяющего рассматривать событийный контекст через призму истории повседневности, обращенной к исследованию жизни простых людей и их субъективного жизненного опыта.
Исследуемая проблема находится в рамках формирующейся «новой» социальной истории, что предопределяет использование оригинальных методик и совершенствование техники исследования (в частности, применение компьютерных технологий). Главной задачей для автора стало рациональное сочетание познавательных возможностей как конкретно-исторического реконструирования, так и новых подходов и методов анализа социокультурной истории. В центре внимания автора – лишь ряд аспектов, позволяющих составить представление о специфике повседневной жизни приангарской деревни: опыт реализации жизненных потребностей, формы взаимодействия с властью и сельской средой по поводу организации труда, культура воспитания детей, питания, отдыха, гигиены, сохранения здоровья, досуга.
В основу исследования положены основные принципы исторической науки: целостности, историзма и объективности, обеспечивающие научный подход при анализе исторического процесса, рассмотрения его в развитии и взаимосвязи.
Достижению намеченной цели способствовал методологический синтез приемов и методов изучения прошлого, разработанных в таких смежных науках как социология, политология, социальная психология, демография, лингвистика (не случайно тексты интервью приводятся в оригинальном виде, что дает возможность «услышать» голоса людей).
Целостность воссоздаваемого образа прошлого была обеспечена использованием системного подхода, позволившего рассмотреть региональное сообщество как неотъемлемую часть целостного советского социума, его подсистему.
Для обеспечения комплексного подхода к изучению предмета исследования и решения поставленных задач были использованы две группы методов:
- общенаучные: индукции, дедукции, анализа, синтеза, применение которых позволило обобщить результаты исследования, выявить региональную специфику.
- специально-исторические: сравнительно-исторический, нарративный, устной истории.
В целом использованные подходы и методы позволили достичь поставленной цели, исследовать повседневную жизнь сельского населения в условиях особого времени – послевоенного периода и специфического места – Приангарья.
Научная новизна работы прежде всего состоит в постановке проблемы, которая с учетом обозначенных хронологических и территориальных рамок ранее не рассматривалась в исторической науке. В работе предпринята попытка выявить и оценить специфику развития приангарской деревни в 1945-53 гг. с точки зрения анализа форм повседневного бытования данного сообщества.
Опираясь на различные виды исторических источников, часть которых впервые вводится в научный оборот, а часть из них собрана автором с помощью методов устной истории, автору удалось не только воссоздать и проанализировать формы и пути трансформации повседневных жизненных практик сельских жителей Приангарья, но и выявить их специфические черты.
Практическая значимость исследуемой темы заключается в получении нового знания, которое может быть использовано при написании обобщающих трудов по истории Восточной Сибири, при изучении истории Отечества в качестве регионального компонента. Полученные нами фактические данные и теоретические положения могут быть учтены историками при работе над изучением проблем культурной и социально-экономической жизни советской деревни послевоенных лет. Результаты исследования могут иметь прикладное значение – стать основой образовательных курсов по истории Сибири, краеведению, культурной антропологии, микроистории для учреждений высшего, среднего профессионального и общего образования.
Перспективным представляется использование материалов диссертационного исследования в просветительской и краеведческой деятельности.
Апробация работы. Фактический материал и основные положения и выводы диссертации докладывались автором, были обсуждены и получили одобрение в 2004–2008 гг. на шести всероссийских конференциях (Иркутск 2005-2007; Барнаул 2006; Братск 2006-2008) и отражены в 10 публикациях.
Структура диссертационного исследования. В соответствии с поставленными целями и задачами выстраивается структура диссертации, основная часть которой включает в себя две главы. Кроме того, в структуру работы входят введение, заключение и список исторических и историографических источников, а также литературы.
Трудовые будни колхозников Приангарья в послевоенный период
Обширный материал о повседневной жизни сельских жителей Приангарья представлен в Государственном архиве новейшей истории Иркутской области. Нами были изучены документы фондов: «Иркутский обком ВКП (б)» (Ф.127.), «Иркутский областной комитет ВЛКСМ» (Ф.185.), «Братский районный комитет ВКП (б)» (Ф.31.), «Заярский райком ВКП (б)» (Ф.1108.), «Нижнеилимский районный комитет ВКП (б)» (Ф.210.), «Тануйский районный комитет ВКП (б)» (Ф.201.). Протоколы и стенограммы совещаний позволили выявить отношение регионального руководства к задачам, поставленным центральной властью, изучить механизм адаптации постановлений высших органов власти к местным условиям. Тексты речей присутствовавших на форумах представителей властных структур, непосредственные отклики, выступления в прениях, комментарии самих рядовых участников собраний являются важным источником информации, поскольку выявляют преломление политики властей в сознании людей.
