Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Разноструктурные средства описания предмета (вопросы теории) 12
1. Грамматика поэтического текста: подходы исследователей 12
2. Поэтическая номинация, признак и признаковость 16
3. Понятие признака 19
4. Описание, понятие описания, фигура дескрипции 26
5. Некоторые теоретические подходы к изучению обстоятельства как члена предложения, его функционирование в тексте 30
6. Способы выражения сравнения, значение и функционирование сравнительных конструкций разных типов 48
7. Референциальный подход при изучении сравнительных конструкций: результаты и перспективы 60
8. Отадъективное существительное, его функционирование в тексте 65
Выводы 73
Глава 2. Роль обстоятельства в Описании предмета в поэзии М. Крепса и И. Бродского 75
1. Михаил Крепе и Иосиф Бродский: некоторые особенности поэтики, общее и различное 75
2. Выразительность различных грамматических форм в поэтических текстах (взгляд авторов) 86
3. Обстоятельства в поэзии М. Крепса 90
4. Грамматические особенности обстоятельств в поэзии М. Крепса 99
5. Обстоятельства в поэзии И. Бродского 121
6. Грамматические особенности обстоятельств в поэзии И. Бродского 138
Выводы 152
Глава 3. Сравнение в поэзии М. Крепса и И. Бродского 155
1. Сравнение в поэзии М. Крепса: общая характеристика, компоненты сравнительной конструкции в структуре предложения 155
2. Распространённое сравнение как способ дать индивидуальную характеристику предмета в поэзии М. Крепса 175
3. Нераспространённые сравнения в поэзии М. Крепса 188
4. Сравнение в поэзии И. Бродского 199
5. Нераспространённые сравнения в поэзии И. Бродского 221
Выводы 233
Глава 4. Лексические средства в выражении признака предмета: отадъективное существительное 235
1. Отадъективное существительное в поэтических текстах М. Крепса и И. Бродского: синтаксис и семантика 235
Выводы 250
Заключение 252
Библиография
- Поэтическая номинация, признак и признаковость
- Референциальный подход при изучении сравнительных конструкций: результаты и перспективы
- Грамматические особенности обстоятельств в поэзии М. Крепса
- Распространённое сравнение как способ дать индивидуальную характеристику предмета в поэзии М. Крепса
Введение к работе
Актуальность работы обусловлена: 1) рассмотрением различных, недостаточно
изученных конструкций с семантикой описания в русле современных направлений
лингвистики; 2) анализом взаимодействия этих конструкций в поэтических текстах,
позволяющим определить сюжетообразующие и смыслообразующие функции
грамматических средств в индивидуальных поэтических системах; 3) необходимостью
синтеза лингвистических и литературоведческих задач при анализе художественных текстов.
Новизна исследования определяется следующими факторами: 1) В научный оборот
вводится новый материал - до сих пор не изученная поэзия М. Крепса. Поэзия Крепса
осмыслялась только в немногих рецензиях критиков, лингвистический анализ текстов в
публикациях не встречается. 2) Поэзия М. Крепса сопоставляется с поэзией И. Бродского.
Основанием для такого анализа является широко известное филологическое исследование
поэзии Бродского, выполненное Крепсом. 3) Выявляются ранее не описанные текстовые
функции ряда конструкций, в частности, обстоятельств, отмечается их способность не
только маркировать актант, но и качество предмета, а также выполнять
сюжетопорождающую функцию. 4) С позиций грамматики и семантики анализируются
отадъективные существительные, языковой потенциал которых осмыслен недостаточно.
Материалом являются произведения М. Крепса (сборники «Бутон головы», 1987 г., «Космос, Петербург, плечо» 1995 г.) и И. Бродского («Урания», 1987 г.). Все сборники создавались в одно и то же время, хотя некоторые стихи Крепса («Бутон головы») написаны в 60-е, а Бродского («Урания») - в 70-е гг. XX в. Выбор именно этих авторов объясняется и тем, что в 1984 Крепе создал первую в мире монографию о Бродском «О поэзии Иосифа Бродского». В работе проанализировано 321 стихотворение, в которых выявлено более 2000 релевантных микроконтекстов. Объектом исследования является поэтическая речь, а предметом исследования - семантически сходные синтаксические конструкции.
