Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Язык как фактор политического воздействия
1.1. Роль и место языка в политике 11
1.2. Проблема определения границ языка политики 17
1.3. Исторический аспект исследования языка политики 23
1.3.1 Риторика как предпосылка возникновения политического языкознания 27
1.3.2. Политическое языкознание в работах современных лингвистов 29
1.3.3. Аспекты теории речевого воздействия в современных исследованиях политического языка 34
1.4. Проблема дискурса в современной лингвистике и особенности политического дискурса как части политической коммуникации 37
1.4.1. Специфика политической коммуникакции 42
1.4.2. Политический дискурс как часть политической коммуникации 46
1.5. Особенности языковых функций в рамках политической коммуникации 48
Выводы по первой главе 57
Глава II. Вербальная атака как реализация негативной прагматической установки говорящего 60
2.1. Функционирование словообразовательных моделей и компонентов в рамках вербальной атаки 62
2.1.1. Префиксация как способ образования негативно-оценочных единиц. Префиксальные имена существительные 64
2.1.2. Функционирование префиксальных имен прилагательных в текстах вербальных атак 84
2.1.3. Префиксальные глаголы в рамках вербальных атак 90
2.2. Суффиксальные образования, функционирующие в рамках вербальных атак 101
2.2.1. Функционирование суффиксальных существительных в вербальной атаке 103
2.2.2. Функционирование суффиксальных прилагательных 117
2.2.3 Степени сравнения имени прилагательного в рамках вербальных атак 125
2.2.4. Суффиксальные глаголы в рамках вербальных атак 131
2.2.5 Функционирование сложных слов в вербальной атаке 133
2.2.6. Прецедентные имена в рамках вербальных атак 158
Выводы по второй главе 167
Заключение 170
Библиография 174
Список словарей 191
Источники 192
- Роль и место языка в политике
- Проблема определения границ языка политики
- Функционирование словообразовательных моделей и компонентов в рамках вербальной атаки
- Функционирование префиксальных имен прилагательных в текстах вербальных атак
Введение к работе
Современное общество характеризуется чрезвычайной
политизированностью, следствием чего является все более возрастающий интерес основной массы населения к языку политиков, к их речевому поведению. Современная лингвистика все чаще обращает внимание на проблему манипуляции, которая проявляет себя особенно ярко именно в языке политиков. Тематика языковой манипуляции и речевого воздействия широко представлена в современных лингвистических исследованиях (Киселева Л.А. 1978, Тарасов Е.Ф. 1983, Доценко Е.Л 1996 и др.). Интерес к ней возник на фоне нового осмысления сути языкового общения и более гибкого подхода к изучению языка, начало которому было положено работами Ф.де Соссюра по дихотомии "lingua - parole". В свете этой дихотомии, а также в свете современной теории дискурса, актуальным становится исследование высказывания в контексте ситуации, которое особенно ярко позволяет разграничить, с одной стороны, языковую компетенцию как знание системы языка, использование языка (Sprachverwendung), и, с другой стороны, речевую компетенцию как умение на практике реализовать системные отношения, применение языка (Sprachgebrauch) как ситуативно обусловленную речь (Х.Д.Циммерман 1969). Очевидно, что применение языка предполагает не только владение лексической, грамматической и фонологической базой языка, но и включает такие аспекты, как личности общающихся, их ролевой и социальный статус на момент общения, намерения, осуществляемые в процессе общения, и влияние всех этих составляющих на форму и содержание высказывания и на саму систему языка.
Социальный и ролевой статус говорящего ярко проявляет себя в языке политики. Взаимодействие языка и политики происходит в рамках социально обусловленной коммуникации, при этом можно выделить два основных аспекта их соотношения:
язык обслуживает политику, являясь ее основным инструментом, т.е. политическое общение происходит с опорой на языковую систему;
политика способна не только воздействовать при помощи языка, но и оказывать влияние на сам язык, изменяя в том числе и системные отношения.
В настоящей работе рассматривается первый аспект взаимоотношений языка и политики, в частности специфическая способность языка политики осуществлять вербальные манипуляции при помощи семантически нейтральных средств, заложенных в системе языка.
