Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Концептуальные подходы к интерпретации категорий аффективности в речевой деятельности
1.1. Методологические основы лингвистического поиска 14
1.2. Психологическая интерпретация категории аффекта 31
1.3. Лингвистическая интерпретация концепта эмоции 38
1.4. Психолингвистические принципы описания психоэмоциональных состояний 48
Выводы 57
Глава 2. Конфликтные психоэмоциональные состояния в языковом воплощении
2.1. Экспериментальные возможности исследования аффекта в лингвистике 61
2.1.1. Описание выборки 64
2.1.2. Диагностические процедуры изучения психоэмо циональных состояний 65
2.2. Языковая репрезентация аффективной категории 67
2.2.1. Ассоциативный эксперимент 67
2.2.2. Лингвистические предпочтения 72
2.2.3. Семантика образа в ТАТ 85
2.3. Дискурсивные возможности отражения психоэмоциональных состояний 93
Выводы 100
Заключение 103
Литература 106
Приложения 118
- Методологические основы лингвистического поиска
- Психолингвистические принципы описания психоэмоциональных состояний
- Ассоциативный эксперимент
- Дискурсивные возможности отражения психоэмоциональных состояний
Методологические основы лингвистического поиска
В современной лингвистической науке происходит процесс освоения новых методологических принципов. Сегодня сосуществуют две научные парадигмы: классическая, основанная на принципах линейности, каузальности, и постклассическая, или нелинейная.
На переходе столетий опыт человечества фиксируется в виде амбивалентного состояния, указывая на сосуществования двух научных парадигм: естественнонаучной (экспериментальной) и гуманистической (о проекции принципов этих парадигм на лингвистические исследования см. Сусов, 1987). Сосуществование этих двух научных парадигм иллюстрирует общую тенденцию научного поиска - от сайентистской ценности (середина XX века) к гуманистической (конец XX века). Данная тенденция получила оформление в коммуникативно-прагматическом подходе к изучению языка. Пиком исследования данного подхода явилось исследование личности в ее языковом воплощении. Постановка личности в центр изучения открывает одну из самых глубоких и неисчерпаемых страниц в познании человека.
Появление синергетического подхода как утверждение нелинейной парадигмы свидетельствует об углублении представлений о процессуальности бытия. Да и само развитие научного знания носит нелинейный характер. Еще в конце 19 века А. Бергсон и В. Дильтей сформировали представления о возможности постижении реальности как через интеллект, так и через интуицию. Данное противопоставление нашло подтверждение в конце XX века, когда естественнонаучный, или эмпирический, образ познания в работах трансперсональной психологии получил название хилотропного модуса, т.е. способа познания, ориентированного на материю. А холотропный модус ориентирован на постижение целостности, которая включает как рациональное, так и иррациональное в процессе познания (подробнее о соотношении модусов познания см. Гроф, 1993). Соотношение способов познания - сайен-тистского (экспериментального) и гуманистического (целостного) - позволяет уравновесить тенденциозность в развитии науки, которая проявляется в общественной жизни в виде автоматического конформизма, технократизма, прагматических принципов, т.е. что в практике полезно, то в теории и истинно. Уравновешенность проявляется также и в соотношении дифференциальной и интегральной стратегий исследований.
В рамках холотропного (целостного) подхода рассматривают знаково-символическую деятельность человека как медиатор, связывающий мир человека и мир космоса. Речевая деятельность сигнализирует об эволюционном уровне человеческого сознания, которое понимается как синергетизм двух сфер: сознательного и бессознательного в человеке. Лингвистика выступает инструментом в изучении механизмов опосредования через знаковые структуры содержания сознания. Практически мы не изучаем мир, скорее описываем способы его постижения. Для этого изготавливается инструмент в виде концепций (системы концептов, связанных по законам логики), в основе которых зачастую лежат мифы о возможности объективного познания мира, когда объект выступает якобы независимо от исследователя; и миф в лингвистике в виде прагмалингвистической теории, отдающей приоритет пониманию, а не объяснению и предсказанию, как в экспериментальной парадигме. Эти тенденции представлены в теории языка двумя подходами - тексто-центрическим (экспериментальным) и автороцентрическим (гуманистическим). Во избежание тенденциозности в теории языка эти два подхода создают противоречие, позволяющее уравновесить склонность сознания исследователей идентифицировать себя пристрастно с некоторой теорией.