Цели, задачи, и материал исследования предполагают использование следующих общенаучных и лингвистических методов: метод наблюдения, описательный метод, сопоставительный метод, статистический метод, метод синтаксического анализа словосочетания и предложения, метод толкования, приёмы анализа и интерпретации.
На защиту выносятся следующие положения:
М. Крепе и И. Бродский пользуются разными стратегиями изображения предмета, что проявляется в том, как они используют обстоятельства разных типов, в частности, обстоятельства места, а также сравнительные конструкции.
Становясь актантом, конструкция с предлогом в, имеющая локативное значение, позволяет переакцентировать предложение и текст, в ней реализуется текстовая категория связности.
Обстоятельства места и разноструктурные сравнения могут выполнять сюжетопорождающую функцию, что обусловлено частотой их употребления в предложении и тексте.
Распространённые сравнительные конструкции, а также сравнения с союзным словом так противопоставляются нераспространённым, а также тем сравнениям, в которых определение и определяемое (как правило, при объекте сравнения) образуют коммуникативный фрагмент в терминах Б.М. Гаспарова, т.е. словосочетание, до некоторой степени закреплённое в языке.
Все исследованные конструкции могут выражать авторскую оценку, которая воспринимается как бесспорная, поскольку её, нельзя измерить по степени.
В текстах обоих авторов сочетаются конструкции, обозначающие динамику и статику, преломляется русская поэтическая традиция. Традиционно выраженный образ помещается в оригинальный контекст.
Теоретической основой исследования послужили работы о языке и грамматических явлениях: Б.М. Гаспарова, B.C. Юрченко, Ю.П. Князева, М.Б. Ташлыковой, Е.С. Кубряковой; о поэтической речи: Н.А. Фатеевой, Н.А. Николиной, Л.Г. Пановой, Л.В. Зубовой; о поэзии
И. Бродского: Я.А. Гордина, В.П. Полухиной, Д.Н. Ахапкина, И.В. Высоцкой, И.Ю. Самойловой, Л.Л. Вельской.
Практическая значимость работы состоит в том, что её результаты могут использоваться в преподавании вузовских курсов по морфологии и синтаксису русского языка, а также при подготовке спецкурсов о поэзии И. Бродского и поэтов его круга, при написании различных работ.
Апробация работы. Результаты работы обсуждались на конференциях: XXXVIII -XL международных филологических конференциях (Санкт-Петербург, 2009, 2010, 2011 гг.); 1 и 2 конференции «Русский язык: конструкционные и лексико-семантические подходы» (Санкт-Петербург, 2009, 2011 гг.); IV международном конгрессе исследователей «Русский язык: исторические судьбы и современность» (Москва, МГУ, 20 - 23 марта 2010 г.); научно-исследовательской конференции «Иосиф Бродский в XXI веке» (Санкт-Петербург, 20 - 23 мая 2010 г.); конференции «Отечественное стиховедение: 100-летние итоги и перспективы развития» (Санкт-Петербург, 25 - 27 ноября 2010 г.); «VII конференции по типологии и грамматике для молодых исследователей» (Санкт-Петербург, 4-6 ноября 2010 г.). Результаты отражены в 10 публикациях, две из которых входят в перечень ВАК.
Структура работы. Работа состоит из введения, четырёх глав, заключения и библиографии.
Поэтическая номинация, признак и признаковость
Словосочетание грамматика поэзии употребил P.O. Якобсон в одноименной статье, опубликованной в издании Польской Академии наук в 1961 г. С этого времени интерес к грамматическим особенностям поэтических текстов значительно возрос, а словосочетание грамматика поэзии стало термином, хотя отдельные замечания по морфологии и синтаксису поэтического текста делались с XVIII в. и получили развитие в начале XX в. Грамматика поэтического текста как часть лингвистической поэтики изучается в разных аспектах.
Исследование поэтического текста часто производится от конструкции, поэтому изучение грамматики поэтического текста близко грамматике конструкций, о которой впервые заявил Ч. Филлмор. Различные конструкции, объединённые лексически и / или семантически, изучаются и в работах по функциональной грамматике, нередко на материале различных языковых корпусов (например, [Проблемы... 2005: 193-218]). Тем интереснее было бы исследование ряда проанализированных здесь конструкций на другом материале.