В диссертационном исследовании мы исходим из того, что язык политики носит прагматический характер. Основанием для данного априорного положения является тот очевидный факт, что в политике применение языка соответствует действию. В наиболее яркой форме это проявляется в тексте закона. Но вместе с тем в обществе любое высказывание политика чаще всего расценивается как определенное действие.
Прагматический характер языка обнаруживается и в том, что всеобъемлющей задачей политического языкового действия является воздействие, проявляющееся в самых разных формах: от идеологического тоталитарного неприкрытого языкового насилия до завуалированной манипуляции. Для настоящей работы наибольший интерес представляет непрямое, опосредованное воздействие на сознание слушателя. В исследовании рассматривается прежде всего парламентский дискуссионный дискурс, в частности, вербальная атака как его составная часть. Под вербальной атакой в данной работе понимается речевой акт, представляющий собой целенаправленное резкое коммуникативно-оценочное суждение, относящееся к предмету речи. При этом особое внимание уделяется не только форме высказывания, но и его целеустановке и способности решить поставленнную говорящим прагматическую задачу.
В центре внимания впервые находится не институционально детерминированная терминология, а собственно политическая коммуникация, ее прагматическая направленность, проявляющаяся, главным образом, в трехстороннем характере коммуникации, что подразумевает воздействие не только и не столько на непосредственного адресата, сколько на третьих лиц. Такой подход к анализу политического дискурса предпринят впервые. Этим и определяется актуальность данного исследования.
Политический дискурс, являющийся объектом настоящего исследования, предполагает наличие различных форм политического общения: институциональный, пропагандистский, идеологический дискурс и др. Особый интерес для настоящей работы представляет полемический дискурс (Streitdiskurs), так как в нем наиболее полно проявляется прагматическая направленность политической коммуникации. В качестве предмета исследования были выбраны вербальные атаки, образцы которых позволяют описать такую неотъемлемую часть политического дискурса, как завуалированное речевое воздействие.
Проанализированный материал позволяет сформулировать гипотезу, согласно которой особенность политического дискурса вообще и вербальной атаки, в частности, состоит в принципиальной возможности использования не только коммуникативно-маркированных лексических единиц, но и нейтральных языковых средств для формирования негативно-оценочных суждений.
Основная цель работы заключается в попытке выявить те языковые элементы, которые участвуют в данном процессе. Достижение поставленной цели потребовало решения ряда задач:
1. Описать специфику политического дискурса и вербальной атаки как
его непосредственно составляющей части.
2. Выявить и описать прагматически наиболее целесообразные
образцы вербальной атаки.
7 3. Проанализировать соотношения языковой и прагматической составляющей вербальной атаки.
4. Выделить те языковые элементы, на основе которых осуществляется вербальная атака.
Научная новизна исследования заключается в том, что в нем теоретически осмыслена прагматическая направленность политического дискурса. Впервые выделена вербальная атака как часть политической коммуникации. В рамках исследования проведен анализ нейтральных лексических и словообразовательных элементов, сообщающих высказыванию негативно-оценочный характер.
Теоретическая значимость исследования состоит в системном описании единиц политического дискурса, определяющих его прагматическую направленность. Предлагаемый подход представляет собой новую трактовку сущности политической коммуникации и может способствовать дальнейшей разработке данной проблематики в лингвистических исследованиях.
Практическая значимость полученных результатов заключается в том, что наблюдения и обобщения, сделанные в процессе исследования, могут использоваться в курсах лексикологии, теоретической грамматики, при разработке спецкурсов по прагмалингвистике, словообразованию, стилистике.
Материалом исследования послужили более 2500 микротекстов, извлеченных методом сплошной выборки из печатных изданий политической прессы, стенограмм заседаний немецкого парламента и публицистической литературы 1970 - 2000гг.
На защиту выносятся следующие положения:
1. Современный немецкий политический дискурс обнаруживает ярко выраженную прагматическую направленность, которая реализуется прежде всего в манипулятивном воздействии на сознание не только
8 непосредственного адресата, но и, может быть в большей степени, на лиц, присутствующих при дискуссии.