Автороцентрический подход в лингвистике позволяет говорить об особенностях коммуникативного поведения, измеряемого в таких параметрах, как социальные сферы реализации личности: производственно-институциональная, обслуживания, досуга, семейно-бытовая, окказиональ 16 ная; как темы по степени релевантности: нейтральные, предметно-профессиональные и личностные; типы или образцы диалогического поведения: аффилятивный, интерпретационный, интервью, инструментальный; а также иллокутивный потенциал речевых действий. Параметры отношений представляет интерперсональная модальность в форме коллокутивных актов, отражающих отношения между партнерами по коммуникации - солидарные, подчинительные, отбрасывающие, снисходительные (подробнее см. Сухих, 1998).
Текстоцентрический подход может быть представлен параметрами, ориентированными на различные уровни. Так, когнитивный уровень измеряется особенностями экспликации скриптов и фреймов в тексте, т.е. уровнем эпизодичности или отклонения от стандартной схемы. Семантический уровень представлен параметрами динамичности-статичности пропозиций, а тектонический уровень - степенью абстрактности и конкретности лексических единиц, залогом, распространенностью схемы предложения, типами синтаксических связей, степенью экспликации полной стандартной формулы предложения.
«Для развития лингвистики существенным может оказаться оппозиция «становящегося» или сложившегося, таких как система языка и культурного контекста, и «становящегося» как дискурс личности в коммуникации» (Сухих, 2002:96).
Языковая личность может изучаться более продуктивно в рамках постклассической картины мира. Сравним основные параметры классической и постклассической картин мира: необратимость-обратимость, закрытость-открытость, детерминизм-случайность, равновесие-неравновесие, линейность-нелинейность, предсказуемость - непредсказуемость (подробнее об особенностях постклассической картины мира в синергетической модели см. Василькова, 1999:29). Некоторые принципы использования синергетической модели в анализе постмодернистского дискурса использовались Лучинской Е.Щ2002). Кроме учета требований синергетической модели при изучении личности в семиотической реализации, вероятно, небезынтересным может оказаться антропный принцип как противовес антропоцентризму. Суть его сводится к признанию того факта, что человек выступает медиатором, а также знаком сознания более высокого порядка. При этом целостная природа человека как космического, социального и природного единства проявляет его истинные сущности в духовности, разумности сознательности, деятельности и психологичности (Александров, 1999). На возможность проекции данного принципа на лингвистическую сферу указывал И.П. Сусов (1998).
Семиотическая личность выступает интегративным звеном этих двух подходов, реализуя тем самым принцип единства сознания и деятельности. Специфика возможного исследования состоит в установлении особенностей письменной личности и ее устного поведения. Основное направление предполагает установление психологических коррелятов выбора личности в использовании тех или иных семиотических структур. Сложность решения данной проблемы отражена в процессе становления теории личности. Какие переменные при этом оказываются релевантными в знаковом способе опредмечивания или овеществления? На этот вопрос найти определенный ответ очень трудно.
Так, для нахождения корреляций между психологическими моделями личности и лингвистическими факторами Н.Д. Кулишова(2001) использует индексы качеств психики личности, разработанные К.Г. Юнгом (1995), но переведенные в плоскость практического использования Изабель Майерс и Катариной Бриггс (подробнее см. Крегер, Тьюсон, 1995; Тайгер, 2000). Но в данном случае просматривается в большей степени линейная зависимость между двумя переменными психологической и лингвистической сферы. А не могут ли психоэмоциональные состояния давать такую корреляцию?
Учет различных факторов и их нагруженность, влияющие на предпочтения языковых форм, позволит, вероятно, более полно описать языковую или семиотическую личность. Однако здесь существуют ограничения, связанные с моделью личности. Если семиотическую личность понимать в ее статическом измерении, то особых проблем не возникает при описании ее знакового поведения, если же брать личность в ее динамическом измерении, то корреляционные зависимости между ее психологическими и лингвистическими переменными приобретают статус вероятностных.