Во многих работах по грамматике поэтического текста изучается функционирование какой-либо конструкции (инфинитивный ряд, обращение) с выходом на её языковой потенциал и текстовую значимость в идиостиле автора, поэтической школы или поэтического языка как подсистемы литературного языка. Такой подход реализован в работах Л.В. Зубовой, А.К. Жолковского, В.П. Полухиной, Н.К. Богомоловой, Н.В. Степиховой и др. [Зубова 2000; Жолковский 2000; Полухина 2009: 185-208; Богомолова 2007; Степихова2009].
Изучение морфологии поэтического текста часто связано с вопросами частеречной2 принадлежности словоформы [Зубова 1989; 2000; Высоцкая 2005; Азарова 2010]. Авторы таких работ исследуют, как правило, авангардные поэтические тексты, в них зачастую проявляется явление синтаксической неоднозначности, которое связано с функционированием словоформ современного языка и грамматических архаизмов или псевдоархаизмов, а также грамматических окказионализмов.
Гораздо меньше исследуются конструкции, не связанные с нарушением литературной нормы. На их примере зачастую демонстрируется единство разных подсистем литературного языка [Русская грамматика 1980; Золотова, Онипенко, Сидорова 2004 (1998); Валгина 2001; Николина 2009]. Грамматически правильные конструкции в поэтических текстах рассматриваются с точки зрения их стилистического потенциала. Так, Л.Г. Панова противопоставляет выразительность лексической и грамматической форм, считая, что «выразительные возможности в области грамматики сводятся к чисто стилистическим» [Панова 2000: 27]. Однако в другой работе Л.Г. Панова пишет, что «по мере накопления знаний о природе грамматики, о её смысловой нагруженности и её связи с человеческим мышлением практическая ценность грамматического направления в области поэтики увеличивается» [Панова 2003: 397]. Стилистическая значимость грамматической конструкции (правильной или аномальной) проявляет её языковой потенциал и позволяет сделать выводы, которые важны не только для изучения идиостиля поэта или поэтической школы, но и для грамматических исследований литературного языка. В частности, А.К. Жолковский, говоря о выразительности инфинитивного ряда, пишет о медитативно-альтернативном наклонении «представляющем оригинальный вклад поэзии в языковой репертуар» [Жолковский 2000: 188].
В других работах, исследующих языковые конструкции в поэтической речи, основной акцент делается на статистических данных, в результате функционирование конструкций как таковых и их стилистические функции не рассматриваются. К таким работам принадлежит, например, монография Н.В. Патроевой [Патроева 2002]. Между тем, учёт статистических данных при всестороннем анализе как собственно стиховых характеристик (ритм, рифма,
метр), так и особенностей грамматики (например, употребительность различных частей речи, размер предложений, количество простых предложений в составе сложного, наличие и типы инверсий) позволяют сделать выводы о степени близости нескольких поэтических текстов одного или разных поэтов. Такой анализ предпринят, например, в работах B.C. Андреева [Андреев 2008].
Сочетание функционального подхода с опорой на статистические данные позволяет сделать выводы точными, а также использовать результаты в дальнейшем исследовании поэтического языка. Эти два подхода сочетаются, например, в работе ЯЗ. Ахапкиной [Проблемы... 2005: 114-149].
На тематику современных работ по лингвистической поэтике отчасти влияют сами художественные тексты и их стиль. По мнению Ю.В. Казарина, в последней четверти XX века увеличивается количество русских поэтических текстов с синтаксической доминантой [Казарин 2004а: 48]. В конце XX века авторы сознательно или подсознательно стремятся проявить потенциал, заложенный в языковых конструкциях, это касается всех уровней - от фонетического до синтаксического и текстового (жанрово-стилистического). Развиваются периферийные явления в культуре, а следовательно, в литературе и языке. Актуализация периферии не может не сказаться на языке художественных произведений. Актуализируются некоторые грамматические значения, такие как значение направления движения, причины, следствия [Зубова 2009: 39-55]. В современной поэзии «идёт активный процесс освобождения языковых единиц от любой синтагматической зависимости» [Зубова 2000: 399]. Варьируется размер предложения, то сближаясь с текстом (пример такого прозаического текста анализирует Г.Н. Акимова [Акимова 2006]), то сравниваясь со словом, т.е. имеет место парцелляция. Такая структура предложения и текста влияет на пунктуацию, «там, где можно поставить точку, ставится запятая (и наоборот)» [Маркова 2003: 15]. Оказываются востребованными такие стилистические приёмы, как гипаллага и зевгма, основанные на противоречии семантики и грамматики.