2. Одной из составляющих манипулятивного воздействия в
политическом дискурсе является вербальная атака как целенаправленное
речевое действие, которое предполагает особый вид коммуникации -
трехстороннюю коммуникацию, и которую поэтому можно рассматривать
как пример завуалированного речевого воздействия.
Особенностью вербальной атаки в рамках политического дискурса является то, что она может быть реализована не только при наличии негативно-оценочных единиц, но и с опорой на нейтральные языковые элементы.
Манипулятивное воздействие в рамках политического дискурса может осуществляться с использованием словообразовательных элементов, таких как префиксы (super-, ober-, besser- и др.), суффиксы (-chen, -artig и др.), нейтральные словообразовательные основы, а также с помощью имен собственных (в том числе и прецедентных имен).
Методологической основой работы является положение о неразрывной связи языка как системы и речи как деятельности, которая определяется центральной ролью «человека говорящего». В ходе исследования использованы теоретические положения, в основе которых лежит антропоцентрический подход к изучению языка:
функциональной грамматики, разрабатываемой в трудах отечественных и зарубежных лингвистов (В.Г. Адмони, О.И.Москальская, М.Д.Степанова, А.В. Бондарко, Е.В.Гулыга, В.Г.Гак, И.Эрбен, Г.Хельбиг и
др-);
- теории речевых актов, представленной в трудах Дж.Остина, Дж.Серля, П.Грайса, Д.Вундерлиха, Э.Рольфа и др.;
теории речевой деятельности, разрабатываемой в трудах Л.С.Выготского, А.Р.Лурии, А.А.Леонтьева, А.Н.Леонтьева, Е.Ф.Тарасова, Т.М.Дридзе;
- коммуникативно-прагматической теории языка, представленной в работах Н.Д.Арутюновой, Ю.Н.Караулова, Е.В.Вольф, Е.В.Падучевой, М.В.Никитина, Г.В.Булыгиной. Е.В.Милосердовой, В.Н.Красных, Г.Вайнриха, Т. ван Дейка и др.
Для решения поставленных в диссертации задач применяется описательный метод, представленный такими приемами, как отбор, обработка и интерпретация материала, элементы когнитивно-дискурсивного анализа, а также метод трансформации.
Апробация работы. Основные положения диссертации были доложены на ежегодных докладах конференциях молодых ученых ТГУ им. Г.Р.Державина, на конференциях «Державинские чтения», «Филология и культура», а также в шести публикациях по этой теме (1997-2003 гг.)
Структура работы. Диссертация в объеме 193 страниц состоит из Введения, двух глав, Заключения и списка использованной литературы, включающего 249 наименований, в том числе 124 на иностранном языке.
Во Введении обосновывается выбор темы, ее актуальность, новизна, теоретическая и практическая значимость, ставятся цели, задачи, определяются методы, объект и предмет исследования, формулируются основные положения, выносимые на защиту.
В первой главе Язык как фактор политического воздействия вводятся основные понятия, используемые в диссертации, проводится обзор работ по проблематике исследования, описываются теоретические основания функционирования языка в политике, рассматриваются различные подходы к проблеме манипулятивного воздействия.
Во второй главе Вербальная атака как реализация негативной прагматической установки говорящего описывается специфика вербальной атаки, особенности ее функционирования, способы реализации в ней негативно-оценочного компонента.
10 В Заключении подводятся итоги исследования, обобщаются практические результаты, делаются теоретические выводы и определяются перспективы дальнейшего исследования.
Роль и место языка в политике
Главной задачей языка, как известно, является создание, хранение и передача информации, осуществление процесса коммуникации и обеспечения связи поколений, а следовательно, прогресса человечества. Язык - это и орудие мышления, и средство общения. Язык принадлежит человеку и подчиняется ему. Он рассматривается людьми как данность, как нечто естественное, что становится собственностью каждого из нас по мере овладения в процессе онтогенеза. По определению Р.М.Блакара, «мы реально живем и действуем внутри мира языка» (Блакар 1987: 88).