Однако для нашего исследования оказывается релевантной первая модель (статическая), когда психоэмоциональное состояние - это не переменная величина, а постоянная, т.е. является чертой личности или константной величиной, хотя синергетический подход (нелинейность протекания процессов) утверждает принцип нестабильности, т.е. на первый план выносится динамика. Так, И. Пригожий и И. Стенгерс пишут: «Мозг - это сама нестабильность. Разумеется, такая неустойчивость головного мозга отнюдь не случайна, она следует из той роли, которую биологическая эволюция отвела нашей центральной системе, нашему наиболее чувствительному интерфейсу с внешним миром. Теперь мы находимся очень далеко от предсказуемого мира ... наш подход к миру природы становится не столько обобщающим, сколько разведывающим. Одна и та же система в зависимости от обстоятельств обнаруживает предсказуемое или хаотическое поведение. Что касается живых систем, то они полностью используют это разнообразие» (1999:90).
Психолингвистические принципы описания психоэмоциональных состояний
Изучение эмоциональной сферы личности в ее знаковом проявлении предполагает опору на выработанный в лингвистике подход - подход к языковой личности. Этот подход в изучении языковой личности, опираясь на знаковые структуры, переходил к более фундаментальным факторам, детерминирующим особенности знакового конструирования. При этом центральным качеством языковой личности выступала совокупность способностей к созданию и восприятию речевых произведений (текстов), различающихся по степени и глубине отражения действительности, по целенаправленности (Караулов, 1987:245). Языковая личность изучается с двух позиций, с позиции ее идеолектичности, т.е. индивидуальных особенностей в речевой деятельности, и с позиций воспроизводства культурного прототипа (Воркачев, 2000:33). Для целей настоящего исследования существенен идеолектичный подход, учитывающий языковые факторы и их психологические корреляты.
Для лингвистики доминирующим на сегодняшний день оказывается номотетический взгляд, учитывающий поиск типологических, общих для всех способов символического воплощения языковой личности. Для субъективной же семантики в психологии более важным оказывается идеографический подход, заявляющий об «...уникальной сигнальной способности индивида» (Лири, 2002:213). Нахождение типического, обобщенного как проявление абстракции или конструкта, принимается большинством лингвистического сообщества за реальность. Выявляют «английскую языковую личность» (Козьмина, 2001), «языковую личность телеведущего» (Канчер, 2002), «языковую личность в исторической перспективе» (Тхорик, 2000). И даже существующие заявки на изучение идеолекта (Мальцева, 2000) остаются декларативными в рамках сложившейся традиции.
Однако приближение к реальным качествам личности имеет тенденцию и в лингвистике. Кулишова Н.Д. (2001) выявляет психологические переменные, представленные в индексах Майерс-Бриггс, в их проекции на лингвистическую плоскость. Оба подхода - номотетический и идеографический -сосуществуют и отражают разные исследовательские тенденции - дифференциальные и интегративные. Интегративный подход предполагает исследование «от межсистемных отношений к типам и от типов к системным свойствам», а дифференциальный подход - «от свойств к типам, от типов к межсистемным отношениям» (Колесников, 1996). Попытка обнаружить взаимосвязь между аффективным состоянием и его лингвистической проекцией предполагает использование ее трех основных параметров, в которых можно измерять эти проявления, - лексикона, предложения, текста. Ассоциативный эксперимент позволяет получить данные об особенностях организации лексикона реципиентов экспериментальной и контрольной групп. Описание картинок по методике ТАТ позволяет получить доминирующие образы, сигнализирующие о скрытой мотивации, аффективных коплексов на основе анализа символов и образов. С помощью опросника лингвистических предпочтений можно получить эмпирический материал. При этом, «предложения как конструктивная единица» отражают в особенностях своего построения влияние аффективных факторов. В пересказах содержания рассказа О. Генри «Чародейные хлебцы» реципиенты дают дискурсы как комплексные единицы, в которых реализуются как когнитивные, так и коммуникативные структуры.
В нашем представлении различаются уровень лексикона и уровень тезауруса; соответствующий обыденному сознанию - лексикон, а научному (рефлексивному) - тезаурус. Коннотативное значение в словах - реакциях сигнализирует о скрывающихся за этими компонентами оценочно-эмотивных значений. Степень дифференцированности образа косвенно несет информацию об «артикулированности индивидуального стиля ... Люди с высокой степенью дифференциации лучше владеют эмоциями, склонны отстаивать свою точку зрения, несмотря на авторитеты» (Моросанова, 2001:25).