Референциальный подход при изучении сравнительных конструкций: результаты и перспективы
В текстах И. Бродского употребительными оказываются различные термины [Полухина 2009: 199-200].
Псевдонаучность текстов Бродского объясняется также особым соотношением общих и частных суждений. Н. Прозорова, исследуя сборник «Урания», а также не вошедшие в него поздние тексты И. Бродского, приходит к выводу, что во многих стихотворениях поэт подаёт частное как общее (описание предмета и предполагает выделение его частных характеристик), что позволяет говорить «о значении незначительного» [Прозорова 2006]. Бродский эксплуатирует ту особенность поэтических текстов, что «в поэзии грань между общими и частными суждениями очень часто оказывается стёртой» [Панова 2000: 29]. Подача художественного текста как книжного и (псевдо)научного приводит к смещению рамок повествования. «Включение в семантическое поле контекстов мировой культуры, децентрализация как приём автоописания и доминирование онтологической проблематики, синтезируясь, способствуют смещению лирической репрезентации внутренних качеств субъекта в сторону объективации личного опыта, реализуемой через повествовательную структуру» [Чевтаев 2006: 3] (об этом же см.: [Минченко 2001; Тихонова 2010: 5, 20]). О.Г. Ревзина отмечает аналогичные явления в идиостиле М.И. Цветаевой [Ревзина 1998: 44-46].
Тому, что язык стихотворений И. Бродского воспринимается как книжный, способствуют и многочисленные сентенции, противоположно оценённые М. Крепсом и А.И. Солженицыным [Крепе 2007 (1984): 81-88; Солженицын 1999: 188].
Бродский «через эти особые формы выражения и "мнимонаучные" обороты речи ... выходит на свой излюбленный метафизический16 уровень понимания вещей» [Минченко 2001]. Однако сам И. Бродский писал издателю газеты «New-York Times» в 1972 г.: «Объективность есть некий сорт слепоты, когда задний план и передний решительно ничем друг от друга не отличаются» [Бродский 2001а: 62].
Возможно, необычная манера повествования, отмеченная А.А. Чевтаевым, послужила причиной того, что А.И. Солженицын отрицательно оценил многие стихотворения Бродского и упрекал его в «...неистребимой сторонности, холодности, сухой констатации...» [Солженицын 1999: 181]. Из-за «защитной рефлексии» иссушается чувство [там же: 181]. А.И. Солженицын критикует Бродского за то, что у читателя создаётся «впечатление, что стих не вылился, а - расчётливо сделан» [там же: 185].
Эта необычная манера повествования, вероятно, проистекает и от особого отношения И. Бродского к языку. И. Бродский наделяет английский язык качеством interstatement - устранение, взгляд со стороны в противоположность характеристике русского языка statement - утверждение [Куллэ 1996]. Бродский считает, что «русский язык - это язык в принципе сложноподчинённого предложения, придаточного предложения, это язык дигрессии, то есть постоянного разворачивания содержания, язык "хотя"» [Бродский 2010: 220] (об этом же см. [Волков 2004: 159-160]).
Бродский разрабатывает особые стратегии повествования, благодаря которым «расширяются повествовательные возможности лирики как рода литературы, позволяющие сконструировать многополярный поэтический универсум. ... Лирический герой становится повествовательной инстанцией, рассказывающей о ситуации экзистенциального выбора, в которую помещается он сам или другие персонажи» [Чевтаев 2006: 6-7].