Неоценима роль языка в общественной жизни: «большинство из того, что происходит в социальной сфере, опосредуется языком» (Ушакин 1989). В идеале язык призван обеспечивать естественный бесконфликтный общественный прогресс, поддерживаемый успешной коммуникацией. По теории Аристотеля, само государство возникло как «некое общение», общение ради удовлетворения общих интересов, или «человеческое общение в наиболее совершенной его форме, дающей людям полную возможность жить согласно их стремлениям ...» (Аристотель 1983: 403). Благодаря языку человек является существом общественным, а согласно Аристотелю, существом политическим и способным управлять во имя некоего «высшего блага», которое, в свою очередь, «относится к ведению важнейшей науки, т.е. науки, которая главным образом управляет». Аристотель говорит здесь о «науке о государстве, или политике», которая обязана своим возникновением как социального явления общению, а следовательно, языку (см.: Аристотель, 1983).
Существование тесной связи и взаимозависимости языка и политики является одной из актуальных тем научных работ не только в области политологии, социологии и философии, но и лингвистических исследований.
В основе сопоставимости политики и языка лежит их генетическая общность: и язык, и политика - явления общественные, они возникли и изменяются вместе с появлением и развитием человеческого общества. История показывает, что язык является одним из важнейших факторов осуществления политики, порождающим ее и, в то же время, подчиняющимся ей. Язык был и остается инструментом власти, на котором, по словам Р.М.Блакара, «играет тот, кто им пользуется» (Блакар 1987: 86).
Политика как наиболее всеобъемлющее социальное явление, управляющее основными сферами жизни, характеризуется стремлением к единению государства и общества. Реализуется данная установка в подавляющем большинстве случаев при помощи языкового общения как наиболее действенного средства, имеющегося в распоряжении политической власти. А.А.Леонтьев подчеркивает: «... общение посредством языка есть наиболее прямой, наиболее действенный путь к преобразованию сознания. Через значение слов (и других языковых знаков) мы можем воздействовать на предметное значение слова, т.е. на то, как человек осознает предмет и явление в действительности ...» (Леонтьев 1983: 27). Именно «преобразование сознания» людей, общества в целом путем изменения глубинных концептуальных конструкций, или «модели мира», манипуляция сознанием является залогом успешной политики. Г.Клаус отмечает в этой связи: "Die Sprache der Politik hat letztlich das Ziel, die Verhaltensweise von Menschen zu beeinflussen (zu stabilisieren oder zu andern)" (Klaus 1972: 79) Язык выступает проводником идеологических концепций, необходимых государству для поддержания и обоснования своего существования на определенном этапе развития общества. Нередко в политике слово заменяет дело; существует даже точка зрения, что кризисная политика характеризуется обилием слов, в этом случае, по словам К.Д.Брахера: «...Herrschaft wird sprachlich zementiert» (Bracher 1979: 97). В целом любое политическое действие сопровождается действием языковым, адресатом которого выступает прежде всего общество. Оно направлено на осуществление конкретной прагматической задачи: поворот общественного сознания в необходимом власти направлении, оправдывающем данное действие. В. Дикманн пишет: «Handeln nur so lange politisches Handeln ist, als es sprachliches Handeln ist» (Dickmann 1975: 25).
В процессе достижения собственных задач политика использует все доступные языковые средства. В частности, одним из важнейших факторов выступает выбор слов и выражений, приобретающий характер политического действия. P.M. Блакар отмечает в этой связи: «Причина того, что выбор слова или фразы представляет средство или инструмент власти, состоит в том, что одно и то же явление может быть выражено несколькими синонимическими способами..., подчас в очень тонких различиях между так называемыми синонимическими выражениями заключен один из наиболее важных инструментов отправителя» (Блакар 1987: 102).