В тексте находят отражение как внешние условия общения, так и объективируемый внутренний мир человека. При этом даже сам выбор или предпочтение тех или иных языковых форм для совершения того или иного типа речевого действия может сигнализировать о более глубоких иерархических уровнях индивидуальности, например, о характере, темпераменте, установках, когнитивном стиле.
В рамках прагмалингвистики имеются попытки построить модель корреляций факторов текстовой деятельности и типа личностей (Сухих, 1988). Как показало исследование, моделирование языковых личностей на основе лингвистических критериев возможно, но в отрыве от психологических свойств не отвечает требованию принципа психологической релевантности. Однако для лингвистики оказались более значимыми дискурсивные параметры, которые скорее отражают социокультурные условия, нежели психологические переменные (van Dijk, 1980:70-98; Барасина, 1997:24).
Рассматривая особенности варьирования пропозиционального содержания на формальном уровне, Ван Дейк отмечает, что это варьирование обусловливается свойствами характера, состоянием души коммуниканта, такими, как терпение, нетерпение, досада, учтивость, покорность, наглость, властность, авторитетность и т. п. Однако данные замечания намечают только перспективу, которую необходимо конкретизировать через эмпирические исследования. Такие же общие рассуждения о возможности построения речевого портрета личности на основе лексико-грамматических, когнитивных и ин-тенционально-интерактивных уровней организации дискурса личности мы обнаруживаем в работах по конкретизации данных методологических установок (Пушкин, 1989:49). Данный способ структурирования оказался продуктивным в изучении «авторитарной языковой личности» (Пушкин, 1990:55). Однако в реальности был учтен только интенционально-интерактивный уровень анализа дискурса. Опора на интегративный подход, понимание языковой личности как текста, «провоцирует» лингвистов на подведение языковой личности под суперкатегорию, суть которой заключается в синтезе психологических и лингвистических модусов (Буянова, Рыбникова, 2000: 42-43). Однако для лингвистического подхода ведущим в исследовании являются эмпирические, языковые данные, а не генерализированные факторы, как это имеет место в психологии.
Когнитивный и лексико-грамматической уровни репрезентации получили развитие в концепции Сухих С.А. (1998). Для эмпирических целей настоящего исследования релевантным оказывается понятие «черта языковой личности». Под языковой чертой понимается повторяющаяся особенность вербального поведения человека, склонного к определенному способу его реализации на экспонентном (формальном), субстанциональном и интенциональном уровнях дискурса. Языковая личность понимается как сложная многоуровневая функциональная система, включающая уровни владения языком (языковую компетенцию), владения способами осуществления речевого взаимодействия (коммуникативную компетенцию), и знания мира (тезаурус). Идею многоуровневости языковой личности отстаивает А.В. Пузырев, указывая на такие ее ипостаси, как мыслительная (доминирующие в обществе архетипы сознания), языковая (степень «развитости и особенности используемого языка»), речевая (характер наполнивших время и пространство текстов), коммуникативная (соотношение коммуникативных и квазикоммуникативных, актуализаторских и манипулятивных типов общения) (1997:113).
На экспонентном (формальном) уровне языковая личность проявляет себя как активная или созерцательная, персуативная, хэзитивная или голословная; на субстанциональном уровне ей присущи качества конкретности или абстрактности; на интенциональном же уровне языковая личность характеризуется такими чертами, как юмористичность или буквальность, конфликтность или кооперативность, директивность, центрированность или децентрированность (Сухих, 1998 ).
Каждый из уровней языковой личности находит отражение в структуре дискурса, который имеет соответственно формальный или экспонентный, субстанциональный и интенциональный аспекты. Экспонентный уровень дискурса охватывает все многообразие словообразовательных и синтаксических структур, связь между элементами предложения и самими предложениями, а также грамматическую категорию залога, распространенность предложения, способы соотнесения субъекта и предиката в предложении, т.е. на экспонентном уровне дискурса проецируется языковая компетенция личности. На субстанциональный уровень дискурса, включающий в себя семантические параметры темы (способы развития темы, объемы референции семантических единиц, когерентность развития темы), проецируются структуры тезауруса языковой личности. И наконец, уровень интенциональнои организации дискурса, куда входят система речевых действий, диалогическая модальность, коммуникативные схемы и стратегии, отражает уровень коммуникативной компетенции субъекта языкового общения.