Из фондов Государственного архива Иркутской области (ГАИО) привлечены материалы статистического управления Иркутской области (ГАИО Ф. Р-2679), управления культуры Иркутского облисполкома (ГАИО Ф. Р-2823.), областного отдела здравоохранения (ГАИО Ф. Р-1893.), Совета по делам религий (ГАИО Ф. Р-2951.). Эти документы богаты конкретными фактами, детальными сведениями из истории социальной среды и повседневной жизни Приангарья 1945-1953 гг. Важными источниками явились такие виды документов, как делопроизводственная документация: речи, докладные записки, отчеты, доклады, информационные документы партийных и советских руководителей районов, председателей сельских советов, членов партийных активов районов. Их анализ позволил представить взгляды местного руководства на основные проблемы общества послевоенного времени.
В архивном агентстве администрации Красноярского края изучены фонды «Статистического управления Красноярского края» (Ф. Р-1300.), «Кежемский РК КПСС» (Ф. П-20.), «Мотыгинский РК КПСС» (Ф. П-19), «Богучанский РК КПСС» (Ф. П-57.), «Красноярский Крайком КПСС» (Ф. П-26).
В Кежемском муниципальном районном архиве Красноярского края фонды «Исполком Кежемского сельского совета народных депутатов» (Ф. Р.-11.), «Соновецкий сельский совет депутатов трудящихся Кежемского района» (Ф. Р.-20.), «Селенгинский сельский совет депутатов трудящихся Кежемского района» (Ф. Р-18.), «Фроловский сельский совет депутатов трудящихся Кежемского района» (Ф. Р-16.), Кежемский Райуполминзаг Красноярского края (Ф. 21.), Кежемский нарсуд Красноярского края (Ф. Р-5.). в которых содержатся сведения о количестве наличного сельского населения, количестве дворов, домашних животных, способах природопользования.
Несмотря на многообразие фондов, изученных по указанной проблеме, отметим, что основной фактический материал сосредоточен в фондах местных архивов, а именно в Государственном архиве новейшей истории Иркутской области и Архивном агентстве администрации Красноярского края.
Поскольку в течении исследуемого периода партии и её аппарату в структуре информационного обеспечения в политической системе СССР выделялось особое место, поэтому документы партийных архивов представляют собой уникальные комплексы источников самого разнообразного профиля. При исследовании проблемы особое внимание обращалось на материалы, содержащие информацию о положении и настроениях населения ангарских деревень: 1) информационные сводки отделов РК ВКП(б); 2) докладные записки о положении в районах; 3) информационные материалы и отчеты местных партийных органов; 4) материалы районных партийных активов.
Особую значимость в исследовании имеют материалы эпистолярного жанра — письма, заявления и иные формы апелляций населения к власти, которые являются документами личного происхождения и отражают ментальные параметры регионального сообщества в многообразии мнений. Ценные сведения получены из дел: №214 (ГАНИИО Ф.127. Оп.ЗО.), №3 (Архивное агентство администрации Красноярского края Ф.п-57. Оп.8.), которые формируют наши представления о социокультурном облике сельского сообщества и являются свидетельством его отношения к социально-экономической политике государства.
Статистические источники нашего исследования представлены как архивными материалами, так и опубликованными данными. Неопубликованная статистика (ГАРФ, ф. А-630, А-374.; ГАИО, ф. Р-11, Р-1989.; архивное агентство администрации Красноярского края, ф. Р-1300.) дает представление о количественных сведениях и аналитическую документацию по проблемам демографии, здравоохранения, образования, торговли, экономики.
К числу опубликованных статистических источников относятся, прежде всего, сведения (статистические данные), вошедшие в сборники, в которых характеризуются изменения в демографической структуре общества в 1940-1950-е гг., а так же результаты исследований, построенных на анализе статистических данных по общесоюзной и региональной социально-экономической проблематике.1 Следует отметить, что сравнительный анализ данной группы источников весьма затруднен из-за невозможности сопоставить данные, так как в одних сборниках соответствующие показатели даются в абсолютных цифрах, в других - в процентах.