Виртуозное владение языком, способность превратить слово в орудие является одним из необходимых качеств профессионального политика, будь то рядовой депутат или политический лидер. Политику делают политики, а политиков делает слово. Недаром Аристотель отмечал красноречие как одно из наиболее почитаемых умений в государстве, наряду с умениями в военоначалии и хозяйствовании (см.: Аристотель, 1983), а В.И. Даль определял политика как человека скрытного и хитрого, умеющего наклонять дела в свою пользу, кстати молвить и вовремя смолчать (Даль, 1882: Т.З: 261). В современном мире, как никогда раньше, деятельность политика ассоциируется прежде всего с вербальной деятельностью. Так, немецкий филолог М. Грейффенхаген, занимающийся вопросами взаимодействия языка и политики, отмечает степень значимости уровня владения языком для политика: «Dabei bewegt sich Politiker in verschiedensten Sprachfeldern, Sprachebenen und Sprachspielen. Je mehr von ihnen er beherrscht, desto besser fur ihn» (Greiffenhagen 1980: 9)
Проблема определения границ языка политики
Языковые отношения были и остаются одним из решающих факторов политики, что в первую очередь отмечается в исследованиях, посвященных проблеме взаимоотношений языка и политики (Dickmann 1975, 1980; Bergsdorf 1978, 1983; Heringer 1982, 1989; Holly 1990; Klein 1989; Kuhn 1983, 1991; Крючкова 1983; Шейгал 2000 и др.). Обладая неограниченными возможностями как средство манипуляции, язык является наиболее мощным и, в то же время, более безопасным средством в политике, чем, например, оружие. В.Холли подчеркивает в этой связи: «Die sprachliche Ausiibung von Politik ist fur Machttechnicker zwar kein Kriterium, aber natiirlich moralisch besser als Gewaltausiibung, zudem ist sie in vielen Fallen effektiver» (Holly 1990: 8).
Использование языка в той или иной сфере деятельности человека придает ему специфические черты, на основе которых происходит формирование специализированного или профессионального языка. Но если научная или профессиональная сфера абсолютно четко определяют специальный тезаурус, функционирование которого ограничено рамками соответствующей деятельности (язык лингвистики, язык программирования, язык летчиков и т.п.), то в отношении языка политики такое ограничение представляется довольно сложной задачей. До настоящего времени не решена проблема отнесения языка политики к специальному или профессиональному языку, хотя не подвергается сомнению наличие ряда специфических черт, определяющих его функционально-стилистические особенности, не свойственные повседневному непрофессиональному общению.
Нерешенность проблемы, связанной со степенью специализированное языка политики, не позволяет дать четкого и однозначного его определения.
Одни из основоположников политического языкознания Г.Ласвелл и Н.Лейтерс дали языку политики следующее общее и неконкретное определение: "Die Sprache der Politik ist Macht. Sie ist die Sprache der Macht. Sie ist die Sprache der Entscheidung. Sie stellt Entscheidimgen fest und verandert sie. Sie ist Schlachtruf, Verbot unh Statut, Befehl und Regel, Amtseid, widerspriichliche Nachricht, Erlauterung und Debatte" (цит.по: Bergsdorf 1978: 49). Данное определение представляет собой скорее эмоциональное высказывание, чем дефиницию. Трудности в определении того, что представляет собой «язык политики», проявились в том, что и в более поздних попытках дать дефиницию на первый план выходит эмоциональное восприятие автором определяемого предмета, как, например, в следующем определении Э. Лейнфеллера: "Die politische Sprache ist ein Jargon der Regierung, dessen Zweck es ist, zu beeindriicken, zu verbergen oder zu verwirren"(Leinfeller 1977: 22).
До настоящего времени авторы не дают однозначного определения языка политики. Часть из них опирается на фактическую близость языка политики и языка повседневного общения, обращая внимание на процесс политизации нейтральной лексики. В частности, Т.Б.Крючкова отмечает, что «в определенных контекстах то или иное идеологически нейтральное слово может получить идеологическую окрашенность (потенциально политическая лексика)» (Крючкова 1989:17). Этой же точки зрения придерживается В.Бергсдорф, который пишет: "Die Sprache der Politik ist eine Sprache der Begriffe. Selbst wenn sie Worter aus der Alltagssprache entleiht, verleiht sie ihnen oft den Rang von Begriffen. Sie verlieren diesen Rang dann, sobald sie aus dem politischen Kontext entlassen werden" (Bergsdorf 1991: 22). При этом авторы подчеркивают такое свойство языка политики, как его способность придавать нейтральным единицам (разговорного языка) статус политического термина: Klasse, Kolonne ("funfte Kolonne"), Markt, Rat usw. (Ср. в русском языке: перестройка, гласность и т.д.).