На формальном, или экспонентном, уровне могут быть выделены корреляции между вербальными признаками и дискурсивным уровнем языковой личности, что и составляет сущность самой черты. Так, при построении дискурса субъект общения предпочитает конструкции со значением динамичности или статичности, активности или пассивности. Это зависит от таких черт или факторов, как активность или созерцательность. Формальные их маркеры - глагольные формы со значением категории активности, действия-процесса, а также предпочтение предикативных единиц номинативным и, соответственно, употребление пассивных конструкций, статальных предикатов. Выделение данной черты базируется на посылке, что существуют значительные индивидуальные различия при вербализации опыта, на что указывал У. Чейф (1975).
Ассоциативный эксперимент
Соотнесенность аффективного состояния с вербальными категориями практически не изучена. Поэтому установление корреляций между выявленными эмоциональными состояниями и сопряженными с ними языковыми структурами опирается на следующий алгоритм исследовательских процедур: 1) выявление специфики использования лексикона; 2) определение языковых черт испытуемых с помощью опросника лингвистических предпочтений; 3) экспликация образов в дискурсе на основании полученных текстов тематического апперцептивного теста; 4) определение особенностей нарративной компетенции с помощью анализа текстов-пересказов. Интегратив-ность исследования обеспечивала гипотеза, согласно которой аффективные комплексы блокируют продуктивное использование языковых структур и активизируют процесс знакового конструирования в направлении уменьшающем или смягчающем диссонанс, вызванный наличием аффективного комплекса.
Наиболее близкими по духу исследования лексикона человека в отечественной традиции оказались психолингвистика и психосемантика. Психосемантика сформировалась в рамках психологии, хотя и использовала психолингвистические технологии (семантический дифференциал Ч. Осгуда). Основная задача исследования субъективной семантики сводилась к построению моделей языкового сознания различных социальных групп. В основе организации индивидуального лексикона лежат факторы как обобщенные значения, организующие семантические пространства обыденного сознания, и определяющие ранжированность значения языковых единиц (см., например, изучение семантического пространства русских фразеологизмов, а также этнических и профессиональных стереотипов Петренко, 1988).
Из психосемантической реальности вытекает несколько существенных для лингвистики положений, а именно: каждый человек использует различные модальности, понимаемые как семантика сенсорных систем, т.е. воздействие внешнего стимула представлено в языковом сознании с преобладанием значений визуальной, аудиальной, тактильной, обонятельной и вкусовой модальностей. При этом системы смыслов различных модальностей взаимопро-ектируемы, а эмоционально-оценочный фактор первичен с точки зрения упорядочения значений внешних стимулов.
Эмоционально-оценочное отношение определяет «первовидение». Восприятие в любых условиях проходит две стадии - стадию семантическую и стадию собственно перцептивных признаков. «Первовидение», к примеру, можно объяснить следующим образом: визуально представленные объекты сначала оцениваются целостно (опасно - неопасно, злой - добрый), т.е. восприятие имеет допредметное значение. В акте восприятия грубая эмоциональная оценка предшествует категориальной квалификации объекта в вербальном языке, происходящей после прохождения информации через категориальный фильтр сознания (Артемьева, 1999).
Для исследования субъективного лексикона существенным оказывается положение об особенностях видения мира людьми разных профессий. Так, Е.Ю. Артемьева указывает на тот факт, что студенты - гуманитарии менее привязаны к конкретным шкалам и конкретным изображениям - ассоциатам, нежели будущие инженеры и физики (1999:182). Важным для понимания организации индивидуального лексикона является влияние психических состояний на использование лексики при описании ситуаций. К примеру, депрессивные рассказывают о чем-то менее конкретно, определенно, т.е. тревожные, угрожающие стимулы они переводят в разряд «непонятных», «неясных». Постман и Брунер установили, что состояние фрустрации способствует появлению у испытуемых ошибок в восприятии, нейтральные слова у людей в этом состоянии превращаются в слова агрессивного или тревожного содержания (такие, как «взрыв», «уничтожение» и т.п.) (Рейковский. 1979: 195).