М. Крепе в книге «О поэзии Иосифа Бродского» пишет об усложнённости стиля, считая её (усложнённость), с одной стороны, характеристикой истинно художественного текста, а с другой - идиостилевой чертой текстов И. Бродского. По мнению М. Крепса, «важнее всего оказывается наличие не сложности, а, выражаясь метафорически, перспективы или даже стереоскопичности текста, которая не усложняет, а, скорей, упрощает видение мира, позволяя поэту и читателю сосредоточиться на главном, минуя второстепенное и необязательное» [Крепе 2007 (1984): 81]. Усложнённость стиля И. Бродского сочетается с сентентичностью, которая, по мнению М. Крепса, является принципом мышления И. Бродского. Обилие сентенций влияет и на грамматику текста. Так, О.А. Тихонова связывает высокую употребительность глагольных форм в значении настоящего неактуального именно с сентентичностью текстов Бродского [Тихонова 2010: 8]. Поэтические сентенции (в этом суждении проявляется романтичность, антиномичность мышления самого М. Крепса) «являются выражением той глубинной сути, которую способен достичь человеческий ум в борьбе с загадками жизни и мироздания» [Крепе 2007 (1984): 82]. В другом месте М. Крепе метафорически определяет поэтическую сентенцию, её значение, функции, причины выразительности. Сентенция - «это драгоценный камень, блистающий из кольца, где кольцо - дело искусных рук человека, а камень - природное, изначальное, хоть и отшлифованное, но попавшее в руки, данное. Блеск его может восприниматься и отдельно, когда самого кольца не видно. И тем блестящей и сверкающей сентенция, чем она общей в смысле своей правды, чем больше она "для всех"» [там же: 83]. Но из подобных общих суждений М. Крепе делает частные выводы. Поэтическая сентенция является выводом из предыдущего контекста или вводит последующий, «В поэзии, видимо, блеск камня во многом зависит от материала кольца» [там же: 85]. По-видимому, свобода, с которой М. Крепе пишет о стихах И. Бродского, объясняется ещё и тем, что филологическая книга о Бродском написана от первого лица «я». Автор не объективируется, а, напротив, субъективируется, его присутствие грамматически подчёркивается. Подобно общему, если не банальному, суждению о сентенции как о природном даре, в своих стихотворениях М. Крепе тоже часто отталкивается от общеизвестной истины или берёт за основу посылку, сказанную поэтом или философом-классиком, эта истина может переоцениваться. Такой приём, когда поэт апеллирует к известному имени, И. Кюст назвал name dropping [Кюст 2004].
Грамматические особенности обстоятельств в поэзии М. Крепса
И. Бродский писал в раннем письме (1965 г.) Я.А. Гордину, что чувствует себя драматургом - Островским или Шекспиром. В авторских ремарках обычно даётся характеристика события по месту и времени29 его протекания, глагольное сказуемое уточняется обстоятельствами образа и способа действия, даются внешние характеристики персонажа. Возможно, самоощущение драматурга отразилось и на поздних текстах И. Бродского. В этом письме Бродский даёт несколько советов Я.А. Гордину о том, как нужно выстраивать композицию стихотворений: «Нужно привыкнуть картину видеть в целом...
В интервью Дж. Глэду И. Бродский говорил: «...на самом деле литература не о жизни, да и сама жизнь - не о жизни, а о двух категориях, более или менее о двух: о пространстве и о времени» [Бродский 20006: 111].
Частностей без целого не существует» [Гордин 2010: 28] (см. выше о сентенциях в поэзии И. Бродского). По мнению самого Я.А. Гордина, «стремительное подчинение частностей целому» - ведущий принцип больших стихотворений Бродского [там же: 46]. И. Бродский обращает внимание не только на особенности протекания действия (время, место события, способ и образ действия), но и на сопутствующее действие, подаёт его как условие и каузатор: (1) Скорость пули при низкой температуре Сильно зависит от свойств мишени [Бродский 2008: 221, «Стихи о зимней кампании», I].; (2) Там были комнаты. Их размер порождал ералаш, отчего потолок, в чей мел взор устремлялся ваш, только выигрывал. ... [Бродский 2008: 155, «Полдень в комнате», VIII]. В этом тексте свойства комнаты выражены морфологически неодинаково: размер комнаты - большая комната; мел потолка - белый потолок, потолок побелённый мелом.