Другие авторы ограничивают понятие «язык политики» специальной терминологией политических институтов. И.Клаус определяет язык политики как средство укрепления политических институтов- «ein Mittel zur Festigung von politischen Institutionen": „Jede politische Institution hat ihre besondere Sprache, sie besteht aus der Umgangssprache, die um bestimmte eigene Termini bzw. um Bedeutungen vermehrt ist, die von denen entsprechender umgangssprachiger Worter abweichen" (Klaus 1972: 66). В данном случае авторы сосредотачиваются на надличностном, формально-деловом общении в рамках политических институтов. В.Бергсдорф предлагает, в частности, рассматривать функционирование языка политики в рамках пяти, так называемых, полей, представляющих собой отражение основных сфер общения в рамках любой политической системы.
Функционирование словообразовательных моделей и компонентов в рамках вербальной атаки
Известно, что задачей словообразования является развитие словарного фонда языка, в частности, процессы номинации и формирования связей внутри частей речи и между ними. Специфические для каждого языка способы и средства словообразования обеспечивают механизм именования вновь возникающих предметов, явлений и их признаков, а также модификацию устаревших понятий и грамматических форм. В целом словообразование связано как со структурными, так и семантическими изменениями. П. Айзенберг пишет: „Wortbildungsregularitaten bestimmen die Struktur von Wortern mit ihrer Formseite und Bedeutungsseite" (Eisenberg 1998: 202). Морфологические модификации способны не только изменять или дополнять значение слова, но и придавать ему новые коннотации, влиять на его эмоционально-экспрессивную направленность. Эту специфическую черту словообразования еще в 1953г. отмечала М.Д. Степанова: «Словообразование широко используется не только для создания новых слов, но и для выражения отношения говорящего к данному предмету, для определенной экспрессивной оценки предметов и явлений действительности (Степанова 1953: 88). Благодаря этому словообразование покрывает потребность не только в новых словах и формах, но и в новом выражении чувств и эмоций, что объясняет многочисленные случаи индивидуального окказионального словотворчества. И. Эрбен подчеркивает, что в ряде случаев имеющееся в языке «старое» слово становится недостаточным, узким для самовыражения, самореализации говорящего и тогда он прибегает к словотворчеству. Автор, в частности, пишет: «Oft geniigt einem einfach der alte Ausdruck nicht mehr, er ist «abgenutzt», zu wenig anschaulich, nicht ausdrucksstark genug, oder er enthalt eine bestimmte Wertung und Sehweise, die man nicht mehr fur angemessen halt, sondern durch eine andere zeitgemape ersetzen will» (Erben 1983: 19).
Тем самым процесс словообразования связан не только с конкретным лексическим или грамматическим значением новообразования, но и с более широкими семантическими процессами, в частности, с выражением субъективной оценки, с экспрессивной силой слова, с различными переосмыслениями, , составляющи прагматическое значение слова. Н.А. Севидова, рассматривая особенности функционирования словообразовательных элементов в современном немецком языке, придерживается точки зрения, что «словообразовательные элементы обладают большими потенциальными возможностями для выражения прагматических аспектов» (Севидова 2002: 5).
По своим основным характеристикам политика относится к тем сферам человеческой деятельности, где преобладает эмоционально-оценочный компонент. Словообразование становится подчас языковой стратегией, что делает слово орудием, как подчеркивают авторы, занимающиеся вопросами политического языкознания. И.Эрбен пишет: «Die Sprache der Werbung und Propaganda bedient sich gezielt neuer Worter, um Aufmerksamkeit zu wecken (Reizfunktion), die jeweilige Ware oder Politik durch gewunschte Assoziationen in ein giinstiges Licht zu riicken bzw. anderes polemisch abzuwerten. Neuworter ...dienen ...zur Selbstbehauptung, zur Starkung des eigenen GruppenbewuPtseins und zur Abgrenzung gegenuber anderen...» (Erben 1983: 19). Одним из способов, позволяющих выразить указанные значения, выступает префиксация.
Известно, что префиксация - очень древний, но до настоящего времени продуктивный способ словообразования, сущность которого заключается в том, что корню слова предшествует словообразовательная морфема, изменяющая лексическое значение слова. Морфема-префикс не влияет на принадлежность слова к тому или иному грамматическому классу, ее значение, как правило, универсально для всех частей речи. Префиксы относятся к форматным, служебным словообразовательным элементам. «Семантической особенностью префиксации является то, что обобщается определенный признак, свойственный ряду предметов или явлений» (Степанова 1953: 72, см. также: Erben 1983: 28, Eisenberg 1998: 201).