Ассоциативность может быть показателем факторов, лежащих в основе упорядочения лексических единиц в индивидуальном сознании. Для проверки этой гипотезы был проделан эксперимент. Общая цель исследования сводилась к установлению влияния аффективных комплексов на построение индивидуального лексикона.
Проводился ассоциативный тест, в ходе которого предлагались слова -стимулы с нейтральными значениями («пустыня», «Африка», «море»), стимулы с потенциальной семой негативной оценки, агрессии («катастрофа», «кулак», «сессия»), а также стимулы с амбивалентными возможностями («тупик», «подземелье», «собака», «дебри»). Общий статистический результат представлен в процентном соотношении значений экспериментальной и контрольной группы.
В экспериментальной группе по первому стимулу из ряда нейтральных - «пустыня» - получают выраженность ассоциации, связанные со смертью, страхом, ожиданием, страданием, тогда как в контрольной группе в ассоциа тивный ряд входят такие ассоциации, как песок, барханы, жара, верблюды, зной. На слово - стимул «Африка» у 13% испытуемых экспериментальной группы возникают ассоциации, связанные с динамическим значением, у 87% - в ассоциациях превалирует статика. В контрольной же группе у 100% реци пиентов преобладают слова со статичным значением. Однако наблюдается разница в доминировании отрицательной оценки (жара, жажда, москиты, бедность, спид, война) у 74% - в экспериментальной группе против 56% - в контрольной группе. Единственный стимул «море» дает относительно оди наковое распределение значений реакций, правда, в экспериментальной группе происходит незначительное отклонение в 5% (шторм, акулы), чем можно пренебречь.
Вторая группа с амбивалентным потенциалом значений дает уже более отчетливое отграничение ассоциаций экспериментальной и контрольной группы. Так, количество отрицательных оценок в экспериментальной группе на стимул «собака» (злая, милиция, шерсть, слюни, зубы, укусы) в два раза превышает число негативных оценок в контрольной группе. В экспериментальной группе чаще употребляется ассоциативная лексика с более абстрактными значениями (животное, друг, охранник, друг человека, спокойствие), по сравнению с употреблением конкретной лексики контрольной группой (мой лучший друг, мой маленький боксер, мое любимое, ласковый пес). Наличие аффективного комплекса блокирует непосредственное переживание, что проявляется в доминировании абстрактной лексики. Аффективность детерминирует появление ассоциатов со значением контроля, управления (конура, цепь, поводок).
Измерение процесса ассоциирования может осуществляться в понятии продуктивность-репродуктивность. Наличие аффективного комплекса блокирует данную способность. Так, стимул «подземелье» в экспериментальной группе вызывает зачастую репродуктивные ассоциации - тьма, сыро, холодно, мрак. Тогда как в контрольной группе имеется тенденция к продуктивным ассоциациям (13%) - таинственность, пустота под землей, то, куда уходят люди, которые не находят понимания на земле, гномы, драконы, сокровище. Для данного процесса характерна также склонность респондентов экспериментальной группы (35%) к фиксации ассоциаций со значением внутреннего переживания (страдание, страх, отвращение, закрепощенность, жуть, крысы). В контрольной группе напротив акцентируются внешние атрибуты ассоциатов (темно, сыро, грязно, глина, вода, шахта, пещера).
Подчеркивание психоэмоционального состояния также наблюдается в ассоциациях на стимул «тупик» у 43% респондентов экспериментальной группы (безвыходность, страх, растерянность, отчаяние) против 17% - контрольной. Для контрольной группы характерно выражение желания в ассоциациях (18%) - (нужно найти выход, искать выход, надо выбраться, дороги). Эти данные подтверждаются в ассоциациях на стимул «дебри». Ассоциации 28% респондентов экспериментальной группы указывают на состояние сомнения, тревоги, неразберихи, непонимания, разрушения, увечья, трудности. Однако у 82% испытуемых в контрольной группе этот же стимул вызывает ассоциации со значением преграды (камыш, кусты, заросли, густой лес, джунгли).