Тот факт, что М. Крепе и И. Бродский по-разному характеризуют действие предмета, показывает их разное отношение к языку, поэтическому тексту и читателю. Если М. Крепе стремится дать максимально понятное описание (но в то же время краткое и смыслоёмкое и до некоторой степени поэтически нетрадиционное), то И. Бродский подаёт предмет в его взаимосвязи с другими. Возможно, разница в отношении к языку И. Бродского и М. Крепса сходна с диалогом И. Бродского и А.С. Кушнера, о поэтической полемике которых упоминает Я.А. Гордин [Гордин 2010: 26, 36]. В стремлении показать отношения между изображаемыми предметами проявляется псевдонаучность текстов И. Бродского. Наука выявляет сущность изучаемых объектов, определяет их свойства через взаимоотношения предметов. Бродский подвергает такому же анализу предметы (и понятия) окружающей его реальной и воображаемой действительности. «Стремлением к максимуму» можно объяснить динамизм стихотворений Бродского, который прослеживается, в том числе и на грамматическом уровне. «"Скорость света" - это динамика его стихов, его мысли, его способа существования» [там же: 154]. Я.А. Гордин утверждает, что Бродский эволюционировал от романтической патетики к «прямой речи» [там же: 40—42].
Далее будет рассмотрено то, каким именно образом Бродский описывает одну ситуацию, а не соотносит ряд ситуаций, поскольку соотнесение нескольких ситуаций с разной степенью подробности рассматривалось, например, Н.К. Богомоловой, М.В. Ляпон [Богомолова 2007; Ляпон 2007]. Описание ситуации не может не связываться со структурой предложения. И.Ю. Самойлова показала, как И. Бродский трансформирует структуру предложения, насыщает её дополнительными смыслами, меняя фреймовую структуру глагола-сказуемого, в его текстах переосмысляются возможности глагольных валентностей30 [Самойлова 2007: 26, а также 37, 43, 55-57, 79-87]. Далее рассмотрим функционирование конструкции с предлогом в, формирование так называемого локативного образа (термин см. в [Еливанова 2004: 7]). 5-конструкция является локативной, а описание предмета через указание на его положение в пространстве и в меньшей степени на время - одна из черт поэтики Бродского [Кбпопеп 2003: 252]. На этом фоне заметны тексты, где предлог в не столь употребителен. К таким текстам относится стихотворение «Сидя в тени», состоящее из 23 восьмистиший, 11 из которых не содержат предлога в, а ещё в 5-й он употребляется один раз, всего этот предлог употребляется 22 раза. В стихотворении «Муха», которое состоит из 21 строфы
Один из примеров И.Ю. Самойловой: «весна глядит сквозь окна на себя I и узнаёт себя, конечно, сразу» [Самойлова 2007: 26]. (по 3 четверостишия в каждой), предлог употребляется 34 раза, причём 5 строф не включают этот предлог. Сначала обратим внимание на текстовые функции обстоятельств разных типов, а затем на их грамматические особенности.
У И. Бродского предлог в связан со статичным положением предмета, это подтверждается тем, что формы предл. п. (статичное изображение) употребляются в три раза чаще, чем вин. п. (динамичное изображение). Предмет фиксируется в сознании лирического героя и читателя. Та свобода, с которой И. Бродский употребляет пространственный предлог в, способствует тому, что он реализует свой смысловой и грамматический потенциал. Предлог в позволяет текстам И. Бродского балансировать между художественностью и нехудожественностью (см. выше о сентенциях). Этот предлог, с одной стороны, осуществляет функцию сцепления образов (так проявляется грамматическое значение предлога в - контакт в терминах С.А. Лутина в случае предложного падежа), а с другой - он позволяет поэту переходить от образа к образу, изображая предмет статично. Осуществляется принцип нанизывания образов и метафор (нанизывание образов как принцип многих стихотворений И. Бродского связывают с влиянием английских поэтов-метафизиков, см. напр. о стихотворении «Эклога 4-я (зимняя)»: «Интонационный строй стихотворения, нагромождения метафорических образов, создающих настроение, но приглушающих смысл, внезапные переходы от одной темы к другой, которые автор и не пытается объяснить с логической точки зрения, в большей степени соответствуют англо-американским, чем русским поэтическим традициям» [Глазунова 2005: 181]). Принцип нанизывания образов становится экспрессивным у