Немецкий язык располагает не очень большим константным числом префиксов, продуктивных и на современном этапе. С точки зрения немецких филологов, появление префиксов в диахроническом плане связано со служебными и знаменательными частями речи, имевшими самостоятельное значение и входившими в состав сложного слова. В. Юнг пишет: "Prafixe waren fruher selbstandige Prapositionen oder Prapositionaladverbien, bildeten also Zusammensetzungen. Wie die Ableitungssuffixe kommen sie heute nicht mehr selbstandig vor" (Юнг 1996: 408). Вероятно, именно этим объясняется тот факт, что большинство немецких приставок значимы. По мнению П. Айзенберга, «ядерными» (Kernbereich) для немецкого языка являются префиксы erz-, mi3-, un-, ur- (Eisenberg 1998: 237).
В практике вербальных атак как особой ниши политического дискурса префиксы также занимают определенное место. Априорно можно утверждать, что из всего комплекса префиксов, свойственных немецкому языку, в анализируемых языковых единицах будут преобладать семантические элементы, позволяющие в совокупности придать высказыванию негативный характер с целью решения им прагматической задачи адресата.
Выражение негативности или отрицательности (Negation) в немецком языке традиционно закреплено за префиксами un-, a-, anti-, in-, pseudo-, mif}-. Известно, что на практике наиболее частотным элементом является префикс un-, который отмечается в словообразовании немецкого языка как продуктивный и частотный префикс имен существительных и прилагательных. Негативное действие, как правило, обозначается глаголом с префиксом mip-.
Функционирование префиксальных имен прилагательных в текстах вербальных атак
В словообразовании прилагательных используются те же префиксы, что и у существительных. В качестве отрицательного префикса наибольшее распространение имеет префикс un-, придающий прилагательному ту же отрицательную, негативную семантику, как и у имени существительного. Как правило, такое прилагательное имеет положительный антоним, служащий основой префиксального слова. М.Д.Степанова отмечает, что значение прилагательного с приставкой un- сходно с отрицанием признака при помощи частицы nicht , однако отрицание с un- «обычно категоричнее, и указывает на признак прямо противоположный признаку, выраженному данным прилагательным, в то время как nicht лишь отрицает наличие данного признака у того или другого предмета» (Степанова 1953: 229).
Возможно, наличие именно этой категоричности в отрицании или негативности признака объясняет функционирование в текстах вербальных атак преимущественно отрицательных прилагательных с префиксом un-, в то время, как другие негативные префиксы, имеющиеся в немецком языке: in-, a-, anti-, pseudo-, используются гораздо реже и в текстах вербальных атак не отмечены. Кроме того, тексты вербальных атак в целом содержат достаточно низкое число префиксальных прилагательных, и, в отличие от существительных, среди них не встречается ярких новообразований и окказионализмов. Это связано, очевидно, с тем, что признак, выраженный именем прилагательным, и наименование, выраженное, соответственно, именем существительным, обладают различной степенью эмоциональной наполненности и эффективности при формировании оценки. Существительное, по сравнению с прилагательным, обладает большей экспрессивностью и способно дать более сильную негативно-оценочную характеристику, так как обладает способностью обобщить признак, придать ему всеобъемлемость, ср., например: unaufmerksam - die Unaufmerksamkeit (невнимательный) - (невнимательность); unbedacht - die Unbedachtheit (необдуманный) - (необдуманность); unfrei - die Unfreiheit (несвободный) - (несвобода, неволя) и др. Использование префиксальных прилагательных в рамках вербальных атак объясняется тем, что наличие негативного прилагательного с un- также однозначно дает объекту отрицательную характеристику, как, например, в следующем высказывании: Anerkannt unfahige Besetzung eines Ministerpostens (PbP: 148).