Наиболее выраженным в плане фиксации значения агрессии оказывается стимул «кулак». В экспериментальной группе ассоциации со значением агрессии (драка, глаз, нос, сила, удар, угроза, сломанные пальцы) возникают у 65% испытуемых, а в контрольной - у 56%. К нейтральным относятся такие ассоциации, как кисть, барин, революционные буржуи, крестьянин, пальцы.
Дискурсивные возможности отражения психоэмоциональных состояний
Для исследования особенностей дискурсивного поведения лиц с выявленными видами аффекта использовался пересказ текста, в котором О. Генри описывает переживания одинокой женщины, хозяйки булочной, испытывающей сочувствие к одному покупателю - мужчине, показавшемуся ей художником.
Испытуемым предлагалось прослушать текст и написать пересказ. Использование языковых структур при описании позволяет выявить тенденцию сочетания форм аффекта с вербальными средствами. В данном случае делается допущение о влиянии аффекта на организацию языкового сознания. Языковое сознание понимается в след за представителями субъективной семантики как н-мерное семантическое пространство, выступающее операциональным аналогом деятельности (см. Шмелев, 1983; Петренко, 1997). Данное состояние языкового сознания влияет на выбор или предпочтения в использовании вербальных структур.
Проблема релевантных языковых структур дискурса, позволяющих сигнализировать о психическом состоянии, является сегодня актуальной в лингвистике. Предлагается лингвистический вариант «контент-анализа, когнитивного картирования, позволяющий реконструировать фреймы и скрипты текста» (Романов, 2002). В качестве различительных особенностей могут выступать «коэффициент эпизодичности», статистическое преобладание предикатов со значением статики или динамики, полипредикативность, т.е. наличие осложненных структур предложения, или преобладание ядерной предикации.
Для целей нашего исследования существенными оказываются такие категории в дискурсе, как опускание каких - то деталей или целых образов в пересказе, появление деталей или образов, которых нет в оригинальном тексте. В данном случае работает механизм проекции или избегания (защиты), так как они уменьшают степень когнитивного диссонанса. Пересказ выступает как самая простая форма интерпретации, а она «индивидуализирована и субъективна ... происходит проецирование, приписывание смысла факту, который может и не содержать его субъективно» (Славская, 2002:50). Интерпретация связывает разные уровни Я - бессознательный, неосознаваемы, осознаваемый и сознательный, в этом выражается единство личности.
Понимание текста студентами предполагает, согласно концепции С.А. Васильева (1972) несколько этапов: 1) перевод текста, т.е. эмоциональное вживание; 2) комментарий как представление, т.е. модель второго уровня понимания текста; 3) истолкование, т.е. понимание морали текста. Интересны такие факты, как наличие или отсутствие «морали» в излагаемом тексте, уровень свернутости описания или пересказа, символичность образов, отсутствующих в исходном (стимульном) тексте. Однако полученные данные носят аппроксимирующий характер, так как в дискурсе очень трудно определить, является ли, к примеру, тенденция к конкретности, детальности описания следствием влияния категории аффекта или психической диспозиции «синте-тичносить-аналитичность» когнитивного стиля. Поэтому полученные данные через анализ дискурса носят вспомогательный характер.
Для невротической формы аффекта характерно в 64% отсутствие морали при пересказе текста. Более углубленно описываются внутреннее состояние и переживания мисс Марты. В результате идентификации себя с героиней новеллы другое действующее лицо мужчина - предполагаемый художник - не получает адекватного исходному тексту описания. Вот, наиболее типичный пересказ испытуемой С. «У мисс Марты была собственная булочная, банковский счет на две тысячи долларов и чувствительное сердце. Раз в несколько дней к ней заходил человек лет пятидесяти, в очках. Его костюм был в заплатах и сидел на нем мешковато. Он всегда покупал два черствых хлебца и нечего другого. Свежие хлебцы стоили 5 центов штука, а черствые два на 5 центов. Каждый раз, когда мисс Марта садилась обедать она думала об этом человеке. Мисс Марта сильно жалела, что он не может разделить с ней трапезу.
Однажды она заметила у него на пальце следы черной краски и решила, что он художник. Чтобы подтвердить свою догадку она поставила картину, купленную ею когда то на аукционе на полку за прилавком.