Протестные настроения в селах Приангарья как реакция на аграрную политику власти
Окружающий мир оказывает влияние на внешний вид и внутренний мир человека. Долгое время отечественная история не учитывала этот аспект, уделяя основное внимание материальным или духовным ценностям. Но реальная история человеческого сообщества пронизана индивидуальной телесностью, его образом жизни, поведением. Человек строит свою реальную жизнь, «вписывая» её в господствующие нормы и правила, стремясь соответствовать идеальным канонам. Каждая историческая эпоха формирует свои каноны, свою символику правил человеческого поведения. Подчеркивая эти символические принципы, запретами и разрешениями устанавливается граница между нормой и патологией человеческого существования.
Одной из таких структур повседневности является «труд-работа», в которой протекает основная часть «социального существования» индивида. В послевоенный. период, в стране основной формой производства и сельскохозяйственных отношений являлась колхозно-совхозная система. Как отмечает Е.Ю. Зубкова, «за годы войны колхозная система окончательно превратилась в зону подневольного труда — тяжелого и почти не оплачиваемого».
Действовавшая в послевоенный период система отношений крестьян с колхозами была организована формально на принципах «добровольности» и сложилась еще в 1930-е гг. Постановление ЦИК и СНК СССР от 27.12.1932 г. было первым шагом по пути фактического закрепощения крестьянства, согласно которому эта категория населения была лишена паспортов и, значит, не могла свободно передвигаться по территории страны.
Правовое положение крестьян определял «Примерный Устав сельскохозяйственной артели», принятый в 1932 г., который получил свою вторую редакцию на II Всесоюзном съезде колхозников-ударников в 1935 г. и был утвержден Советом Народных Комиссаров Союза ССР и ЦК ВКП(б).2 Его положения носили силу закона, и Устав сразу стал своего рода колхозной Конституцией. Некоторые изложенные в нем принципы, применялись на протяжении- всего рассматриваемого периода и формально существовали до 1956 г., а фактически вплоть до 1965 г.
В Уставе утверждалось, что строительство социализма неразрывно связано со строительством колхозов и это «есть единственно правильный путь для трудящихся крестьян», позволяющий «сделать свой колхоз большевистским, а всех колхозников зажиточными».3 Колхозы обязывались «точно исполнять» государственный план производства, а колхозники -«трудиться честно». Земля колхозов являлась «общенародной государственной собственностью» и «закреплялась за артелью в бессрочное пользование, т.е. навечно».4 Собственностью государства была и вся крупная сельскохозяйственная техника, за пользование которой колхозы были обязаны платить. Согласно 7-й ст. Устава колхозниками могли стать все трудящиеся, достигшие 16-летнего возраста. Членство в колхозе оформлялось подачей заявления с последующим решением общего собрания членов артели. Однако на практике, дети колхозников, по достижении необходимого возраста, автоматически становились членами сельхозартели, без соблюдения каких либо формальностей. По Уставу сельхозартели крестьянин, вступив в колхоз и сдав все ранее ему принадлежавшие основные средства производства, а также внеся денежный пай, попадал в полную экономическую зависимость от коллективной собственности, распоряжаться которой фактически не имел права.
Отработочная повинность, складывавшаяся параллельно становлению колхозного строя, выражалась в установлении обязательной нормы выработки трудодней в колхозе, а также в трудовой повинности крестьянства в других отраслях народного хозяйства - лесозаготовках, дорожном строительстве. Так, участие колхозников в выполнении дорожной повинности регламентировалось постановлением ЦИК и СНК СССР от 3 марта 1936 г., согласно которому все трудоспособные колхозники-мужчины от 18 до 45 лет и женщины от 18 до 40 лет должны были ежегодно бесплатно отработать шесть дней на дороге в радиусе 15 км от селения, а единоличники - не менее 12 дней. На тот же срок жители деревень обязаны были предоставить тягловую силу, гужевой транспорт, инструменты и инвентарь.1
По мнению Т.П. Стрельцовой, подневольная система была, по сути, нацелена не на эффективность производства, а на выжимание продукта крестьянского труда, которое основывалось на правовом и социально-экономическом бесправии крестьян.2
Повседневная жизнь детей и подростков