Бродского, позволяет избегать многих привычных приёмов: в поэзии Бродского мало деминутивов и почти отсутствуют гипокористики -имена с суффиксами увеличения, немногочисленны и лексические окказионализмы . Нанизывание образов становится своеобразным приёмом перечисления32. Конструкция с предлогом в может не вводить новый субъект действия, а быть способом переключения планов при повествовании, вводить новую информацию, новую тему, которая может как развиваться в последующих строках, так и затихать: В музыке есть то место, когда пластинка начинает вращаться против движенья стрелки [Бродский 2008: 201, «Ист Финчли» («В Англии33»)]. Предлог в фиксирует статичное положение предметов, их контакт: Там стоял бы большой Вокзал, пострадавший в войне, с фасадом, куда занятней, чем мир вовне. Там при виде зеленой пальмы в витрине авиалиний просыпалась бы обезьяна, дремлющая во мне [Бродский 2008: 140, «Развивая Платона», И]. М. Кёнёнен считает, что именно соположение разных локусов и то, что лирический герой перемещается из одного локуса в другой, придаёт тексту динамизм [Кбпбпеп 2003: 195]. Эта конструкция близка так называемым конструкциям расщепления актантов, когда грамматический и семантический актанты не совпадают. Ю.Д. Апресян заметил, что расщепление актантов характерно, в частности, для посессивных конструкций, к которым, как представляется, примыкают конструкции с предлогом в [Апресян и др. 2010: 253]. Здесь актант во мне оказывается вовлечённым в действие. Местоимение я, которому свойственно быть фигурой, а не фоном, выходить на первый план лирического повествования, понижается в грамматическом ранге. Подобные высказывания сближаются с экзистенциальными. М.Д. Воейкова рассматривает аналогичные предложения, по её мнению, «...глагольное бытийное
Распространённое сравнение как способ дать индивидуальную характеристику предмета в поэзии М. Крепса
Обстоятельства-сирконстанты, рассмотренные в гл. 2, лишь косвенно называют качество предмета. Обстоятельства сравнения и образа действия описывают предмет. Сравнение же характеризует как единичный предмет, так и целую ситуацию. Детальность описания зависит от развёрнутости конструкции. В этой главе за основу взят лексико-семантический принцип, рассматриваются не только обстоятельства сравнения, но и все другие конструкции сходной семантики, поскольку именно сравнение характеризует предмет. Описание производится с синтаксической точки зрения.
Изображая предмет как целое, сравнивая его с другим предметом без эксплицитного указания на качества обоих, поэт только называет предметы -ср.: вода как стекло. Если сходство между предметами не является очевидным, то такое сравнение легко переходит в разряд интеллектуальных, о которых на примере текстов И. Бродского писал М. Крепе [Крепе 2007 (1984): 56]. Детальное описание предмета может рассматриваться и как авторский приём, возникает так называемая поэтика детали. В первой части этой главы рассматривается сравнение в поэзии М. Крепса, вторая часть посвящена анализу сравнений у И. Бродского. 1. Сравнение в поэзии М. Крепса: общая характеристика, компоненты сравнительной конструкции в структуре предложения В верлибре «О поэзии» М. Крепе писал: То, что облако похоже на пуделя — Ещё не поэзия. Ему ещё нужно встать на задние лапы И залаять [Крепе 1986: 113]. Эти слова заставляют предположить, что поэт стремился обращать внимание не только на внешнее сходство предметов (облако формой напоминает пуделя), но пытался найти некие глубинные общие черты. Возможно, М. Крепе придерживался того мнения, что сходство должно быть чувственно воспринимаемым. Указание на лай пуделя заставляет предположить, что М. Крепе старался изображать предметы в определённых ситуациях42. Ср. также его мнение о сравнениях И. Бродского: «Наиболее искусными являются двухфокусные сравнения с полным сопоставлением пар по форме» [Крепе 2007: 66].
Предмет в определённой ситуации - это предмет вместе с его действием или качеством. Уподобление друг другу разных предметов вместе с их качествами является идиостилевой чертой поэтики М. Крепса, что подтверждается не только наличием распространённых сравнений, но особенностями их функционирования. При этом субъект сравнения в абсолютном большинстве случаев оказывается нераспространённым и имеет форму ед.ч., осмысляясь как единичный.