Художник в очередной раз пришедший за черствыми хлебцами, заметил картину. «Мадам у вас прекрасная картина»-сказал художник. «Я очень интересуюсь искусством и живописью, - мисс Марта обрадовалась своей хитрости, Рада, что вам нравится».
Да мадам, но дворец нарисован неточно и у вашей картины неправильные перспективы, ответил её художник.
Как мы уже говорили, у мисс Марты было чувствительное сердце. Она представляла себе, как этот человек кладет кисть, перед ним стоит мольберт. Нам нем картина с безупречными перспективами. Художник тянется за своим ужином - черствыми хлебцами, мечтая о всяких вкусных вещах, которых полно в булочной у мисс Марты. Ее сердце разрывалось, когда она думала об этом.
Однажды, её художник как обычно пришел за хлебцами. Как раз в это время за окном булочной раздался рев сирены и с грохотом проехала пожарная машина. Художник кинулся к двери. В это время мисс Марта разрезала хлебцы. Положила в каждый по солидному куску масла и прижала верхние куски к нижним. Когда художник вернулся к прилавку мисс Марта уже заворачивала хлебцы в бумагу. После короткой, но особенно приятной беседы художник ушел.
Мисс Марта ушла в заднюю комнату и представила себе, какое лицо будет у художника, когда он увидит ее маленький подарок. Вдруг дверь булочной открылась и кто-то вошел в булочную и увидел , что художник пришел с другим человеком, который был ей незнаком. Глаза художника метали молнии, а лицо его покраснело.
«Вы старая, нахальная кошка», крикнул он мисс Марте. Его спутник вытолкал художника за дверь, затем вернулся. Он сказал: «Мадам, вы должны знать, в чем дело. Это Блюмберг. Он чертежник. Уже три месяца он готовил проект муниципалитета к конкурсу. Чертеж: сначала делается карандашом, а затем обводится тушью. Он использовал черствые хлебцы, чтобы стирать карандашные линии. А ваше масло сделало чертеж: пригодным разве что для бутерброд». Затем он попрощался и ушел.
В данном дискурсе опущена тема «художника» и, вероятно, само обобщение в виде морали также выпадает из фокуса описания. У невротических респондентов либо вовсе опущено содержание бесед, либо оно представлено в свернутом виде, что, скорее всего, свидетельствует о сложностях понимания других или незначительности данной потребности. Некоторые респонденты свертывают пересказ до оценки поступка мисс Марты. «Морализаторство» - другая крайность дискурсивного поведения или проявления аффективной категории.
Некоторые тексты обладают плохой когерентностью, т.е. плохой семантической связностью. Это указывает на преобладание дискретной стратегии построения дискурса над континуальной (о возможности разграничения данных стратегий см. Славская, 2002). В тексте появляются описания мужчины с усами и тростью, с мелкими деньгами, что не соответствует данным исходного текста. У А. Менегетти палка (трость) «представляет собой амбивалентный образ, обозначающий либо поддержку, либо атаку, нападение ... иногда указывает на механическую ригидность, пронизывающую весь организм, все поведение субъекта» (2000:408), а деньги символизируют нефункциональные мнения, убеждения, принципы, которых придерживается человек (2000:387).
Акцентуирование отдельных тем через их количественную реализацию в пропозициях текста может свидетельствовать о дополнительной информации языковой личности. Так, в описании испытуемой С. акцентуируемая тема «уход за своей внешностью» может сигнализировать о демонстративности характера, однако это, конечно, нуждается в специальном исследовании.
Любопытно, что 80% респондентов подчеркивают в описании неудачу чертежника из-за действий мисс Марты, а не крушение ее надежды, как у автора оригинального рассказа. Упущенная материальная выгода оказывается чаще в центре внимания невротичних испытуемых, нежели крушение надежд владелицы булочной, что находит выражение в конце рассказа О.Генри: «Мисс Марта ушла в комнату позади булочной. Там она сняла свою шелковую блузку - белую, синим горошком, и надела прежнюю - бумажную, коричневого цвета. Потом взяла притиранье из айвовых семечек с бурой и вылила его в мусорный ящик за окном». Данное окончание текста имеет символическое прочтение, но оно выпадает из поля зрения невротичных респондентов.