Негативный характер данного высказывания связан прежде всего с употреблением префиксального прилагательного unfahig, имеющего значение «неспособный, не в состоянии (что-то делать), без способностей (Wahrig: nicht fahig, nicht imstande (etw. zu tun), ohne die Fahigkeit (etw. zu tun)). Говорящий использует его для характеристики министра экономики ФРГ Г. Рексродта, которая в целом указывает на его полную несостоятельность. Выражение unfahige Besetzung eines Postens, благодаря прилагательному unfahig, получает значение профессионального несоответствия, т.е., с точки зрения говорящего, объект не способен по определенным причинам, чаще личностного плана, занимать какой-либо пост. Обвинение в несоответствии должности министра может рассматриваться как чрезвычайно низкая оценка деятельности политика. При этом говорящий усиливает негативность оценки, включая в рамки определения наречие anerkannt - «признанный, неоспоримый», придающее оценке всеобъемлющий характер. Говорящий показывает, с одной стороны, что не он один считает министра Рексродта «плохим, несостоятельным» министром, с другой стороны, наречие выступает интенсификатором негативной оценки, заложенной в высказывании.
В качестве интенсификатора при выражении негативного признака может выступать и превосходная степень сравнения: Sie haben nicht das mindeste Recht, die Angehorigen der Bundeswehr mit Ihrer eigenen, hochst unwichtigen Person zu identifizieren (PbP: 66). Для того, чтобы показать ничтожество критикуемого лица, говорящий прибегает к интенсивной эмоциональной характеристике, которая включает в себя, помимо негативного прилагательного с префиксом un-, другие компоненты, усиливающие отрицательность объекта. Так, высказывание начинается достаточно вежливо и уважительно. Выражение mit Ihrer eigenen Person может быть ироничным, но в оценочном плане оно достаточно нейтрально. Однако уточнение hochst unwichtigen придает высказыванию не просто ироничный, а глубоко уничижительный характер. Сочетание unwichtige Person само по себе довольно резко, так как прилагательное unwichtig - неважный, незначительный — уже принижает какую-либо заложенную в слове die Person значимость и на первый план выступает негативно-оценочная характеристика. В рамках высказывания эта негативность усиливается при помощи прилагательного hoch в превосходной степени сравнения.
Как известно, превосходная степень используется для обозначения крайнего проявления качества, как положительного, так и отрицательного: am besten - am schlimmsten. В данном высказывании суперлятив hochst входит в состав определения и служит интенсификатором негативной оценки, заложенной в семантике прилагательного unwichtig. В итоге характеристика hochst unwichtige Person - «в высшей степени неважная персона» является крайне негативной оскорбительной, в противовес положительному устойчивому сочетанию eine sehr wichtige Person, которое характеризует определенное статусное положение. Необходимо отметить, что данную негативную характеристику говорящий адресует министру обороны, высокий статус которого, в отличие от рядового гражданина, предполагает важность и нужность этого лица в обществе (eine sehr wichtige Person). Такой экстралингвистический фактор, как важный политический пост, служит в данном случае также усилению негативности оценки. Говорящий явно выражает свое презрительное отношение к объекту высказывания, подчеркивая, что высокий должностной статус не является показателем хорошего, достойного политика (ср. русс, поел.: Не место красит человека, а человек место). В целом, высказывание негативно характеризует объект речи, в том числе и его личностные и деловые качества, не соответствующие выполняемой им роли. Этому способствует как использование отрицательного прилагательного unwichtig, так и суперлятива hochst.
Вообще использование превосходной степени сравнения прилагательных характерно для вербальной атаки: Der unserioseste aller bisherigen Kanzlerkandidaten (PbP: 104). Здесь в превосходной степени стоит само прилагательное с префиксом Ш1- unserios — несерьезный. Для кандидата в канцлеры «несерьезность» - не самая негативная черта. Говорящий высказывает скорее свое собственное мнение по поводу шансов данного кандидата стать канцлером. Если рассматривать прилагательное unserios в значении "nicht ernst gemeint" — «не принимаемый всерьез», то можно считать его определением, негативно характеризующим политика как слабого кандидата в канцлеры, недостойного, никогда не бравшегося в расчет. Превосходная степень сравнения, которую использует автор высказывания, только усиливает эту негативность, оценивая объект речи как самого плохого кандидата, не имеющего никаких шансов.