В сборнике М. Крепса «Космос, Петербург, плечо» насчитывается почти 250 сравнительных конструкций, 45% из них являются синтаксически распространёнными, содержат уточнители и конкретизаторы и 55 нераспространёнными. 82 из всех сравнений в сборнике «Космос, Петербург, плечо» относятся к союзным, второе место по частотности занимают генитивные сравнения, далее следуют сравнения, выраженные компаративом. Сравнения, в состав которых входят лексемы с семантикой уподобления и конструкции с творительным падежом, менее частотны.
В сборнике «Бутон головы» (части «Чучело времени») наблюдается иная картина: наиболее частотны сравнения, выраженные компаративными конструкциями (сравнительная степень прилагательных, наречий и слов категории состояния), таких сравнений насчитывается более 60, союзные сравнения оказываются на втором месте - их 49; далее следуют генитивные сравнения - более 40 и сравнения, опирающиеся на лексическое значение
Эта черта идиостиля М. Крепса отражена и в его научных работах. См. его высказывания о художественной детали в произведениях Бунина и Бродского, приведённые в гл. 2, 1 словоформы -17, случаи типа похож. Менее всего насчитывается сравнений, выраженных творительным падежом. Всего в сборнике «Бутон головы» (части «Чучело времени») обнаружено 175 сравнительных конструкций. Из них около 30% является распространёнными.
Таким образом, в сборниках М. Крепса зафиксировано почти 425 сравнительных конструкций, и 180 из них являются развёрнутыми.
Распространитель в составе сравнения часто является структурно обязательным (подробнее см. ниже). Этим распространителям противопоставлены такие определители в составе сравнения, которые балансируют на грани плеоназма: Пружинные люди двадцатого века Чугунно-сталъного литья, Похожие телом на толстых креветок, И энтузиасты бритья, ... [Крепе 1987: 115, «Пружинные люди»]. Основание телом плеонастично, однако оно привносит в текст ряд коннотаций, которые усиливают бытовой план текста, возникает оттенок приземлённости. Также слово телом включается в цепь аллитераций на т. Случаи плеоназма единичны.
Чаще определитель сравнения привносит новую информацию. Такие сравнительные конструкции могут осмысляться как субъективные (а сами определители - как индивидуализирующие), поскольку предмет воспринимается в единстве со своими определителями. Рассмотрим это на примере текста «Язык дождя». В стихотворении объективность возникает благодаря местоимению мы. Без распространителей конструкция не была бы легко интерпретируемой: Раскрываем на ходу Зонт, как чёрную преграду Между облаком и садом, С небесами не в ладу [Крепе 1995: 8, «Язык дождя»].
Без уточнителя чёрную конструкция между облаком и садом стала бы информативно недостаточной, ср.: раскрываем зонт как преграду. Субъект сравнения может обозначать не единичный предмет, а один из многих, т.е. мог бы определяться квантором любой: Как атлант у мостовой Держит каменную нишу, Парусиновую крышу Я держу над головой [Крепе 1995: 8, «Язык дождя»]. Атлант здесь осмысляется обобщённо. Отсутствие определителей при субъектах сравнительных конструкций объясняется тем, что в этих конструкциях и раскрывается качество предметов. Субъект сравнения чаще наделяется распространителем, когда сравнение выражено генитивной конструкцией: Небоскрёбов ножницы синюю жесть Режут, где летает волчья шерсть Облаков стремительных, как наша судьба И язык с потерянным словом «ходьба» [Крепе 1995: 20, «Золотой сезон»]. Развёрнутость этого сравнения объясняется и тем, что на малом текстовом пространстве оно соединяется с другими тропами: сравнением: небоскрёбов ножницы, волчья шерсть облаков стремительных, как наша судьба, метафорой и перифразой: синяя жесть как наименование неба. Развёрнутое сравнение соположено с неразвёрнутым. Конструкция усложняется и благодаря сравнению-матрёшке, в котором облака сравниваются с волчьей шерстью, а их стремительность - с судьбой. Слово шерсть подчиняется глаголу летает и подчиняет себе словоформу облаков. Так на минимальном текстовом пространстве сочетается несколько сравнений, предмет описывается с разных сторон, вводятся новые реалии, при этом текст остаётся понятным. Здесь же употребляется менее информативный распространитель наша, когда облако сравнивается с судьбой.