Начиная с 1944 г. Наркомземом СССР было получено 1600 писем, а в первом полугодии 1945 г. 1620 писем, главным образом с жалобами на неправильный подбор председателей колхозов и различные нарушения Устава сельскохозяйственной артели. Подобные письма и жалобы в большом количестве поступают также в редакцию газеты «Социалистическое земледелие», в органы прокуратуры и в сельхоз. отдел ЦК ВКП (б). Письма и жалобы колхозников показывают, что имеются случаи, когда снятие с работы и выдвижение на работу председателей колхозов производится помимо общих собраний колхозов, а некоторые из председателей колхозов, направленные на работу райкомами партии и райисполкомами, даже не вступают в члены колхоза, которым руководят. В ряде случаев председатели колхозов не считают себя ответственными за работу перед колхозниками».1
Иногда, «ища правду», колхозники обращались к широкой общественности через печатные органы. Так, осенью 1948г. газета «Знамя коммунизма» Братского района опубликовала заметку - жалобу на правление колхоза с. Долоново. Автор заметки «Сельсовет, оторвавшийся от масс» избач Юсупов, выражал недовольство тем, что по полгода не созываются сессии сельского совета, не решается ни одного вопроса по хозяйственной деятельности колхоза, а сам председатель проживает дома в другой деревне. Факты, приведенные в заметке автор подкрепил и отрицательным общественным мнением колхозников о работе председателя данной артели, которое выразилось в весьма оригинальную форму протеста: «Побывав раз, два и три около сельсовета, эти товарищи пишут на дверях и на стенах сельсовета в адрес его работников свое возмущение».2
Боясь открыто критиковать начальство, жители сельхозартели «Новая жизнь» Черемховского района 18 февраля 1950 г. перед отчетным собранием колхоза на телефонном столбе вывесили листовку: «Долой пьяницу председателя колхоза и бригадира, за то, что они жгут и пропивают корм, а колхозный скот гибнет из-за бескормицы, пьянствуют и разворовывают колхозное добро и не стыдясь, представляют себя на звание Героев Социалистического труда».1
Наиболее радикальной формой протеста крестьян в сфере социальных отношений была устная критика колхозного строя. Так, в Кежемском районе отмечались следующие факты: «многие у нас побывали за границей в период Отечественной войны и, приезжая, восхваляют буржуазные порядки и превосходство иностранной техники перед советской. У нас есть некто Левандовский, который иногда рабочим говорит: «Я работал в Польше, так там хлеб возили на дом, сколько хочешь, а у нас мы здесь голодуем и ряд других фактов».2
Однако чаще устная критика выражалась в основном в негативной оценке своего бедственного положения и попытках назвать виновных -работников властных структур, руководителей и активистов колхозов. 65-летний колхозник Ермаченко из колхоза «Новая жизнь» Черемховского района достаточно образно критиковал правление колхоза: «Меня как пожилого человека, часто спрашивают колхозники: Что такое Троица? По Ветхому и Новому закону на этот вопрос отвечать очень долго, и потребуется много времени, а вот на примере колхоза «Троица» означает: председатель — «Бог», заместитель — «сын», член правления «Дух святый». За последнее время в нашем колхозе «Бога» не найдешь, «Сын» мало-мальски мотается - и показывает, что он работает, а «Дух святый» ничего не делает и его не увидишь. Вот вам и троица».
Следует подчеркнуть, что устная форма протеста была свойственна лишь некоторым людям, которые, несмотря ни на какие запреты, всегда есть в любом обществе. В Удерейском районе учащийся средней школы
Семенцов сказал: «Зачем Салтыков-Щедрин писал свои произведения в иносказательной форме, ведь в то время можно было прямо писать, все равно больше двух лет не дали бы, другое дело сейчас (у нас в СССР), нужно писать в иносказательной форме, ибо так много не напишешь, сразу упекут».1
В изучаемый период протестные настроения в приангарских деревнях не носили открытого и массового характера. Самыми типичными видами борьбы, направленной, прежде всего, на защиту своих интересов, как и по всей стране, являлось бегство из колхозов и нанесение экономического ущерба общественной собственности (хищение и разбазаривание имущества сельхозартелей). Крестьянскому политическому протесту не были свойственны радикальные формы. Вина за тяжелое положение деревни перекладывалась ими на местные уровни власти; критика выражалась в самых разнообразных видах: от невинных шуток до жалоб в центральные и областные органы.
Факты выхода из колхозов, переход селян в леспромхозы и другие сферы деятельности, захват колхозных земель и сенокосных угодий, браконьерство, махинации по снижению сельхозналогов с личных подворий, несанкционированная деятельность руководителей отдельных хозяйств, критические выступления и жалобы трудящихся - все это было ни чем иным, как конфликтным восприятием крестьянами Приангарья существующего режима.
Трансформации в праздничной и досуговой культуре жителей Приангарья
На протяжении всех послевоенных лет повсеместно не хватало квалифицированных кадров медицинских работников. В области из положенных по штату 1400 врачей имелось 590, из 4300 штатных единиц среднего медицинского персонала было всего 2475. В связи с этим по целому ряду направлений медицинская помощь во многих районах Верхнего и Нижнего Приангарья практически не оказывалась.5
Для предоставления квалифицированной медицинской помощи сельским жителям в 1946 г. Иркутский обком партии рекомендовал облздравотделу практиковать выезды врачей городских и районных больниц в отдаленные районы.1 По мнению А.Н. Бережных, трудившейся в те годы санитарным врачом Балаганского района, работа выездных бригад, состоявших из иркутских врачей, была очень значима для жителей Верхнего Приангарья, поскольку, не выезжая за пределы района, сельское население могло получить квалифицированную врачебную помощь.2 Однако в связи с отдаленностью и труднодоступностью деревень Среднего Приангарья выезды специалистов практиковались только в случаях возникновения больших очагов инфекционных заболеваний, да и то оказываемая помощь не всегда была действенной. Так, после неоднократных заявок в облздравотдел Тангуйского райкома партии в села района были направлены «одна медсестра, а также несколько дней был врач-венеролог».3 Собственными силами районный отдел здравоохранения с заразными заболеваниями был не в состоянии справиться, так как из «положенных лечащих врачей по штату 11,5 имеется только 4, средних медицинских работников - 3 из предусмотренных 32».4 Следует отметить, что для решения кадровой проблемы в некоторых отдаленных районах к работе в органах здравоохранения привлекали медицинских работников из числа репрессированных. Например, в Кежемском районе в 1952 г. из 44-х медицинских работников было 17 ссыльных. Из семи старших медработников района - четыре спецпереселенца.5 В Нижнеилимске и Илимске врачами работали ссыльные, в деревне Шестаковой вели прием больных врачи и другие специалисты, находившиеся в заключении в Шестаковских лагерях и освободившиеся. Так, в Шестаковской железнодорожной больнице работал после освобождения врач П.А. Даль, осужденный по делу об убийстве М. Горького.1
Сельская медицина испытывала большие материальные трудности, которые сказывались во всем. Здания фельдшерско-акушерских пунктов (ФАЛ) в деревнях размещались в крестьянских жилых домах, которые зачастую не соответствовали своему назначению. И даже новые здания, построенные специально для фельдшерско-акушерских пунктов, имели планировку обычных крестьянских изб. Помещений для больниц не хватало даже в районных центрах, вследствие чего их размещали в неприспособленных помещениях. Так, в селе Нижне-Илимск для районной больницы использовался купеческий дом, построенный в 1878 г., пока на окраине села в 1948 г. не был построен больничный городок.3
Сельская медицина имела массу проблем по всей стране. На пленарном заседании Всесоюзного гигиенического общества в 1945 г. отмечалось крайне тяжелое материальное положение сельской медицины, несоблюдение элементарных правил санитарной гигиены в больницах. Для решения этих вопросов предлагалось «максимально эффективно использовать имеющийся коечный фонд, обеспечить элементарную обработку хотя бы мытьем из таза и стрижку. Работать над тем, чтобы в больницу люди шли охотно, а не по принуждению. Для этого в больнице должно быть организованно питание, должно быть чисто, уютно, зимой тепло, если свое белье, то тоже не бесконтрольно, не грязный, вшивый полушубок вместо одеяла» 4 Однако без достаточного финансирования со стороны государства местные органы здравоохранения были не в состоянии обеспечить материальную базу даже районных больниц. Вопросы состояния больничных учреждений регулярно заслушивались на заседаниях райкомов партии, где вскрывали проблемы сельской медицины, однако действенной помощи не оказывалось. Так, на бюро Заярского райкома партии Иркутской области отмечалось, что при амбулатории лесокомбината имеется родильное отделение, однако результаты проверки показали что «в нем царит грязь и антисанитария. Особенно в недопустимом состоянии содержится постельное белье. Простыни стираются в холодной воде и без мыла, покрывала пыльные и грязные. Единственное полотенце служит для всех больных и санитарок. Роженицы лежат в своем белье. Ничуть не в лучшем состоянии содержится и постель для новорожденных. Мы имеем большие затруднения с питанием больных. Денег отпускается на питание очень мало, хороших продуктов нам не отпускают, масла нет. Также большие затруднения с доставкой воды, дров».1 Нехватка больничных палат, недостаток койко-мест приводили к большой скученности и антисанитарии. На страницах районных газет регулярно появлялись публикации — жалобы на вопиющие факты «лечения». Например, в газете «Удерейский рабочий» сообщалось, что на прииске Нижняя-Ерула в помещении больницы грязь и полнейший беспорядок. В родильном отделении имеется всего две койки и само отделение имеет не больше 12-15 кв. метров.
